– Что-что? – переспросила Мирра.

– Ну, это не научный термин, – смутился ученый, – такое время, когда над драконами берут верх инстинкты, этакое помешательство на почве страсти…

Мирра непонимающе захлопала глазами:

– То есть?

– После этого у них наступает бурный период спаривания, – старательно отводя взгляд, добавил профессор.

До Мирры наконец дошло. Бунто явно придерживался того же мнения, что и Бинош. Дракону просто наскучила семейная жизнь, и он отправился поискать свежих ощущений в объятиях какой-нибудь драконницы.

«Даже в сказках верность дракона – дело неслыханное», – вспомнилось некстати.

Дальнейший ужин проходил в неловком молчании. Добрейший профессор сделал несколько попыток развлечь свою даму. Но той не хотелось поддерживать светский разговор. Едва покончив с едой и расплатившись за ужин, она извинилась и ушла. Профессор проводил ее сострадательным взглядом, за который униженная женщина с удовольствием свернула бы добряку шею.

Она брела по узкой каменной улочке в белесых северных сумерках. Сырой и липкий туман стлался понизу. Над фонарями виднелись странные ореолы. Кто-то говорил Мирре, что в этих широтах даже летом можно увидеть волшебное свечение в небе. Мысли несчастной были так далеко, что она (неслыханное дело, учитывая ту порцию драконьей крови, что приняла не так давно) не услышала крадущихся шагов сзади. И когда чья-то рука схватила ее, зажимая рот, а с другой стороны в горло уперся нож, она успела только сдавленно пискнуть. Незнакомец потащил ее в ближайший проулок, больше напоминавший узкую щель, так невелик был проход между домами. Мирра, как могла, перебирала ногами, чтобы удержать равновесие и спасти горло от давящего лезвия. Наконец грабитель остановился и зашипел на ухо своей пленнице:

– Где амулет?

Мирра и так была захвачена врасплох нападением, а тут и вовсе растерялась. По всем законам логики (и жизни) грабитель должен был требовать кошелек (или жизнь, конечно!), а тут какой-то амулет… Она судорожно перебрала в уме, что там нафантазировала со своим нарядом: вроде бы никаких украшений, напоминавших амулет, на ней не было. Да и какой еще мог быть амулет? Ведьма никогда не занималась изготовлением волшебных вещей: во-первых, ничего не получалось, во-вторых, волшебные предметы вызывали у нее неприятные ассоциации. К примеру, те же браслеты!.. Оставалось единственное объяснение: грабитель ошибся, обознался в темноте.

Еще Эйнар когда-то давно, в Сан-Аркане, наставлял ее: если ночью в темном переулке тебе приставили нож к горлу (как раз та ситуация!) и требуют отдать деньги, говори, что у тебя при себе нет наличных. Неразумно! Разочарованный бандит вполне способен выпустить тебе кишки с досады, кому потом будешь рассказывать, что забыла кошелек дома? Поэтому Мирра, не имея возможности членораздельно изъясняться, изобразила руками нечто такое, что неизвестный воспринял как желание общаться.

– Я отпущу руку, а ты не вздумай,кричать, а не то…

Чувствительное нажатие лезвием ножа на горло завершило фразу. Мирра чуть подвигала головой, что означало согласие. Незнакомец медленно отвел ладонь от ее подбородка. Мирра не шевельнулась, демонстрируя полную покорность. Теперь следовало правильно построить разговор. Не будь нож так близко приставлен к шее, Мирра уже саданула бы разбойника локтем в бок, а там – пара драконьих приемов, и неудачливого воришку утром будут отскребать от мостовой. Но грабитель хорошо знал свое дело, кончик ножа неотрывно сверлил кожу напротив артерии, не позволяя жертве поупражняться в контрударах.

– Какой именно из амулетов? – спросила Мирра, выигрывая время и лихорадочно придумывая, как бы занять более выгодное положение.

– Можно подумать, у вас их несколько? – возмутился бандит, но в голосе его не чувствовалось уверенности.

