Союз/Альянс - Сайтин: Измена

К.Дж. Черри

Сайтин

Часть 1: Измена

«Революция человечества», аудиозапись.

«Войны между компаниями», № 1

«Ресионские общеобразовательные публикации», 4668-1368-1

Одобрено для 80

Попробуйте представить себе человечество, обосновавшееся на одной-единственной планете, усеянной окаменевшими костями его далеких предков. Представьте вздымающиеся там и сям руины, накопившиеся за последние десять тысяч лет человеческой истории. Это та самая планета, с которой стартовал первый космический корабль. Та планета, где люди продолжали охотиться на животных, заготавливать дикорастущие травы, вести сельское хозяйство устаревшими методами, прясть вручную, как испокон веков, и готовить пищу на костре.

Порядок на этой планете обеспечивала сложная и запутанная система власти, в которую входили короли, министры, президенты, а также советники, парламенты, комиссии и комитеты. Кроме того, власть существовала в формах республик, демократий, олигархий, теократий, монархий, гегемоний, коих на протяжении тысячелетий расплодилось великое множество.

Такова была планета, пославшая в космос первый космический корабль.

И была Солнечная Станция – конечно, весьма примитивная по современным понятиям, но функционирующая уже вполне автономно. Разумеется, Станция поставляла Земле исключительно полезную научную информацию и потому получила ряд налоговых льгот. Благодаря умелому ведению дел руководство Станции сумело осуществить ряд грандиозных проектов, в том числе создание зонда с особо мощным двигателем, для исследования звезд. Но венцом этой деятельности стал запуск к ближайшим звездным системам первого пилотируемого человеком космического аппарата.

Первый космический корабль нового поколения – разумеется, знаменитый «Гайя», – должен был доставить к звезде Барнарда оборудование станции «Альфа» и команду из тридцати добровольцев – ученых и техников. По сути дела, эти люди сами обрекли себя на всевозможные опасности и изоляцию от внешнего мира. Предполагалось, что у этой звезды на планете, состоявшей, по тогдашним представлениям, из льда и камня, добровольцы заложат обитаемую станцию, чтобы жить на ней и передавать научную информацию на Землю, с которой станут поддерживать непрерывную связь.

Первоначально предполагалось строить корабли, способные только доставлять грузы к пунктам назначения, – по сути, эти корабли почти не отличались от автоматических зондов для исследования звезд. Однако участие в полетах людей заставило конструкторов пойти дальше. Конструкторы учли вероятное возникновение опасностей в ходе исследований и теперь предусмотрели возможность не только доставки экспедиций к местам назначений, но и их благополучного возвращения. Со временем инженерная мысль пошла еще дальше: решено было, что если звездная система не сможет должным образом обеспечивать экспедицию природными ресурсами, то корабль (в частности, «Гайя») сам будет для исследователей источником этого сырья. Однако при этом он должен сохранять способность доставить экипаж обратно на Землю. Если исследуемая звездная система окажется пригодной для существования людей, то «Гайя» проведет в ней около года – пока станция «Альфа» не заживет полной жизнью. После чего вернется на Солнечную Станцию и после необходимого сервисного обслуживания вновь прилетит сюда же, чтобы доставить экспедиции необходимые для жизнедеятельности сырье и материалы. Но наряду с доставкой припасов перелеты межзвездного «челнока» решали и иную задачу – психологическую. Коллектив станции не должен был чувствовать себя в космосе, который в те годы казался безграничной неизвестностью, изолированным от остального мира.

На Землю с «Гайи» и со станции «Альфа» беспрерывно поступала информация, суть которой сводилась к тому, что межзвездная миссия оказалась исключительно удачной. В ожидании возвращения «Гайи» был подготовлен второй, резервный экипаж и все необходимое для очередного запуска.

Однако экипаж «Гайи», вследствие релятивистских эффектов подвергшийся воздействию мощных информационных потоков, в конце концов осознал, что Земля уже не та, что прежде – на планете за время их полета произошли серьезные изменения. Астронавты настолько привыкли к кораблю, что стали считать родным домом его, а не Землю с ее чуждой культурой. Жизнь на Солнечной Станции показалась экипажу «Гайи» еще более невыносимой, и, сговорившись, астронавты захватили свой корабль, вынудив коллег-дублеров ждать постройки следующего. Захват «Гайи» явился для властей станции полной неожиданностью…

Но примеру мятежного звездолета последовали экипажи других космических кораблей, полагавшие, что находятся в бессрочной экспедиции. Эти люди считали свои корабли родным домом, обзаводились детьми, и потому число звездных станций и их население росли, продолжая выполнять свою работу. От властей на Земле требовалось лишь снабжать корабли топливом, припасами и запасными частями; заодно и сами космические корабли стали делать более просторными, и оборудованы они были всегда по последнему слову техники.

Между станциями, расположенными в полудюжине звездных систем, были налажены регулярные рейсы кораблей. Но в те годы станции все равно находились в почти полной изоляции, ибо сообщения передавались всего лишь со скоростью света, а корабли передвигались и того медленнее, а потому на любой из станций узнавали о событиях в окружающем мире, будь то другая станция или корабль, с четырех-пятилетним опозданием. Однако со временем население станций приспособилось жить при таком временном разрыве, что на Земле невозможно было даже представить.

Разумную жизнь на планете у звезды Пелла – на Земле звезду когда-то называли тау Кита – открыли лет на десять раньше, чем весть об этом долетела до Земли. Когда с Земли наконец поступили подробные инструкции на этот счет, жители станций контактировали с населением планеты системы Пеллы – его еще называли Низшими – уже лет двадцать. Ученые с Земли, путешествуя от станции к станции, смогли добраться до Пеллы гораздо позднее. Земляне обнаружили, что культура жителей станций чужда им в той же мере, что и культура «инопланетных» обитателей.

Как нам теперь трудно представить Землю в те далекие времена, так и тогдашним землянам невозможно было понять причины, по которым астронавты отказывались покидать свои корабли, – Солнечная Станция казалась тем перенаселенной, а ритм жизни ее обитателей – суматошным и ужасающим. Впрочем, и жители Солнечной Станции не могли постигнуть смысл жизни соплеменников в Дальнем Космосе, ибо культура их основывалась скорее на истории освоения новых пространств, полученном опыте и легендах, а те куда больше внимания уделяли трудностям жизни на отдаленных станциях и прославленных кораблях, чем событиям на зеленой планете с ее суматошной жизнью – планете, с которой эти люди были знакомы только по картинкам.

Земля, страдавшая от перенаселенности, от бесконечных политических кризисов, истоки которых скрывались во мраке минувших веков, тем не менее процветала, пока была центром человеческой цивилизации. Неожиданный приток переселенцев в новую колонию на Пелле, последовавший за сообщениями об обнаружении на планете богатого разнообразия органических веществ и полезных ископаемых, а также о дружелюбии местного населения с его простоватой жизнью, превратился в бешеный вал. В результате Станции между Землей и Пеллой закрылись, разорвав тем самым торговые связи в пределах Большого Кольца, отчего на Земле и Солнечной Станции воцарился экономический хаос.

Земляне предпринимали попытки упорядочить столь неуправляемый ход событий – хотя, – из-за расстояния, – и с запозданием на десять лет. Политики Земли просто не могли понять, насколько мощной экономической силой могут стать уцелевшие станции, если их население объединится, что и случилось в результате иммиграции на Пеллу. Сосредоточение значительного числа людей на богатых ресурсами территориях в сочетании со свойственной людям страстью к постижению неведомого привело к нелепому положению дел: с Земли как ни в чем не бывало продолжали прибывать инструкции десятилетней давности, в то время как опоздание любой из них хотя бы на месяц было чревато тяжелыми последствиями.

Неожиданно для себя Земля – с приходящей в упадок отжившей свое торговой системой – оказалась в изоляции. В отчаянной попытке исправить положение были введены драконовские таможенные пошлины на все импортируемые товары. Следствием стал расцвет контрабанды и всесильного черного рынка; в итоге торговля зачахла окончательно. Тогда Земля создала режим наибольшего благоприятствования отдельным кораблям. Реакцией на столь крайние меры стала серия вооруженных стычек между космическим флотом землян и построенными на станциях кораблями, экипажи которых не приветствовали непоследовательную политику Земли.

Земля не остановилась на достигнутом: считая, будто эмиграция ученых и инженеров из Сола – Солнечной системы – подпитывает «мозгами» планеты Дальнего Космоса и лишает при этом Землю квалифицированных кадров, она наложила запрет не только на полеты за пределы околоземного пространства и Солнечной системы, но и на перемещения между станциями лиц, владеющих определенными профессиями.

«Гайя» в последний раз побывал на планете Земля в 2125 году, после чего снова отправился в космос, чтобы не вернуться к Земле уже никогда.

Население колонизованных звездных систем негодовало, многие станции перестали функционировать. К еще более дальним звездам понеслись десятки космических кораблей – уже не только из экономических соображений, но и вследствие того, что многие обитатели станций не желали мириться с диктатом землян.

Так появились станции «Викинг» и «Маринер» – их основали люди, убедившиеся в свое время, что Пелла чересчур подвержена влиянию Земли. К тому же время легких денег там прошло: Пелла была уже основательно освоена, и вложенные в развитие промышленности средства окупались значительно медленнее, чем раньше.

К 2201 году группа диссидентов-ученых и инженеров при финансовой поддержке с «Маринера» основала станцию на Сайтине – планете, разительно отличающейся от Пеллы. Блестящие результаты работы одного из этих ученых вкупе с мощным развитием промышленности на Сайтине позволила уже в 2234 году запустить корабль, передвигавшийся со скоростью, значительно превышающей скорость света. Это было, без преувеличения, грандиозное событие – оно не только сократило продолжительность космических полетов, но и повернуло в иное русло торговлю и политику.

Первые годы жизни людей на Сайтине прошли под знаком не только бурным развитием науки и производства, какому не найти аналога в истории человечества, но и, по иронии судьбы, возрождением древних технологий: вновь стали применяться двигатели внутреннего сгорания, машины, в основе действия которых лежали принципы механики, – словом, все, способное обеспечить кораблям мягкую посадку без перегрузок, как на Земле. Кроме того, возникли новые технологии, типичные лишь для Сайтина. Например, создание «воздушных пузырей», в которых окруженные непригодной для живых организмов атмосферой люди могли свободно дышать. Усилия переселенцев были направлены прежде всего на Сайтин, ибо с точки зрения биологии эта планета более других подходила для жизни людей. Здесь отсутствовали аборигены, зато существовала развитая экосистема – точнее, целых две экосистемы, ибо на планете имелось два изолированных один от другого континента. Различие между континентами было велико, но еще разительнее Сайтин отличался от Пеллы и Земли.

Планета была поистине раем для биологов – отсутствие местной разумной жизни дало возможность устроить здесь вторую после Земли колыбель развития человеческой цивилизации земного типа.

К грянувшим затем войнам между компаниями привела не только политика. Свою роль сыграли бурный рост торговли и массовые миграции населения, упрямство Земли, пытавшейся навязывать окрепшим планетам устаревшие правила игры. На сторону землян встали и капитаны тех космических кораблей, которые пользовались статусом наибольшего благоприятствования в торговле с «зеленой планетой». Они отчаянно пытались сохранить распадавшуюся торговую систему, несмотря на то, что Земля к тому времени уже стала рядовой планетой среди остальных.

Все эти усилия были обречены на неудачу. Сайтин был не одинок в Дальнем Космосе – напротив, он успел стать «материнской планетой» для станций Эсперанса, Пан-Париж и Фаргона. В результате в 2300 году Сайтин провозгласил свою независимость от Земного Сообщества. Новости уже тогда распространялись быстрее света, поэтому земляне мгновенно снарядили военную экспедицию, дабы восстановить свой порядок на мятежных станциях.

Торговые корабли сразу же перестали летать к Пелле, лишив тем самым карательную экспедицию возможности пополнять запасы. Сама Земля, несмотря на высокие достижения в науке и технике, тоже не сумела наладить удовлетворительное снабжение своей армии; к тому же расстояние между космическим флотом и базами постоянно увеличивалось. Флот заблудился на просторах Вселенной, скатившись до примитивного пиратства – ведь нужно же было экипажам чем-то питаться! Но пиратство настроило против землян их последних сторонников.

В результате на Пелле возник торговый Союз, ставший второй по значимости экономической силой Дальнего Космоса. Так экспансионистские замашки Земли потерпели полный крах.

Не подлежит сомнению, что один из итогов Войны – Пелльский договор и возникшие после его заключения экономические связи между тремя человеческими сообществами, сблизившие три различных экосистемы, – стал со временем движущей силой развития новой экономической структуры, которая вскоре затмила все прежние.

Оказалось, что торговля и общность интересов сумели разрешить общечеловеческие проблемы успешнее, чем все когда-либо уходившие в космос корабли.

Глава 1

1

Первозданность земного пейзажа заметнее всего с высоты. С воздуха как нельзя лучше видны неосвоенные обширные равнины, холодные, как лунная поверхность, пустыни, ждущие первооткрывателей, широко раскинувшиеся леса, куда не забредал никто, кроме луча навигационного радара. Ариана Эмори задумчиво смотрела в окно. Сегодня она расположилась в пассажирском отсеке. Женщина мысленно подосадовала: и зрение с годами слабеет, и реакция теряется. А управлять самолетом – дело не простое. Конечно, она и сейчас может спокойно пройти в кабину пилота, согнать его с кресла и сесть за штурвал – в конце концов, она хозяйка самолета, хозяйка пилота. Как приятно чувствовать, что небо покоряется тебе! Бывало, Ариана так и поступала. Но прошли те времена…

С воздуха только земля кажется почти прежней. Вид тот же, что и сотней лет раньше, когда пребывание людей на Сайтине не насчитывало и века, когда о Союзе никто и не думал, когда споры и дрязги еще не переросли в Войну. Земля повсюду выглядела именно так.

Первые колонисты появились на Сайтине два века назад и основали здесь свою Станцию. С них все и началось.

Сорок с лишним лет спустя к звезде стали изредка прилетать давно забытые корабли, передвигавшиеся с досветовой скоростью. Целью этих прилетов было желание модернизировать корабли, чтобы те могли летать быстрее. Однако время, как известно, не ждет: прогресс несся вперед безумными темпами, и экипажи устаревших судов с удивлением взирали на современные корабли, принимая их за корабли других цивилизаций. Этих космических скитальцев ждало горькое разочарование – рано или поздно они узнавали, что скоростными кораблями управляли такие же, как и они, люди. Отставшие от прогресса астронавты снова и снова убеждались в изменении правил игры.

Космических кораблей становилось все больше – как грибов после дождя. В генетических лабораториях, что располагались выше по реке, в Ресионе, ученые и техники трудились не покладая рук – все новые младенцы выходили из искусственных чрев. Подрастая, поколения людей основывали новые лаборатории по производству себе подобных. Как обронил однажды дядя Арианы, наступил прекрасный день, когда численность населения выросла до уровня, необходимого для окончательной колонизации планеты и основания новых станций – на Эсперансе и Фаргоне. Разумеется, всюду возводились новые лаборатории по производству и воспитанию людей – каждая могла работать независимо от прочих.

Хотя Земля неоднократно пробовала отозвать свои корабли, было уже слишком поздно. Земляне еще пытались сохранить под своей властью былые владения, заставить их подчиниться. Но время для решительных действий было ими безнадежно упущено.

Ариана Эмори вспомнила про Великое Разделение – день, когда Сайтин и мелкие зависимые от него территории объявили себя самостоятельной единицей Вселенной… Вспомнила она и день, когда возник Союз и его граждане вмиг превратились в бунтовщиков, отказавшихся от удушающей опеки далекой метрополии. Ариане было семнадцать лет, когда до Станции долетело сообщение: «Война объявлена!»

Ресионские лаборатории исправно поставляли солдат – опытных, хладнокровных, обладающих интеллектом. То были идеальные бойцы, выращенные в идеальных условиях и отменно вышколенные, при помощи одного лишь прикосновения познающие то, о чем никогда не ведали. И лучше всего солдаты помнили поставленную цель. Тоже своего рода оружие, только живое. Ариана сама участвовала в разработке прототипа идеального солдата.

Через сорок пять лет после Великого Разделения война все еще шла полным ходом, иногда тайная, иногда затрагивающая только совсем уж отдаленные уголки, так что многие считали ее достоянием истории. Считали где угодно, но только не в Ресионе, ибо если другие лаборатории могли лишь поставлять выращенных по готовому шаблону бойцов, то в Ресионе располагался исследовательский комплекс. Ресионские лаборатории вели собственную войну – под руководством Арианы Эмори.

Пятьдесят четыре года жизни доктора Эмори было отдано этой работе. Ариана стала свидетельницей окончания войн между компаниями, разделения человечества, перекройки границ. Космический флот Земного Сообщества по-прежнему контролировал систему Пеллы, но торговцы из недавно учрежденного Альянса захватили саму Пеллу и объявили ее своей базой. Сол попытался сделать вид, будто не заметил поднесенной ему горькой пилюли, и изменил тактику; остатки флота Земли занялись обыкновенным пиратством на межзвездных путях, без всякого разбора нападая на торговцев, в то время как Альянс и Союз охотились на самих этих пиратов. Зато война опять начала затухать. Баталии бушевали только за столом переговоров, где участники отчаянно пытались выбрать четкие постулаты, чуждые человеческой природе, старались провести границы в безграничном трехмерном пространстве, дабы установить и сохранить мир, которого на памяти Арианы Эмори не было ни дня.

Однако даже этого могло бы не быть. Подобное могло происходить и сотню лет назад. Правда, самолеты тогда были не такими изящными и скоростными. Они ничем не отличались от медлительных неуклюжих грузовых лайнеров, что теперь курсировали между Новгородом и Ресионом. В те годы пассажиры обречены были трястись в полете на пластиковых мешках, контейнерах с семенами и прочим грузом.

Ариана вспомнила, как умоляла мать позволить ей сесть к запыленному иллюминатору. В конце концов девочка добилась своего, но мать велела ей задвинуть щиток солнечного фильтра.

Теперь госпожа Эмори восседала в обитом кожей кресле. Рядом – стакан с освежающим напитком. В салоне постоянно поддерживалась приятная атмосфера, вокруг сновали и обсуждали дела помощники. Приглушенный гомон голосов отчасти перекрывал гул турбин.

Теперь Ариана не может позволить себе путешествие без помощников и телохранителей. Рядом – Кетлин и Флориан, молчаливые, как и требует от них выучка. Даже теперь, на высоте десять тысяч метров и в окружении проверенных сотрудников Ресиона с набитыми секретными документами кейсами, телохранители не спускали глаз с начальницы.

Нет, просто не сравнить с тем, что было раньше!

«Мама, можно мне немного посидеть у окошка?»

Ариана была дочерью Ольги Эмори и Джеймса Карната и слыла необычным ребенком. Родители Арианы основали лаборатории в Ресионе, и именно они положили начало тому, что позднее превратилось в Союз. Они отправили первых колонистов, вывели первых солдат. Гены Ольги и Джеймса были даны сотням таких людей, и генетических родственников Арианы можно было найти повсюду в радиусе многих световых лет. Госпожа Эмори стала свидетельницей изменения самих основ человеческого мышления. Отношения в обществе определялись теперь биологическим родством. Положение семьи зависело от ее численности: чем многочисленнее, разветвленнее, тем влиятельнее и богаче.

Ресион перешел к Ариане по наследству. Как и этот самолет – не какой-нибудь пассажирский лайнер! И не военный, и не взятый напрокат. При своем положении Ариана могла позволить себе и не такое, но все же старалась держаться в определенных рамках. К примеру, доктор Эмори неизменно предпочитала пользоваться услугами ресионских механиков, доверять штурвал личного самолета пилоту со скроенной по проверенному шаблону психикой. И, конечно, держать при себе только телохранителей, выведенных от лучших производителей.

…Жизнь в мегаполисе, в грохоте подземки, среди чиновников, техников и поваров, отчаянно оспаривавших друг у друга возможность заработать… Подобная жизнь страшила хозяйку Ресиона ничуть не меньше безвоздушного пространства. Ариана привыкла управлять развитием целых колоний и планет. Одна мысль о еде в ресторане, о толчее в метро, о шуме и гаме, о безликой и вечно куда-то торопящейся толпе повергало женщину в неподдельный ужас.

В самом деле, невозможно представить, как бы она жила вне Ресиона. Доктор Эмори умела подготовить к рейсу самолет, выверить график полетов, распорядиться насчет багажа, отдать нужные команды помощникам, обеспечить собственную безопасность. Но общий, обычный аэропорт казался ей настоящим кошмаром. Здесь можно было ожидать чего угодно. Впрочем, у каждого есть право на антипатию-другую, и потому досадные неудобства не были главным предметом заботы Арианы. Тем более, что вряд ли ей грозила участь оказаться когда-нибудь в новгородском метро или в общем доке на безымянной станции.

Прошло немало времени, прежде чем внизу мелькнула серебристая лента реки, а потом показались первые посадки. Замаячила тонкая лента дороги, затем – купола и башни Новгорода. Громадный мегаполис вынырнул из дымки внезапно. Под крылом самолета стремительно расширялись тонкие поначалу полоски растительности, над полями запестрели тени башен электронных экранов и вышек станций очистки воздуха. В разные стороны устремились переполненные, как всегда, дороги…

По Волге тянулись к морю караваны барж. Баржи и буксиры заполняли речные доки, видневшиеся среди густой растительности. Несмотря на внешний блеск и великолепие, в Новгороде сохранилось еще достаточно напоминаний о грубой эпохе промышленного развития и множество островков дикой природы. Это несоответствие сохранялось на протяжении сотен лет – разве что город разрастался и движение сухопутного и водного транспорта становилось все интенсивнее.

«Посмотри, мама, вон грузовик!»

Тем временем внизу проплывал синеватый лес, затем замелькал настил и габаритные ограничители взлетно-посадочной полосы.

Шины мягко зашуршали по взлетно-посадочной полосе, и самолет начал снижать скорость, одновременно заворачивая влево, к терминалу.

На мгновение знатную гостью охватила легкая паника – и это несмотря на полную уверенность, что ей можно не опасаться толчеи аэровокзала. Неподалеку пассажирку уже ожидали автомобили. О ее багаже, о самолете и прочем должна была позаботиться свита Арианы. Аэродром располагался на окраине Новгорода, через который ее должен был промчать лимузин с тонированными стеклами: изнутри все видно, но любопытный взгляд уже не проникнет в салон снаружи.

