– Врешь!
      – Клянусь, правда.
      – Смотри… Обманешь – дружбе конец.
      От этого разговора у Солнышкиной остался неприятный осадок. Вроде бы откровенную ерунду сказала о Теплоухове сексуально озабоченная Кавазашвили, а все равно было досадно за уважаемого человека, которого, оказывается, можно унизить ни за что ни про что.
      Со временем досада прошла. Училась Вика не из-под палки. Увлеклась художественной самодеятельностью. К новогоднему празднику в училище стали готовить большой концерт. В повседневной круговерти думы о замужестве отступили. Теплоухов стал забываться. Но в первый же день Нового года он вновь напомнил о себе. На этот раз Николай Валентинович звонил из Австрии. Поздравив Вику и нажелав ей всяческих благ в наступившем году, стал сетовать на служебную запарку, из-за которой не может выкроить время для встречи с любимой и опять спросил: не изменила ли она своего намерения? Вика ответила: «Все остается по-прежнему», а про себя подумала, что замуж совсем уже не хочется.
      В феврале и марте было несколько звонков из Новосибирска. И каждый раз Теплоухов спрашивал об одном и том же. В конце концов это вывело Вику из терпения.
      – Николай Валентинович, у вас странное хобби – тысячу раз задавать один и тот же вопрос, – раздраженно сказала она.
      Теплоухов вздохнул:
      – Прости, Виктория, не могу набраться смелости, чтобы переговорить о нашей свадьбе с Аллой Аркадьевной.
      – Мама об этом не должна знать!
      – Почему?
      – Потому что, если узнает, никакой свадьбы у нас не будет.
      – Глупости. Мы найдем с ней общий язык.
      – Не найдете! Забудьте старомодные обряды. Время помолвок и сватовства прошло.
      – К сожалению, по-иному я не могу. Тайком забрать у Аллы Аркадьевны единственную дочь совесть не позволяет.
      – Ну, знаете… Короче, не водите меня за нос! – взорвалась Вика и бросила телефонную трубку.
      Звонки прекратились. Прошел апрель. В начале мая в училище начались экзамены. Однажды вечером, когда Вика сидела дома за учебником, Теплоухов все-таки позвонил еще. На этот раз он уже не задал набившего оскомину вопроса, а огорошил предложением уехать с ним на постоянное жительство за границу. Не дожидаясь ответа, стал расхваливать зарубежный рай. Сказал, что у него есть возможность возглавить за рубежом солидную фирму и, естественно, зажить комфортно, как живут настоящие миллионеры.
      – А в какую капдержаву махнем? – иронично спросила Вика.
      – Выбирай сама. Штаты, Австрию или Италию. Не нравятся эти, буду вести переговоры с Францией и Германией.
      Вика притворно вздохнула:
      – Жаль, иностранных языков не знаю.
      – С твоими способностями языковой барьер можно осилить за полгода.
      – Вдруг не осилю…
      – Осилишь. Там обучение языку поставлено отлично, да и я помогу… – Теплоухов помолчал. – Чувствую, ты колеблешься?
      – Как тростинка на сильном ветру.
      – Тогда предлагаю другой вариант. Чтобы своими глазами увидеть, как живут люди по-настоящему, надо нам провести летний месяц на Канарских островах в первоклассном отеле.
      – Меня в тот отель пустят в джинсах?
      – Разве, кроме джинсов, у тебя ничего нет?
      – Есть, но не для первоклассных отелей.
      – Хорошо, одену тебя фирмово с ног до головы.
      – Одеваться и раздеваться предпочитаю сама, – игриво сказала Вика.
      – Привезти тебе денег?
      – Привезите.
      – Сколько?
      – Пять тысяч долларов, – наобум ляпнула Вика, рассчитывая, что Теплоухов сразу «завянет», однако тот как ни в чем не бывало сказал:
      – Хорошо, привезу доллары.
      Солнышкина растерялась:
      – А как мы жить на Канарских островах будем? Как муж с женой или…
      – Как захочешь. Можно без всяких «или». Секс для меня – не главное.
      – А что для вас главное?