– А что вас удивляет? – продолжала Мирра. – Я состоятельная женщина. Так какой из моих амулетов вас интересует?

– Брось валять дурака! – зло зашипел незнакомец в самое ухо, лезвие его ножа сделало на шее микроскопический, но весьма чувствительный надрез. – Эльфийский амулет, ключ от башни!

– А-а-а… – Ведьма невольно ухватила грабителя за руку, сжимавшую нож. – Так бы сразу и сказали!

Эльфийский медальон и сейчас висел у нее на шее на память об Эйнаре и некоторых романтических девичьих бреднях), но благодаря иллюзии не был виден. Добротной была иллюзия на брильянтовом порошке, не дешевая, прямо скажем! Судя по всему, вор и сейчас не догадывался, насколько близко его рука находится от искомого сокровища. Однако то, что стало понятно, за чем охотится разбойник, дела, собственно, не меняло, и Мирра представить не могла, как сумеет выбраться из его цепких объятий. Вдруг что-то зашевелилось на ее правой руке, пытавшейся отвести нож подальше от горла. Она даже не сразу сообразила, что это ожил драконий браслет. Золотой змей ловко переполз на руку грабителя и обвился вокруг его запястья. Еще секунда – и разбойник громко вскрикнул, отрезанная у запястья ладонь покатилась на землю, продолжая сжимать широкий воровской нож. Теплая струя крови обдала правую щеку Мирры и залила ее свежий дорожный костюм. Она легко оттолкнула изувеченную руку и ринулась к выходу из переулка. Но тут же остановилась, услышав мелодичное бряцанье металла о мостовую, она чуть не забыла о своей драконьей диадеме-браслете, проявившей сегодня невиданную самостоятельность. Грабитель сжимал левой рукой обрубок правой, пытаясь пережать кровь. Мирра создала на ладони миниатюрный (не больше гусиного яйца) огненный шар и метнула его в грудь своему недавнему пленителю. Бандита отнесло метров на пять в глубь переулка. На ногах он не удержался и заскользил спиной по угловатым камням, которыми здесь были выложены улицы. Женщина поспешно подняла с земли золотой обруч, увенчанный горделивой фигуркой дракона. Дракон победно скалил брильянтовые зубы, залитые кровью побежденного врага.

Мирра благодарно чмокнула золотого змея и, теперь уже не оглядываясь, побежала прочь от злополучного проулка. Змей вернулся на свое место, на запястье хозяйки.

Подходя к гостинице, она напустила на себя скучающий вид. Кто знает, как в Готтаре относятся к дамам, устраивающим расправы на улице? Но в любом случае от общения с городской стражей ей хотелось уклониться. Хозяин постоялого двора ничего не заподозрил. (Вот вам и еще одно преимущество иллюзорных платьев: настоящий костюм был безобразно заляпан кровью, а на наколдованном наряде – ни пятнышка!) Постоялица поднялась к себе и на всякий случай заложила засов. Нападение на одинокую даму в темном переулке – вещь неприятная, но вполне обыденная. Другое дело – требования разбойника, над этим стоило поразмыслить. Да вот беда, как следует думать последнее время Мирре, никак не удавалось. Вот и сейчас ничего путного ей в голову так и не пришло. Посудите сами, какие враги могли быть у «разжалованной» вранской правительницы? Месть урфийцев за одержанную двадцать лет назад победу? Но ее роль в той битве, на фоне подвига Эйнара Вранского, была благополучно забыта. Кто еще оставался? Бинош и ее сыновья? Если сильно напрячь воображение, они, конечно, могли иметь на нее зуб за то, что в свое время перехватила у них княжество. Так ведь теперь путь к вранскому престолу свободен! И не надо забывать, что разбойник напал на нее не просто так, ему был нужен амулет, точнее, ключ к заклятию, отгородившему от Мира Оль-Герох. Кому могла понадобиться всеми забытая башня?! После третьего посещения (вскоре после свадьбы с Г’Асдрубалом) там окончательно не осталось ничего ценного.

