Оставшись вдвоем с Веселкиным, Голубев со вздохом обратился к Косте:
      – Посоветуй, как лучше подступиться к Алене?
      – Ты ж не новичок. Ученого учить – только портить.
      – Видишь, в «спонсоры» я не гожусь. А брать сразу быка за рога – толку будет мало. Может, предварительно звякнешь красавице по телефончику и представишь меня своим другом?..
      – Давай звякнем, – согласился Веселкин. – Сейчас фотомодель должна отсыпаться от неправедных трудов. Придется нарушить девичий покой.
      Костя достал из стола записную книжку. Отыскав номер Волосюк, снял телефонную трубку и неторопливо накрутил цифры. В трубке долго раздавались продолжительные гудки. Только через минуту щелкнуло соединение, и заспанный женский голос вяло ответил:
      – Слушаю.
      – Это красавица Алена? – бодро спросил Веселкин.
      – Да-а-а.
      – Давно, ласточка, тебе не звонил. Не узнаешь?
      – Константин Георгиевич?..
      – Точно. У тебя слух, как у гениального композитора.
      – Не зря в музыкальной школе училась… – Волосюк сладко позевнула. – Да вас и не спутаешь ни с кем по манере разговора.
      – То есть?..
      – Всегда начинаете, будто въедливый сердцеед, а потом к вопросам переходите. Чего это меня вспомнили?
      – Давно не видел, соскучился.
      – Знаю вашу скуку, притворщик. Наверно, опять насчет спонсоров заведете старую песню? Предупреждаю сразу: пустые хлопоты.
      – Значит, капитального нашла?
      – Кого?..
      – Спонсора, понятно.
      – Будто не знаете, что Теплоухов меня финансирует.
      – Когда в последний раз выходила с ним в свет?
      – Дня три назад были на презентации в ресторане «Сибирь». Дегустировали закуски и горячие вина.
      – Грог кушали?
      – Глинтвейн – тоже.
      – Вкусно?
      – Ерунда. Смирновская водка лучше.
      – У тебя губа – не дура.
      – А вы как думали.
      – Слушай, Ален, не знаешь, куда Николай Валентинович укатил из Новосибирска?
      – Не знаю. Никуда он не собирался.
      – Не обманываешь?
      – Ну, вот еще… Какая мне радость вас обманывать…
      – Ты выспалась?
      – Выспалась. А что?
      – Понимаешь, очень хороший мой приятель хочет с тобой встретиться. Сможешь его прямо сейчас принять?
      – Константин Георгиевич, я вам уже много раз твердила: у меня – контракт с Теплоуховым. И никаких приемов!
      Веселкин засмеялся:
      – Ласточка, встреча не по поводу спонсорства. У приятеля в кошельке не всегда на трамвай хватает. Ему надо поговорить с тобой по делу.
      – Я уголовными делами не занимаюсь.
      – Знаю, милая. В уголовщине тебя не подозреваем. Короче, разговор не телефонный. Надо побеседовать с глазу на глаз. Только, пожалуйста, мозги моему другу не пудри. Обижусь пуще зверя. Договорились?..
      – Ну, если уж вам это так необходимо, пусть приходит, – после затяжной паузы с неохотой сказала Алена.
      Многоэтажка улучшенной планировки, где жила Волосюк, находилась недалеко от цирка. По предварительной подсказке Веселкина Голубев быстро отыскал в серой громаде нужный подъезд и, проигнорировав лифт, легко поднялся на третий этаж. Судя по бронированным дверям с вмонтированными в них оптическими глазками, жили здесь люди состоятельные. Возле одной из таких дверей Слава нажал на красную кнопку электрозвонка. В квартире еле слышно забулькала мелодия, напоминающая «Тили-бом, тили-бом, загорелся кошкин дом». Немного спустя, дважды лязгнул прочный замок, и дверь бесшумно приоткрылась на длину запорной цепочки. Через образовавшийся проем Голубев увидел высокую девицу с пышной копной отливающих рубином непричесанных волос и с зеленоватыми зрачками припухших от недавнего сна глаз. Наброшенный, похоже, на голое тело роскошный халат на ней был перехвачен в талии поясом, а широко распахнутый ворот, словно напоказ, открывал чуть не всю плосковатую грудь.