      – Любовь. Кстати, Кавазашвили не увлекла тебя в свою компанию?
      – Нет.
      Теплоухов вроде смутился:
      – Извини, Виктория, трудно поверить, что к такой девушке, как ты, не липнут парни.
      – Липнут, но у меня со школьной скамьи хороший громоотвод. Знакомлю прилипалу с Нино и – нет проблем.
      – Ты, честное слово, умница.
      – Как учили, – шутливо проговорила Вика и сразу посерьезнела. – Николай Валентинович, ради Бога, простите меня. Очень вас уважаю, сто тысяч раз благодарна вам за все, но никуда я с вами не поеду.
      – Почему, Виктория? – сорвавшимся голосом спросил Теплоухов.
      – В душе все перегорело. Надо было ковать железо, пока горячо.
      – Я же хотел, как лучше…
      – А получилось, как всегда, – резко вставила Вика. – В этом, видимо, ваша давняя слабость. Женщины любят решительных и сильных.
      – Я стану таким, какие тебе нравятся, – сухо сказал Теплоухов. – На днях жди в гости.
      – Поздно, Николай Валентинович.
      – Зачем ты разбередила мне душу?
      – Не знаю.
      – Значит, нам надо разобраться и поставить все точки над и. По телефону этого сделать невозможно.
      – Я боюсь разборок. Они обычно плохо кончаются, – будто предчувствуя беду, упавшим голосом проговорила Вика.
      – Надеюсь, что наш разговор не дойдет до кулачного боя…
      В этот вечер Солнышкина заснула с помощью снотворного. Почти всю ночь снились роскошные отели, кокосовые пальмы и бесконечные, почему-то пустынные, пляжи… Утром, чуть взошло солнце, Вика с Теплоуховым под ручку пошли по идеально чистому песку океанского берега неведомо куда. На ней было усыпанное бриллиантами свадебное платье, на Николае Валентиновиче – смокинг и старомодный цилиндр. Из лазурного океана, словно резвящийся дельфин, внезапно выбросилась на песок грудастая русалка с лицом Кавазашвили. «Это же Нино! – испугалась Вика. – Зачем она здесь?» – «Хочет меня убить за то, что я слабак», – равнодушно ответил Теплоухов. «Как?!» – «Очень просто»… Вместо Николая Валентиновича рядом с Викой вдруг оказалась совершенно голая Кавазашвили. У ее ног лежал аккуратно сложенный смокинг, прижатый цилиндром. «Ты что сделала?» – задыхаясь от страха, прошептала Вика. Нино захохотала: «Пришибла слабака, чтобы деньги не отобрал». Над океаном стремительно заметался похожий на огромную ворону альбатрос…
      Проснулась Солнышкина от надсадного вороньего карканья. Стрелки на будильнике показывали восемь утра. От снотворного голова была тяжелой. Чтобы проветриться, Вика настежь отворила в спальне окно. Распахнувшиеся створки напугали сидевшую на тополе у дома горластую ворону. Каркнув на прощанье, птица улетела. Умывшись, Вика на газовой плите вскипятила чайник. Едва собралась заварить чашку растворимого кофе – позвонила Кавазашвили. Встревоженным голосом сказала, что вчера поздно вечером ей в общежитие звонил Теплоухов.
      – Что ему надо было? – хмуро спросила Вика.
      – Я, балда, ничего не поняла. Спросил, как живу, как учеба, хватает ли «бабок»… Проще говоря, протрепались полчаса обо всем в общем и ни о чем в частности. И не жалко чудаку денег на междугородные переговоры.
      – Про меня не спрашивал?
      Нино замялась:
      – Так, мимоходом, спросил, мол, Солнышкина как живет? Я ответила: «О'кей! Растет и хорошеет. Скоро замуж выдадим». Вроде бы удивился: «За кого?» – «Да тут, – говорю, – за одного чурека с толстым кошельком». – «Она с ума сошла?» – «Нет, это я придуриваюсь. Шучу». – «Ну и шуточки у тебя». – «На хорошие ума не хватает». – «На любовь истратила?» – «Здесь, в райцентре, толком влюбиться не в кого». – «Неужели обходишься без этого?» – «Помаленьку кусочничаю, как побирушка». – «Солнышкина за компанию с тобой по миру с сумкой не ходит?» – «Ну, что вы, Николай Валентинович, Вика блюдет себя для будущего мужа»… Словом, в таком вот духе чесали языки… – Нино опять встревожилась: – Не могу сообразить, чего Теплоухову от меня нужно было? Ты умная, может, подскажешь?
