Военные тайны XX века - Серп и молот против самурайского меча

Советская же сторона в ответ на это заявила, что демаркация границы была в свое время проведена в соответствии с русско-китайскими договорами и соглашениями, о чем свидетельствуют подписанные сторонами географические карты, и что поэтому в редемаркации необходимости нет, а дело заключается лишь в том, чтобы добиваться урегулирования возникающих пограничных инцидентов, вызываемых нарушением установленной упомянутыми международными документами линии государственной границы.

Возражая против такого подхода, японо-маньчжурская сторона в качестве примера привела тот факт, что из 25 пограничных столбов, установленных при демаркации границы между озером Ханко и р. Тумыньцзян (Туманган) на стыке границ СССР, Маньчжоу-го и Кореи, к середине 1935 г. сохранилось только десять, причем промежутки между сохранившимися пограничными столбами в низинах и на холмах поросли лесом, что не позволяет японским пограничникам точно ориентироваться в отношении пределов территории Маньчжоу-го, которую они охраняют в соответствии с протоколом о военном сотрудничестве с Маньчжоу-го.

Сложившаяся ситуация приводила к тому, что на ряде этих участков границы периодически возникали конфликты.

Так, вскоре после окончания Гражданской войны на Дальнем Востоке советской стороне были предъявлены претензии на 1,5 кв. км территории в районе бывшего пограничного знака № 1, похищенного жителями Маньчжурии для того, чтобы советские граждане не могли противодействовать освоению участка № 1008 в районе к северу от озера Хасан. В результате таких действий к 1936 г. было захвачено 70 га земельных угодий, расположенных на советской территории.

В 1935—1936 гг. для того чтобы закрепить за собой «спорные» земли, осваивавшиеся у маньчжурского поселка Янкуанпфын в районе озера Хасан, последние неоднократно обращались к японскому командованию. В результате изучения этого вопроса военные власти Японии пришли к заключению, что фактическая граница от литера «Т» проходит здесь по восточному берегу озера Хасан, которое по Хунчуньскому протоколу о границе между Россией и Китаем 1886 г. было признано расположенным на российской территории, до горы Баранова.

В конечном счете 11 октября 1936 г. это явилось причиной столкновения, и, несмотря на отпор, полученный со стороны советских пограничников, японцы продолжали здесь выдвигать свои претензии на участок № 1008 вплоть до событий на озере Хасан в 1938 г.

Вооруженные столкновения на границе происходили и позднее. Так, 26 октября 1936 г. японо-маньчжуры атаковали советских пограничников на высоте Безымянная (в 1 км к югу от литера «Л»), через которую проходила граница по Хунчуньскому протоколу. 26 ноября 1936 г., а также 14 февраля и 4 мая 1939 г. имели место конфликты с применением оружия в районе пограничной Павловской сопки восточнее упомянутого выше района, вблизи северозападного берега озера Ханко[111].

Возражала против позиции СССР японо-маньчжурская сторона и по более важному вопросу – проведению границы вдоль китайского берега пограничных рек Аргунь, Аглур и Уссури, как она обозначена на приложенной к русско-китайскому Пекинскому договору 1860 г. географической карте масштаба 25 км в дюйме (1:1 050 000). Это объяснялось тем, что граница по рекам была проведена здесь вопреки нормам обычного международного права, в соответствии с которыми государственная граница на судоходных реках проводится по середине главного фарватера. А если имеются расхождения в описании границы между картой и текстом договора (а такое расхождение между текстом Пекинского договора и приложенной к нему упомянутой картой действительно существовало, причем в пользу нормы обычного международного права), то граница должна устанавливаться также по середине главного фарватера.

Вот почему японо-маньчжурская сторона выступала за пересмотр фактически установленной СССР границы с Маньчжоу-го по рекам в соответствии с упомянутой картой, поскольку в этом случае все острова в русле пограничных рек оказались на территории Советского Союза. В пользу позиции японо-маньчжурской стороны свидетельствовало то обстоятельство, что, согласно Положению Комитета министров России от 13 октября 1867 г., и при отводе русским на островах р. Амур покосных мест «принималась граничной линией середина главного фарватера».

