И. Мезис – член Военного совета. Белов говорил о том, что «чистка» коснулась всех без исключения категорий комсостава и это нанесло большой ущерб боевой и политической подготовке войск. Даже он, далеко не новичок в высшем эшелоне армии, достаточно искушенный в интригах окружения Сталина и Ворошилова, член Специального Судебного Присутствия на процессе Тухачевского, даже он в конце ноября 1937 года недоумевал: «Люди, которых ни в партийном, ни в другом порядке не оценивал с плохой стороны, берутся органами НКВД». Такая постановка вопроса не понравилась Ворошилову и он не преминул упрекнуть Белова в том, что во вверенном ему округе чистка кадров проводится еще слабо.

Несколько улучшить впечатление Ворошилова о БВО решил Август Иванович Мезис. Он с цифрами в руках убеждал наркома в том, что все-таки в округе чистка кадров идет совсем не слабо, а в строгом соответствии с указаниями партии. «По Белорусскому округу мы уволили 1300 человек. Из числа уволенных арестовано 400 человек только по июль месяц. После 12 июня (то есть после суждения и расстрела бывшего командующего войсками БВО И.П. Уборевича. – Н.Ч.) уволили 140 человек. 43 летчика арестовано. Троцкистов и правых – 59 человек, за связь с контрреволюцией – 149 человек, шпионов – 75 человек, за сокрытие службы у белых – 40 человек…»

Приведя эти данные, Мезис выразил удовлетворение работой по «чистке» войск округа. Один из приведенных им аргументов для увольнения, а именно сокрытие в анкетах службы в белой армии, вызвал язвительную реакцию даже у Ворошилова, который заявил, что поводом для увольнения должна быть прежде всего не «связь с тетушками из числа белых», а строго политический подход. На что Мезис не преминул ответить, что все жалобы уволенных из РККА в центральную комиссию при наркоме были последней оставлены без удовлетворения. По мнению Мезиса, этот факт лишний раз «…доказывает правильность наших решений… работаем лучше, чек работали с теми, которые находились в рядах РККА до чистки».

Все усилия Мезиса показать себя рьяным «чистильщиком» кадров в округе и таким образом дополнительно обезопасить себя оказались совершенно напрасными – через четыре дня после окончания заседания Военного совета его самого «почистили» – арестовали и препроводили в тюрьму, из которой он уже никогда не вышел.

Главный кавалерист РККА С.М. Буденный, несколько месяцев назад впервые назначенный на округ, докладывая о своей работе до ноября 1937 года, сказал, как о большом достижении: «…в Московском военном округе обновлены кадры командиров корпусов на 100%, командиров дивизий – на 73%, наштадивов – на 53%, командиров бригад – на 75%, начальников штабов бригад – на 50%, командиров полков – на 38%».

В Киевском, крупнейшем в Красной Армии округе, положение с кадрами было нисколько не лучшим, чем в БВО и МВО. Командарм 2-го ранга И.Ф. Федько, заменивший Якира в мае 1937 года на посту командующего, заявил, что в период с июня по ноябрь 1937 года в округе уволено 1894 человека, из них 861, то есть почти половина, арестован как участник антисоветского военного заговора.

Репрессии в КВО в 1937 году шли по нарастающей. По данным Российского Государственного военного архива, только за один ноябрь месяц этого года там было уволено из РККА более 750 и арестовано почти 480 человек командно-начальствующего состава. О величине такой «прорехи» можно судить по следующим цифрам: среди вновь назначенных вместо уволенных или арестованных командиров в КВО было (по должностям): командиров корпусов – 90%, командиров дивизий – 84%, комендантов укрепленных районов – 100%, командиров бригад 50%, командиров полков – 37%, начальников штабов корпусов – 60%, начальников штабов дивизий – 40%. Почти все сотрудники штаба округа были также арестованы, в первую очередь начальники отделов. О июня по ноябрь 1937 года в округе на выдвижение пошло более 3 тысяч новых командиров ^[30].

Доклад командарма 2-го ранга П.Е. Дыбенко, командующего войсками ЛВО (еще один член суда над Тухачевским) был весьма краток по существу: комначсостав округа «очищен» органами НКВД. Расклад получился таков: дивизиями, как и в ЗакВО, командовали майоры, а во главе танковых (механизированных) бригад стояли капитаны.