Спала Мирра плохо – постоянно мерещились крадущиеся шаги под дверью, да и неразрешимые загадки плохо способствуют сну (и, кстати, пищеварению). Когда же наконец удалось задремать, ей приснился старый кошмар. Уже много лет ее не посещали подобные сновидения, но когда-то каждую ночь, проваливаясь в сон, она оказывалась в восьмиугольной башне со зловеще горящими рунами на стенах. Спину невыносимо жег холодный камень алтаря, над лицом склонялся страшный старик с иссиня-черной бородой. Теперь кошмар слегка видоизменился: она лежала не на алтаре в Оль-Герохе, а в постели, в гостиничной комнате, да и старик отличался от Аргола, каким она его помнила.

– Здравствуй, ведьма. – Голос у мага даже во сне оставался неприятным. – Тебе разве не говорили, что с твоей маной баловаться заклинаниями опасно?! – У нового Аргола была все та же старая песня.

– Зачем такой, как ты, сокровища Агад-Зера?

Мирра из сна старательно убеждала себя, что маг давно мертв, что бояться его или его привидения не стоит, но, когда зловещий старик шагнул к кровати и костлявыми длинными пальцами ухватил ее за руку, женщине захотелось истерично закричать. Это она и попыталась сделать, но, как всегда бывает в страшных снах, тело отказалось ей повиноваться, крик умер в горле, так и не родившись, маг в это время неожиданно заинтересовался ее руками.

– Что это? – забубнил он себе под нос. – Не может быть! Мир поистине тесен… Какие у тебя интересные узоры на руках! А куда ты дела браслеты?

Мирра ответила ненавидящим взглядом.

– Ба, да ты полна сюрпризов, а это у тебя что?

Костлявые пальцы старца потянулись к Мирриному лицу, и тут уж, несмотря ни на что, Мирра закричала. И проснулась. В комнате было пусто, только странное свечение умирало у стены – вероятно, какой-то выкрутас местного климата.

Ведьма облегченно перевела дыхание. Страх, навеянный сном, быстро улетучивался, неприятным и неожиданным напоминанием о нем оказался только отвернутый рукав ее ночной сорочки. Но это было объяснимо: наверняка она сама случайно сдвинула его во сне.

Сон ей привиделся или не сон, а больше Мирра спать не ложилась. Остаток ночи она провела в сборах и с первыми лучами солнца уже выезжала за низкие стены Готтара.

По плану, составленному еще во Вране, следующим пунктом ее путешествия значился Андор-Афель – северо-восточный форпост эльфов, тот самый горный городок, куда ее, полуживую, притащили Эйнар и Бинош.

Говорят, найти скрытый от чужих глаз эльфийский город может только тот, кто получил от хозяев приглашение побывать в нем. Когда-то Мирра с Г’Асдрубалом гостили в другом эльфийском городе – Ферни-Эт, и их пригласили приехать еще раз. Распространялось ли это приглашение на Андор-Афель? Мирра не была уверена. Зато она была дочерью лесного народа, а значит, умела прекрасно ориентироваться в лесу и надеялась отыскать верховую тропу, по которой однажды покидала город вместе с Бинош и Эйнаром.

Мирра выбрала проселок, ведущий в нужном ей направлении, и пустила Тень быстрым шагом. Сумка с провизией, заготовленной в дорогу, выросла чуть не вдвое, так как бывшая правительница не знала, насколько затянутся поиски.

К вечеру местность начала заметно повышаться, ночевать путница остановилась прямо в лесу. Каменные лбы, выпиравшие тут и там среди проплешин в лесных зарослях, казались ей смутно знакомыми. Мирра готова была поклясться, что меньше чем за день выйдет прямиком к Оль-Героху. В башне можно было бы заночевать с некоторым комфортом, а потом попробовать повторить путь Бинош и Эйнара (с ней самой на носилках) от Вороньего Гнезда до того лесного перекрестка, где им повстречался Хаэлнир. Искушение было велико, кто-то прямо-таки нашептывал ей в оба уха: «Иди к башне, иди к башне». Мирра тряхнула головой, отгоняя морок. Если неуспокоившийся дух Аргола (а говорят, некоторым злодеям заказан путь в Чертог Ожидания) решил таким способом заманить ее в свою бывшую крепость, то он сильно просчитался. После памятного кошмара она скорее в конуру Испоха полезла бы, чем в башню.