В 1912 г. министр иностранных дел России С.Д. Сазонов в депеше российскому посланнику в Пекине предписывал считать, что на проходных реках «русская государственная граница следует по тальвегу», т. е. линии наибольших глубин. По Цицикарскому же договорному акту от 7 декабря 1911 г. государственной границей между Россией и Китаем на р. Аргунь была признана линия посередине ее главного фарватера, и поскольку она проходит ближе к российскому берегу, то часть крупных островов на этой реке оказались за русской границей. Тем не менее особым реестром к договору как исключение они были отнесены к России, что, однако, не означало, что китайцы были лишены права их хозяйственного освоения наряду с русскими. Позднее, в 30-е гг., это привело здесь к пограничным инцидентам.

В начале 30-х гг. после захвата Маньчжурии Японией в связи с военной угрозой своей безопасности СССР в одностороннем порядке взял под свой контроль практически все острова и на реках Амур и Уссури, что явилось предпосылкой для пограничных инцидентов и усиления напряженности в советско-японских отношениях[112].

«…Ситуация особенно осложнилась в 30-е годы, когда японские войска оккупировали Маньчжурию, – писала газета „Сегодня“. – Советский Союз воспринял это как непосредственную угрозу и в одностороннем порядке взял под свой контроль почти все острова на Амуре и Уссури, пренебрегая принципами разграничения, действующими в международном праве (именно тогда, кстати, СССР заполучил известный остров Даманский, территориальный спор за который чуть было не привел к широкомасштабному конфликту с Китаем в 1969 году)[113]. При строительстве оборонительных сооружений советские военные (вследствие неясности демаркационной линии —К.Ч.) нередко захватывали и территорию сопредельной стороны»[114].

В марте 1936 г. советская сторона заявила, что она выступает за редемаркацию советско-маньчжурской границы, но против ее демаркации, хотя, как выяснилось позднее при сличении советских и китайских топографических карт, линия государственной границы не совпадает на них более чем на 20 участках[115].

Несмотря на это, в апреле того же года взаимная заинтересованность сторон в предотвращении войны привела к тому, что была достигнута принципиальная договоренность об учреждении двух комиссий – комиссии по урегулированию пограничных конфликтов и комиссии по демаркации государственной границы с тем, чтобы они сначала попытались добиться согласия в отношении восточного участка границы между СССР и Маньчжоу-го, а затем перейти к разрешению возникающих вопросов на других участках этой границы.

Однако сразу же после заключения 26 ноября 1936 г. Антикоминтерновского пакта, дополнительного протокола и секретного соглашения с обязательством в случае неспровоцированного нападения на одну из договаривающихся сторон Советского Союза «немедленно обсудить меры, необходимые для защиты их общих интересов» и не заключать с СССР каких-либо политических договоров, которые бы могли облегчить его положение[116], советская сторона утратила интерес к этим комиссиям. Кроме того, едва возобновив 2 октября 1936 г. прерванную 26 августа 1935 г. работу, советско-монгольская и японо-маньчжурская делегации в Маньчжоули, снова по указанной причине, 25 ноября того же года после четвертого заседания по инициативе советско-монгольской стороны прервали переговорытю урегулированию конфликтов на монголо-маньчжурской границе.

Вскоре после заключения Антикоминтерновского пакта в связи с расхождениями в оценке линии границы возобновились вооруженные столкновения и на ее советско-маньчжурском участке. Так, 26 декабря в районе пограничного знака №17 группа пеших японо-маньчжурских солдат, нарушив границу, проникла, по оценке советской стороны, на 1 км в глубь территории СССР. А 30 декабря группа конных японо-маньчжурских солдат дважды нарушала границу у села Абагатуй, проникая на 200 м в глубь советской территории.

Осуществлялось вторжение со стороны Японии и в воздушное пространство СССР. Так, 27 декабря 1936 г. близ г. Оупу японский самолет углубился на 5 км к северу от границы с СССР, пролетев 12 км по его территории.

ГЛАВА 3

СОВЕТСКО-ЯПОНСКИЕ ВООРУЖЕННЫЕ КОНФЛИКТЫ (ВТОРАЯ ПОЛОВИНА 30-Х ГГ.)

