Глава 16

Проход был более узким и не таким гладким, как шахта погребальной камеры. В некоторых местах Руперту приходилось ползти на животе, к тому же путь оказался намного длиннее. В каком-то месте бесконечного подземного хода он предложил остановиться и передохнуть.

— С тобой все в порядке? — спросил он.

— Не трать воздух на ненужные заботы, — рассердилась Дафна. — Воздуха и так мало. Я не нуждаюсь в отдыхе. А ты не можешь двигаться побыстрее?

— Миссис Пем… Черт, я даже не знаю твоего имени!

— Дафна, — сказала она.

— Дафна, — повторил он, — звучит мило.

— Господи, какое это имеет значение? Ты сдвинешься с места наконец?

— Тебе надо отдохнуть, по-моему, ты задыхаешься.

— Я хочу выбраться отсюда. Сейчас же.

Только теперь Руперт вспомнил, как она панически боялась замкнутого пространства. Он снова пополз, на этот раз стараясь двигаться как можно быстрее. Вероятно, она близка к истерике, и не без оснований. Здесь было жарко, а затхлый воздух действовал удушающе. Ему тоже хотелось выбраться отсюда.

Он полз, надеясь в конце увидеть свет или по крайней мере вдохнуть свежего воздуха. Больше всего Руперт надеялся, что они не попадут из огня в полымя.

Стоявший над погребальной шахтой Хариф понял, что не всегда бренди придает людям храбрости. Никто из оставшихся наверху не хотел спускаться вслед за Омаром и Амином. Там, внизу, слишком тихо, сказали они. Там на дне что-то плохое.

— Это нечистое место, — сказал один трус. — Ослица одержима злыми силами.

Позади них, у входа в пещеру, ослица англичан продолжала вопить дурным голосом.

— Мы слишком шумели, — сказал другой. — Англичане услышали нас и убежали.

— Куда они могли убежать? — спросил Хариф. — Здесь только один вход и один выход.

— А как же лаз, пробитый грабителями? — спросил кто-то еще.

Хариф засмеялся.

— Если они и найдут его, то далеко не уйдут. Он осыпается. Им придется повернуть назад.

— Может, камни свалятся им на голову.

— Значит, они умрут.

— Дюваль будет недоволен.

— Женщину нельзя трогать.

Хариф, как и остальные, был пьян. Упоминание о Дювале отрезвило его. Женщина предназначалась в заложницы Дюваля. С какой целью, Хариф не знал и не особо интересовался. Он не знал и не задумывался о том, что будет с ним, если он не справится с этим заданием.

Хариф выхватил факел у одного из бандитов и стал спускаться в шахту. Его люди присели у края отверстия и ждали. Спустя минуту раздался его голос, и воздух задрожал от его проклятий.

— Спускайтесь, трусы! — кричал он. — Спускайтесь и помогите своим братьям.

Один за другим бандиты начали осторожно спускаться. Они застали Харифа у каменного саркофага.

— Смотрите, что сделал этот свинья англичанин. Потребовались усилия двух человек, чтобы сдвинуть сломанные куски крышки и освободить своих побитых и перепуганных приятелей.

— Почему вы не позвали на помощь? — спросил Хариф. — Эти старые бабы подумали, что вас съел вампир.

— Англичанин, — вздохнул Омар. — Демон метал камни. — Он схватился за окровавленную голову.

— Женщина, — сказал Амин, — бесстрашна и свирепа как лев.

— Она всего лишь женщина, — презрительно сказал Хариф. — Она бросала в вас камнями, как бросают озорники мальчишки. Этот человек всего лишь человек, но вы сами это увидите, когда они вылезут из этой дыры. — Он пистолетом показал на ход, прорытый грабителями.

Он прислонился к саркофагу и ждал.

Дафна не была бесстрашной. Она была готова кричать от ужаса.

Нельзя сказать, что она охотно или с удовольствием спускалась в шахты пирамид и гробниц, но те казались дорожками для прогулок по сравнению с этим грубо пробитым подземным ходом. Дафна сомневалась, что он был частью гробницы. Скорее всего его прокопали грабители. Они, безусловно, проделали огромную работу, ибо подземный ход был длиннее любого коридора в ступенчатой пирамиде в Саккара.

Но возможно, он просто казался длиннее. Дафна не знала, как далеко они зашли, когда внезапно Карсингтон остановился. У нее возникло страшное подозрение. Последние несколько ярдов ей на голову сыпались мусор и комки грязи, сейчас же пол был усыпан щебнем.

