Донор

      Вечером в гостиничном ресторане устроители организовали вечеринку. Дали воду, холодную. Я простоял под душем почти час, смывая остатки дешевого виски. Потом долго размышлял, что надеть и выбрал светлый английский костюм и темный галстук. Когда я спустился в зал, публика давно гуляла. Я поискал глазами латышку и увидел ее неподалеку, сидящей между двух москвичей. За ее спиной гужевался табун молодых физиологов.
      Еды в этом горном крае было мало. Зато много местной водки, пахнувшей авиационным керосином, и я принялся догонять остальных на реактивном самолете. Когда я почувствовал, что догнал, в динамиках зазвучали буги, мой любимый танец, которому давным-давно меня научил бабушкин приятель хореограф из "Мариинки". Я протянул руку и остановил проходившую мимо конференочную даму. Худая врач-анестезиолог из Новосибирска оказалась хорошей партнершей. Она не умела танцевать буги, но знала, что такое рок-н-ролл и твист, и этого было достаточно. Я танцевал один, легко перемещая ее и был свободен, независим в суждениях, поступках, манере танцевать и одеваться... Когда музыка прекратилась, я улыбнулся и нежно погладил мокрую спину анестезиолога. Публика зааплодировала...
      - Вы поозволытэ здэсь радом, мыынутку, пожалуста? - Длинные гласные в устах латышки звучали волшебной мелодией, которой ударения на первых слогах придавали джазовый ритм, как синкопы.
      - К-к-к-конечно! - сказал я, отодвигая стул. - Меня зовут Б-борис. Я, к сожалению, не шофер...
      - Менья было хоорошо утром. Гдэ рааботаэт? - Она сыпала вопросами, не ожидая ответов и не забывая положить в рот то кусок шашлыка, то местный овечий сыр с запахом шерсти и свежего навоза, и запить это все местной водкой из большого граненого стакана, который благоразумно захватила с собой.
      "Господи! - подумал я. - Спасибо, что ты прислал ее мне..."
      - Вы хороши, чужеземка, какой-то странной, нездешней к-красотой... Г-глядя на вас я з-забываю, что надо д-дышать...
      - Добрый вечер! - нестройным хором приветствовали меня поклонники чужестранки, внезапно возникая за спиной.
      - Опять хирурги из Грузии заманивают в свои сети самых красивых наших женщин! - прокричал один из физиологов. - Где справедливость?
      - С-справедливость - это точка зрения... Не больше, - заметил я.
      - Я саама прышедшы суда, маалчыкы! - энергично вмешалась чужестранка.
      - Это нас и пугает! Грузинам везет! Даже на Эльбрусе.
      Я насупился и сделал глоток.
      - Не обижайтесь, Борис! - миролюбиво заметил физиолог-завлаб. - Мы забираем вашу собеседницу.
      - Этот грузин делает вид, что не слышит. А может, и не хочет разговаривать с нами! - наседал кто-то.
      - Мне гораздо приятней то, что я пью, чем то, что я слышу, коллеги, хотя пью какую-то местную гадость, - сказал я.
      - Он и не грузин совсем, - сказал завлаб. - Пойдемте к нам за стол, Герда! - И он взял латышку за руку.
      - Господи! - Удивленно проговорил я. - Какое волшебное имя!
      Когда я понял, что выпил слишком много, было поздно, и я решил не останавливаться.
      - Как ее зовут? Я опять забыл. Что-то очень красивое... в с-санях... Так звали девушку в одной из групп пилигримов, прибывших в Америку.
      Я сидел, размышляя, когда на меня налетел Вахерик:
      - Это самое, что ты бормочешь, Рыжий! Какие пилигримы! Пожалуйста, погуляй часок свои умные мозги. Я приведу в номер твою партнерку по танцу.
      - Хорошо. Час... И не в моей постели, п-пилигрим!
      Я долго бродил по удивительно тихому спящему городку, разбивая о встречные булыжники носки парадных туфель, и возвратился в гостиницу, когда стали видны за домами контуры гор. Я уселся на ступеньках перед входом и привычно принялся перебирать варианты нового проекта, с которым носился последнее время...
