Как Алёшка жил на Севере

      Алёшка долго сидел около костра и смотрел, как ловко работали Рольтык и Таю-Карка. Пастухи собирались в дальнюю дорогу.
      К зиме все оленьи стада уходят на юг — туда, где кончается тундра и начинаются редкие лесочки. Эта земля так и называется — лесотундра.
      Алёшка смотрел, как готовятся пастухи в дорогу, и ему было очень грустно. Олешек теперь всё реже приходил на полярную станцию. За лето он очень изменился — стал совсем большой. Он теперь не подходил близко к дому и к себе тоже никого не подпускал. Только Алёшку и Пирата. Он стал неспокойный и, даже когда Алёшка кормил его хлебом с солью, всё время торопился обратно в стадо.
      А однажды Алёшка услышал, как Таю-Карка тихо говорил папе:
      — Однако, уйдёт от вас олень. Со стадом уйдёт, как пойдём на откочёвку.
      — Его Алёшка не пустит, — возразил папа.
      — Как не пустишь, однако? На цепь ведь не посадишь. Олень свободу любит, простор. Как жить ему возле дома?
      Алёшка запомнил этот разговор. И, наверно, поэтому было ему грустно, когда он глядел, как пастухи собирались в дальнюю дорогу. Он чувствовал, что старый Таю был прав.

Глава двенадцатая
ЭТА ГЛАВА ПРОЩАЛЬНАЯ

Зима на пороге

      Всё вокруг изменилось. Утром Алёшка вышел из дому и никак не мог понять, в чём дело. Так же, как и прежде, убегала вдаль осенняя тундра, покрытая ржавыми мхами. Так же, как и прежде, глухо шумело море. Так же, как и прежде, хмуро смотрелись в небо молчаливые озёра.
      Как будто ничего не изменилось. А всё-таки вокруг было необычно. Алёшка стал думать: в чём же дело? Но он так ничего и не понял. Он долго смотрел, как грустно ходит Пират по берегу. Обычно он с лаем гонялся за птицами, которых у моря всегда было очень много. И вот, когда Алёшка посмотрел на Пирата, то сообразил наконец, что изменилось вокруг. Он побежал к повару Степанычу, потом к дяде Мише, к папе. И всем кричал:
      — Птицы ночью улетели!
      Да, птицы снялись с насиженных мест и улетели в дальние страны, в тёплые края. И прибрежные скалы сразу стали скучными и серыми. Оттуда уже не раздавался хлопотливый птичий гомон. И тундра тоже опустела: стала молчаливой и унылой.
      Дядя Миша сказал:
      — Раз птицы улетели, значит, зима где-то рядом ходит. Готовит для нас морозы, вьюги да метели.
      Вечером пошёл снег. Он был густой, сильный и шёл не переставая целую ночь. Утром всё вокруг было белым-бело. Как будто тундра надела нарядное белое платье.

Пора в путь

      На полярную станцию пришли Рольтык и Таю-Карка. Они долго сидели на корточках у стены и курили трубки. Наконец старый Таю сказал:
      — Прощаться мы пришли, однако. Снег лёг на землю — надо начинать дальнюю дорогу, гнать стада на юг.
      — Когда двинетесь? — спросил папа.
      — Завтра утром. Приходи провожать.
      — Придём! — сказал папа. — И Алёшка придёт.
      И на следующее утро папа, дядя Миша, Алёшка и Пират пошли к стаду.
      Пастухи уже отогнали оленей далеко от полярной станции. Они теперь паслись у невысоких сопок. Когда полярники пришли, пастухи складывали на нарты свои походные домики-яранги.
      В землю втыкают длинные палки и к ним привязывают сверху шкуры. Получается вроде палатки. В таком домике, конечно, тесно и темновато. Но зато он лёгкий, его не промочит дождь, и в нём всегда тепло. Даже зимой.
      Сейчас пастухи разбирали яранги. Они сняли шкуры, аккуратно свернули их и уложили на большие грузовые нарты. А чтобы не свалились, привязали ремнём. Когда нарты были нагружены, все присели на том месте, где недавно стояли яранги. Пастухи курили трубки и думали о трудной дороге. Все молчали. Наконец Таю-Карка сказал:
      — Ну, спасибо, однако. Лето мы хорошо жили вместе. Теперь пора в путь. Дорога дальняя, она ждать не станет. Пора.
      А Рольтык добавил:
      — На будущий год опять скажем друг другу: «Еттик! Еттик, друзья!»
      Пастухи первыми встали, сложили свои длинные арканы — чауты — и пошли к стаду. Они поймали ездовых оленей и запрягли их в нарты.
      Потом они стали собирать стадо, которое разбрелось по тундре. И наконец пришла минута расставания.
      Таю-Карка с каждым попрощался за руку. Последним он подошёл к Алёшке. Он погладил его по голове. Алёшка обнял старика за шею и поцеловал в коричневую от загара, морщинистую щёку. Таю-Карка тоже Алёшку поцеловал. Потом он вынул из кармана настоящий маленький охотничий нож с рукояткой из оленьего рога. Вот такой.
      Ножны были сделаны из нерпичьей шкуры и вышиты яркими нитками.
      — На память тебе дарю! — сказал Таю-Карка и привесил нож Алёшке на пояс. — Настоящим охотником будь: смелым, сильным и справедливым. Не забывай нас, не забывай тундру.
      Тут старый Таю ещё раз поцеловал Алёшку и как взрослому пожал ему руку. Потом он сел на нарту и поднял хорей.
      — Хош! Хош! Эххе-е-е-ей! — протяжно и звонко крикнул он.
      Голос его далеко-далеко разнёсся по тундре. Олени сразу быстро побежали, нарта понеслась вперёд. За ней пошло и всё стадо. Олени зафыркали, снег заскрипел у них под копытами. Позади ехал на другой нарте Рольтык и подгонял хореем отставших оленей. Стадо двинулось на юг.