      – Не зря я во сне голой тебя видела, – задумчиво проговорила Вика.
      – Это к плохому?
      – Наверно, не к хорошему.
      – Ну, бляха-муха… Везет мне, как утопленнице. Слушай, не «лимоны» свои он хочет у меня забрать? Как тогда жить буду?
      – На мои проживем.
      – Для двоих маловато будет.
      – По одежке станем протягивать ножки.
      – Тоска… Придешь в общагу?
      – Приду.
      Не успела Солнышкина после разговора с Кавазашвили выпить кофе, телефон залился междугородным звонком. Вика недовольно ответила.
      – Доброе утро, Виктория, – раздался в трубке голос Теплоухова.
      – Здравствуйте, Николай Валентинович.
      – Что-то тон у тебя мрачный…
      – Сон плохой видела.
      – Не переживай. Сны зависят от настроения. Что решила насчет Канарских островов?
      – Пока – ничего.
      – Сегодня к концу дня буду в райцентре.
      – Не надо, Николай Валентинович…
      – Надо! Я становлюсь решительным. Где тебя можно будет увидеть?
      – Не знаю. Сейчас уйду готовиться в общежитие. Завтра у нас предпоследний экзамен.
      – Хорошо, я разыщу.
      – Ищите по телефону. Не хочу, чтобы Кавазашвили видела нас вместе. И вообще, что вы торопитесь?
      – Кую железо, пока горячо.
      – Не спешите. Дайте мне одуматься.
      – Все, Виктория, до встречи! – твердо сказал Теплоухов и положил трубку.
      Без аппетита закончив завтрак, Вика надела джинсы и кофточку. Села перед зеркалом, чтобы привести в порядок волосы и лицо. Косметикой она пользовалась чисто символически. Чуть подкрасила ресницы, слегка прошлась тюбиком помады по губам. Улыбнулась. Улыбка вышла невеселой. Подумала: «И что только Теплоухов во мне нашел? На настоящую женщину совсем не похожа. Так себе, взросленькая школьница». Причесалась. Отвинтила колпачок с флакончика дешевых духов. Смочив кончик указательного пальца, потерла им за ушами. Задумчиво посидела. Затем поднялась и стала собираться в общежитие.
      Свежее ясное утро развеяло тревогу. Вика разрумянилась и повеселела. Кавазашвили была в комнате одна. В распахнутом халате она перебирала на тумбочке маленькие листочки.
      – Опять на шпаргалки надеешься? – спросила Солнышкина.
      – Угу, – кивнула Нино. – Я, как Брежнев, без бумажки – ни шагу. Видела, как он по телеку с листка читал: «Дорогие товарищи, благодарю вас за высокую награду»?..
      – Когда он читал, я «Спокойной ночи, малыши» смотрела.
      – Я тоже в детстве мультики любила. Да и теперь до безумия люблю. А престарелого вождя недавно показывали в «Смехопанораме». Ухохочешься… – Кавазашвили наморщила лоб. – Слушай, ну чего это мне вчера Теплоухов звонил? Я прямо обалдела. Девять месяцев молчал и вдруг – звонок…
      Солнышкина усмехнулась:
      – Наверно, хотел узнать, не родила ли ты ему сына.
      – Типун тебе на язык. Николай Валентинович не тот мужик, чтобы по пустякам звонить. Так и знай, какую-то злодейскую козу мне придумал…
      – Спрячь «шпоры» и садись за учебник, – тоном строгой учительницы сказала Вика.
      Сама Солнышкина знала учебную программу назубок. Пришла она в общежитие, чтобы заставить нерадивую подругу хотя бы в последний день перед экзаменом не бездельничать. Кавазашвили умела только задавать вопросы, с ответами у нее всегда не ладилось.
