Осьмак Жердяй вынес своего десятника, положил, а сам вновь кинулся в самую гущу озверелой драки.
      К раненому десятнику подбежали другие и понесли в стан, под навес, и положили вместе с другими умирающими и ранеными...
      Переяславльский князь "гнал их до самых врат... Тут и ударен был Изяслав стрелою сквозь бронь под сердце так тяжко, что уже принуждены его на руках в стан отнести."
      Считай, передовой полк был уничтожен. Но и булгарский оплот почти весь был разбит - остатки убрались в город.
       * * *
      Изяслава Глебовича уложили на кошму в своем шатре. Туда прибежал лекарь князя Всеволода Илья. Он вытащил из кожаного пестеря-сумки пузырь со снотворным отваром - влил в рот раненому князю.
      - Иначе умрет от боли, не приходя в сознание, а так... будет спать.
      Затем Илья попросил княжеских слуг помочь раздеть раненого; обработал рану, перевязал, но при этом был очень огорчен, - судя по ранам, не жилец Изяслав на этом Свете, но вслух ничего не говорил. Нагнулся к груди князя, приложил ухо - сердце у Изяслава едва билось-трепетало. Надо было дать сердечного настоя, но... тогда вновь пойдет кровь из раны, не дашь - остановится сердце. Лекарь задумался, морща лоб всматривался в мертвецки бледное лицо с мокрой золотистой бородкой-пушком. В это время в шатер вбежал владимирский князь - лицо напряжено, глазища выпучены - в них вопрос, тревога и печаль великая.
      - Как?!.. Будет жить?.. Жив!!!
      Илья приподнял голову, повернулся к Всеволоду Юрьевичу искривил в гримасе рот.
      - Густого свекольного сока надо!..
      У Всеволода дернулась щека, но понял, крикнул одному из сопровождавших отроков-дружинников-охранников:
      - Беги и скажи чашнику моему, пусть найдет свеклы и наделает густого свекольного сока.
      - Княже, отварить его надо, тогда сгустится... - говорил Илья, вливая в рот, осторожно приподняв голову Изяслава Глебовича, сердечного отвара. (Опять остро, как тогда, когда с Михалком было плохо, запахло в шатре - запах этот на всю жизнь запомнился Всеволоду Юрьевичу.)
      Духовник Изяслава подошел к своему князю, наклонился.
      - Господи, отходит!.. Надо причастить, а то уйдет, - ну-ко, пусти меня - и оттолкнул лекаря в сторону.
      Илья растерянно закрутил головой. Всеволод Юрьевич озлился, глаза налились бешенством, шагнул к попу, схватил его за пояс, потянул назад, и с гневом в дрожащем голосе:
      - Святой отец, не торопи его на тот свет!.. - взял себя в руки и уже, стараясь быть спокойным, отпустил попа, заговорил: - Великая печаль по всему нашему войску. Нельзя ему умирать - иначе падет дух русского воинства... Иди и помолись за него, за нас всех, а умирать моему племяннику еще рано... А ты, Илья, не отходи от него - дневай и ночуй рядом - делай, что надо!.. Оставьте нас одних - мне нужно поговорить с лекарем моим.
      - Скажи Илья... правду!
      - Княже-господине, он в любой час может умереть... Самострельная стрела угадала между пластинами и глубоко зашла в грудь - задела само сердце... Там, в груди, и остался конец стрелы... - Нагнулся лекарь, послушал, - глаза его радостно блеснули. - Ясно стало слыхать тук!.. Будет жить... Сколько-то... Я пока здесь не нужен - без меня дадут свекольного сока, - пойду помогу, а то многие раненые без меня умрут, - никак не могут русские язычество-дикость забыть: все еще шептаниями да колдовскими заклинаниями "лечат", - лучше уж бы совсем не прикасались, чем раны замазывать заговоренными грязными зельями - от этого обязательно горячка начинается и раны загнивают, чернеют; нас, лекарей, не слушают, - перекрестился: - Господи, дай им человеческого разума!..
