Так прошло четыре дня. Мирра неподвижно лежала на жесткой лавке, спина ее невыносимо ныла и горела, но попытки улечься поудобнее вызывали боль гораздо сильнее. Время от времени Эйнар приносил ей какое-то питье, оно было теплое и довольно противное на вкус, но после его приема тошнота и головная боль на время стихали и Мирра засыпала. Еще время от времени были мучительные походы в туалет, но к третьему дню они практически прекратились, так как кроме лекарства больная больше ничего не пила и не ела. Все это время она почти не разговаривала и практически ни о чем не думала. Когда просыпалась в промежутках между приемами лекарства – лежала, глядя в серый потолок или вовсе не открывая глаз, и в голове ее была странная пустота. Она не вспоминала ни родной ленн, ни свою жизнь с Акелем, ни события последних дней, а могла лишь считать удары сердца и разглядывать странную вязь узоров, образованную трещинами на потолке.

Проснувшись на пятый день, девушка обнаружила важную перемену: открыв глаза, она не ощутила обычный укол боли в голове. Ныли мышцы в затекшей шее, и, когда она попробовала чуть-чуть повернуть голову, снова ничего не произошло. Мирра закрыла глаза, боясь спугнуть блаженное ощущение свободы, потом вновь открыла их и с радостью убедилась, что боль не возвращается. Медленно, очень медленно она повернулась на бок и наконец смогла как следует рассмотреть комнату, где лежала. Кроме ее лежанки в ней был еще сбитый из досок стол, длинная низкая скамья и старый шкаф-поставец справа от закопченного камина. Недалеко от лежанки в стене находилась дверь, ведущая, видимо, прямо на улицу, а рядом – небольшое, без всякого переплета окно. Напротив входа в стене имелась еще одна дверь, из чего девушка заключила, что дом состоит как минимум из двух комнат. Она недолго была одна, через несколько минут скрипнули дверные петли, и из соседней комнаты появился ее спаситель. Окинув пациентку спокойно-строгим взглядом, он удовлетворенно констатировал:

– Пошла на поправку, – и протянул знакомую кружку с пахучей жидкостью.

До злополучного удара камнем ленна Ледо ни разу в своей жизни серьезно не болела, теперь она открыла, что просто чувствовать себя здоровой – уже счастье. Казалось, вместе с болью ее покинули и скорбь о потере Акеля, и даже любовь к нему. Несколько дней Мирра наслаждалась этой вновь обретенной свободой, она была еще слишком слаба и продолжала почти все время проводить на лежанке в хижине. Но спустя неделю после происшествия на площади она достаточно окрепла, и вместе с силами к ней вернулось беспокойство о своей дальнейшей судьбе. Эйнар был необычно добр к ним с Бинош, которая, оказывается, тоже жила в его доме, только на весь день уходила подрабатывать официанткой и посудомойкой в соседний трактир. Стоило только задуматься об этом, как доброта Эйнара стала казаться ей противоестественной. С одной стороны, элементарная благодарность не позволяла плохо думать о своем спасителе, с другой – ее терзали самые разные подозрения – одно страшнее другого. Мирра не желала мучиться сомнениями, поэтому утром восьмого дня, когда лекарь помог ей устроиться за столом для завтрака, удержала его за рукав.

– Почему вы помогаете мне… нам? – спросила она, вглядываясь в его непроницаемое лицо. Эйнар ответил ей не менее внимательным взглядом.

– Не из корысти, – после паузы ответил он, потом пояснил: – Это трудно объяснить, ну, скажем, из научного интереса.

Мирра подозрительно сощурила глаза:

– Вы лекарь?

– Нет, – Эйнар сел и отрезал всем по куску сыра, потом чуть насмешливо, как ей показалось, взглянул на Мирру. – Не нужно волноваться, твоей чести ничего не угрожает, вы обе можете уйти отсюда в любое время. И никакой платы за свою помощь я не потребую.

Мужчина принялся неторопливо жевать.