1. БЛАГОВЕЩЕНСКИЙ ИНЦИДЕНТ, ИЛИ ИНЦИДЕНТ У КОНСТАНТИНОВСКИХ ОСТРОВОВ В 1937 Г.

Данный конфликт возник в связи с ужесточением позиций СССР в вопросе об их принадлежности в условиях нарастания агрессивных тенденций в политике держав оси в результате заключения Антикоминтерновского пакта.

Инцидент начался с того, что 19 июня 1937 г. на островах Сеннуха и Большой, расположенных юго-восточнее г. Благовещенска и юго-восточнее г. Айхунь, к югу от середины главного фарватера р. Амур высадились советские пограничники (на первом из них 20 человек, на втором – 40) и изгнали находившихся там подданных Маньчжоу-го.

В нарушение советско-маньчжурского соглашения о судоходстве по фарватерам пограничных рек 1934 г. четыре дня спустя более десятка советских патрульных судов с артиллерией на борту заблокировали проход иностранных судов по северному рукаву р. Амур – ее главному фарватеру. При этом около 50 советских пограничников продолжали оккупировать оба острова, которые по приведенным выше юридическим основаниям каждая вступившая в конфликт сторона считала своей территорией.

В соответствии с инструкцией генерального штаба о принятии соответствующих мер в случае незаконной оккупации Советским Союзом части территории Маньчжоу-го командующий Квантунской армией генерал К. Уэда отдал приказ ее первой дивизии о подготовке к вытеснению советских пограничников с указанных островов, и ее пехотные, артиллерийские и инженерные части были развернуты у правого берега р. Амур в районе названных выше островов.

Одновременно одна из трех расположенных севернее левого берега этой реки советских стрелковых дивизий выступила в южном направлении для предотвращения контрудара противника с противоположного берега.

29 июня японцы высадились на упомянутых островах, потопили советский бронекатер, повредили при артобстреле советскую канонерку и другие суда, убив и ранив несколько краснофлотцев[117]. Инцидент был, казалось, исчерпан после того, как 29 июня в ответ на предпринятый в тот же день демарш правительства Японии правительство СССР согласилось по просьбе японской стороны во избежание дальнейшей вооруженной эскалации конфликта отвести свои войска с обоих островов на прежние позиции.

Японское правительство отдало также японским войскам новый приказ об отмене подготовки к военным действиям против советских пограничников, вторгшихся на территорию Маньчжоу-го. При этом правительство СССР заявило, что в период заключения в 1860 г. Пекинского договора пограничный главный фарватер проходил в этом районе по южному рукаву Амура и что его естественное перемещение на север не означает автоматического изменения границы. В заявлении по этому поводу заведующий II Восточным отделом НКИД СССР В.И. Козловский заявил посольству Японии в СССР: «В результате этого обстрела мы понесли потери убитыми и ранеными. Наши канонерки на огонь не отвечали. Мне поручено заявить решительный протест против подобных неслыханных провокационных действий японо-маньчжурских войск». В ответ первый секретарь посольства Японии в СССР Ф.

Миякава возразил, сказав, что, как он полагает, инцидент произошел не по вине японо-маньчжурской стороны, и, ссылаясь на мнение посла Японии в СССР М. Сигэмицу, подчеркнул, что «в первую очередь должны быть отведены советские войска, незаконно занявшие эти острова (к югу от главного фарватера – К. Ч.), а маньчжурам нечего занимать и отводить»[118].

Однако 30 июня 1937 г. три советских патрульных катера, проходя на высокой скорости по южному рукаву р. Амур южнее о. Сеннуха, обстреляли японских и маньчжурских пограничников. Ответным огнем из деревни Ганьчацзы один из советских патрульных катеров был потоплен, а другому были нанесены серьезные повреждения.

В связи с этим посол Японии в СССР М. Сигэмицу потребовал скорейшей эвакуации советских пограничников и советских патрульных катеров из района конфликта, заявив решительный протест против действий советских вооруженных сил.