      – Привет, Алена! Веселкин тебе звонил? – залпом выпалил Слава.
      Вместо ответа девица отщелкнула дверную цепочку и усмехнулась:
      – Заходи, друг.
      Следом за хозяйкой Голубев через просторный коридор прошел в светлую, заставленную полированной мебелью комнату и сел в предложенное мягкое кресло у небольшого столика, хаотично заваленного иностранными журналами мод с красочными обложками. Усадив незваного гостя, Волосюк приложила к виску тонкие наманикюренные пальцы:
      – Извини. Я немного не в форме. Вчера деловая встреча была. Такой обалдайс устроили, что сегодня голова трещит.
      – Спонсоры?.. – робко спросил Слава.
      Алена нахмурилась:
      – Спонсор у меня один – Теплоухов. Тысячу раз об этом Веселкину говорила. А приходили ко мне менеджер и японский фотограф. Будут делать эротический альбом с моим участием.
      – Что-то вроде порнографии? – прикинулся простаком Голубев.
      – Ты что сам – бамбук? Или у тебя папа деревянный? Эротика – это демонстрация красивого женского тела. Ясно?
      – Ясно, на красивой женщине, говорят, и глаза отдыхают.
      – А вот это уже порнография.
      – Не понял.
      – Не прикидывайся лохом. Я прекрасно, поняла, на что ты намекнул. – Алена кончиками пальцев потерла висок. – Боже мой, чего бы выпить?..
      – С похмелья лучше всего лечиться тем, от чего заболела, – подсказал Слава.
      – Я не алкашка, никогда не опохмеляюсь… О-о-о! У меня же в холодильнике тоник стоит!
      Пока Волосюк ходила за тоником, Голубев пристальным взглядом обвел комнату. Почти всю свободную площадь стен, будто на самодеятельной выставке, занимали бронзовые рамки с цветными фотографиями хозяйки квартиры. «Фотомодель» позировала в самых разных нарядах. Диапазон одежды был широким: от символического мини-купальника до соболиной шубы. Между фотоснимками висела широкая красная лента, какими обычно награждают спортивных чемпионов, с крупной золотистой надписью «Мисс Тусовка». Небольшую часть одной стены занимали три книжные полки, заставленные книгами в глянцевых переплетах. На их корешках значились, в основном, названия авантюрных романов да полюбившихся до слез российским женщинам многосерийных зарубежных телемелодрам, начиная с бесконечной «Санта-Барбары» и кончая «Дикой Розой».
      Едва Слава успел разглядеть корешки книг, Алена вернулась в комнату, держа в одной руке большую полиэтиленовую бутылку, а в другой – два высоких фужера с тонкими ножками. Наполнив фужеры пузырящейся прозрачной жидкостью, один из них поставила перед Голубевым и предложила:
      – Глотни, друг, для бодрости.
      – Спасибо, – поблагодарил Слава. – Я импортную гадость не пью.
      – Брезгуешь?
      – Опасаюсь. У нас недавно произошел страшный случай. Мужик взбодрился французским шампанским и в ящик сыграл.
      – Чтобы гикнуться от шампанского, надо очень много засосать.
      – Всего-то ничего, несчастный, чекалдыкнул.
      – Не сочиняй анекдот, – Алена, усевшись в кресло по другую от Голубева сторону заваленного журналами столика, махом осушила фужер. – Говори, ради чего пришел?
      – Чтобы потолковать о твоих подругах.
      – Каких?
      – Ну, скажем, о Вике Солнышкиной, Нино Кавазашвили и так далее…
      – Ты из бывшего КГБ или из теперешней Федеральной службы контрразведки?
      – Нет, я в другом серьезном ведомстве служу, – улыбнулся Голубев.
      – В Управлении по борьбе с организованной преступностью?
      – Почти.
      – А мы – девушки не организованные. Живем каждая по себе, творим, кто во что горазд. Вику и Нино я с прошлой осени не видела и, если хочешь знать, дружбы между нами никакой нет.
      – Раньше, кажется, дружили.
      – Дружили. Теперь не дружим.
      – Почему?
      – Разошлись во мнениях. Я – в ресторан обедать, а они – в кабактерий.