      В шатер влез Михаил Борисович. С улицы плохо было видать, - глазами поискал, увидел лежащего Изяслава Глебовича. Осторожно ступая, подошел к нему, нагнулся (громадное туловище воеводы нависло над раненым князем), перекрестил его, пробормотал короткую молитву, разогнулся-выпрямился - голова под свод шатра, - спросил:
      - Куда уязвлен?
      Лекарь пояснил-ответил.
      Дай Бог, чтобы он прожил дольше, чтобы мы успели взять Буляр, закончить поход... - перекрестился; и сразу же, озабоченно, - к владимирскому князю:
      - Княже! Давай делать то, что я давеч тебе говорил... Немедленного действа ждут не только русские, но и булгары - все другое будет приниматься за слабость и нашими и врагами.
      - Ладно... Пошли, - перед тем как выйти, обратился к своему лекарю: - А ты будь здесь, как сказал, никуда не ходи... Слуги, охрана, другое, что нужно - снаружи - спросишь, а внутрь никого не пускай, особо попов не пускай!.. - вышли.
      Михаил Борисович сам (от помощи слуги-стремянного отказался) вскочил на своего белоснежного жеребца - конь под тяжестью всадника присел. Князю Всеволоду тоже подвели коня, помогли сесть в седло.
      Главный воевода крикнул своей свите:
      - В борзе соберите всех воевод!
      Всеволод Юрьевич добавил:
      - И князей попросите ко мне в шатер прийти.
       * * *
      После короткого совета воеводы поскакали в войска, где тут же, собрав сотских, дали указания-приказы, и вот уже ожило, зашевелилось, двинулось русское войско... Два отряда самострельщиков побежали: один к южным стенам, где втекала речка Буляра, другой - к северной, - откуда вытекала речка. Они, стоя на краю наружного вала, загородились длинными щитами, стали прицельно бить по бойницам деревянных стен, где сидели защитники города, - не давали им даже высунуться.
      В это же время русские начали вокруг окруженного города ставить-собирать камнеметы и забивать сваи на речке (южной стороне) - готовясь запрудить ее - и пустить по новому руслу - в обход города, чтобы оставить без воды его жителей и защитников.
      К вечеру пригнали под конвоем первую партию местных сельских жителей на большеколесных телегах-арбах и заставили их возить землю для плотины. Другая часть плененных булгар начала прокапывать новое русло.
      На другой день речка потекла по новому руслу - воду отвели в ближайший овраг. По городу стали кидать огромные камни вперемешку с горящей смолой... Конечно, до центра города, где было немало каменных зданий (в том числе бани и мечети), ни камни, ни тем более горшки с горящей смолой не долетали. (Площадь территории города Буляра в 12-13 веке была более 500 га!)
      А местное население окрестных сел и деревень (мужчин и женщин) все гнали и гнали... Плотину поднимали, удлиняли, уплотняли. По высохшему руслу речки с двух сторон к городу стали делать подкопы - рыли широкие, в рост русского человека траншеи, сверху для защиты закрывали бревнами и засыпали землей. Защитники Буляра, несмотря на большие потери, постоянно сменивая своих убитых и раненых товарищей, стоя на полуразвалившихся обгорелых стенах, стреляли по строителям - пленным булгарам и по русским лучникам и самострельщикам, которые одновременно охраняли и защищали их, беспрестанно ведя стрельбу по стенам...
      Там, где велись подкопы (с южной и северной сторон - места входа и выхода речки) к стенам города Буляра, установили еще несколько камнеметов и практически снесли и сожгли деревянные городки-стены до земляных насыпей (рубленные городки стен заполнялись изнутри землей); но все равно остатки стен на валу были еще высоки - 12-15 метров.