      Идея состояла в замене жидкостных сред, таких как кровь и растворы, традиционно используемые для перфузии консервируемых донорских органов, на газовые носители: воздух, кислород, инертные газы или их комбинации. Идея была не нова: ее предложили в разгар трансплантационного бума американцы. Позже ее подхватили московские трансплантологи-почечники... Я усложнил ее, комбинируя газовую перфузию с бесперфузионной консервацией, многократно повторяя процедуру... Краткосрочные газовые перфузии "выдували" из тканей скопившиеся метаболиты... Возможности мониторинга тканевых газов, которыми располагала Лаборатория, служили инструментом, оценивающим эффективность комбинаций газов, температурных режимов, перфузионного давления, продолжительности хранения и т.д.
      - Халло! - услышал я знакомый голос. - Халло! Боорыс Дмытрэвыч! Донеслось до меня откуда-то сверху. Я поднял голову и увидел Эльбрус и прекрасную чужестранку, стоящую на балконе третьего этажа. Слабый ветерок шевелил подол короткой ночной рубахи, открывая стройные, как у мальчишки, ноги и треугольник волос на лобке.
      - Поочэму вам нэ спиит здэсь, проофэссор? - Ударяя по первым слогам спросила она и не стала поправлять рубаху, и не отступила в глубь балкона.
      Как объяснить в двух словах этой красивой девке, что отважно стоит на балконе эльбрусской гостиницы в четыре утра, как внезапно, трепетно и нежно я влюбился в нее. Я понуро молчал перед балконом, задрав голову, понимая, что сейчас она уйдет...
      - П-подождите м-минуту! - взмолился я, будто собрался остановить восход. - Я расстерял с-свой с-словарный запас... С-скажите, у вас нет з-знакомых с-среди п-пилигримов? А в Лапландии? Ах, нет... И Андерсен вам не знаком.
      Девушка выпрямилась на уходящих в небо ногах, улыбнулась и повернулась. Последнее, что я увидел и запомнил на всю жизнь, были ягодицы прекрасной латышки и две снежные шапки на вершине сумрачного Эльбруса, засверкавшие вдруг нежным бело-розовым светом в лучах встававшего солнца.
      На следующий день нас повезли в "Приют". Два десятка конференочных мужчин и женщин прошествовали у станции канатной дороги мимо длинной очереди туристов, смирившихся с вторжением в их мучительный отдых в горах.
      Ноги без лыж казались непривычно легкими, и я пошевелил стопами, чтобы убедиться, что они на месте. Подъемник, натужно скрипя, поднимал на Эльбрус специалистов по гипоксии, предоставив уникальную возможность испытать на себе дефицит кислорода.
      "Надо уменьшить содержание кислорода и добавить в газовый перфузат углексилый газ, - думал я, разглядывая горный склон с редкими деревцами, это предотвратит коронарный спазм и сохранит клеточные энергоносители, - и радостно поглядел по сторонам, в надежде рассказать кому-нибудь о своей прекрасной идее, но скрип колес и канатов делали эту затею бессмысленной. А имплантированные в миокард датчики в режиме feed-back станут задавать выбранные режимы перфузии," - победоносно закончил я. Поглощенный анализом, я не сразу заметил, что подъемник остановился, а Вахерик давно кричит что-то, размахивая руками...
      - Погляди назад, Рыжий! - услышал я и оглянулся. В кресле за моей спиной сидела чужестранка .
      - Вы! Доброе утро! Неужто Господь дал мне еще одну возможность побыть с вами? Как латыши переносят высоту?
      - Бог вам даст еще побыть... Моожет, нэ так романтыычно, как сэйчас....
      - Вы хотите сказать, что...
      - Да. Вы гооворыл вчээра: "Нааслаждайтэс". Давайтэ наслаждать Элбрус.
      Я встал и, развернувшись, уселся к латышке лицом.
      - Просто поосыдым! - Сказала она и, стянув с себя майку, подставила солнцу голую грудь и лицо и совсем забыла про меня.