      – Куда?
      – В общественную столовку.
      – Для ресторана у них денег маловато?
      – Сельским фельдшерицам в ресторанах делать нечего.
      – Завидуешь, что девчата учатся?
      – Я завидую?.. Вот сказанул… Да там, где они учатся, я преподавала! – Алена вновь наполнила свой фужер тоником и выпила крупными глотками. – Это девчата завидуют мне, что живу, как принцесса, в отдельной квартире и могу культурно встречаться на своей площади, с кем пожелаю.
      – Квартира у тебя славная, – похвалил Голубев. – Неужели сама заработала такую роскошь?
      – Прихватизированная жилплощадь от предков досталась.
      – Родители умерли?
      – С чего бы… Моим мутер унд фатер всего по сорок годиков нынче исполнилось. В Германию предки улизнули. Мама там родственничков откопала. Она потомственная немка.
      – А папа?..
      – То ли хохол то ли одесский еврей. Мне его национальность до фонаря. Главное, что сама я по паспорту – русская.
      – Почему не поехала с родителями?
      – По-немецки не ферштею. Учить чужой язык некогда, да и делать мне в дойчланде нечего. Там же сплошная цивилизация. Ни украсть, ни покараулить.
      Слава улыбнулся:
      – А в России не воруют только дураки и ленивые?..
      – В России теперь непочатый край работы и безграничные возможности для заработка. Трудись и разбогатеешь.
      Голубев показал на красную «чемпионскую» ленту, висевшую на стене между фотографиями:
      – Тусовка – трудная работа?
      – Это почетное у фанатов звание завоевала в позапрошлом году, – с гордостью ответила Алена. – Самая удалая тусовщица была в Новосибирске. Имею коллекцию автографов всех эстрадных звезд, побывавших здесь с концертами. Даже жгучий красавчик Филипп Киркоров в моем заветном альбомчике расписался.
      – Слышал, будто Вика Солнышкина влюблена в него…
      – Раньше аж млела. Готова была безропотно лечь под красавчика. Полгода умоляла меня раздобыть ей Филькину фотографию с автографом, а потом, когда тот, хохмач, отмочил свадебную оперетту, со злости сожгла мою добычу. Из-за автографа и дружбу со мной водила. А так мы – разные натуры. У меня от ветра перемен… душа болит, а сердце плачет. Вика же, как деревянная матрешка. Ей что социализм, что капитализм – одна буза. Считай, до семнадцати лет была тихой маменькиной дочей.
      – А с семнадцати годов губит девушку любовь?
      – Мамин телохранитель на восемнадцатом годке чуть ее не загубил. Если бы Алла Аркадьевна хоть на минуту опоздала, дочь запросто лишилась бы невинности. Азер уже подмял девочку под себя, как резиновую куколку. После того случая Вика и смоталась учиться на фельдшерицу.
      – Кто такой Азер? – для уточнения спросил Голубев.
      – Азербайджанец Сурен Абасов, который Аркадьевну охраняет. Вика его так звала.
      – Что он за человек?
      – Разведчик эрогенных зон.
      – Ловелас?
      – Хуже. Половой стервятник. Ему, что маму до изжоги ублажать, что дочку мимоходом трахнуть. Никакой разницы.
      – Алла Аркадьевна живет с ним?
      – Живут они врозь. Встречаются только для стыковки. После отъезда Вики Сурен, как мартовский котяра, тут блудил, а Алла Аркадьевна от любовной страсти даже лицом подурнела, бедняжка.
      – А теперь?..
      – С апреля стервятник не появляется здесь. И Аркадьевна последнее время – сплошная шанель со сникерсом.
      – Это как?
      – Ну ты, друг, точно – бамбук. «Шанель» – это фирмовые французские духи, а «Сникерс», надеюсь, знаешь?
      – «Сникерс» знаю, даже могу отличить его от «Тампакса», – скороговоркой сказал Слава.
      Алена расхохоталась. То ли оценила юмор, то ли посчитала собеседника круглым дураком. Последнее для Голубева было выгоднее. В разговоре с «дураками» люди могут ляпнуть такое, чего умному никогда не скажут. Продолжая и дальше играть роль простака, Слава поинтересовался у Алены, чем вызвана перемена в отношениях Аллы Аркадьевны с Суреном Абасовым, но Алена этого не знала.
