- Не волнуйся, ты у меня красавица, - успокоила ведьма любимицу.
      И тут же сделала Хоттабычу, который смотрел на Ваську, как на восставшего мертвеца, конкретное предложение совершить небольшое предательство, то есть перейти на нашу сторону.
      Принципиально колдун был не против. Но обстоятельства сложились так, что фактически он мало чем мог нам помочь, более того, джинн был поставлен в такие условия, что для сохранения собственной шкуры, был просто обязан всеми правдами и неправдами изловить всю нашу "банду" или, в крайнем случае, главаря. И времени у него на все про все, до вечера.
      - Ты же не глупый, с виду, и должен понимать, что ничего у тебя не получится. - Яга одарила колдуна еще одним облачком дыма. - Видишь, Васька пришел. Скоро и сестренку с медведем выковырнем, если они сами сейчас не заявятся. Так что в твоих же интересах если не помогать нам, то хотя бы не мешать. Лучше расскажи, что за обстоятельства вынуждают тебя поступать вопреки своим желаниям. Может быть мы сможем попутно решить и твою проблему, раз уж Главный колдун не может совладать с обнаглевшим пьяницей.
      - Был Главный. Теперь мое положение пошатнулось. А Емеле я не могу причинить никакого вреда. Очень давно я доверился ему, и мы с ним заключили договор. Все эти годы я исправно выполнял обязанности Главного колдуна. А сегодня ночью выяснилось, что Емеля не собирался придерживаться договора. Он должен был надежно спрятать бутылку и никогда не прибегать к ее помощи.
      - Так не бывает. Емеля и без бутылки!
      - Не о том речь. Это особая бутылка джинна. С ее помощью уже нельзя мной управлять, но навредить можно очень сильно. Если Емеля разобьет сосуд, то сначала я попаду на тысячу лет в рабство к ифритам, а когда отработаю, меня закупорят в новый сосуд и зашвырнут куда-нибудь подальше, дожидаться вызволения. Наимудрейший обещал разгокать бутылку, если я не поймаю беглецов. - Колдун с тоской взглянул на кота.
      Хоттабыч разительно изменился со времени нашей последней встречи. Куда делась надменная самоуверенность? Наверное, когда дело касается судеб других, можно выпендриваться и благодушно миловать или хладнокровно казнить. И совсем по другому чувствуется, когда речь идет о собственной безопасности.
      И еще мне показалось. Что это - не главная причина. Тон и выражение лица Хоттабыча изменились, как только из закутка, отгороженного ширмой, вышла Яга. После этого колдун практически не сводил с нее глаз, за исключением нескольких быстро брошенных взглядов на неожиданно появившегося Ваську. Да и ведьма относилась к Хоттабычу более снисходительно, чем следовало ожидать, зная ее репутацию.
      Я, конечно, не психоаналитик и в унитазах соображаю больше, чем в побудительных причинах, душевных загадках и поведенческих симптомах, но невооруженным глазом было заметно, что между работниками колдовского цеха что-то намечается. Поэт, возможно, сказал бы, что между ними пробежала искра зарождающейся любви, но мне, ввиду специфики профессии, ничего кроме урчания сливного бачка на ум не приходило.
      - Емеля поклялся, что никогда не притронется к бутылке, мол, честное слово и взаимное доверие важнее, - продолжал сетовать на непорядочность Высокочтимого колдун. - Он даже для того чтобы не было соблазна, поручил спрятать бутылку своему помощнику, а когда тот вернулся, тут же казнил его. Все это время, я считал, что приближенный Емели тайну унес с собой в могилу. На самом деле тот человек погиб напрасно.
      - Тут ты не прав. Не напрасно. Ты служил Благоухающему не за страх, а на совесть.
      - Это верно. Я всегда считал себя отнюдь не глупцом, а Емеля объегорил меня, как мальчишку...
      - Непр-равильно говор-ришь! - Не выдержал Карл (и, правда, сколько можно молчать бедной птичке?). - Объегор-рить тебя мог только Егор-р, а Емеля тебя объемелил. Если бы тебя обманул Вовка, то это называлось бы обвовкил, я - обкар-рлил, кот - обваськил. А если бы это был наш медведь, то обсер-р-р... Ах, вот, оказывается почему он так называется! А я-то на цвет гр-решил...