Мирра покраснела, у нее действительно мелькнула мысль, что Эйнар потребует расплатиться телом за предоставленный приют. Акель своей любовью заставил ее забыть, что в глазах здешних жителей, впрочем, как и жителей собственной деревни, она выглядит дурнушкой. Признанным эталоном красоты горожане считали высоких блондинок с кожей золотистого оттенка, голубыми глазами и осиной талией. Ни под один из этих параметров Мирра не подходила. Она была невысока ростом да к тому еще полновата, хотя и сложена пропорционально. Темно-русые, невыразительного оттенка волосы обрамляли бледное лицо с отчетливо видимыми веснушками. Единственным своим достоинством Мирра считала глаза глубокого зеленого оттенка, напоминающего редкий сорт мха, растущий в их долине, но никто из мужчин (до Акеля) не брал на себя труд рассматривать ее глаза, коль скоро фигура девушки их не устраивала. Мирра напомнила себе, как непривлекательно выглядит, так что вряд ли кто позарится на ее женские прелести.

В комнату вошла Бинош и подсела к столу. Мирра покосилась на служанку, слышала ли она их разговор? Но та, судя по всему, их беседой не интересовалась. Она уминала хлеб с сыром, поминутно посматривая в маленькое оконце – не начали ли посетители подтягиваться к трактиру, тогда ей следовало бежать обратно. Ленна опустила глаза, ей было стыдно – как-никак камеристка отрабатывала свой постой у их спасителя, в трактире ей не так уж плохо платили, да к тому же она бесплатно получала еду. А сама Мирра больше недели как бесполезный куль пролежала на лавке, не способная себя обслужить, не то что помочь по хозяйству. Все ее имущество (деньги, полученные от жреца и от Акеля, носильные вещи, безделушки, прихваченные из дома) осталось на злополучной площади, откуда она, да и то не сама, едва унесла ноги. Никаким особым ремеслом Мирра не владела (ну, не считать же ремеслом ее упражнения с молотом в их домашней кузне) и как прокормить себя в чужом городе – понятия не имела. Пока она болела, об этом можно было не думать. Но теперь она поправилась, так что пора и честь знать. Необходимость покинуть хоть бедное, но такое надежное и уже ставшее привычным убежище вызызала у Мирры ужас. Предыдущей ночью она даже всплакнула по этому поводу.

Со стороны трактира донесся звон наддверного колокольчика, Бинош доела свой завтрак и, на ходу выпив кружку горячего отвара, выбежала на улицу. Мирра продолжала сидеть за столом.

– А какой у вас научный интерес? – робко спросила она.

Эйнар поудобнее уселся на лавке, положил локти на стол, что, видимо, было приготовлением к долгому разговору. Последние дни он почти не отлучался из дому, и девушка плохо представляла, чем он зарабатывает себе на жизнь.

– Уже пять лет я служу гильдии купцов привратником на Рыночной площади, – начал рассказ собеседник, и наконец стало понятно, почему его лицо казалось знакомым. Она по нескольку раз на дню проходила мимо Рыночных ворот, расположенных недалеко от «Твердыни Эйвингов». – Но так было не всегда! – По лицу Эйнара словно пронеслась тень, и глубже обозначились складки по бокам рта. – Десять лет назад я жил в Люцинаре[4] – этот город далеко на севере отсюда, он не входит в Соединенное королевство. Здесь, в Сан-Аркане не жалуют колдунов и ведьм, а в Люцинаре они пользовались большим почетом, ведь тамошние маги сотни лет ограждали город от набегов диких кочевников из Северной пустыни. С семи лет я был учеником у одного такого мага. Великий Аргол был искуснейшим волшебником, и я, как его ученик, тоже подавал большие надежды. К семнадцати годам я в совершенстве постиг искусство инозрения, создания иллюзий и переселения душ. Я знал почти наизусть «Большую Книгу Заклинаний» и «Дополнения», написанные к ней моим учителем, а также собственноручно составил «Каталог магических растений», в котором систематизировал сведения о наиболее часто применяющихся в заклинаниях цветах и травах. Впереди меня ждало посвящение и блестящее, как я полагал, будущее. Надежды эти были не беспочвенны: по мнению всех городских магов, я обладал необычайно сильной, хотя еще и недостаточно расширенной маной. Ты знаешь, что это такое? – Она отрицательно покачала головой. – Это свойство, присущее каждой вещи или человеку. Только в природе оно сильно рассеяно, а у людей – сконцентрировано. Маги, владеющие инозрением, наблюдают ее в виде язычка пламени, встающего у человека над затылком. Когда Аргол научил меня видеть скрытое, он объяснил, что по цвету пламени можно определить, как сильна твоя мана. Самая сильная – фиолетового цвета, потом – голубая, зеленая, розовая… У простых людей она похожа на огонек свечи, а у волшебника – расширяется кверху. Мой «огонек» был цвета морской волны.