Как ушёл Олешек

      В стаде, которое вёл Таю-Карка, было много оленей. Так много, что, когда они шли, казалось, что двигается целый лес рогов.
      В путь тронулись сразу все олени. Но двое остались у подножия сопки. Это были (ты, конечно, догадался) Олешек и его подруга-важенка.
      Алёшка сразу сказал:
      — Пап, я пойду привяжу Олешека. А то как бы он не ушёл со стадом.
      Папа внимательно посмотрел на Алёшку:
      — Зачем его привязывать? Ты ведь его любишь, значит, хочешь, как ему лучше. Так пусть он сам и решает: оставаться ему с нами или идти со стадом.
      И они не стали Олешека привязывать. Только Алёшка сразу позвал его к себе. Олень прибежал и положил ему голову на плечо.
      Дядя Миша сказал тихим голосом:
      — Смотри ты — зверь, а ведь всё понимает. Это он с Алёшкой прощается. Даже смотреть как-то неловко…
      Папа промолчал. А у Алёшки стало почему-то очень грустно на сердце и защипало в носу. Он обнял Олешека за шею и стал говорить ему сквозь слёзы ласковые слова. И олень долго стоял неподвижно, будто слушал.
      Но потом Олешек начал нервничать. Он всё время беспокойно переступал с ноги на ногу и прядал ушами, прислушиваясь к шуму уходящего стада.
      Наконец важенка тревожно захоркала. Олешек поднял голову и стал смотреть сначала на неё, а потом вслед уходящим оленям. Стадо уже поднималось на сопку.
      Забеспокоился и Пират. Он подошёл к Алёшке и Олешеку и лёг около них, стуча по снегу хвостом. Глаза у него были тревожные.
      Важенка снова захоркала и медленно пошла за стадом. Она часто оборачивалась к Олешеку. Будто звала его с собой.
      И Олешек вдруг побежал за ней, догнал и хотел, чтобы она повернула обратно. Но важенка не послушалась его и продолжала уходить. Тогда Олешек на миг остановился и вдруг легко и красиво помчался догонять уходящее стадо.
      Он бежал по своей родной тундре огромными сильными прыжками. И похоже было, что олень не бежит, а как будто летит над землёй.
      Олешек взбежал на вершину сопки и повернулся к людям и к полярной станции, где вырос и где всё было ему так хорошо знакомо.
      Солнце уже шло на закат. Оно было красное и тяжёлое. В прозрачном воздухе чётко вырисовывался гордый силуэт оленя. Он стоял совсем неподвижно, высоко подняв голову с ветвистыми могучими рогами.
      Олешек ещё немного постоял так. Потом он громко и призывно хоркнул, тряхнул рогами и помчался вслед за стадом. Через миг он перевалил вершину сопки и скрылся из глаз.
      Алёшка смотрел ему вслед, а Пират вдруг вскочил и бросился догонять Олешека.
      Когда всем стало ясно, что Олешек уже не вернётся, Алёшка не выдержал. Слёзы сами полились у него из глаз и повисли капельками на кончике курносого носа.
      — Я же говорил, что надо привязать! — плакал Алёшка.
      А папа сказал ему тогда:
      — Не плачь, сынок. Ты же мужчина. Конечно, трудно расставаться с друзьями. Но что ж поделаешь… Нам тоже скоро надо собираться в Москву. Всё равно мы не сможем взять Олешека с собой.
      Тут прибежал обратно Пират. Он очень устал и тяжело дышал, далеко высунув красный язык. Он сразу подошёл к Алёшке, лизнул его в нос и сел рядом. Как будто сказал:
      «Не печалься! Я-то ведь остался с тобой!»
      И тут все пошли домой, на полярную станцию.
      Так ушёл Олешек. Жизнь его с людьми закончилась. Началась новая жизнь — в стаде. Он, наверно, станет там вожаком, будет защищать оленей от волков, учить их, как переходить реки…
      Но это уже совсем другая история…