Мирра присела рядом с костром, сложив под рукой заранее собранный валежник. Эйнар рассказывал ей, что наемник, оказавшись в одиночестве на открытой местности, приспосабливается спать сидя, урывками, просыпаясь каждые полчаса, чтобы подкинуть дров в огонь и оглядеть местность. Путешественница скормила костру первую порцию веток и закрыла глаза, приказав себе проснуться минут через двадцать.

Проснулась она утром от холода. Костер давно прогорел и погас. Тень спокойно щипала траву на краю лесной проплешины. Соня с трудом распрямила спину и, клацая зубами, принялась заново разжигать огонь. Так начался первый день ее поисков Андор-Афеля. За ним последовали два точно таких же. Она ужасно устала, подъела почти все припасы, а от простуды ее спасали только солидные порции драконьей крови. Наконец в сумерках третьего дня, когда драконница совсем отчаялась найти эльфийское поселение, Тень неожиданно сделала очередной поворот на бесконечной лесной дороге, и взгляду путницы открылась почти забытая картина – золотые крыши Андор-Афеля, купающиеся в последних лучах заходящего солнца.

– У меня есть теория, согласно которой традиции и нравы народов тесно связаны с особенностями строения их пищеварительной системы. Когда нет нужды постоянно думать о том, чем заполнить желудок, голова освобождается для весьма интересных мыслей. Нам, эльфам, гораздо проще рассуждать о мировой гармонии и заниматься отвлеченными науками, чем людям, вынужденным каждый день заботиться о добыче пропитания. Тем больше мы ценим труды тех из вас, кто сумел возвыситься над потребностями собственного желудка.

– Но я же своими глазами видела, как ты ешь! – воскликнула Мирра.

– Мы можем обходиться без органической пищи, но это не значит, что мы лишены вкуса! – пояснил Хаэлнир. – Вон, к примеру, Бреанир слывет у нас большим гурманом, отчего и имеет несвойственное вообще-то эльфу брюшко. Так вот о чем я хотел сказать, мне кажется, что темперамент каждой их рас напрямую связан с тем, как устроено их пищеварение. Любовь драконов так же всепоглощающа, как их огненные желудки; люди-деревья годами сплетают свои корни, медленно взращивая привязанность друг к другу; мы, эльфы… Мы гораздо чаще размышляем и поем о любви, чем занимаемся ею…

Мирра гостила в Андор-Афеле второй месяц. Бурный восторг от встречи остался позади, за ним последовало разочарование – Г’Асдрубала давно не видели в этих местах. Потом было отчаяние: ни Хаэлнир, ни его сородичи не смогли рассказать ничего нового о Родовых Гнездах драконов. Никто не знал, где они находятся и как их найти. А больше, собственно, спрашивать было не у кого. Несчастная проплакала несколько ночей подряд, но долго предаваться отчаянию в прекрасной стране эльфов было попросту невозможно. Теперь она вела философские беседы с Хаэлниром, безотчетно бросая на него завлекающие взгляды. (Что поделать, девичьи мечты – вещь невероятно стойкая, даже если ты давно не юная дева, а почти достойная мать семейства. К тому же раз некоторые драконы находят забавным бросать жен…)

– Что-то я не слышала об эльфийском воздержании, скорее наоборот! – усмехнулась Мирра. – То-то в некоторых языках слово «эльф» и слово «соблазнитель» – синонимы.

– Ах, это просто сказки! – отмахнулся Хаэлнир. – К выбору партнера мы подходим куда более серьезно, чем люди. Эльф избирает одну подругу на всю жизнь, а живем мы очень долго… К тому же, если ты заметила, у нас рождается не так много детей. Не все партнеры совместимы и способны дать потомство. Поэтому в выборе супруга мы руководствуемся не только и не столько любовью!

