Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Военные тайны XX века - Серп и молот против самурайского меча

ModernLib.Net / Публицистика / Черевко Кирилл Евгеньевич / Серп и молот против самурайского меча - Чтение (стр. 13)
Автор: Черевко Кирилл Евгеньевич
Жанры: Публицистика,
История
Серия: Военные тайны XX века

 

 


4 мая Вышинский передал Сато официальный ответ своего правительства на памятную записку правительства Японии, повторив прежние доводы советской стороны и заверив японское правительство в отсутствии у него намерений предоставлять территорию СССР для иностранных военно-воздушных баз и принимать в случае повторения подобных инцидентов меры, соответствующие Международную праву[352].

Опасения Токио в отношении использования территории СССР для военных операций против Японии, с точки зрения намерений США, не были лишены оснований.

4 марта 1942 г. президент Рузвельт предписал комитету начальников штабов США рассмотреть вопрос о перспективе совместных операций с СССР на случай, если японская военщина, опьяненная своими военными победами над союзниками, развяжет войну против Советского Союза. В предложении Рузвельта указывалось на необходимость подготовить различные варианты совместных действий союзников: 1) наступательную операцию на одном из участков фронта с целью сковать вооруженные силы Японии, 2) операции США и СССР против Японии с территории Китая и 3) разработку маршрута Алеутские острова – Камчатка – Сибирь для военных поставок США в СССР.

В ответ на это комитет начальников штабов США сообщил, что для подготовки плана таких операций необходима информация о планах и боевой мощи советских войск на Дальнем Востоке, которую комитет по официальным каналам получить не смог, и поэтому высказал Рузвельту мнение о целесообразности с этой целью заключить соглашение на высоком уровне о всестороннем военном сотрудничестве для решения, в частности, поставленной президентом задачи, что позволило бы американским офицерам обследовать состояние соответствующих советских военных объектов и провести масштабные переговоры с советской стороной.

Рузвельт оставил этот документ без последствий, так как он к этому времени переключил свое внимание на подготовку второго фронта во Франции, что вызвало недовольство главнокомандующего американскими войсками на Тихом океане Д. Макартура, который в донесении от 8 мая 1942 г. высказал мнение, что второй фронт в бассейне Тихого океана оказал бы СССР максимальную помощь[353].

В связи с таким подходом Рузвельта к открытию второго фронта вопреки общественному мнению США во время переговоров с Молотовым в мае – июне 1942 г. вопросы Дальнего Востока оказались на втором плане. Так, в беседе 29 мая президент США заявил Молотову, что он считает необходимым в первую очередь покончить с Гитлером, а затем с Японией, хотя ему возражали такие крупные американские предприниматели, как Херст и др.[354].

Несмотря на предпочтение первоочередному открытию второго фронта против Германии перед открытием такого фронта со стороны СССР против Японии, командующий армией США Г. Арнольд в предвидении весенне-летнего наступления вермахта против СССР продолжал отстаивать план создания военно-воздушных баз США в Сибири и Приморье и оборудования для этой цели аэродромов с тем, чтобы в дальнейшем использовать их для военных действий против Японии[355].

После высадки 7—8 мая 1942 г. японских войск на о-вах Кыска и Атту (Западные Алеуты) и предпринятых японским флотом и авиацией 3—6 июня того же года попыток захватить о. Мидуэй (Северо-Западные Гавайи), совпавших с успешным наступлением вермахта на юге СССР, Рузвельт стал уделять больше внимания вопросу о совместных с Советским Союзом действиях с территории советского Дальнего Востока, так как он рассматривал активизацию операций «держав оси» как пролог к войне Японии против СССР.

1 июня президент США направил Сталину послание, в котором писал: «Положение, которое складывается в северной части Тихого океана и в районе Аляски, ясно показывает, что японское правительство, возможно, готовится к операциям против Советского Приморья. Если подобное нападение осуществится, то Соединенные Штаты готовы (будут) оказать Советскому Союзу помощь американскими военно-воздушными силами при условии, что Советский Союз предоставит этим силам подходящие посадочные площади на территории Сибири… Я считаю, что вопрос настолько срочный, что имеются все основания дать представителям Советского Союза и Соединенных Штатов полномочия приступить к делу и составить определенные планы»[356].