Несколько меньший масштаб репрессий наблюдался в «дальних» и внутренних округах – САВО, ПриВО, УрВО. Правда, там и войск было во иного раз меньше, нежели в БВО, КВО, ЛВО, МВО. Например, командующий войсками САВО комкор А.Д. Локтионов, рапортуя о «выкорчевывании значительного количества врагов народа» в частях и учреждениях округа, не назвал точного количества уволенных и арестованных органами НКВД, сказав лишь, что их почти в десять раз меньше, чем в ?BO. При этом Локтионов, явно недовольный такими «невысокими», по сравнению с другими округами, показателями, и пытаясь повысить свой авторитет в глазах наркома, в порядке самокритики заявил, что «выкорчевывание в 19 й Туркменской, 19 й Узбекской и 20 й Таджикской дивизиях запоздало». Более конкретно он ничего не сказал. Возможно, что он имел в виду тот факт, когда из командиров упомянутых трех дивизий к тому времени аресту подвергся лишь командир последней (Таджикской) – комбриг Ф.А. Кузнецов. Из слов Локтионова вытекало, что налицо явный непорядок и его нужно срочно исправлять.

О своих «успехах» докладывали и другие округа. Так, за связь с «вредителями» в ПриВО по состоянию на ноябрь 1937 года было арестовано 380 человек. На их место было выдвинуто: один командир корпуса (12-го стрелкового), 2 командира дивизии, 12 командиров полков. В округе на день работы Военного совета было 366 вакантных должностей комначсостава. Подобная картина наблюдалась и в Уральском военном округе, о «чехарде» в смене командующих войсками которого мы уже упоминали. От этого округа на заседании выступили командующий комкор Г.П. Софронов и член Военного совета дивизионный комиссар А.В. Тарутинский. Судя по их докладам, в УрВО тоже провели работу по капитальной чистке кадров. К моменту начала заседания Военного совета, то есть к 20 м числам ноября 1937 года, там было арестовано 200 человек. «Из показаний арестованных видно, – сказал А.В. Тарутинский, – среди них – японские, финские шпионы. Группа буржуазных националистов, связанная по Башкирии».

Кругом мерещились враги, шпионы, вредители, диверсанты, убийцы… И это находило свое отражение в докладах с мест. «Нет ни одной отрасли работы, где бы не было вредительства», – заявил командующий войсками СибВО комкор М.А. Антонюк. У него в округе к 20 ноября было арестовано 249 человек. А в Забайкальском округе к тому же времени арестованных оказалось несколько меньше, нежели в СибВО – «всего лишь» 189 человек из более чем 400 командиров, уволенных из армии.

Выступить на заседании Военного совета в ноябре 1937 года удалось не всем записавшимся. О чем хотели сказать эти люди в присутствии членов Политбюро ЦК ВКП(б) и руководства наркомата обороны? Конечно же, прежде всего осудить подлых наймитов империализма, потребовав для них самой суровой кары. А некоторые из них рассчитывали, пользуясь случаем, посчитаться со своими недоброжелателями, когда-то обидевшими их, полагая тем самым набрать себе политические очки, поднять свой вес в глазах Сталина, Ворошилова и Ежова. С этой целью припоминались самые различные, на их взгляд подозрительные случаи – начиная с голосования за троцкистскую резолюцию в стенах Военной академии РККА в 1923 году, сочувствие или участие в белорусско-толмачевской оппозиции в 1928 году, недовольство политикой коллективизации в начале 30 х годов, не говоря уже о конкретной критике в адрес ВКП(б), Советской власти, наркомата обороны и персонально их руководителей.

Наглядный пример тому – действия командира 2-го стрелкового корпуса комдива Я.И. Зюзь-Яковенко. При аресте в квартире у него была обнаружена его записка на имя Ворошилова, содержащая просьбу о личном приеме для «важного и неотложного в данный момент заявления политического характера».

В своем объяснении начальнику Управления НКВД по Калининской области по поводу этой записки Зюзь-Яковенко указал, что он хотел лично доложить наркому обороны о командарме 1-го ранга И.П. Белове и его антисоветских высказываниях. По словам Зюзь-Яковенко дело обстояло так: он, исполняя должность начальника штаба Ленинградского военного округа, вместе с командующим Беловым и членом Военного совета округа И.Е. Славиным весной 1933 года находился с инспекторской проверкой в стрелковой дивизии, дислоцированной в Карелии. После окончания учений они втроем в районе Петрозаводска зашли в один крестьянский домик, чтобы погреться. Крестьяне оказались переселенцами, прибывшими недавно из Псковской губернии. Белов и Славин расспрашивали их о житье-бытье. Крестьянская семья оказалась бедной, ранее безземельной и занята она была раскорчевкой леса под посев.