Алёшка едет в Москву

      И вот пришло время возвращаться на Большую землю. На полярную станцию должны были прибыть другие зимовщики.
      Все говорили: «Едем домой», а Алёшке было смешно. Он ведь родился в Арктике и в Москве никогда не был. Какой же это для него дом?
      Мама и папа укладывали вещи, и Алёшка тоже укладывался. Только он быстрее всех управился. Потому что у него меньше вещей было.
      А мама ещё раньше сказала, что Пирата они с собой не возьмут и чтобы Алёшка и папа на это не рассчитывали. Она сказала, что Пират, конечно, хорошая собака, но что он всё-таки диковат и в Москве всех перекусает.
      И когда Алёшка собрал свои вещи, он пошёл с Пиратом прощаться. Он принёс ему много хлеба и сахара и самые свои любимые игрушки хотел Пирату подарить.
      А Пират откуда-то узнал, что Алёшка, папа и мама уезжают. Он лежал около дома ужасно печальный и ничего есть не стал, что ему Алёшка принёс. Он только всё время лизал его и держал зубами, чтобы Алёшка не уходил. Тогда Алёшка подумал, что он Пирата, наверно, больше никогда не увидит. И ему тоже стало очень грустно. Он обнял Пирата за шею, уткнулся лицом в его густую шерсть и горько заплакал.
      В это время передали по радио, что сейчас прилетит самолёт, который всех повезёт в Москву. И полярники потащили свои вещи, а мама стала кричать, чтобы Алёшка шёл домой одеваться. Она его долго звала, а он всё не шёл и плакал.
      И мама тогда сказала:
      — Что же он не идёт? Вечно со своим Пиратом!
      Они с папой пошли за Алёшкой и увидели, что он плачет, а Пират скулит. Мама стала совсем тихая и сказала, что она не знает, кто Алёшке дороже — Пират или родители. А папа положил ему руку на плечо и сказал:
      — Будь мужчиной, сын!
      И тут он посмотрел на маму и стал ей что-то тихо говорить.
      А Алёшка в этот момент и сам не знал, кто ему дороже. Он всё держался за Пирата и плакал навзрыд. А Пират лизал Алёшку и скулил. Тоже, значит, плакал по-своему. Потом он на брюхе подполз и стал папе руку лизать. И маме тоже. Тогда мама отвернулась и сказала совсем тихо:
      — Ну, я не знаю… Смотрите сами…
      А папа тут обрадовался и закричал:
      — Всё в порядке! Берём Пирата в Москву!
 
      И все сразу стали весёлые. И мама тоже. А Пират сел, сделал уши торчком и всё смотрел то на Алёшку, то на папу с мамой. А потом стал прыгать и лаять.
      И тут прилетел самолёт. В него сначала вещи погрузили. А потом полярники по лесенке залезли в кабину. И Пират залез. И все вместе полетели в Москву.
      На этом и кончается история о том, как Алёшка жил на Севере.

До свидания!

      Ну, вот и поставлена последняя точка. Книжка наша закончена. И то, что я сейчас пишу, — это уже не книжка вовсе, а просто мы с вами прощаемся, друзья.
      Во взрослых книгах это называется послесловием. Но детские писатели так почему-то не говорят. Я и сам не знаю почему.
      Впрочем, не об этом речь. Скажу правду: прощаюсь я с вами, ребята, а мне и грустно и приятно.
      Грустно потому, что вот перевёрнута последняя страница нашей книжки и за ней уже ничего нет. Одна картинка на обложке…
      Но ведь я вам рассказывал, как было в жизни, а там ещё много у Алёшки всякого случалось — и смешного и серьёзного. Только всё это осталось где-то за обложкой и в книжку не вошло.
      Что ж поделаешь: ни в какой книге, даже в самой толстой, нельзя, вероятно, рассказать про всю жизнь даже самого маленького мальчика. Непременно что-то пропустишь. Непременно что-то было до того и что-то будет после — там, за последней страницей.
      И грустно мне потому, что нельзя, оказывается, всю жизнь рассказать в одной книге.
      А теперь расскажу, почему мне приятно.
      Да всё потому же. Ведь если поразмыслить хорошенько, то это же просто здорово, что вот последняя страница перевёрнута, а Алёшку ещё ждут замечательные приключения.
      Он может, как и ты, поехать в тайгу. Или в пустыню. Я точно знаю — вы ещё совершите тысячу хороших, больших дел. Всё впереди.
      На дальних кораблях для вас всегда оставлены места, и ветер странствий, сильный и добрый ветер, уже надувает паруса. И это, конечно, замечательно!
      И ещё вот почему мне приятно. Пока я писал, это была только моя книжка. А теперь она стала общая. Для всех. А ведь это чудесно — когда твоё становится для всех. Правда?
      Ну, вот и всё. До свидания!