Ох уж эти чужаки! И вся их беспорядочная суета. Ариана, впрочем, любила суету, но в безопасном отдалении – как-никак, это было ее творение. Доктор Эмори разбиралась в передвижениях массы, но не в ее составляющих. На расстоянии же и в целом она верила в свое творение.

Оказываясь бок о бок со своим детищем, Ариана неизменно чувствовала, как потеют ее ладони.

Вереницы автомобилей, подъезжавших ко входу в Государственный зал, и толпы охранников безошибочно указывали на то, что здесь собирались не просто сенаторы. На балконе Совещательной комнаты стоял в окружении телохранителей и помощников Михаил Кореин. Он то и дело всматривался вниз, туда, где виднелись выложенный гулким камнем пол, фонтан и окаймленная медными перилами парадная лестница. Время от времени взгляда Михаила удостаивалась и укрепленная на серой каменной стене эмблема – многолучевая золотая звезда.

Поистине имперское великолепие – для имперских амбиций. А главная созидательница этих амбиций была уже на подходе. Советник из Ресиона в сопровождении министра науки. Ариана Эмори-Карнат собственной персоной, безнадежно опаздывавшая по причине полной уверенности в своем величии. Даже Государственный зал она удостоила посещением лишь потому, что Советнику требовалось лично участвовать в голосовании.

Разглядывая новоприбывшую, Кореин вдруг ощутил учащенное биение сердца. И вспомнил предупреждение врача, запретившего волноваться. Доктора неизменно призывают к спокойствию, твердя, что удержать все под своим контролем просто невозможно.

Можно предположить, что они имели в виду Советника из Ресиона.

Планета Сайтин, доселе самая густонаселенная из членов Союза, постоянно ухитрялась сохранять за собою сразу два места в исполнительном органе Союза – Совете Девяти. В силу обычной логики одним из этих двух мест было председательство в Комитете по гражданским делам, то есть надзор за развитием сельского хозяйства, малого предпринимательства и трудовых ресурсов. Но вопреки логике выборщики в Комитет по науке, рассеянные по Союзу в радиусе многих световых лет, упорно избирали в правительство Ариану Эмори, хотя кроме нее на этот пост претендовала дюжина не менее достойных кандидатов.

И если бы только этим все ограничивалось! Ариана занимала свой важный пост уже пятьдесят лет, целых полвека! Все это время госпожа Эмори давала взятки, запугивала и искала иные подходы к людям не только на Сайтине и на всех станциях Союза, но даже, как поговаривали (впрочем, то были неподтвержденные слухи), на Соле и в Альянсе. Угодно добиться чего-нибудь? Пожалуйте к знакомым Советника по науке – она все устроит. Вопрос упирался только в кредитоспособность просителя.

А проклятые выборщики в Комитет по науке, эти якобы интеллектуалы, раз за разом голосовали в пользу Арианы, невзирая на связанные с ее именем скандалы, невзирая на то, что она, по сути, являлась фактической хозяйкой ресионских лабораторий. А это было немало, ибо Ресион приравнивался в правительстве Союза к целой планете. Впрочем, правительство было достойно доктора Эмори, поскольку обделывало разного рода подозрительные делишки, которые тщетно пытались расследовать многочисленные комиссии.

Так в чем же проблема? Деньги? Нет. Кореин сам располагал средствами, но… Скорее, ключом к разгадке была сама Ариана. Фактически большинство населения не только Сайтина, но и всего Союза так или иначе вышло из ресионских лабораторий. Те же, чья родословная не была связана с генетическими лабораториями, использовали разработанные Ресионом обучающие ленты.

Обучающие ленты, созданные самой… Арианой Эмори.

Ставить под сомнение качество обучающих лент было настоящим безумием. Разумеется, находились люди, отказывавшиеся пользоваться ресионскими обучающими лентами. Эти немногие изучали высшую математику и основы предпринимательства без них. Они не глотали особые пилюли, приняв которые, обучаемый ложился спать и получал массу необходимой информации во сне – столько, сколько был в состоянии усвоить. Кроме обучающих лент для получения теоретических знаний, существовали и ленты других видов. К примеру, для любителей драмы. Эффект они давали потрясающий – пользователь не только все видел, но и чувствовал, переживал. Или взять практические навыки – благодаря ресионским обучающим лентам они прививались выработкой рефлексов, воздействием на нервную систему. Лентами из Ресиона пользовались и оттого, что их применяли конкуренты, пользовались из желания чего-то добиться в этом мире, ибо продукция хозяйства Арианы Эмори оказывалась единственным способом достичь успеха за короткий срок. Благодаря ресионским обучающим лентам мир менялся буквально на глазах…

Комитет по информации проверял качество ресионских программ обучения. Их дотошно исследовали эксперты. Не приходилось сомневаться, что квалифицированные специалисты из Комитета могли вдруг прозевать интегрированные в обучающую ленту приемы воздействия на подсознание, окажись таковые в ресионской продукции. Михаил Кореин не принадлежал к числу параноиков, подозревавших правительство в проникновении в компьютерные сети, Альянс – в умышленном заражении перевозимых грузов, а потому не верил, что кому-то может понадобиться выпускать обучающие ленты, использующие запрещенные приемы воздействия на человеческое подсознание. Поборников «чистоты» во всем Кореин считал не вполне нормальными, ибо тем ничего не стоило отвергнуть омоложение и умереть всего-то в семьдесят пять лет, но при этом они не отказывались жить за счет общества, хотя каждый из них был, по сути, пустым местом.

Но, черт побери, эту дамочку всё избирали и избирали! Чего Михаил никак не мог понять.

Вон она – немного ссутулившаяся, с прядкой седины в копне черных волос. Любой знающий арифметику без труда мог вычислить, что госпожа Эмори была старше Союза, а внешняя бодрость была следствием омоложения и скрывавшей седину черной краски. Помощники гурьбой обступили начальницу. Видя, с какой настойчивостью репортеры нацеливают на Ариану объективы камер, Кореин желчно подумал: «Неужели снимать больше некого? Или наша Ари стала центром Вселенной? Будь ты проклята, стерва костлявая!»

…Желаете вывести человека с заранее заданными качествами, точно свинью, которой обеспечено призовое место на выставке? Нет проблем – обратитесь в Ресион. Нужны солдаты, рабочие, есть потребность в крепких спинах и слабых мозгах, или, наоборот, жаждете обзавестись гением? Ради Бога – вам прямая дорога опять же в Ресион.

А сенаторы и Советники слетелись засвидетельствовать ей почтение. Боже, кто-то даже цветы приволок!

Резко развернувшись, Михаил начал проталкиваться сквозь обступивших его помощников.

Уже добрых два десятка лет Кореин находился в Совете Девяти в качестве главы оппозиционного меньшинства, двадцать лет старался плыть против течения, закрепить свое влияние, но неизбежно проигрывал, заодно теряя и прежние позиции. Умер Станислав Фогель из Комитета по торговле. Учитывая, что Альянс нарушал соглашения с той же скоростью, с какой вооружал свои торговые корабли, освободившееся место следовало занять кому-нибудь из центристов. Но нет – коллегия выборщиков предпочла посадить на вакантное место Людмилу Де Франко, племянницу Фогеля. Людмила оказалась женщиной спокойной (к вящему неудовольствию Кореина), а потому предпочла идти прежним осторожным курсом дяди. Она была не меньшей, чем Станислав Фогель, приверженкой партии экспансионистов. Но положение изменилось – кто-то кого-то подкупил, кто-то заставил компанию «Андрус» обратить внимание на политику Людмилы, и в результате центристы окончательно утеряли шанс ввести своего представителя – пятого по счету – в «Девятку» и тем самым впервые в истории получить большинство в исполнительной власти.

Какое горькое разочарование!

А там, в зале наверху, в окружении толпы подхалимов и преуспевающих молодых законодателей стояла женщина, заставлявшая дергаться нити, шевельнуть которые были не в состоянии даже деньги.

Стало быть, просто везение в политике. Нечто неосязаемое, но столь ценимое.

И от этого зависела судьба всего Союза.

Михаил – в который уже раз – позволил себе помечтать, как в зал врывается какой-нибудь маньяк с автоматом и ножом. Удар – и проблема решена! Впрочем, шальная мысль сильно обеспокоила Кореина. Тем не менее факт оставался фактом: нечто подобное могло резко изменить Союз, дать человечеству шанс, пока не поздно.

Всего одна жизнь. В подобной игре она значит до смешного мало.

Михаил задышал – глубоко и ровно. Потом, пройдя в глубину зала, завел учтивую беседу с немногими, посчитавшими своим долгом посочувствовать проигравшим. Скрипнув зубами, Кореин отправился поздравлять Богдановича – того избрали на пост председателя Государственного Комитета, что подразумевало одновременно и пост председателя Совета.

Лицо Богдановича было абсолютно бесстрастно, а пушистые седые брови придавали ему сходство с добрым дедушкой, души не чающим во внуках. При этом ни следа чувства превосходства над проигравшими выборы соперниками. Держи себя Богданович подобным образом во время переговоров об учреждении Альянса, Союз был бы в долгу перед Пеллой. Но Богданович всегда был более искушен в менее масштабных вопросах. А еще он был политическим долгожителем. Избиратели, отдавшие свои голоса Богдановичу, разного рода профессионалы, консулы, служащие, иммигранты, управленцы со станций – заметная социальная группа, определявшая итог выборов на должность, первоначально казавшуюся не столь значительной, какой она стала позже. Боже, и как разработчики Конституции посмели так несерьезно отнестись к своей работе? Ишь, вздумали поиграть с политикой! Назвали свое творение «новой моделью», в которой правительство станут формировать якобы просвещенные избиратели. При этом они, эта мерзкая свора социальных теоретиков, в числе которых были Ольга Эмори и Джеймс Карнат, позволили себе отбросить опыт последних десяти тысячелетий человеческой истории. События, которые так недобро поминал Михаил Кореин, случились давно – когда представители Сайтина еще занимали в Совете Девяти целых пять мест и представляли большинство в Совете Миров.

– Да, не повезло тебе, Михаил! – Богданович сочувственно потряс Кореину руку.

– Ничего не поделаешь – воля избирателей, – отозвался тот, сохраняя самообладание. – Тем не менее мы набрали рекордно высокий процент голосов.

«Ничего, старый пират, – ожесточенно подумал Кореин, – наступит день, и я соберу большинство голосов… Ты еще доживешь до того момента…»

– Воля избирателей, – эхом отозвался Богданович, продолжая улыбаться. Кореин в долгу не остался – тоже расцвел в улыбке и растягивал губы до тех пор, пока те не заныли от напряжения. Затем внимание Михаила переместилось к Дженнеру Харого – человеку из той же фракции, что и Богданович. Дженнер занимал влиятельный пост председателя Комитета по внутренним делам. Рядом стояла Катрин Лао, глава Комитета по информации, который занимался проверками выпускаемых Ресионом обучающих лент. Что, впрочем, было естественно.

Михаил раскрыл было рот, но тут в зал величественно вплыла сама доктор Эмори, и Катрин с Дженнером быстро направились встречать руководительницу ресионского комплекса. Кореин обиженно переглянулся с Нгуеном Тинем из Викинга (тот курировал экономику) и Махмудом Чавезом со станции «Вояджер», занимавшимся финансами, – оба были центристами. Четвертый их единомышленник, адмирал Леонид Городин стоял среди молчаливой толпы своих помощников в одинаковой одежде. По иронии судьбы, именно Комитет по обороне был самым слабым звеном в цепи единомышленников, ибо имел обыкновение часто менять точку зрения и дрейфовать в сторону экспансионистов, если на то находились веские причины. Городин примыкал к центристам лишь потому, что желал держать новые военные транспорты типа «Эксцельсиор» в Ближнем Космосе, дабы ими можно было воспользоваться в любой момент. Адмирал не уставал повторять нечто вроде: «Вы что – хотите заслать корабли черт знает куда, когда Альянс вводит одно эмбарго за другим? Желаете, чтобы избиратели стучались вам в двери, требуя еды и товаров? Хотите новой разрушительной войны? Если да, то отсылайте грузовые суда в Дальний Космос. И тогда останется уповать на доброту торговцев из Альянса».

При этом адмирал, разумеется, как бы забывал, что основанный по соображениям торговой выгоды Альянс по Пелльскому договору получил возможность перевозить грузы, но не имел права строить военные корабли. Договор также позволял Союзу, успевшему построить великое множество грузовых судов, сохранить свой флот, однако лишал его права строить новые корабли, способные составить конкуренцию торговым. По сути дела, речь шла о тонком дипломатическом подкупе, об уступке с целью возобновить прерванную во время войны доставку припасов. Когда Богданович объявил о достигнутых договоренностях, против них голосовала даже Ариана Эмори.

А станции одобрили договор. Дело оставалось за Генеральным Советом – тот должен был, собравшись в полном составе, обсудить Пелльский договор. Хоть и с незначительным перевесом, но договор все же был ратифицирован. И немудрено: Союз устал от войны, от дезорганизованной торговли, от дефицита товаров.

Теперь доктор Эмори планировала начать новую кампанию за изучение и колонизацию Дальнего Космоса.

Все знали, что подобная затея не таит в себе ничего хорошего. Доказательством тому была неудача Сола, Солнечной системы, по ту сторону космоса. В результате Сол поспешно обратил взор обратно к Альянсу, умоляя о возобновлении торговли и открытии рынков. Но у Сола были соседи, и его недальновидная суета могла навлечь беду на Альянс с тыла, после чего под угрозой оказывалось и пространство Союза. Именно на это и упирал постоянно Городин, требуя увеличения ассигнований на оборону.

Но позиция Городина была чрезвычайно уязвимой, ибо ему запросто могли вынести вотум недоверия. Адмирал мог оказаться навсегда потерянным для единомышленников, если не успел бы разместить свои корабли на наиболее важных направлениях.

А новость о поведении выборщиков в Комитет по торговле явилась настоящим ударом. Центристы полагали, будто этот пост достанется их кандидату. Центристы искренне надеялись, что сумеют помешать Ариане. Но все, что было теперь в их силах, – убедить Совет не проводить голосование по проекту «Надежда», ибо столь широкомасштабная затея подразумевала подготовку целой флотилии кораблей в частности и крупные финансовые ассигнования вообще. Но голосование можно было только отсрочить – до тех пор, пока Людмила Де Франко не прибудет с Эсперансы и не приступит к исполнению должностных обязанностей.

Или… Можно было также уклониться от участия в голосовании, дабы не собрался необходимый кворум. В этом случае проект автоматически уходил на голосование в Совет Миров. В этом случае клика Арианы могла не получить необходимого числа голосов. Представители были куда более независимы в своих действиях, особенно блок, представлявший Сайтин, ибо большинство сайтинцев принадлежало к лагерю центристов. Можно было надеяться, что нетерпеливые противники примутся терзать проект, еще не выверенный в Совете Девяти, месяцами внося изменения, которые «Девятка» ни за что не утвердила бы. Так повторялось снова и снова…

Пусть Городин еще раз попытается убедить экспансионистов отложить голосование. Адмирал лучше всех подходил для этой роли: как-никак, грудь в орденах и медалях, герой войны! Да, нужно бросить против них Городина – возможно, дело выгорит. Если нет, четырем центристам ничто не помешает воздержаться от голосования. Но умышленное снижение кворума и, как следствие, преждевременное окончание заседания могло повлечь тяжкие политические последствия.

Однако сейчас требовалось выиграть время, дабы связаться с ключевыми лоббистами, дать им возможность потянуть за нужные нити. К тому же Людмилу Де Франко по прибытии можно склонить к проведению более умеренного курса, о чем она заявила сама. Или хотя бы сделать легкий реверанс центристам по поводу законопроекта, особенно важного для ее избирательного округа. Госпожа Де Франко могла проголосовать за откладывание законопроекта на более отдаленный срок…

Советники направились на свои места. Группа Эмори замыкала шествие – впрочем, это можно было предсказать заранее.

Богданович ударил старинным молоточком, возвещая об открытии заседания.

«Прошу считать заседание открытым», – объявил старик, тотчас переходя к обсуждению результатов выборов и формальному утверждению Людмилы Де Франко в должности Советника – председателя Комитета по торговле.

Оба вопроса прошли без сучка и задоринки. Катрин Лао и Дженнер Харого посматривали на Ариану, но та сидела как каменная. Она вообще не суетилась понапрасну. Выражение скуки на лице, медленные движения длинных пальцев с холеными ногтями с укрепленным на одном из них записывающим устройством – «стилосом» – просто кричали об отработанной до автоматизма терпеливости по отношению к разного рода формальностям.

Обошлось без дискуссий. Формально-вежливые «да», засвидетельствованные официально.

– Следующий вопрос повестки дня, – объявил Богданович, – утверждение господина Дензила Лала в качестве исполняющего обязанности председателя Комитета по торговле с правом голоса до прибытия Людмилы Де Франко.

Снова формальности. Опять скучный хор «да», шутливая перепалка между Харого и Лао, легкий смех. Городин, Чавез и Тинь вообще никак не отреагировали. Ариана обратила на это внимание: Кореин заметил, как женщина сначала засмеялась, но тотчас умолкла, бросив косой взгляд куда-то вбок. Стилос прекратил вращаться. В глазах Эмори теперь таилась осторожность. А когда Ариана смотрела в сторону Кореина, то растягивала губы в легкой улыбке, которая могла сгладить неловкость при случайной встрече взглядов.

Но в глазах ее не было и тени улыбки. «Чего от тебя ждать? – точно спрашивали они. – Что ты замышляешь, Кореин?»

Конечно, в данном случае можно было не мучить себя множеством догадок, и Ариане с ее умом не составляло труда выбрать правильный вариант. Взгляд женщины то и дело замирал, в нем угадывалось то понимание, то неприкрытая угроза. Михаил ненавидел чертову бабу всей душой. Ненавидел все, что было связано с ее именем. Но дуэль с нею была сродни упражнениям в телепатии: Кореин глядел упрямо, отвечая угрозой на угрозу, и чуть приподнятая бровь словно говорила: «Конечно, тебе под силу подтолкнуть меня к пропасти. Но первой туда полетишь ты. Я не стану колебаться. Расколю Совет, парализую работу правительства».

Полузакрыв глаза, Ариана улыбалась. «Неплохой удар, Михаил, – будто говорили ее губы, – но ты уверен, что хочешь войны? Может оказаться, что ты к ней еще не готов».

Кореин, всем своим видом изображая любезность, мысленно говорил: «Да, именно так, Ари. Тебе ведь нужен кризис – как раз в момент, когда на подходе два твоих проекта. Что же, будь добра, получи его!»

Ариана моргнула, скользнула взглядом по столу, и ее полуприкрытые глаза снова уставились на Кореина, а улыбка стала несколько натянутой. Выходит, война, смекнул Михаил. Улыбка шире. Возможно, удастся договориться. «Будь осторожен, – мысленно призывала недруга женщина, – наблюдай за мной! Открытое противостояние обойдется тебе дорого…

Победа будет за мной, Кореин. Конечно, ты можешь помешать мне, можешь отодвинуть все на период после выборов, черт побери! Тогда я потеряю куда больше времени, чем на ожидание Де Франко…»

– Переходим к рассмотрению следующего вопроса – утверждения ассигнований на проект «Надежда», – возвестил Богданович. – Предоставляю слово первому докладчику. Госпожа Лао, прошу!

Катрин и Ариана переглянулись. Кореин не сумел разглядеть выражение лица госпожи Лао, ибо председатель Комитета по информации сидела к нему белокурым затылком. Волосы Катрин были заплетены в тугие пряди и уложены в замысловатую корону – эта прическа стала своего рода визитной карточкой соратницы доктора Эмори. Впрочем, Кореин не сомневался, что лицо госпожи Лао выглядело озадаченным. Между тем Ариана, подозвав помощника, что-то зашептала ему на ухо. Лицо помощника вмиг напряглось: губы плотно сжались, а в глазах мелькнула растерянность.

Получив приказание, помощник подошел к одному из референтов Лао. Тот в свою очередь шепотом передал сообщение начальнице. Женщина досадливо дернула плечами и вздохнула. В сочетании с хмурым выражением лица такое поведение было более чем красноречивым.

– Господин президент, – начала Катрин, – предлагаю отложить обсуждение вопроса по проекту «Надежда» до тех пор, пока госпожа Де Франко примет окончательно дела, ибо законопроект напрямую затрагивает торговлю. Отдавая должное многоуважаемому представителю Фаргоны, я все же считаю, что дело должно подождать.

– Поддерживаю! – резко бросил Кореин.

По толпе помощников и референтов прокатилось смятение. Даже некоторые из Советников ошеломленно качали головами. Богданович и вовсе разинул рот. Старик не сразу пришел в себя, а когда опомнился, то первым делом схватил спасительный молоточек, маскируя смущение вниманием к формальностям.

– Поступило предложение отложить обсуждение проекта «Надежда» до вступления в должность госпожи Де Франко. Другие мнения есть?

Все шло как по маслу – Ариана сказала несколько теплых слов в адрес представителя Фаргоны, временно исполнявшего обязанности председателя Комитета по торговле. И, разумеется, согласилась с Лао.

Кореин также попросил слова, одобрив в коротком выступлении предложение Катрин. Он мог позволить себе даже небольшую шпильку в адрес противников: уладив какое-нибудь дело, экспансионисты и центристы иногда обменивались легкими шутками.

Сейчас, правда, дело нельзя было считать решенным. Ариана, чертовка, хитроумно обезоружила Михаила, сделав ему небольшую уступку. Пока Кореин, соблюдая формальности, благодарил за что-то Дензила Лала, Ариана не спускала с него глаз. Закончив речь, Михаил уселся на свое место.

«Наблюдай за мной, – призывал взгляд Арианы. – Не пожалеешь».

Голосование выявило полное единодушие. Дензил Лал, временно исполнявший обязанности председателя Комитета по торговле с правом голоса, по сути, одобрил выведение проекта «Надежда» за пределы своей компетенции.

– В таком случае повестка дня исчерпана, – заключил Богданович. – На дебаты мы ранее отвели три дня. На следующем заседании по регламенту нужно обсудить ваш, госпожа Эмори, законопроект за номером 2405. Речь тоже пойдет о бюджетных ассигнованиях – только для Комитета по науке. Может, желаете перенести обсуждение на другую дату?

– Господин президент, мой доклад готов, но мне не хотелось бы злоупотреблять любезностью коллег – ведь им нужно подготовиться к обсуждению. Если уважаемые коллеги не возражают, я перенесла бы обсуждение на завтрашнее заседание.

Советники забормотали вполголоса, одобряя столь здравое предложение. Даже Кореин не возражал.