      Открытие ворона немного разрядило обстановку.
      - Как выглядит твоя бутылка? Думаю, заодно мы и твою проблему решить сможем. Давно пора навести порядок в этом курятнике, - Яга была настроена более, чем решительно.
      Оказалось, что Хоттабыч понятия не имеет, как сейчас выглядит заветный сосуд, имеющий свойство видоизменяться. Вдобавок к этому, сам джинн не мог ни видеть свою бутылку, ни прикасаться к ней. Единственно ценной информацией было то, что разбить нечаянно ее невозможно. Она расколется только тогда, когда бьющий будет это делать с намерением навредить Хоттабычу. В любом другом случае, волшебной емкостью можно дробить камни и забивать гвозди - не будет ни царапинки. Об этом колдун по глупости поведал и Емеле, и то, только после того, как был уверен, что бутылка надежно припрятана в надежном, никому неизвестном месте.
      Потом Хоттабыч, по видимому решив сделать ставку на нашу команду или по каким другим соображениям личного характера, снабдил нас сведениями, которые должны были облегчить нашу задачу.
      - Во-первых, ни в коем случае не пытайся колдовать в лабиринте, колдун обращался только к Яге, видимо для хорошего чародея не было секретом то, что мои магические способности равны нулю, - там все пропитано дремлющими чарами. Это не моя работа, так что поделать с этим я ничего не могу. Оно присутствовало там изначально. Подозреваю, что это дело рук того, кто запалил Волшебную Керосинку. В принципе, ничего опасного в этой магии нет. Если не колдовать. Но стоит только применить заклинание или какую-нибудь волшебную вещь, сразу же начинают действовать чары лабиринта. С обратным эффектом. Например, захочешь пролететься на метле и... даже не знаю, что получится. Может, полетишь в другую сторону, а может не сможешь оторвать метлу от земли. Одно точно: то что задумывалось сделать при помощи магии - не получится. Это однозначно.
      Мы с Ягой переглянулись. Теперь стало ясно почему закончилась неудачей наша попытка проникновения в лабиринт через эшафот. Как только мы начали спускаться от невидимости не осталось и следа. На середине спиральной лестницы мы уже напоминали двух огромных светляков, а у подножия - лучились, как две сверхновые. Решив, что не стоит рисковать, мы ретировались. Судя по объяснениям Хоттабыча, всему виной были шапки-невидимки. Захотели остаться незаметными - заполучите.
      - Правда, вашей юной подруге, - продолжал колдун, - каким-то образом удалось сбежать из темницы лабиринта при помощи ворожбы, хотя до этого она дважды пыталась применить магию и безуспешно... Но колдовство лабиринта это не самая большая опасность. Главная угроза - темнокожие гвардейцы. Их очень много. Магией с ними не справишься, они и без того заколдованные. У Емели есть кошель, даже можно сказать, небольшой мешочек, наполненный черным жемчугом. Каждая жемчужина - один телохранитель. Через этот кошель и управляются гвардейцы. Взял горстку, приказал, и те негры чьи жемчужины в руке будут исполнять волю хозяина до тех пор, пока не добьются желаемого или не получат другое задание.
      - И Емеля постоянно управляет каждым воином?
      - Зачем? Он приказывает части телохранителей подчиняться кому-либо из придворных, а уж тот отдает конкретные распоряжения для выполнения тех или иных задач. Раньше обходились мизерной частью околдованной гвардии, Емеля лишь периодически менял негритосов, чтобы не "изнашивались". Но сегодня ночью он тряханул весь кошель, для поимки беглецов. Формально сейчас они подчиняются Гансу Чернокнижнику. Моему ближайшему помощнику. Наимудрейший сказал, что назначит его Главным колдуном, если он словит сбежавших. А я, якобы, не оправдал его доверия.
      - И где же Емеля хранит этот кошель? - Задала практический вопрос Яга.