      Потрясенный, я плохо помнил, что происходило потом... Когда мы садились в автобус, чтобы ехать в гостиницу, она шепнула мне в ухо:
      - Мэнья аалпынысты прыглашают ест шашлык вэчером. Можэм вмэсте...
      У меня под ногами зашевелился пол, хотя автобус стоял.
      Чужестранка торопилась в грузинский Минздрав за направлением, чтобы ехать дальше в Батуми принимать вступительные экзамены в местном медучилище.
      "Как бездонно богато наше бедное государство, - думал я, - если может отправить врачей-латышей через всю страну контролировать ход приемных экзаменов в батумском училище для сестер."
      Мы въехали в Тбилиси заполночь. Вахерик остановил машину возле дома, где я жил с родителями, и выжидательно посмотрел на меня.
      - Приехали, коллега! - Нервно заметил я, обращаясь к латышке. - Здесь вам предстоит переночевать... Не трусьте! Постелю в своем к-кабинете... Однако квартира пуста: родители отдыхают в военном санатории в Сочи, сестра мотается по загранице с правительственной делегацией, а домработница Манька уехала погостить к родственникам в Полтаву, если вы знаете, где это. Там ее покойный братан заведовал госпиталем инвалидов отечественной войны.
      Я старался сгладить возникшую неловкость. Глубоко вздохнув, Вахерик пожелал спокойной ночи и укатил.
      Уже под утро я услышал над головой взволнованный голос:
      - Моожно вам сьюда, вмэстэ, поожалуста. Боюс.. Там улыцэ дэрутся...
      Все в той же эльбрусской ночной рубахе она стояла возле меня, выжидательно глядя. Потерявший от счастья и нежности к ней рассудок, я, вместо того, чтобы взять ее за руку и затащить в постель, встал и принялся искать халат, чтобы посмотреть, что случилось под окном.
      - Там дворники-курды п-переговариваются меж собой, подметая улицу, сказал я вернувшись. - У них... такие громкие г-голоса...
      Она стояла возле дивана, удивленно переминаясь.
      I'm halh-baked! I'm over head and ears in love... I lose my reason...
      Через несколько минут, лежа в постели, с сердцем, готовым выпрыгнуть, задыхаясь, я нашептывал ей, осторожно прикасаясь к твердым розовым соскам, торчащим в разные стороны:
      - Мне трудно п-привыкнуть к мысли, что вы - та прекрасная девушка, всю п-поверхность к-которой я только что целовал...
      Позже, стоя под душем и поглаживая шелковистую кожу чужеземной подружки, мягкие светлые волосы на лобке и торчащие груди, я размышлял, тихо умирая от любви, как поделикатнее узнать ее имя.
      - Я хоочу эще, - сказала она, дерзко проведя рукой по моему животу.
      Мои пальцы, скользящие вдоль тела чужестранки, проникли в святая святых: горячее и странно влажное в потоке воды, пульсирующее и втягивающее в себя... Я почувствовал, что начинаю пульсировать в такт этому завораживающему свинговому ритму.
      - Пооцэлуйтэ мэнья! - сказала девушка и выпрямилась.
      Я встал на колени под струи голубой тбилисской воды, и мои губы сразу наткнулись на то горячо и густо влажное меж стройных мальчишеских бедер, пахнувшее молодыми яблоками, где только что побывали пальцы...
      Когда через час мы ехали в метро, весь вагон пялился на нее. Это были потрясающе счастливые дни, когда время остановилось и все свободное место вокруг занимала эта потрясающая девка.
      - П-послушайте! - сказал я на второй день нашей общей тбилисской жизни, глядя, как она трудится над макияжем. Точно так же она занималась любовью или покупала фрукты на шумном и пряном грузинском базаре.
      - П-послушайте! - повторил я и нежно взял ее за руку, чтобы прервать увлеченное занятие косметикой. - Я з-задам вопрос.
      Видимо, в моем голосе прозвучало волнение, потому что она оставила макияж и внимательно посмотрела на меня.