– Госпожа Эмори, вы желаете оформить предложение в виде отдельного пункта протокола?

И снова единодушное одобрение.

Рассмотрение подготовленного Арианой проекта закона перенесли на следующее заседание.

Все – «за».

Тотчас от чинной тишины, царившей в зале, не осталось и следа. Поднявшийся шум оказался даже сильнее обычного. Но Кореин по-прежнему сидел в кресле, точно боясь шелохнуться. Почувствовав на плече чью-то руку, Михаил резко поднял голову и уставился в лицо Махмуду Чавезу. Тот выглядел одновременно обрадованным и обеспокоенным.

«Что случилось?» – спрашивали глаза Чавеза. Однако вслух он бросил:

– Ну и дела!

– Встречаемся у меня в кабинете, – отрывисто бросил Кореин. – Через полчаса.

Советники отправились вкушать полдник – чай и бутерброды, принесенные расторопными помощниками. Толпа растеклась за пределы зала заседаний и заполнила конференц-зал. Приученные к строгой дисциплине и мерам предосторожности адъютанты-военные тщательно обшарили зал в поисках подслушивающих устройств. Даже присутствующие здесь консультанты и ученые не избежали личного обыска. Сложив руки на груди, адмирал Городин безучастно сидел в кресле. Еще недавно адмирал был не прочь прогуляться, но теперь, когда положение изменилось в худшую для него сторону, вояка остался на месте и сидел мрачнее тучи. Городин ломал голову, пытаясь понять, как вышло, что они проиграли заведомо выигрышную партию. Ведь Ариана с ее «Надеждой» была, по сути, у них в руках. Оставалось только предъявить ей ультиматум.

– Вот необходимая информация, – пробормотал Кореин, принимая из рук референта стакан минеральной воды. На столике покоился внушительный фолиант в твердой обложке – восемьсот страниц поистине взрывоопасной информации со всеми нужными цифрами, отражавшими бюджет Комитета по науке. Отдельные места в книге были подчеркнуты – на них требовалось обратить особое внимание. Раздобыть копию законопроекта (ходили упорные слухи, будто проект бюджета содержал массу ошибок) труда не составило: в Комитете по науке у центристов имелись свои люди. Впрочем, без ошибок при составлении проекта бюджета не обходилось никогда. Причем из года в год львиная доля таких несуразностей была связана с Ресионом. Указав на книгу, Михаил пояснил: «Чертовым лабораториям нужны не столько деньги – на этом их не подловить. Ресион ведь все равно выплачивает кучу денег в казну в виде налогов. Важно другое: с чего вдруг они клянчат статус Персоны Государственной Важности для двадцатилетнего мальчишки-химика с Фаргоны? Кто вообще такой этот Бенджамин П. Рубин?»

Чавез зашелестел разложенными на столе бумагами, потом взял документ, услужливо поданный помощником. Тот ткнул пальцем в нужное место на бумаге. Читая, Махмуд задумчиво закусил губу. Наконец, покончив с чтением, сообщил: «Он студент. Больше никакой заслуживающей интереса информации».

– Может, это имеет какое-то отношение к проекту «Надежда»? Если рассуждать логически?

– Не забывайте – речь идет о Фаргоне. Все как будто совпадает…

– Можно просто потом спросить об этом Эмори, – кисло предложил Чавез.

– Спросить не то что можно, а придется – на заседании. И заодно забрать у Арианы всю документацию, какую она принесет.

Со всех сторон на Кореина устремились угрюмые взгляды. «Шутки сейчас неуместны», – пробормотал Городин.

Лу, председатель Комитета по обороне, выразительно откашлялся.

– У нас имеется проверенный источник. Скажу больше – несколько источников, заслуживающих доверия, – сообщил он. – Наш последний кандидат в Комитет по науке…

– Но ведь он ксенолог! – недовольно бросил Тинь.

– И к тому же личный друг доктора Джордана Уоррика. Того самого, из Ресиона. Кстати, доктор Уоррик здесь. Прибыл в качестве советника Эмори. Через Бирда его попросили о встрече с… с… Кое с кем из Комитета по науке.

Принимаясь изъясняться в таком стиле, Лу зачастую выбалтывал больше, нежели при произнесении официальных речей. Кореин пристально уставился на председателя Комитета по обороне. Насторожился и Городин. Адмирал всю жизнь воевал да и теперь с радостью вернулся бы к привычному ремеслу, оставив управленческие обязанности на председателя Комитета и его многочисленных помощников. Подобный подход был вполне объясним: Советники разбирались только в своих сферах, в то время как председатели Комитетов руководили работой подведомственных учреждений. А уж начальники отделов знали даже такие подробности, как кто и с кем спит.

– Бирд – один из них?

– Вполне возможно, – важно изрек Лу и тотчас умолк.

«Пожалуй, – подумал Кореин, – это стоит запомнить».

– Старая дружба? – негромко осведомился Тинь.

– Суди сам – почти двадцать лет.

– Насколько это безопасно для Уоррика? – спросил Городин. – Что конкретно мы подвергаем опасности?

– Немногое, – успокоил Лу. – Во всяком случае, не дружбу Уоррика и Эмори. У Уоррика есть своя епархия, и потому он редко к ней заходит. И наоборот. Фактически между ними вражда. Доктор Уоррик потребовал себе автономию внутри Ресиона. И получил ее. Центристов в Ресионе нет. Но Уоррик не на стороне Эмори. Так или иначе, он явился сюда для консультаций с Комитетом по поводу перевода на другое место работы.

– Он один из Особых, – разъяснил Кореин, предназначая реплику для всех, не имевших отношения к Ресиону и потому не вполне представлявших себе, кем был Уоррик. Джордан Уоррик считался признанным гением и был официально объявлен национальным достоянием. – Уоррику чуть больше сорока, он терпеть не может Ариану. У него была дюжина возможностей покинуть Ресион и основать собственную лабораторию, но Эмори в Комитете всякий раз спускает вопрос на тормозах. Она не хочет отпускать Уоррика. – Михаил лично изучал все, так или иначе связанное с Ресионом. И такой подход был вполне объясним. Правда, раздобывать удавалось не всю информацию; кое-что, включая и способность Лу отслеживать нужные связи, оставалось для Михаила тайной за семью печатями. Выдержав паузу, Кореин уточнил:

– Бирд может связаться с ним?

– Расписание пошло вкривь и вкось, – мягко произнес Лу, на мгновение обретая сходство с университетским профессором, наставляющим студентов. – Конечно, повестку дня все равно придется приводить в порядок. Уверен, кое-что можно устроить. Мне взять это на заметку?

– Вне всякого сомнения. А пока сделаем перерыв. И пусть народ займется работой.

– В таком случае, встреча возможна только утром, – заметил Тинь.

– Мои сотрудники будут здесь, – сообщил Михаил, – сегодня вечером, но попозже. Если случится нечто, требующее… – Советник выразительно пожал плечами. – Нечто естественное… Вы, господа, надеюсь, понимаете, о чем речь… – Слово «встреча» было из лексикона, которого единомышленники старались избегать в разговорах. Тем более, что кое-кто из помощников мог неправильно понять, что имелось в виду. А потому Михаил осторожно заметил: – Мои сотрудники свяжутся с вами лично.

По окончании встречи, когда присутствовавшие стали расходиться по своим делам, Михаил на мгновение задержал Городина и Лу.

– Сможете заполучить Уоррика?

– Лу? – спросил адмирал. Тот, пожав узкими плечами, бросил:

– Постараемся.

2

Человек, появившийся в конференц-зале, имел самую обычную внешность: неброский коричневый костюм, в руке – плоский чемоданчик, довольно потертый, что свидетельствовало о склонности его владельца к путешествиям. При случае Кореин не смог бы выделить этого человека из толпы; русые волосы, привлекательные черты лица и атлетическое сложение не слишком бросались в глаза. И уж тем более он не выглядел на свои сорок шесть лет. Однако этот неприметный человек был окружен телохранителями, которые вскоре перепоручили его заботам военной полиции. По всей вероятности, пальто ему всегда подавала прислуга, а помощники сопровождали всюду, куда бы он ни пошел. И уж тем более он не летал обычными самолетами, а его чемоданчика не касались руки служащих багажных отделений.

Эмори относилась к разряду Особых. Лиц с таким статусом в Ресионе было трое – больше, чем где-либо еще. Одним из них был и этот человек. Поговаривали, будто он обладал способностью прямо в уме конструировать и приводить в порядок целые системы развития психических складов. Даже компьютеры были не в состоянии справиться с такой задачей. Если возникала нужда протестировать или исправить какую-нибудь важную обучающую ленту, то неизменно обращались к сотрудникам Уоррика. А когда разработчики бились над какой-нибудь непосильной загадкой, Джордан Уоррик брался за дело и неизменно находил причину неполадки. Больше ничего об Уоррике Кореин не знал. Этот человек был признанным гением и потому находился под охраной государства. Как Эмори. Как еще дюжина Особых.

И коль скоро Ариана старалась выхлопотать подобный статус для двадцатилетнего химика и открыть на Фаргоне представительство Ресиона, дабы зачислить молодое дарование в свой штат, то, принимая во внимание ее амбициозный проект по освоению Дальнего Космоса, следовало полагать, что для ее стараний имелась весьма существенная причина.

– Мое почтение, господин Лу! – воскликнул доктор Уоррик, пожимая руку председателю Комитета по обороне. – О, адмирал, какая приятная неожиданность! – Оппонент Арианы обеспокоено, но не враждебно посмотрел в сторону Кореина и наконец протянул тому руку: – Здравствуйте, Советник! Не ожидал увидеть вас.

Михаил вмиг ощутил, как забилось в предчувствии опасности сердце. Уоррик, вспомнил он, не принадлежал к числу блестящих умов, живущих в отрыве от реальности, – Джордан был психохирургом, его работа заключалась в беспрестанном манипулировании, и потому ему ничего не стоило распознавать намерения окружающих. И все это было скрыто под маской угрюмой любезности и живому не по годам взгляду.

– Вы, наверное, уже догадались, – молвил Лу, – что за встречей кроется нечто большее, чем я сказал вначале…

На лице Уоррика мелькнула легкая тень беспокойства.

– В самом деле? – отозвался он.

– Советник Кореин выражал настоятельное желание переговорить с вами без посторонних. Доктор, речь пойдет о политике. Дело чрезвычайной важности. Разумеется, если вы предпочтете отправиться на запланированную встречу, на которую в противном случае опоздаете минут на десять, мы сделаем вывод, что вы не считаете необходимым заниматься нашим делом и воспримем ваше решение с пониманием. Ничего не поделаешь: интриги – моя профессия!

Вздохнув, Уоррик отошел к необъятному столу, за которым собирались участники конференций, и опустил на него свой чемоданчик.

– Ваше дело как-то связано с Советом? – попытался угадать он. – Может, все-таки объясните мне суть? Я не могу принимать решение, не зная, о чем речь.

– Речь идет о готовящемся к утверждению законопроекте. Том самом, об ассигнованиях для Комитета по науке.

Едва заметно вскинув голову, профессор бросил: «Так-так». По лицу его скользнула легкая улыбка. Сложив на груди руки, Уоррик с явным облегчением прислонился к столу.

– Чем вам не нравится законопроект? – полюбопытствовал он.

– В самом деле, – в тон ему отозвался Кореин, – что в нем особенного?

Джордан снова улыбнулся – на сей раз шире, но улыбка получилась точно приклеенная.

– Вы считаете, будто законопроект – всего лишь прикрытие? – уточнил он. – Или что-то еще?

– Проект – что бы он ни прикрывал – все равно связан с проектом «Надежда», не так ли?

– Нет. Бюджет не имеет к этому никакого отношения. Во всяком случае, мне ничего не известно. Ну, поговаривают о сканере SETI, однако здесь все законно, уцепиться как будто не за что.

– А как насчет придания некоему лицу статуса Особого? Ведь Ресион явно заинтересован в этом?

– Можно сказать и так. Вас интересует общая информация о Фаргоне?

– Меня интересует все, что вы расскажете, доктор.

– В таком случае я сэкономлю свои десять минут, ибо смогу рассказать вам о Фаргоне за значительно меньшее время. Весь рассказ можно уместить в одно слово – психогенез. Пресса еще именует его клонированием умов.

Кореин ждал иного ответа. И уж тем более такой ответ не устраивал Городина. Адмирал выразительно фыркнул.

– В чем его суть? Чему этот проект служит прикрытием?

– Прикрытие здесь ни при чем, – невозмутимо сообщил профессор. – Во всяком случае в том виде, как расписывает его пресса. Речь не идет о создании физически абсолютно точных копий людей – предполагается выращивать людей, обладающих теми же способностями, что и прототипы. Вряд ли это может помочь, например, безутешному ребенку, пытающемуся вернуть к жизни усопшего родителя. Но если подходить к проблеме с точки зрения воспроизводства, скажем, Особых, это как раз то, что надо. Вы уже слышали о попытке воскресить Бок…

Эстель Бок создала двигатель, позволявший передвигаться со скоростью, превышающей скорость света.

– Пытались, как же, – небрежно обронил Кореин. – Да только без толку.

– Но ее двойник получился одаренным. Тем не менее то была не настоящая Бок. Бок-два была больше склонна к музыке, нежели требовалось для психогенеза. К тому же из-за поднявшейся шумихи она чувствовала себя глубоко несчастной. Она упорно отказывалась от процедур омоложения и сдалась только тогда, когда время начало брать свое. Но было уже поздно – в девяносто два года она умерла. Последние несколько лет она безвылазно просидела у себя в комнате.

Тогда мы еще не располагали столь совершенной техникой. Не было и современных обучающих лент. Взять хотя бы работы доктора Эмори, программы обучения химии живого организма…

Человеческий организм обладает внутренней регулирующей системой. Это целый комплекс, управляющий физиологическим развитием, ростом и защитой от воздействия внешней среды. Но при клонировании не получается стопроцентная копия генетического кода. На состояние химического баланса, изначально заложенного генетическим кодом, оказывает влияние жизненный опыт. Все это вы можете почерпнуть из научных журналов. Если хотите, подскажу, где найти нужный материал…

– У вас здорово получается, – похвалил Кореин. – Будьте добры, продолжайте!

– Допустим, теперь нам известно то, чего не знали при клонировании Бок. Если программа оправдает ожидания доктора Эмори, мы сможем восстанавливать те способности, которыми обладал прототип. Правда, здесь не обойтись без генетики, эндокринологии, огромного числа физиологических и психологических тестов. И, понятно, без соответствующих архивных материалов. Я и сам не все знаю. В конце концов, это проект доктора Эмори, и он секретный. Им вообще занимаются в другом корпусе. Но мне известно, что затея исключительно серьезная и что слухи недалеки от истины. Возможно, не обходится и без домыслов. Но прошу понять правильно: в нашей науке без напряженной работы не обойтись, а от ученого требуется способность к долгожительству, дабы он в конце концов сумел обобщить накопленную информацию. А доктор Эмори уже немолода. Любой эксперимент с ази занимает минимум пятнадцать лет. Проект «Рубин» займет и вовсе не менее двадцати. А потому трудности очевидны. Разумеется, госпожа Эмори вынуждена время от времени идти на небольшой риск.

– Как насчет проблем со здоровьем? – негромко полюбопытствовал Кореин, вспоминая изменение оттенка кожи и явную потерю в весе его давней оппонентки. Процесс омоложения занял больше времени, чем предполагалось. Но как только действие омоложения закончилось, начались проблемы. А увядание шагает бок о бок с мстительностью.

Уоррик отвел глаза. Еще не услышав ответа, Кореин понял, что правды от собеседника не дождаться. Михаил тотчас мысленно упрекнул себя за ненужную поспешность.

– Конечно, в ее возрасте страх смерти возрастает, – отозвался доктор Уоррик. – Это естественно. Но я уже обращал ваше внимание на то, что для осуществления любых проектов необходимо время.

– Как вы лично оцениваете данный проект? – поинтересовался Городин.

– Для нее он имеет исключительное значение. Поймите, в нем воплотились все ее прежние теории и работы. Исследования по эндокринологии, генетике, по психоструктурам – все сведено воедино.

– Она входит в группу Особых. И потому может позволить себе что угодно…

– Кроме, пожалуй, гарантированной защиты от того, что случилось с Бок. Я разделяю ее мнение насчет подключения к проекту кого-нибудь из посторонних – не из ресионцев. Двойник, впрочем, будет находиться в Ресионе. Почти наверняка это будет двойник Рубина. Он молод, а это, если хотите, своего рода предпосылка… Он одарен, родился на станции, и каждый его шаг, вплоть до покупки банки напитка в автомате, занесен в архив. Кроме того, он появился на свет с иммунной недостаточностью, и потому с момента его рождения велись обстоятельные медицинские наблюдения. А это чрезвычайно важно. Здесь Ариане не нужно одобрение Совета, в то же время она не сможет помешать правительству Фаргоны заниматься тем, что способно поставить под удар результаты ее работы.

– Рубин должен быть посвящен во все это?

– Он обязательно почувствует себя объектом эксперимента. Более того, двойник Рубина даже не будет знать о существовании прототипа до тех пор, пока ему не исполнится столько же лет, сколько Рубину сейчас.

– Вы считаете, проект имеет право на существование?

Уоррик выдержал короткую паузу, а потом буркнул:

– Не знаю, уравновешивает ли одно другое, но научная ценность затеи несомненна.

– Но вы как будто не слишком уверены, – вставил Лу.

– Я считаю, что вряд ли Рубину будет причинен большой вред. Он ведь ученый. Такого рода методы называются «слепым контролем», и Рубин наверняка отнесется к нему с пониманием. Я бы помешал их встрече в будущем, если хотите знать мое мнение. Свою точку зрения я буду отстаивать и дальше. Однако у меня нет возражений против проведения программы.

– Но ведь она не ваша.

– Лично я никак в ней не участвую.

– Зато ваш сын, – напомнил Кореин, – работает в тесном контакте с доктором Эмори.

– Мой сын – всего лишь студент, – равнодушно отозвался Уоррик. – Занимается разработкой обучающих лент. Привлекать его к проекту или нет – зависит от Арианы. Вообще-то грех упускать такую возможность, поскольку в случае успеха парень мог бы претендовать на руководство лабораторией на Фаргоне. Подобный ход событий меня бы устроил.

«Но почему?» – едва не вырвалось у Кореина. Однако, как известно, даже общение с дружелюбно настроенным осведомителем имеет предел. К тому же насчет Эмори ходили прелюбопытные слухи – впрочем, неподтвержденные…

– Студент в Ресионе, – обронил Лу, – намного больше, чем студент университета.

– Определенно да, – осторожно согласился Джордан. Но дружелюбие с его лица точно ветром сдуло; теперь перед Кореиным и его единомышленниками стоял насторожившийся человек, в любой момент ожидавший подвоха.

– Ваше отношение к проекту «Надежда»? – спросил Михаил.

– Ваш вопрос имеет политическую окраску?

– Политическую.

– Тогда позвольте ответить так: я избегаю политики во всем, за исключением науки. – Уоррик посмотрел в пол, потом поднял взгляд на Кореина. – Ресион больше не зависит от торговли ази. Мы в состоянии жить безбедно за счет одних лишь исследований. Нам теперь все равно, основываются новые колонии или нет. Но наступит день, и возникнет необходимость в результатах наших теперешних трудов. Заверяю, что остальные лаборатории все равно не смогут разорить нас, сколько ни понижай они расценки. Слишком грандиозен наш задел. Конечно, больших богатств мы не наживем, но и с голоду не помрем. Впрочем меня беспокоит не материальная сторона. Знаете, как-нибудь нам действительно следует встретиться и переговорить…

Кореин растерянно моргнул, ибо не ожидал, что ученый из Ресиона первым пустит пробный шар. Засунув руки глубоко в карманы, Михаил посмотрел на единомышленников:

– Возможно устроить встречу с доктором Уорриком так, чтобы ни одна живая душа не узнала?

– Без проблем, – заверил Лу и многозначительно добавил: – Если, конечно, доктор Уоррик захочет устроить ее.

Джордан вздохнул. Опустив кейс на пол, он рывком выдвинул из-под стола стул.

– У меня зреет такое желание, – бросил он и сел.

Кореин немедленно последовал его примеру. По другую сторону стола уселись Городин и Лу.

Лицо Уоррика по-прежнему оставалось бесстрастным.

– Я знаю этих господ, – пробормотал он, указывая взглядом на военных. – Советник Кореин, ваша репутация мне тоже хорошо известна. Знаю, вы – человек честный. То, о чем я собираюсь рассказать, может стоить мне… Словом, обойтись очень дорого. Надеюсь, вы воспользуетесь моей информацией ради дела, а не для сведения личных счетов. Да, между мною и доктором Эмори существуют разногласия. Сами понимаете: работая в Ресионе, в любом случае приходится принимать не устраивающие кого-то решения. Ведь мы работаем с особо деликатным материалом – с людьми. Иногда возникают ситуации поистине беспрецедентные – в смысле этики и прочего… Работаем, как считаем лучшим, по наитию. И оттого наши мнения не всегда совпадают.

У нас с доктором Эмори было достаточно столкновений – больше, чем положено в подобной ситуации. Я писал разного рода статьи и доклады, неугодные Ариане. Мы по-разному смотрим на… На отдельные аспекты ее деятельности. Так что если она пронюхает о нашей беседе, то наверняка решит, будто я пытался насолить ей. Но я молю Всевышнего, чтобы вы дали Ариане возможность заниматься ее программой. Ведь проект ничего не будет стоить правительству, кроме присуждения звания Особого еще одному человеку…

– Но такая мера создаст опасный прецедент: зачислить человека в разряд Особых в угоду разработчику проекта. И все ради того, чтобы удержать что-то такое под своим контролем…

– А мне нужно, чтобы меня и сына перевели из Ресиона, – отрезал Уоррик.

На мгновение Кореин даже затаил дыхание, а потом вкрадчиво произнес:

– Но ведь вы, как и она, Особый. Разве?..

– Я не занимаюсь политикой. Меня она не интересует. Стоит Ариане заявить, что без меня ей не обойтись, хотя бы по тем же причинам, по каким меня причислили к Особым, мне ничего не останется, кроме как подчиниться. И работать там, где сочтет нужным правительство. До сих пор начальству было угодно держать меня в Ресионе. В данный момент мой сын участвует в проекте «Надежда» по двум причинам: во-первых, потому, что это – его специализация, а специалиста лучше Эмори просто не найти, а во-вторых, потому, что он мой сын и Ариана тем самым держит меня в узде. Вообще, все, что касается внутренних дел Ресиона, уже не в моей власти. Конечно, я могу попробовать выбраться из Ресиона, а потом вызволить и сына под предлогом работы над другим проектом. Возможно, в конце концов мне удастся добиться его перевода к себе. Это одна из причин, по которым я заинтересован в строительстве лабораторий на Фаргоне. Да и государство внакладе не останется. А Ресион – тем более.