— Дело плохо? — спросила она.

— Да, дорога перекрыта.

Судя по звукам, он разбирал камни.

— Но преграду можно разобрать, — сказал он.

Вот уж действительно хорошо! Груда камней может обрушиться вниз и похоронить их заживо.

— С другой стороны, — продолжал он, — я не могу определить длину этого завала.

Если ей придется возвращаться по тому же длинному душному коридору, она сойдет с ума.

— Древние, раскапывая камни, пользовались примитивными орудиями, — сказала она. — Мы же можем пробраться сквозь эту груду, разгребая ее руками и кинжалами?

— Можно попытаться, — ответил он, — но это займет очень много времени, а впереди может оказаться более плотная преграда. Ты уверена, что не хочешь вернуться?

— Я совершенно уверена, что они будут поджидать нас там.

Они убьют его. «Сначала убьем мужчину, — сказал один из них. — Когда он умрет, она не доставит нам беспокойства».

Но другие говорили, что живой англичанин стоит дороже: они могут получить за него выкуп или сделать его евнухом и продать как раба. Кто-то возразил, что трудно найти покупателя. Другой высказал мысль, что избавиться от трупа намного проще, чем прятать большого злобного англичанина. Они торговались за жизнь Карсингтона, как могли бы торговаться за щепотку трубочного табака.

Дафна не допустит, чтобы он попал им в руки.

— Если я протиснусь рядом с тобой, — сказала она, — я помогу убрать больше камней. Две пары рук увеличат наши шансы.

А если они будут погребены заживо, то по крайней мере она будет рядом с ним до конца.

— Не надо больше слов, моя дорогая. Ты убедила меня, как только сказала, что прижмешься ко мне своим божественным телом.

— Ты невозможен, — сказала она. — Я вся в грязи, от меня дурно пахнет.

— От меня тоже, — повеселевшим голосом сказал он. — Но ты все же предложила. Не могу разобраться — или ты безумно смела, или безумно влюблена. Возможно, то и другое!

Дафна протиснулась к нему, заставляя отодвинуться.

— Когда мы выберемся отсюда, если мы отсюда выберемся, я надеру тебе уши, — сказала она.

— Мы выберемся, — сказал он.

— Хватит болтать, давай раскапывать.

Руперт перестал не только говорить, но и думать, и начал убирать камни с их пути. Как и в гробнице, откуда они сбежали, это были большей частью каменные обломки и осколки. Могло бы быть гораздо хуже, говорил он себе. Завал образовался, должно быть, совсем недавно. Он не осел. В нем не было песка. Как только он оттащил часть мусора, то увидел, что проход стал шире прежнего. 2«о Должно быть, он скоро кончится.

Однако Руперт не высказал своих надежд, а трудился молча и усердно; рядом с ней, бедро к бедру, он разбирал завал с одной стороны, она с другой. В его голове мелькали события последних часов этого дня, казалось, в них уместилась целая жизнь: песчаная буря, его страх за нее и его страсть, утоление этой страсти…

Дафна. Это было греческое имя. Богиня? Нимфа?

— Которая из них была Дафна? — спросил он. Дафна приостановила работу. Он скорее почувствовал, чем увидел, как она вытерла лицо.

— Которая из кого?

— В греческих мифах есть нимфы. Которую звали Дафной?

— Дочь речного бога. Это она превратилась в лавровое дерево, чтобы спастись от Аполлона.

— Ах да, теперь я вспомнил! Греческие женщины только этим и занимались. Превращались в деревья, цветы, эхо. Я всегда думал, что это уж чересчур. Чем плохо, например: «У меня болит голова»? И вообще, какой жеманницей должно быть это существо, чтобы убежать от Аполлона? Разве он не был красавцем?

— Я всегда думала, что она глупа, — тихо сказала Дафна. — Не какой-то бог, а сам Аполлон. Но в этих мифах нет никакого смысла. Вы узнаете, что одна женщина принимает ухаживания лебедя, другая — быка. С другой стороны, есть… Мистер Карсингтон, что это за запах?