      - Все время при себе держит.
      - Что-то я не приметил его, когда ужинал во дворце, - я действительно не помнил ничего подобного.
      - За ужином Манька была?
      Я кивнул.
      - "Девки плясали"?
      Снова кивок.
      Колдун слегка усмехнулся.
      - И ты хочешь сказать, что кроме как поисками кошельков твоим глазам нечем было заняться?
      Возразить было нечего. Но и удовлетвориться столь несущественным участием в разговоре я не мог.
      - Почему же тогда Емеля не науськал на нас своих верноподданных губастиков, когда мы заявились во дворец после того, как меня оживили?
      - Сначала Соловушка устроил свистопляску, потом Наимудрейший был опеликанен с головы до ног при попытке эвакуации, и тут ты, со свежесрубленной головой на плечах. Емелю и перемкнуло. Он долго отойти не мог.
      - А когда оттаял, мог же за нами их в погоню послать, чем Горынычем лес палить?
      - Они очень сильные, а, вот, по умственному развитию, что дети малые. Да и на большое расстояние приказ хозяина кошеля может и не дойти. Так что, блукали бы по лесу до сих пор эти горе-следопыты...
      Хоттабыч засобирался возвращаться во дворец.
      - Так ты придешь, как обещал?
      - Как масть пойдет, - я не испытывал огромного желания самолично отдаваться в руки непредсказуемого Емели. Хватало прошлого посещения. Если бы речь шла о спасении друзей, я бы не секунды не колебался, а так...
      Видимо, Хоттабыч, привыкший к тому, что зачастую люди не выполняют своих обещаний, другого ответа от меня и не ждал. Прощаясь, он выложил последний козырь:
      - Если моя бутылка будет разбита, у меня останется какое-то время. Одновременно во мне проснется истинная сущность джинна. И тогда, опечаленный крахом несбывшихся надежд и многолетних устремлений я приму традиционный облик и, уверяю, ни от Города, ни от леса ничего не останется. Уцелеть смогут лишь немногие существа, обладающие недюжинными магическими способностями. Надеюсь, на деле вам не придется проверять справедливость моих слов. Прощайте, а лучше - до свидания.
      Сказав это, колдун поспешно покинул нашу остолбенело молчащую компанию.
      * * *
      Васька и Марго снова были отправлены во дворец, передать Яне и Серенькому содержание разговора с Хоттабычем. А мы с Ягой решили проверить нашу догадку насчет того, что обследовать ход под эшафотом не удалось из-за шапок-невидимок. Заодно удостовериться в правдивости слов Хоттабыча. Но без надобности самим лезть в темные тоннели лабиринта, рискуя попасть в лапы чернокожих полудурков, не было ни какого желания. Требовалась какая-нибудь ненужная волшебная вещица. Бросив ее в люк, мы могли проверить действие антимагических чар.
      - В Чертогах всякой колдовской дребедени навалом, - посетовала Яга, - а здесь только метла и невидимка. Вещи нужные...
      Выручил Карл.
      - Так и быть, пожер-ртвую. Только учтите, от сер-рдца отр-рываю. Так что отдам дор-рогую мне вещь только пр-ри одном условии: я с вами.
      - Карл, мы будем в шапках-невидимках, а ты можешь привлечь внимание к эшафоту.
      Я попытался отговорить ворона, но у него, как всегда, нашелся веский аргумент.
      - Отнюдь, - категорично заявил он, - птица моей пор-роды возле плахи не нонсенс, а обыденное явление. Это сейчас никому бошки не р-рубят, а р-раньше бывало... Птички со всей окр-руги слетались. Поживиться. А когда палач пьяный пр-ромахнется, то самым пр-роныр-рливым удавалось и ума набр-раться, в смысле, мозгов...
      - Карл! - Я невольно сморщился. - Неужто...
      - Погодь, Вовка! Ты что, подумал будто я?! Давай р-разбер-ремся. Вот ты, напр-ример-р, станешь жр-рать дохлого вор-рона? Сыр-рого и без соли, пер-рца и кетчупа?
      Я замотал головой.