      Занимаясь с Нино, Вика не могла пересилить себя, чтобы избавиться от размышлений насчет предложения Теплоухова о заграничной поездке. Неведомое манило и в то же время пугало неизвестностью последствий, которые такое путешествие наверняка оставит в дальнейшей судьбе. При мысли, что из зарубежного вояжа можно вернуться мамой-одиночкой, по спине пробежали мурашки. Необъяснимую тревогу вызывал вчерашний телефонный разговор Николая Валентиновича с Кавазашвили. Пересказанное Нино содержание этого разговора Вика не принимала за чистую монету. Не блещущая умом подруга в тех случаях, когда дело касалось мужчин, становилась необычайно изворотливой и хитрой. Сама же Вика об отношениях между мужчинами и женщинами знала только по книгам. В голове крутился пушкинский сюжет «Евгения Онегина». При сравнении своего поступка с поступком Татьяны Лариной получалась аналогия прямо-таки один к одному. Вот, если бы еще Николай Валентинович внешне походил на Евгения…
      – Нино, что, по-твоему, главное во внешности мужчины? – внезапно спросила Вика.
      – Красивые волосы и отличные ботинки, – не задумываясь, ответила Кавазашвили.
      – А лицо?..
      – С лица воды не пить. Чего не по теме экзаменуешь?
      – Сообразительность твою проверяю.
      Нино вздохнула:
      – Эх, если б на экзамене спрашивали про мужиков, я на пять с плюсом ответила бы.
      Постепенно Солнышкина успокоилась. Тревога шевельнулась лишь в конце дня. Опасаясь, что Теплоухов позвонит в общежитие, и надо будет с ним говорить в присутствии вахтерши, Вика решила поскорее уйти домой. Перед уходом пообещала Нино вечером вернуться и заночевать в общежитии.
      Дома она первым делом взялась за уборку. Наводя порядок в комнатах и на кухне, хотела надеть выходное платье, но подумала, что это слишком банально. В кофточке и джинсах было привычнее. Только села отдохнуть, зазвонил телефон. Вначале Вика не узнала голос Теплоухова. Показалось, звонит кто-то больной или пьяный. Видимо, уловив ее замешательство, Николай Валентинович сказал о внезапно воспалившихся голосовых связках и заговорил об уже заказанных путевках на Канарские острова.
      – Вы откуда звоните? – перебила Вика.
      – Из бара «Затерянный рай».
      – На собственной машине приехали?
      – Да, на «Форде». Однако хочу прийти к тебе пешком.
      – Правильно, не надо иномаркой привлекать внимание соседей.
      – Ты здесь методы конспирации изучила? – вроде бы ревниво спросил Теплоухов.
      – Взрослею, – весело ответила Вика.
      – Я это понял, когда посоветовала искать тебя по телефону.
      – Не обижайтесь, Николай Валентинович. Не хочется мне быть без вины виноватой.
      – Понимаю. Сразу было подъехал к твоему дому. Потом вспомнил предупреждение и угнал машину на платную стоянку.
      – Приходите. Жду вас.
      – Иду… по-шпионски, без цветов…
      Встреча получилась натянутой. Войдя в прихожую, Теплоухов поставил у порога «дипломат» и хотел было поцеловать Вику, но она, отшатнувшись, протянула ему руку:
      – Здравствуйте, Николай Валентинович.
      – Здравствуй, Виктория, – тихо сказал он. – Не рада, что приехал?
      Вика пожала плечами:
      – Радость какая-то… со слезами на глазах.
      – Почему?
      – Сама не понимаю, – Солнышкина виновато улыбнулась. – Проходите, пожалуйста, в мою горницу.
      Теплоухов накинул на вешалку норковую кепку, повесил кожаный пиджак и снятый с шеи галстук. Расстегнул верхнюю пуговицу рубахи, вроде ему было душно. Разулся, взял с пола «дипломат» и прошел следом за Солнышкиной в просторную комнату. Вика усадила гостя в кресло у стола. Сама села рядом на диван. Николай Валентинович, будто не зная, с чего начать разговор, огляделся. С улыбкой сказал:
      – Просторную виллу Алла Аркадьевна тебе купила.