Эйнар остановился, подвинул к себе кружку с отваром и отхлебнул.

– Знаешь, почему Сестру-Смерть иногда называют Гасилыцицей? – неожиданно спросил он, и Мирра подумала было, что он решил сменить тему разговора, она неопределенно пожала плечами. – Это потому, что, когда человек умирает, его «огонек» гаснет. Человек, исчерпавший свою ману, жить не может, вот и считается, что Смерть серебряным колпачком гасит пламя, и душа человека дымком поднимается в мир теней.

Мирра невольно провела рукой у себя по затылку и вздрогнула.

– Не бойся, – грустно усмехнулся Эйнар – это просто легенда. Так вот, если человек не творит заклятья, то даже очень небольшой маны хватает на долгую жизнь, ну, а если начнет колдовать – то даже сильной надолго не хватит. Поэтому маги бережно расходуют собственную силу, и если кто-то просит их об услуге, то для сотворения заклятья они используют энергию просителя. В этом и есть искусство мага – пользоваться маной того, для кого творишь заклинание.

Эйнар взглянул на Мирру, та сидела широко раскрыв глаза, явно захваченная его рассказом.

– Бывают маги, – продолжал Эйнар, – что берут у человека гораздо больше этой энергии, чем требуется для исполнения его просьбы. Обычно проситель этого не замечает, но есть и такие, что начинают болеть, а бывало, что и умирают. Так что не зря за помощью к магу идут в самом крайнем случае. Но мой учитель был не такой, он никогда не брал у своих посетителей «двойной платы» – так это называют волшебники. Если у человека было «слабое пламя», он мог и вовсе отказать ему в просьбе или просил помолиться за него всем кланом и брал понемногу силы у каждого из родственников просителя. Одним словом, его называли Аргол Добрый или Аргол Мудрый, а я гордился, что стал его учеником и вдвойне восхищался его мастерством и бескорыстием, так как видел, что собственная мана у него едва розовая. Потом пришло время мне пройти обряд инициации, перед этим я три дня постился, пил только воду, выполнил кучу других положенных церемоний. Наконец я и учитель, одетые в торжественные белые одежды, одновременно опустили руки на магический шар. Я замер в ожидании того, как почувствую прилив силы, но вместо этого через некоторое время стал ощущать противную слабость в коленях. Взглянул на своего учителя и заметил, как язык его «пламени» взвился вверх расширяющимся пучком, на глазах наливаясь фиолетовым цветом. Я подумал, что и со мной происходит нечто подобное, но, обратив «иновзгляд» внутрь себя, увидел, что моя энергия совсем истончилась. Я хотел отнять от шара руку и не смог, и тогда услышал смех Аргола… – Рассказчик мрачно усмехнулся. – Он выпил меня почти до дна и бросил умирать в своем пустом доме. Больше я его никогда не видел.

Мирра шумно перевела дыхание.

– И вы отомстили ему?! – полуутвердительно проговорила она.

– Нет, конечно, – спокойно пояснил Эйнар, – Когда я очнулся спустя три дня в пустом, запертом снаружи доме, то едва смог выползти через окно на улицу. Потом я долго болел, дом, доставшийся мне от Аргола «в наследство», пришлось продать. К моменту, когда я стал выздоравливать, деньги как раз подошли к концу, так что пришлось стать наемником – магом-то я быть уже не мог, а ничего другого делать не умел. Сюда я пришел с отрядом Еноха. Шли в Брадизан, наниматься в охрану к тамошнему королю. Но тут мне повезло, купцы из местной гильдии предложили место стража ворот. Должность выгодная, живу я постоянно в каменной сторожке на площади, жалованье хорошее, работа не сложная. Я даже сумел скопить на этот домик. – Эйнар обвел руками комнату. – Думаю открыть здесь аптеку. Мана маной, а составлять настои я еще не разучился.

Увлеченная его рассказом, слушательница позабыла, что началось все с ее вопроса о научном интересе. Теперь, когда ей напомнили об обыденной реальности, она снова вспомнила, что не имеет средств к существованию и живет здесь единственно из милости хозяина, которому вряд ли сможет за это отплатить.