— Не так давно я был Рупертом, — пожаловался он. — Почему я снова мистер Карсингтон? Разве я виноват, что мы ползем по этому подземелью? В любом случае, если я пахну хуже, чем раньше, это из-за того, что я копаю, и здесь, должно быть, около девяноста гра… — И тут он почувствовал его — запах давно умершего египтянина. Запах был очень сильный. Руперт никогда не сталкивался ни с чем подобным. Несмотря на отвращение и страх, он быстро убирал камни. Запах становился все сильнее. Но путь был свободен. Руперт протянул в пустоту руку, опустил ее, что-то хрустнуло.

— Думаю, мы добрались до конца, — сказал он.

Он почувствовал, как она пошевелилась, продвигаясь вперед.

— Определенно пахнет могилой, — сказала Дафна.

— Не надеюсь, что у тебя остались свечи. Кажется, на полу… много мусора.

Он услышал шорох.

— У меня в поясе есть огарок, — ответила она, — но я не могу найти трутницу.

Руперт достал свою и после нескольких неудачных попыток зажег остаток свечи.

Он давал мало света, но его оказалось достаточно, чтобы он увидел, что они вошли в погребальную камеру, пол которой был усыпан останками мумий.

Руперт велел Дафне не гасить огонь, пока они не найдут входа в шахту. Ему не хочется наступать на мумии, объяснил он.

Трудно было не наступить. В погребальной камере захоронили большое семейство. Мумии были разодраны на куски, на полу валялись руки, ноги и черепа. Дафна поняла, что поиски сокровищ велись совсем недавно. Или это было так, или кто-то еще совсем недавно прошел здесь, ибо в воздухе еще стояла пыль. Она забивалась в ноздри и раздражала глаза. Но каменная пыль, забивавшаяся в ее нос и глаза, в некоторой степени ограждала ее от запаха, исходившего от мумий. Но они не стали задерживаться.

Благодаря раскопкам и разграблению выход был свободен и находился совсем недалеко. Эта гробница не была такой глубокой, как та, из которой они сбежали. Как только Дафна и Руперт оказались далеко от расчлененных мумии и вылезли из шахты, они погасили свечу.

В нескольких ярдах от них в лунном свете виднелся выход. Они поспешили к нему мимо грубо выбитых стен, лишенных каких-либо украшений. У выхода они остановились.

В Египте луна, казалось, светила ярче, чем в Англии. Они выглянули наружу.

Они вышли на той стороне горы, которая была обращена к Ассиуту. Город располагался в середине плодородной равнины, в лунном свете его минареты казались белоснежными. От него земляная плотина, построенная для задержания воды во время ежегодного наводнения, вилась к Нилу, изгибы которого были отчетливо видны издалека.

Руперт разглядел и маленькую деревушку Эль-Хамра, порт Ассиута, с множеством судов и лодок. «Изида» затерялась среди них. Но не дахабийя была самой большой их заботой в эту минуту, а как добраться до гавани живыми.

— Стоит ли нам рискнуть и пройти через город? — спросила Дафна. — Если мы пойдем в обход, это займет несколько часов.

— Если все ворота заперты, у нас не будет выбора. Но я бы сначала попытался войти в город. Уже поздно, и большинство людей будут дома. Если повезет, мы пройдем, не привлекая внимания.

— А те люди? — спросила она. — Может быть, они обнаружили подземный ход? Или знают, куда он ведет?

— В таком случае нам лучше поторопиться.

Никто не остановил их у юго-западных ворот. Стражник, очевидно, как и весь город, спал. Люди, собиравшиеся убить Карсингтона, не появились. Руперт и Дафна благополучно прошли почти через весь город. Но когда они приблизились к главным воротам, находившимся к реке ближе других, к ним привязался турецкий солдат.

К счастью, он был один и пьян. Когда он захотел остановить их, Дафна как бы случайно отбросила в сторону накидку. Перед глазами солдата предстала почти полностью обнаженная грудь. Пока солдат глазел на нее, Руперт достал из-за пояса пистолет и ударил его рукояткой по затылку. С тихим стоном турок свалился на землю. Дафна помогла оттащить его в ближайший переулок.

— Бежим, — сказал Руперт.

Тяжело дыша, они подбежали к главным воротам. Они были заперты.

— Это последняя капля, — сказал Карсингтон.

Он разбудил спящего стражника и потребовал, чтобы тот выпустил их. Стражник зевнул и проворчал, чтобы они убирались прочь. Дафна попыталась попросить его по-арабски.

Стражник замахал на нее руками. Они должны прекратить шуметь, сказал он. Ворота откроют в положенное время, и не раньше. Если они будут скандалить, то попадут в полицейский участок.