23 июня в следующем письме по этому вопросу Рузвельт предложил в этих целях провести рекогносцировочный экспериментальный полет американского самолета с Аляски в один из районов Восточной Сибири с военным экипажем, одетым в гражданскую одежду, под видом полета какого-нибудь коммерческого агентства, приняв на борт такого самолета в г. Ном (Аляска) одного-двух советских офицеров или чиновников[357].

В ответном письме 1 июля Сталин предложил, чтобы этот полет был совершен советскими офицерами, и выразил согласие на встречу представителей армии и флота Советского Союза и США в Москве для обмена информацией, собранной в результате упомянутого полета.

Такой осторожный подход Сталина к данному вопросу и акцент на использование этой линии не столько для возможной войны с Японией, сколько для переброски американских военных самолетов, поступающих в СССР в качестве военной помощи в войне с Германией, объяснялся тем, что советский руководитель так же, как и Рузвельт, пришел к мнению о возрастании опасности развязывания Японией войны с СССР в случае военных успехов вермахта в наступлении на юге России и японских ВМС – в военных операциях союзников на Тихом океане вблизи советских границ.

Так, на следующий день после отправки упомянутого письма президенту США в беседе с их послом в СССР У. Стэндли Сталин заявил о наличии серьезной угрозы внезапного нападения Японии на Советский Союз и о том, что во избежание войны на два фронта в СССР должны очень внимательно относиться к соблюдению нейтралитета в отношениях с Токио[358].

Одновременно Ставка Верховного главнокомандования, введя новую должность заместителя начальника Генерального штаба по Дальнему Востоку, предприняла необходимые оборонительные меры по отражению возможного нападения Японии, которое усиленно стимулировалось Берлином.

Однако, как это видно из приведенной выше телеграммы Того послу Японии в Германии от 27 июня 1942 г., а также письма Рузвельта Сталину от 5 августа, японское правительство, придерживаясь по-прежнему стратегии «спелой хурмы», заняло и в данном случае независимую позицию, ожидая решающих результатов наступления вермахта на советско-германском фронте.

«До меня дошли слухи, которые я считаю определенно достоверными, – писал президент США, – что правительство Японии решило не предпринимать в настоящее время военных операций Против СССР. Это, как я полагаю, означает отсрочку какого-либо нападения на Сибирь до весны будущего года»[359].

При этом американская сторона стремилась подчеркнуть свою заслугу в этой отсрочке. Так, во время визита в Москву 12—15 августа премьер-министра Великобритании У. Черчилля в одной из бесед со Сталиным специальный представитель президента США А. Гарриман заявил, что Рузвельт делает все возможное для сдерживания японских вооруженных сил на Тихом океане, не допуская тем самым претворения в жизнь их планов нападения на СССР со стороны Сибири. На это Сталин впервые в беседах с официальным представителем США заявил о намерении СССР, когда созреют условия, приступить к разгрому Японии в соответствии с жизненными интересами Советского Союза[360].

Несмотря на такой ответ, свидетельствующий, с одной стороны, о долгосрочных планах Сталина в отношении Японии, а с другой – о его намерении повлиять на скорейшее открытие союзниками второго фронта в Западной Европе, его позиция в отношении непредоставления баз для ВВС США не изменялась[361], причем сам этот ответ не повлиял на перенесение союзниками плана открытия этого фронта на 1943 г. и сосредоточения своих главных усилий на войне с Японией (хотя такая позиция и привела к переносу направления главного удара по ней союзников из района Курил на район о-вов Рюкю). В результате этих усилий США удалось приостановить наступление Японии и заставить ее перейти к стратегической обороне, не помышляя уже о нападении на СССР.

Это намерение Токио было окончательно похоронено в результате блестящей победы Советской армии в Сталинградской битве, где 19 и 20 ноября советские войска перешли в решающее наступление и ко 2 февраля 1943 г. завершили разгром немецко-фашистских войск, окружив и взяв в плен более 400 тысяч солдат и офицеров противника – две армии во главе с фельдмаршалом Паулюсом.