      Сильно переживая за своего очень тяжело раненого племянника ("Почему пошел у него на поводу?! - Разрешил Изяславу идти на бессмысленный приступ."), постоянно будучи в напряжении, - ему то и дело докладывали о происходящем, просили совета, помощи, указаний, - Всеволод Юрьевич за последние дни так устал-изнемог, что временами стал засыпать стоя, на ходу, - валился с ног в прямом смысле. Не замечал уже время: день - вечер - ночь; не ощущал вкус поедаемой пищи, не замечал вокруг природу... Он велел оставить его одного в своем шатре; прилег, чтобы отдохнуть-поспать, но (странно!) не мог... Закрыв глаза, полежал, - в голове какие-то слова, голоса, звуки; перед глазами - образы: виденные за день и не виденные. Раскрыл веки: солнце светило - через шатровую ткань виден был яркий круглый диск - в юго-западной стороне. ("Вечереет день.") Голова раскалывалась, ноги, руки дрожали мелко. Повернул кисть левой руки, приподнес близко к глазам палец с перстнем с большим фиолетово-сине-лазурным камнем в золотой оправе. Свет был не яркий, но достаточный для драгоценного камня (аметиста), чтобы ожить, заиграть тысячами огненно-цветными искорками. Всеволод впился глазами в этот живительно-целительный цвет чудодейственного камня, стал себя подстраивать под его... Успокоился. Голова прояснилась - мысли четкие, ясные: "Зело верно говорит Михаил - сам знаю! - что на войне должен быть единоначальник!.. То же самое должно быть и в государевом правлении. Только из-за того, что не стало единого великого князя на Руси, она распалась!.. Каким я мудрым, всезнающим должен быть! И не сделать ни одной ошибки; твердым стать, чтоб мочь доводить дела до конца, не уступив многочисленным советам и просьбам - всегда кому-то что-то не нравится, кто-то чем-то не доволен - всем не угодишь, и - не нужно!.. Каждый должен быть тем, кем должен быть! Делать то, что обязан делать!.. Я князь, который должен собрать куски земель, когда-то составлявших единую русскую землю - Русь!.. Хотя бы часть Руси восстановить - Великую Русь создать!.."
      Уснул.
      - Князь не велел к нему никого пускать...
      - Что?! А ну, отойди и не смейте со мной!..
      Голоса разбудили Всеволода. По басу-рокоту узнал Михаила Борисовича. Послышалась возня и громкий грозный (и удивленный) окрик-крик:
      - Вы ополоумели?!.. На кого хотите руку поднять!..
      Всеволод Юрьевич окончательно проснулся. "Господи, что случилось?!.."
      Крикнул страже, чтобы пропустили. Приподнялся, сел, широко открытыми глазами смотрел, как протискивается главный воевода, - красный, потный, в глазах еще не растаяла полностью гневная пелена.
      - Княже, Всеволод Юрьевич!.. На двух днях пути идет помощь из Великих Булгар царю. Они собрали все, что можно собрать... Конные и пешие; много среди них служивых воинов. По числу они два раза более нашего войска... Князь Всеволод побледнел, глаза в глаза Михаилу Борисовичу, спросил:
      - Что думаешь?!..
      - Ямака я уже отозвал...
      - Без меня?!.. Открыл булгарской орде путь?
      - Княже! Каждый миг дорог. Если это не сделать, то мы можем потерять их: или разобьют кипчаков - они плохо дерутся с превосходящими силами на чужой земле, - или же они перейдут на их сторону. Единожды не справиться нам с ними; и не дай Бог, если соединятся вместе! Все надежды на русского воина... Вот, надеясь, я предлагаю...
 
       5
 
      Расположившиеся на ночлег на день пути от Буляра идущие на помощь булгарские войска, в полночь были атакованы русскими и разгромлены, - оставшихся преследовали и полонили кипчаки Ямака.
      Уставшие, некоторые раненые, русские сели на коней (верховых, извозных - на своих, булгарских) и к полудню были уже снова на месте - вокруг окруженного Буляра.