Вдруг из тени под стеной раздался молодой сонный голос:

— Господин! — Том?

Мальчик подбежал к Руперту.

— О, сэр, о, сэр! — Бросившись на землю, он обнимал колени своего идола. — Я знал, что вы живы. — Он вскочил на ноги. — О, леди, я так рад видеть вас. Джинн песчаной бури не унес вас.

Дафна схватила мальчика и обняла его.

— И ты тоже жив и здоров, — сказала она на его языке — Мое сердце радуется. А Юсуф?

— Мы спрятались в большой гробнице, в той, которую называют Конюшней Антара. Когда буря кончилась, мы искали вас весь день до ночи.

Он повернулся к стражнику:

— Послушай, это хозяин и его харем. Я говорил тебе, они придут. Буря пыталась проглотить их, но хозяин могуч и заставил джинна выплюнуть их. Но он сердит на это место, потому что в нем скрываются злые люди, которые желают ему зла. Пропусти его и его харем, и вслед за ним больше никого не пропускай, пока не наступит положенное время. Я прошу тебя сделать это, пока он не сглазил тебя.

Возможно, одна угроза могла бы и не подействовать, но Том подкрепил ее, протянув стражнику монеты. Ворота чуть приоткрылись и тотчас же захлопнулись за ними. Спускаясь к гавани, Дафна услышала позади гневные крики. Ворота оставались закрытыми.

Они добрались до судна и обнаружили, что команда не спит. Они быстро заставили прекратить крики радости и благодарности богам. Прошло несколько минут после того, как они взошли на борт, и «Изида» тихо выскользнула из гавани.

Едва они ступили на палубу, как появились женщины и увели Дафну в ее каюту.

О том, что происходило потом, у Руперта остались лишь смутные воспоминания. Он вымылся — или его кто-то вымыл. Он ел — или кто-то кормил его. Он не был в этом уверен. Как только Руперт доставил Дафну на судно живой и невредимой, его охватила глубокая усталость, и он прошел через процедуры мытья и еды как сомнамбула. Он не помнил, как вернулся в свою каюту и когда уснул.

Однако Руперт запомнил свой сон.

Он стоял у подножия горы, у кладбища, и смотрел на парящего над головой ястреба. Затем он увидел ее у входа в большую гробницу. Руперт окликнул ее, но она, видимо, не слышала его. Она вошла в гробницу. Он поспешил вслед за ней. Он слышал ее голос, доносящийся из глубины. Он пошел на звук, но звук не приближался. Он вошел в погребальную камеру и с бьющимся сердцем подошел к саркофагу. Он был открыт. Он заглянул внутрь. Пусто.

Руперт услышал плач и снова пошел на звук, но снова это оказалось злой шуткой. Никого. Ничего. Нет даже кусочка мумии. Только темная бесконечная пустота. Затем издалека донесся жалобный крик.

Он проснулся. Было жарко, и яркий солнечный свет пробивался сквозь щели в ставнях. Снаружи слышались завывания, в которых он узнал египетскую музыку. Матросы пели, один из них играл на дудке, другой — на глиняном барабане.

Руперт сел и оглядел каюту, его взгляд встретился с глазами Тома. Мальчик, терпеливо сидевший на корточках у двери, встал и принес кувшин с водой, тазик и полотенце.

Руперт умылся.

— Будете бриться, сэр? — спросил Том.

Руперт потрогал свое лицо и поморщился. Он надеялся, что борода выросла только за ночь. Он надеялся, что не оцарапал нежную кожу Дафны этой ужасной щетиной.

«Дафна, — подумал он. — Ее имя Дафна». Это вызвало у него улыбку, он не знал почему.

— Сэр?

— Да, да. Эйва.

Он брился и думал о ее теле, о том, как держал его в руках, о чувствах, которые тогда испытывал. Руперт вспоминал, как она бежала за ним с обнаженной грудью, придерживая рукой развевающиеся шаровары. Такая естественная, свободная от условностей, страстная… а теперь, как он внезапно осознал, недосягаемая.

Они больше не были отрезаны от мира. У них было большое судно, но их мир очень мал. Никто не знал, что произошло в гробнице над Ассиутом. Но все знают обо всем, что случается на борту «Изиды».

О, это плохо, совсем плохо!

