Умер Станислав Фогель из Комитета по торговле. Учитывая, что Альянс нарушал соглашения с той же скоростью, с какой вооружал свои торговые корабли, освободившееся место следовало занять кому-нибудь из центристов. Но нет – коллегия выборщиков предпочла посадить на вакантное место Людмилу Де Франко, племянницу Фогеля. Людмила оказалась женщиной спокойной (к вящему неудовольствию Кореина), а потому предпочла идти прежним осторожным курсом дяди. Она была не меньшей, чем Станислав Фогель, приверженкой партии экспансионистов. Но положение изменилось – кто-то кого-то подкупил, кто-то заставил компанию «Андрус» обратить внимание на политику Людмилы, и в результате центристы окончательно утеряли шанс ввести своего представителя – пятого по счету – в «Девятку» и тем самым впервые в истории получить большинство в исполнительной власти.

Какое горькое разочарование!

А там, в зале наверху, в окружении толпы подхалимов и преуспевающих молодых законодателей стояла женщина, заставлявшая дергаться нити, шевельнуть которые были не в состоянии даже деньги.

Стало быть, просто везение в политике. Нечто неосязаемое, но столь ценимое.

И от этого зависела судьба всего Союза.

Михаил – в который уже раз – позволил себе помечтать, как в зал врывается какой-нибудь маньяк с автоматом и ножом. Удар – и проблема решена! Впрочем, шальная мысль сильно обеспокоила Кореина. Тем не менее факт оставался фактом: нечто подобное могло резко изменить Союз, дать человечеству шанс, пока не поздно.

Всего одна жизнь. В подобной игре она значит до смешного мало.

Михаил задышал – глубоко и ровно. Потом, пройдя в глубину зала, завел учтивую беседу с немногими, посчитавшими своим долгом посочувствовать проигравшим. Скрипнув зубами, Кореин отправился поздравлять Богдановича – того избрали на пост председателя Государственного Комитета, что подразумевало одновременно и пост председателя Совета.

Лицо Богдановича было абсолютно бесстрастно, а пушистые седые брови придавали ему сходство с добрым дедушкой, души не чающим во внуках. При этом ни следа чувства превосходства над проигравшими выборы соперниками. Держи себя Богданович подобным образом во время переговоров об учреждении Альянса, Союз был бы в долгу перед Пеллой. Но Богданович всегда был более искушен в менее масштабных вопросах. А еще он был политическим долгожителем. Избиратели, отдавшие свои голоса Богдановичу, разного рода профессионалы, консулы, служащие, иммигранты, управленцы со станций – заметная социальная группа, определявшая итог выборов на должность, первоначально казавшуюся не столь значительной, какой она стала позже. Боже, и как разработчики Конституции посмели так несерьезно отнестись к своей работе? Ишь, вздумали поиграть с политикой! Назвали свое творение «новой моделью», в которой правительство станут формировать якобы просвещенные избиратели. При этом они, эта мерзкая свора социальных теоретиков, в числе которых были Ольга Эмори и Джеймс Карнат, позволили себе отбросить опыт последних десяти тысячелетий человеческой истории. События, которые так недобро поминал Михаил Кореин, случились давно – когда представители Сайтина еще занимали в Совете Девяти целых пять мест и представляли большинство в Совете Миров.

– Да, не повезло тебе, Михаил! – Богданович сочувственно потряс Кореину руку.

– Ничего не поделаешь – воля избирателей, – отозвался тот, сохраняя самообладание. – Тем не менее мы набрали рекордно высокий процент голосов.

«Ничего, старый пират, – ожесточенно подумал Кореин, – наступит день, и я соберу большинство голосов… Ты еще доживешь до того момента…»

– Воля избирателей, – эхом отозвался Богданович, продолжая улыбаться. Кореин в долгу не остался – тоже расцвел в улыбке и растягивал губы до тех пор, пока те не заныли от напряжения. Затем внимание Михаила переместилось к Дженнеру Харого – человеку из той же фракции, что и Богданович. Дженнер занимал влиятельный пост председателя Комитета по внутренним делам. Рядом стояла Катрин Лао, глава Комитета по информации, который занимался проверками выпускаемых Ресионом обучающих лент. Что, впрочем, было естественно.