– То есть не исключено, что в будущем возможны удивительные результаты, вы это имеете в виду?

– Пока что я не стал бы ничего утверждать. Тем более в такой обстановке. Я только говорю, что Ариане дали слишком много власти – как в Ресионе, так и за его пределами. Ее вклад в развитие науки под сомнение не ставится. Как ученый-исследователь, я не имею к ней претензий. Но чувствую, что особая линия дома и здесь – единственное средство выпутаться из сложившейся взрывоопасной ситуации.

Наступил момент, когда от собеседников требовалась крайняя осторожность. Однако Кореин проработал в правительстве целых двадцать лет и потому научился видеть во всем тайную подоплеку. Михаил к тому же был достаточно осторожен, чтобы не спугнуть готового к сотрудничеству важного партнера. И потому мягко поинтересовался:

– Доктор Уоррик, чего вы хотите?

– Я хочу, чтобы проект претворили в жизнь. Посмотрю, к чему это приведет, а потом уйду из Ресиона. Знаю, она собирается помешать мне. А потому мне нужна поддержка. – Джордан выразительно откашлялся, сцепив побелевшие кисти рук. – В Ресионе сгущаются тучи. Один-единственный маневр может дать мне все, чего я добиваюсь. Как бы вам объяснить… Я не согласен с политикой колонизации. И разделяю точку зрения Бергера и Шлеги, что распыление человечества на такие расстояния за короткий срок не принесет ничего хорошего. Только-только закончилось одно социальное бедствие; мы уже не те люди, что покинули когда-то Землю, и не выходцы со станции Глория. И нам не стать такими, какими нас хотели видеть отцы-основатели. Но если мы сделаем неоправданно резкий рывок, то необратимое различие между нами и нашими потомками обеспечено. И не стоит уповать на чудеса – их не будет, как по-прежнему нет Эстель Бок, нет и грандиозного изобретения, способного преодолеть намечающийся разрыв. Такова моя точка зрения. Но я лишен права высказывать ее в Ресионе.

– Доктор, вы даете понять, что ваши права в Ресионе ограничены?

– Я даю понять, что существуют причины, в силу которых я не в состоянии свободно выражать там свои мысли. Имейте в виду: если вы передадите содержание нашего разговора журналистам, я вынужден буду все опровергнуть и поддержать официальное мнение Ресиона.

– Стало быть, все ваши нынешние действия имеют одну цель – перевод на другое место?

– Да, господин Советник, речь идет о переводе. Меня и моего сына. Дабы я мог без опасений выражать свои мысли, понимаете? Большинство коллег, работающих в той же отрасли, что и я, и имеющих полное право со знанием дела критиковать проект «Надежда», находятся в настоящее время в Ресионе. Но без поддержки в Комитете по Науке, без соответствующих публикаций наши попытки изначально обречены на провал. Ксенологи разбились на два лагеря, причем мы располагаем убедительнейшими аргументами. Вы, Советник, не обладаете большинством в девяти избирательных округах. Вам предстоит раскусить очень твердый орешек: Комитет по науке – территория самой Арианы. А упомянутый проект по психогенезу чрезвычайно дорог ей. Настолько дорог, что она не подпускает к нему даже помощников. Опять же нельзя упускать из вида временной фактор. С одной стороны, жизнь коротка, но с другой – в ней столько нюансов, столько отдельных периодов, что для получения результатов необходимо время.

– Правильно ли я понимаю, что нам все равно придется иметь дело с нею?

– Пока Ариана жива – вне всякого сомнения. Все это время она будет заседать в Совете, и вы будете регулярно выяснять отношения. Потому-то фаргонский проект выгоден нам обоим. Я готов открыто принять вашу сторону. Моя поддержка будет для вас весьма существенна: как-никак, я – один из ресионцев, да к тому же отношусь к Особым. Правда, положение вещей пока таково, что я не могу позволить себе поддержать вас немедленно.

– Кроме этого, есть еще один существенный вопрос, – подал голос Городин. – Насколько реален проект «Рубин»?

– Уверен, что он вполне реален, адмирал. Без сомнения, он куда жизнеспособнее затеи с Бок. Возможно, вы знаете, что мы не берем в качестве прототипов генетические наборы Особых. Ведь даже наш обычный исходный материал защищен особым статусом. На практическом же уровне мы сталкиваемся со старой, как мир, проблемой: гениальность шагает рука об руку с безумием. Подобное утверждение – вовсе не чепуха. Когда мы моделируем ази, с классом «альфа» куда больше возни – проверки и доводки следуют одна за другой. Особенно наглядно это видно из статистики. Несчастья, постигшего затею с Бок, как раз следовало ожидать, принимая во внимание ее жизненный опыт и оставшиеся неизвестными нам моменты ее биографии. Однако возможность создать копию кого-нибудь из ныне здравствующих Особых куда выше. Сами понимаете – мы располагаем более подробными архивными материалами. Бок явилась сюда как колонистка, и ее документы прибыли на корабле. Увы, корабль не сохранился, так что многое пропало, а еще больше осталось не записанным. Я вообще сомневаюсь, что нам когда-либо удастся вернуть талант Бок. Одно можно сказать определенно уже теперь – задуманный проект не предоставит такой возможности. С другой стороны, можно, к примеру, воспроизвести Клейгманна… Который – как вы сказали?.. Так вот, соблазн отбросить разом полтора века действительно велик…

– Или саму Эмори, – подсказал Кореин, затаив дыхание. – Боже мой, неужели в этом и кроется смысл ее проекта? Неужели Ариана хочет стать бессмертной?

– Ее желание получить потомка, в максимальной степени усвоившего сходство с нею, ничуть не сильнее аналогичного желания любого человека. В сущности, неверно говорить о бессмертии в привычном смысле слова, ибо потомок не будет ощущать себя Арианой Эмори в той же степени, что и прототип. Речь идет скорее о психическом сходстве. Два человека будут походить друг на друга сильнее, чем близнецы, причем наличие близнеца-доминанта исключено. Точное воспроизведение нужных качеств будет гарантировано приобщением потомка к особой составленной в соответствии с генотипом программе. Программе на тех же принципах, что создаются для обычных ази.

– Как, обычная обучающая лента?

– Нет, – покачал головой Уоррик, – обычной обучающей лентой нужного эффекта не достигнешь. Имеется в виду программа не в теперешнем понимании…

Кореин погрузился в раздумья.

– Стало быть, – подхватил Городин, – при соответствующем уровне развития генетики и правильном воспроизведении психического склада возможно воссоздавать ныне живущих Особых. И даже ушедших из жизни. Я правильно понял?

– Такая возможность не исключена, – тихо признался Джордан. – Однако необходимо изменить кое-какие законы. Собственно, я против подобной практики. И понимаю, почему развитие по программе происходит именно так, а не иначе. Тем не менее вероятность возникновения психологической проблемы очень велика, даже если персонал сделает так, что объект и его прототип никогда не встретятся. Даже покойник… любой человек беспокоился бы за родного сына. А что касается того парня, которого, в сущности, его родным братом не назовешь… Или отцом… Неужели вы не понимаете, что все осложняется, едва речь заходит о человеческих жизнях? «Девятка» чрезвычайно заинтересовалась делом Бок. Даже слишком. Здесь я не могу не согласиться с доктором Эмори: только Комитет по науке, или, проще говоря, только Ресион вправе заниматься этим. Именно так, по замыслу Арианы, и будут обстоять дела на Фаргоне. Пока речь не идет об учреждении представительства или лаборатории. Правильнее говорить о своего рода анклаве, о замкнутом сообществе, покидать которое Рубин будет не вправе, как я – Ресион. Отлучки если и будут, то редко и в сопровождении охраны.

– Боже мой, – пробормотал Городин. – Но ведь Фаргона не допустит подобного на своей территории.

– Все задумано как отдельный орбитальный комплекс. Именно такое обещание доктор Эмори вынуждена была дать Харого. Строго ограниченное пространство. Все расходы по строительству несет Ресион.

– Стало быть, вы в курсе замыслов Арианы?

– Я случайно оказался посвящен именно в этот. Возможно, она планирует что-нибудь еще. Так или иначе, но этот контракт чрезвычайно выгоден фаргонским строительным компаниям.

Ответы Джордана звучали более чем убедительно. Кореин закусил губу.

– Позвольте задать вам трудный вопрос, – наконец выдавил Михаил. – Если вы вдруг получили бы доступ к дополнительной информации…

– Я незамедлительно поделился бы ею с вами.

– И если вы узнаете что-нибудь еще…

– Вы просите меня стать вашим осведомителем?

– Я обращаюсь к вам как к человеку чести. Мои принципы вам известны. Как и ваши – мне. Судя по всему, у нас много общего. Скажите, способен ли Ресион похвастаться такими, как у вас, высокими принципами?

– Даже адмиралу не удавалось до сих пор привлечь меня к сотрудничеству. Я стою на страже государственных интересов. Все мои передвижения и остановки на новом месте подлежат согласованию с правительством Союза. Такова цена, которую приходится платить за право считаться Особым. Адмирал не даст мне соврать: Ресион понимает, что ему не обойтись без меня. А потому на пять голосов из девяти можно рассчитывать сразу – то есть дальнейшее пребывание в Ресионе мне обеспечено. А теперь, Советник, вкратце посвящу вас в свои дальнейшие шаги. Я намерен вручить адмиралу Городину прошение о переводе, как только Рубин в результате голосования обзаведется статусом Особого и накануне голосования по проекту «Надежда». Именно тогда все и произойдет – формально, разумеется.

– Ого! Неужели вы действительно цените себя так высоко?

– Советник, исход голосования по «Надежде» будет не в вашу пользу. Де Франко – марионетка Арианы. И получает от нее деньги через компанию «Хейз». У них уже все оговорено: Де Франко просто воздержится при голосовании, дабы по меньшей мере продемонстрировать избирателям собственную непреклонность. Только уговор: я ничего вам не рассказывал. Но если вы станете сидеть сложа руки и не передадите дело в Генеральный Совет, все случится именно так. Как только вы выкупите меня и моего сына из Ресиона, я начну говорить. Уверяю, что окажусь для вас куда ценнее на Фаргоне, вдали от ищеек Эмори. Возможно, она протолкнет проект «Надежда». Но предупреждаю – ее не остановить. Если вам нужен свой человек в Комитете по науке, рассчитывайте на меня.

Кореин лишился дара речи. Он взглянул на Лу, на Городина, судорожно пытаясь припомнить, каким образом Лу заманил его на эту встречу, и подозревая единомышленников в двойной игре.

– Вам следует заняться политикой, – наконец посоветовал Михаил и, к своей великой досаде, вспомнил, с кем имеет дело: с ресионским мастером психологии, одним из двенадцати гениев, столь высоко ценимых Союзом.

– Моя стихия – психология, – заметил Уоррик, глядя собеседнику прямо в глаза и снова повергая того в беспокойство, причем взгляд доктора уже не казался спокойным, безобидным или не заслуживавшим внимания. – И я хочу заниматься ею в свое удовольствие. И в политике тоже разбираюсь. Уверяю вас: в Ресионе нам от нее некуда деться. Как, впрочем, и ей от нас. Помогите мне, и я помогу вам. Все очень просто.

– Нет, не все так просто, – возразил Кореин, понимая, что переубедить собеседника все равно не удастся. «Кто бы ни устроил эту встречу, – подумал Михаил, – Лу, Городин или даже сам Уоррик…»

Неожиданно Кореин заподозрил, что здесь не обошлось без Эмори. И тотчас посетовал в душе, что общение с Особыми способно свести нормального человека с ума – особенно с теми из них, кто занимается проблемами восприятия.

Однако не доверять никому тоже нельзя. Ибо в таком случае на успех нечего и надеяться.

3

– Первым пунктом повестки дня значится законопроект 2405, представленный Комитетом по науке. Законопроект представлен одной Арианой Эмори. Исходя из графика выделения ассигнований для Комитета по науке и руководствуясь положениями статута Союза за номером 2595, перечисленными во втором разделе…

Ариана устремила взгляд на Кореина. «Ну? – спрашивали ее полузакрытые глаза. – Неужели ты станешь мешать мне даже в такой чепухе?»

Кореин улыбнулся: поволнуйся, стерва!

Молоточек председательствующего звонко опустился на стол. «Ничего не попишешь – кризис!» – Богданович развел руками. Ропот в палате Советников утих.

Наконец Ариана позволила себе вздох облегчения: первая часть представленного проекта получила одобрение. Рубин получил свой статус, вето Совета Миров потеряло силу, и беспокоиться было уже не о чем. Конечно, Кореин мог устроить нечто вроде перекрестного допроса, однако Ариана была уверена, что недруг побережет силы для более значительной схватки. Для поединка, который Кореин сочтет намного более важным. Проект «Надежда» мог послужить чем-то вроде приманки. Де Франко, возможно, предпочтет воздержаться при голосовании. Но вряд ли станет молчать, когда начнется склока…

Помощники волной хлынули к двери за Советниками. Хорошо еще, что журналистов держали внизу вплоть до объявления об отсрочке заседания. Теперь предстоял двухчасовой перерыв на обед, затем – кадровые вопросы Комитета по науке. С последними было особенно тяжко, ибо процедура была на редкость затяжной и утомительной. Такие вопросы начали решаться в правительстве давно, однако в те годы Совет Девяти был небольшим исполнительным органом и работал куда оперативнее. Затем на протяжении всего одной человеческой жизни штат «Девятки» неимоверно разросся – со всеми вытекающими последствиями. Так что правительству приходилось заниматься вопросами, которые могли решить простые Секретари. Впрочем, одобрение требовалось чисто формальное.

Тем не менее Ариана не могла позволить себе почить на лаврах, пока коллеги не одобрили ее инициативу. Пока Совет Девяти не санкционировал, наряду с прочими осуществляемыми в Ресионе проектами, использование генотипа кого-нибудь из здравствующих Особых.

Каждый год делались попытки протащить в Генеральном Совете запрет на осуществление проектов под эгидой Комитета по науке. Каждый год изоляционисты или им подобные группки сумасшедших старались поставить вне закона практику разведения ази и прочие эксперименты с человеческим материалом. И каждый год Совет Миров пресекал подобную инициативу. Однако не исключалось, что центристы могли на сей раз использовать в своих целях кого-нибудь из этих безумцев и помешать осуществлению проекта «Надежда», провалив соответствующий законопроект. Если радикалы сойдутся в этом вопросе с центристами, уныло рассуждала Эмори, то их объединенные голоса станут устойчивым противовесом партии экспансионистов.

Ариана переживала. Переживала с тех самых пор, как осведомители сообщили, будто центристы решили покинуть зал во время голосования. Беспокоила женщину и внезапная покладистость Кореина.

Доктор Эмори охотно попросила бы председательствующего вынести законопроект Комитета по науке на рассмотрение в первой половине дня, если бы такая мера не показалась остальным подозрительно поспешной. Теперь же складывалась поистине парадоксальная ситуация: препятствия рушились одно за другим, задуманное стремительно воплощалось в жизнь – словом, все было на мази. Даже грозившая поначалу затянуться надолго сессия Совета Девяти должна была завершиться за какие-то три дня, чего раньше не бывало. Покончив с формальностями, члены «Девятки» могли наслаждаться спокойной жизнью обычных граждан по меньшей мере полгода.

Суть задумки сводилась к намерению подстегнуть работу правительства. Участники «Совета девяти» планировали собраться и урегулировать все вопросы, так или иначе затрагивавшие сферы их интересов, дабы потом предоставить «канцелярщину» заботам многочисленных служащих комитетов, выборным представителям Совета Миров, сенатов и иных советов.

Но члены «Девятки» не зря ели свой хлеб: каждый был профессионалом высочайшего класса. Собираясь на короткие заседания, они стремительно решали все дела, после чего столь же стремительно разлетались, дабы заняться своей основной деятельностью. Кое-кто из советников контролировал работу подведомственных комитетов так ретиво и скрупулезно, как конституция не предусматривала. Впрочем, создатели конституции не могли предугадать ту важную роль, которую сыграли в последней войне ресионские разработки, не знали, в каком направлении пойдет развитие человечества. И уж конечно авторам основного закона и в голову не приходило, что Пелла порвет с Солом и Союзом, породив череду громких событий. Комитет по иностранным делам мыслился создателям как своего рода «тихая заводь», управляемая принятыми на дипломатическую службу профессионалами. Однако со временем Комитет по иностранным делам становился все более зависим от докладов Комитета по обороне, ибо непредсказуемые ситуации возникали одна за другой.

Комитет же по науке в свете недавнего открытия другой цивилизации на более важном, нежели звезда Пеллы, небесном теле попросту был вынужден принять на себя дипломатические функции и начать подготовку специалистов, которым, возможно, предстояло общаться с представителями загадочной цивилизации.

Комитет по гражданским делам неимоверно разросся и стал представлять непропорционально крупный избирательный округ. Ко всему прочему тамошние избиратели выдвинули кандидатом человека прыткого и опасного, словно бы обладавшего способностью угадывать, где именно его подстерегает ловушка.

Возможно, Кореин не знал, что Де Франко безоговорочно поддерживала Эмори. Это объясняло бы желание Михаила рискнуть своим политическим будущим, покинув зал при голосовании. Он наверняка не тешил себя надеждой благополучно выбраться из передряги в отношении торговли, которую устроил Пан-Париж с подачи Лао. Кореин не был способен ни на что, кроме как тратить казенные деньги – что, без сомнения, могло вызвать раздражение в определенных кругах. И потому, рассуждала Ариана, Кореин вряд ли осмелится мешать прохождению ее законопроекта на голосовании.

– Доктор Эмори, – несмотря на помощников и телохранителей, плотной толпой окружавших директрису Ресиона, какой-то ловкач сумел дотянуться до ее руки. Тотчас к хозяйке метнулась Кетлин; по ее растерянному лицу можно было угадать напряжение девушки. Растерянность телохранительницы была вполне объяснима, ибо наглецом оказался не чей-нибудь помощник, которого можно было бесцеремонно оттереть в сторону, а сам адмирал Городин. – Можно вас на пару слов?

– Простите, но график поджимает, – сухо отозвалась она, не испытывая ни малейшего желания общаться с человеком, на чье ведомство приходилась весьма ощутимая статья бюджета и кто запросто позволял себе бессмысленные, по ее мнению траты, в то же время въедливо цепляясь к вопросу о необходимости постройки всего лишь десяти кораблей по проекту «Надежда». К тому же адмирал водил дружбу с Кореиным. Ариана имела свои связи в Комитете по обороне и вполне ими обходилась, ибо ей хранили верность значительное число сотрудников спецслужб. И потом, Эмори полагала, что новые выборы в Комитет по обороне могут оставить без мандатов и Городина, и Лу. И теперь стремилась дать это понять Кореину. На случай, если тот жаждал драки.

– В таком случае переговорим на ходу, – не моргнув глазом, отозвался адмирал, чьи адъютанты уже успели смешаться с толпой сопровождавших Ариану лиц.

– Господин, прошу прощения, – вмешалась Кетлин, и тотчас сбоку вынырнул Флориан. Телохранители были безоружны – в отличие от военных. Впрочем, неравенство сил в случае чего не смогло бы остановить Кетлин и Флориана, ибо они были ази, подчинявшиеся хозяйке, а не законам логики.

– Ничего, ничего, – успокоила Эмори переполошившихся телохранителей, подтверждая реплику небрежным взмахом руки.

– Из осведомленного источника я узнал, – начал Городин, – будто одобрение проекта «Надежда» уже у вас в кармане…

«Проклятие!» – мысленно выругалась женщина, чувствуя, как взволнованно забилось сердце. Но ответ ее прозвучал с завидным спокойствием:

– Возможно, ваш источник не ошибся. Но не стоит принимать все за данность.

Кореин расстроился. Выходит, он снова потеряет лицо…

«К чему же он клонит, черт побери?!» – гадала Ариана.

– Знаете, а ведь мы можем застопорить ваш проект, – бросил адмирал.

– Знаю. Но такой шаг не принесет вам выгоды. Так что вы, возможно, просчитали неверно.

– Среди сотрудников Де Франко у нас есть источник. А потому просчет исключен. А еще у нас есть источники в компаниях «Андрус» и «Хейз». Как видите, чертовски лакомый кусочек. Что, неужели работы в Дальнем Космосе все-таки начнутся?

«Боже мой!» – мысленно ужаснулась она.

– Между прочим, – выразительно повел бровью Городин, – у «Хейза» на руках оборонные контракты…

– Не понимаю, к чему вы клоните. И потом, мне не хочется говорить о деньгах перед голосованием. Если вы полагаете подобную привычку правилом, то можете считать меня исключением из него.

– Я и сам – исключение из вашего правила. Но речь вовсе не о деньгах. Так случилось, что я направил своих людей переговорить кое с кем из компании «Хейз», едва только узнал обо всем. Все мы прекрасно понимаем, что ресионский замысел напрямую связан с законопроектом по Рубину. Вчера ночью мои сотрудники штудировали «Ресионскую хартию», и один из них – парень чрезвычайно дотошный – обнаружил там любопытную оговорку. Суть оговорки сводится к праву Ресиона объявлять частью административной территории любую вспомогательную лабораторию. То есть выходит, что ваш комплекс на Фаргоне будет неподконтролен тамошним властям. Зато станет подчиняться вам. Окажется на правах независимой единицы Союза. Причем Рубин тоже имеет к этому отношение.

«Нет, сам он на такое не способен, – лихорадочно рассуждала женщина. – Черт, но теперь ничего не поделаешь. Кто-то проболтался, а он уже упомянул о «Хейзе» и «Андрусе». Скорее всего, они-то во всем и виноваты…»

– Все не так просто, – выдавила Ариана, когда они добрались до пересечения выводившей к балкону галереи и продолговатого зала, за которым располагались помещения Совета – куда она, собственно, и держала путь. Остановившись, доктор Эмори взглянула собеседнику в глаза и попросила: – Продолжайте!

– Проект представляет интерес и с военной точки зрения. Между тем ресионская лаборатория на Фаргоне слаба в отношении обеспечения безопасности.

В груди у Арианы все оборвалось: удар пришелся не с той стороны, откуда она его ожидала. И вообще, оброненная адмиралом фраза показалась ей сущей глупостью: с таким же успехом он мог печься и о торговых договорах.