Руперт никогда не знал, как устоять перед искушением. Он привык делать то, что ему хочется, в определенных пределах, разумеется, хотя ограничений было совсем немного. Терпение отца не было бесконечным, и Руперту хватало ума не злоупотреблять им. Отца он не боялся, как не боялся и змей. Но это не значило, что он сознательно сунет руку в гнездо ядовитой змеи. Кроме того, у Руперта даже и в мыслях никогда не было погубить репутацию дамы.

Англия, правда, была в другом мире, но письма туда доходили. Английские путешественники сообщат пикантные новости своим друзьям и родственникам с таким же удовольствием, с каким они делали это дома. Он должен держать себя в руках. Черт, кто знает, как долго?

Руперт запретил себе думать об этом. Решения он не нашел, а раздражение лишь сделает его общество неприятным. Он закончил бриться, оделся.

— Я принесу кофе сейчас? — спросил Том.

— Да. Нет. Я буду пить его в носовой каюте. Госпожа проснулась?

— Проснулась, да, — ответил мальчик и, помолчав, добавил: — Нехорошо, больна, сэр. Они захлопнули дверь прямо перед моим носом. — Он закрыл лицо рукой.

Только теперь Руперт обратил внимание на то, как тихо вел себя Том. Обычно мальчишка непрерывно болтал на непонятной смеси арабского и английского, с опозданием его слова дошли до Руперта.

— Больна? — с дрогнувшим сердцем повторил Руперт. Да, очень больна! Женщины прогнали Тома от дверей, потому что он слишком громко плакал, но что он мог поделать. Разгневанный джинн песчаной бури ударил в сердце госпожи, потому что она сбежала от него. Она была очень хорошей госпожой, говорил Том, хорошей матерью для него. Она никогда не позволяла его бить, даже когда он что-то ломал. Она заботилась о нем, когда он болел. Она оживила его дядю Ахмеда, когда тот умер. Мальчик громко заплакал.

— Прекрати реветь, — сердито распорядился Руперт. — Она не умирает. — Но все равно он поспешно вышел из каюты и через узкий коридор прошел к каюте, расположенной на корме. Он постучал.

Лина чуть приоткрыла дверь.

— Моя хозяйка не может прийти развлекать вас, — прошептала она в щелку. — Она очень больна.

— Что с ней? — спросил он. — Что случилось? Вчера она была здорова. Почему никто не разбудил меня?

— Она не желает вас видеть, — сказала Лина, собираясь закрыть дверь.

Руперт потянул дверь на себя и открыл ее. Дафна, свернувшись калачиком, лежала на диване. Ее лицо осунулось и побледнело от боли. У него сдавило грудь, как будто он пробежал несколько миль.

— Что это? — тихо сказал Руперт. — Желтуха? — Она все-таки заразилась от ребенка? Но он знал, что надо делать. Она говорила ему. Холодная ванна. Отвар… чего?

— Уходите, — раздраженно сказала она.

Руперт опустился на колени у дивана и положил руку ей на лоб. Он был влажным, но не горячим.

— Уходите, — повторила она.

— Вы должны сказать мне, что с вами. Том рыдает, он совсем потерял голову. Как только матросы перестанут петь, они услышат его, и все начнут рыдать и выть. — Он наклонился ближе и еще больше понизил голос: — Дафна, ты знаешь, как эмоциональны эти люди. Они любят тебя, потому что ты лечишь их сломанные пальцы, солнечные удары и возвращаешь к жизни их детей. Ты не должна позволить нам… им… опасаться худшего. В чем дело? Скажи, чем я могу помочь тебе?

— Ты мне не поможешь. — Дафна немного повернулась, чтобы взглянуть на него. Она поморщилась. Он тоже поморщился из сочувствия к ней.

— Все в порядке, — сказала она. — Я не умираю. Тебе не о чем беспокоиться.

— Но ты нездорова! Даже такому тупице, как я, это видно. Хочешь, я дам тебе горячего крепкого чаю? Или тебе что-нибудь нужно из твоего медицинского ящичка? Отвар из… из чего-то.

Дафна повернула к нему лицо и сумела слабо улыбнуться.

— Все, что мне нужно, — это время. У меня месячные. Руперт присел на корточки.

— Это абсолютно нормально, — сказала она. — Боль сильнее, чем обычно, но она не убьет меня. Тут ничего не поделаешь, остается только ждать, когда все закончится.