Михаил раскрыл было рот, но тут в зал величественно вплыла сама доктор Эмори, и Катрин с Дженнером быстро направились встречать руководительницу ресионского комплекса. Кореин обиженно переглянулся с Нгуеном Тинем из Викинга (тот курировал экономику) и Махмудом Чавезом со станции «Вояджер», занимавшимся финансами, – оба были центристами. Четвертый их единомышленник, адмирал Леонид Городин стоял среди молчаливой толпы своих помощников в одинаковой одежде. По иронии судьбы, именно Комитет по обороне был самым слабым звеном в цепи единомышленников, ибо имел обыкновение часто менять точку зрения и дрейфовать в сторону экспансионистов, если на то находились веские причины. Городин примыкал к центристам лишь потому, что желал держать новые военные транспорты типа «Эксцельсиор» в Ближнем Космосе, дабы ими можно было воспользоваться в любой момент. Адмирал не уставал повторять нечто вроде: «Вы что – хотите заслать корабли черт знает куда, когда Альянс вводит одно эмбарго за другим? Желаете, чтобы избиратели стучались вам в двери, требуя еды и товаров? Хотите новой разрушительной войны? Если да, то отсылайте грузовые суда в Дальний Космос. И тогда останется уповать на доброту торговцев из Альянса».

При этом адмирал, разумеется, как бы забывал, что основанный по соображениям торговой выгоды Альянс по Пелльскому договору получил возможность перевозить грузы, но не имел права строить военные корабли. Договор также позволял Союзу, успевшему построить великое множество грузовых судов, сохранить свой флот, однако лишал его права строить новые корабли, способные составить конкуренцию торговым. По сути дела, речь шла о тонком дипломатическом подкупе, об уступке с целью возобновить прерванную во время войны доставку припасов. Когда Богданович объявил о достигнутых договоренностях, против них голосовала даже Ариана Эмори.

А станции одобрили договор. Дело оставалось за Генеральным Советом – тот должен был, собравшись в полном составе, обсудить Пелльский договор. Хоть и с незначительным перевесом, но договор все же был ратифицирован. И немудрено: Союз устал от войны, от дезорганизованной торговли, от дефицита товаров.

Теперь доктор Эмори планировала начать новую кампанию за изучение и колонизацию Дальнего Космоса.

Все знали, что подобная затея не таит в себе ничего хорошего. Доказательством тому была неудача Сола, Солнечной системы, по ту сторону космоса. В результате Сол поспешно обратил взор обратно к Альянсу, умоляя о возобновлении торговли и открытии рынков. Но у Сола были соседи, и его недальновидная суета могла навлечь беду на Альянс с тыла, после чего под угрозой оказывалось и пространство Союза. Именно на это и упирал постоянно Городин, требуя увеличения ассигнований на оборону.

Но позиция Городина была чрезвычайно уязвимой, ибо ему запросто могли вынести вотум недоверия. Адмирал мог оказаться навсегда потерянным для единомышленников, если не успел бы разместить свои корабли на наиболее важных направлениях.

А новость о поведении выборщиков в Комитет по торговле явилась настоящим ударом. Центристы полагали, будто этот пост достанется их кандидату. Центристы искренне надеялись, что сумеют помешать Ариане. Но все, что было теперь в их силах, – убедить Совет не проводить голосование по проекту «Надежда», ибо столь широкомасштабная затея подразумевала подготовку целой флотилии кораблей в частности и крупные финансовые ассигнования вообще. Но голосование можно было только отсрочить – до тех пор, пока Людмила Де Франко не прибудет с Эсперансы и не приступит к исполнению должностных обязанностей.