      О Нино Кавазашвили Волосюк рассказала уже известное Голубеву, добавив лишь, что «в школьные годы Нино денег с парней за секс не брала». На вопрос – какие интересы связывают Вику с Нино? – ответила неопределенно: «Я в души им не заглядывала. Нино, как шестерка, со школьной поры вокруг Вики кружится. О своих интим-делах анекдоты сочиняет, а Вика, словно малолетняя дурочка, принимает грузинские сказки за чистую монету».
      – Вика сильно переживала инцидент с Суреном? – спросил Слава.
      – Еще бы!.. Счастье, что все легким испугом обошлось. А если бы стервятник добился своего?.. Начинать жизнь с изнасилования даже для пустоголовой девочки – «веселенькая» история, от которой волосы дыбом встанут. Для Вики же с ее непорочным интеллектом еще страшнее. Это для нее было бы вообще смертельным номером. Она и так больше недели ходила с зареванными глазами. Хотела даже отравиться, дурная. Кое-как я отговорила. Чего, мол, нюни распускаешь? Чем себя травить, лучше самому стервятнику тайком стрихнину подсунь.
      – Вика не ухватилась за твою подсказку?
      – Какая это подсказка?.. Обычный треп. Девочка постепенно выкарабкалась из стресса, опять стала мило улыбаться. Сурена она, конечно, возненавидела на всю жизнь и мамочку свою стала презирать. После отъезда на учебу носа к ней не кажет.
      – Вчера вроде бы приехала, – осторожно сказал Голубев.
      – Не знаю. Весь вчерашний день я провела в фирме «Фортуна». Снималась в рекламном ролике по продаже недвижимости. А вечером менеджер с япошкой нагрянули. – Алена третий раз приложилась к фужеру с тоником. – Ну, хватит о девках болтать. Давай о чем-нибудь другом.
      – С Теплоуховым у тебя хорошие отношения?
      – Отличные. Николай Валентинович мировой мужик. Интима, как другие спонсоры, не домогается.
      – Не может, что ли?
      – Чего?
      – «Интим» осуществить.
      – Вот сказанул… Теплоухов не импотент. Просто очень воспитанный, интеллигентный.
      – Перед такой красавицей, по-моему, даже очень воспитанному интеллигенту не устоять, – льстиво подзадорил Голубев. – Тем более, если из своего кармана платишь.
      – Мой доход от состояния Теплоухова – капля в море. И мы с ним сразу договорились: я не вмешиваюсь в его дела, он – в мои. Бабки получаю не на халяву. Кроме представительских выходов с Николаем Валентиновичем, снимаюсь в телевизионных роликах и позирую фотографам для плакатов, рекламирующих компанию «Лебедь». Проще говоря, честно отрабатываю свой кусок.
      – Неужели Теплоухов для выходов в бомонд не может найти настоящую любовницу?
      – Об этом спроси у самого Николая Валентиновича.
      – Хоть какой-то разговор на эту тему у тебя с ним, наверное, был…
      – Разговоров было много и разных. Но мы договорились навсегда: он обо мне не треплется, я о его делах – никому ни звука. Разве не знаешь, что существует коммерческая тайна?
      – Иметь любовницу – это коммерция?
      – Друг, ты совсем не знаешь повадки большого бизнеса. Если крутые бизнесмены узнают, что Теплоухов берет меня «на прокат», они руки не подадут Николаю Валентиновичу. Поэтому на людях всегда разыгрываю пылкую любовь к своему спонсору. И впредь буду разыгрывать это до той поры, пока он не расторгнет со мной контракт.
      «Или Алена на самом деле не знает, что Теплоухова уже нет в живых, или блистательно дурит меня», – подумал Голубев и сразу спросил:
      – Как ты познакомилась с Теплоуховым?
      – Алла Аркадьевна по-соседски подсводничала. В газете засекла мое объявление и так расхвалила Николаю Валентиновичу, что тот после недолгого собеседования предложил заключить неофициальный договор.
      – Выходит, ты должна быть благодарна Алле Аркадьевне за…
      – Да, я благодарна ей за оказанную протекцию, – не дала договорить Волосюк.