– А чем же тогда? – тихо спросила Мирра.

– Я неверно выразился, – мягко улыбнулся Хаэлнир, – я имел в виду, что под словом «любовь» мы подразумеваем не то же самое, что люди. Наша любовь далека от страсти, вряд ли она подходит таким стремительным и страстным существам, как вы.

Гостья опустила голову: «Вот, значит, как, – подумала она. – Эльфийской любви я, выходит, тоже недостойна».

– Что ж… – Женщина упрямо вскинула подбородок, но тут ее губы неожиданно встретили губы Хаэлнира, и она против воли утонула в его поцелуе.

– Ты пришла сюда за этим, маленькая ведьма? – прошептал Хаэлнир прерывая поцелуй, но не отводя губ, так что они продолжали касаться Мирриного лица.

Мирра хотела возмущенно крикнуть «нет!» и оттолкнуть эльфа. Но руки лишь безвольно легли ему на плечи. И вместо резкого «нет» с губ Мирры сорвался томный вздох. Хаэлнир рассмеялся серебристым смехом, тихим и звенящим одновременно. В фиалковых глазах эльфа сияли далекие звезды. Он нежно, но властно притянул упрямицу к себе за талию и принялся целовать ее лицо, глаза, затем шею, плечи… Она опустила веки. И словно качалась на волнах неведомого ночного океана, теплого, безбрежного и бездонного, волны его ласкали ее тело и поднимали все выше, выше к такому же темному и бесконечному небу. Это не было похоже на любовь дракона, взрывающуюся, словно огненный вихрь, и мгновенно возносящую на вершину блаженства. Здесь блаженство было разлито в пространстве и растянуто во времени. Оно не вспыхивало ослепительно, но горело ровно и ярко.

Мирра проснулась против обыкновения рано. Голова ее покоилась на плече Хаэлнира. Солнце едва встало, в воздухе чувствовалась утренняя прохлада. Эльф не спал, он улыбнулся и чмокнул сонную соседку в щеку.

Та снова закрыла глаза и плотнее прижалась к его теплой груди. Эльф повыше натянул легкое меховое одеяло.

– Ты что же, собираешься и дальше спать, лежебока? – Он пощекотал пальцем ей за ухом. – Нам нужно идти. – Это прозвучало тихо и немного грустно.

– Куда идти? – Мирра всегда плохо соображала спросонья. Ей не хотелось вставать, она готова было вечно нежиться в этих объятиях.

– Тебе пришло время уезжать. Ты ведь узнала все, что хотела?

– Что я хотела узнать? – В груди женщины возродилась сосущая боль. Но не такая сильная, как прежде. Теперь она напоминала боль от очень старой утраты и казалась почти сладкой.

Эльф нежно провел рукой по ее лицу:

– Ты хотела узнать, можешь ли быть желанной? И получила единственный ответ, способный тебя убедить.

Ей хотелось протестовать, но почему-то с эльфом не было никакой возможности спорить. Для спора требовались какие-то активные действия: следовало, например, встать или хотя бы возмущенно отстраниться от Хаэлнира. А этого совсем не хотелось.

– Странно, – заметила она, – похоже, в этом мире любой мужчина способен читать мои мысли…

– Не любой, – поправил эльф, – только отведавший твоей крови.

– А ты что, тоже пил мою кровь?

– Много лет назад. Ты, конечно, не помнишь, тебе было не до того.

Мирра действительно не так много помнила о том первом своем визите к эльфам.

– А ты что теперь будешь делать? – с искренним интересом спросила она.

– Женюсь на Уриэль, – пожал плечами Хаэлнир. – Я люблю ее, мы созданы друг для друга. А ты, ты любишь своего дракона. Все так, как и должно быть.

– Зачем же ты переспал со мной? – Мирра больше не испытывала ревности, только любопытство.