– Я, конечно, из лесного народа, – виновато сказала она, думая, что интерес к ней вызван именно этим, – но так уж получилось, что не слишком смыслю в травах. Меня вообще-то в нашей деревне дразнили «глухой». – И, встретив непонимающий взгляд собеседника, пояснила: – Это потому, что я не слышала Голос Фермера, ну, знаете, тот, что нашептывает деревьям расти и плодоносить. Меня моя бабка обучала кузнечному ремеслу, потому что я ни одному растению в огороде не могла приказать вырасти…

Эйнар безразлично пожал плечами.

Мирра снова забеспокоилась:

– Что же тогда вас во мне заинтересовало?

– У тебя очень необычный цвет маны, – словно нехотя проговорил ее собеседник.

– Какой же? – Сердце Мирры сжалось от недоброго предчувствия.

– Почти белый…

Испуг быстро прошел. Поначалу она подумала, что находится при смерти. Но Эйнар объяснил, что у нее довольно редкий, хотя давно известный магам дар.

– Это сродни высшей магии, – объяснял он. – Высшим мастерством считается искусство метаморфозы. Оно доступно только драконам, они могут изменять суть вещей, а не один их внешний облик. А ты можешь менять судьбу, чужую или свою собственную, по своему желанию. Такой дар – опасная штука, наши судьбы вплетены в полотно мироздания – потяни одну нить, и затрещит все полотнище. Однако изменение судьбы, как и метаморфоза, требует гигантского притока энергии. А у тебя этой энергии совсем немного. Должно быть, в этом и проявляется всемирное равновесие – имеющий магическую силу не имеет способностей влиять на рок, а способный изменить ход судеб обладает едва заметной маной. А еще есть Закон компенсации…

Мирре эти объяснения казались полным бредом. Это она-то – властительница собственной судьбы? Да она простое семейное счастье себе устроить не смогла, не то что… Потом, правда, раздумывая о своей прежней жизни, она признала, что, возможно, ее спаситель в чем-то прав. Действительно, странные события, начиная с того момента, когда ласка спугнула священного Зорнака со старого вяза и он опустился на ее родовое дерево, могли быть искаженным воплощением ее тайных желаний. Не она ли долгими летними ночами, лежа у себя в спальне, мечтала из «глухой» дурнушки превратиться в первую девушку на деревне? Не она ли потом, трясясь в повозке вместе со старым жрецом, пожелала встретить прекрасного принца? Правда, пока что все «счастливые перемены в судьбе» выходили ей боком, видно, недаром говорится в завете Великого Фермера: «Бойтесь желаний – ибо они сбываются».

Хотя лесная жительница с долей скептицизма относилась к тому, что рассказывали ей о магии и о ее даре, она все же прислушивалась к советам. Старалась избегать опасных желаний и легкомысленных зароков, вроде тех, что часто даешь себе в детстве: не будь я такой-то, если не исполню то-то и то-то, или провались я на месте, если не стану тем-то. Несостоявшийся маг учил, что за все приходится платить. Иногда человек сам предлагает плату, как в тех самых детских зароках, но чаще он просто мечтает любой ценой получить желаемое. И тогда плату назначают боги, и часто цена слишком высока.

Ночью Эйнар дежурил на рынке, охранял склады с товарами, следил, чтобы бродяги не устраивались спать в длинной крытой галерее, окружавшей Рыночную площадь. Утром он отпирал ворота, впуская на площадь торговцев и их клиентов. Вместе с ними появлялись и дневные стражи, так что сторож мог отдыхать до вечера. Теперь, когда Мирра стала его ученицей, он решил осуществить давнишнюю мечту – открыть аптеку в Рыбацком переулке. Домик там он приобрел еще год назад, но раньше им не пользовался – жил в своей сторожке на площади. С помощью девушек он привел обветшавшее строение в относительный порядок. За дверью, которую Мирра заметила в тот памятный день, когда началось ее выздоровление, оказалась самая большая в их домике комната. Примерно посередине ее делил на две половины длинный деревянный прилавок. Всю заднюю стену за ним скрывали сплошные шкафчики и полки. Даже дверь в заднюю комнату, ту самую, где теперь жили подруги, выглядела как еще одна дверца шкафа. В другой стене напротив прилавка располагался «парадный» вход, ведущий в оживленный Рыбацкий переулок, и большое стеклянное окно, закрывающееся ставнями с железными жалюзи – от ночных воров. В этой-то комнате и решили разместить аптеку.