Через непродолжительное время, возвращаясь пешком по мокрому снегу к станции, идя цепью метрах в 5–10 друг от друга, Зюзь-Яковенко слышал, как Белов недовольным голосом громко произнес: «Да что и говорить, тут раньше без фунта мяса никто и не садился обедать, разорили всю страну».

Зюзь-Яковенко считал, что хотя Славин в этот момент находился немного дальше от Белова, чем он, все же у него (Зюзь-Яковенко) «не было никакого сомнения, что он тоже слышал эту фразу». Расценив услышанные слова Белова как антисоветский выпад, Зюзь-Яковенко полагал, что Славин об этом доложит в Москву. Он некоторое время ожидал соответствующего реагирования со стороны ЦК ВКП(б), наркома Ворошилова и начальника ПУРККА Гамарника, но не дождавшись этого, перестал, по его словам, доверять Белову и Славину, что привело к ухудшению служебных и личных отношений между ними.

Далее в том же объяснении Зюзь-Яковенко указал, что встретившись 1 июня 1937 года на заседании Военного совета с Беловым, он имел с ним разговор о Славине. На его вопрос, что Белов думает о Славине, тот ответил: «Славин – «мертвый человек» (имеется в виду особая близость Славина к Гамарнику, только что покончившему жизнь самоубийством. – Н.Ч.), но тут же пояснил: «О нем я не буду ничего говорить на пленуме (то есть на заседании Военного совета. – Н.Ч.). Знаешь, в такой кутерьме долго ли оговорить человека понапрасну».

Как видно из объяснения Зюзь-Яковенко, сам он предполагал выступить на одном из заседаний Военного совета 1–4 июня 1937 года и рассказать о двурушничестве командарма И.П. Белова и комдива К.А. Мерецкова, однако не получал слова, после чего и решил лично обратиться к наркому Ворошилову^[31].

Как видно на примере с Зюзь-Яковенко, на данное заседание Военного совета при НКО были приглашены и некоторые командиры корпусов. Заметим, что не вое, а только некоторые. Так сказать, избранные. Например, командир 45-го механизированного корпуса (из Киевского округа) комбриг Ф.И. Голиков рассказал о проделанной работе по чистке подчиненных ему частей: только из числа старшего и среднего комсостава число уволенных и арестованных составило 65 человек. По его информации выходило, что репрессиям у них подверглись также и младшие командиры, и красноармейцы.

Приводимая ниже таблица дает яркую картину избиения командных кадров Красной Армии за 10 месяцев 1937 года (с 1 января по 1 ноября). Скажем только, предваряя эту зловещую статистику, что всего в РККА на 1 января 1937 года общее число командного и начальствующего состава составляло 206 250 человек, из них с законченным высшим и специальным образованием – 164 309 человек^[32].

Комментируя данную таблицу, заметим, что увольнение и аресты проводились не только в округах, но и в центральном аппарате наркомата обороны, в военно-учебных заведениях, тыловых учреждениях, в разведорганах, а также среди командного состава, находящегося в резерве (запасе). Всего же за 10 месяцев 1937 года было уволено из РККА 13 811 лиц командно-начальствующего состава, из них арестовано 3776 человек. Обращаясь к цифрам таблицы, видишь, что наибольшее число арестованных выпадает на долю небольших по численному составу военных округов – Харьковского, Приволжского, Уральского, Закавказского. Там 33–35 процентов среди уволенных подверглось аресту. «Рекордсменами» же в этом плане выступали Среднеазиатский и Сибирский военные округа, где процент арестованных среди уволенных, а если быть уже совсем точным – изгнанных из Красной Армии, составлял соответственно 72 и 63 процента. Среди крупных округов лидировали ОКДВА и Киевский (по 34 процента каждый) ^[33].

Выходит, не прав был командующий войсками САВО комкор А.Д. Локтионов, говоря на ноябрьском заседании Военного совета о том, что уволенных и арестованных у них в округе в десять раз меньше, чем в МВО. Конечно, если брать абсолютные цифры, то это действительно так. А вот если взять процент арестованных к числу уволенных, то получается совершенно иная, гораздо более трагичная картина – аресту в САВО подверглись две трети, в то время как в МВО – менее одной трети из командиров, уволенных из армии.