      – Кофе будете пить? – смущенно спросила Вика.
      – Спасибо. У меня есть бутылка шампанского. Предлагаю выпить за нашу встречу и, как говорят бизнесмены, за успех будущих предприятий.
      – Я не пью спиртное.
      – Но за встречу, надеюсь, немножко выпьешь…
      – Немножко выпью.
      Пока Солнышкина ходила на кухню за бокалами, Теплоухов достал из «дипломата» шампанское и коробку конфет. Умело откупорив бутылку, наполнил прозрачные бокалы пенившимся вином. Один из них протянул Вике. Улыбаясь друг другу, легонько чокнулись.
      – Ну что… – задумчиво сказал Теплоухов. – Дай нам Бог счастья?..
      Солнышкина молча кивнула.
      Вино было приятным, словно освежающий напиток. Глоток по глоточку Вика не заметила, как бокал опустел. Николай Валентинович предложил выпить еще, но она наотрез отказалась. Даже от одного бокала у нее так повеселело в голове, что хотелось беспричинно рассмеяться. Теплоухов налил себе половину бокала. С грустной улыбкой глядя на Вику, стал пить маленькими глотками. «Что он в молчанку со мной играет?» – подумала Вика и напрямую задала мучавший ее с самого утра вопрос:
      – Зачем вы вчера звонили Нино?
      – Хотел узнать, не завела ли ты здесь друга.
      – Допустим, завела… Ну и что?
      – Сегодня я к тебе не приехал бы.
      – Выходит, мне вы не верите?
      – Я вообще не верю женщинам.
      – Но я ведь еще не женщина.
      – Девушки, случается, тоже лгут… – Теплоухов поставил на стол недопитый бокал. – В молодости, когда учился в техникуме кооперативной торговли, по уши был влюблен в одну из своих сокурсниц. Она отвечала взаимностью. Собирались пожениться, но меня призвали на флотскую службу. Любимая поклялась ждать. Писала прекрасные письма. Когда отслужил, оказалось, что она вышла замуж и успела родить девочку.
      – Это же подлость с ее стороны! – возмутилась Вика.
      – Как сказать… Сердцу не прикажешь.
      – Вы оттого до сих пор не женаты?
      – И не собирался, пока ты не разбередила мою душу.
      Вика смутилась:
      – Не понимаю, что примечательного вы нашли во мне.
      – Ты, как две капли воды, похожа на мою юношескую любовь.
      – Простите, я похожа на свою маму.
      – Да, на Аллу Аркадьевну, которая предала меня в молодости.
      Вика широко открытыми глазами уставилась на Теплоухова. Словно не выдержав удивленного взгляда, Николай Валентинович опустил глаза:
      – Ты стала третьей, кто об этом знает. Теперь, Виктория, решай, что нам делать дальше…
      – Налейте, пожалуйста, шампанского, – после долгого молчания попросила Вика.
      Теплоухов наполнил, бокал на одну треть. Солнышкина выпила его почти не отрываясь. В голове творился невообразимый ералаш.
      – Ну, что молчишь? – поторопил Николай Валентинович. – Ты была искренна, когда… делала предложение о замужестве?
      – Конечно.
      – Что тебя толкнуло на такой шаг?
      – Не знаю, может быть, мамины гены… Непонятная сила тянула к вам. Я ведь без отца росла. Хотелось мужского покровительства и внимания. А вы всегда были очень любезны ко мне.
      – Если поженимся, гарантирую это до конца жизни. Уедем в цивилизованную страну. Станем жить обеспеченно, как нормальные люди, без страха за завтрашний день.
      – Почему надо непременно уезжать? Вы и здесь обеспечены. А разновозрастным браком теперь никого не удивишь.
      – Дело не в возрасте. Двадцать лет – не сногсшибательная разница. Есть пары с куда большим разрывом в годах… – Теплоухов помолчал. – Родители твои не дадут нам здесь жить. Алла Аркадьевна наверняка организует против меня коммерческую аферу, а Игорь Сергеевич подберет компромат. Они сгоряча способны на необдуманные поступки.