Или… Можно было также уклониться от участия в голосовании, дабы не собрался необходимый кворум. В этом случае проект автоматически уходил на голосование в Совет Миров. В этом случае клика Арианы могла не получить необходимого числа голосов. Представители были куда более независимы в своих действиях, особенно блок, представлявший Сайтин, ибо большинство сайтинцев принадлежало к лагерю центристов. Можно было надеяться, что нетерпеливые противники примутся терзать проект, еще не выверенный в Совете Девяти, месяцами внося изменения, которые «Девятка» ни за что не утвердила бы. Так повторялось снова и снова…

Пусть Городин еще раз попытается убедить экспансионистов отложить голосование. Адмирал лучше всех подходил для этой роли: как-никак, грудь в орденах и медалях, герой войны! Да, нужно бросить против них Городина – возможно, дело выгорит. Если нет, четырем центристам ничто не помешает воздержаться от голосования. Но умышленное снижение кворума и, как следствие, преждевременное окончание заседания могло повлечь тяжкие политические последствия.

Однако сейчас требовалось выиграть время, дабы связаться с ключевыми лоббистами, дать им возможность потянуть за нужные нити. К тому же Людмилу Де Франко по прибытии можно склонить к проведению более умеренного курса, о чем она заявила сама. Или хотя бы сделать легкий реверанс центристам по поводу законопроекта, особенно важного для ее избирательного округа. Госпожа Де Франко могла проголосовать за откладывание законопроекта на более отдаленный срок…

Советники направились на свои места. Группа Эмори замыкала шествие – впрочем, это можно было предсказать заранее.

Богданович ударил старинным молоточком, возвещая об открытии заседания.

«Прошу считать заседание открытым», – объявил старик, тотчас переходя к обсуждению результатов выборов и формальному утверждению Людмилы Де Франко в должности Советника – председателя Комитета по торговле.

Оба вопроса прошли без сучка и задоринки. Катрин Лао и Дженнер Харого посматривали на Ариану, но та сидела как каменная. Она вообще не суетилась понапрасну. Выражение скуки на лице, медленные движения длинных пальцев с холеными ногтями с укрепленным на одном из них записывающим устройством – «стилосом» – просто кричали об отработанной до автоматизма терпеливости по отношению к разного рода формальностям.

Обошлось без дискуссий. Формально-вежливые «да», засвидетельствованные официально.

– Следующий вопрос повестки дня, – объявил Богданович, – утверждение господина Дензила Лала в качестве исполняющего обязанности председателя Комитета по торговле с правом голоса до прибытия Людмилы Де Франко.

Снова формальности. Опять скучный хор «да», шутливая перепалка между Харого и Лао, легкий смех. Городин, Чавез и Тинь вообще никак не отреагировали. Ариана обратила на это внимание: Кореин заметил, как женщина сначала засмеялась, но тотчас умолкла, бросив косой взгляд куда-то вбок. Стилос прекратил вращаться. В глазах Эмори теперь таилась осторожность. А когда Ариана смотрела в сторону Кореина, то растягивала губы в легкой улыбке, которая могла сгладить неловкость при случайной встрече взглядов.

Но в глазах ее не было и тени улыбки. «Чего от тебя ждать? – точно спрашивали они. – Что ты замышляешь, Кореин?»

Конечно, в данном случае можно было не мучить себя множеством догадок, и Ариане с ее умом не составляло труда выбрать правильный вариант. Взгляд женщины то и дело замирал, в нем угадывалось то понимание, то неприкрытая угроза. Михаил ненавидел чертову бабу всей душой. Ненавидел все, что было связано с ее именем. Но дуэль с нею была сродни упражнениям в телепатии: Кореин глядел упрямо, отвечая угрозой на угрозу, и чуть приподнятая бровь словно говорила: «Конечно, тебе под силу подтолкнуть меня к пропасти. Но первой туда полетишь ты. Я не стану колебаться. Расколю Совет, парализую работу правительства».