Информируя еще 14 ноября 1942 г. Рузвельта о подготовке этого наступления, Сталин сообщил ему о беседе с его доверенным представителем генералом П. Хэрли[362], во время которой советский руководитель в неофициальном порядке конкретизировал свое обещание вступить в войну с Японией, а именно: после разгрома Германии[363].

Итак, в течение 1942 г. до начала 1943 г., несмотря на наличие у Японии оперативного плана нападения на СССР, вследствие упорного сопротивления советского народа вермахту опасность принятия правительством Японии решения о претворении этого плана в жизнь то увеличивалась, то уменьшалась, и соответственно менялись оценка этой угрозы со стороны руководства СССР и его союзников и сроки его вступления в войну с Японией.

4. ЛИКВИДАЦИЯ ЯПОНСКИХ КОНЦЕССИЙ НА СЕВЕРНОМ САХАЛИНЕ КАК УСЛОВИЕ ЗАКЛЮЧЕНИЯ ПАКТА О НЕЙТРАЛИТЕТЕ

После Сталинградской битвы и особенно сражения на Курской дуге, наступления союзников против Японии в юго-западной части Тихого океана и против Германии в Северной Африке (с последующим переносом военных действий на территорию Италии) Советский Союз стал более настойчиво требовать ликвидации японских нефтяных и угольных концессий в северной части Сахалина в соответствии с остававшимися секретными до 30 марта 1944 г. заверениями бывшего министра иностранных дел Японии Мацуока, данными им при подписании пакта о нейтралитете и в его письме от 31 мая 1941 г. о том, что этот вопрос будет решен не позднее, чем через шесть месяцев. Речь шла о нефтяных концессиях в восьми месторождениях – Оха, Нутово, Эхаби, Чайво, Пильтун, Ныйво, Уйглекуты и Катангли на восточном берегу Сахалина – и двух угольных концессиях в Дуэ и Агнево на его западном берегу, предоставленных Японии с 1925 до 1970 г. с правом на бурение новых нефтяных скважин, полученных Японией в октябре 1941 г. до 1943 г. включительно[364].

4 июня 1943 г., принимая посла Японии Сато в связи с задержанием японской стороной советских судов «Ингул» и «КаменецПодольск», приобретенных в США, В.М. Молотов также заявил Протест в отношении невыполнения Токио обязательства ликвидировать японские нефтяные и угольные концессии на Северном Сахалине. Вручая протест советского правительства, нарком расценил отход японской стороны от своевременного выполнения этого дважды данного в письменной форме обещания как нарушение условий заключения пакта о нейтралитете.

Посол Сато сказал, что, согласно упомянутым письмам Мацуоки, личное обещание о ликвидации концессий было дано в надежде на скорое заключение рыболовного и торгового соглашений, которые до сих пор не подписаны отнюдь не по вине японской стороны.

Молотов не удовлетворился этим ответом и в беседе с послом Японии 15 июня стал еще более настойчиво требовать выполнения обещания Мацуоки[365].

Не отвергая необходимость положительного решения данного вопроса, Сато вместе с тем отметил, что это потребует значительного времени и терпения. Кроме того, японский посол добавил, что письма Мацуоки не выходят за рамки личных обещаний и не являются условием пакта о нейтралитете, так как о них не упоминалось при ратификации сторонами этого договора. Тем не менее отсрочка с решением этой проблемы была вызвана началом войны на Тихом океане с союзниками СССР и изменившимся отношением к рассматриваемому вопросу со стороны правительства и общественности Японии.

Молотов сказал, что без обещания ликвидировать японские концессии на Северном Сахалине успешные переговоры о заключении пакта не могли бы состояться, и этот факт не подвергался никакому сомнению вплоть до ратификации упомянутого договора[366].

Однако отнюдь не возражения советского наркома, а стремление укрепить отношения с СССР в условиях ухудшения положения «держав оси» и опасения, что в недалеком будущем под предлогом нарушения обещания Мацуоки Советский Союз вступит в войну против Японии на стороне своих союзников или, по меньшей мере, предоставит США военные базы на своей территории на нем Востоке, вынудило Токио пойти на уступки Москве.