      – Я тоже в запальчивости могу необдуманное отмочить. Вам со мной будет трудно.
      – Твой возраст еще восковый. Из тебя можно слепить прекрасную женщину.
      Вика через силу улыбнулась:
      – Хотите стать скульптором?
      – Хочу стать твоим первым мужчиной, – без иронии ответил Теплоухов.
      – Это что, прихоть мультимиллионера?
      – Нет, это желание начать жизнь заново с того момента, когда потерял любимую девушку. Без тебя не представляю дальнейшей жизни. Мне легче умереть, чем вторично быть обманутым в любви. Поверь, Виктория, я не лгу.
      – С вашими деньгами можно купить любую красавицу. Они нынче, как голодные волчицы, стаями гоняются за состоятельными спонсорами и готовы разыграть такую любовь, что от счастья задохнетесь.
      – Не хочу любви продажных волчиц. Для меня ты самая красивая и самая-самая желанная.
      Вика закрыла лицо ладонями. От шампанского слегка кружилась голова. Сердце стучало учащенно. Плохо соображая, она поднялась с дивана, безотчетно села к Теплоухову на колени и неумело обняла его за шею. Он тотчас прижал ее к себе и впился губами в ее губы. Вике показалось, что она с замирающим сердцем падает в пропасть…
      Очнулась Солнышкина на диване от такого ощущения, которое было, когда Абасов пытался силой снять с нее джинсы. Сейчас Теплоухов делал то же самое. Смешанный с брезгливостью ужас сковал все тело.
      – Валентин… Николай Валентинович! – вскрикнула Вика. – Вы чего надумали?!
      – Прости… Так надо… Ты станешь моей женой… – словно сумасшедший забормотал Теплоухов.
      Ошеломленная Вика, увидев его бесцветные обезумевшие глаза, машинально схватилась за пояс уже наполовину снятых джинсов. В заднем кармашке пальцы ощутили что-то твердое. «Это же ампула с ядом для Азера!» – мгновенно вспомнила Солнышкина и, охваченная внезапной ненавистью, взволнованно заговорила:
      – Ну, зачем именно так… Неужели нельзя по-иному?.. Мы ведь еще не выпили на брудершафт…
      – Не могу… После выпьем…
      – Нет, нет!.. Николай Валентинович… Давайте по-хорошему… Выпьем, ляжем в постель… Я не стану сопротивляться…
      Теплоухов будто одумался. С трудом поднявшись с дивана, он помог Вике надеть полуснятые джинсы и с виноватым видом сел в кресло. Трясущейся рукой взял бутылку и стал наполнять бокалы шампанским. Вика растерянно села на диван. Стараясь любым путем оттянуть пугающий финал, бестактно спросила:
      – Доллары привезли?
      – Привез.
      – Покажите.
      Теплоухов с недоумением глянул на нее. Раскрыв «дипломат», нервно стал ворошить лежавшие в чемоданчике бумаги. Одна из бумажек отлетела к Викиным ногам. Нагнувшись, Вика подняла листок и узнала свою «расписку» в получении от Теплоухова пяти миллионов рублей. Под текстом неизвестно как появился четкий, словно выведенный по заказу, автограф.
      – Зачем вы подделали мою подпись?.. – растерянно спросила Солнышкина. – Хотите шантажировать?..
      Теплоухов взял листок. Изорвав его в мелкие клочки, сухо сказал:
      – Что я хотел, уже не имеет никакого значения. – И протянул Вике пачку валюты. – Вот тебе доллары без всякой расписки. Покупай, что душе угодно.
      «Боже, я превращаюсь, как Алена Волосюк, в продажную девку! Неужели моя судьба – быть изнасилованной? Умру, но не поддамся! Немедленно – бежать!» – запальчиво подумала Вика. Под предлогом, будто надо замкнуть входную дверь, она поднялась с дивана, положила деньги на стол и хотела выйти из комнаты, надеясь тихонько вышмыгнуть на улицу. Теплоухов вроде разгадал ее замысел:
      – Не беспокойся, я замкну. Где ключ?