      - Мне п-показалось, что вы ни разу н-не назвали меня п-по имени.
      - Нэ знаю, что луучше. Мэнье нраавытся "Рыыжий", но бооюс.
      - Зовите Рыжим! - обрадовался я. - А к-как вас н-называть? Может, есть с-стародавняя к-кликуха...
      - Я нэ все понымааю...
      Она не успела закончить, потому что я заорал:
      - Вспомнил! - И увидел засыпанный снегом игрушечный город, и сани Снежной Королевы, запряженные тройкой быстроногих коней, и мальчика Кая с осколком зеркала в сердце, и бегущую следом красавицу-сестру Герду...
      Глава 7. The Latvian Great Gatsby
      Прошло два года. БД постиг несложные принципы местного бизнеса, основанные на стратегии простой и понятной, как вареная колбаса, служившая когда-то символом благополучия. Ему нравился крупный бизнес. Выстраивание стратегии очередного проекта компании становилось не менее интересной и увлекательной задачей, чем прошлые научные исследования, где всегда требовался стратегический ум, нетрадиционное мышление и решительность.
      Железная хватка Большого Босса, его кипучая энергия, знание местного рынка и обычаев, связи в правительстве и парламенте, деньги, открывавшие любые двери и исполнявшие любые желания, в сочетании с творческим потенциалом БД, его контактами с западными банками, казалось, обеспечивали беспроигрышную реализацию любого проекта и бизнес-стабильность компании. Однако творческого союза не получалось. Босс не верил в БД, в его возможности, в данные его анализов, в разработанную им стратегию.
      - Нищий БД не в состоянии предложить что-либого путного в бизнесе, иначе он сам был бы давно богат... Пусть занимается переводами, - говорил Босс.
      С этим трудно было не согласиться, но БД был упрям.
      - Допустим, вы не верите в мои способности, - обиженно возражал он.
      - Пойми ты! - Перебивал Босс. - Талантливыми людьми, не добившимися успеха, можно мостить мостовые в Риге.
      - Все равно, рано или поздно вам придется признать и принять то, что я делаю, потому что без этого компания обречена: вы уже начинаете делать ошибки в бизнесе.
      - Какиеблядьошибки! - вскакивал Босс, наливаясь яростью.
      - Вы стали делать ошибки не п-потому, что утратили с-способность предугадывать события и знать лучше других, что случится через две недели. Бизнес в Латвии становится другим, более цивилизованным, и требует теперь для успешной реализации не столько интуиции, сколько интеллекта...
      Однако постепенно БД стал наиболее информированным человеком в компании, обеспечивал контакты с зарубежными партнерами, занимался поиском новых, и Босс с удовольствием выслушивал его монологи о философии бизнеса,.
      - Почему, - ворчал на Босса БД, - п-предлагая городу хорошо продвинутый проект строительства нового отеля, вы бегаете в Рижскую Думу, предлагая себя, как последняя... - БД на секунду задумался, подыскивая слово и, видя, что Босс тоже заинтересованно ждет, не закончил сравнения: - П-почему бы вам подчеркнуто равнодушно не заявить городу через газеты и ящик, что мы выстроим г-гостиницу с теми, кто предложит лучшие условия, - продолжал БД. Уверяю вас, сразу появится очередь желающих, которым не надо объяснять в чем состоит привлекательность проекта: желающие сами начнут убеждать себя в этом... Этот п-пример привел один удачливый американец, который п-построил свое состояние на пустом месте!
      - Я тоже на пустом! - Перебил Босс
      - С-согласен. Однако иногда вы ведете свой бизнес так, что внезапно увидеть вас - значит поймать с поличными...
      Босс не стал талантливым стратегом в бизнесе. Он был счастливчиком, родившимся в рубашке, с галстуком, которому всегда везло и будет везти, что бы он ни делал...
      - Ангел в белом присматривает за вами и в трудную минуту выходит из-за спины... всегда, - говорил БД. - Там есть и второй: первый душу с-спасает, другой т-тело бережет...