Полузакрыв глаза, Ариана улыбалась. «Неплохой удар, Михаил, – будто говорили ее губы, – но ты уверен, что хочешь войны? Может оказаться, что ты к ней еще не готов».

Кореин, всем своим видом изображая любезность, мысленно говорил: «Да, именно так, Ари. Тебе ведь нужен кризис – как раз в момент, когда на подходе два твоих проекта. Что же, будь добра, получи его!»

Ариана моргнула, скользнула взглядом по столу, и ее полуприкрытые глаза снова уставились на Кореина, а улыбка стала несколько натянутой. Выходит, война, смекнул Михаил. Улыбка шире. Возможно, удастся договориться. «Будь осторожен, – мысленно призывала недруга женщина, – наблюдай за мной! Открытое противостояние обойдется тебе дорого…

Победа будет за мной, Кореин. Конечно, ты можешь помешать мне, можешь отодвинуть все на период после выборов, черт побери! Тогда я потеряю куда больше времени, чем на ожидание Де Франко…»

– Переходим к рассмотрению следующего вопроса – утверждения ассигнований на проект «Надежда», – возвестил Богданович. – Предоставляю слово первому докладчику. Госпожа Лао, прошу!

Катрин и Ариана переглянулись. Кореин не сумел разглядеть выражение лица госпожи Лао, ибо председатель Комитета по информации сидела к нему белокурым затылком. Волосы Катрин были заплетены в тугие пряди и уложены в замысловатую корону – эта прическа стала своего рода визитной карточкой соратницы доктора Эмори. Впрочем, Кореин не сомневался, что лицо госпожи Лао выглядело озадаченным. Между тем Ариана, подозвав помощника, что-то зашептала ему на ухо. Лицо помощника вмиг напряглось: губы плотно сжались, а в глазах мелькнула растерянность.

Получив приказание, помощник подошел к одному из референтов Лао. Тот в свою очередь шепотом передал сообщение начальнице. Женщина досадливо дернула плечами и вздохнула. В сочетании с хмурым выражением лица такое поведение было более чем красноречивым.

– Господин президент, – начала Катрин, – предлагаю отложить обсуждение вопроса по проекту «Надежда» до тех пор, пока госпожа Де Франко примет окончательно дела, ибо законопроект напрямую затрагивает торговлю. Отдавая должное многоуважаемому представителю Фаргоны, я все же считаю, что дело должно подождать.

– Поддерживаю! – резко бросил Кореин.

По толпе помощников и референтов прокатилось смятение. Даже некоторые из Советников ошеломленно качали головами. Богданович и вовсе разинул рот. Старик не сразу пришел в себя, а когда опомнился, то первым делом схватил спасительный молоточек, маскируя смущение вниманием к формальностям.

– Поступило предложение отложить обсуждение проекта «Надежда» до вступления в должность госпожи Де Франко. Другие мнения есть?

Все шло как по маслу – Ариана сказала несколько теплых слов в адрес представителя Фаргоны, временно исполнявшего обязанности председателя Комитета по торговле. И, разумеется, согласилась с Лао.

Кореин также попросил слова, одобрив в коротком выступлении предложение Катрин. Он мог позволить себе даже небольшую шпильку в адрес противников: уладив какое-нибудь дело, экспансионисты и центристы иногда обменивались легкими шутками.

Сейчас, правда, дело нельзя было считать решенным. Ариана, чертовка, хитроумно обезоружила Михаила, сделав ему небольшую уступку. Пока Кореин, соблюдая формальности, благодарил за что-то Дензила Лала, Ариана не спускала с него глаз. Закончив речь, Михаил уселся на свое место.

«Наблюдай за мной, – призывал взгляд Арианы. – Не пожалеешь».

Голосование выявило полное единодушие. Дензил Лал, временно исполнявший обязанности председателя Комитета по торговле с правом голоса, по сути, одобрил выведение проекта «Надежда» за пределы своей компетенции.