– Адмирал, мы говорим не о лабораториях.

– А о чем тогда?

– Рубин собирается там работать. По большому счету, это будет его лаборатория.

– Вижу, вы свято верите в недюжинные способности этого молодого человека.

«Ловушка, – смекнула Ариана, – но только где?» А вслух бросила:

– В самом деле, он подает большие надежды.

– Мне бы хотелось обговорить вопросы безопасности, неизбежно возникающие при обсуждении проекта. Но до голосования. Это возможно?

– Послушайте, но у меня деловой обед!

– Доктор Эмори, мне в самом деле очень не хочется отсылать все в Комитет. Я пытаюсь сотрудничать с вами. Но, кажется, события развиваются слишком стремительно. У меня есть и другие заботы – полагаю, вы и сами это хорошо понимаете.

«Кто-то проболтался, – решила она, утверждаясь в подозрении. – И этот лис добрался до болтуна».

Но, обернувшись, госпожа Эмори велела Флориану:

– Передай Янни, что у меня проблема. Пусть позаседает вместо меня. Я прибегу, как только освобожусь.

Чуточку успокоившись, она посмотрела на адмирала, сообразив, что последняя фраза прозвучала точно аргумент в споре, в то время как ее словам надлежало походить на несущиеся с фланга торпеды. «Ну, поговорим у вас или у меня?»

– Спасибо, – поблагодарила Ариана, принимая из рук Флориана чашечку кофе – он готовил этот напиток по ее любимому рецепту. В итоге она согласилась на предложение адмирала: уединиться в ее апартаментах, в зале для совещаний и даже в присутствии ее телохранителей. Только снаружи стояли адъютанты Городина.

Возможно, это был своего рода жест примирения.

Адмирал тоже пригубил кофе – крепкий черный. Впрочем, большинство высокопоставленных лиц в особых случаях предпочитали черный кофе – натуральный и редкий напиток, импортируемый с Сола, с южного полушария Земли. Пристрастие к кофе было одним из немногих недостатков, которые Ариана не только не собиралась изживать, но, напротив, бережно лелеяла. В отличие от Городина она предпочитала кофе с молоком. С настоящим молоком – то была еще одна слабость Советника по науке.

– Сельхозсектор все еще продолжает свою работу. Но наступит день… – доктор Эмори осеклась. Женщина вдруг вспомнила, что Сайтин, когда здесь впервые начали заниматься сельским хозяйством, был настоящим адом, загрязненным силикатами. Первыми очагами сельского хозяйства стали глубокие долины, над которыми возводились специальные купола для поддержания с помощью особых устройств нужного микроклимата.

В ее мозгу промелькнуло еще одно воспоминание: холмы, покрытые, как казалось издали, бурыми и голубовато-зелеными пятнами. Над холмами гигантской паутиной тянулись провода. Установленные на тех же холмах колоссальные зеркала улавливали из космоса свет, который затем направляли вниз. Вращавшиеся по орбитам спутники для формирования погоды регулярно нагоняли на долины бури, ужасные бури. «Не пугайся, Ари, все хорошо, – утешала ее, бывало, мать. – Мы в безопасности. Это непогода ревет…»

Леонид Городин с выражением блаженства на лице мелкими глоточками пил кофе. И время от времени улыбался. Наконец, нарушив тишину, он бросил:

– В Комитете поговаривают, будто затея с Рубиным – ваша личная инициатива. Вы только тем и занимаетесь, что подрываете паритет между нами и Альянсом, между нами и Солом. На эту тему у нас с Лу был разговор. Мы сильно обеспокоены.

– Но ведь мы должны заботиться о своей безопасности. Мы всегда о ней заботились.

– Доктор, скажите лучше вот что: ваш проект будет иметь какую-нибудь стратегическую важность?

«Вот она, ловушка!» – поняла Ариана. А вслух сказала:

– Если рассматривать дело с такой стороны, то даже изобретение новых унитазов может быть истолковано кем-нибудь из ваших советников как нечто, имеющее стратегическое значение.

Городин тактично рассмеялся и выжидательно замер.

– Хорошо, – тихо молвила женщина, – мы будем рассчитывать на то, что ваш Комитет выскажется в пользу проекта. Желаете перевести станцию в другое место – мы переведем ее. Возможно, даже на сайтинскую станцию. Как видите, мы сговорчивы. Единственное, нам не хочется терять Рубина.

– Неужели это так важно?

– Очень важно.

– Хочу сделать вам одно предложение, доктор Эмори. Вы поставили на повестку дня проект. И хотите протолкнуть его. Причем вы намерены протолкнуть проект быстро и легко, без придирок со стороны Комитета по финансам. Повторяю, в проволочках вы не особенно заинтересованы. Вы хотите вернуться в Ресион, мне не терпится возвратиться к моим любимым солдатам. Мне до черта надоело здесь. Вообще терпеть не могу появляться на публике.

– Мне тоже хочется домой, – призналась женщина, решив в подходящий момент сыграть на этой слабости адмирала.

– В таком случае поделитесь со мной информацией по фаргонскому проекту, – попросил военный.

– Скажем, это эксперимент в области генетики.

– Вы собираетесь оборудовать там лаборатории по последнему слову техники?

– Нет, только медицинский отдел. И проводить анализы. Естественно, без административной работы тоже не обойтись. Так что секретного оборудования там не будет.

– Стало быть, там не будет ничего нового.

– Говоря практическим языком, нет. То есть воспроизводства людей на Фаргоне не ждите.

Городин посмотрел на опустевшую чашку, потом – на застывших поодаль ази. И выразительно поднял пустую чашку.

– Флориан, – распорядилась Ари. Едва заметно кивнув, ази взял кофейник и налил адмиралу еще кофе. Городин задумчиво следил за идеально точными движениями телохранителя.

– Можете смело положиться на них, – успокоила собеседника Эмори, угадав его опасения. – Все в порядке. Наш разговор их не интересует. Как-никак они – лучшие творения Ресиона. Правда ведь, Флориан?

– Да, госпожа, – отозвался ази, подавая ей вторую порцию кофе.

– Красота и мозги, – сказала Ариана с улыбкой, но в глазах ее не было и тени веселья. – Между прочим, Альянс не захочет создавать подобные лаборатории. Им нет необходимости этим заниматься, ибо они не осваивают другие планеты.

– И тем не менее нужно все как следует обдумать. Кто станет управлять фаргонским комплексом?

– Янни Шварц.

Городин, нахмурясь, снова принялся прихлебывать кофе из непропорционально крохотной для его габаритов чашечки.

«Ну вот, – подумала Ариана, – теперь что-то начинает проясняться».

– Вот что я вам скажу, доктор Эмори. Многие мои сотрудники возлагают большие надежды на больницу для умственно отсталых в Викинге. По чисто политическим соображениям мне хотелось бы обзавестись соответствующим комплексом вблизи станции Надежда, за которую вы так бьетесь. Нужно подходящее местечко, куда можно в случае чего посылать тяжелобольных. И чтобы Сайтин не мог забирать их в свой госпиталь.

– У вас есть на то особая причина?

– Речь идет о специальных операциях. О людях, чья психика подвергнется изменению. И о тех, чьи лица по понятным вам причинам мне не хотелось бы видеть рядом. Все это люди, ведущие беспокойную жизнь. На больших станциях они чувствуют себя выдохшимися, беззащитными. И определенно почувствуют себя куда лучше в любом из укромных ресионских местечек. Главное, только бы не на Сайтине.

Ариана нахмурилась, не желая более скрывать озадаченность. Доводы адмирала содержали зерно истины…

– Мне нужно только право доступа, – втолковывал Городин. – Право доступа туда, где мои люди могли бы чувствовать себя в безопасности. И чтобы я знал, куда они попали. Я, со своей стороны, готов выделить кое-какие резервы из скрытого бюджета. Выделить людей.

– Военных нам не нужно.

– Но ведь речь идет о единодушной поддержке строительства комплекса. Я в состоянии ее организовать.

– Обойдемся без военных – своими силами. К тому же мне не хочется просить у вас так много. Чего доброго, вы потребуете внесения существенных изменений в проект. Не хочу, чтобы ваши люди, снующие по Ресиону, в конце концов скомпрометировали мой проект. Другое дело, что военный госпиталь и наши помещения могут сосуществовать рядом. Но отдельно друг от друга.

– Пожалуй, мы договоримся. Но нужна надежная связь между нами и вами. Подошел бы человек, с которым мы вместе работали.

Мысль об этом была для Арианы подобна ледяному душу. Ей стоило больших трудов не выдать волнения и удержать руку в прежнем положении, не расплескав кофе из чашки.

– Кого же вы предлагаете? – сдержанно поинтересовалась женщина.

– Доктора Уоррика. Он разрабатывал тренировочные обучающие ленты. В общем, он нас устраивает.

– А вы его? – нарочито спокойно осведомилась хозяйка Ресиона.

– Спросим его самого.

– Знаете, адмирал, кажется, я догадываюсь, от кого вы все узнаете. Черт побери, я знаю, кто ваш источник. Что еще он вам выболтал?

– Вижу, вы уже делаете поспешные выводы.

– Нет. Я и сама боялась чего-то в этом роде. Выходит, вам нужен он? Вам понадобился человек, который руководил бы вашими самыми секретными операциями, с готовностью поступившись моими интересами.

– Я же сказал, что у меня за источники.

– Конечно, они у вас есть. Вам хочется подставить под удар кого-нибудь из людей «Хейза»… Какого-нибудь беднягу-инженера. Которого, уверена, в конце концов и обвинят во всех смертных грехах. Вам нужен Джордан Уоррик. Он хоть сказал, к чему ему все это?

– Он ничего мне не говорил.

– Адмирал, вы крепкий орешек, но вспомните, какой жизнью я живу. И сопоставьте ее с жизнью Уоррика. Итак, что он вам наобещал? Предложил выступить с обличениями? Выходит, таким образом вы рассчитываете гарантировать мне покладистость Кореина?

– Доктор Эмори, вы отлично знаете, что я в состоянии выполнять свои обещания.

– Конечно, в состоянии. А Джордан Уоррик сулит вам мою голову на тарелочке. Обещает изменить расклад голосов в Комитете по науке. А теперь послушайте, какие шаги предприму я. Можете забрать его. Я распоряжусь о переводе не только Уоррика, но и всей его своры. Если хотите поставить его во главе секретнейшей лаборатории, дело ваше. Если он будет произносить речи и писать обо мне разгромные статейки, пусть! – Ариана поставила чашку на стол. – Ну что, адмирал, договоримся? Если все дело только в этом, то в проклятом городе мы долго не задержимся. Вы обеспечите моему предложению прохождение по тайному голосованию по проекту «Надежда». Если решение действительно примут единогласно, то необходимость обсуждать что-то дополнительно не возникнет. Договорились?

– Думаю, мы поладим.

Женщина улыбнулась:

– Вот и замечательно. Если хотите разместить отдел Уоррика на Фаргоне, это следует оформить официально. Надеюсь, ваши сотрудники с этим справятся. Мои все загружены делами. Впрочем, размещение в надежном убежище не к спеху. Верю также, что вы знаете, как получить необходимую для оформления бумаг подпись Уоррика.

Поспешно допив кофе, адмирал поставил чашку на стол.

– Спасибо, доктор Эмори, – пробормотал он. – Уверен, что все сложится к обоюдному удовольствию. – Поднявшись, Городин протянул руку хозяйке.

Ариана тоже встала и пожала адмиралу руку. И улыбалась ему все время, пока провожала до двери.

Кетлин закрыла за гостем дверь; при этом лицо ее оставалось непроницаемым, точно у часового на посту.

Флориан собрал со стола чашки, тоже стараясь не смотреть на хозяйку.

Ази отлично понимали, когда можно схлопотать нагоняй.

«Пособие по производству», аудиозапись.

Обучающая лента по генетике № 1.

2396 год по ресионскому летоисчислению.

«Ресионские общеобразовательные издания», 8970-8768-1

Одобрено для 80

Партия AL-5766: четыре единицы.

Техник начинает стандартную для Ресиона процедуру – пересадку заранее размноженного генетического материала. Неиспользованные десять единиц из партии AL-5766 остаются в генетическом банке данных – обычная процедура при работе с коммерческим и экспериментальным материалом.

AL-5766 – женские особи класса альфа. Альфа обладает высшим интеллектом в классификации неграждан от A до Z, от 150 по шкале Резнера и выше, вплоть до 215 – наиболее высокого результата из известных на сегодня. AL-5766 имеет показатель 190 баллов, что граничит с гениальностью. Альфы создаются очень редко: только для выполнения специальных задач, для научных исследований, а также для колонизации в местах с относительно низкой плотностью населения и терпимым отношением к независимым суждениям. Альфы, лишенные возможности ранней социальной адаптации, подвержены расстройствам личности: лучшие успехи асоциальных альфа имеют положительную обратную связь с ранним началом обучения и ускоренным усвоением информации об окружающем мире, чтением и занятиями математикой при минимальном вмешательстве извне кроме как для поощрения. В случае с альфа успех наиболее надежно обеспечивает их воспитание в приемных семьях с первых дней после рождения: тогда их поведенческие и социальные установки полностью соответствуют естественно рожденным с аналогичными показателями по шкале Резнера. Всегда необходимо иметь в виду, что особенности генотипов ази и, до некоторой степени, их классификация заранее предопределены генетической картой, составленной специально для данного генотипа, и что недостатки альфа связаны, по всей видимости, в первую очередь с ошибками при составлении генетических карт.

При воспитании среди родственников AL-5766 демонстрировали приемлемые параметры развития, однако обнаруживали склонность к агрессии. При развитии в сообществах ази статистика AL-5766 совершенно неудовлетворительна: агрессивное поведение, депрессии, странные иррациональные стремления. Выявленные недостатки AL-5766 не поддаются исправлению через генетическую карту и лишь иногда могут быть компенсированы вмешательством в воспитание, хотя в двух случаях определенное решение этой проблемы было достигнуто помещением объектов в условия военного времени с присущими ему тяготами и лишениями.

Однако исключительная способность AL-5766 к математике до сих пор не была востребована, а с 2353 года научные эксперименты с этим генотипом вообще не проводились. Но сейчас в Ресионе полагают, что способ корректировки проблем генетической карты найден; интерес к этому возник в связи с тем, что партия AL-5767 обрела все качества класса бета, утратив черты, делавшие партию 5766 одновременно выдающейся и требующей постоянных забот.

Группа состоит из четырех единиц, поскольку команда генетиков разработала два слегка различающихся способа исправления генотипа. Две единицы каждого типа обеспечат статистику для адекватного сопоставления с ранее собранным материалом. Использовать исходный генотип для контроля необходимости нет: статистика по AL-5766 ведется уже сорок шесть лет, и нет нужды подтверждать недостатки старого типа.

Яйцеклетка не имеет собственного кода, пока не получит полный диплоидный набор AL-5766. Это стандартная процедура при размножении ази и граждан.

Матка, в которую вживляется каждое яйцо, заполнена биоплазмой и имеет способность сжиматься; указанная среда практически не отличается от естественных условий вынашивания плода. Система используется в Ресионе уже сорок девять лет и в точности воспроизводит все движения, звуки, химический состав и процессы обмена живой матки.

–

Партия EU-4651: десять единиц.

Особи из партии EU-4651 представляют собой четыре крохотные частички жизни, которым всего лишь сутки от роду. Все четыре имеют идентичный генетический код, способны активно делиться и расти во тьме маток. Особи мужского пола зачаты в идентичных условиях; как положено во всех таких случаях, десять особей хранятся в генобанке.

EU-4651 – старый тип класса эта, коэффициент по шкале Резнера колеблется между 90 и 95. Обладают исключительной устойчивостью. Представляют собой одну из самых удачных партий класса эта, обычно находящего применение в промышленности и военном деле, причем не только на Сайтине; все исходные и обычные производные данной партии запатентованы. При обычном раскладе Ресион мог просто продать необходимые яйцеклетки в любом затребованном лабораторией количестве, но на сей раз на EU-4651, большинство которых используется на военной службе, поступила не совсем обычная заявка. Одна из особей этой партии выказала несвойственную и начавшую развиваться с опозданием способность действовать в экстремальных ситуациях, что подразумевает возможность перевода в другую категорию и дальнейшее усовершенствование типа при условии, что программа развития с учетом данной особенности может быть запущена либо на имеющихся особях, либо на будущих представителях типа EU-4651.

–

Партия RYX-20: двадцать единиц:

Генотип относится к классу ро, от 45 баллов и ниже по шкале Резнера. Ро – самый примитивный из всех классов ази, производимых Ресионом на коммерческой основе. Ази класса ро исключительно хорошо выполняют все задачи, а вмешательство извне минимально, поскольку они не имеют тенденции отклоняться от программы. Способность противостоять нежелательному воздействию и так называемым «плохим обучающим лентам» делает их исключительно ценным исходным материалом при проверке новых программных структур, что в сочетании со склонностью к обычному труду подчеркивает особую полезность для Ресиона этих двадцати ази. В силу способности переносить длительное физическое напряжение они, подобно классам от тета до пи, обычно не подвергаются омолаживанию, которое, разумеется, мало препятствует износу опорно-двигательной системы; но они являются носителями ценной структуры, что внушает уверенность в успешном развитии генотипа.

–

Партия КВ —*-**-**-**-****: одна единица:

КВ-*-**-**-**-**** получен непосредственно методом криогенного воспроизведения, перевезен самолетом компании курьерской службы в Новгород, дабы в конце недели, если позволит погода, вылететь обычным рейсом.

КВ-*-**-**-**-**** получен из тканей семилетнего ребенка из ***, погибшего при неудачном падении. Матери ребенка было заявлено, что опыт не предусматривает воссоздание идентичного человека; по закону такое воссоздание требует особого разрешения, но по желанию матери клонированный экземпляр может носить имя и обязан получить гражданский номер погибшего ребенка, став, таким образом, посмертной копией любимой дочери Сюзанны Х. (настоящие имя и гражданский номер не приводятся). Эмбрион будет развиваться в лаборатории ***, что потребует минимальных расходов – на перевозку емкости с эмбрионом обычным военным самолетом. Соответственно, в нужный момент ребенок будет доставлен из лабораторного эмбриофона к своей генетической матери.

–

Партия КВ-*-**-**-**** РП: одна единица:

Клонирование людей, желающих обзавестись своей точной копией, а не потомством со смешанным генетическим набором, стало желанным источником дохода для лаборатории, ибо расходы на производство одного такого объекта достигают 500 тыс. кредитов; но Ресион как исследовательский и научный центр не проявляет особого интереса к деятельности подобного рода, которую еще называют «клонированием тщеславия» – исключая, правда, воспроизводство редких генотипов, представляющих коммерческий или научный интерес. Речь идет о находящемся в материнской утробе плоде. На практике Ресион полностью оплачивает расходы по криогенному воспроизведению материала, обозначенного как КВ-*-**-***-****: родительская особь, исключительно талантливая, проявляет желание обменять ценную генетическую информацию на одного из полученных потомков. Кроме того, родитель готов подписать доверенность на право передачи Ресиону права доступа ко всем интересующим его информационным материалам: Ресион будет хранить эти данные для дальнейшего использования в развитии генотипа, но обязуется не использовать генотип в коммерческих целях ранее, чем через пятьдесят лет после смерти родительской особи и ее копии.

Под кодовыми обозначениями А**-1 в хранилище закладываются десять генетических наборов.

–

Партия СХОЗ-789X: одна единица:

Эмбриофон с СХОЗ-789Х (день от роду) располагается в большом здании на удалении от последнего корпуса, что на холме. СХОЗ-789Х – экспериментальный образец (на это указывает приставка «Х»), очень близок к RYX-20 или EU-4651, однако генетические коды RYX-20 и EU-4651 указывают на наличие двух ног, а СХОЗ-789Х – на четыре. Кроме того, в RYX-20 и EU-4651 генокоды определяют гладкую кожу, а в СХОЗ-789Х – гнедую шелковистую шкуру и весьма развитую способность к быстрому бегу.

СХОЗ-789Х – исключительно редкий материал земного происхождения и, по сути, попытка воссоздать живое существо, в чем успехи Сайтина были до сих пор невелики. Программа СХОЗ, предусматривающая не только воспроизведение животных, но и исследования в области ботаники, добилась более впечатляющих успехов в экспериментах с водорослями и нижними звеньями биологической цепочки, что когда-нибудь сможет поддержать потомков выходцев с Земли. Сделав широко разрекламированный жест примирения, Земля снабдила Сайтин генетическими кодами и данными всех обитавших на ней живых организмов, сделав особый упор на вымершие и находящиеся под угрозой истребления. Сюда же были включены генотипы человека, способные дать информацию, по каким-либо причинам отсутствующую в генетических хранилищах Союза и Альянса.

В ответ Союз открыл ученым с Земли свои внушительные генетические хранилища – так было положено начало широкой программе обмена, результатом которой должно было стать всеобъемлющее выравнивание человеческих популяций Земли и Союза. Соответственно, предполагалось организовать запасы генетических данных на случай вселенской катастрофы или непредвиденной потери контактов.

Из двух планет, в настоящее время населенных людьми, одна – Низлежащая – конечно, является протекторатом, и потому нет никакой необходимости изменять там привычную среду обитания, что могло бы привести к исчезновению коренных обитателей. Человечество пребывает на Низлежащей в положении гостя.

Сайтин, не обладая столь благоприятными условиями для существования (самые развитые живые организмы там – платитеры и анкилодермы), представлял собой куда более подходящий объект для радикального переустройства. А способность генетического материала сохраняться в сайтинских условиях даже при необратимых изменениях климата и атмосферы по меньшей мере давала надежду на возрождение некоторых популяций в особо защищенных ареалах, если изменения выйдут за первоначально намеченные рамки.

Формирование на планетах условий, аналогичных земным, нанеся непоправимый ущерб местным формам жизни, предоставило в то же время уникальную возможность изучения зон взаимодействия и сравнения адаптационных изменений у земных и туземных форм жизни, позволяя нам лучше понять катастрофические изменения, постигшие обитателей Земли в геологический период, и грандиозность перемен, грозящих людям в результате изменений привычной среды обитания.

Понимая, что генетические изменения неизбежны, хоть и не всегда желательны, Земля стала рассматривать Сайтин как хранилище генетической информации живых существ, находящихся под угрозой исчезновения. Некоторые более амбициозные проекты предполагали воссоздание среды обитания крупных млекопитающих, начиная с нижних звеньев биологической цепочки. По иронии судьбы план придания Сайтину сходства с Землей, угрожая коренным обитателям этой планеты, дает возможность воссоздать заново некоторые исчезающие экосистемы Земли и основать более хрупкие системы на Марсе – четвертой планете Солнечной системы.

