Королева спешно послала за своим советником по таким вопросам Фрэнсисом Бэконом. Нельзя ли начать преследование этого Хейуорда, обвинив его в государственной измене? Будущий лорд-канцлер и знаменитый философ сначала попытался отделаться шуткой: Хейуорда следует преследовать не за измену, а за грабеж, он совершенно обокрал Тацита. Но раздраженная Елизавета не сразу дала себя успокоить, раздумывая, не подвергнуть ли пытке наглого писаку, чтобы дознаться до его намерений. Хейуорд мог благодарить счастливую звезду, что отделался лишь заключением в Тауэр, где он оставался до смерти королевы. Сочинение Хейуорда, понятно, было сразу запрещено…

В Ирландии Эссекс не добился успехов и приписал неудачу тайным проискам врагов. В разговорах со своими приближенными он обсуждал стоявшую перед ним альтернативу — продолжать ирландскую войну в надежде стяжать лавры или вернуться с армией в Лондон, чтобы, подавив оппозицию, стать фактическим правителем Англии. С характерной для него слабостью, овладевавшей им как раз в самые критические моменты, Эссекс не решился ни на то, ни на другое. Вместо этого он, оставив армию, прибыл 28 сентября 1599 года в Лондон. Нарушая все придворные приличия, он в запыленной дорожной одежде ворвался в апартаменты королевы. Скрыв негодование, Елизавета произнесла несколько благожелательных фраз, но, как только Эссекс удалился, дала волю своему гневу. Граф был немедленно отстранен от всех должностей и взят под арест, который длился почти целый год.

Взамен Эссекса лорд-наместником Ирландии Елизавета назначила его друга Маунтжоя. Тот отправился к месту назначения, договорившись с Эссексом возобновить начатую несколько лет назад переписку с шотландским королем. Целью ее было убедить сына Марии Стюарт, что партия Сесила настроена против плана возведения Якова на английский престол после смерти Елизаветы и что шотландский король, объединив свои силы с войсками Маунтжоя, должен двинуться на Лондон и заставить Елизавету вручить Эссексу бразды правления. Осторожный и недоверчивый Яков не одобрил столь отчаянного проекта. Весной 1600 года Саутгемптон снова отправился в Ирландию с письмом от Эссекса, предлагавшего высадить армию Маунтжоя в Англии, даже если Яков предпочтет остаться в стороне. Однако к этому времени изменились взгляды самого Маунтжоя. Добившись известных успехов, он, думая о своей военной карьере, решил отделить свою судьбу от участи бывшего друга и союзника. «Для удовлетворения личного честолюбия Эссекса, — заявил Маунтжой Саутгемптону, — я не намерен вступать в подобное предприятие». А в Дондоне наряду с Сесилом ярым врагом Эссекса стал Уолтер Ралей. Суровый солдат и придворный, не брезгливый в средствах, когда дело шло о личном продвижении, Уолтер Ралей вместе с тем был искренним поклонником литературы, любителем философии, проявлял горячий, неподдельный интерес к науке.

Ралею приписывали создание тайной «Школы тьмы» — кружка друзей, которому его враги или просто суеверные горожане приписывали едва ли не характер сборища адептов черной магии и последователей дьявола. Глава английских иезуитов Роберт Парсонс со злобой писал, что в «школе атеизма, основанной сэром Уолтером Ралеем… Моисей и наш Спаситель (Христос), Старый и Новый завет подвергались осмеянию, и ученых обучают произносить имя господа наоборот». В кружок Ралея, по различным сведениям, входили известный математик Томас Гарриот, оксфордский ученый и мореплаватель Доуренс Кеймис, Кристофер Марло и другой поэт, Джордж Чэпнэн, видные аристократы, такие, как увлекавшийся астрологией и алхимией граф Нортумберленд, Фердинанд лорд Дерби. В их числе был и Джордж лорд Гуд-сон; он, а еще ранее его отец в качестве лорд-камергера являлись официальными покровителями труппы актеров, участником и драматургом которой был Уильям Шекспир. Возможно, что в его пьесе «Потерянные усилия любви» осмеяна «Школа тьмы» Ралея.