      Они сидели в VIP-зале рижского ночного клуба, наблюдая сквозь стеклянную стену, как развлекается на дискотеке их гость - одна из ключевых фигур компании стратегического инвестора.
      - Нет никаких ангелов! - раздраженно сказал Босс.
      - За время м-моей с-службы у вас емкости береговых нефтехранилищ терминала выросли в семь раз... Даже в самые кризисные времена все довольно быстро улаживается и вступает в привычные берега прибыльного бизнеса, а нашими партнерами становятся все более солидные нефтяные и финансовые компании... А вы говорите нету... Вот он - перед вами...
      - Ты, что либлядь?! - Удивился Босс не сильно и отвернулся к прозрачной стене, ловя вспышки лазерных лучей, прорезавших туман дискотеки.
      - Мне кажется, не суетливые обсуждения деталей на совете директоров с-сохраняли и приумножали ваш бизнес, а мои ироничные выступления...
      - Почему ты тогда твердишьблядь, что я чувствую перспективу в бизнесе спинным мозгом? - Напрягся Босс
      - Ну, в-во-первых, что-то чувствуете... А, во-вторых, короля играет свита... Вы ведь вбили себе в голову, раз беден, значит не способен принимать правильных решений... У меня совсем другие ценности... Представьте... Приходит мальчик и начинает удачно оперировать то, что по всем законам оперировать нельзя... Или молодой ученый начинает придирчиво пересматривать устои кардиохирургии и т-трансплантологии... Не каждый руководитель позволит и вытерпит это. Ваш совет директоров, можете быть уверены, сам ли или вашими руками, но вскорости расправится со мной... Так было уже не раз: меня изгоняли... из к-клинической хирургии, потом из экспериментальной, когда им казалось, что нужда во мне отпадала... А нужда не отпадала... Просто жизнь становилась другой без таких, как я: поверхностнее, агрессивнее, сиюминутнее, нетерпимее...
      - Как хирург ты давно никому не нужен, даже даром, - стал надувать щеки Босс. - Сколько ты уже не оперируешь?
      "Он прав, - подумал БД, не особенно удивляясь проницательности хозяина. - Хирург из меня никакой сегодня... Но мозг-то, в отличие от рук, оперирует постоянно, помимо воли... даже вопреки, выбирая самые сложные и атипичные случаи, заставляя не только глядеть в неотличимую от настоящей рану грудной или брюшной клетки, в которой руки привычно манипулируют... Мозг упрямо исследует проблему донорских органов, ставит мучительные эксперименты, отвергая идею за идеей в поиске единственного решения, которое может явиться на cовете директоров, в лифте, бассейне, на переговорах, во время занятий любовью или утреннего бега в парке неподалеку от дома...
      - Ты хочешь сказать, что успехи, достигнутые компанией, - твоя заслуга? - услышал он удивительно спокойный голос Босса.
      - Они - результат нашего с вами взаимодействия, - сказал БД и уставился в прозрачную стену VIP-зала, рассекаемую лучами осветительного устройства... И сразу, глубоко в подсознании, в частых вспышках-очередях, высвечивающих прерывистые контуры человеческих тел, дергающихся в неслышном танце, он увидел безлюдную операционную и модуль с перфузируемым сердцем, которое одиноко сокращалось на подставке...
      "Чем изощреннее модели консервации органов предлагает мой мозг, тем отчетливей сознаю, что эта привычная и хорошо наезженная дорога не ведет к успеху, - подумал БД. - Я не просто просмотрел: я проскочил указатель поворота... Это совсем не та дорога... и, похоже, транспортное средство тоже не то... - И вдруг в сумраке низкорослого густого ельника заприметил, подивившись сильно, семейство белых грибов, толчками выбирающихся из-под земли, присыпанной желтоватой хвоей... Грибы делались все больше, трансформируясь в плотные почти недифференцируемые образования, напоминавшие четырехкамерные мышечные мешки-насосы, которые в лучах коротких вспышек яркого света дискотеки, каким-то чудом добравшегося сюда, в густой ельник, стали густеть красным и медленно пульсировать, словно в танце под едва слышимую только ими музыку постепенно усиливая частоту сокращений и силу...