Некоторые из предложенных на будущее изменений определенно кажутся весьма амбициозными.

Земля проявляет особый интерес к успешному укоренению на Сайтине китовых и высокоорганизованных приматов. Земляне предложили создать совместную исследовательскую программу, как только затея с китами оправдает себя, и заняться изучением развития китов и сравнения их жизни на Сайтине и на Земле.

Сайтин тоже находит такие проекты заслуживающими интереса в перспективе. Однако делающийся в настоящее время упор на создание земных условий существования и воспроизведение развития чреват быстрым возникновением проблем, связанных с крупномасштабными изменениями в атмосфере, с зонами взаимодействия, засоления и отложения минералов в Бухте Свигерта и в дельте широко освоенной Новой Волги, что обещает самые благоприятные условия для массированного развития морских культур.

Глава 2

1

С воздуха Ресион казался зеленым пятном, втиснутым в глубокую долину Новой Волги, окаймленной с обоих берегов полосками, год от года протягивающимися все дальше и дальше вдоль реки. На одной из полосок белели дома, питомники сельхозсектора, бараки – словом, далеко внизу под левым иллюминатором, возле которого имела привычку сидеть Ариана, распростерся ресионский комплекс. Госпожа Эмори убрала бумаги в кейс, щелкнула замками. И вовремя – самолет пошел на посадку, и рядом возник Флориан, готовый позаботиться о ее багаже.

Но кейс она оставила при себе.

Как обычно.

Шасси самолета коснулось взлетно-посадочной полосы, и под косо сходившимися к фюзеляжу крыльями замелькала бетонная лента. Подрулив к ресионскому терминалу, самолет плавно затормозил, и тотчас засуетилась наземная обслуга: те, в чьи обязанности входило обеспечение доставки на место пассажиров и багажа, чистильщики, механики – словом, все те, кто, как и в Новгороде, должен был проделать с самолетом необходимые операции, начиная от обеззараживания и кончая постановкой в ангар.

Аэродромный техперсонал состоял сплошь из родившихся в Ресионе ази. Их обучение далеко превысило достаточный, по мнению Новгорода, предел. Впрочем, это можно было сказать обо всех служащих Ресиона.

Всюду были знакомые лица, знакомые типы – вся информация о них хранилась в банках данных.

Первый раз за последние дни Ариана Эмори почувствовала себя в безопасности.

Контроль прошли достаточно гладко, ибо наблюдение в Ресионе началось с момента, когда в отделе Жиро Ная узнали, что с аэродрома в Новгороде в воздух поднялся РЕСИОН-1 – причем с опозданием всего на час. Ари имела обыкновение неожиданно ломать графики и далеко не всегда посылала соответствующие предупреждения даже Жиро Наю – главе службы безопасности Ресиона. Впрочем, сегодня импульсивность Арианы не знала границ.

– Возьми инструктаж на себя, – велел Жиро Аббану, своему личному телохранителю, и тот кинулся ретиво исполнять приказание, занявшись рассылкой протоколов и отчетов адресатам. Сам Жиро связался со своим братом Деннисом, сотрудником Администрации, и Деннис тотчас занялся подготовкой первого корпуса. Самолет начальницы в это время был уже на подлете к Ресиону.

Теперь оставались формальности, отработанная за многие годы процедура – РЕСИОН-1 приземлялся на аэродром, а доктор Эмори отправлялась в собственный корпус, к себе в апартаменты.

Вчера в Ресионе узнали, что обсуждение проекта «Надежда» состоялось. Фондовый рынок до того бурно отреагировал на это событие, что ситуация грозила потрясти весь космос сверху донизу, хотя аналитики поговаривали о процедурной затяжке. А затем последовала пресловутая хорошая новость – небольшая, но существенная. К скудному сообщению прилагалась короткая биографическая справка, составленная в Комитете по науке. Суть сообщения сводилась к тому, что неизвестный доселе химик с Фаргоны удостоился статуса Особого: выходило, что законопроект точно был принят. Совет провел заседание в рекордно короткий срок, уложившись в несколько часов, что вызвало еще более сильный переполох на межзвездном фондовом рынке, ибо неопределенность он ненавидел сильнее, чем внезапные изменения в политике. Комитеты по информации всех членов Союза выступили с совместным аналитическим комментарием последних событий, лишив тем самым информационной пищи утренние выпуски новостей; маститые комментаторы-специалисты по законодательной деятельности изощрялись в толковании последних событий, обескураженные нежеланием даже оппозиционных Советников давать какие-либо интервью.

Правда, лидер фракции изоляционистов в центристской коалиции Янни Мерино согласился-таки на интервью: на телеэкране мелькали его вечно всклокоченные седые волосы, лицо было краснее, а риторика – резче обычного; господин Мерино требовал проведения общенационального референдума по вопросу доверия всему Совету и грозил выходом своей фракции из партии центристов. Впрочем, Янни Мерино не обладал количеством голосов, достаточным для организации такого референдума, но зато ему было по силам осуществить вторую угрозу. А Жиро Най все это время слушал новости, зная куда больше комментаторов, но наряду с ними гадая, что за сделку заключили в Совете Девяти и почему Михаил Кореин вдруг решил поддержать Ариану Эмори.

Жиро ломал голову, не зная, как истолковать последние события.

Триумф Ресиона?

Или, может, политическая катастрофа? Страшное поражение?

Находясь на заседаниях в Новгороде, Ариана не имела привычки советоваться со своими – за исключением чрезвычайных случаев. А если и советовалась, то уж точно не по телефону и даже не по комитетским каналам связи; к ее услугам всегда были штатные курьеры и самолеты.

Не получив от Арианы предварительного уведомления, ресионцы тешили себя надеждой, что их начальница держит ситуацию под контролем.

Заранее намеченные протокольные мероприятия сорвались, Советники отменяли встречи одну за другой, а Советники с Русселя и Пан-Парижа без промедления кинулись обратно на сайтинскую станцию, дабы как можно скорее вылететь на Руссель. Вместо себя Советники оставили в Новгороде заместителей – наверняка предварительно проинструктировав тех, как следует действовать.

Но братья Най явились встречать крохотный автобус не только и не столько в силу требований протокола. Проехав по дугообразной подъездной дорожке, автобус остановился у главного входа в ресионский комплекс.

Дверь автобуса открылась. Первой, как и следовало ожидать, вылезла облаченная в черную униформу службы безопасности Ресиона ази Кетлин; по бледному лицу телохранительницы пробежала тень тревоги. Ази отступила в сторону и помогла хозяйке спуститься. Ариане нужно было преодолеть одну-единственную ступеньку; одетая в светло-голубое платье и по обыкновению с кейсом в руке, она вышла из автобуса. Ее спокойное лицо не предвещало ни триумфа, ни катастрофы. И только когда женщина посмотрела на Жиро и Денниса, те поняли: беда.

– Поговорим у тебя в кабинете, – бросила она Деннису. Жиро продолжал рассматривать остальных выходящих из автобуса, среди них был и Джордан Уоррик. Между прочим, Уоррик не собирался прилетать одним с Арианой рейсом, ибо вылетел на РЕСИОНЕ-1 пять дней назад и планировал вернуться в конце недели спецрейсом «Ресион-эйр».

Стало быть, действительно беда. Возвращение Уоррика вместе с Арианой было такой же катастрофой, как, например, внезапное объединение центристов и экспансионистов. Уоррик прилетел без своих служащих, прихватив только слугу, Пауля, который, беспокойно хмурясь, сжимал в руках багаж своего господина.

Аббан мог узнать последние сплетни от обслуги – от тех, кто считался полноправным членом Семейства и потому мог позволить себе говорить открыто. Отдав Аббану соответствующее распоряжение, Жиро заторопился вслед за братом и Арианой. Как только они вошли в корпус, тихоня-Флориан свернул налево, а Кетлин направилась следом за Сили – ази Денниса.

За всю дорогу до кабинета Денниса никто не проронил ни слова. Плотно прикрыв дверь, Деннис включил защищающее от прослушивания устройство. Теперь они могли спокойно все обсудить.

– У нас появилась проблема, – сообщила Ариана, кладя кейс на дорогой полированный стол хозяина и изящным жестом раскрывая чемоданчик.

– Неужели «Надежда» под угрозой? – полюбопытствовал Деннис, принимая из рук начальницы папку. – Или Джордан выкинул какой-нибудь фокус?

– Городин сулит обеспечить единодушное голосование в поддержку «Надежды» при условии, что Джордан станет связующим звеном, обосновавшись в военном психиатрическом госпитале на Фаргоне – деньги на постройку лечебницы нам переведут в качестве скрытой статьи бюджета.

– Боже мой, – растерянно уронил Жиро, опускаясь на стул.

– А теперь расскажи, как тебе удалось купить поддержку Кореина и почему одним из условий сделки Городин поставил перевод Джордана из Ресиона.

Теперь Жиро уверился: Ариану мучили сомнения.

– Он превратился в настоящую проблему, – пробормотала женщина.

– И мы не можем пальцем его тронуть, – с досадой бросил Най, чувствуя нарастающую панику: иногда Ариана забывала, что сама должна действовать в определенных границах и что всякой осмотрительности есть предел.

– А он на это и рассчитывает, верно? – догадался Жиро. Ариана опустилась на второй стул. «А голосование все еще впереди. До начала строительства голосовать по проекту необязательно. Все равно ассигнования мы уже получили».

Вспотев от волнения, Жиро отчаянно боролся с желанием вытереть лоб. От работы звукозавесы, что защищала от прослушивания, у Ная обычно начинали болеть зубы, но сейчас главным неудобством стал отвратительный холодок в груди.

– Что же, не все так печально, – подал голос Деннис, покачиваясь на стуле и сложив руки на объемистом животе. – Мы в состоянии все уладить. Джордан просто дурак. Мы хоть сейчас можем включить его отдел в состав Администрации вместе со всем штатом и материалами. Это, скажем, для начала.

– Он не настолько глуп, – возразила Ариана. – Нужно узнать, не пропало ли что из документации.

– Думаешь, он оставил что-нибудь в Новгороде?

– А кто мог ему помешать?

– Проклятие! – выругался Жиро. – Ари, я ведь предупреждал, предупреждал тебя.

Наклонив голову, госпожа Эмори искоса оглядела заместителя:

– Вот что я тебе скажу: даже если Уоррик уйдет, его сынок Джастин все равно останется у нас.

– Но ведь нам еще надо пробивать бюджет на ближайшие пять лет! Как нам вести себя, когда Джордан распустит язык перед камерами?

– Об этом не беспокойся.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Он здесь, не так ли? Оставил своих помощников, вообще весь свой штат в Новгороде – прихватил только Пауля. Я не стала припоминать ему утечку информации. Просто послала Флориана передать ему несколько слов. Так что Уоррик в курсе, что мне все известно.

– Но если его хоть пальцем тронуть… Послушай, вряд ли он отважился бы на такое без предварительной подготовки. Кто знает, сколько бед он еще может нам принести. И неизвестно, что за информацию он тайком вывез из Ресиона. Боже правый, я и подумать не мог…

– Да, Джордан припомнил все свои мелкие обиды – отказы в переводе из Ресиона, скандалы из-за сотрудников. Но наши отношения все еще более-менее дружеские. Да, между нами существуют политические расхождения. Между прочим, даже в дороге мы успели поцапаться по одному вопросу. А потом улыбались друг другу за стаканчиком. А, собственно, почему нет? Всегда можно сказать, будто я поверила Городину.

– Он прекрасно знает, что ты ему не доверяешь.

– И более того – он знает, что я знаю, что он об этом знает. Поэтому мы мило улыбаемся друг другу. И вообще, я нисколько не беспокоюсь. Он уверен, что я и пальцем не пошевельну до тех пор, пока не разузнаю, что попало к нему в руки. У него есть возможность управлять ситуацией. Наш Особый из отдела образования полагает, будто все складывается в его пользу. Он сделал главную ставку на то, что события будут развиваться в нужном ему направлении. Вот увидишь – скоро он сделает мне контрпредложение. А я выдвину свое. Таким образом мы продержимся несколько нужных месяцев, то есть потянем время. Он не сомневается в своей способности просчитать каждый мой шаг. Ничего, еще посмотрим. Ладно, пойду к себе. Уверена, что Флориан уже все там проверил. Приму душ, отдохну немного и посмотрю сводки. И плотно покушаю. Сегодня у меня официальный ужин. Что поделаешь – конец сессии, не так ли? Кетлин позаботится насчет меню.

– Я распоряжусь, – буркнул Деннис, а его брату стало не по себе от одной только мысли о еде.

– Не все так прискорбно, – успокоила заместителей госпожа Эмори. – Смотрели новости? Коалиция центристов утром затрещала по всем швам. Кореин очень расстроил Янни Мерино. Старый пройдоха Кореин действует слишком тонко, чтобы Мерино во всем разобрался. Люди Кореина наготове, сейчас он наверняка отдает последние приказания – изоляционисты как пить дать почуют, что дело нечисто, не так ли? Так что пусть изоляционисты устраивают пикеты и снова болтают о ликвидации лабораторий. Все это должно несколько обеспокоить умеренные круги.

– Но ведь именно здесь Джордан может ужалить нас сильнее всего! Стоит ему встретиться с репортерами…

– Неужели ты думаешь, что изоляционисты поверят словам ресионца?

– Если он станет болтать толково, к нему наверняка прислушаются.

– В таком случае мы можем как-то скомпрометировать его, верно? Джерри, подумай над этим. Кореин скоро перестанет идти на уступки – нет, голосовать за основание ресионской лаборатории в точном соответствии с проектом «Надежда». Изоляционисты пока не поумнели, только чуточку притихли, но и мы не сидим сложа руки – у нас тоже есть глаза и уши в их рядах. Нужно отвлечь Кореина – пусть займется собственными неурядицами. Городину может показаться, что возникшая шумиха немного сильнее, чем он рассчитывал; нам всегда есть что ему предложить – адмирал всю жизнь пытается усидеть на двух стульях. Вот с Лу могут быть проблемы – этого голыми руками не возьмешь. Но его можно переубедить. Наш проект – как раз то самое, что поможет нам подступиться к Лу. А потому ознакомься с раскладом сил повнимательнее – не мне учить тебя, что здесь нужна крайняя осторожность. Воспользуйся своими знакомствами среди военных. Комитет по науке отправляет специальный корабль – известить Рубина о присуждении ему статуса Особого. Ну и, конечно, они позаботятся о безопасности Рубина – теперь его поселят в охраняемой резиденции в фаргонской Синей зоне. «Атлантис» отправляется на Фаргону в воскресенье – со всей командой…

– Харого тоже полетит? – спросил Деннис.

– Обязательно. Все должно пройти гладко. Он пронесет через таможню все, что нужно. А «Атлантис» летит ох как быстро!

– Но военные могут нагнать его, даже остановить!

– Да, есть такой риск. Но Харого на мякине не проведешь. К тому же у себя на станции он сразу ощутит прилив уверенности. Не забывай, он везет второй по величине за всю историю Фаргоны строительный контракт. Но сначала, конечно, нужно дать ход «Надежде». Полагаю, проблем не будет. Если центристы вздумают мешать Рубину, Харого поставит их на место – даже не сомневайся. Харого для нас – тяжелая артиллерия. Кстати, ты видел по телевизору наш рекламный ролик? Рубин выглядит этаким большеглазым невинным созданием. Весь в науке, но чрезвычайно уязвим. Я подумала, что это должно сработать.

– Но это могут использовать и против нас, – заметил Жиро.

– Думаю, Харого стоит доверять. Иногда приходится пускать дела на самотек.

– И даже Уоррика?

– Если в то время он еще будет им нужен.

2

Сидя за столом, Ариана кротко улыбалась. Положив себе в тарелку порцию салата и винегрета, женщина щедро сдобрила еду ложкой тертого кейса – синтетического сыра, образованного подсолеными дрожжами, самого первого лакомства жителя космоса. Когда-то так ела ее мать, и верная ее памяти Ариана импортировала кейс с другой планеты. Тем более, что подобное удовольствие обходилось ей очень дешево.

Но почти все Семейство – то есть ресионский коллектив – терпеть не могло кейс.

Обед был организован в официальном зале: длинный стол предназначался для Семейства; его окаймлял подковообразный стол для ази, к которым здесь относились лучше, чем к иным родственникам. Но ази было вдвое больше обычных ресионцев, потому их и усадили за отдельный стол такой причудливой формы.

Сама доктор Эмори восседала во главе стола – с того самого дня, как умер дядя Джеффри. Справа от начальницы – Жиро Най, слева – его брат Деннис. Дальше справа – Янни Шварц, соответственно по левую сторону – его сестра Бет, напротив нее – узколицый и длинноносый сын Бет и Жиро Ная, молодой Сули Шварц, выглядевший, как всегда, задумчивым. Парню было шестнадцать лет, и он постоянно изнывал от скуки. Затем слева и, соответственно, справа и еще раз справа разместились Петрос Иванов и его сестры Ирина и Катрин, следом – последнее увлечение Катрин: темнокожий Мори Карнат-Най; старая Джейн Штрассен в строгом черном платье с обильным серебряным шитьем выглядела вдовствующей императрицей, а ее дочь Юлия красовалась в зеленом платье с глубоким декольте, далее – двоюродный братец Патрик Карнат-Эмори, в котором было куда больше от Карната, чем от Эмори, ибо он был неисправимым растяпой. Вот и сейчас Патрик стыдливо стряхивал с колен упавший с вилки кусок. Чуть дальше виднелась дочь Патрика Фиделия Карнат, миловидная, с оливко-смуглой кожей, рядом – ее тридцатидвухлетний сын Жюль, родившийся, как установила генетическая проверка, от Петроса, а не от Жиро, как считалось раньше. Дальше сидели Роберт Карнат-Най и его дочь, молодая Юлия Карнат, и в самом конце, разумеется, Джордан и Джастин Уоррики, на первый взгляд казавшиеся отцом и сыном – но при условии, что для вас оставалось тайной их родство и вы не видели Джордана лет тридцать назад; по сути же они были близнецами.

Тщеславие, кругом тщеславие…

У Джордана была бурная молодость – а у кого ее не было? Но когда пришла пора продолжения рода, передачи наследственности, Уоррик-старший не доверился ни природе, ни женщинам. Возможно, в нем взыграла мания величия. А может, он, будучи Особым, просто загорелся идеей произвести на свет другого Особого.

Копия гражданина – не ази. К примеру, в статусах того же юного Джастина и сидевшего с ним ази, элегантного рыжеволосого Гранта, имелись существенные различия, хотя молодые люди были чрезвычайно похожи и появились на свет в одной лаборатории с разницей в какой-нибудь день. Но семнадцатилетний Джастин – темноволосый, с квадратным подбородком и широкими плечами, поразительно напоминавший Джордана в молодости, имел регистрационный номер КВ-976-88-2355 РП, то есть принадлежал к категории Граждан, на что красноречиво указывала могущественная приставка РП (то есть «родительская»). Парень был почти точной копией «отца», если не принимать во внимание такие незначительные детали, как след от перелома на носу Джордана, шрам на подбородке Джастина и различия в воспитании и способностях обоих. Когда Джастин только начал развиваться в эмбриофоне, проект «Бок» уже потерпел крах, однако (что очень забавляло Ари) Джордан продолжал вполне серьезно уверять всех, будто его программы и гены в конце концов преодолеют все препятствия.

Парень получился что надо. Но все равно неточная копия Джордана – и слава Богу.

Что до Гранта, то он значился в ресионских регистрах как ALX-972, экспериментальный образец: творение самой Эмори, утонченный до крайности, с отличным происхождением – словом, генотип другого Особого, однако Ариана, руководствуясь юридическими соображениями, исправила генетический промах, случайно придав иное выражение нескольким эстетическим «впадинам». Оказалось, что оплошность эта вылилась в появление на свет потомка щуплого, чуть близорукого рыжеволосого паренька-биолога с больным сердцем, хотя разница между отцом и сыном получилась ошеломляющая.

Биолог из Гранта тоже не вышел. Грант был способным студентом, изучавшим развивающееся программирование, альфа, умеющим выполнять работу, благодаря которой появился на свет он сам. Паренек работал со структурами, в которых скрывалась юридическая причина различия в статусах его самого и Джастина. Именно в силу такой структуры, а вовсе не из-за изменений в генотипах или отличий в выносивших их эмбриофонах, и различались братья Уоррики.

После рождения одного младенца отдали отцу, дабы мальчик мог посапывать в колыбельке Дома, временами не слыша ни звука, поскольку у отца не было времени, так что иной раз даже кормили малыша не вовремя, а уж если ребенку случалось испугаться какого-то шума…

Второй новорожденный попал в особую колыбельку, где биение человеческого сердца время от времени прерывалось звуком ласкового голоса, где каждое движение отслеживалось, крик – регулировался, реакция задавалась по часам; затем в течение трех лет – воспитание и обучение с применением изощренных обучающих лент, после чего Ариана попросила Джордана забрать малыша к себе. В просьбе начальницы не было ничего необычного: дети-потенциальные альфа как правило брались на воспитание в семьи, а отношения Эмори и Уоррика в то время были хоть и бурными, но деловыми. Ресионец с сыном того же возраста подходил для воспитания ребенка как нельзя лучше, вдобавок даже в Ресионе не всякому выпадает удача обзавестись таким незаменимым помощником, как альфа.

В тот день Эмори поведала Джордану, что возлагает на Джастина большие надежды. «То, что Джастин и Грант вместе – почти естественно, – сообщила она. – Мне бы хотелось, чтобы такое положение сохранялось как можно дольше, пока я работаю с тестами и обучающими лентами для Гранта. Личностная основа играет первостепенную роль, как ты сам понимаешь».

Ариана имела в виду, что Грант, ази по рождению, мог со временем быть отдан под опеку Джастина, а это, в свою очередь, подразумевало ее веру в возможность юного Джастина получить право на работу с альфа – то есть в то, что квалификация позволит Уоррику-младшему заниматься альфа.

Доктор Эмори не слишком удивилась, когда все стало складываться именно так. Вмешаться в процесс пришлось лишь однажды, но и внесенное изменение не носило существенного характера и потому не затрагивало умственное развитие ази… хотя, принимая во внимание некоторые параметры, главным в создании генотипа все равно было не это.

Столь удобным способом Ариана приобрела надежное средство давления на беспокойного Джордана, хотя в смысле информации ничего не получала, ибо десяти-тринадцатилетний ази вряд ли знал нечто, неизвестное ей.