Нечего беспокоиться, он не сделал ей ребенка. Руперт обрадовался, да, конечно, обрадовался. Не надо думать… об осложнениях. Это женская проблема, не его вина и не его дело. Женщины позаботятся о ней. Он должен уйти и оставить ее в покое. Но ему не хотелось оставлять ее страдать в одиночестве, даже если это не его вина и единственное лекарство — время.

— Для такой умной женщины ты удручающе невежественна, — сказал он. — Многое можно сделать.

Он понятия не имел, что можно сделать. У него не было сестер, а если бы и были, то держали бы это в секрете, как поступали все женщины. Даже его любовницы пользовались условной фразой, чтобы намекнуть, что сейчас неподходящее время. И уж конечно, они не ждали, что он будет ухаживать за ними. Руперт не подозревал даже, что женщинам требуется уход в такие моменты. Он никогда не видел, чтобы из-за этого кто-нибудь страдал.

Видеть ее страдающей — ее, такую смелую, и сильную, и умную…

— Что тебе нужно… э-э… так это холодное полотенце на лоб, — импровизировал он, — и растереть спину. Не понимаю, почему ты терпишь эту боль, когда у тебя есть запас опия в ящичке.

— Он для острой боли, для особых случаев. Смешно принимать опий при совершенно естественных месячных.

— Если ты не можешь встать с постели, если лежишь, держась за живот и скорчившись как младенец, я считаю это острой болью. И это не совсем естественные месячные. Подумай о том, что случилось в Ассиуте. Тебя не только тащили сквозь песчаную бурю, а потом в гору, но тебе еще пришлось раскапывать себе дорогу в подземном ходе. Кроме всего прочего. — Он одарил ее одной из своих дерзких улыбок, совершенно не соответствовавших его настроению.

Руперт был в полной растерянности.

— Когда я снова буду здорова, — сказала Дафна, — я надеру тебе уши. А пока, — она поморщилась, — пожалуй, приму капельку опия, но всего лишь каплю. А теперь уходи!

Руперт не ушел. Он смешал опий с водой и медом и наблюдал, как она пьет. Намочил полотенце, выжал и положил ей на лоб. Растер ей спину. Отвлекал ее смешными семейными историями. Он не уходил, пока она не уснула.

Путешествие Майлса на верблюде закончилось в Дендера у храма богини Хатор. Он слышал об этом месте. Видел картинки в «Описании Египта», читал рассказы путешественников. Дафна тоже говорила о нем. Но когда он и его похитители вошли в засыпанное песком и мусором пространство, некогда бывшее двором храма, его внимание привлекала лишь манящая тень в глубине храма.

После девяти дней пути по пустыне на злобном верблюде, после перенесенных им нескольких песчаных бурь его единственным желанием было лечь и умереть там, где не было бы солнца и горячего колючего ветра.

Его повели внутрь, и он, спотыкаясь от усталости, шел вместе со всеми. Временами Майлс поднимал глаза и видел громадные колонны. Дафна была бы в восторге, здесь все было покрыто иероглифами.

Интересно, что бы она подумала о знаменитой Хатор, египетском аналоге Афродиты? Майлсу она казалась удивительно непривлекательной. У нее были низкий лоб, близко посаженные глаза и толстые щеки на широкоскулом лице. Коровьи уши торчали по бокам головы, как ручки кувшина. Она больше походила на горгулью, чем на богиню. Но, будучи не в лучшем расположении духа, Майлс был не в состоянии оценить ее должным образом.

Его провели через огромный зал, затем через дверь в зал поменьше, но все равно очень большой, в его стенах он заметил узкие отверстия, ведущие в темные помещения. Сопровождавшие его люди нигде не останавливались. Они вели и вели его через комнаты, пока наконец не вошли в узкое, замкнутое и абсолютно темное место. Даже свечи смогли осветить лишь нижнюю часть покрытых рельефами стен. Однако они хорошо освещали находившегося там человека.

— Ноксли? — не веря своим глазам сказал Майлс. Лорд Ноксли подошел к нему и схватил его руку.

— Мой дорогой, как я рад вас видеть!

— Но не больше, чем я рад видеть вас, — ответил Майлс. — Не говоря уже о том, какой это приятный сюрприз. Я надеялся, что моя сестра обратится к вам, как только поймет, что со мной что-то случилось, но я не надеялся увидеть вас так скоро.