2 июля 1937 г. НКИД СССР ответил японской стороне, что он согласен в целях ликвидации конфликта отвести советские войска и упомянутые катера из района конфликта, но что это не означает отказа Советского Союза от прав на спорные острова, и вскоре выполнил это обещание. При этом за один день до начала войны Японии против Китая, 6 июля, к югу от пограничного столба № 2 и о. Большой японо-маньчжурский отряд вновь обстрелял советских пограничников. В результате повторного столкновения несколько часов спустя стороны понесли потери убитыми и ранеными[119]. При этом японское армейское руководство, в особенности командование Квантунской армии, пришло к выводу, что не дипломатические усилия японского правительства как таковые, а эффективный вооруженный отпор «советской военной провокации» сыграл главную роль в разрешении данного конфликта, и поэтому Японией был взят курс на решительное применение вооруженных сил против СССР и МНР в случае возникновения подобных инцидентов в будущем. Это явилось предпосылкой того, что японская сторона заняла исключительно жесткую позицию в 1938—1939 гг., и вооруженные пограничные конфликты у озера Хасан и реки Халхин-Гол приобрели ожесточенный характер.

2. ДРУГИЕ ПОГРАНИЧНЫЕ ИНЦИДЕНТЫ В 1937 Г.

Помимо Благовещенского (Амурского) инцидента в 1937 г. имело место много других инцидентов на советско-маньчжурской границе. Об этом можно судить по количеству протестов, направленных с советской стороны японским властям, – 23. Из них наиболее крупными были следующие.

4 января в районе пограничного знака № 17 (район Дундачуань) на восточном участке этой границы на территории Маньчжоу-го были обнаружены три советских нарушителя границы. Когда к ним приблизилась пограничная стража, с другой стороны границы по ней был открыт огонь из легких пулеметов, после чего советская сторона также подверглась обстрелу[120]. Перестрелка длилась более одного часа.

Позднее полпредство СССР в Японии направило МИД Японии ноту протеста в связи с тем, что 13 японо-маньчжурских пограничников обстреляли пограничников СССР в упомянутом районе.

16 января 1937 г. с японо-маньчжурской стороны японский самолет в районе, прилегающем с юго-востока к г. Благовещенск, нарушил государственную границу СССР и произвел химическую атаку с применением отравляющих веществ (типа хлора). Отравляющими веществами было поражено семь советских военнослужащих и 49 сельских жителей.

В связи с этим НКИД СССР направил послу Японии в Советском Союзе М. Сигэмицу ноту протеста.

Но, несмотря на протесты советской стороны, в связи с неурегулированностью вопроса о границе между СССР и Маньчжоу-го, пограничные столкновения продолжались и в первой половине 1937 г. (например, 17 марта на участках Янчихэ в Посьетском районе и в районе села Нижне-Михайловского, а 21 марта – на о. Средний на р. Амур у г. Благовещенск)[121], пока в середине 1937 г. в результате усиления напряженности не привели к упомянутому серьезному инциденту в районе Константиновских островов Сеннуха (Ганьчацзы) в верховьях р. Амур и Большой (Цзиньанхо) в низовьях р. Аргунь[122].

Непосредственно накануне инцидента в этом районе вдоль верхнего течения р. Амур пролетело большое количество японских самолетов, один из которых нарушил воздушное пространство СССР.

21 мая того же года два маньчжурских патрульных пограничных катера с артиллерией на борту проследовали по правому рукаву р. Амур в районе населенного пункта Поярково вблизи южного берега о. Сеннуха (Ганьчацзы), поскольку японская и маньчжурская сторона, ссылаясь на нормы международного права, рассматривали этот рукав, лежащий к югу от главного фарватера в стороне Маньчжоу-го, как ее территорию.

Советская же сторона, считая, что по изложенной выше причине в этом случае было осуществлено вторжение на территорию СССР, направила японской стороне в Токио и маньчжурской стороне в Харбине протест в отношении нарушения государственной границы СССР.

30 июля того же года полпредство СССР в Японии вновь выразило протест МИД Японии в связи с проникновением японских самолетов в воздушное пространство Советского Союза в районе, прилегающем к государственной границе с Маньчжоу-го.