– В таком случае повестка дня исчерпана, – заключил Богданович. – На дебаты мы ранее отвели три дня. На следующем заседании по регламенту нужно обсудить ваш, госпожа Эмори, законопроект за номером 2405. Речь тоже пойдет о бюджетных ассигнованиях – только для Комитета по науке. Может, желаете перенести обсуждение на другую дату?

– Господин президент, мой доклад готов, но мне не хотелось бы злоупотреблять любезностью коллег – ведь им нужно подготовиться к обсуждению. Если уважаемые коллеги не возражают, я перенесла бы обсуждение на завтрашнее заседание.

Советники забормотали вполголоса, одобряя столь здравое предложение. Даже Кореин не возражал.

– Госпожа Эмори, вы желаете оформить предложение в виде отдельного пункта протокола?

И снова единодушное одобрение.

Рассмотрение подготовленного Арианой проекта закона перенесли на следующее заседание.

Все – «за».

Тотчас от чинной тишины, царившей в зале, не осталось и следа. Поднявшийся шум оказался даже сильнее обычного. Но Кореин по-прежнему сидел в кресле, точно боясь шелохнуться. Почувствовав на плече чью-то руку, Михаил резко поднял голову и уставился в лицо Махмуду Чавезу. Тот выглядел одновременно обрадованным и обеспокоенным.

«Что случилось?» – спрашивали глаза Чавеза. Однако вслух он бросил:

– Ну и дела!

– Встречаемся у меня в кабинете, – отрывисто бросил Кореин. – Через полчаса.

Советники отправились вкушать полдник – чай и бутерброды, принесенные расторопными помощниками. Толпа растеклась за пределы зала заседаний и заполнила конференц-зал. Приученные к строгой дисциплине и мерам предосторожности адъютанты-военные тщательно обшарили зал в поисках подслушивающих устройств. Даже присутствующие здесь консультанты и ученые не избежали личного обыска. Сложив руки на груди, адмирал Городин безучастно сидел в кресле. Еще недавно адмирал был не прочь прогуляться, но теперь, когда положение изменилось в худшую для него сторону, вояка остался на месте и сидел мрачнее тучи. Городин ломал голову, пытаясь понять, как вышло, что они проиграли заведомо выигрышную партию. Ведь Ариана с ее «Надеждой» была, по сути, у них в руках. Оставалось только предъявить ей ультиматум.

– Вот необходимая информация, – пробормотал Кореин, принимая из рук референта стакан минеральной воды. На столике покоился внушительный фолиант в твердой обложке – восемьсот страниц поистине взрывоопасной информации со всеми нужными цифрами, отражавшими бюджет Комитета по науке. Отдельные места в книге были подчеркнуты – на них требовалось обратить особое внимание. Раздобыть копию законопроекта (ходили упорные слухи, будто проект бюджета содержал массу ошибок) труда не составило: в Комитете по науке у центристов имелись свои люди. Впрочем, без ошибок при составлении проекта бюджета не обходилось никогда. Причем из года в год львиная доля таких несуразностей была связана с Ресионом. Указав на книгу, Михаил пояснил: «Чертовым лабораториям нужны не столько деньги – на этом их не подловить. Ресион ведь все равно выплачивает кучу денег в казну в виде налогов. Важно другое: с чего вдруг они клянчат статус Персоны Государственной Важности для двадцатилетнего мальчишки-химика с Фаргоны? Кто вообще такой этот Бенджамин П. Рубин?»

Чавез зашелестел разложенными на столе бумагами, потом взял документ, услужливо поданный помощником. Тот ткнул пальцем в нужное место на бумаге. Читая, Махмуд задумчиво закусил губу. Наконец, покончив с чтением, сообщил: «Он студент. Больше никакой заслуживающей интереса информации».

– Может, это имеет какое-то отношение к проекту «Надежда»? Если рассуждать логически?