      – Мне же показалось, будто недолюбливаешь соседку.
      – Когда что-то несусветное кажется – крестись. Просто рассказываю правду. Веселкин просил не пудрить тебе мозги, а я уважаю Константина Георгиевича за то, что не рекламирует мои с ним разговоры. Надеюсь, друг, ты тоже не будешь трепать языком кому попало?..
      – Не беспокойся, не в рекламной фирме работаю, – сказал Слава. – Не могу понять: зачем Алла Аркадьевна купила Вике дом в райцентре?
      – Чтобы ослабить напряженку с дочей после хищного нападения Сурена, – уверенно ответила Алена. – Только доче нужна эта хата, как рыбке зонтик.
      – Бескорыстного спонсора Вика не собиралась завести?
      – Зачем он девочке, у которой мама миллионерша.
      – Так ведь… Перелицовывая старую мудрость, можно сказать: на маму надейся, но сама не плошай…
      – Что у Вики на уме, никогда не узнаешь. Да и бескорыстных добродетелей не бывает. Спонсорскую помощь надо отрабатывать либо натурой, либо талантом. А какой талант Вика может предложить спонсору, кроме своего пухленького тела?
      Голубев улыбнулся:
      – Тело у нее непорочное.
      – Значит, и вопрос о спонсорстве снимается с повестки дня.
      – А Нино Кавазашвили каким талантом владеет?
      – Кроме постельного, никаким.
      – Говорят, она нравилась Теплоухову…
      Волосюк недовольно поморщилась:
      – О Николае Валентиновиче я все сказала. Не прилипай, как банный лист.
      – По-моему, ты не знаешь, что сегодня состоятся похороны Теплоухова, – внезапно сказал Слава.
      Алена смерила его меланхоличным взглядом:
      – Черного юмора не понимаю.
      – Позвони в фирму «Лебедь».
      – Зачем?
      – Чтобы узнать правду.
      – Хочешь разыграть, как доверчивую дуреху?
      – Сегодня не первое апреля. Где у тебя телефон?
      – Один стоит в спальне, другой – здесь.
      Волосюк нехотя разобрала на столике ворох журналов и освободила из-под них плоский импортный аппарат с кнопочным набором. Поколебавшись, подняла трубку и указательным пальцем быстро пробежалась по цифрам. Прождав больше минуты, недоуменно проговорила:
      – Теплоухов не отвечает, секретарша его тоже молчит.
      – Позвони Черемисину, – подсказал Голубев.
      Алена набрала другой номер. Через несколько минут бодро улыбнулась:
      – Салют, Ярослав!.. Где Николай Валентинович? Мне надо с ним поболтать… Что?! Ты в своем уме?.. Как это случилось?.. Хоть что-то сказать можешь?.. Так уж и ничего не знаешь, не темни… Нет, на панихиду не приду… Почему, почему. Не хочу видеть ехидные ухмылки… Чего?.. А иди-ка ты куда подальше… – И с растерянным видом положила телефонную трубку на аппарат.
      – Ну, как «юмор»? – хмуро спросил Слава.
      Волосюк поправила сползший с обнажившегося плеча ворот халата:
      – Черемисин говорит, скоропостижная смерть… Был человек и нету… Чудеса в решете.
      – Может, теперь поведаешь о спонсоре все начистоту?
      – Я и раньше лапшу на уши не вешала.
      – Но и правды до конца не говорила.
      – Конец-то у Николая Валентиновича получился фиговый. Ты, друг, из-за этого и появился здесь?
      – Конечно, не из праздного любопытства битый час с тобой лясы точу.
      – Значит, про девок для отвода глаз спрашивал?
      – Девушки – моя слабость, – увильнул от ответа Голубев. – У Теплоухова этого порока не было?
      Алена задумчиво посмотрела на потолок:
      – Девочек Николай Валентинович любил, но неразборчивым кобелем не был.
      – Какие ему больше нравились?
      – Для презентаций – такие, как я.
      – А для постели?..
      – В постель к нему не заглядывала, И он на мою кровать ни разу не позарился… Ты вроде бы интересовался Нино Кавазашвили, да?.. Вот с ней у Теплоухова, кажется, намечался романец, но Вика утянула грузинку за собой в училище.