      – В кухне на буфете.
      Оставшись одна, Солнышкина заметалась по комнате. Все окна были с двойными рамами. После зимы она успела выставить внутреннюю раму только из окна в спальне. Если идти туда, в прихожей можно встретиться с Теплоуховым. Выхода не было. На глаза попались лежавшие на подоконнике ножницы. Почти бессознательно Вика схватила их, нервно вытащила из кармашка джинсов пластмассовую ампулку, отстригла у нее кончик и тряхнула над теплоуховским бокалом. В пузырившееся шампанское глухо булькнула крупная капля. То же самое проделала над своим бокалом, но в ампуле, на удивление, ничего не осталось. Вика схватила бокалы, чтобы перемешать вино, однако, услышав шаги возвращающегося в комнату Теплоухова, испуганно поставила их на место и торопливо присела на диван.
      Николай Валентинович устало опустился в кресло. Виновато посмотрев на Солнышкину, заговорил:
      – Прости за чуть не случившуюся нелепость. Я, кажется, потерял рассудок, но и в таком состоянии понимаю, что мирный «брудершафт» отменяется…
      – У меня завтра экзамен, – тихо сказала Вика.
      – Придется одному выпить за твой успех, – Теплоухов поднял бокал и вроде бы сам над собой усмехнулся: – А счастье было так близко, так возможно…
      – Не пейте! – в ужасе крикнула Вика. – Там отрава!..
      То ли не поверив предупреждению, то ли из желания отомстить за неразделенную любовь, Теплоухов залпом выпил шампанское и очень быстро, как будто боялся уронить, поставил пустой бокал на стол. В тот же момент его рука безжизненно соскользнула с кромки столешницы. Николай Валентинович всем туловищем отвалился на спинку кресла. Голова запрокинулась, а широко раскрывшиеся глаза уставились в потолок. Солнышкина, прижав ладони ко рту, словно заледенела.
      Первой осознанной мыслью Вики было – немедленно позвонить в милицию и рассказать со всеми подробностями правду о случившейся трагедии. Сразу же обожгла другая жуткая мысль: «А кто мне поверит?!» Стараясь не глядеть на мертвого Теплоухова, она бочком вышла из комнаты и бросилась к двери. Дверь оказалась запертой. Вика лихорадочно стала искать ключ. Наткнулась на него, когда стала ощупывать карманы кожаного пиджака, вспомнив, что дверь закрывал Теплоухов. Зачем Николай Валентинович спрятал от нее ключ, Вика не поняла, но, отомкнув замок, сунула его в тот же карман, как будто это имело какое-то значение. «Что мне теперь будет? Что будет? – навязчиво стучало в мозгу. – Надо отвести от себя подозрение! Как это сделать, как?!»… В памяти завертелись крутые сюжеты набивших оскомину кинобоевиков, где хладнокровные убийцы изощренно устраняли обличающие их улики. В отчаянии Вика натянула на руки резиновые перчатки, в которых обычно мыла посуду, и старательно стала подражать киношным супергероям…
      Дальнейшая жизнь Солнышкиной превратилась в сплошной кошмар. В случившейся трагедии она винила Аллу Аркадьевну. Чтобы при нервной вспышке не высказать матери «исповедь» Теплоухова о юношеской любви, разыграла конфликт с надуманным телефонным звонком Абасова и тайно уехала из Новосибирска в райцентр. Здесь стало еще хуже. Хотя следствие ею вроде бы не интересовалось, и все шло тихо, не покидало предчувствие, что затишье это перед страшной бурей.
      После неудавшегося самоубийства, когда утром в домике вахтерши их с Нино разыскал бойкий сотрудник уголовного розыска, Вику одолела нервная веселость. Успокоилась она лишь в прокурорском кабинете. От мысли, что больше не нужно скрываться и лгать, на душе вдруг стало легко. И даже предстоящее наказание перестало страшить ее, как изнуренного неизлечимым недугом не страшит неизбежная смерть.