На этот раз дело было связано с разбрасыванием антисоветских листовок от имени российских белоэмигрантских организаций, которые действовали в Маньчжурии. Для ликвидации объекта такой пропаганды осенью 1937 г. из двадцатикилометровой пограничной зоны на Дальнем Востоке были выселены местные жители, преимущественно корейцы.

В связи с этим советская сторона подчеркнула, что оказание содействия подобным организациям противоречит ст. 5 Основной конвенции о принципах взаимоотношений между СССР и Японией 1925 г.

На стыке границ СССР, Маньчжоу-го и Кореи, находившейся с 1910 г. под протекторатом Японии, на корейской стороне р. Туманцзян находился на Водораздельной сопке наблюдательный пункт Маньчжоу-го, с которого маньчжурские пограничники с ведома японских властей в течение многих лет следили за водоснабжением своей территории, прилегающей к границе.

28 октября 1937 г., когда маньчжурский пограничный наряд, пересекая границу между Маньчжоу-го и Кореей, поднимался к этому наблюдательному пункту, он неожиданно подвергся обстрелу отрядом советских пограничников в составе 50 человек. И только открыв ответный огонь и получив подкрепление, маньчжурские пограничники смогли снова занять этот наблюдательный пункт.

В связи с данным инцидентом МИД Японии направил ноту протеста полпредству СССР в Японии[123].

Как видно из приведенных фактов, напряженность в советско-японских отношениях достигла высокого накала.

Оценивая эту ситуацию, как тревожную, в аналитическом письме И.В. Сталину от 14 декабря 1937 г. советский разведчик Р. Зорге в своей шифротелеграмме из Токио писал: «Военно-политическая обстановка в Японии, по личному мнению и по ряду данных, полученных в иностранных и местных кругах, позволяют прийти к заключению, что выступления Японии против СССР может последовать в непродолжительном будущем, хотя общие затруднения Японии, весьма значительные уже в настоящее время, в этом случае вырастут еще более»[124].

Высказывая свое вполне обоснованное мнение о причинах авантюристической политики Токио в отношении СССР, Р. Зорге сделал вывод, что хотя руководители военно-морского флота Японии понимали, что нападение на нашу страну ввиду ее возрастающей военно-экономической мощи с каждым годом становилось все более опасным, даже они, несмотря на традиционную оппозицию военщине, прежде всего руководству Квантунской армии, начинают верить в его утверждения «о сравнительной легкости осуществления внезапного нападения на Владивосток и Приморье и возможности ввиду „неблагоприятного положения в СССР“ ограничить японо-советскую войну этой территорией и Сахалином»[125].

В планы генерального штаба японской армии в 1937 г. были внесены существенные коррективы. «Если до сих пор, – писал Р. Зорге, – предусматривались преимущественно наступательные методы борьбы с Красной армией, то теперь предполагается на всех фронтах, кроме участка около Владивостока (где будет осуществлен наступательный удар), действовать по принципу „сдерживающего боя“. Существует убеждение, что Красная армия ответит на японскую провокацию наступательными действиями со стороны Читы и Благовещенска. В этом случае ей дадут возможность постепенно проникнуть в глубь Маньчжурии, чтобы, когда она достаточно утомится и будет удалена от полосы собственных укреплений, решительно по ней ударить»[126].

Этот документ был настолько важен, что Сталин решил сохранить его под рукой в текущем архиве.

3. СОВЕТСКО-ЯПОНСКИЙ КОНФЛИКТ В РАЙОНЕ ОЗЕРА ХАСАН В 1938 Г.

Со второй половины 30-х гг. количество японских и советских войск и вооружения на Дальнем Востоке неуклонно возрастало, причем на основании показаний перебежчика, начальника дальневосточного управления НКВД Г.С. Люшкова, японская сторона пришла к выводу, что советские войска значительно превосходят по своей численности и вооружению японские. В 1938 г. в сравнении с 1937 г. численность советских войск здесь выросла на 105 тыс. человек —более чем в 10 раз по сравнению с первоначальным планом, и соответственно в 2 раза увеличились ассигнования на военное строительство[127].