…В марте 1600 года, когда Эссексу разрешили вернуться в свой лондонский дворец, где он формально ещё оставался под домашним арестом, его враги сочли, что настало время нанести новый удар. ещё в феврале Ралей писал Роберту Сесилу: «Если Вы послушаетесь разных добрых советов проявить снисходительность к этому тирану, Вы раскаетесь, но будет поздно… Не теряйте своего преимущества, иначе я предвижу Вашу судьбу». В своем письме Ралей, делая вежливую оговорку, что он не считает себя «достаточно мудрым» для советов Роберту Сесилу, нечаянно высказал самую несомненную истину. Даже этому опытному солдату, соединявшему в себе способности придворного и блестящего ученого, было далеко до такого виртуоза, как Роберт Сесил. Сын лорда Берли отлично видел, что любая попытка ускорить события, оказывая нажим на Елизавету, может лишь нарушить постепенно укреплявшуюся у нее решимость отделаться от ставшего опасным ее бывшего фаворита. А пока к такому выводу королеву осторожно подталкивал постоянно повторявший о неизменности своих чувств к прежнему благодетелю Эссексу Фрэнсис Бэкон (в это время по трезвому расчету перешедший в лагерь Сесила).

В июне 1600 года Эссекса вызвали на заседание Звездной палаты, где ему было предъявлено много обвинений, в том числе принятие посвящения, которое Хейуорд предпослал своей книге. Вердикт судилища гласил: заключение в Тауэре, выплата огромного штрафа. Королева не утвердила приговора, а 26 августа графу было объявлено о монаршей милости. Он был освобожден из-под домашнего ареста, но ему запрещалось появляться при дворе. Бывший фаворит говорил о желании удалиться от треволнений столичной жизни, о прелести сельского уединения, о стремлении уехать куда-нибудь подальше от Лондона. Но тут последовал еще один удар.

В октябре Эссекса лишили права сбора таможенных пошлин с импортных вин — той статьи дохода, которая только и позволяла ему содержать огромный штат пажей, слуг и приближенных, включая авантюристов всех мастей. Эссекс разом отбросил все мысли о сельском уединении. Сесил, осведомленный через своих шпионов, вскоре сообщил королеве об обидных высказываниях графа по ее адресу. Вокруг Эссекса сгруппировались недовольные, честолюбцы, искатели приключений, поднявшие громкий крик об оскорблениях, наносимых английскому герою тайными сторонниками «испанца». Эссекс убедил себя, что Сесил и Ралей составили заговор, чтобы убить его и сделать преемницей Елизаветы испанскую инфанту, дочь Филиппа II. Граф, вероятно, еще рассчитывал на поддержку Якова и совершенно напрасно. А когда (уже после провала заговора) посланцы шотландского короля прибыли в Лондон, Роберт Сесил сумел быстро договориться с ними, вступить в тайную переписку с Яковом и обеспечить свое положение после вступления его на английский престол.

Программа Эссекса, видимо, включала возведение на трон Якова, изменение состава тайного совета, реформу государственной англиканской церкви в более радикальном — пресвитерианском — духе и вместе с тем известную терпимость в отношении католиков.

Во вторник, 3 февраля, заговорщики выработали план: неожиданно захватить правительственное здание Уайт-холл, арестовать Сесила и Ралея, созвать парламент и публично осудить их. Королева, по мысли сторонников Эссекса, была бы вынуждена санкционировать действия победителей. В пятницу, 6 февраля, и последовала просьба сэра Чарльза Денверса, сэра Джоселина Перси и сэра Джелли Меррика труппе лорд-камергера сыграть пьесу Шекспира «Ричард II». Они не могли не учитывать, что память о свержении и убийстве Ричарда II была оживлена не только представлением этой пьесы несколько лет назад, но и недавним изданием книги Хейуорда, посвященной той же, теперь запретной теме.