Приведенные данные свидетельствуют о том, что Н.М. Якупов, автор материалов «Сталин и Красная Армия», неправомерно делает вывод, согласно которому наибольшее число командиров подверглось в 1937 году репрессиям в ОКДВА, центральных и западных округах. Однако мы убедились, что это не совсем так. По крайней мере, СибВО и САВО к названным категориям отнести никак нельзя. Так что совершенно напрасно извинялся перед наркомом и участниками Военного совета комкор Локтионов за столь малые по сравнению с большими округами цифры уволенных и арестованных. Да, действительно, абсолютные величины вроде бы невелики, однако в процентном отношении они просто потрясают. На этом примере еще раз наглядна видна тотальность в уничтожении кадров Красной Армии.

В таблице материал приведен по округам. А как эти цифры распределялись по должностным категориям? Сводка здесь также неутешительна: репрессии охватили все без исключения эшелоны комначсостава – от командира взвода до командующего войсками округа, начальника центрального управления, заместителя наркома обороны. На начало ноября 1937 года были репрессированы: командующие войсками округов – 7, их заместители – 12, командиры корпусов – 20, дивизий – 36, бригад – 19, полков – 134, батальонов – 229, дивизионов – 103, рот – 695, эскадронов – 82, батарей – 269.

Кроме того, репрессированными оказались 1449 командиров взводов и полурот, полуэскадронов и полубатарей. За этот же период (с 1 января по 1 ноября 1937 года) репрессиям подверглись 4 начальника военных академий, 10 начальников военных училищ и курсов усовершенствования комсостава, 5 их заместителей, 5 начальников штабов корпусов, 32 начальника штабов дивизий и бригад, 48 начальника штабов полков, 469 работников различных других штабов и 2344 человека иных должностных категорий комначсостава^[34].

Упомянутые выше факты просто вопиют о произволе в отношении кадров Красной Армии. И это несмотря на то, что она в то время испытывала настоящий голод в комсоставе. Реальность оказалась настолько кричащей, острый некомплект кадров стал таким невыносимым, что Ворошилов вынужден был издать специальный приказ о прекращении увольнения лиц командно-начальствующего состава. 9 ноября 1937 года Управление по начсоставу РККА направило этот приказ во все военные округа, но остановить репрессии даже данный строгий документ не мог по нескольким причинам. Одна из них, возможно и главная, заключалась в том, что во многом ситуация оставалась неподконтрольной наркомату обороны. Нередко случалось так, что нарком обороны, командующий войсками округа ставился уже перед свершившимся фактом ареста того или иного командира, политработника. Ведь особые отделы Главного управления государственной безопасности НКВД были вне влияния Ворошилова, они часто, особенно в разгар массовых репрессий в 1937–1938 годах, даже не считали нужным согласовывать с ним некоторые вопросы, касающиеся ареста комначсостава РККА, хотя и обязаны были это делать. Что в свою очередь приводило к такому явно ненормальному явлению, как увольнение из рядов армии задним числом ряда военачальников, занимавших крупные посты в войсках и учреждениях Красной Армии. То есть издавать приказ об увольнении через некоторое время после их фактического ареста. Так было в случае с комкором С.А. Туровским (приказ об увольнении его последовал лишь через пять месяцев после ареста), Л.Я. Вайнером (через два с половиной месяца), В.М. Примаковым и В.К. Путной (через три с половиной месяца), М.И. Василенко (через полтора месяца) и некоторыми другими командирами и политработниками. А комкора Лапина Альберта Яновича вообще на целый год забыли, хотя его судьба оказалась не менее трагичной, чем у других: будучи арестован в середине мая 1937 года, он, не выдержав унижений и пыток, через четыре месяца в Хабаровской тюрьме покончил жизнь самоубийством. Приказ же о его увольнении из рядов армии появился только в середине апреля следующего года.

Собирая материал для данной книги, автор столкнулся с еще более вопиющими фактами беззакония, а именно: в отношении некоторых лиц из числа высшего командно-начальствующего состава приказ об увольнении из РККА вообще не издавался ни до, ни после ареста и они продолжали фактически числиться в ее списках. И только в период реабилитации, то есть спустя восемнадцать-девятнадцать лет, подобные приказы министра обороны состоялись. И таких случаев набирается достаточно много, чтобы сделать еще один негативный вывод.