Хаэлнир мягко приподнял ее подбородок и заглянул прямо в глаза:

– Разве не понятно? Против тебя нельзя устоять! – Он снова поцеловал ее, на этот раз в лоб, потом взял за плечи и тихонько подтолкнул с ложа. – Иди, тебе нужно искать Змея!

Подхваченного в Андор-Афеле энтузиазма хватило не слишком надолго. Три месяца постоянных переездов: Мирра побывала в Мелузе, потолкалась в тамошнем порту, даже на Хенн сплавала – и… ничего. Потом по округе поползли слухи, что по Западному торговому тракту движется армия Непобедимого. Мирра спешно покинула город, сильно забирая к югу, чтобы не встретиться с войском на марше. Захват арканским властителем Мелузы ее не слишком волновал (город никогда ей по-настоящему не нравился, и потом, каждому правителю понятно желание его коллеги добавить к своим владениям столь выгодный во всех отношениях город-порт). Она заехала «домой», на Драконью Гору, но там, как и следовало ожидать, о Г’Асдрубале и Торки не было ни слуху ни духу. Мирра пополнила кошелек и направилась к границе Соединенного королевства. Теперь безопаснее всего в Сан-Аркан было въезжать со стороны Брадизана, жители мудро предпочли принять протекторат Эдаргена и платить ему умеренную дань, чем испытывать на собственной шкуре превратности войны с Непобедимым.

Город был великолепен! Как ни гордилась Мирра своим Враном («Не своим! Сколько можно повторять!»), она вынуждена была признать, что Эдарген сумел придать блеск своей столице. Богатства завоеванных территорий явно не лежали мертвым грузом в его сундуках, а превратились в новые каменные стены мощной (так называемой «эльфийской») кладки, чудесные дворцы и сильно расширенные, наново замощенные улицы. Теперь по центральным аллеям Сан-Аркана (а дороги по бокам были аккуратно обсажены молодыми деревцами) можно было легко проехать двум, а кое-где и трем каретам.

Мирра не собиралась предаваться воспоминаниям (хотя чем она, собственно, занимается все это время?!), но ноги сами собой принесли ее на Рыбачью улицу. О, чудо! Маленькая аптека стояла все на том же месте, даже вывеска чем-то напоминала ту, прежнюю… Ведьма медленно поднялась на крыльцо и осторожно потянула за дверную ручку. Мелодично звякнул колокольчик над дверью, комната, разделенная прилавком на две части, была залита ласковыми лучами солнца. Пухленькая женщина в аккуратном белом чепце профессионально улыбнулась новой посетительнице:

– Чем могу услужить, миледи?

Мирра завороженно рассматривала полки старинного шкафа. Лишь опытный взгляд способен был различить, что одна из секций шкафа – замаскированная дверь во внутреннюю часть дома. Шкаф ломился от всевозможных колб, банок и баночек с лекарственными снадобьями. На подоконнике в горшках цвел белый крестовник. На какой-то миг показалось, что не было всех этих лет и она никогда никуда отсюда не уезжала. Скрипнет, поворачиваясь, потайная дверца, и за прилавком появится Эйнар… Она могла бы вернуть аптеку себе и снова поселиться в Сан-Аркане, жить если не счастливо, то по крайней мере спокойно, это вполне возможно!

– Ищете что-то определенное? Если вы назовете…

Голос аптекарши вернул к реальности, она купила совершенно ненужный ей настой тенянки и поспешно покинула аптеку. Не стоило поддаваться минутным порывам. На улице в затылок кольнуло почти было забытое ощущение – кто-то следил за ней, прожигая спину недобрым взглядом. Жещина незаметно осмотрелась, делая вид, что выбирает направление, куда пойти. Естественно, никого она не увидела, но это не значило, что никого и не было. Вокруг полно темных переулков и подворотен, а еще окон и, если уж на то пошло, крыш, где легко мог укрыться целый взвод наблюдателей.