Еще большим поводом для обеспокоенности японской стороны явились дешифрованные телеграммы руководства советских пограничных войск на Дальнем Востоке с требованием увеличить запасы боеприпасов, не достигавшие и половины необходимого количества, а также занять сопку Заозерную высотой около 150 м на государственной границе к западу в 2,3 км от озера Хасан, поскольку она еще была свободна от японских войск.

И хотя российский историк Ю.В. Георгиев, следуя традиционной точке зрения, считает, что к «агрессивным действиям» в связи с побегом Люшкова, т. е. первой, прибегла японская сторона[128], другой российский историк, А.А. Кириченко, опираясь на документальное изучение этого вопроса, писал, что этот побег привел Сталина в ярость, и, судя по всему, Кремль одобрил инициативу заместителей наркома внутренних дел Фриновского и наркома обороны Мехлиса «дать самураям по зубам»[129].

6 июля 1938 г. на Заозерной появилось несколько конных советских пограничников и начались фортификационные работы[130]. 11 июля здесь появилось уже 40 красноармейцев[131], а 13 июля —еще 10 человек для продолжения упомянутых работ[132].

Поскольку граница, проходившая, как предполагалось, в этом районе по вершинам холмов (водоразделу) не была демаркирована, то создавалось положение, при котором за каждой из сторон фактически оставались те высоты, которые занимали войска соответствующей стороны. Поэтому первоначально командующий японской армией в Корее генерал К. Койсо не придал особого значения донесению о появлении советских пограничников на высоте Заозерная (по-китайски Чанкуфэн).

Однако в канун готовящегося наступления японских войск на резиденцию китайского правительства в г. Ухань активизации советских войск вблизи стыка границ СССР, Маньчжурии и Кореи генеральный штаб Японии придал важное стратегическое значение и, предприняв ответные действия, решил проверить, не кроются ли за активными действиями советских войск на границе с Маньчжурией и Кореей какие-либо далеко идущие планы военного вмешательства[133] в японо-китайскую войну.

Не исключено, что тем самым, учитывая напряженность в отношениях между СССР и Германией, а также с государствами Запада, определенные круги Токио, связанные с военными, решили попытаться заработать на активных ответных действиях политический капитал.

С этой целью после консультаций с военным министром Итагаки министр иностранных дел Японии Угаки дал указание в посольство Японии в Москве о соответствующем дипломатическом демарше.

15 июля поверенный в делах Японии в СССР X. Ниси потребовал от советского правительства отвода советских войск с высоты Чанкуфэн (Заозерная), являющейся «частью территории Маньчжоу-го» как государства, дружественного Японии и находящегося под его покровительством.

20 июля с аналогичным заявлением к наркому иностранных дел М.М. Литвинову обратился срочно вернувшийся из поездки по странам Западной Европы посол Японии в СССР М. Сигэмицу.

Последний заявил: «Японское правительство, вновь изучив этот вопрос на основании данных, имеющихся у японского правительства, пришло к заключению о принадлежности этого района Маньчжоу-го. К тому же маньчжурское население утверждает, что на высоте, о которой идет речь, оно отправляло религиозные обряды[134].

В обоих случаях, ссылаясь на русско-китайский протокол 1886 г. и приложенную к нему карту, советские дипломаты заявили о неоправданности японских утверждений о том, что высота Заозерная (Чанкуфэн) расположена за пределами территории СССР и что советские войска, заняв ее, нарушили государственную границу Маньчжоу-го[135].

Той же официальной точки зрения придерживаются все советские историки, которые писали об этом конфликте, за исключением В.П. Сафронова. Он считает, что причиной эскалации конфликта послужили действия отряда советских пограничников по охране сопок Заозерная и Безымянная, предпринятые 9—10 июля 1938 г. по приказу командования в ответ на проведение в прилегающем к ним с запада районе японскими войсками фортификационных и разведывательных мероприятии эвакуацию местного населения (правда, вопрос об обоснованности претензий сторон в отношении нарушения линии границы им не рассматривается)[136].