Забегая несколько вперед, обратимся к материалам еще одного заседания Военного совета (29 ноября 1938 года), имеющего прямое отношение к теме разговора о большой «чистке» армии, ее характере и размерах. Сразу бросается в глаза то, что здесь нарком Ворошилов уже нисколько не пытается уменьшить число арестованных в армии. Наоборот, тенденция таковая четко просматривается – у кого больше арестованных, тот и лучше работает. В основной своей позиции – о масштабах заговора в Красной Армии – доклад Ворошилова на этом заседании резко контрастирует с его предыдущими выступлениями на февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б) и Военном совете 1 июня 1937 года. В частности, он заявил: «Когда в прошлом году была раскрыта и судом революции уничтожена группа презренных изменников нашей Родины и РККА во главе с Тухачевским, никому из нас и в голову не могло прийти, не приходило, к сожалению, что эта мерзость, эта гниль, это предательство так широко и глубоко засело в рядах нашей Армии. Весь 1937 и 1938 годы должны были беспощадно чистить свои ряды, безжалостно отсекая зараженные части организма до живого, здорового мяса, очищались от мерзостной предательской гнили…

Вы знаете, что собою представляла чистка рядов РККА… Чистка была проведена радикальная и всесторонняя… с самых верхов и кончая низами.. Поэтому и количество вычищенных оказалось весьма и весьма внушительным. Достаточно сказать, что за все время мы вычистили больше 4 десятков тысяч человек. Эта цифра внушительная. Но именно потому, что мы так безжалостно расправлялись, мы можем теперь с уверенностью сказать, что наши ряды крепки и что РККА сейчас имеет свой до конца преданный и честный командный и политический состав»^[35].

Действительно, руководство страны и армии с помощью НКВД беспощадно расправлялись с кадрами РККА не только внизу, но и на самом верху. Например, из 108 членов Военного совета при наркоме обороны, материалы заседаний которого рассматривались выше, к ноябрю 1938 года от прежнего его состава (по состоянию на 1936 год) осталось всего лишь 10 человек: И.Р. Апанасенко, С.М. Буденный. Л.М. Галлер, О.И. Городовиков. Г.И. Кулик, К.А. Мерецков, С.К. Тимошенко, А.В. Хрулев, Б.М. Шапошников, Г.М. Штерн. Или еще один пример. Если взять состав Центрального Исполнительного Комитета (ЦИК) СССР, избранного VII Всесоюзным съездом Советов, в котором было 36 авторитетных командиров и армейских политработников, то из их числа 30 человек в 1937 году были объявлены «врагами народа»^[36].

Объективность такова, что решении февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б) в 1937 году, требования Сталина и Молотова о всесторонней «проверке» военного ведомства на предмет «засоренности» были восприняты органами НКВД как прямая директива к началу массовой чистки кадров армии и флота от имевшихся якобы там вредителей, предателей и шпионов.

В журнале «Известия ЦК КПСС» (№ 4 за 1989 год) приводятся следующие сведения из обобщенной справки Комитета Партийного Контроля при ЦК КПСС, КГБ СССР. Прокуратуры СССР и Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС: «Уже через девять дней после суда над М.Н. Тухачевским были арестованы как участники военного заговора 980 командиров и политработников, в том числе 29 комбригов, 37 комдивов, 21 комкор, 16 полковых комиссаров, 17 бригадных и 7 дивизионных комиссаров…»^[37]

Из этих сведений хорошо видн, что новый мощный удар репрессий первым принял на себя высший комначсостав. 980 человек – цифра действительно впечатляющая, она заставляет задуматься и ужаснуться: ведь всего за девять дней одна треть действующих комкоров (на 1 июня 1937 года их в РККА было 63 человека) была изъята из ее рядов и посажена за решетку. Всего за девять дней!!!

Можно принять на веру (что многие и делают) приводимые цифры, давно зная из многочисленных публикаций о творимом тогда органами НКВД произволе. А можно и усомниться в достоверности приведенных цифр, но тогда нужны убедительные доказательства, опровергающие ту или иную величину. Автор попытался доказать, что некоторые приведенные выше цифры не соответствуют действительности. Вернее, они соответствуют, но только другому отрезку времени, а никак не девяти дням, что указаны в приводимой справке.