      – Расскажи подробнее.
      – Подробностей их отношений не знаю, однако своими глазами видела Николая Валентиновича с Нино в ресторане. Было это летом прошлого года до того, когда он притянул к себе меня. После, не помню по какому поводу, я сказала Теплоухову, что наблюдала со стороны сценку охмурения «Царицы Тамары». Николай Валентинович ничуть не смутился. Имел, дескать, намерение привлечь броскую грузиночку для выхода в люди. Она без долгих уговоров согласилась, но вскоре уехала из Новосибирска.
      – Вот тебе и «кабактерий», – осуждающе сказал Слава. – Оказывается, и сельские фельдшерицы по ресторанам шастают со спонсорами.
      – Это единственный выход Нино в ресторан, а Вика там вообще ни разу не была.
      – Теплоухов знал, куда уехала Кавазашвили?
      – Из этого никто не делал секрета.
      – Не наведывался Николай Валентинович к ней в гости?
      – Он же не Черемисин, чтоб о таких «турпоездках» трепаться.
      – А что Черемисин?..
      – Ярослав своих любовных шалостей не скрывает. Поражаюсь, как его жена терпит. Красивая молодая баба из-за обеспеченной жизни превратилась в приложение к имиджу мужа… – Волосюк усмехнулась. – Представляю, какой пышный хвост распустит коммерческий директор, когда станет Генеральным.
      – Такая возможность у Черемисина есть?
      – Он из кожи вылезет перед акционерами, а этого поста добьется. Ярославу везде хочется быть первым. На именинах – именинником, на свадьбе – женихом, на похоронах – покойником.
      – За что ты послала его «куда подальше»?
      – За цинизм. Еще не похоронили Теплоухова, а он уже хочет вечерком заглянуть ко мне, чтобы обсудить мою дальнейшую судьбу. Добродетель нашелся. От него позированием не отделаешься.
      – Второй Сурен Абасов?
      – В отличие от Азера, Ярослав никогда не применяет к женщинам силу. У него излюбленная политика – пряник. Одной путевку в приличный санаторий купит, другой дорогую цацку презентует. Учитывая эффектную внешность коммерческого директора, девки безропотно подкашиваются перед ним. В «Лебеде», кажется, лишь Алла Аркадьевна устояла, не поддалась соблазну Черемисина. И то, наверное, потому, что флиртовала с Азером и материально обеспечена до макушки.
      – А на Канарские острова он путевки не дарит? – издалека закинул удочку Голубев.
      – Это слишком роскошно. Представляешь, сколько туда путевочка стоит?
      – Не представляю.
      – Для проживания в суперотеле «Евгения Виктория» – без малого тысячу долларов. Чтобы перевести в наши деревянные рубли, приплюсуй стоимость виз и два процента от курса обмена валюты, взимаемые туристической фирмой.
      – Откуда тебе известны такие подробности?
      – Месяца два назад на одной из презентаций Теплоухов разговаривал с представителем российского филиала испанской турфирмы «Ультрамар Экспресс».
      – Николай Валентинович собирался на Канары?
      – Не знаю.
      – Тебя тот разговор не заинтересовал?
      – Как же… Спросила у Теплоухова, чего замышляет, а он улыбнулся: «Алена, ты очень любопытная». Этим ответом и утерлась.
      – Говорили о стоимости одной путевки?
      – Понятно не об оптовом пакете.
      – Имею в виду, сколько путевок хотел купить Николай Валентинович? – уточнил Слава.
      – Он вроде бы ни одной не собирался покупать, но, когда знаешь, сколько стоит одна, покупай хоть десять, если карман позволяет. По-моему, в ту пору у турфирмы проблем с путевками на Канарские острова не было. Путевки дефицитны туда в разгар лета.
      Исподволь присматриваясь к собеседнице, Голубев про себя отметил, что, узнав из телефонного разговора с Черемисиным о смерти Теплоухова, Волосюк переменилась буквально на глазах. Красивое, с античными чертами, лицо ее заалело нервными пятнами, взгляд стал растерянным, нахохлилась фигура, а первоначальный апломб, с которым Алена его встретила, словно испарился. Откровеннее и без напускного фрондерства стали ответы. Вместе с тем она, похоже, что-то не договаривала, как будто сомневалась, не разыграл ли ее «шаловливый» по части женского пола коммерческий директор «Лебедя».