      - Вот оно, решение, - обрадовался он, удивляясь и тут же забывая о своем открытии.
      Когда компания приступила к реализации одной из очередных идей Босса строительству концертного зала на месте развалин старого замка, БД нашел человека, согласившегося стать менеджером проекта. Шестидесятилетний американец Уолтер с еврейской фамилией Громберг слыл одним из самых известных специалистов в этой области, обеспечивая прибыльные гастроли звезд любой величины... Он представил БД полный список своих наград за раскручивание подобных заведений, вплоть до ордена Почетного Легиона.
      БД вместе с американцем строил планы по привлечению концертирующих групп из США в будущий концертный зал.
      - I think we need a couple of articles in the American magazines about Latvia, Riga, Concert Hall, your, Walter, participation in this project as well as a short description of the Big Boss autobiography...- сказал БД.
      - Okay! - ответил Уолтер. - Write a sketch about the Complex and give me the short reference about the Big Boss.
      БД притащился к Боссу:
      - Можете коротенько рассказать о себе для американского журнала?
      Тот не стал удивляться:
      - Давай сейчас и начнем.
      - Поехали! Опустим детство, школьные г-годы, про которые мне известно, что вы были не самим лучшим учеником, службу в Советской Армии и п-перейдем к самому интересному.
      Босс с любопытством посмотрел на БД:
      - Что ты имеешь в виду?
      - Что-то не стандартное, что сразу бы выделило вас из общей серой советской массы... Д-диссиденство, например, - ляпнул БД первое, что пришло на ум, - стремительная научная или политическая карьера, лицензия на управление истребителем, владение несколькими иностранными языками, русский и латышский, не в счет, т-тяга с пеленок к предпринимательству...
      - Стоп! - схватил его за руку Босс. - Поговорим о предпринимательстве. Только скажи, почему ты школой пренебрег?
      - Американцам это до ф-фонаря.
      - Я не только торгую нефтью. Я собрал в компании десяток порядочных и хорошо образованных людей, многие из которых - цвет нашей нации, и, если уж совсем честно, плачу им не за труды...
      - Здесь и м-моя з-заслуга... Л-любой из этих цветков нации, может одним именем своим сделать больше, чем дюжина трудолюбивых скобарей. Конфуций прав: "Тяжелый труд к богатству не ведет".
      - Поэтому они здесь, а не для того, чтобы я мог гордиться собственным зверинцем, - сказал Босс.
      - Вы гордитесь, рядясь в тряпье и щеголяя дурными манерами в окружении цвета н-нации, - продолжал БД. - В этом нет ничего плохого...
      - Мне просто не надо никому доказывать хорошей одеждой и манерами, что я богат, известен и у меня хороший вкус, - сказал Босс. - Главным виновником хорошего вкуса был институт кинематографии, который мне удалось закончить... Москва, как наркотик, возбуждала, требуя действий, и я постоянно совершал их: пил, трахал всех подряд, пропускал занятия, занимался подпольным бизнесом, потому что в Москве без денег больших все равно что смотреть в акваланге затертую порнушную кассету.
      - Я всегда платил, - излагал Босс, обильно матерясь, перекладывая с места на место гениталии и тыча под нос БД английские туфли, - если понимал, что другого выхода нет, и это помогло мне закончить институт. Я платил за несданные экзамены, за семинары, курсовые работы, за красивых женщин. Приходилось много работать, но канав, как Конфуций, я никогда не копал...
      БД старался понять постоянно рефлексирующую, грубую, скорее даже хамскую и деликатную одновременно натуру Большого Босса, его проницательность и слепоту, распутство и ханжескую сдержанность, блестящее умение выстраивать стратегию бизнеса и тут же, противореча себе, совершать идиотские ошибки, зачеркивающие достигнутые результаты; непостоянство, капризы, благородство и жлобство, жадность и щедрость. Понять, как он, правдами и неправдами, заполучив большие деньги, сумел не профукать их, как большинство, но создать огромный холдинг, постоянно развивающийся, наращивающий капитал и объемы производства.