– Не забывайте – речь идет о Фаргоне. Все как будто совпадает…

– Можно просто потом спросить об этом Эмори, – кисло предложил Чавез.

– Спросить не то что можно, а придется – на заседании. И заодно забрать у Арианы всю документацию, какую она принесет.

Со всех сторон на Кореина устремились угрюмые взгляды. «Шутки сейчас неуместны», – пробормотал Городин.

Лу, председатель Комитета по обороне, выразительно откашлялся.

– У нас имеется проверенный источник. Скажу больше – несколько источников, заслуживающих доверия, – сообщил он. – Наш последний кандидат в Комитет по науке…

– Но ведь он ксенолог! – недовольно бросил Тинь.

– И к тому же личный друг доктора Джордана Уоррика. Того самого, из Ресиона. Кстати, доктор Уоррик здесь. Прибыл в качестве советника Эмори. Через Бирда его попросили о встрече с… с… Кое с кем из Комитета по науке.

Принимаясь изъясняться в таком стиле, Лу зачастую выбалтывал больше, нежели при произнесении официальных речей. Кореин пристально уставился на председателя Комитета по обороне. Насторожился и Городин. Адмирал всю жизнь воевал да и теперь с радостью вернулся бы к привычному ремеслу, оставив управленческие обязанности на председателя Комитета и его многочисленных помощников. Подобный подход был вполне объясним: Советники разбирались только в своих сферах, в то время как председатели Комитетов руководили работой подведомственных учреждений. А уж начальники отделов знали даже такие подробности, как кто и с кем спит.

– Бирд – один из них?

– Вполне возможно, – важно изрек Лу и тотчас умолк.

«Пожалуй, – подумал Кореин, – это стоит запомнить».

– Старая дружба? – негромко осведомился Тинь.

– Суди сам – почти двадцать лет.

– Насколько это безопасно для Уоррика? – спросил Городин. – Что конкретно мы подвергаем опасности?

– Немногое, – успокоил Лу. – Во всяком случае, не дружбу Уоррика и Эмори. У Уоррика есть своя епархия, и потому он редко к ней заходит. И наоборот. Фактически между ними вражда. Доктор Уоррик потребовал себе автономию внутри Ресиона. И получил ее. Центристов в Ресионе нет. Но Уоррик не на стороне Эмори. Так или иначе, он явился сюда для консультаций с Комитетом по поводу перевода на другое место работы.

– Он один из Особых, – разъяснил Кореин, предназначая реплику для всех, не имевших отношения к Ресиону и потому не вполне представлявших себе, кем был Уоррик. Джордан Уоррик считался признанным гением и был официально объявлен национальным достоянием. – Уоррику чуть больше сорока, он терпеть не может Ариану. У него была дюжина возможностей покинуть Ресион и основать собственную лабораторию, но Эмори в Комитете всякий раз спускает вопрос на тормозах. Она не хочет отпускать Уоррика. – Михаил лично изучал все, так или иначе связанное с Ресионом. И такой подход был вполне объясним. Правда, раздобывать удавалось не всю информацию; кое-что, включая и способность Лу отслеживать нужные связи, оставалось для Михаила тайной за семью печатями. Выдержав паузу, Кореин уточнил:

– Бирд может связаться с ним?

– Расписание пошло вкривь и вкось, – мягко произнес Лу, на мгновение обретая сходство с университетским профессором, наставляющим студентов. – Конечно, повестку дня все равно придется приводить в порядок. Уверен, кое-что можно устроить. Мне взять это на заметку?

– Вне всякого сомнения. А пока сделаем перерыв. И пусть народ займется работой.

– В таком случае, встреча возможна только утром, – заметил Тинь.

– Мои сотрудники будут здесь, – сообщил Михаил, – сегодня вечером, но попозже. Если случится нечто, требующее… – Советник выразительно пожал плечами. – Нечто естественное… Вы, господа, надеюсь, понимаете, о чем речь… – Слово «встреча» было из лексикона, которого единомышленники старались избегать в разговорах. Тем более, что кое-кто из помощников мог неправильно понять, что имелось в виду. А потому Михаил осторожно заметил: – Мои сотрудники свяжутся с вами лично.