Два месяца, днями, когда Эйнар не был занят на службе, он и Мирра готовили настойки и препараты для своего предприятия. Иногда к ним присоединялась Бинош, когда в трактире, работающем до глубокой ночи, было затишье. Выяснилось, что скромные способности лесной жительницы в области растениеводства выглядят прямо-таки феноменальными для Сан-Аркана. В Ледо ее считали жалкой неудачницей за неумение в течение недели заставить растение плодоносить. Здесь, когда через дюжину дней цветы в горшках дали первые семена, Эйнар долго не мог оправиться от удивления.

– Разве ты не знал, что лесной народ может снимать десять урожаев в год? – в свою очередь удивилась Мирра.

Через семьдесят дней упорной работы, в первом месяце лета «Зеленая аптека» открыла двери посетителям. Эйнар не спешил увольняться со своего доходного места. Но вскоре аптека, где поначалу в основном работали женщины, стала приносить стабильный доход, не уступающий его жалованью в гильдии купцов, и он перебрался в дом на Рыбацком, чтобы все время отдавать составлению лекарств.

Так пролетели два счастливых года. Они были бедны событиями, как и всякое счастливое время. А потом, в середине теплой зимы, ветер, всегда дувший в это время года с суши на море, изменился. Он пригнал грозовые облака со стороны Игрисского архипелага, а вместе с ними большой трехмачтовый корабль под зловещими черно-красными парусами. На самой высокой мачте корабля красовалось знамя с изображением черного тигля, заключенного в черный же магический круг на красном фоне.

Мирра прижилась в городе. Об Акеле она не вспоминала (странно, но память о первой любви словно отшибло тем камнем). Однако она аккуратно обходила за несколько кварталов Рыночную площадь в Приморском районе города и соседствующую с ней «Твердыню Эйвингов». Воспоминания о Ледо ее тоже посещали редко. Возвращаться туда бывшей ленне совсем не хотелось. Стоило подумать об этом, как вспоминались маленькие слезящиеся глазки жреца. Она несколько раз порывалась послать письмо своей бабушке, но посольство из Ледо ни в эту, ни в прошлую зиму в город так и не прибыло. А другой оказии для письма все не случалось. За прошедшее время их маленькая аптека стала пользоваться популярностью, и главная заслуга в этом принадлежала Эйнару. Его лекарства были необычайно эффективны и славились даже в Верхнем городе. Мирра, которую все это время Эйнар понемногу знакомил с магическими трактатами, полагала, что и сам он вовсе не лишен колдовской силы и продолжает вкладывать ее в свои настойки. Но бывший ученик мага отрицал это полностью. Теперь лесная жительница уже умела контролировать свой дар и не пользовалась маной каждый раз, когда желала приобрести красивое платье или привлечь покупателя в аптеку. Научившись не прибегать к помощи энергий в повседневных делах, она избавилась от необъяснимых приступов уныния, которые так часто накатывали на нее прежде. Эйнар объяснил, что так бывает, когда человек попусту истощает магическую силу. Штудируя специальные книги, которые давал ей аптекарь, так как считал, что чтение дисциплинирует ум, Мирра пришла к выводу, что ее учитель мог бы стать выдающимся магом. Его взгляды на основные магические постулаты отличались от книжных новизной и смелостью. К примеру, аптекарь не считал необходимым пользоваться в колдовской практике стандартными заклинаниями, пытаясь заучить их или цитируя по книгам. Он утверждал, что каждый маг способен составить собственное заклинание на любой случай, даже не зная ни одного магического символа.

Мирра всецело доверяла мнению учителя, хотя проверить правильность его теорий ей не удавалось. Несмотря на постоянные лекции из области практической магии, наставник лишь дважды под своим присмотром разрешил ей провести мелкие магические манипуляции, когда хотел сварить волшебный обезболивающий бальзам. По его указанию ученица выполнила все необходимые действия и… потерпела фиаско. Инозрение девушке освоить тоже не удалось, хотя это умение считалось самым примитивным. И как ни пыталась неудачница, она не могла увидеть ни свою, ни чужую ману.

В день, когда в гавань вошел корабль под красно-черными парусами, Мирра как раз была на пристани – покупала у рыбаков морского конька, которого Эйнар использовал для приготовления лекарств. Чужеземный корабль, пришвартовавшийся в городском порту, по правде сказать, не показался ей зловещим, и сердце не сжалось от недоброго предчувствия. Напротив, судно выглядело одновременно изящным и величественным. Сделав покупки, она поспешила домой рассказать об увиденном. В аптеку вошла с черного хода (незачем отпугивать посетителей малоаппетитным видом морских тварей, из которых предстояло изготовить зелье). В их комнатке-спальне, разгороженной теперь ширмой на мужскую и женскую половины, было тихо и довольно темно – маленькое окошко почти не пропускало дневной свет. Поэтому Мирра не сразу заметила Эйнара, скорчившегося на своей кровати. Он лежал, подтянув к груди ноги, и прижимал руки к животу, словно прикрывая рану. Обычно спокойное лицо искажала гримаса боли.