Но историки не обратили внимания на то, что даже в обычно охотно цитируемых или пересказываемых ими материалах Токийского трибунала говорится, что, «по утверждению СССР граница проходила по гребню сопок» между рекой Тумень-Ула (р. Тумангин – Тумыньцзян) и западным берегом озера Хасан, к западу от которых размещались японские пограничные войска, усиленные в начале июля 1938 г., и что «с другой стороны, японцы утверждали, что граница проходила восточнее[137] этой линии, но западнее озера Хасан».

«Когда в 1946 году начался Международный военный трибунал в Токио, где судили главных преступников, – писал А.А. Кириченко, – то советская сторона обвинения пыталась собрать доказательства японской агрессии у озера Хасан. По запросу МИД СССР начальник главного штаба ВМС адмирал Головко в ноябре того же года сообщил, что в результате проверки в Гидрографическом управлении ВМС была обнаружена карта 1—2 (Хунчунь) масштаба 1:500 000, изданная Управлением военных топографов в 1933 г., на которой государственная граница СССР показана восточнее озера Хасан. В 1938 г. эта карта была по приказанию соответствующих властей изъята, а имевшиеся в Гидрографическом управлении экземпляры были полностью уничтожены. Не осталось карты у нас, но экземпляры выпущенной в СССР карты оказались в руках японцев, оккупировавших Маньчжурию[138].

Иначе говоря, по русско-китайскому Хунчуньскому протоколу 1886 г. даже в той интерпретации, какую ему давала советская сторона, нашей стране принадлежала только восточная половина сопок (высот) Заозерная и Безымянная, включая вершины, а советские пограничники заняли их вершины целиком.

Но проблема состояла еще и в том, что в самом протоколе ни Заозерная, ни Безымянная поименованы не были, и японцы использовали это обстоятельство для того, чтобы считать, что красная линия на приложенной к Хунчуньскому протоколу карте пересекает не две упомянутых сопки (высоты), а расположенные гораздо южнее, начиная с отмеченной на той карте немного севернее р. Тумень-Ула (Туманган – Тумыньцзян) пограничной сопки № 52. И в таком случае граница при ее продолжении оказывается восточнее сопок Заозерная и Безымянная и западнее озера Хасан, причем именно так, как она изображена на карте, подготовленной в результате инспекции этого участка границы, проводившейся в период 1915—1920 гг. китайской республиканской армией. На картах генеральных штабов Китайской и Российской империй эта граница была проведена по водоразделу сопок даже восточнее озера Хасан, но к западу от озера Ханко, в соответствии с русско-китайским соглашением 1861 г., основанным на русско-китайском Пекинском договоре 1860 г По этому договору во изменение русско-китайского Айгуньского договора 1856 г. данный район вместе со всем Уссурийским краем лишался статуса кондоминиума (совладения)[139] России и Китая и переходил во владение России.

Генеральный штаб Японии, утверждая, что основным правовым документом для определения границы на этом участке является Пекинский договор 1860 г., готов был отдать предпочтение границе, описанной в Хунчуньском протоколе, но не подтвержденной, правда, документальными источниками, а именно: в интерпретации, отраженной на китайской военной карте, составленной на основе пограничной инспекции периода между 1915 и 1920 г., т. е. по линии, проходящей между озером Хасан и высотами Заозерная и Безымянная, к востоку от последних против его северной и центральной частей, а южнее – по гребню сопок, тянущихся на юг до сопки, обозначенной на карте, приложенной к упомянутому протоколу под №52.

Дело осложнялось тем, что маркирующие границу столбы был и утрачены, а проволочные или деревянные ограждения границы отсутствовали. Исторически спорная территория вообще составляла часть Кореи. Поэтому сопка Заозерная (Чанкуфэн) именовалась по-корейски Чагго.

И не маньчжурское, а корейское население до возникновения конфликта в этом районе справляло на этой и других сопках свои религиозные праздники[140].

Возражая против аргументов, приведенных наркомом иностранных дел СССР М.М. Литвиновым, которые исходили из того, что «красная линия на карте обозначает границу вдоль всего водораздела, и воды, которые текут к западу и впадают в реку Тумень, принадлежат Китаю, а воды, текущие к востоку и впадающие в море, принадлежат России», японский посол М.