      - Итак, вы закончили школу, отслужили оловянным с-солдатиком в Красной Армии, вернулись в Ригу, осмотрелись и задумались о своем предназначении, резюмировал БД
      - Во мне бушевал неистребимый дух предков, - горячился Босс. - Я понял, что должен начать собственное дело вопреки жестким правилам Уголовного Кодекса СССР. Если бы не подоспела перестройка, мой предпринимательский дух наверняка привел бы меня в тюрьму...
      - Излагаете совсем неплохо.
      - Те, кто стремились к собственной независимости накануне перестройки, занимались выращиванием и продажей цветов. Это был единственный легальный способ зарабатывания денег вне государственных структур Латвии.
      - Итак, вы принялись за цветы, но, разумеется, не стали, как все ходить по камням, а п-пошли своей дорогой...
      - Именно так и было. Мои коллеги продавали товар, где придется. Самые разумные возили рассаду в Ленинград на "Жигулях".
      - Зная вас, могу предположить, что вы сразу набили цветами рейсовый автобус, отправлявшийся в П-питер.
      Босс не повел глазом и равнодушно произнес:
      - Каждый раз, когда мне надо было переправить цветы в Ленинград, я обращался к военному командованию транспортной авиации, расквартированному в Риге, и загружал цветами какой-нибудь ихний самолет...
      БД встал на цыпочки, выражая восторг по поводу цветочных подвигов хозяина. В те времена достать транспортный самолет Военно-воздушных сил СССР - об аренде военных самолетов речи не было вообще, - было не менее сложно, чем получить квартиру в Кремле.
      - Позже я сумел договориться с самолетным начальством и стал возить цветы в Сибирь и на Дальний Восток, стараясь попадать на праздники. Я был набит деньгами и стал сорить ими... Ты, ведь, говорил: "Деньги что навоз. Надо разбрасывать...". Однако моих мозгов хватило, чтобы остановить праздники с постоянной выпивкой и бабами и заплатить за учебу в институте. И хотя выпивка и бабы так и оставались слабостями, доставлявшими наслаждение и мешавшими всю жизнь, я закончил институт и был готов к новым подвигам. Завершились съемки фильма, где я был директором картины. Я водил дружбу с известными актерами и режиссерами. Мир вокруг был прекрасен. Перестройка открывала новые возможности, и я замер, приготовившись к прыжку...
      Большой Босс был джентльменом и неординарной фигурой. БД, как никто другой, знал, что Босс был латышским Гэтсби, великим и странным, удачливым и рассчетливым. Эта мысль раздражала, успокаивала и умиротворяла. В его душе смешались зависть к человеку, сумевшему только собственными талантами пробиться на самый верх социальной и финансовой лестницы, заработав миллионы там, где интеллигентный умница БД потерпел крах, и невольная гордость, что хоть служит он не капризному ничтожеству, но яркой личности... Деградирующий без хирургии, без друзей и коллег, БД не мог взять в толк, что соревнуется с Боссом, на чужом поле, в чужой для себя игре, играет с хозяином в теннис, а тот валит его на корт приемами карате, и, несмотря на мощные подачи и выходы к сетке, БД проигрывал.
      Глава 8. Поти
      Через несколько дней, из Батуми, где заканчивались вступительные экзамены в медучилище, я отправился с чужестранкой на прогулку в соседний город Поти....
      Я долго плавал среди огромных волн, шумно накатывающих на берег. Такие большие волны бывают только в Поти. Я демонстрировал мастерство человека с детских лет посещавшего бассейн. Потом я лежал подле нее, целуя худенькие плечи и читая Тютчева, забыв, что он ей недоступен...
      Мы перекусили в местном кафе и побрели по безлюдному пляжу. Через полчаса мы оказались на песчаном островке, заросшем тростником, разделись догола в одной из бухточек и принялись целоваться. Черная тучка, в которой бесшумно сверкали молнии, быстро приближалась к нам, занимая небо. Усилившийся ветер тревожно и странно гудел в тростнике.