Вариант «максимум» – это перечислить поименно всех этих 980 человек, безвинно пострадавших в 1937 году. Но сделать этого не позволяет объем очерка. Поэтому остановимся на варианте «минимум» и проведем анализ только одной категории, высшей по своему старшинству в названной справке – звания «комкор». С этой целью обратимся к источнику, в своем роде уникальному по своему содержанию. Речь идет о «Мартирологе РККА 1937–1941 гг.», опубликованном в «Военно-историческом журнале» за 1993 год (№ 2–3, 5–12). Составленный доктором исторических наук О.Ф. Сувенировым по судебным материалам, хранящимся в архиве Военной коллегии Верховного суда Российской Федерации, он представляет собой перечень военачальников, командиров и политработников РККА, погибших в указанные годы в результате репрессий, с указанием их воинского звания на момент ареста, даты ареста, суда и исполнения приговора. Все приводимые сведения имеют строго документальную основу. В этом автор убедился, проведя аналогичное исследование (независимо от О.Ф. Сувенирова), но только по материалам архива Главной военной прокуратуры. Результат – совпадение один к одному.

Так вот, обратившись к «Мартирологу», убеждаешься, что в справке, подготовленной силами сотрудников четырех авторитетнейших организаций СССР, допущена явная ошибка в отношении лиц, имевших на день ареста воинское звание «комкор». О происхождении цифры «21» приходится только гадать, ибо в названные девять дней, прошедшие после суда над группой Тухачевского, из комкоров был арестован только лишь один (один!) Сергей Александрович Меженинов, заместитель начальника Генерального штаба. По всей видимости, эта ошибка имеет чисто техническое происхождение. Нам представляется, что она вкралась в документ при перепечатке с оригинала: сделанный в нем кем-то знак вопроса (?) перед цифрой «1» затем был (при размножении) принят за цифру «2». Отсюда и пошла дальнейшая путаница и несоответствие.

Если же допустить, что ошибка допущена в определении временных рамок и вместо «девяти дней» следует читать (или считать) «девять месяцев», то и тогда фактические данные не совпадают с величинами, указанными в тексте справки, так как с июня 1937 года по февраль 1938 года аресту подверглось 25 комкоров, что на четыре единицы больше названной цифры.

Вокруг процесса Тухачевского

Процесс над маршалом Тухачевским и его семью товарищами в июне 1937 года – важнейшее звено в общей цепи разгрома кадров Красной Армии. Поэтому вполне понятно, что Сталин и Ворошилов при активном участии Ежова и Ульриха очень тщательно подбирали состав суда над руководителями «военного заговора», хотя делать это приходилось в самые сжатые сроки. Кстати, о сроках: главный организатор «заговора» М.Н. Тухачевский был арестован в Куйбышеве 22 мая, Якир и Уборевич соответственно 28 и 29 мая, а уже 11 июня открылось и закончилось заседание специально созданного судебного органа, своего рода подобие расширенного состава Военной коллегии Верховного Суда СССР. Председательствовал там все тот же коротышка Василий Ульрих, получивший накануне судебного заседания на самом «верху» необходимый инструктаж.

Судьба подсудимых была предрешена еще до суда. Член Военной коллегии бригвоенюрист И.М. Зарянов, назначенный секретарем данного суда, впоследствии сообщил: «О ходе судебного процесса Ульрих информировал И.В. Сталина. Об этом мне говорил Ульрих. Он говорил, что имеются указания Сталина о применении ко всем подсудимым высшей меры наказания – расстрела»^[38]. Факт встречи Сталина и Ульриха накануне суда подтверждается соответствующей записью в журнале регистрации секретариата Генсека партии. Из нее видно, что при приеме Сталиным Ульриха 11 июня 1937 года в кабинете вместе с ними находились также Молотов, Каганович и Ежов.

Можно догадаться, по какому принципу подходили в Кремле к подбору состава судей. Конечно, первым и непременным условием подобного выбора являлась положительная рекомендация наркома Ворошилова, которому Сталин в тот год еще доверял. Второе требование диктовалось необходимостью создания у общественности страны и за рубежом впечатления активного участия в суде представителей самых различных служебных категорий и воинских званий высшего командно-начальствующего состава Красной Армии от заместителя наркома до командира корпуса (дивизии), от Маршала Советского Союза до комдива (комбрига). Высшую из указанных категорий представляли маршалы С.М. Буденный и В.К. Блюхер, а низшую – командир 6-го кавалерийского корпуса комдив Е.И. Горячев. Одним словом, по этим параметрам состав суда не должен был сильно отличаться от состава подсудимых.