      Всеволод Юрьевич предложил царю сдаться, а иначе пригрозил штурмом города. В осажденном Буляре уже знали о гибели шедших на помощь к ним и были переполошены, хотя сдаваться никто и не думал. Защитники молились: просили Аллаха, чтобы помог им устоять, а многочисленные пленные и увезенные в рабство русские (в том числе женщины и дети) просили Бога - плача, как умели (некоторые впервые) молились христианскому богу Иисусу Христу, - чтобы он даровал победу сыновьям Русской земли, пришедшим им на помощь из родной милой Родины...
       * * *
      После полдника - необычно и для русских воинов - запели-загудели призывно-тревожно боевые роги. Даже князья и большие воеводы были удивлены ("Всеволод в последнее время ни с кем не советуется - все сам!..") - поступил приказ от Всеволода Юрьевича и главного воеводы: "Всем не участвующим непосредственно в осаде града, построиться на поле перед главными вратами Буляра!"
      Сонные, уставшие - многие только что вернулись с боя, - кое у кого окровавленные повязки, - так на них, не сменив, спеша, надев доспехи - выходили из шалашей, укрытий-навесов и бежали, - на ходу преображаясь: лица прояснялись, мужествели, - туда, куда велели, пристегивая ремнями кожаные подкладки броней, застегивая шлемы, забрасывая на спину луки. У некоторых - синяки, кровоподтеки на лице, царапины; у одного скула разрезана до самой желтой кости, у другого бровь кровавым куском мяса свисала над глазом... Кое-кто не отошел от ночного боя - все еще был там, где немало осталось лежать боевых товарищей.
      Пытаясь приподняться, смотрели на уходящих тяжелораненые, - к ним подбегали, успокаивали, заботливо поправляли повязки на ранах, ухаживающие за ними легко раненые - многие из которых не имели представления о врачевании...
      Всеволод Юрьевич в позолоченном шлеме, без личины, блестя на солнце чешуями пластинчатой брони, в красных высоких сапогах со вшитыми в юф (больше для защиты) серебряными пластинами в виде птиц и зверюшек, высился верхом на гнедом жеребце - бока и круп которого лоснились коричнево-матовым цветом - объезжал вместе с главным воеводой объединенных войск в сопровождении телохранителей-стремянных построившееся русское воинство.
      Владимирский князь был как Бог могуч и красив. С восхищением - готовые на любой подвиг - смотрели на него простые воины; воеводы - неестественно серьезны. Князья стояли в стороне от своих полков (вместе - конные и пешие), скрывая волнения. Темно-жгучий взгляд владимирского князя охватывал одновременно всех и каждого. Он остановил коня, приподнял руку, запрокинув голову, посмотрел на Синюю Твердь Неба.
      - С нами Бог!.. - опустил голову, обратился к своим воинам: - Мы только что побили шедших на подмогу к царю, но уже по всей булгарской земле скачут царские глашатаи и созывают воев... Уже посланы булгарские послы в Степь, чтобы купить кипчакские орды.
      Мужи!.. Я верю в вас, в русских, хотя знаю, что есть среди вас много раненых, уставших, но пока нам Бог шлет удачу, надо дерзать - у нас нет времени, надо сегодня же, сей час идти на приступ и взять Буляр!.. Стены разрушены, подкопы сделаны - возьмите на щит и я на два дня дам этот град вам на руки. Там не только несметные богатства, но томятся наши братья, отцы и матери, сестры, дети!.. Они превращены в скотов и сидят многие в колодах в подвалах и темницах-ямах - ждут, когда их купят, а некоторых повезут продавать в далекие южные магометанские страны. Они ждут нас!.. Зовут!..
       * * *
      Начался ад в Буляре!.. На город посыпались огромные камни, - бухая и грохоча, они добивали полуразрушенные стены, построенные внутригородские укрепления; горящие тюки пеньки, пропитанные смолой - загорелось все - даже камни.