      - Так звучыт орган Рыыгас Доомэ, - сказала она прерывистым шепотом.
      - Мыслящий тростник... под ветром, - сказал я. - Кажется, Плутарх... или Паскаль... И Тютчев написал про это замечательные стихи...
      - Мээнье страшно! Едэм обратно. В кораблык.
      - Не трусь! - я впервые называл ее на ты. - Со мною тебе нечего бояться. - Рука скользнула к нежным волоскам в паху и вниз, в еще сухую глубину...
      Мы стояли в окружении странно гудящего тростника, тесно прижавшись животами и неистово раскачивались, не замечая ни сильного дождя, который барабанил уже несколько минут, ни рева ветра, несущего с собой царапающие кожу шуршащие тростниковые листья, ни наступивших сумерек. Гроза усиливалась, вовсю громыхая раскатами, и мы, стараясь поскорей раствориться друг в друге, увеличивали движения слипшихся тел.
      "Как ты это делаешь? - удивлялся во мне хирург-экспериментатор. - Там гладкая мускулатура, которой нельзя управлять. Это все равно, что пытаться взглядом двигать стакан с водой..."
      - Нэ ухоодыть! Постойтэ так... Хочу подвыыгать стаакан...
      Мы долго бегали под дождем, периодически падая на мокрый песок, а когда собрались идти обратно, наступила ночь.
      - Н-надо с-спешить! - Занервничал я.
      Мы принялись искать одежду и, обшарив все близлежащие заросли тростника, нашли мою большую серую майку с надписью Adidas на спине и один ее туфель. Все остальное исчезло вместе с очками, без которых я ничего не видел. Драматизм и комизм ситуации были настолько очевидны, насколько нелепы, что я принялся хохотать, забыв о подружке.
      Разорвав майку на две части, я протянул ей больший кусок. Она легко справилась со своим обрывком, умело завязав его на талии. Я посмотрел и, оставшись довольным осмотром, сказал:
      - I'm afraid we're lost.
      - We'd better ask for directions? - ответила она.
      - I'll ask it at the next Police Station. Go ahead, Darell! - я впервые назвал ее именем, которое останется с ней навсегда, на всю жизнь, и протянул руку.
      - Груудкы, - виновато сказала она, потянув пальцами за твердые соски.
      - По мне, в таком виде ты можешь показаться на трибуне мавзолея, улыбнулся я. - С-странно, но ты не к-кажешься голой. Идем.
      - Менье надо подмыть...
      - Не дури, Д-даррел! П-похоже, ты и впрямь собралась в Кремль. Боюсь, гигиенические процедуры и макияж тебе понадобятся не с-скоро...
      - Гдээ забрать дэньги в обратную дорогу? - Не унималась она.
      Она начинала нервничать. Я подошел к ней и поцеловал.
      - В этой жуткой экстремаловке, чужестранка, т-ты вела себя п-просто п-потрясающе... как настоящая леди... What do I do make you want me. Steady, Honey. You're well done. Don't worry. Worse things happen. We will find our way...
      Когда мы, наконец, вышли к пляжу, было совсем темно.
      - It's pitch-dark! Moreover there is not a living soul! - подытожил я.
      - Выыжу свэт горыыт там! - сказала она и взяла меня за руку.
      Через несколько минут мы подошли к домику спасателей, сквозь тонкие стенки которого доносилось негромкое пение. Взобравшись по лестнице и приоткрыв дверь, я увидел в полумраке за столом трех молодых грузин, не похожих на сексуальных вегетарианцев... Приблизившись, я разглядел большую пятилитровую бутыль с вином.
      - Гамарджоба! - сказал я близоруко щурясь. - П-простите, что в-вторгаюсь. - Я мучительно подбирал слова, стараясь скрыть волнение, понимая, что чужестранка без лифчика, с обрывком майки на бедрах может вызвать у них такие сексуальные желания, с которыми они не захотят или не смогут совладать.