— Положение было серьезное, — сказал Ноксли, выпуская руку Майлса из своего удивительно крепкого рукопожатия. — Консульство, как всегда, не торопилось, но миссис Пембрук взяла дело в свои руки. В результате не прошло и трех дней после вашего похищения, как я уже отправился в путь. Но мы поговорим об этом позднее, когда вы отдохнете!

— Есть для меня еще что-нибудь? — обратился лорд к Гази.

— Скоро, — ответил Гази, — через несколько дней.

— Дюваля здесь нет, — сказал Ноксли. — И никого из его людей.

Гази улыбнулся:

— Может, они слышали, что здесь небезопасно.

— Нам надо найти его, — сказал Ноксли. — Но сначала то, другое дело.

—Да, сначала другое дело, — согласился Гази. — Если я вам не нужен, я сейчас же займусь им.

— Так было бы лучше, — ответил Ноксли. Он достал из кармана небольшой мешочек и протянул его Гази. В мешочке что-то звякнуло.

Гази с благодарностью взял его, со свойственной ему льстивой услужливостью попрощался с ними и ушел, уводя с собой своих сообщников.

— Вас, вероятно, удивляет мой выбор служащих, — сказал Ноксли. — В Англии этот человек был бы обыкновенным преступником.

— Не совсем обыкновенным, — заметил Майлс. — У него прекрасные манеры, и он так очаровательно предлагает убить невинных свидетелей, если они не на его стороне.

— Увы, без таких людей, как Гази, в этой варварской стране ничего не добьешься. Знаете, в Риме делай как римляне. — Он обезоруживающе улыбнулся. — Я бы никогда не смог так быстро найти вас без помощи этих людей.

— Не их вина, что мы не добрались быстрее, — сказал Майлс. — Из-за песчаных бурь мы шли из Миньи девять дней.

— Не сомневаюсь, это было ужасно для вас. Но иначе вы бы пришли сюда намного раньше меня. Ветер мешал и тем, кто был на реке.

Он вывел Майлса из узкой комнаты.

— Я чертовски рад видеть вас, — сказал он, понизив голос. — Вот уж как неприятно обернулось это дело. Проклятые французы… — Ноксли замолчал и обвел глазами храм. — Они снимают потолок со знаками зодиака, свиньи. Видите ли, паша разрешил им. Они увезут его в Париж… а я ничего не могу сделать, пока не закончу это другое неприятное дело. — Он покачал головой. — Но не думайте о французах! Вам и так досталось в пустыне. Наверное, вам нужна ванна, чистая одежда и хорошая еда. А я… если я пробуду здесь дольше, мне захочется убить кого-нибудь.

Глава 17

Несмотря на то что Дафна принимала опий малыми дозами, он очень помог ей. Она была искренне благодарна Руперту за его настойчивость, о чем и сообщила ему при первой же возможности.

В душе она изумлялась тому, как он заботился о ней во время ее болезни. Но он и сам казался ей чудом. Все два дня, которые она провела в постели, она думала о нем и обо всем, чем он удивил ее.

Опий одурманивал ее, но одно ей было совершенно ясно: Руперт не был тем бездушным грубияном, каким показался ей вначале. Наоборот, при сравнении с ним бездушными выглядели другие мужчины, особенно Верджил. Ее покойный муж заставлял ее чувствовать себя испорченной женщиной, а временами настоящим чудовищем. Он оставил ей большое наследство и очень мало уверенности в себе.

За недели, проведенные с Рупертом Карсингтоном, она переродилась. В тот день и вечер в Ассиуте она пережила страх, опасность и страсть. И до этого она никогда раньше не чувствовала, что действительно живет.

Несмотря на затуманенное сознание, Дафна ясно ощущала его большие умелые руки, прикладывавшие к ее лбу прохладное влажное полотенце или осторожно растиравшие ее спину. Она слышала его звучный голос, в котором временами слышались веселые нотки, когда он рассказывал ей забавную историю.

И Дафна также понимала, что, как и опий, он легко может стать опасной привычкой.

К утру третьего дня жестокие спазмы прекратились, приступы боли появлялись лишь временами. Она могла сидеть и воспринимать окружающее. И удивляться, почему ей было так плохо. Причиной не могли быть только одни месячные, решила она. Обычно в такие периоды она всегда чувствовала усталость и бывала раздражительной, часто испытывала боль, но такого с ней никогда не случалось. Никогда раньше это не лишало ее всех сил и энергии. Но и ее жизнь никогда раньше не была такой бурной.