      Русские прекратили обстрел (защитники и жители - все перемешались - бросились тушить огонь - некоторые сбрасывали с себя одежду и сбивали пламя, - вновь вскарабкивались на разрушенные городские укрепления), кинулись на штурм из подкопов, которые были подведены по высохшему руслу речки под городские стены, выбегали с громким боевым кличем и, оголив жала мечей, сабель карабкались на вал - только что сооруженный вокруг выхода из подкопа, булгары сверху их поражали копьями, кидали дротики или же, когда кто-то из русских добирался до верху, как на него кидались двое-трое булгар, вцеплялись намертво и кидались-скатывались вниз, увлекая за собой русского воина...
      Приступали к Буляру со всех сторон - шли через рвы, штурмовали и брали валы между рвами, во многих местах пробивались к полуразрушенным стенам, но там попадали под такой обстрел сверху, что русские, неся огромные потери, вынуждены были отступить за вал...
      С холма русские князья и главный воевода наблюдали за ходом сражения. (Всеволод Юрьевич никому из князей больше не разрешал вести полки, - "На это у вас воеводы есть", - отвечал на их просьбы. Командовал через главного воеводу.)
      Михаил Борисович подозвал одного из сопровождавших вестовых.
      - Скачи и вели камнеметам стрелить по стенам... И пусть камни оборачивают просмоленной пенькой и, поджигая, бросают...
      Всеволод Юрьевич только глазами поворачивал - не встревал - "Лишь бы взять стены, прорваться в город, а там!.."
      Но - вот час, другой... - нигде ничего не взяли, только все больше становилось трупов во рвах...
      Понимали все, - хотя наступление шло по всему периметру, - что в город можно прорваться только в одном или в двух местах, и все, русские и булгары, знали эти места, поэтому там были сосредоточены основные силы обеих сторон - там, где выходили подкопы...
      Главный воевода слез с коня, передал повод стремянному, подошел в плотную к Всеволоду Юрьевичу (на голову только ниже сидящего в седле князя) взглянул своими огромными небесно-синими глазами - твердо, мужественно:
      - Теперь мой черед наступил! Пойду со своими ребятами сам. Прости, княже, если что не так будет, но я по-другому не могу... Или победю или лягу со своей дружиной!...
      - Ну, ну!.. С Богом! - глаза Всеволода помягчели, блеснули как-то по-хорошему. - Шли ко мне вестников постоянно, чтобы я знал, что делается. (Не спрашивая знал, куда пойдет воевода, откуда будет брать Буляр.)
       * * *
      Небольшой отряд-дружину, состоявшую из двух полусотен молодых и опытных ветеранов главный воевода содержал их на свои средства, как и все бояре - дружину пасынков, но то были у Михаила Борисовича необычные: чтобы попасть к нему, нужно было быть не просто могучим, от природы сильным, но и уметь сражаться в бою, владеть оружием, как своими руками. Бывало, брал он и молодых неопытных, но одаренных (сам отбирал), но с условием, что выучатся они воинскому мастерству.
      Дружина его была одновременно личной охраной (лейб-гвардией сказали бы в наше время) главного воеводы и резервом; выполняла, когда требовалось навести порядок в полках, и функции подвойских.
      В мирное время - в отличие от простых боярских дружинников - они, как правило (летом всегда), жили в военном лагере на берегу озера Неро, недалеко от места впадения в это озеро речки Сары, где ежедневно тренировались, учились, совершенствовали свое боевое умение. В бои, сражения они ходили только с главным воеводой. Каждый воин дружины стоил нескольких, а один на один "брал" любого противника.
      Михаила Борисовича его дружина уже ждала внизу под холмом (они отделились от остальных резервных полков, стоящих позади холма).
      Все были в темных доспехах - великаны. Главный воевода повел их к южному подкопу. Потный, шумно дыша, он все убыстрял и убыстрял шаг. Он был вооружен так же, как и его воины: огромный двуручный обоюдоострый меч с длинным заостренным лезвием; нож-кинжал на поясе, копье-сулица на толстом древке, круглый окованный железом щит (когда шли на ближний рукопашный бой, луки не брали); на лицах - бронзовые личины-морды оскаленных медведей... Тело укрыто пластинчатой бронью, конечности - в кольчугах, на которых прикреплены железные пластины, на руках кожаные рукавицы, тыльная сторона которых защищена блестящими стальными пластинками, на ногах до самой голени - кольчужные ноговицы.