Вообще-то она собралась двинуться вверх по Рыбачьей улице, в центр города, подыскать себе подходящую гостиницу, но теперь решительно зашагала в сторону порта. Здесь перемены были разительные. От старого деревянного пирса не осталось и следа, новый, каменный, вдавался глубоко в Арканский залив. Рядом на берегу выросли длинные, тоже каменные амбары и склады. У причала теснились торговые суда, а в центре бухты чуть покачивалась на якорях военная эскадра Непобедимого. Всe же кое-что и здесь осталось неизменным, например, эта узкая щель между домами, выходящими на выложенную брусчаткой набережную. Почти незаметная со стороны, она змеилась между диковинно спланированными домами и выводила на соседнюю улицу на два квартала выше порта. Кто бы ни следил за Миррой, он либо не заметил, как она юркнула к скрытому в тени фальшивой колонны, украшавшей угол соседнего здания, проходу, либо решил оставить ее в покое. Во всяком случае, когда женщина вынырнула из щели на улице Пивоваров, давящее ощущение в затылке исчезло.

Мирра возвращалась в Ледо. Но не той дорогой, какой уезжала отсюда с делегацией больше тридцати (если посчитать) лет назад. Тогда их путь лежал в Сан-Аркан, расположенный на севере, сейчас она подходила к деревне с юго-востока. Раньше в этом направлении вел хорошо наезженный проселок. Старейшины периодически посылали сюда семейство листорезов скосить траву по сторонам дороги.

Мирра долго не могла отыскать знакомую дорогу, но в этом не было ничего удивительного, слишком много лет прошло с тех пор, как она была здесь в последний раз. Лес мог измениться. Все же она была уверена, что верно выбрала направление и вот-вот покажется опушка, а за ней округлая низина, изрезанная голубыми лентами речушек и ручьев, и аккуратные зелено-белые домики Ледо, взявшие в кольцо небольшую рощу из старых высоких вязов.

Путница торопилась, солнце вот-вот должно было опуститься за горизонт, а лесной народ привык засыпать с его заходом. В прозрачных зимних сумерках (зима здесь мало чем отличалась от лета, разве что туманы, наползавшие вечерами от воды, были холодней и гуще) она наконец вышла к ограде своего дома, стоявшего на самом краю деревни. Низкий палисадник обрывался в овраг, заросший бузиной. По дну оврага шелестел тоненький ручей без названия.

Сердце усиленно забилось. Ей вдруг стало страшно, а вдруг ее бабки уже нет в живых?

Мирра тряхнула головой, как всегда, когда хотела отогнать дурные мысли. У людей-деревьев длинный век, а ее бабушка была еще не старой женщиной. Спешившись, она, как могла, поправила свой наряд, впервые подумав, что ее доспехи не совсем уместны в родной деревне. Потом негромко постучала в калитку.

Никто не откликнулся. Но в окнах дома, несмотря на ранний вечер, уже горел свет и гостья сильнее заколотила по доскам. Дверь отворилась, по тропинке к калитке шла высокая, худая женщина, сначала показавшаяся Мирре незнакомой. Над перекладинами редкого забора появилось неестественно белое, удлиненное лицо, с тяжелым подбородком и глубоко запавшими глазами. Мирра отшатнулась. Из-за забора на нее смотрела сильно изменившаяся, но все же ее собственная бабушка.

Старая Ракита не торопилась открывать калитку.

– Это я, бабушка! – поборов внутреннюю дрожь, произнесла Мирра.

– Вижу, – равнодушно ответила старуха (теперь Ракита действительно выглядела так), потом, словно с неохотой, распахнула калитку. Мирра, еще не вполне пришедшая в себя от болезненных изменений, произошедших с ее единственной родственницей, молча последовала за Ракитой к дому. Конюшни у них сроду не было, поэтому Тень Мирре пришлось привязать к одному из столбов колодца, поставив рядом с ней ведро с водой и разложив свежее сено прямо на земле.

В доме Ракита, словно не замечая внучки, уселась в кресло и молча уставилась в окно. В свете масляной лампы Мирра разглядела, что лицо у старухи вдобавок к нездоровому бело-серому цвету прорезано глубокими вертикальными морщинами, словно полопавшаяся от мороза кора дерева. Даже у самых древних людей-деревьев она не видела таких морщин.