Однако дальновидная хозяйка Ресиона приберегала это средство на будущее, ибо кто знал, как станут разворачиваться события?

Доев салат, Ариана затеяла невинную болтовню с Жиро, пока прислуга уносила посуду и вносила следующее блюдо – великолепную ветчину. Привезенные с Земли свиньи прижились в Ресионе при обильной кормежке с огородов как нельзя лучше. Свиньи расплодились в достаточном количестве, так что теперь их потомства могло хватить на несколько ферм. Кроме свиней, в Ресионе разводили коз – и те и другие шли людям в пищу едва ли не с сотворения мира. Умные животные идеально подходили для местных условий, ибо оказались достаточно сообразительны, чтобы не схватить случайно пару ядовитых листочков с ветки незнакомого кустарника.

Но зато с лошадьми и коровами проблем возникало множество.

– Кстати, знаешь, – как бы между делом обронила Ариана, расправляясь с поданным на десерт приятным на вкус мороженым, – нам предстоят далеко идущие кадровые изменения.

Увидев настороженные лица, Ариана поразилась: оказывается, многие внимательно слушали ее разговор с Деннисом. В зале воцарилась мертвая тишина.

– Уверена, что проект «Надежда» без труда получит одобрение, – продолжала доктор Эмори, убеждаясь, что сотрапезники теперь откровенно слушают ее, бросив изображать увлеченных едой гурманов. Улыбнувшись своим, женщина отложила ложечку и подняла чашечку с крепким кофе: – Вы знаете, о чем я. Проблем для нас не существует. Не верьте выпускам новостей. Дело подвигается вполне сносными темпами, как и запланировано по графику. Перед нами открываются блестящие перспективы, да, блестящие. Причем в дополнение ко всему на Фаргоне будет выстроена военная психиатрическая лечебница. Что привнесет реальные изменения в операции, которые мы собирались там осуществлять. За это следует поблагодарить Джордана – он обеспечил нам не только быстрое и легкое прохождение проекта «Надежда» на голосовании, но и организовал дополнительную лабораторию. Именно так. Да, он постарался на славу.

Лицо Джордана оставалось бесстрастным.

– Теперь можно не притворяться. Мы дома, и телекамер здесь нет.

Ари лучезарно улыбнулась:

– Джордан, я вовсе ни в чем не обвиняю тебя. Прости, если мои слова тебя задевают, но ты оказал и Ресиону, и мне большую услугу. И потому мне хочется достойно отблагодарить тебя.

– К черту!

Хохотнув, Эмори отпила кофе:

– Джорди, дорогой, я знаю, что ты рвешь и мечешь; но так случилось, что меня навестил Городин и я намерена преподнести тебе на тарелочке все, чего ты добивался. Ты получишь долгожданный перевод на новое место, причем можешь забрать с собой из своего штата всех, кто изъявит желание переселиться на Фаргону. И можешь сделать это немедленно, как только военные пришлют запрос по официальным каналам.

– Что такое? – удивился Янни Шварц.

– Я бы не сказала, что все так уж плохо, – откровенно призналась Эмори, продолжая улыбаться. – Янни, я вовсе не собиралась преподносить тебе сюрприз – это Джордан преподнес мне его. Считаю, что как следует подумать над моими словами должны все – и те, кому по душе отправиться жить на границу, и те, кто предпочтет остаться в спокойном Ресионе. Видит Бог, кое-кому будет недоставать ветчины и свежих фруктов. Но зато на Фаргоне открываются такие перспективы, что стоит серьезно задуматься. – Снова глоточек кофе – медленный и задумчивый, с одновременным взглядом Джордану в глаза. – Разумеется, образовательный отдел продолжит работу. Кое с кем, как вы понимаете, мы расстаться не можем. Вряд ли имеет смысл воссоздавать отдел в прежнем виде – думаю, его стоит переформировать. – Ариана позволила себе улыбнуться шире, давая понять, что пошутила. Опомнясь, Сули Шварц испытующе оглядел соседей, стараясь угадать, стоит ли рассмеяться. – Джорди, тебе придется порекомендовать нам кого-нибудь.

– Порекомендовал бы, – в тон собеседнице отозвался Уоррик. – Да только боюсь, что у тебя давно составлен список более подходящих кандидатур.

Она снова игриво рассмеялась:

– Конечно, так и есть. Но я действительно всегда стараюсь уважать твой выбор – в конце концов, надо полагать, что все, указанные в твоем списке, пожелают переехать на Фаргону, ибо они нужны тебе. Янни, ты должен обсудить это с Джорди.

Присутствующие откровенно насторожились. Молодой Сули, кажется, смекнул наконец, в чем дело; а может, он просто впервые в жизни понял, что трапеза в парадном зале – не обед с молодежью в столовой. Все – и Семейство, и ази – застыли, точно боясь шелохнуться.

Деннис звучно откашлялся, нарушив тишину.

– Что же, – молвил он, – если на то пошло, Ари, тогда… – Снова выразительное покашливание. – Кажется, вчерашних пирожных сегодня отведать не удастся, так ведь? – Вопрос прозвучал откровенно тоскливо…

– Так точно, господин, – сообщил официант, тотчас выскакивая за дверь, а Деннис принялся ложечкой сыпать сахар себе в кофе.

– Гм-м-м-м. Кажется, в Ресионе это – самое важное, не так ли? Ари, Джорди, Янни – мы ведь думаем об одном и том же: как свободно трудиться. Все мы не переносим бюрократической волокиты, ибо приходится тратить на нее массу времени, а у нас есть более важные дела, нежели препирательства с мелкими чиновниками из Новгорода. Уверен, что особую важность представляет вопрос, вправе ли руководство станций управлять у себя так, как им удобно, но речь даже не о том, что и как мы должны решать. То есть я имею в виду, что суть затеи с комитетами заключается совсем не в том, чтобы отрывать заслуженных людей от работы. Совет определенно не представляет серьезного препятствия для Кореина, Чавеза или, положим, Богдановича, но держать Городина на коротком поводке невыгодно. А Комитет по науке – это ведь полное убожество! Ари, я хочу сказать, что не стоит тратить время и силы на…

– Не знаю почему, – послышался с другого конца стола голос Уоррика-старшего, давнего, как и их работа в Ресионе, оппонента доктора Эмори, крепко державшего слегка под наклоном бокал вина, – но наша милая Ари уверена, будто вся Вселенная принадлежит ей.

Ариана рассмеялась, лишь бы не молчать и не показаться невежливой. Засмеялись и остальные, поскольку выбора у них все равно не было: поступить иначе значило устроить Чрезвычайное Происшествие. Этого не желал никто, даже сам Джордан.

– Что же, тебе тоже подвернется такая возможность, верно? – осведомилась женщина. – Проект «Надежда» непосредственно связан с Фаргоной, так что ты станешь работать с нашими старыми друзьями. И потому одиночество тебе не грозит. Будь я моложе, Джорди… чтоб мне провалиться, я ухватилась бы за эту возможность обеими руками! Но Деннис прав. Курс намечен, и мне пора приниматься за работу – да и ты, как я вижу, жаждешь заняться делами. Мне претит мысль о том, что я взваливаю на тебя очередную бюрократическую задачу, но без твоего заключения мне не обойтись. В самом деле, нам придется формировать образовательный отдел заново. Для тебя открывается замечательная возможность передать нам свое наследство. Джорди, я серьезно…

– Я ведь сделал уже через криогенную технику! – отозвался Уоррик. Снова беспокойный смех. Затем Джордан уточнил: – Или нужен еще образец?

Засмеявшись, Ариана отпила кофе.

– Что? – переспросила она. – Странно, Джорди, я полагала, будто ты пошел другим путем. Впрочем, у нас есть второй источник.

Джастин покраснел. Сидевшие за столом тотчас дружно посмотрели на юношу, дабы убедиться, что тот действительно смутился. И опять смех – только на сей раз не такой дружный.

– Уверен, что Джорди не откажется от сотрудничества, – вмешался Деннис, после чего прислуга собрала и унесла из зала все ножи: древнее правило – во время перебранок убирать подальше явное и потенциальное оружие. Здесь умели мстить, изощренно и быстро.

– И я так считаю, – заверила Эмори. А затем, посерьезнев, добавила: – Но без реорганизации не обойтись. Придется мне спихнуть часть работы в Совете на доверенное лицо. Поскольку мы уже пробили основные проекты, то проблемы там возникнуть не должны. Если уж я вдруг понадоблюсь, то в любое время могу слетать к ним. Но Деннис прав: мне сто двадцать лет…

– Даже чуть больше, – вставил Деннис.

– Да, но я вижу явное препятствие, – пояснила Ариана, снова отмечая тишину в зале. – Проект «Рубин» отнимет у меня массу времени. На здоровье я не жалуюсь. Но и вы, и я знаем, что на воплощение в жизнь подобного проекта требуется определенное время. А потому я намерена препоручить основное руководство затеей с Фаргоной твоим заботам, Янни. Что до меня, то я буду запрашивать информацию из соответствующего отдела и все такое прочее. Хочу проконтролировать ход работ сама – меня обуяло желание окунуться в прежнюю атмосферу. Возможно, сюда примешивается и тщеславие. – Женщина усмехнулась. – Сяду писать книгу, заодно выполняя кое-какие исследования – думаю, мне пора готовиться уйти на покой.

– К черту! – бросил Джордан.

Улыбнувшись, доктор Эмори выразительно закрыла чашку ладонью, едва официант вознамерился налить ей еще кофе:

– Нет, любезнейший, я достаточно уже наглоталась кофеина, а потому мне пора к себе. Туда я и отправлюсь, принимая во внимание, что собрание все еще волнуется – мы ведь здорово переволновались из-за Каукаша, не так ли? К тому же в Новгороде я плохо спала. Кетлин!

Послышался шум отодвигаемого стула, и Кетлин, а следом и Флориан оказались подле хозяйки. Кетлин предупредительно пододвинула к столу опустевший стул Арианы.

– Всем спокойной ночи, – пожелала доктор Эмори и, обернувшись к Флориану, вполголоса распорядилась, когда сотрапезники начали расходиться: – Передай Гранту, чтобы зашел.

– Госпожа?

– Он мне нужен, – пояснила Ари. – Передай, я подыскала ему новое задание. Все равно Джордан не имеет юридических прав на Гранта – да он и сам наверняка это понимает.

3

– Минуточку, – пробормотал ази Флориан, когда Джастин и Грант направились было вслед Джордану и Паулю среди прочих закончивших трапезу, поскольку ази тотчас же разошлись по делам.

– Потом, – досадливо бросил Джастин. Сердце юноши учащенно забилось – как всегда, когда он оказывался рядом с Арианой или ее телохранителями. Взяв Гранта за руку, Джастин потащил его дальше, однако Флориан решительно загородил ему дорогу.

– Прошу прощения, – пробормотал Флориан, делая виноватое лицо. – Госпожа велела передать, что ей нужен Грант. Теперь он приписан к ней.

Поначалу Джастин не поверил собственным ушам, а Грант – тот просто поник.

– Он может забрать свои вещи, – сообщил Флориан.

– Передай ей мой ответ: нет, – вспыхнул Джастин, с опозданием замечая, что они мешали пройти семье Шварц. Спохватившись, Джастин кинулся в сторону, потащив за собой и Гранта, однако Флориан и не думал оставлять их в покое. И тогда юноша распорядился: – Передай ей… Передай… Проклятие, скажи, что если она хочет сотрудничать со мной, то пусть отвяжется от Гранта. Он должен остаться при мне.

– Мне очень жаль, господин, – как всегда учтиво ответил Флориан, – но она сказала, что все уже решено. Пожалуйста, поймите меня правильно. Гранту нужно получить свои вещи. Мы с Кетлин станем помогать ему во всем.

– Все равно у нее ничего не выйдет, – успокоил брата Джастин, наблюдая, как Флориан возвращается обратно в глубину зала, где осталась госпожа Эмори. Юноша похолодел от ужаса, и переполненный желудок показался ему камнем. – Подожди здесь! – Отец и Пауль остановились в коридоре в ожидании юношей. Джастин мгновенно добежал до отца, стараясь только, чтобы на его лице все это время оставалась гримаса вполне объяснимого раздражения. Мысленно он твердил себе, что ни в коем случае не должен бледнеть, хотя это наверняка уже случилось. И спокойно сообщил отцу: – Там что-то с проектом. Мне придется немного задержаться.

Джордан кивнул, хотя у него наверняка были вопросы. Впрочем, объяснение сына его вполне устроило. Развернувшись, Джастин помчался обратно, туда, где его ждал Грант. Положив руку на плечо брату, Джастин повел его к Эмори, которая как ни в чем не бывало продолжала беседовать с Жиро Наем.

Джастин выждал несколько секунд, и наконец хозяйка Ресиона удостоила его вниманием. Затем она что-то сказала Жиро – явно на прощание, поскольку тот, развернувшись, оглядел юношей и ушел.

Ари выжидательно уставилась на братьев.

– Что там насчет Гранта? – бросил Джастин, оказавшись лицом к лицу с женщиной.

– Он мне нужен, – отозвалась та. – Вот и все. Ведь он – генотип Особого, и потому пригодится мне в работе. Он просто понадобился мне сейчас, вот и все. Так что не относите мое решение на счет последних событий.

– Мы и не относим. – Паренек все-таки не выдержал. Ему, в конце концов, было семнадцать – не самый подходящий возраст для переговоров с женщиной, столь же могущественной, сколь и отец. Джастина одолевал соблазн ударить ее. Но это, понятно, был не выход. Ибо власть в Ресионе принадлежала Ариане. Она могла позволить себе сделать что угодно. И с кем угодно. Это Джастин усвоил давно. – Что вам нужно? Чего вы от меня добиваетесь?

– Я же сказала: не стоит искать в моем решении подвох. Я не настолько мстительна. Что до Гранта, то пусть собирает вещи. Я даже могу предоставить ему несколько дней – пусть успокоится. Вы еще увидитесь. В конце концов, ты ведь работаешь в том же отделе.

– Вы хотите перепрограммировать его!

– Но ведь он для этого и создан, не так ли? Он – объект для экспериментов. Должен же он как-нибудь окупать свое содержание!

– Черт возьми, но ведь он зарабатывает свой хлеб моделированием, он вам не какой-нибудь подопытный кролик! Он… – Джастин умолк, ибо с языка у него едва не сорвалось «Он – мой брат».

– Мне жаль, что ты рассуждаешь так необъективно. Лучше остынь. У тебя все равно нет допуска к работе с альфа, и ты его не получишь, если не научишься владеть собой. Ты даешь ему невыполнимые обещания, а это означает, что ты обращаешься с ним против правил, понимаешь? Ты его обидел. Кто знает, что еще ты успел натворить. Уже сейчас мне ясно, что нам предстоит долгий-долгий разговор – о том, кто такие альфа, и что ты сделал с этим альфа, получишь ты или не получишь соответствующую лицензию. Здесь, дорогой, нужен не просто ум, но и способность действовать, исходя не только из желаний и убеждений. Тебе пора это понять.

– Ладно, ладно, я сделаю, как вы хотите. И он тоже. Только оставьте его со мной!

– Успокойся, понятно? Не кипятись. Я ни за что не оставлю альфа с человеком такого склада. К тому же… – Ариана побарабанила по груди Джастина. – Мы знакомы не первый день, и ты хорошо знаешь, что я умею добиваться своего. Кроме того, ты понимаешь, что неизбежно сдаешь позиции, едва начинаешь пикироваться с кем-нибудь, особенно из профессионалов. Вытри глаза, приведи себя в порядок, отведи Гранта домой и проследи, чтобы он собрал свои пожитки. Вы должны его успокаивать, а не стращать. Где же твои родственные чувства?

– Черт побери, чего вы добиваетесь?

– Уже добилась. Давай-ка, иди и делай, что я велю. Станешь работать со мной. А утром чтобы был как шелковый, ясно? Все, ступай!

– Я…

Повернувшись, Ариана удалилась через служебный выход, за которым находились технические помещения и лифт; Кетлин и Флориан красноречиво преградили юноше путь. И Джастин понял: ничего не поделаешь, ибо ази непробиваемы.

– Флориан! – донесся издалека нетерпеливый голос хозяйки. Заслышав оклик, ази заспешил следом за ней, оставив напарницу охранять выход, что было еще хуже, ибо более решительной Кетлин ничего не стоило наградить Джастина мощным ударом, сделай он лишний шаг вперед…

– Не ходите туда, господин, – предупредила девушка-ази. – Иначе мне придется арестовать вас.

Резко развернувшись, Уоррик-младший кинулся к другой двери, где истуканом стоял Грант: он все видел и слышал.

– Идем! – бросил Джастин, хватая брата за руку. Обычной реакцией на такой жест было бы легкое сопротивление из-за рефлекторного сокращения мышц. Однако сейчас ничего такого не последовало: Грант просто покорно поплелся за братом и продолжал идти, когда Джастин отпустил его руку. За всю дорогу до коридора братья не обменялись ни словом. Лифт в мгновение ока домчал их на третий уровень жилых помещений.

– Почему она поступает так?

– Не знаю. Не знаю. Без паники. Все утрясется.

Когда лифт остановился, Грант посмотрел на брата с робкой надеждой.

Братья устремились домой. В этот час в коридорах было мало народу. Джастин отстегнул от нагрудного кармана магнитную карточку, служившую и ключом, после чего не без труда вставил ее в прорезь замка. Руки юноши дрожали. Грант вынужден был смотреть на все это…

«С момента последнего использования ключа в дверь не входили», – доложил равнодушный голос системы слежения, после чего автоматически зажегся свет – Джастин специально запрограммировал Память на эту операцию. Стремительно миновав выдержанную в синих и бежевых тонах гостиную, Уоррик-младший шагнул в спальню.

– Здесь Грант, – выдавил он, и в комнате брата вспыхнул свет, что было заметно через арку слева.

– Я заберу свои вещи, – сказал Грант, и в его голосе впервые зазвучало отчаяние, когда он спросил: – Может, позвоним Джордану?

– Боже! – взволнованный Джастин заключил брата в объятия. Грант прильнул к нему, вздрагивая всем телом. Джастин, прижимая брата к себе, отчаянно размышлял, взвешивая непростую ситуацию, пытаясь отыскать в ней рациональное зерно. Вдруг ему вспомнилось одно из ресионских правил – гражданин не вправе заступаться за ази, даже если тот ему – родной брат.

А Грант знал все – знал и то, о чем думал Джастин. Между братьями не было разницы – за исключением проклятой приставки «Х» в личном номере Гранта. Из-за проклятой приставки Грант считался пожизненной собственностью Ресиона.

Ариана имела полное право подвергнуть Гранта допросу, выпытывая все, что он знал или хотя бы подозревал о Джордане, могла сколько угодно проверять на нем работу новых систем, могла сколь угодно часто перепрограммировать его, изымать в архив фрагменты его памяти – словом, поступать с ним как заблагорассудится, а Джастин не имел права помешать ей.

Конечно, она просто вздумала отомстить отцу. Обрести средство давления и на него, Джастина, ибо он, как и Грант, имел допуск к работе в ее отделе. А ведь он сам просил отца дать Ариане возможность взять его к себе. Так что теперь ничего не попишешь, последние события – всего лишь логическое продолжение прошлых. От Арианы ему никуда не деться, рассудил Уоррик-младший. А может, и не стоит никуда рваться?

Ибо Джастин уже подумывал, что отец, в очередной раз одержимый стремлением перевестись на другое место работы, вполне мог проиграть по-крупному.

А отец строго-настрого наказывал: если Эмори начнет причинять беспокойство, тотчас сообщать ему.

Беда уже грянула. Даже больше, чем просто беда, и случилось это на второй день его работы в отделе Арианы. В тот день Джастин сидел в кабинете доктора Эмори – она проводила с ним интервью. Хозяйка повела себя более чем радушно: села почти вплотную, то и дело как бы невзначай касалась его тела, и ее прикосновения с каждой минутой становились все более откровенными. Ариана дала понять, что решила принять его на работу к себе в отдел не только и не столько благодаря его производственным и учебным показателям и что они с Грантом могли бы… могли бы развлекать ее, как делали другие помощники – именно так виделась госпоже Эмори работа братьев Уоррик. В противном случае, намекнула она, их жизнь может сильно осложниться.

Джастин испытал прилив отвращения и испуга. Более того – он сумел раскусить намерения начальницы, распознал расставленную ловушку: строя время от времени мелкие пакости, интриганка намеревалась использовать в борьбе против Джордана его родного сына, толкнуть его на необдуманный поступок, дабы в конечном итоге сполна воспользоваться его ошибкой. А потому Джастин смирился с чрезмерно вольным отношением к нему начальницы. Он отвечал на бесконечные вопросы, пока она сидела на подлокотнике его кресла, держа руку на его плече. Ариана приглашала его к себе в кабинет после работы, о чем-то расспрашивала, делая вид, будто это понадобилось для заполнения личного дела, а он выдавливал из себя ответы на вопросы, которые ему даже не хотелось потом припоминать; Ариана спрашивала его о том, чего он никогда не делал, да и не собирался делать всего того, о чем она толковала. Паренек даже заподозрил, что госпожа Эмори сумеет исковеркать ему жизнь благодаря одной только своей изворотливости и его наивности, обойдясь без обычных в таких случаях обучающих лент и таблеток. Он мог бы дать бой – отбросить способность поражаться, отвечать на вопросы бойко и без стеснения, ведя тем самым свою игру…

Но игру вела Ариана.

– Я что-нибудь придумаю, – пообещал он Гранту. – Наверняка есть какой-то выход. Все уладится. – И отпустил Гранта, чтобы тот смог собрать вещи. Оставшись один, Джастин застыл посреди гостиной – в душе у него царил холод. Юношу то и дело одолевал соблазн позвонить отцу, рассказать о случившемся, попросить совета, узнать, могут ли они помешать Ариане законным способом.

Однако не составляло труда догадаться, что отец просто бросится к Ариане в попытке отбить Гранта. В этом случае Ариана могла прибегнуть и к другим средствам – например, воспользоваться видеозаписями ее общения с Джастином в кабинете…

Боже! Тогда Джордан наверняка кинулся бы в Комитет по науке, поднял страшный скандал и одним махом разрушил все договоренности, добиться которых ему стоило таких усилий. Он потерял бы все.