      Уже у входа в подкоп толпились (ждали очереди) возбужденные русские воины; в самом проходе подкопа было очень тесно: воевода Михаил с трудом протискивался со своими дружинниками. (Михаил Борисович пока шел, задыхаясь от одышки и тесноты, зарекся, что умерит свой аппетит - "С таким чревом не воевать, а в думе только сидеть и дремать".)
      Радостная молва: "Сам главный воевода идет с дружиной!" - шла впереди его.
      По усилившемуся шуму, грохоту и звону; по уплотнившейся до предела толпе было понятно, что подошли к выходу...
      Михаил Борисович полусогнутый (низко), знаком подозвал своего сотского - воеводу полусотни дружинников и, - перекрикивая шум:
      - Данил, иди и возьми со своими ребятами сооруженный вал булгарами вокруг выхода из подкопа! Но дальше не иди - пусти вон тех, - показал на ждущих очереди идти на приступ. - Там они уж справятся и поведут их в город полковые сотские, - они знают, что делать, - мы пойдем за ними.
      Выскочив на яркий свет из подкопа, воеводская полусотня, на ходу построившись, без единого крика, молча (только слышно сквозь грохот боя, как бухают сапоги, да харкают, выдыхая воздух), быстро перебежали усыпанный камнями участок до подола вала, отталкивая в сторону, - когда мешали, - своих же, вмиг вбежала по трупам почти до половины высоты вала и рванула наверх - только руки и ноги замелькали. Со стороны показалось, будто гигантские железные пауки ползут-бегут на гребень вала - за ними полезли остальные русские.
      И ничто и никто не мог оторвать или остановить!..
      Вот гребень вала, скоропостижные стычки русских великанов с булгарами и окровавленные трупы последних скатывались вниз.
      Со стороны города по покатой стороне вала кинулось на помощь своим булгарское воинство: многие в халатах, в чалмах зеленых, призывая на помощь Аллаха, размахивая полусогнутыми короткими односторонне острыми мечами, вбежали до половины вала, как на них сверху обрушились могучие, как гераклы, неуязвимые в своих железных доспехах русские храбры...
      Вот тут и показали вновь, на что способны синеглазые золотобородые красавцы!..
      Рубя, сбивая, топча, сметывали, раскидывали в встречном бою дружинники воеводской полусотни, за ними не отставали и остальные... Вывалились, гонясь за побежавшими, на улицы Буляра...
      Данил умело, чтобы не сбить темп наступления, отвел своих в сторону. А русские, окрыленные победой, переваливали через вал, скатывались вниз и рвались в глубь города, но через полторы сотни шагов неожиданно наткнулись на завалы - бревна, камни, телеги, огромные лари... Сверху, с боков на русских полетели стрелы, копья, дротики... Крики, стоны... Наступающих поток закрутился-завертелся, как огромный водоворот, не в силах прорвать преграду.
       * * *
      А Всеволод Юрьевич слал и слал туда резервы...
       * * *
      Главный воевода Михаил Борисович вместе с десяткой личной охраны взбирался на вал, когда его известили о случившемся. Он бегом одолел последние шаги, пробежал десятиметровую ширину вала, остановился. Пот катился по лицу, заливал глаза, он, не отрываясь, смотрел вниз, крылья носа побелели, правая рука с мечом задрожала от нервно-физического напряжения: "Еще полчаса, час и !.. Нужно отступить или..."
      Полковой воевода Торсакий Перемытов тронул главного воеводу за руку.
      - Перебьют ведь!..
      Михаил Борисович скосил на него окровавленные белки глаз, крикнул:
      - А ну, ребята, за мной! - первый сбежал по откосу вниз, закричал зычным могучим голосом:
      - Не стойте, берите бревна и протараним, сметем их!..