Инициатива создания специального одноразового судебного органа для рассмотрения дела Тухачевского и его товарищей по несчастью принадлежала Сталину. Его слово было решающим и при определении персонального состава суда, который далеко не случаен, как может показаться на первый взгляд. И подбор этот Сталин сделал, когда слушал выступающих в ходе заседаний Военного совета 1–4 июня 1937 года. Например, выступления С.М. Буденного, В.К. Блюхера, Я.И. Алксниса, И.П. Белова, П.Е. Дыбенко отличались особой резкостью оценок при осуждении Тухачевского, Якира, Уборевича, Корка, Эйдемана, как «подлых заговорщиков и изменников». Упомянутый выше И.М. Зарянов, впоследствии генерал-майор юстиции, давая в 50 х годах показания по данному делу, в своем объяснении отмечал: «Из разговоров с Ульрихом я понял, что Особое присутствие, членами которого являлись только маршалы и командармы, создано по инициативе Сталина. Целью создания этого специального военного суда Сталин ставил поднять этим авторитет суда и убеждения в правильности приговора»^[39].

Сейчас доподлинно известно, что весь май и первую половину июня 1937 года Сталин вплотную занимался делом «о военном заговоре в РККА». Применительно к июню хронологически это выглядит так. Первые четыре дня его внимание было приковано к работе Военного совета при наркоме обороны. 5 июня, сразу после окончания его работы, Сталин обсуждает вопрос о заговоре с Молотовым, Кагановичем и Ежовым. Тогда же было решено из большой группы высшего комначсостава, арестованной, в мае 1937 года, отобрать несколько лиц для судебного процесса, объединив их в одно групповое дело. Выбор пал на наиболее именитых – Тухачевского, Якира, Уборевича, Корка, Эйдемана, Фельдмана. Но здесь оказалось мало «троцкистского душка» и тогда к ним решили с этой целью добавить комкоров Путну и Примакова, арестованных еще в 1936 году. Оба они действительно до 1927 года разделяли взгляды Троцкого, но затем публично отмежевались от них, заявив об этом в партийных органах и в печати.

7 июня нарком внутренних дел Ежов и Прокурор СССР А.Я. Вышинский представили Сталину вариант обвинительного заключения по делу. Разговор этот происходил в присутствии Молотова, Кагановича и Ворошилова. После просмотра и внесения в него Сталиным, изменений и поправок текст обвинительного заключения приобрел окончательный вид. В тот же день (7 июня) в порядке подготовки судебного процесса постановлением Президиума ЦИК СССР были утверждены в качестве запасных членов Верховного Суда СССР С.М. Буденный, Б.М. Шапошников, И.П. Белов, Н.Д. Каширин, П.Е. Дыбенко.

10 июня 1937 года состоялся чрезвычайный пленум Верховного Суда СССР, заслушавший сообщение Прокурора страны А.Я. Вышинского о деле по обвинению Тухачевского и других участников «военного заговора». Пленум постановил для рассмотрения дела образовать Специальное Судебное Присутствие Верховного Суда СССР в составе В.В. Ульриха, Я.И. Алксниса, В.К. Блюхера, С.М. Буденного, Б.М. Шапошникова, И.П. Белова, П.Е. Дыбенко, Н.Д. Каширина и Е.И. Горячева.

Сталину из информации Ворошилова был известен характер взаимоотношений внутри высшего армейского руководства. Например, знал он о неприязни Егорова, Буденного, Белова, Дыбенко к Тухачевскому, не говоря уже о самом наркоме. Истоки такой нелюбви восходят своими корнями еще ко временам гражданской войны, когда по вине командования Юго-Западного фронта (Сталин, Егоров) и 1 й Конной армии (Ворошилов, Буденный) закончился поражением советских войск так успешно начатый в 1920 году поход на Варшаву Западного фронта под началом Тухачевского. Речь идет об отказе Сталина и Егорова выполнить приказ Главкома С.С. Каменева о передаче в начале августа 1920 года 12 й и 1 й Конной армий в состав Западного фронта, где наметился большой успех при наступлении на столицу Польши.