По окончании встречи, когда присутствовавшие стали расходиться по своим делам, Михаил на мгновение задержал Городина и Лу.

– Сможете заполучить Уоррика?

– Лу? – спросил адмирал. Тот, пожав узкими плечами, бросил:

– Постараемся.

2

Человек, появившийся в конференц-зале, имел самую обычную внешность: неброский коричневый костюм, в руке – плоский чемоданчик, довольно потертый, что свидетельствовало о склонности его владельца к путешествиям. При случае Кореин не смог бы выделить этого человека из толпы; русые волосы, привлекательные черты лица и атлетическое сложение не слишком бросались в глаза. И уж тем более он не выглядел на свои сорок шесть лет. Однако этот неприметный человек был окружен телохранителями, которые вскоре перепоручили его заботам военной полиции. По всей вероятности, пальто ему всегда подавала прислуга, а помощники сопровождали всюду, куда бы он ни пошел. И уж тем более он не летал обычными самолетами, а его чемоданчика не касались руки служащих багажных отделений.

Эмори относилась к разряду Особых. Лиц с таким статусом в Ресионе было трое – больше, чем где-либо еще. Одним из них был и этот человек. Поговаривали, будто он обладал способностью прямо в уме конструировать и приводить в порядок целые системы развития психических складов. Даже компьютеры были не в состоянии справиться с такой задачей. Если возникала нужда протестировать или исправить какую-нибудь важную обучающую ленту, то неизменно обращались к сотрудникам Уоррика. А когда разработчики бились над какой-нибудь непосильной загадкой, Джордан Уоррик брался за дело и неизменно находил причину неполадки. Больше ничего об Уоррике Кореин не знал. Этот человек был признанным гением и потому находился под охраной государства. Как Эмори. Как еще дюжина Особых.

И коль скоро Ариана старалась выхлопотать подобный статус для двадцатилетнего химика и открыть на Фаргоне представительство Ресиона, дабы зачислить молодое дарование в свой штат, то, принимая во внимание ее амбициозный проект по освоению Дальнего Космоса, следовало полагать, что для ее стараний имелась весьма существенная причина.

– Мое почтение, господин Лу! – воскликнул доктор Уоррик, пожимая руку председателю Комитета по обороне. – О, адмирал, какая приятная неожиданность! – Оппонент Арианы обеспокоено, но не враждебно посмотрел в сторону Кореина и наконец протянул тому руку: – Здравствуйте, Советник! Не ожидал увидеть вас.

Михаил вмиг ощутил, как забилось в предчувствии опасности сердце. Уоррик, вспомнил он, не принадлежал к числу блестящих умов, живущих в отрыве от реальности, – Джордан был психохирургом, его работа заключалась в беспрестанном манипулировании, и потому ему ничего не стоило распознавать намерения окружающих. И все это было скрыто под маской угрюмой любезности и живому не по годам взгляду.

– Вы, наверное, уже догадались, – молвил Лу, – что за встречей кроется нечто большее, чем я сказал вначале…

На лице Уоррика мелькнула легкая тень беспокойства.

– В самом деле? – отозвался он.

– Советник Кореин выражал настоятельное желание переговорить с вами без посторонних. Доктор, речь пойдет о политике. Дело чрезвычайной важности. Разумеется, если вы предпочтете отправиться на запланированную встречу, на которую в противном случае опоздаете минут на десять, мы сделаем вывод, что вы не считаете необходимым заниматься нашим делом и воспримем ваше решение с пониманием. Ничего не поделаешь: интриги – моя профессия!

Вздохнув, Уоррик отошел к необъятному столу, за которым собирались участники конференций, и опустил на него свой чемоданчик.

– Ваше дело как-то связано с Советом? – попытался угадать он. – Может, все-таки объясните мне суть? Я не могу принимать решение, не зная, о чем речь.