Может, самому пробраться в библиотеку и порыться в компьютерных файлах по юриспруденции? Джастин не мог позволить себе такую роскошь – системы автоматически фиксировали всякое вхождение. Наследить можно было где угодно. С Ресионом невозможно сражаться – игра с самого начала будет проигрышной. Уоррик-младший не подозревал, как далеко простиралось политическое влияние Арианы, но уже знал, что авторитета начальницы достаточно, чтобы начать освоение новых маршрутов, основывать компании на планетах далеких звездных систем и даже влиять на торговлю с самой Землей; и то была только верхушка айсберга.

В соседней комнате хлопали дверцы встроенных шкафов; Грант бросал на кровать охапки своей одежды.

Неожиданно Джастин понял, куда уйдет брат – когда-то в детстве они мечтали о таком уходе, сидя на берегу Новой Волги. Они пускали по реке сделанные из старых банок кораблики, воображая, что те непременно доплывут до Новгорода, прикидывали, как новгородцы станут дивиться непонятно откуда взявшимся суденышкам. А позднее – в один из вечеров – разговор вдруг зашел о их возможном насильственном удержании в Ресионе до тех пор, пока отец не вытащит их к себе.

«Вот теперь и случилось самое худшее», – уныло подумал Джастин. Конечно, все произошло не так, как они предполагали, однако это была их единственная возможность…

Зайдя в комнату к брату, Джастин выразительно приложил палец к губам, ибо служба безопасности прослушивала все помещения: Джордан давно предупредил сына о наличии в квартирах подслушивающих устройств. Схватив Гранта за руку, юноша решительно и быстро увел его в гостиную, потом – к двери, на ходу выхватив из шкафа пальто: снаружи был почти мороз, и в том, что они тепло оделись, не было ничего подозрительного – люди ходили из корпуса в корпус по улице. Сунув пальто брату, Джастин вывел его в коридор.

«Куда теперь? – спрашивал обеспокоенный взгляд Гранта. – Джастин, что за глупость ты затеял?»

Схватив брата за руку, юноша потащил его к лифту.

Не колеблясь, Джастин нажал кнопку с литерой «Т», чтобы уехать на тоннельный уровень. Кабина бесшумно заскользила вниз. Джастин молил Бога, чтобы по дороге лифт не остановил кто-нибудь еще.

– Джастин…

В ответ паренек толкнул брата к стене и прижал к холодному пластику – несмотря на то, что Грант был выше его на целую голову.

– Тихо, – распорядился Уоррик. – Это приказ. Ни слова. Понял?

Он не говорил с братом в подобном тоне. Никогда. Джастина трясло. Стиснув зубы, Грант напряженно кивнул. Лифт остановился, и перед беглецами открылось сплетение разбегавшихся в разные стороны скупо освещенных бетонных тоннелей. Джастин выволок ази из лифта и снова прижал к стене. И тотчас ощутил небольшой прилив уверенности.

– А теперь слушай. Мы уходим в город…

– Я…

– Слушай меня. Я хочу, чтобы ты отключился. Глубоко и на всю дорогу. Прямо сейчас. Давай. И веди себя так все время. Это приказ, Грант. До сих пор тебе не доводилось выполнять мои приказы, а теперь, будь добр, сделай это! Прямо сейчас, уяснил?

Судорожно глотнув, Грант пришел-таки в требуемое братом состояние, сделав два глубоких вдоха.

Все, конец панике. «Отлично, – одобрил Джастин. – Надень пальто и иди за мной!»

Беглецы снова вошли в лифт – на сей раз в другой – и поднялись в старейший в Ресионе административный блок. Далее путь лежал к старомодным кухням административного крыла, где вовсю трудилась ночная смена, моя обеденную посуду и готовя завтрак для утренней смены. То был известный всем ресионским детям маршрут – каждый сорванец хоть раз в жизни да убегал за пределы комплекса через огнедышащие кухни, где кондиционеры бессильны были побороть зной, где повара из поколения в поколение распахивали настежь двери, подпирая их мусорными бачками, дабы в кухни просачивалось хоть немного свежего воздуха. Работавшие в кухне никогда не сообщали о юных беглецах, если только их не расспрашивали об этом специально. Начальство и не думало пресекать эту практику: молодые прогульщики уходили при свидетелях, которые теперь могли подтвердить: да, Джастин Уоррик и его ази действительно вышли вон через ту дверь…

Но сначала беглецов должны были хватиться.

Джастин сделал выразительный знак одному из работавших в кухне ази, требуя молчания. Ази смотрел удивленно и обеспокоено. Тревога ази была вполне объяснима: эти беглецы были старше тех, что обычно уходили через кухню, да и час был уже поздний.

Миновав выстроившиеся в ряд мусорные баки, братья спустились по ступенькам в холодную тьму.

Грант догнал брата у сарая, где хранились насосы. Сарай был первым укрытием на холме над дорогой.

– Сейчас спустимся с холма, – пояснил Джастин. – А потом возьмем лодку.

– А как быть с Джорданом? – не удержался ази.

– Ему ничего не грозит. Идем же!

Джастин кинулся вниз, и брат последовал за ним. Уоррики перебежали через дорогу. Добравшись до освещенного участка возле складов, мастерских и улиц нижнего Города, братья перешли на шаг. По периметру территории неспешно расхаживали несколько бодрствовавших в этот час охранников, причем заботили стражей заборы и погода, а не двое молодых людей, направлявшихся из Дома в сторону дороги на аэропорт. Пекарня и мельницы работали по ночам на полную мощь, однако Уоррики были слишком далеко, чтобы ночные смены могли их увидеть. Наконец позади осталось последнее строение.

– Джордан связался с Мерильдом? – спросил Грант.

– Положись на меня – я знаю, что делаю.

– Джастин…

– Грант, я же сказал – заткнись!

Беглецы достигли аэропорта. Посадочные огни в этот час не горели, однако маяк продолжал посылать в окутанный сумерками мир пульсирующие световые сигналы. Вдали виднелись силуэты грузовых складов и большого ангара «Ресион-эйр», ярко освещенные. Техперсонал и грузчики вовсю трудились, обслуживая коммерческий самолет.

– Джастин – он в курсе?

– Он все уладит. Идем! – Джастин снова побежал, не давая брату возможности задать очередной вопрос. Теперь беглецы двигались по дороге, пересекавшей конец взлетно-посадочной полосы, к причалу, где на берегу выстроились в ряд портовые пакгаузы.

Среди пакгаузов притулился крохотный лодочный сарай – его дверь никогда не запиралась. В этом просто не было необходимости. Толкнув легкую дверцу щитового домика, Джастин шагнул внутрь, непроизвольно вздрогнув от душераздирающего скрипа несмазанных петель. Под ногами негромко гудела железная решетка. Вода плескалась о пристань и сходни, очертания лодок влажно поблескивали в сочившемся сквозь оконца лунном свете. Резко пахло речной сыростью, машинным маслом. И было очень холодно.

– Джастин, – снова забормотал Грант, – ради Бога…

– Все в порядке. Теперь ты уйдешь тем путем, о котором мы условились.

– Я должен уйти…

– Да, ты. Я остаюсь.

– Ты с ума сошел! Джастин!

Джастин запрыгнул в первую попавшуюся лодку, распахнул дверцу в трюм, оставив взволнованному брату единственную возможность – последовать за ним.

– Джастин, если останешься, тебя могут арестовать!

– А если я вытащу тебя отсюда, мне уже точно не видать лицензии на право работы с тобою, и ты это прекрасно понимаешь. Поэтому заранее договоримся: меня здесь не было. Я ничего не знаю. Я вернусь к себе и буду твердить, будто не выходил из комнаты. В самом деле, откуда мне знать, куда ты подевался? Может, скажу, тебя слопала платитера, получив несварение желудка. – Щелкнув выключателем, Уоррик проверил показания приборов, нажал несколько кнопок. – Готово. Лодка заправлена, батареи заряжены. Какие исполнительные работники: все исправно и в рабочем состоянии!

– Джастин… – молвил ази дрожащим голосом. Возле воды было еще холоднее, и юноша сунул руки в карманы. – Послушай, давай трезво взглянем на вещи! Я – ази. С детства приучен к обучающим лентам. Даже если она начнет пробовать на мне новую обучающую ленту, я выдержу. Я просто разорву структуру в куски и скажу, были в ней «жучки» или нет…

– Черта с два ты выдержишь!

– Ее тесты выдержу, а мой Контракт она все равно не перерубит, такого кода просто нет. Я точно знаю, что нет. Джастин, я ведь знаю свою систему. Давай бросим эту затею, пока не поздно, и вернемся. Может, придумаем что-нибудь получше. Если положение ухудшится, мы всегда сможем прибегнуть к этой возможности.

– Заткнись и слушай. Вспомни, как мы все спланировали: первая цепочка огней справа – все еще Ресион, станция очистки воздуха номер десять на пристани. Чуть дальше слева – уже огни Моривилля. Если поплывешь быстро и не ошибешься, проскочишь благополучно, прежде чем Ари хватится тебя. А ночь сегодня ясная. Не забудь, что плыть нужно строго по центру канала – только так не напорешься на решетку. Ради Бога – будь осторожен, не наскочи на корягу! Возле Кенниката течение бьет слева. Повернешь туда, через пару-тройку часов увидишь огни – это и есть Кругерс. Скажешь им, кто ты такой, и передашь это. – Наклонясь, Джастин нацарапал в укрепленном под приборным щитком блокноте номер. Под номером подписал: «Мерильд». – Попроси их связаться с Мерильдом, причем сразу же, независимо от времени. Как только прибудет Мерильд, скажи, что Ариана использует меня, чтобы шантажировать Джордана. И все, с него достаточно. Скажи, что сам я не могу приехать, пока отец не на свободе, но я должен был выручить тебя. С Джордана хватит и одного заложника! Понял?

– Да, – покорно, как подобает ази, отозвался Грант. – Да.

– Кругерсы тебя не предадут. Передай, что в случае необходимости лодку можно затопить. Она все равно принадлежит Эмори. Остальное сделает Мерильд.

– Ари вызовет полицию.

– Ну и замечательно! Пусть вызывает. Только не проскочи мимо Кенниката. Если такое вдруг случится, то следующее надежное место называется Эвери – до него ночь ходу. Может, чуть больше. Тогда Ариана получит возможность перехватить тебя по пути. Кроме того, в этом случае ты нарушишь сайтинские законы и полиция возьмет тебя в оборот. Что это означает, ты знаешь не хуже меня. Так что ищи только Кругерсов. – Джастин в слабом лунном свете всмотрелся брату в лицо и только теперь понял, что, возможно, никогда уже его не увидит. – Будь осторожен. Бога ради, будь осторожен.

– Джастин, – Грант обнял брата, – это ты будь осторожнее. Пожалуйста…

– Я должен вызволить тебя отсюда. Не забудь спустить паруса. Все, пошел!

– Но другая лодка… – растерялся Грант.

– О ней я позабочусь. Плыви! – обернувшись, Джастин выскочил за дверь, прыгнул на причал. Железная решетка загудела под его ногами. Отвязав лодку, юноша бросил канат на нос судна, одновременно резко оттолкнув его от пристани. Заскрежетав по железу, лодка неохотно отплыла в темноту.

Суденышко несколько раз повернулось вокруг своей оси и, попав в течение, поплыла прочь по фарватеру, рыская из стороны в сторону.

Вскрыв вторую лодку, Джастин откинул крышку двигателя.

Мотор был оснащен электронным стартером. Вытянув блок управления, Уоррик-младший водворил крышку на место, захлопнул за собой люк, выбросил блок управления в воду. Прыжок – и юноша снова оказался на железной решетке.

Вдалеке зачихал мотор лодки Гранта.

Довольный проделанной работой, Джастин решил возвращаться домой.

Захлопнув дверь лодочного сарая, он бросился бежать со всех ног. Оставаться на берегу реки было опасно – как опасно было блуждать в темноте даже в не столь тщательно охраняемых местах, ибо легко можно было попасть в беду: набрести на хищника, запутаться в коварно спрятавшемся в ложбинке плотоядном растении, надышаться витавшей в воздухе дряни. Джастин всеми силами старался не думать о худшем. Он бежал до тех пор, пока не закололо в боку. И лишь выйдя на дорогу, Уоррик-младший перешел на шаг.

Джастин не верил тишине – она казалась обманчивой. Юноше то и дело казалось, что кто-нибудь из работавших в ночную смену заметил отошедшую от причала лодку или услышал рев мотора. Впрочем, в ангарах постоянно стоял шум. Возможно, рев лодки Гранта потонул в грохоте и лязге. А может, случайные свидетели решили, будто то была проходящая лодка – откуда-нибудь с Моривилля или Верхней Волги. К тому же яркий свет мог помешать работавшим увидеть лодку с беглецом.

До сих пор судьба была благосклонна к братьям.

Благосклонна до того момента, когда Джастин, добравшись до корпуса, с ужасом обнаружил, что дверь в кухню заперта.

Опустившись на ступени, Уоррик-младший погрузился в размышления, стуча зубами и мучительно пытаясь найти выход из положения. Он надеялся, что лодка Гранта успела отойти достаточно далеко. Однако, если его застигнут сидящим на ступеньках, рассудил юноша, Ариана поймет, что все было спланировано заранее.

Если он своим поведением натолкнет врагов на такую мысль.

Тогда отвечать придется Джордану.

Но выбора не было: Джастину оставалось только воспользоваться собственным ключом и справиться с охранной системой, которая в этот час была уже запущена.

В коридоре неподалеку от кухни он столкнулся с охраной.

– Господин, – осведомился ази-начальник патруля, – откуда вы идете?

– Просто решил прогуляться, – отмахнулся юноша. – Вот и все. Выпил лишнего, и пришлось выйти подышать свежим воздухом.

Ази немедленно связался со штабом караула, сообщая о происшествии. Джастин уставился на ази, ежесекундно ожидая громогласного ответа по рации, от которого лицо ази изменилось бы до неузнаваемости. Но все обошлось – кивнув, охранник пожелал Уоррику-младшему приятного отдыха и отпустил с миром.

Чувствуя предательскую слабость в коленях, паренек поднялся на лифте на нужный уровень и неспешно направился домой.

Едва Джастин вошел к себе в квартиру, как зажегся свет и мелодичный голос Памяти сообщил: «В ваше отсутствие в квартиру не входили».

Он прошел в комнату брата. Первым делом Джастин собрал оставленные Грантом вещи, которые тотчас принялся вешать обратно в шкафы и укладывать в ящики. Среди прочего ему вдруг попалась памятная безделушка – блестящая сувенирная модель грузового корабля «Киттихок», которую он привез в свое время Гранту из Новгорода. Гранту в тот раз не позволили слетать в столицу. Тут же сиротливо лежала фотография: братья Уоррик в четыре года, худой светлокожий Грант с ярко-рыжими волосами, а сам Джастин в дурацкой шляпе, которая, как тогда казалось, делала его взрослым. Братьев запечатлели за работой в саду вместе с ази. Вторая фотография была сделана позднее – братьям тогда исполнилось по десять лет, и сняли их сидящими на заборе, за которым размещались вольеры с разной живностью. Джастин и Грант сидели на заборе, точно голуби на насесте, подперев ладошками подбородки и глупо ухмыляясь.

Боже! Джастину показалось, будто ему отрезали руку или ногу, хотя потрясение еще не успело как следует затронуть рассудок. Но душа Джастина уже была уязвлена, и он понимал – дальше будет еще хуже.

Молодой человек не сомневался, что очень скоро доктор Эмори вызовет его к себе.

Он снова вернулся в гостиную, опустился на кушетку, сложил руки на груди и принялся разглядывать полированный столик с замысловатым рисунком на столешнице. Однако и с открытыми, и с закрытыми глазами он видел лишь одно – реку и ускользавшую вдаль лодку.

А думать мог только об Ари.

«Только Грант?» – обязательно спросит Мерильд, получив сообщение по телефону. Мерильд воспримет сигнал тревоги как надо. Мерильд попытается связаться с Ресионом и переговорить с Джорданом, а Джастин не мог позволить себе такую роскошь, ибо в настоящий момент должен был обеспечить себе сносное алиби. Возможно, Грант расскажет Мерильду достаточно, но если до отца дойдет от Гранта, или Мерильда, или даже от самой Ари хоть что-то о его, Джастина, отношениях с начальницей, Джордан обязательно сорвется.

Нет – отец слишком осторожен, чтобы совершать необдуманные поступки.

А время шло. Джастину стало казаться, что в квартире так же холодно, как и на улице; его так и подмывало лечь в постель, отгородиться от внешнего мира, однако вместо этого он попросил Память поднять температуру в квартире и остался сидеть в гостиной, опасаясь пропустить сообщение Памяти.

Но сообщения все не было.

Маленькие лодочки выходили из порта, так и не добравшись до пункта назначения – подобное случалось даже с куда более опытными водителями.

Джастин вновь и вновь анализировал проделанное, проверяя каждый шаг десятки раз. А потом его стал одолевать соблазн позвонить отцу и все ему рассказать.

Нет, сказал себе Уоррик-младший. Он сам уладит все с Ари. Джордану нужна помощь, и его незнание – единственный выход из создавшегося положения.

4

В небе пролетел самолет, и даже рокот лодочного мотора не смог заглушить гул его турбин. Ладони юноши взмокли. Он направлял суденышко по реке, строго держась середины, и невысокая скорость лодки чуточку увеличивалась – он плыл по течению. Огней беглец так и не зажег – даже крохотный проблесковый фонарик на приборном щитке не горел: больше всего Грант страшился быть обнаруженным. Сейчас паренек не осмеливался даже увеличить скорость, чтобы усилившийся рев мотора и более четкий пенный след не навели на него преследователей.

Пролетев, самолет скрылся во мраке.

Однако вскоре крылатая машина, развернувшись, снова закружила над рекой: Грант хорошо видел, как по темной поверхности воды позади него полоснул луч прожектора.

Не заботясь более о маскировке, беглец включил двигатель на полную мощность; лодка тотчас задрожала и, разрезая волну надвое, стремительно понеслась вперед, задрав нос кверху. Рев мотора уже не смущал ази, как не смущали и скрытые под водой полузатопленные коряги, погубившие на Новой Волге не одно судно.

Если они выслали из Моривилля или с другого конца Ресиона лодки и если у кого-нибудь из преследователей есть оружие, то пули без труда пробьют легкую обшивку корпуса. Даже если не подстрелят его, то легко выведут из строя саму лодку, угодив в приборный щиток или топливный бак, рассуждал беглый ази. Впрочем, преследователи наверняка предпочтут как-либо задержать лодку, продырявить ее… Грант был уверен, что преследователи, при возможности, не станут убивать его.

Грант не хотел вредить брату: теперь его главной задачей было не дать себя использовать против Джастина или Джордана. Кроме того, даже ази имеет право на любовь к себе…

Самолет теперь рокотал над его головой, нестерпимо яркий свет выхватывал из спасительного мрака куски кормы, неудержимым потоком лился в иллюминаторы. Через мгновение луч скользнул в сторону, оставив ази полуослепленным. Выглянув в иллюминатор, юноша увидел, как луч с самолета шарит по деревьям на дальнем берегу, серая листва отчетливо светлела на фоне угольно-черной ночи.

Неожиданно лодка вильнула в сторону, и освещенный берег тотчас оказался с другого борта. Первой мыслью было – отломился винт, но сама собой пришла спасительная догадка: Грант понял, что, направляемый течением, свернул в нужный приток. То был приток Новой Волги Кенникат, о котором предупреждал Джастин.

Все еще ослепленный ярким лучом – тот заскользил по лесистому берегу – Грант натянул шлем. Однако опасность миновала. Теперь случись что, юноша мог сойти на берег. Впрочем, света он так и не зажег.

Затем спереди надвинулись темные берега, на фоне ночного неба и отражающей свет звезд воды отчетливо виднелись высокие деревья.

Ази повернул к берегу, и лодка затряслась, выруливая на мелководье и царапая килем песок. Резкий удар бросил юношу вперед…

Придя в себя, Грант обнаружил, что лежит на приборном щитке в окружении всевозможного лодочного оборудования. Впереди чернела непроницаемая стена.

Что-то звякнуло о корму и проскрежетало вдоль левого борта. Коряга. Коряга или песчаная отмель. Но опасность миновала – впереди снова блеснула вода, и Грант начал молить Бога, чтобы после перенесенной передряги это оказался все-таки Кенникат, а не все та же Новая Волга. Пока он был не в состоянии ориентироваться. Черная вода, подсвеченная звездами, повсюду выглядела одинаково.

Беглый ази позволил себе на мгновение включить подсветку на приборном щитке, чтобы свериться с компасом. Стрелка компаса указывала на северо-восток. Русло Волги вполне могло змеиться в том же направлении, однако Грант все же решил, что попал в нужный приток. Самолет больше не возвращался. Возможно, головокружительный поворот лодки сбил летчика с толку, к тому же беглец предусмотрительно отключил датчик, по которому преследователи могли определить его местонахождение. Ариана обладала достаточной властью, чтобы поднять по тревоге всю станцию Сайтин, а установленный на самолете датчик мог самостоятельно направлять работу действовавших геосинхронно спутников наблюдения. Однако Грант знал, что локаторы не могут причинить ему вреда, а он в состоянии ускользнуть от преследователей, вышедших на лодках из Моривилля или откуда-нибудь ниже по течению.

Первая цепочка огней, предупредил Джастин. Потом еще два-три часа пути вверх по реке, причем берега должны выглядеть пустынными. Станция Кругерсов – всего лишь сильно автоматизированный шахтерский поселок, где все было взаимосвязано: ази, которых принимали на работу Кругерсы, всего лишь за год обзаводились документами, переводившими их в разряд КВ, плюс пакетом акций шахт Кругерсов. О таком безумном везении можно было лишь грезить, и ази зачастую перешептывались о благословенном месте, не веря, что оно существует. Если зарекомендовать себя как положено…

И обладать при этом соответствующим Контрактом.

Однако семнадцатилетнему ази с приставкой «Х» к личному номеру не следовало даже мечтать ни о чем подобном; обретенный за время жизни в Ресионе опыт подсказывал юноше, что брат сделал ради него нечто из ряда вон выходящее…

Джастин уверял, будто Кругерсы радушно примут любого Уоррика – даже если тот ази и обладает действующим Контрактом, однако Грант сильно сомневался в душевной широте Кругерсов – с чего это им вдруг принимать обычного ази?

Чем больше Грант размышлял над положением, в котором оказался, тем сильнее становилась его растерянность. Ази понимал, что не представляет для Кругерсов особой ценности, разве что его знания обстановки в Ресионе, Арианы и проблемы с Уорриками могли кому-нибудь пригодиться. Наверняка найдутся охотники за этой информацией, рассудил беглец, и они потребуют выложить все.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.