      Ближайшие услышали, дальние увидели. Данил со своими окружили - взяли в плотное кольцо главного воеводу с его десяткой - образовалось мощное боевое ядро; прошли-пробежали сквозь обстрел; повыдергивали, повыхватывали бревна, и вот уже десятки таранов ударили по завалу...
      Силы русских, вложенные в удары, удесятеренные только что пережитым отчаянием и унижением, были столь сильны, что верхние части сооруженных завалов вместе с защитниками-булгарами рассыпались, разлетелись. По ним закарабкались русичи; вот некоторые перебрались, выбежали на узкие мощеные проулки-улицы города. Новый вал наступающих с победным криком уже заполнил открытые пространства между домами (деревянными - 2-3 этажными, кирпичными, мазанками); часть русских, перепрыгнув невысокие заборы, все круша и ломая на своем пути, устремились в жилища булярцев... Брали только драгоценности: золото, серебро, драгие камни; с полуживых от страха женщин срывали ожерелья, бусы, подвески, медальоны; стаскивали узорчатотканную, сшитую из парчи, бесценного шелка одежду...
      Михаил Борисович призвал полковых воевод и сотских прекратить мародерство.
      - Вначале нужно взять город, потом уже брать что в городе, а не наоборот!
      Вдруг со всех дальних сторон улиц появились конные булгары, - остановились. Русские, протрезвев, стали устраиваться в боевые порядки. Впереди в два ряда поставили копейщиков, - это не поле, где конный булгарин мог - все; здесь, в тесноте, против русских пешцев не повоюешь, но все равно, в пешем строю можно только обороняться.
      С правого переулка-улицы отъехали от своих три всадника, судя по одежде, непростые. Один держал в руке ткань - в виде платья, - размахивая, что-то кричал. Приблизились.
      Позади передового отряда на возвышенности стоял главный воевода. Он учил и знал булгарский, но прислушиваясь к словам, ничего не понимал, - интонации, звуки, ударения - по-булгарски, а слова - нет... Михаил Борисович завертел головой, нашел, подозвал к себе сотского.
      - Переведи, что они хотят?
      Сотский удивленно заморгал глазами.
      - По-русски говорит!.. Мир просят заключить... Спрашивает, есть ли главный, который мог бы провести к русскому царю.
      У Михаила Борисовича радостно застучало сердце, хотя и сейчас не очень верилось такой удаче. Только он знал, что каких сил и жертв потребуется вложить, чтобы взять царевград! Могло даже быть так, что взяв Буляр, потом могли потерпеть поражение. Ох как нужен мир!
      Приказал стоящему рядом сотскому:
      - Выйди, встреть и приведи ко мне.
      Действительно, это были царские посланники, уведомляющие, что на преемственных условиях царь готов с русскими князьями заключить мир на вечные времена.
      Булгарские дипломаты вежливо улыбались, - лбы покрыты чалмами в алмазных звездах и серебряных полумесяцах - на коричневых носах блестел пот; зубы сверкали белоснежной белизной, но черные глазки иногда зло и настороженно озирались. Условия договора не говорят: "Бэлыкым кыназэм скажым!" - и больше - ни слова.
      Главный воевода отдал распоряжение: огородиться от внезапной конной атаки, сделав небольшой завал, занять оборону; часть войска посадил на полуразрушенные городские стены и особо усилил фланги - с двух сторон вдоль стен.
      Взяв с собой личную охрану, Михаил Борисович сам повел дипломатов-булгар: пошли по подземному проходу (одобрительный шум-гул слышался вокруг), вышли на поверхность и, сопровождаемые любопытными взглядами (Откуда? Как?! - Но знали, что идут царские бояре на переговоры), направился в шатер Всеволода Юрьевича, где их уже ждали.
      Булгарам велено было подождать.