Конечно, столь явная политическая демонстрация немедленно стала известна тайному совету. Вернее, благодаря своим лазутчикам члены его были вполне в курсе приготовлений заговорщиков. Еще утром в субботу Эссексу было передано королевское повеление немедленно прибыть на заседание совета. Граф отказался, сославшись на тяжелую болезнь. Ранним утром в воскресенье во дворец графа Эссекс-хауз явились четверо высших сановников, посланных тайным советом. Их встретила возбужденная толпа заговорщиков. Лорды заявили, что пришли выяснить, чем вызвано это беспорядочное сборище. В ответ посыпались угрозы. Спасая посланцев совета от расправы на месте, Эссекс увел их в свою библиотеку, где предложил оставаться до того, как он проведет консультации с лондонским лорд-мэром и шерифами. К двери были приставлены часовые.

Заговорщики поняли, что дальнейшее промедление лишит их всяких шансов на успех. Более 200 молодых дворян со своими слугами, вооруженных большей частью лишь шпагами, шумной толпой двинулись вдоль одной из центральных улиц — Стренда, а потом Флит-стрит в направлении Сити, рассчитывая найти там поддержку. Однако даже шериф Смит, на которого заговорщики возлагали особые надежды, поспешил ретироваться; его примеру последовал и лорд-мэр. Призывы сторонников Эссекса натолкнулись на пассивность и смущенное молчание. Тем временем пришло известие, что лорд Берли, сводный брат Роберта Сесила, тут же, в Сити, объявил Эссекса изменником и мятежником, что приближается лорд-адмирал Ноттингем с большим военным отрядом, что путь к Уайт-холлу забаррикадирован и хорошо охраняется. Действительно, лондонский епископ и граф Кэмберленд, прибыв с вооруженной свитой, остановили проезжего офицера сэра Джона Ливсона и убедили его принять командование над их людьми. Опытный военный быстро организовал нечто подобное правильной обороне улиц. Эссекс и его друзья, потеряв надежду на поддержку Сити, сами двинулись к Уайт-холлу. Тщетные попытки убедить Ливсона перейти на сторону заговорщиков, вооруженные стычки, стоившие нескольких человеческих жизней, — и заговорщики, ряды которых заметно поредели, отступили, укрывшись в своем последнем убежище — Эссекс-хаузе. Там они узнали, что находившиеся в качестве заложников лорды — представители тайного совета — освобождены. Вскоре дворец Эссекса был окружен со всех сторон королевскими войсками. Возникла перестрелка. Нечего было думать о том, что удастся выдержать сколько-нибудь длительную осаду, если только королевские войска подтянут артиллерию. К тому же в Эссекс-хаузе находились жена и сестра графа и другие женщины. Хозяин дворца в сопровождении нескольких друзей появился на крыше. Саутгемптон вступил в переговоры с осаждавшими, среди которых был его кузен Роберт Сидней, убеждая их, что Эссекс не имел никаких дурных намерений против королевы, он лишь хотел защитить свою жизнь от врагов, а сдаться означает для обитателей замка попасть в руки Сесила.

В конечном счете совсем упавший духом Эссекс согласился сложить оружие при условии, что он и его друзья будут рассматриваться как благородные пленники, что лорд-адмирал точно передаст королеве все сказанное ими, что их будут судить честным судом и во время пребывания в тюрьме разрешат беседовать с их капелланами. Против всего этого у лорд-адмирала не нашлось возражений; Эссекс сдался королевским солдатам, предварительно уничтожив свои секретные бумаги, включая переписку с шотландским королем. Было арестовано свыше 100 человек. Власти в течение некоторого времени опасались повторной попытки мятежа со стороны сторонников Эссекса. Через четыре дня после восстания приближенный Эссекса капитан Томас Ли составил план захвата королевы, чтобы заставить ее подписать приказ об освобождении арестованных заговорщиков. Ли был предан теми, с кем он поделился своими намерениями, схвачен и спустя трое суток приговорен к смерти. Незадолго до начала суда над Эссексом священники повсеместно в соответствии с инструкцией, полученной от начальства, читали проповеди, осуждавшие мятеж, проводя при этом параллель с заговором против Ричарда II.