      - Я тоже не ем человечину. Но птицы бывают менее мор-рально устойчивые и р-разбор-рчивые в выбор-ре хлеба насущного, чем ваш покор-рный слуга. Как, между пр-рочим и люди. Увер-рен, что найдутся такие хмыр-ри, ср-реди твоих собр-ратьев, котор-рых медом не кор-рми, а дай мер-ртвого вор-рона схавать. Жр-рут так, что за теми самыми ушами тр-рещит, за котор-рые не оттянешь. С пер-рьями и потр-рохами...
      - Хватит!!!
      - Ну, так я с вами?
      - А что за вещица у тебя такая? Может и не подойдет? - Прагматично поинтересовалась Яга.
      - Еще как подойдет! Дер-рьмо не дер-ржим. Если, конечно Вовка куда-нибудь не сбагр-рил мою вещицу, пока я в р-разведку ходил...
      - И куда бы я мог что-то сбагрить, если даже не знаю о чем речь?
      - Знаешь, знаешь. Утр-ром сам заносил сей наиценнейший пр-редмет в номер-р. А насчет куда, все понятненько. Пр-резентовал какой-нибудь клухе. Сейчас ведь девки какие пошли? За пр-росто так - ни-ни, только за подар-рочки...
      - Ты про это говоришь? - Я кивнул на узелок, который Карл бесцеремонно повесил на древко метлы, когда мы возвращались в Город.
      - Точно... Это скатер-рть-самобр-ранка.
      - И как же ты собираешься при ее помощи проверять действие чар лабиринта? Вдруг, еда все равно появится, только отравленная?
      - Да будет тебе известно, что моя скатер-рочка никакого отношения к жр-ратве не имеет. Вдумайся в название: са-мо-бр-ран-ка. Она сама бр-ранится.
      Я решил, что провидение сжалилось над птицей и учло извечное стремление Карла толковать слова и выражения в прямом смысле, послав ему этот подарок. Откуда мне было знать, что задолго до пятилетнего приговора к жердочке ворон окончательно достал Яну (тогда еще Ягу), объясняя, что скатерть неправильно называется, предлагая переименовать в самонакрывалку или самодоставлялку. Ведьме надоело нытье Карла, и она сменила не название, а функции. Колдунья сама любила стряпать, и волшебная вещица все равно пылилась невостребованной. Разве что сам Карл и Васька при ее помощи втихаря от хозяйки догонялись или похмелялись.
      - Р-разворачивай! - Ворон торжественно предоставил мне право привести в действие магическую силу.
      Сложенная вчетверо ни чем ни приметная мятая скатерть меньше всего походила на волшебный предмет. Я развернул. И тут началось... Даже если бы таким голосом и с такой интонацией декламировали лирическую поэзию, все равно на душе стало бы противно. Но скатерка честно отрабатывала свое наименование и никаких стихов не читала. Скрипучим, ехидно-противным фальцетом, периодически переходящим в злобное шипение, материлась так искусно, что повторить это невозможно. Скажу только, что предлоги, междометия и местоимения были трехэтажными.
      Вначале казалось, что самобранке все равно, сколько перед ней находится народа, какого пола и вида. Она исторгала проклятия и ругательства, которые можно было применить к кому угодно. Но, видимо, скатерть обладала способностью различать присутствующих. После минутной вступительной брани она перешла на личности. И принялась такое выдавать! Даже я покраснел. Видели когда-нибудь сантехника, которого матюги в краску вогнали? Вот, то-то же.
      Не буду пытаться передать смысл услышанного, но если бы кто-то попытался экранизировать речь этой сволочи (после оскорблений, прозвучавших в мой адрес, это самый мягкий эпитет, который она заслуживает), то вышло бы жесточайшее порно ужасов с привлечением кроме присутствующих еще и многочисленных родственников, а так же целого ряда представителей животного и магического миров.
      Словно очнувшись от наваждения, я поспешил снова свернуть мерзкую тряпицу, после чего она заткнулась.
      Карл, умиленно слушавший с рожей меломана, дорвавшегося до любимой симфонии, взмолился:
      - Ну еще хотя бы минуточку!