– Что случилось?! – испугалась девушка. – Тебя ранили? Ты заболел? – Она бросила пакет с коньками на стол и присела на кровать рядом с аптекарем. Тот поднял на нее тяжелый взгляд.

– Защитный круг… – с трудом разжав прикушенные от боли губы, проговорил он.

Ученица поняла не сразу. Защитным кругом назывался магический знак, вычерчиваемый на земле или на двери, чтобы защититься от дурного колдовства и сглаза. В Сан-Аркане, где колдовство было запрещено, никто не рисовал на домах подобные знаки. Она непонимающе уставилась на Эйнара.

– Круг… – еще раз прохрипел он. Тогда девушка заметалась по комнате, освобождая место на полу и попутно соображая, чем бы вычертить знак. По науке защитный круг следовало рисовать углем из ритуального костра, на котором сожгли семена семи сакральных растений. Естественно, ничего подобного у них в доме не было, и Мирра выхватила из очага наполовину обуглившееся полешко и вопросительно взглянула на учителя, тот кивнул. Обугленным концом она обвела кровать толстой черной чертой, стараясь, чтобы линия получилась непрерывной и чтобы самой все время оставаться внутри круга. Замкнув круг, она повернулась к аптекарю. Тот лежал, все также скорчившись. Растерянная помощница потопталась на месте, не зная, нужно ли бежать, звать на помощь или не стоит перешагивать начерченную линию. Наконец. Эйнар заворочался и спустил с постели ноги. Мирра бросилась к нему:

– Что случилось?

Аптекарь медленно распрямился.

– Отпустило… Я не говорил, что ушел из родного города не только в поисках заработка: наемником можно было служить и там. Но, после того как Аргол выпил мою силу, я стал болезненно реагировать на колдовство. Каждый раз, когда поблизости творили даже самое безобидное заклинание – я это чувствовал: иногда как легкое покалывание в шее, а порой меня как судорогой скручивало. В Люцинаре было слишком много колдовства и колдунов, я и выздороветь-то как следует смог только в дороге. А предложение здешних купцов принял с радостью, потому что в Сан-Аркане магия вне закона. За пять лет, что здесь живу, я даже слабого запаха колдовства не почувствовал…

Эйнар поймал удивленный взгляд.

– Да, да, колдовство пахнет, почти неощутимо, но неприятно. Напоминает запах из выгребной ямы.

– Но тогда, – Мирра нахмурилась, – зачем ты давал мне магические книги, разве тебе не было плохо, когда я пыталась колдовать?

– Ты еще не поняла? Ты не умеешь колдовать.

– Но… – начала Мирра.

Аптекарь остановил ее жестом и продолжил:

– Своей маны у тебя недостаточно, а пользоваться чужой ты не способна. Каждый раз, когда ты пыталась сотворить заклинание, ты продолжала пользоваться своим даром: подталкивала судьбу сделать так, как тебе хочется. Это не то же, что магия, но принципы использования магической энергии – общие. А книги я тебе давал, чтобы ты научилась контролировать расход силы, и ты даже сделала определенные успехи, – закончил он.

– Если тебя так скрутило, значит, в город проник колдун…

– Не просто колдун, – уточнил Эйнар, – Тот Самый колдун!

– Аргол! – догадалась Мирра. Она, потрясенная, присела рядом. До этого дня история про могущественного мага была просто легендой, ничего общего с реальной жизнью. Да, рядом был Эйнар, когда-то давно он жил в Люцинаре и служил у волшебника. Но и Люцинар, и волшебники были далеко, за пределами ее мира, как Город Звездных охотников: все слышали о нем, кое-кто даже может рассказать, как его найти, и матери, указывая детям на падающую звезду, говорят: «Смотри, звездный охотник преследует свою добычу!» – но кто может похвастаться, что сам побывал в том городе?!