Дополнительной причиной изменения позиции Японии в этом вопросе явились приближающееся окончание сроков разрешенного бурения новых скважин, неудача попыток получить промышленным путем очищенный бензин из хвои сосновых лесов, нефть из сланцев Северного Сахалина, а также сравнительно небольшой объем добычи нефти в этом районе, хотя он и оставался весьма перспективным[367].

О том, какую позицию займет Токио на переговорах по вопросу о ее нефтяных и угольных концессиях на Северном Сахалине, стало известно из дешифровки телеграммы № 16 министра иностранных дел Японии ее послу в СССР от 28 июня 1943 г.

Этот документ гласил: «Японское правительство стремится поддержать нормальные отношения между Японией и Советским Союзом и побуждать Советский Союз строго придерживаться пакта о нейтралитете. В этих целях японское правительство желает активно разрешить ряд спорных вопросов между Японией и СССР, в частности на определенных условиях компенсации передать советской стороне нефтяные и угольные концессии на Северном Сахалине.

Примите меры к тому, чтобы данные переговоры не вызвали охлаждения между Японией и Германией»[368].

Решение отказаться от концессий на компенсационной основе было принято 19 июня 1943 г. на координационном совещании правительства и императорской ставки, а также 26 июня на совещании руководства армии, флота и МИД Японии при условии, что Советский Союз подтвердит свою приверженность пакту о нейтралитете.

3 июля Сато сообщил Молотову о готовности вступить в переговоры поданному вопросу, поскольку заявления сторон, сделанные 21 мая 1943 г. о намерении соблюдать пакт о нейтралитете, прокладывали путь к ликвидации упомянутых концессий. При этом решение данного вопроса Сато увязал с достижением договоренности о рыболовстве как жизненно важной для Японии, выдвинув ее в качестве причины уступки Токио в вопросе о концессиях.

Серьезным оказался и технический вопрос о том, будет ли соглашение о ликвидации концессий предшествовать договоренности о компенсации или последует за ней. Токио настаивал на первом варианте, Москва – на втором.

8 июля Сато на встрече с Молотовым вновь прямо обусловил согласие на подписание соглашения о ликвидации концессий подтверждением сохранения в силе пакта о нейтралитете и парафированием новой рыболовной конвенции.

Советский нарком заметил, что обещание передать концессии на Северном Сахалине Советскому Союзу имеет отношение только к заключению упомянутого пакта и вопрос лишь в том, чтобы Япония выполнила свои прежние обязательства, хотя он не возражает против одновременного рассмотрения вопросов о концессиях и рыболовстве.

Полагая, что быстрой договоренности с японской стороной о ликвидации концессий ему самому достичь не удастся из-за позиции, занятой Токио, Молотов заявил, что он будет занят более важными проблемами войны с Германией и поэтому поручает продолжение переговоров с японской стороной своему заместителю С.А. Лозовскому.

Сато довел до сведения советского наркома следующие японские условия ликвидации концессии:

1. Компенсация за оборудование и расходов по ликвидации соответствующих японских компаний (96,1 млн. иен, из которых одни только долги компаний составляли 45 млн. иен, т. е. больше, чем стоимость КВЖД, проданной Японии).

2. Компенсация за утрату прибыли от концессий с момента их ликвидации до истечения срока, на который они были получены, т. е. до 1970 г. включительно (42,5 млн. иен).

3. Оплата компенсации в товарах СССР, предпочитаемых Японией.

4. Продажа Японии по не завышенным ценам сахалинской нефти (по 200 тыс. т в год) и сахалинского угля (по 100 тыс. т в год) в течение десяти лет. (Кстати, в 1941 г. Мацуока согласился на продажу 100 тыс. т нефти в год в течение пяти лет. Однако это требование в 2 раза превышало ежегодную добычу нефти японцами.)[369]

Молотов возразил против компенсации предполагаемой прибыли вплоть до 1970 г., посчитав это новым условием, позволяющим произвольно требовать от СССР любую крупную сумму, и напомнил, что с Мацуокой он договорился об установлении сроков ликвидации концессий, которые должны быть точно оговорены в соглашении.