      Я показал ему фигу, что его нисколько не огорчило. Он только беззлобно буркнул: "Жлоб", - и тут же начал торопить нас выполнять задуманное.
      - Тогда скор-рей пошли. Вр-ремени в обр-рез, а нам еще тр-ребуется в одно место заскочить.
      - Это куда?
      - Как куда?! А индюку кто мор-рду бить будет?
      - Слушай, Карл...
      - Тебе ничего делать не надо. Только р-рядом постоишь. Если не тр-рудно, можешь поздр-равить его с Днем Благодар-рения. Остальное я сделаю сам.
      - Карлуха, давай договоримся раз и навсегда, свои живописные проблемы ты решаешь сам. А то скоро все оброгаченные тобой пернатые, пролетая, станут целиться в меня.
      - Тут ты пр-рав. У бедных птичек зачастую нет иного способа, кр-роме как ляпнуть свер-рху на обидчика. Но, во-пер-рвых, индюк не умеет летать, во-втор-рых, у тебя есть шапка-невидимка...
      - Все! - Отрезал я. - Вопрос закрыт.
      * * *
      Я давно заметил, что Соловушка предпочитает, по мере возможности, поменьше общаться со всякого рода чародеями и правителями и держаться подальше от сильных мира сего. Даже Яну он побаивался и в ее присутствии был ниже травы и тише воды. Что уж говорить, когда вместе со мной в отель заявилась Яга? Как только закончилось свинское побоище и были разрешены все вопросы, связанные с переменой хозяев заведения, разбойник не поднялся с нами в номер, а тихонько шепнул мне: "Если сто, я здесь", - и остался с новоявленными владельцами.
      В главном обеденном зале Вини Пух, Пятачок и Соловушка в меру своей изобретательности и мерзопакостности характера изголялись над бывшими хозяевами отеля. Медвежонок мстил за то, что братья отреклись от его первородности, да еще посягнули на его свободу. Пятачок, которого хряки считали изгоем в своем сообществе, скорей всего многого натерпелся от своих сородичей и теперь отрывался по полной. Соловушке, вроде бы не за что было ненавидеть близнецов, если не считать утреннего инцидента. Но тогда они не нанесли разбойнику никакого вреда. Даже, наоборот, после того как грабитель одним ударом завалил такого огромного противника, он возгордился собой и был немного благодарен свиньям за их агрессивную попытку, закончившуюся триумфом толстенького победителя. Так что зла на хряков он не держал. А то, что принимал участие в экзекуции, так это вовсе не от садистских наклонностей. Просто ребятам помогал.
      Когда мы спустились вниз, муштра была в самом разгаре. Близнецы (благодаря утренней "пластической хирургии" близнецами они теперь были лишь номинально. Каждый приобрел ярко выраженную индивидуальность в виде расцарапанного рыла, рогообразной шишки и вдвое увеличившегося в размерах пятака) усердно выполняли разнообразные команды своих истязателей: выхрюкивали Пуховы песенки, прыгали в мешках наперегонки, строили акробатические пирамиды.
      К неудовольствию не на шутку разошедшихся и изрядно охмелевших мучителей Яга строго объявила:
      - Мы на время забираем ваши игрушки. Свинтусы! Пора на выпляску!
      На этот раз, в отличие от предыдущего, известие о том, что им надо танцевать на площади, хряками было воспринято на "ура". Толкаясь в дверях, они поспешно покинули еще утром принадлежавший им фешенебельный отель.
      - Вячеслав, остаешься за главного. В случае чего, действуй по обстоятельствам.
      - Вовка, не волнуйся! Сють сто, сьязу буду бить в носопыйку! В пятак! В снобель! В юбильник...
      Я не стал дослушивать разбойничьи вариации на тему носа и, водрузив на голову шапку-невидимку, вслед за ведьмой вышел на площадь.
      * * *
      Я осторожно приблизился к эшафоту. Судя по открытому люку Яга уже была на помосте. Как и Карл, расхаживающий взад-вперед по лобному месту.