Суд над Эссексом и Саутгемптоном, по желанию королевы, настаивавшей на скорейшем разбирательстве дела, был назначен на 18 февраля. При этом было решено не упоминать о связях Эссекса ни с Маунтжоем, услуги которого в Ирландии оказались столь ценными для правительства, ни с шотландским королем. Членами суда должны были быть лица, равные Эссексу по титулу. Это нисколько не облегчало положение обвиняемого, поскольку он не имел права отводить никого из состава суда, а для вынесения приговора было достаточно не единодушного решения, а простого большинства.

В отличие от многих других политических процессов, когда власти стремились убедить население в виновности подсудимых, здесь в таком доказательстве не было нужды. Действия Эссекса и его последователей в воскресенье 8 февраля, безусловно, являлись по тогдашним законам государственной изменой вне зависимости от намерений графа. В свидетелях не было недостатка. В их числе был и лорд верховный судья Попем, задержанный в начале мятежа в доме Эссекса. Один из заговорщиков, сэр Фердинандо Горгес, ещё ранее выдавший их секреты, подтвердил на суде мятежные намерения Эссекса. Показания других арестованных выявили многое из его планов. Утверждение Эссекса, что признания были сделаны из страха перед пытками, не опровергало того, что в этих признаниях излагались действительные намерения конспираторов.

Обвинение стремилось доказать наличие заранее подготовленного заговора, хотя при этом пришлось отказаться от наиболее веских доказательств — изменнических связей с ирландским наместником и королем Шотландии. Проводя эту линию, генеральный прокурор Эдвард Кок совершил обычную для него тактическую ошибку. Грубые оскорбления, которыми он осыпал Эссекса, могли послужить лишь на пользу обвиняемому. Воспользовавшись промахами Кока, Эссекс заставил вызвать в качестве свидетеля Ралея, которого обвинял в покушении на его жизнь. Позднее в ходе заседания Эссекс публично уличал Сесила в намерении за взятки передать престол после смерти Елизаветы испанской инфанте. Сесил, скрытый за занавесом и наблюдавший за ходом процесса, поспешил выступить вперед, и, опустившись на колени, попросил у суда разрешения «очиститься от возведенного на него обвинения». Эссекс должен был назвать имя того, кто сообщил ему об измене Сесила. Это был дядя подсудимого сэр Уильям Ноллис, который, будучи вызванным в суд, поспешил дать показания в пользу министра. По словам Ноллиса, Сесил лишь показал ему книгу, где говорилось о преимущественных правах инфанты на английский престол. Однако этот эпизод не прошел бесследно. Сесил, конечно, не собирался совершать такую глупость, как передавать корону в руки испанцев: он давно решил, что наследовать Елизавете должен шотландский король. Не могли и судьи тогда предполагать, что пройдет всего четыре года, и уже после воцарения Якова почтенный министр найдет разумным получать ежегодную пенсию от Мадридского двора. Но и не обладая вешим даром, не стоило труда догадаться, что от хитроумного Сесила можно было ждать чего угодно.

Кузен министр Фрэнсис Бэкон поспешил выправить неудобное положение, в котором оказалось обвинение. Для доказательства преступных намерений Эссекса Бэкон сравнил его с афинским тираном Пизистратом и, главное, с герцогом Гизом, который всего за какое-нибудь десятилетие до этого поднял парижскую толпу против короля Генриха III. То была поистине по достоинству оцененная Елизаветой и Сесилом убийственная для Эссекса параллель, аналогия, опровергавшая главный довод подсудимого. Ведь Эссекс уверял, будто собирался лишь свести счеты с личными врагами, иначе ему нетрудно было бы собрать большие силы. Напрасно обвиняемый ссылался на то, что сам Бэкон по его, Эссекса, просьбе и от его имени писал письма королеве. «Письма были совершенно невинного содержания», — парировал этот выпад Бэкон. «Я потратил больше времени на тщетные попытки изыскать способ сделать графа хорошим слугой королевы и государства, чем на что-либо другое», — добавил он.