– Речь идет о готовящемся к утверждению законопроекте. Том самом, об ассигнованиях для Комитета по науке.

Едва заметно вскинув голову, профессор бросил: «Так-так». По лицу его скользнула легкая улыбка. Сложив на груди руки, Уоррик с явным облегчением прислонился к столу.

– Чем вам не нравится законопроект? – полюбопытствовал он.

– В самом деле, – в тон ему отозвался Кореин, – что в нем особенного?

Джордан снова улыбнулся – на сей раз шире, но улыбка получилась точно приклеенная.

– Вы считаете, будто законопроект – всего лишь прикрытие? – уточнил он. – Или что-то еще?

– Проект – что бы он ни прикрывал – все равно связан с проектом «Надежда», не так ли?

– Нет. Бюджет не имеет к этому никакого отношения. Во всяком случае, мне ничего не известно. Ну, поговаривают о сканере SETI, однако здесь все законно, уцепиться как будто не за что.

– А как насчет придания некоему лицу статуса Особого? Ведь Ресион явно заинтересован в этом?

– Можно сказать и так. Вас интересует общая информация о Фаргоне?

– Меня интересует все, что вы расскажете, доктор.

– В таком случае я сэкономлю свои десять минут, ибо смогу рассказать вам о Фаргоне за значительно меньшее время. Весь рассказ можно уместить в одно слово – психогенез. Пресса еще именует его клонированием умов.

Кореин ждал иного ответа. И уж тем более такой ответ не устраивал Городина. Адмирал выразительно фыркнул.

– В чем его суть? Чему этот проект служит прикрытием?

– Прикрытие здесь ни при чем, – невозмутимо сообщил профессор. – Во всяком случае в том виде, как расписывает его пресса. Речь не идет о создании физически абсолютно точных копий людей – предполагается выращивать людей, обладающих теми же способностями, что и прототипы. Вряд ли это может помочь, например, безутешному ребенку, пытающемуся вернуть к жизни усопшего родителя. Но если подходить к проблеме с точки зрения воспроизводства, скажем, Особых, это как раз то, что надо. Вы уже слышали о попытке воскресить Бок…

Эстель Бок создала двигатель, позволявший передвигаться со скоростью, превышающей скорость света.

– Пытались, как же, – небрежно обронил Кореин. – Да только без толку.

– Но ее двойник получился одаренным. Тем не менее то была не настоящая Бок. Бок-два была больше склонна к музыке, нежели требовалось для психогенеза. К тому же из-за поднявшейся шумихи она чувствовала себя глубоко несчастной. Она упорно отказывалась от процедур омоложения и сдалась только тогда, когда время начало брать свое. Но было уже поздно – в девяносто два года она умерла. Последние несколько лет она безвылазно просидела у себя в комнате.

Тогда мы еще не располагали столь совершенной техникой. Не было и современных обучающих лент. Взять хотя бы работы доктора Эмори, программы обучения химии живого организма…

Человеческий организм обладает внутренней регулирующей системой. Это целый комплекс, управляющий физиологическим развитием, ростом и защитой от воздействия внешней среды. Но при клонировании не получается стопроцентная копия генетического кода. На состояние химического баланса, изначально заложенного генетическим кодом, оказывает влияние жизненный опыт. Все это вы можете почерпнуть из научных журналов. Если хотите, подскажу, где найти нужный материал…

– У вас здорово получается, – похвалил Кореин. – Будьте добры, продолжайте!

– Допустим, теперь нам известно то, чего не знали при клонировании Бок. Если программа оправдает ожидания доктора Эмори, мы сможем восстанавливать те способности, которыми обладал прототип. Правда, здесь не обойтись без генетики, эндокринологии, огромного числа физиологических и психологических тестов. И, понятно, без соответствующих архивных материалов. Я и сам не все знаю. В конце концов, это проект доктора Эмори, и он секретный.