      Первоначально мне казалось, что пользоваться шапкой-невидимкой проще простого. Надел и готово. Ты всех видишь, тебя - никто. Сплошное удовольствие. На практике оказалось все гораздо сложнее. Имели место быть и неудобства. Начиная с банальных мух, которые не замечая препятствия норовили угодить прямо в глаз, и заканчивая главной проблемой - невидимостью. Я не оговорился. Дело в том, что так же как и окружающие, я не видел себя. При ходьбе, как известно, надо смотреть под ноги, чтобы не спотыкаться. Особенно когда приходится подниматься или спускаться по лестнице. По этой причине первый опыт передвижения в волшебной шапке был для меня не совсем безоблачным: поднимаясь на эшафот, я чуть было не расквасил нос, соскользнув со ступеньки и больно ударившись об нее коленом. И вдобавок, пару раз споткнулся о неровности каменной мостовой.
      Так что теперь я продвигался медленно, высоко, по-челентановски, задирая ноги.
      - Где ты шлялся? - Обрушился на меня ворон, как только понял, что я поднялся на помост. - Ой, пр-рости, ср-разу не догадался! Но так быстр-ро! Я пор-ражен. Не ожидал. Скор-рость впечатляет. Что нам кр-ролики? Да мы...
      - Заткнись, - прервал восторженный монолог Карла строгий голос Яги, которая почти всегда игнорировала как болтовню ворона, так и его самого. Но на сей раз ведьма снизошла до объяснения:
      - Он вовсе не тем занимался, о чем подумала твоя похотливая голова. Просто Вовка осторожничает, поэтому передвигается медленно. Чтобы не навернуться... Как в прошлый раз.
      Я-то надеялся, что мой конфуз остался незамеченным.
      Пришлось улечься на помост возле люка, опустить руки со злополучной ругательной тряпкой в зияющую пустоту, и только там я позволил скатерке развернуться. Удивленно крякнув (наверное, давно не получала права голоса дважды в день с таким коротким перерывом), паскудная матершиница начала свое вещание.
      Было бы интересно немного подождать и выяснить, как среагирует подлая тряпка на невидимость (пока она как и в прошлый раз ограничивалась общими фразами), но я не стал рисковать и разжал пальцы.
      Кардинальные изменения начали происходить уже во время падения, сколь быстрым оно ни было.
      Вначале витиеватые предложения превратились в отдельные слова, потом донесся непонятный хрип, перемежаемый прокашливаниями и, несколько секунд спустя (расчетное время падения куска материи) мелодичный приятный голос пожелал всем доброго здоровья и принялся нести всяческую чушь об отличной погоде, прекрасном настроении и прочей ничего не значащей дребедени.
      Скудный свет, проникающий через отверстие люка не позволял хорошо рассмотреть дно башни. Смутный силуэт перевоспитавшейся скатерти скорее угадывался, чем был виден. Вдруг на его фоне появилась темная тень, затем три белых точки. Догадавшись в чем дело, я забыл, что невидим и отпрянул от люка. Привлеченный голосом самобранки, подошел один из негров. А светлые пятна - белки глаз и зубы.
      Стало ясно, что наша надежда на то, что до этой части лабиринта черномазые не добрались, не оправдалась. Зато удостоверились, что, по крайней мере, насчет чар подземелья Хоттабыч был с нами искренен.
      Добродушный голос, доверительно провозглашающий, что нет ни чего лучше, чем годами не мыться, не чистить зубы, иметь толстые губы и большой расплющенный нос с кольцом, стал удаляться, пока совсем не смолк.
      Ворон всхлипнул:
      - Сначала испор-ртили чудную вещицу, а потом вообще, сволокли в неизвестном напр-равлении... Я за скатер-рочку обязательно отомщу!
      - Кому?
      - Какая р-разница? Найду какое-нибудь зло и накажу.
      Я прикрыл люк. На эшафоте больше делать было нечего. И что делать дальше, я также не имел ни малейшего представления.
      - Карлуха, лети, свиньям скажи, что хватит, пусть возвращаются.
      Опять позабыв о своей невидимости, я показал на хряков, пытающихся изобразить танец маленьких лебедей.