Утверждение Саутгемптона, которого судили вместе с Эссексом, что они не собирались причинять вреда королеве, послужило Коку удобным поводом для риторического вопроса: «Долго ли оставался в живых король Ричард II после того, как его захватили врасплох таким же образом?»

После вынесения обычного приговора — «квалифицированная» казнь — Эссекс был отведен обратно в Тауэр. Там долго не изменявшая ему выдержка покинула его. Пуританский исповедник, воспользовавшись его страхом перед адом, усилил в нем покаянное настроение. Эссекс объявил о намерении сделать полное признание перед членами тайного совета. Он обвинял всех: своих приближенных, Маунтжоя, даже сестру, что они подстрекали его и превратили в самого гнусного и неблагодарного изменника. Если Эссекс рассчитывал как-то разжалобить свою бывшую коронованную любовницу, то это была еще одна, последняя, ошибка.

19 февраля был вынесен приговор, на 25-е назначена казнь. Кажется, это был едва ли не единственный случай, когда при принятии важного решения Елизавета почти не колебалась. Почти — потому что 23 февраля все же последовал приказ об отсрочке казни, отмененный уже на следующий день. В этот день актеры труппы лорд-камергера дали спектакль в правительственном дворце Уайт-холле. Неизвестно, ставилась ли пьеса Шекспира, но это во всяком случае была не драма «Ричард II». Эссекса избавили от «квалифицированной» казни и разрешили ему сложить голову на лужайке в Тауэре, а не на лобном месте среди шумной городской толпы. На эшафоте Эссекс снова повторял, что не собирался причинять вред королеве. Палач отрубил ему голову «тремя ударами, уже первый из которых оказался смертельным, совершенно лишив сознания и движения», — сообщалось в докладе Сесилу. Среди представителей властей, наблюдавших за казнью, находился в качестве капитана гвардии и Ралей. Вначале он стоял совсем близко, ожидая, что осужденный обратится к нему в своей предсмертной речи. Однако вскоре, брезгливо отстранившись от других присутствовавших, которые всячески старались доказать свою лояльность бранью по адресу осужденного, ушел в здание Белого Тауэра. Оттуда из окна он следил за окончанием кровавого зрелища. Вряд ли ему при этом предвиделась собственная, не менее страшная участь. Ралей ведь и позднее не догадывался, что, напуганный ростом его влияния, Сесил поспешил, завязав переписку с Яковом, представить своего друга ярым противником передачи престола шотландскому королю. Министру удалось добиться желанной цели — вложить в душу Якова страх и ненависть к Ралею, которые принесли потом свои плоды. После казни Эссекса Фрэнсис Бэкон получил за свои заслуги 1200 ф. ст. Придворные забрасывали Сесила просьбами о передаче им части, пусть самой малой, имущества, оставшегося после мятежника и шестерых его приближенных, включая сэра Джелли Меррика, которые также сложили головы на плахе.

Саутгемптон держался мужественно и даже не последовал совету Эссекса полностью признаться и раскаяться. Его процесс, как и процесс Эссекса, мог считаться по тем временам проводившимся без нарушения законности. Это связано прежде всего с тем, что у правительства имелось достаточно доказательств виновности подсудимого и не было нужды прибегать к явным подтасовкам фактов. Саутгемптону был вынесен смертный приговор, который королева по предложению Сесила заменила пожизненным заключением в Тауэре. В глазах закона осужденный считался мертвым, документы упоминают о нем как о «покойном графе». Саутгемптон оставался в Тауэре до воцарения Якова, другие знатные заговорщики были выпущены из тюрьмы после уплаты огромных разорительных штрафов.

Труппа Шекспира имела давние связи с Эссексом, начиная с того времени, когда ей покровительствовал его отец граф Лейстер. Возвышение Эссекса совпало с расцветом шекспировского гения. С падением Эссекса начинается период, в который были созданы самые мрачные пьесы великого драматурга. Исследователи выдвинули немало различных объяснений этого бросающегося в глаза совпадения. Ни одно из них не является вполне доказательным. Столь же спорны попытки найти отражение характера и судьбы Эссекса в образах Гамлета и Отелло, в трагедиях «Юлий Цезарь» и «Король Лир».