А теперь страшный колдун из сказки пришел в их город. С удивлением Мирра обнаружила, что испытывает странное возбуждение, она даже не сразу поняла, что это обычное любопытство. Два года до этого жила, словно в спокойном и приятном, но все-таки во сне. Следуя советам своего учителя, она успешно подавила в себе почти все желания и ни к чему не испытывала особого интереса. Ей было довольно того, что она сыта, здорова, имеет крышу над головой и людей, которые заботятся о ней и лучше нее самой знают, что ей следует делать. Девушке вдруг страшно захотелось увидеть этого самого Аргола и, может, даже заговорить с ним и… (Мирра даже испугалась собственных мыслей) отомстить ему за своего Учителя.

Аптекарь сидел рядом, и девушка тайком взглянула, не прочел ли он ее мысли? Но тот сосредоточенно растирал руками виски. Плечи его, обычно широко расправленные, были опущены, спина сгорбилась. Мирра не могла поверить, что простое присутствие какого-то волшебника способно так повлиять на человека.

– Наверное, это глупо, но мне кажется, что Аргол пришел за мной! – глухо произнес тот.

– Ты ведь говорил как-то, что ни один маг не может отнять у человека то, что тот не согласен отдать добровольно?

Собеседник утвердительно кивнул.

– Так чего же тебе бояться? Ты сильный, зрелый мужчина. Мы в городе, где колдовство запрещено. Великий маг не посмеет колдовать открыто. А ты больше не позволишь отнять у себя силу!

Эйнар снова кивнул, соглашаясь, но было заметно, что тревога так просто его не оставит.

– Я, наверное, даже не смогу покинуть круг, – пробормотал он.

– Ничего, что-нибудь придумаем, – уверенно заявила Мирра и чуть покровительственно обняла его за плечи. – Пойду закрою аптеку, – через некоторое время заявила она, – а ты посиди, отдохни здесь.

Ученица легко перешагнула границу защитного круга. Она впервые за последние несколько лет чувствовала себя уверенно. Наконец-то представилась возможность сделать что-то полезное для своего спасителя. Возможный визит мага ее не особенно пугал. Во-первых, она не думала, что тот разыскивает своего бывшего ученика. (К чему? Ведь он уже выпил его ману?) Во-вторых, несмотря на прочитанные книги, она весьма смутно представляла себе настоящего волшебника. У них в Ледо колдуньей считалась ее бабка, потому что умела обращаться с железом. Вдвоем они отливали в формы или ковали железные изделия на нужды лесного народа, и что бы там ни болтали деревенские, ничего волшебного в их работе не было. Ну а Аргол? По рассказам, он умел вызывать дождь, находить пропавший скот и людей, снимать порчу и еще мог забрать у человека его магическую энергию – ману. Но ведь люди, чьей энергией он пользовался, сами приходили к волшебнику и, следуя стандартной форме договора, соглашались обменять часть собственной силы на услуги мага. А Мирра ничего у колдуна просить не собиралась. Напротив, она намерена была при случае посчитаться с ним. У нее даже сложился в голове план. Выглядел он не очень благородно: ленна Ледо собиралась донести на Аргола городским властям. Но, с другой стороны, разве благородно было обманом отнимать силу у мальчишки и бросать его на верную смерть в запертом доме?

Мирра прошла в соседнюю комнату, где находился их торговый зал. Входная дверь оказалась заперта, как видно, аптекарь так и не успел открыть ее утром. Значит, волшебник. прибыл в город вскоре после ее ухода за покупками. Словно щелчок раздался в голове у девушки – это кусочки разрозненных сведений, как части разрезанной картинки, сложились в единое целое. Корабль, что она увидела в гавани нынче утром, на его мачте красовался красно-черный флаг с тиглем в круге. Такой же герб украшал и переплеты нескольких книг, что давал ей читать учитель. Мирра хотела было бежать в порт, посмотреть еще раз на корабль, порасспросить на пристани о приезжих. Но она вовремя вспомнила, что Эйнар сидит внутри защитного круга, не способный покинуть его и добраться даже до туалета, не говоря уже о кухне с их съестными припасами.

И она вернулась в спальню.

– Есть какой-нибудь знак или оберег от колдовства, кроме защитного круга? Провести черту вокруг дома не получится. И рисовать круг на входной двери тоже не стоит – соседи подумают невесть что!

– Можно повесить над входом цветы крестовника – от дурного глаза. Здесь аптека – никто не удивится пучку сушеной травы. Есть и еще способы, но везде нужно колдовать, а с колдовством я… сама знаешь…