      * * *
      Чернокнижник Ганс находился на вершине душевного подъема. Наконец-то настал долгожданный час. Для осуществления замыслов оставалось только уличить подходящий момент. И не для того, чтобы увеличить вероятность успеха. Вовсе нет. Успех гарантирован. Ганс пока не предпринимал активных действий только потому, что хотелось произвести наибольший эффект. Ради этого стоило дождаться, когда все сановники во главе с Наимудрейшим соберутся вместе. Вот тогда он и сообщит этим болванам о произошедших переменах. Интересно будет посмотреть на их ошеломленные рожи...
      Закончилось жалкое существование второстепенного колдуна, ответственного за магическую защиту дворца. Хватит! Глупый Емеля решил, что, посулив должность Главного колдуна и предоставив кое-какие полномочия, заполучил в услужение верного пса. В тупые, пропитые мозги не могла прийти мысль о том, что если Ганс и стремился занять этот высокий пост, то только как временную промежуточную ступень, а не как вершину своих стремлений. Расширение возможностей лишь ускорило неизбежное. И опала Хоттабыча очень даже на руку. Надменный джинн - самый опасный соперник. Был. Теперь главная реальная сила в руках Чернокнижника. Не большого труда стоило подменить у невменяемого щукоеда кошель с магическим жемчугом.
      Конечно, можно было бы некоторое время потерпеть, чтобы удостовериться. Не припасено ли у Емели какое-нибудь секретное средство, способное предотвратить переворот. Хотя, навряд ли. Чтобы победить чернокожих гвардейцев потребуется собрать всех богатырей и витязей, которых меньше всего интересуют городские дела, а тем более судьба глубоко ими презираемого Емели. А магического воздействия Ганс не опасался. Как-никак целый дворец оборонял от подобных нападок, а уж себя, любимого...
      Так что тянуть не было никакого резона. Настал звездный час. Причем и в прямом смысле тоже. Гороскоп, составленный этой ночью, сразу после затеянных Емелей кадровых перестановок и последующей подмены кошеля, сулил невообразимый взлет и великую удачу. Все сопутствует успеху. Даже небесные светила. Правда, звезды, продувные бестии, никогда не предрекают стопроцентную вероятность события. Всегда оставляют лазеечку, в виде: "если только не..." Чтобы была возможность пойти на попятную, мол, мы предупреждали. Но на этот раз даже эти предупреждения были столь смехотворны, что ничего кроме насмешек вызвать не могли. Это ж надо: следует опасаться ударов пятнадцатью членами по лицу и встречи с ишачьим дерьмом. Кажется, так. Или что-то вроде этого. Звезды предпочитают не выражаться, и, естественно дерьмо не упоминалось. Но как иначе понимать "находящихся в ослиной заднице"?
      И если влияние дерьма на дальнейший ход событий чисто теоретически допустимо, например, можно на нем поскользнуться, долбануться головой и напрочь забыть о перевороте, то что касается одновременных ударов членами по физиономии - просто смешно. И невозможно. Сразу по нескольким причинам.
      Во-первых это невыполнимо с практической точки зрения. Если даже отбросить остальные факторы, то такое было бы возможно, если бы речь шла о трех, максимум четырех злоумышленниках. Но полтора десятка мужиков не смогут одновременно помочиться в одно ведро, не то что ляпнуть своими достоинствами по лицу.
      Во-вторых, даже если это было бы возможно, то кто рискнул бы поднять руку, точнее член, на исполняющего обязанности Главного колдуна? И, в-третьих, пусть нашлись бы такие смельчаки, то разве стал бы он, Ганс Чернокнижник, без пяти минут диктатор, дожидаться, пока пятнадцать мужиков рассупонятся, размахнутся и ляпнут? Конечно же нет.
      Вся эта белиберда имела только одно разумное объяснение: фурор неизбежен, а дерьмо с писюнами - обычные звездные происки.