      Михаил Борисович вошел в шатер, - вокруг небольшого невысокого пустого столика на низких скамеечках рядом и позади Всеволода Юрьевича сидели русские князья и ихние воеводы, - по надменным смуглым лицам можно было отличить русских воевод, уроженцев Поросья, по крови из черных клобуков: берендеев, печенегов и ковуев. Про себя главный воевода удивился: "Вести раньше послов поспевают! - Успели уже собраться и рассесться." - Прошел по узкому проходу, сел на пустующее место рядом с владимирским князем.
      Всеволод Юрьевич крикнул страже:
      - Пустите их!..
      Булгарские вельможи (сейчас только бросилось в глаза Михаилу Борисовичу, что они все в зеленом), блестя драгоценностями, склонив низко головы, припали на одно колено, приложив правую ладонь к сердцу, что-то проговорили. Никто из русских не понял, по-каковски приветствуют послы и, что проговорили, но каждый подумал, что так и нужно. Посланники встали. Один, с седой бородкой, прогнувшись в поясе, безошибочно найдя глазами главного, протянул в сторону Всеволода Юрьевича руку с пергаментным свитком-грамотой.
      - Моя вэлыкый царь посылаит твоя вэлык кыиназ пысма-мыр.
      Окольничий Всеволода Юрьевича (он же и ближний боярин и охранник-дружинник) выхватил грамоту с висячими на шнурках золотыми печатями, передал в руки владимирскому князю. Всеволод Юрьевич разрезал ножичком шнурки, развернул пергамент с написанным красной церковно-славянской вязью текстом, взглядом прочитал... Черные глазища начали у него наполняться бешенством, лицо потемнело от прилива крови, он хотел бросить свиток-грамоту на землю, но удержался (все это заметили). Повернулся к Михаилу Борисовичу:
      - На, прочитай вслух.
      Главный воевода спокойно и внятно прочитал, рокоча басом, снова сел.
      Зашумели недовольные русские князья и воеводы.
      - Не нужен нам мир на таких условиях, мы так и так возьмем Буляр!..
      - Княже Всеволод, - мы не можем не согласиться... У нас нет сил, город не так то просто будет взять; там, в самом граде, мы еще несколько дней повозимся: у царя огромный резерв - бусурмане на смерть стоят! - и вот-вот к нему будет подходить подмога. (Лицо Всеволода Юрьевича оставалось неизменным.) И... племянник твой, Изяслав, не может ждать - умирает, - знал ростовский боярин, главный воевода, как переживает за него Всеволод Юрьевич - это его больное место. - Поручи, княже, слово сказать!..
      Всеволод Юрьевич повернулся лицом к своему воеводе, смотрел на него и было заметно (все притихли), как вначале гневно раздулись ноздри у владимирского князя, в бешенстве вспыхнули глазища, задрожала мелко черная курчавая борода на нижней челюсти, со лба на прямой смуглый нос покатил ручейком пот... Так - несколько мгновений, затем будто что-то у него обломилось: опустил очи, глубоко вдохнул в себя, выпрямился, поднял глаза (теперь уже разумные) - поглядел на троих булгар, которые, прижавшись друг к другу, ждали ответ, громко сказал:
      - Михаил Борисович, ты голова всего русского воинства и тебе от имени нас говорить через посланников царю булгарскому наш ответ.
      Главный воевода встал, оправил одежду на себе и, выпятив нижнюю толстую губу, не торопясь, раздумчиво, чеканя каждое слово громким голосом заговорил, обращаясь к стоящим в центре послам булгарским. Начал с того, что назвал полное имя и титул булгарского "йылтывар" царя всех трех народов Булгарского государства: берсулов, эсегелов и собственно булгар; обратился от имени великого "бик" (князя) Всеволода Юрьевича и всех остальных русских князей, участвующих в походе (перечислил их по именам, титулам); затем начал говорить условия мирного договора: в первую очередь дать откуп за ограбление русских купцов на Оке, за то, что многие селения пограбленные были, побиты и увезены в полон русские люди...
      Потребовал, чтобы оплачены расходы, которые были "учинены" при подготовке к походу и во время.