Гостья обвела взглядом комнату. На первый взгляд здесь мало что изменилось, и все-таки что-то во всем этом было не так. Мирра еще раз внимательно осмотрела домашнюю обстановку: кресла, стол, посудный шкаф у окна… Взгляд ее скользнул по пейзажу за окном, и тут наконец-то осенило. В оконном проеме виднелось сразу несколько соседних домов. Таких же белых, под зелеными крышами, как она помнила, вот только теперь над крышами их поднимались печные трубы и в вечернее небо вился сине-черный дымок.

Никогда никто из лесных людей не стал бы строить печей. Отопление в здешних местах даже зимой не требовалось. К чему же лесному народу было вечерами кормить огонь в своих домах костями ближайших родственников – деревьев?!

– Чему удивляешься, отступница? – В голосе Старой Ракиты звучала открытая неприязнь. – Ледо давно стало кладбищем. Да ты ведь первой начала превращать его в могилу!

Слова бабки напоминали бред, может, Ракита и впрямь сошла с ума, но что могло быть причиной? Мирра попробовала не обращать внимания на злобные выпады старухи.

– В Ледо теперь повсюду очаги. Мои земляки сильно переменились за прошедшее время. Или зимы были слишком холодными? – осторожно спросила она.

– Твои земляки, – с горькой насмешкой подхватила бабка, – больше не хозяева в своих домах. Когда ты пренебрегла долгом и оставила семью, Иллис вернулся в деревню один. Ты помнишь Закон? Он велит жрецу сплетать корни только с Избранной. Иллис не мог дать «новые побеги», Фермер разгневался, и жрец объявил «Долгий сон». Они заснули в самой середине зимы. Иллис и его брат стоят в начале Храмовой рощи. Остальные пустили корни в собственных дворах. Но никто не проснулся по весне…

Ракита приподняла подол зеленого платья, и Мирра невольно вскрикнула: ноги старухи ниже колен были совершенно черными, словно обугленными.

– Я выжгла свои корни, чтобы не одеревенеть, как все остальные, – опуская подол, пояснила бабка. – Кто-то ведь должен был присматривать за ними… Через год сюда пришли люди, сначала всего несколько семей. А теперь они заняли все дома и перестали замечать бывших хозяев. Недавно крестьянин, поселившийся в доме Рябины, решил проредить сад…

Старуха замолчала. По ее лицу Мирра не могла прочесть, какие чувства одолевают Ракиту, зато голос не оставлял никаких сомнений:

– Они вырубили всю семью: мать, отца, молодой рябинник… всех семерых… – Старуха стенала, как треснувшее дерево под порывами ветра.

Мирра обхватила голову и зажала уши, она больше не могла это слышать: ей так и виделась красавица Рено, так любившая танцы на деревенских пирушках. Как она стоит проросшая во дворе, живая, но не способная ни говорить, ни двигаться. А безжалостный дровосек раз за разом вгоняет топор в ее беззащитное нежное тело.

Мирра зарыдала. Но ее бабка лишь равнодушно смотрела, как она размазывает по щекам дорожную пыль и слезы.

– Зачем ты вернулась сюда, отступница? – проскрипела она. – Что тебе за дело до лесного народа, который ты предала?

Та вытерла лицо рукавом. «Не может быть, – уговаривала она себя, – чтобы мой отъезд вызвал такие катастрофические последствия». Но тихий голосок совести нашептывал другое: думала ли молоденькая ленна об интересах общины, когда решила сбежать в Большой Город! Мирре припомнилось, как старый жрец объяснял ей необходимость сплести с ним корни. Тогда он казался ей противным стариком, изо всех сил цеплявшимся за власть… Как видно, она действительно была совсем «глухая»!

– Я прогоню людей из Ледо! – решительно произнесла Мирра, она вопросительно взглянула на бабку, но та молчала. – Могу я пожить пока у тебя? – уже менее уверенно спросила она.

– Здесь нет места ни тебе, ни твоему животному! – не глядя на нее, бросила Ракита.