      Успокоив себя таким образом, Ганс перевел мысли в более приятное русло. Надо же определить дальнейшую участь Емели и его ближайшего окружения. Даже воображаемая власть доводила Чернокнижника до блаженного состояния близкого к экстазу. Что же будет, когда мечты воплотятся в реальность? Достанется всем. Ганс все помнил. Ни одно оскорбительное словцо, ни презрительная ухмылка, ни пренебрежительный взгляд не останутся безнаказанными. И не будет никаких скоропалительных решений, типа голову долой и все дела. Так легко и просто от Чернокнижника никто не отделается. Пусть мучаются, терзаются, на что-то надеются, валяются в ногах, умоляя о пощаде. А он будет восседать на троне, великий и непреклонный, с высоты наблюдая за недостойными червями, просящими о пощаде. А рядом...
      С этим была проблема. Раньше была. Теперь любая красавица Города с радостью займет место подле нового правителя. А если какая закочевряжится, то найдутся меры переубеждения. Так что женщину можно выбирать себе какую угодно. Хоть Емелину Маньку. Пусть щукоед кроме физических мучений примет и нравственные. Хотя, Манька не подойдет. На мордашку ничего, но костлявая слишком (Ганс предпочитал пампушек). Надо будет разыскать ту начинающую ведьму. Бабенка в теле и достаточно глупа, не будет вынашивать коварные планы захвата власти в свои пухлые ручонки.
      Но это потом. Сейчас нужно начинать действовать. Для этого все министры должны собраться у Емели. Только где их в этом бедламе искать? Воевода скорей всего торчит у ворот. Последнее время три солидных хряка повадились на площади отплясывать. Федот, наверное, любуется. Ганс направился к главному дворцовому выходу.
      * * *
      С самого утра у Али Бабы все складывалось весьма неудачно. И немудрено. Любимый находился в скверном расположении духа, в результате чего засветил визирю в и без того подбитый глаз. И выгнал, велев без надобности не тревожить. Все из-за ерунды. Подумаешь, коснулся разочек.
      Наипрекраснейший остался наедине с этой стервой, Манькой. Ясно, чем они там занимаются. И не было ни какой возможности помешать этому безобразию.
      Но теперь появился повод потревожить ненаглядного. Да еще какой!
      Снедаемый муками ревности Али Баба не находил места и забрел в лабиринт, где наткнулся на одного из чернокожих, у которого была посланная высшими силами вещь. Так как визирь был один из тех, чьи незначительные распоряжения телохранители обязаны были выполнять, то ему не составило труда завладеть бесценным прямоугольником ткани.
      Кусок материала, напоминающий скатерть, в развернутом виде источал такие хвалебные речи, что послушав пару минут, Али Баба, до этого считавший себя неплохим оратором и мастером придворной лести, ощутил себя косноязычным заикой. А свернутая скатерть хранила молчание.
      Воодушевленный подарком судьбы, визирь аккуратно сложил тряпицу и поспешил к луноликому. Он так торопился, что даже забыл припудриться и подкрасить губы.
      Благо, свет очей ни чем таким с этой потаскухой не занимался. А не то Али Баба мог бы не сдержаться и выцарапать бесстыжие глаза прелюбодейке.
      Емеля по обыкновению кушал водку, а Манька скучала рядом.
      - Что-нибудь случилось? Поймали беглецов? - Встрепенулся Высокочтимый при виде визиря.
      - Пока нет. Но подлые гаденыши никуда не денутся от справедливого возмездия богоравного красавца...
      - Тогда какого хрена ты приперся?!
      - Хочу, чтобы у тебя, о затмевающий солнце, раскрылись лучезарные очи и ты узнал о себе всю правду. Причем не просто субъективную правду, а истину в последней инстанции. Твой верный раб не мог описать и сотой доли твоих достоинств. Но теперь силы небесные послали оракула, способного выразить всю глубину моих чувств, которые я испытываю к повелителю. Прими этот дар и разверни. - Али Баба, низко поклонившись, положил перед Наимудрейшим скатерть, - Заранее предупреждаю, что полностью согласен с тем, что ты сейчас услышишь в свой адрес и готов подписаться под каждым словом. А лучше, о бесценный мой самоцвет, представь, что все это говорю я.