Японский посол заметил, что определение размера компенсации потребует два-три месяца, и только после достижения договоренности о сумме компенсации он будет готов подписать соглашение о ликвидации концессий, а не наоборот, как это предлагает советская сторона.

Последняя, понимая, что в условиях ухудшения положения Японии и других стран оси время работает на Москву, не торопила Токио. В Москве были уверены, что со временем удастся снизить размеры компенсации Японии, а также уменьшить объем продаваемой ей нефти до 50 тыс. т в течение пяти лет после войны [370] и урезать ее права на рыболовство в советских территориальных водах.

На встречах Сато 15 и 23 июля и 8 августа с Лозовским, а также 24 августа 1943 г. с Молотовым советские представители в ответ на готовность японского посла приступить к переговорам ограничивались указанием на то, что ликвидация концессий была тесно связана с заключением пакта о нейтралитете в 1941 г., но до сих пор она не осуществлена японской стороной.

Политика затягивания и осложнения переговоров осуществлялась СССР, а не Японией, как считает Л.Н. Кутаков[371]. Этому способствовали как нараставшие трудности с японскими поставками необходимых продуктов на Северный Сахалин в связи с общим ухудшением экономического положения Японии в условиях военного времени (в частности под ударами союзников СССР сократился тоннаж ее торгового флота), так и усиливавшийся продовольственный кризис, обострявший потребность в заключении с СССР новой рыболовной конвенции.

Вот почему 10 ноября на встрече с Молотовым Сато внес предложение не передавать вопрос об определении компенсации за японское оборудование концессий на рассмотрение специальной комиссии, а позволить ему назвать примерную сумму компенсации, чтобы не затягивать решение этого вопроса.

Молотов согласился, что изменение способа оценки компенсаций облегчит проведение переговоров, но неясность сроков ликвидации концессий оставляет данный вопрос по-прежнему нерешенным.

Что же касается стремления японцев обсудить проблемы рыболовства, то 15 ноября Лозовский, заявив Сато, что они не связаны с вопросом о концессиях, все же выразил готовность решить их параллельно на основе взаимности.

Японская сторона приняла эти предложения, и советско-японские переговоры Лозовский – Сато начались 26 ноября в Куйбышеве.

На первом заседании Сато согласился с предложениями советской стороны, касавшимися ликвидации японских угольных и нефтяных концессий. Вместе с тем японский посол поставил вопрос о том, чтобы при ликвидации концессий Токио не потерпел убытка.

В ответ Лозовский возразил, что СССР не может нести ответственность за убытки концессий на Северном Сахалине, которые были вызваны просчетами в управлении со стороны японских компаний.

Он добавил, что Токио не следует рассчитывать на компенсацию за неиспользованные месторождения, право на эксплуатацию которых японцы получили, приобретая упомянутые концессии. Такая постановка вопроса вытекала из условий их ликвидации, обещанной официальным представителем Японии в обмен на согласие СССР заключить с нею пакт о нейтралитете.

Далее, обойдя молчанием замечание Сато о том, что японский министр отнюдь не отказывался при этом от компенсации, Лозовский поинтересовался, какими товарами Япония хотела бы получить компенсацию.

7 декабря на втором заседании Лозовский подчеркнул, что подписание соглашения о ликвидации концессий должно предшествовать заключению новой рыболовной конвенции.

В тот же день советник посольства Японии в Москве К. Камэяма сообщил начальнику японского направления в наркомате иностранных дел СССР Н.И. Генералову, что стоимость компенсации за ликвидацию всех японских концессий на Северном Сахалине Токио исчисляет почти в 100 млн. иен (99 060 тыс. иен за вычетом 2950 тыс. иен наличными, ценными бумагами и товарами).

На заседании 17 декабря Лозовский обусловил поставки в Японию по незавышенным ценам угля и нефти с Северного Сахалина как стратегического сырья дополнительным требованием, чтобы Япония экспортировала в СССР сырой каучук, который также является стратегическим сырьем.

Но Сато отвел это требование, считая, что оно коренным образом меняет позицию СССР. Предложение посланника Японии Морисима согласиться с ним в обмен на экспорт из СССР платины также не получило поддержки в Токио.

В ответ на это Лозовский попытался объяснить изменение позиции СССР тем, что со времени договоренности с Мацуока в мире произошли серьезные перемены в военной обстановке, имея в виду развязывание Японией войны на Тихом океане.

Японская сторона указала на то, что война никак не связана с проблемой концессий и поставками в Россию сырого каучука из Японии.

На заседании 7 января 1944 г. Сато снизил требование о продаже Японии нефти и угля в течение пяти лет с момента подписания соглашения о ликвидации концессий с 200 тыс. т до 150 тыс. т, а Лозовский уменьшил этот объем до 100 тыс. т, обусловив начало поставок окончанием войны на Тихом океане.

Проект соглашения японской стороны был представлен 7 февраля, а проект советской стороны – 19 февраля. 10 марта соглашение о ликвидации японских концессий, оформленное специальным протоколом, было парафировано, а 30 марта подписано в Москве заместителем наркома иностранных дел СССР Лозовским и послом Японии в Советском Союзе Сато.

И хотя в этом соглашении указывалось, что оно вступало в силу в день подписания, фактически протокол по данному вопросу приобрел силу только после одобрения его Тайным советом Японии, противодействия которого опасался МИД, и ратификации его императором Хирохито.

С учетом складывающейся международной обстановки, прежде всего неблагоприятного для стран оси положения на фронтах Второй мировой войны, председатель совета Кикудзиро Исии оценил подписание протокола как замечательный успех японской дипломатии и с похвалой отозвался о японском после в СССР в присутствии императора[372].

Ликвидация японских угольных и нефтяных концессий на территории СССР в действительности явилась несомненным успехом советской дипломатии, которая умело использовала для этого наступление Красной армии против Германии с выходом к западным границам Советского Союза, разгром его союзниками Италии, одной из трех держав оси Берлин – Рим – Токио, и нарастающее наступление вооруженных сил США и Великобритании на центральном оперативном направлении в юго-западной части Тихого океана (Новая Гвинея, Каролинские, Марианские и другие острова).

В то же время похвала председателя Тайного совета Исии в адрес японского посла в СССР Сато была, на наш взгляд, не случайной.

Это объяснялось следующими причинами, которые специально не выделялись советской историографией, делавшей акцент лишь на успехах дипломатии СССР.

Во-первых, в качестве серьезной и жизненно важной уступки Японии, которая существенно ослабила продовольственный кризис в этой стране, потребляющей рыбу и морепродукты как основной источник животных белков, данное соглашение было обусловлено одновременным подписанием об оставлении в силе на пять лет советско-японской конвенции 1928 г., в соответствии с которой за японской стороной сохранялось право на беспошлинный лов рыбы и крабов в ряде участков советских территориальных вод.

Во-вторых, в соглашении о ликвидации концессии указывалось, что этот документ подписывается во исполнение договоренностей, достигнутых в связи с пактом о нейтралитете между СССР и Японией 1941 г.[373], т. е. косвенно подтверждалось обязательство Советского Союза не вступать в войну против Японии на стороне своих союзников.

Это обстоятельство укрепило у японских властей уверенность в том, что они поступили правильно, перебросив в конце 1943-го – начале 1944 г. из Маньчжурии в юго-западную часть Тихого океана, где сложилось критическое положение в феврале – марте 1944 г., 14-ю дивизию (на Каролинские острова) и 29-ю дивизию (на о-в Сайпан, Марианские острова), а также штабы 2-го армейского корпуса во главе с генералами Корэтикой Анами и 2-й армии Фусатаро Тёсимой (к берегам Филиппин)[374]. Немного ранее для противодействия контрнаступлению союзников в район к северу от Австралии была переведена 36-я дивизия из Китая и 46-я из Японии[375].

5. ПРОДЛЕНИЕ РЫБОЛОВНОЙ КОНВЕНЦИИ 1928 г. КАК УСЛОВИЕ ЗАКЛЮЧЕНИЯ ПАКТА О НЕЙТРАЛИТЕТЕ

Вопросы рыболовства, так же как и рассмотренный выше вопрос о японских концессиях в СССР, являлись наиболее важными в экономических отношениях между Советским Союзом и Японией, которые оказывали свое влияние и на политический климат в двусторонних отношениях.

В центре проблемы находились вопросы японского рыболовного промысла в советских территориальных водах, которые регулировались советско-японской рыболовной конвенцией 1928 г., срок которой истек в 1936 г., но к 1943 г. продлевался восемь раз, в последний раз – 25 марта 1943 г. сроком на один год.

В связи с этим в 1943—1944 гг. были проведены новые переговоры, и 19 марта 1944 г. сторонами был парафирован, а 30 марта того же года подписан новый протокол о продлении советско-японской рыболовной конвенции 1928 г. одновременно с протоколом о ликвидации японских концессий в СССР.

Исходя из того, что в бассейне Тихого океана бушевала война, в 1943 г. Советский Союз предложил на советско-японских переговорах по вопросам рыболовства, чтобы японская сторона не только воздержалась от заходов своих рыболовных судов в заливы и устья рек, которые были к этому времени закрытыми по конвенции 1928 г., но и чтобы она отказалась от управления любыми рыболовными участками у восточных берегов полуострова Камчатка и Олюторского залива до окончания войны на Тихом океане. По мнению советской стороны, этот район должен был считаться закрытым для военных операций японского военно-морского флота, не говоря уже о сухопутных и военно-воздушных силах Японии в войне на Тихом океане. Советская сторона обращала внимание своих японских партнеров на то, что в 1942 г. только 15 из 149 рыболовных участков, которые были предоставлены Японии, эксплуатировались японскими рыбопромышленниками, а в 1943 г. эксплуатация ими этих рыболовных участков была полностью прекращена[376].

СССР высказывался за то, чтобы часть рыболовных участков у его берегов сдавалась в аренду японцам по принципу торгов. Япония возражала против этого, пытаясь добиться того, чтобы советские организации, заранее согласившись с арендой тех участков, которые выберут для себя в аренду японцы, могли арендовать только те участки, от которых они отказались бы. Они предлагали снизить количество рыболовных участков, которые могли заторговывать советские организации, с 10% (по предложению японцев в 1941 г.) до 8%.

Эти предложения Японии, как и их попытка ограничить акваторию в бассейне Тихого океана, в которой рыболовство в целях сохранения промысловых ресурсов было запрещено, были отвергнуты советской стороной.

В конечном счете Япония, с одной стороны, под давлением приведенных аргументов советских представителей на переговорах о рыболовстве, а с другой – главным образом в связи со своим ухудшающимся положением на фронтах войны с союзниками Советского Союза по антифашистской коалиции вынуждена была пойти на значительные уступки нашей стране. Цель этого шага – удержать таким образом СССР от вступления в войну на стороне союзников в условиях, когда наметились перелом в пользу Советского Союза в его войне с фашистской Германией и перспектива высвобождения его вооруженных сил для возможных совместных действий с союзниками против Японии как одной из держав оси Берлин – Рим – Токио, заключивших в 1940 г. тройственный пакт, сохранявший свою силу в отношениях между Японией и Германией и после поражения Италии во второй половине 1943 года.

В ст. 1 Протокола о продлении рыболовной конвенции 1928 г. между СССР и Японией устанавливалось, что она продлевается не на один год, как это было во всех предшествующих случаях, а на пять лет начиная с 1 января 1944 г. Это вселяло в японскую сторону надежду, что Советский Союз не нарушит в ближайшее время пакт о нейтралитете между СССР и Японией от 13 апреля 1941 г., который также был заключен сроком на 5 лет с возможностью его пролонгации еще на пять лет в случае, если ни одна из договаривающихся сторон не денонсирует его, то есть не предупредит о том. что она не намерена продлевать этот договор, за один год до истечения срока его действия.

В ст. 3 названного выше Протокола были внесены важные изменения по сравнению с прежней конвенцией 1928 г., которые ограничивали права японцев на рыболовство в территориальных водах СССР.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26