      – Переживаешь? – участливо спросил Слава.
      Алена, словно смутившись, наклонила голову:
      – Угу… Такого друга, как Николай Валентинович, мне больше не найти.
      – Чем он для тебя был хорош?
      – Всем.
      – Приведи хоть один пример.
      – О том, что любви моей не домогался, уже говорила. Просто ему было приятно внимание молодой девушки. Прекрасно ведь знал, что я это только изображаю, и все-таки никогда ни в чем мне не отказывал. Как-то у моего фотографа возникла напряженка с валютой. Не хватало пятьсот долларов на швейцарскую фотокамеру. Лишь заикнулась об этом Теплоухову, он на следующий же день безвозмездно вручил мне пять стодолларовых бумажек. В другой раз, помнится, у фирмы «Фортуна» появилась заминка с бумагой для типографского плаката, на котором я рекламировала последнюю модель «Волги». Теплоухов кому-то позвонил, и через неделю красочный плакат был отпечатан. Боже мой, таких примеров могу привести сколько угодно… – Волосюк машинально переложила с места на место несколько журналов. – Внешне Николай Валентинович абсолютно ничем не привлекал внимание. Лысоватый, лицо невзрачное, брови белесые. Одевался, будто владелец примитивного «комка». Чтобы сравняться со мной ростом, ему приходилось обувать «занудины» – ботинки на повышенных каблуках отечественного производства. Импортные туфли «Саламандра» носил только без меня. Но душа у Николая Валентиновича была на редкость добрейшая. В «Лебеде» все сотрудники его уважали. И он ко всем с уважением относился. Одного Черемисина постоянно одергивал за вольности с девочками.
      – Как Черемисин на это реагировал?
      – Ярослав двуличный, его не сразу поймешь. На презентациях всегда появляется с красавицей женой и такое внимание ей оказывает, что можно подумать: лучшей пары в мире нет. Стоит жене на минуточку отвлечься, он тут же начинает флиртовать с безлошадными телками, просочившимися на бомондовскую тусовку. Словом, теплоуховские попытки образумить свою «правую руку» отскакивали от Ярослава, как от стенки горох. И еще в последнее время у Теплоухова были стычки с главным бухгалтером компании Лискеровым, которого он называл «тимуровцем» за то, что главбух постоянно лезет не в свое дело. Вот этот старик, в отличие от Черемисина, жутко злопамятный зануда. Типичный совковый деятель в самом худшем смысле слова. Постоянно мрачный и раздражительный, будто печень с селезенкой у него больные. – Алена уставилась на Голубева умоляющим взглядом: – Друг, что случилось с Теплоуховым? Почему он так скоропостижно умер?
      – Его отравили.
      – Кто?!
      – На днях узнаем.
      – Где это случилось?
      – У нас в райцентре. Может, скажешь, что Николая Валентиновича туда занесло?
      Волосюк торопливо перекрестилась:
      – Ей-богу, друг, не знаю.

      Следователи Петр Лимакин и Андрей Щепин из горпрокуратуры в годы ученья были сокурсниками университетского юрфака. Пришедший на студенческую скамью после службы в армии Андрюша, как его называли на факультете, вероятно, в противовес высоченному росту и могучей комплекции, являлся в группе самым старшим по возрасту и выделялся среди прочих студентов дотошной въедливостью в освоении юридических наук. Не проходило ни единой лекции, чтобы Щепин упустил случай задать хотя бы парочку заковыристых вопросов, на которые даже опытные педагоги-профессионалы прежде, чем ответить, чесали затылки. Видимо, самой матушкой природой было заложено в парня свойство докапываться до самой сути. После университета Андрюша получил направление в городскую прокуратуру и уже на первых порах следственной работы стал здесь уважаемым Андреем Семеновичем, которому оказались по зубам даже самые замысловатые уголовные «орешки».
      Лимакина Щепин встретил приятным удивлением. Уставившись на бывшего сокурсника взглядом добродушного здоровяка, он обрадованно воскликнул: