Вовка в Троеклятом

      В шести глазах Змея поселилось уважение.
      - Это дело. А то, подумаешь, имя новое придумал...
      - Не сказы! Вот, тебя как зовут?
      Уважение в газах сменилось удивлением.
      - Соловушка, ты на днях головой ни обо что не бился? Или Илюха все-таки разочек успел звездануть?
      - Нет. Ты отвесяй, как зовут!
      - Горыныч! Змей Горыныч. - Ответствовали в недоумении головы.
      - А тебя, как? Тебя? И тебя? - Соловушка поочередно обратился персонально к каждой голове.
      - Гм... Кхм... Дык я, вроде, как один...
      - Знасит, Гойинысь на меня дьязнится, - толстячок показал пальцем на левую голову, - и Гойинысь за меня заступается, - указующий перст остановился на средней голове, - и Гойинысю по хьену, сто меня обизают, теперь палец был направлен на правую голову.
      Такая постановка вопроса смутила Змея. По-видимому, он (они?) раньше никогда не задумывался над этой стороной своего существования. В ответ на тираду друга головы лишь разродились невнятными междометиями.
      Переполненный чувством собственного превосходства, Соловушка важно напыжился.
      - Вот, то-то зе! А Вовка в момент мозет имена пьидумать.
      - Дык я... мы - один. Раньше и думали одинаково и говорили хором. От скуки это все...
      - Ну, если не хосес, неволить не буду...
      - А, может, у него имена кончились? - Головы, как в былые времена говорили хором.
      - Да ты сто? Вовка узе дал новые имена мне, Яге, Кларе, Сеенькому.
      - А где он сейчас?
      Соловушка с видом опытного заговорщика приложил указательный палец к губам, призывая хранить в тайне то, что намеревался поведать.
      - Вовка сейсяс у Емели по осень вазному делу. Вас хозяин сам его пьигласил. А нас с Сееньким не пустили. Так сто полетели к главному входу, вместе доздемся, - Соловушка не терял надежды прокатиться на приятеле.
      - Не могу, служба.
      - Я тебе все свои секьеты вылозил, а ты...
      - Да никакой страшной тайны на самом деле нет. Сегодня казнь будет. Привычное дело. Вот только казнить будут какого-то страшного колдуна. Ну, меня и снарядили, на всякий случай, - Горыныч раздвинул головы и кончиком хвоста указал на множество тюков, сундуков и мешков, укрепленных на его пилообразной спине.
      - А сто у тебя там?
      - Алмазы, жемчуг, золото, короче, дребедень всякая.
      Глаза разбойника запылали азартным огнем.
      - Если бы у тебя была только одна голова, - Соловушка ткнул пальцем в конкретную, левую, - я бы тебя тосьно огьябил бы. Но ты мне дьюг. И по этому не буду. А засем на тебя все это нагьюзили?
      - Наш Высокочтимый перетрухнул. Вдруг с этой казнью что-то не так пойдет. Вот я тут и дежурю, на случай экстренной эвакуации, - заметив недоуменный взгляд Соловушки, Горыныч растолковал более доходчиво, - если Емеле придется срочно делать ноги, он сиганет на меня, и мы смоемся из Города.
      - Неузели, этот колдун такой стьясный и сильный, сто дазе Емеля его боится? А как зе Хоттабысь?
      Хоттабыча нет в Городе. А насчет колдуна, фиг его знает, я в этом не соображаю...
      - Хоть Емеля и плохой, но колдуны есе хузе. Где будет казнь?
      - Как всегда, на площади. Ну, как мы договоримся? Предлагаю так: если твой новый друг выйдет из дворца раньше, чем я освобожусь, уговори его прийти сюда. А коли меня вперед разгрузят - вместе дождемся. Я вас всех покатаю... Даже медведя.
      - Хоесо! Договойились.
      - В любом случае, полетать на мне сможешь только после того, как снесут башку этому Сантехнику.
      - Ага... Сто?!!! Сто ты сказал? Повтойи!
      - Покатаешься только после казни, - удивился Горыныч бурной реакции приятеля.
      - Нет! Сто ты сказал пье Сантехника?!
      - А я разве не говорил? Сантехник - это тот самый колдун.
      Соловушка плюхнулся на задницу, подняв небольшое облачко пыли. На некоторое время всем телом разбойника овладел паралич. Разбойник только часто-часто моргал и мычал что-то нечленораздельное.
      Через пару минут Соловей все-таки пришел в себя.
      - Так это он - Вовка!
      - Что?
      - Мой дьюг, Вовка - Великий Сантехник.
      - Во, блин!
      - Надо сто-то делать. Сьесьно! Побегу к Сеенькому!
      - Слышь, Соловушка! Если у тебя еще объявится дружок, который имена раздает, то ты его сначала ко мне веди, а уж потом к Наимудрейшему, высказал Горыныч свои пожелания вслед улепетывающему разбойнику.
      * * *
      - Ой, ой, ой! Обидели бабулю, заткнули замочную скважину, в которую та так любила подглядывать. Не поделишься, чем занимались, твои шаловливые ручонки, когда тарелочка показывала интересные картинки?
      Угроза Яны явно не подействовала, и Клара продолжала дерзить. Но девочка-ведьма, сама удивляясь собственному терпению, пока радикальных мер не принимала.
      - Кстати, насчет ручонок. Кое у кого они скоро превратятся в лапки. И, скорей всего, в перепончатые.
      Во второй раз за утро, Клара в открытую сделала то, чего раньше опасалась делать даже незаметно, в спину - показала кукиш.
      - Я тебя больше не боюсь. Меня теперь не заколдуешь!
      - Понимаю, перспектива пообщаться со жмуриками наделила тебя магической силой.
      Клара недовольно сморщилась, напоминание не вызвало приятных ассоциаций, скорей, наоборот.
      - А, вот, и не угадала, бабуля. Вчера один знакомый чародей, очень хороший знакомый, подарил мне оберег, защищающий от любого колдовства.
      Легкое движение. И ложбинка на груди расширилась, являя для обзора амулет, висящий на тонкой цепочке. Яна с омерзением сплюнула. Было от чего: оберег представлял собой миниатюрную золотую скульптурку, изображающую мужское начало во всей красе. Вернее, не начало, а совсем наоборот.
      - Думаешь, что сможешь схорониться за этой штуковиной?
      - Это сильный талисман.
      - А тебе не кажется, что твой чародей надул тебя дважды: в прямом и переносном смысле?
      - Ну, во дворец он же меня пропустил, - в голосе Клары появились нотки неуверенности.
      - А мы сейчас проверим. Скажи: "Ква".
      - Зачем?!
      - Тренироваться надо. Потому как ближайшие лет пятнадцать других слов ты просто не сможешь выговаривать.
      - У тебя ничего не получится!
      - Может быть... Если твой чародей не одурачил тебя, и если он побольше моего соображает в колдовстве. Что-то я не чувствую в амулетике ни какой силы. Обыкновенная пошлая побрякушка. А там, кто знает? Но, на всякий случай, прими к сведению, я же не враг тебе, - глаза Яны полыхнули зеленым огнем, - в той стороне, есть прекрасное болотце. Мухи там жирные, вкусные. Так что, если вдруг у меня что-нибудь получится, прыгай туда. Не пропадешь. А через пятнадцать лет возвращайся. Я подумаю, что дальше делать.
      Оборзевшая внучка уже не выглядела такой наглой, во взгляде отчетливо проглядывался страх. Заметив это, Яна хищно улыбнулась.
      - Ты готова? Я приступаю...
      Но эксперимент по проверке чудодейственной силы амулета так и не начался. От сильного удара распахнулась дверь. На пороге стоял тяжело дышащий Серенький. Струйки пота стекали по мокрой шерсти, быстро образуя на деревянном полу благоухающую лужицу.
      - Емеля... Вовку... Быстрей... Спасать надо... - медведь с трудом переводил дыхание.
      - Успокойся, Серый, отдышись, - посоветовала Яна, но в душу закралось смутное предчувствие чего-то непоправимого.
      - Некогда... спеши... Емеля... приказал... Вовку... казнить.
      - Из-за тебя все, паскуда! - Ведьмочка наградила Клару испепеляющим взглядом. - Учти, теперь кваканьем не отделаешься. Но сейчас некогда с тобой заниматься. Держи пока авансик.
      Яна отвесила внучке звонкую пощечину, от которой та грохнулась на пол и замерла, не подавая признаков жизни. Хозяйка хмыкнула, удивляясь результату. Вдарила только раз, в полсилы, с небольшого разворота, тыльной стороной... ступни.
      Считать до десяти, дабы законстатировать факт нокаута не было времени. Яна пулей вылетела из избушки, скомандовав на ходу:
      - Серый! Васька! За мной!
      Через три минуты самая вместительная ступа из имеющихся в "гараже" взвилась в безоблачное небо, унося отдувающегося медведя, полную решимости девочку-ведьму и невозмутимого черного кота.
      * * *
      Я проснулся оттого, что меня окатили холодной водой. Пробуждение - это не совсем точное определение. Когда человек просыпается, даже если он дрых безо всяких сновидений или погрузился в "обморок" в результате чрезмерного употребления алкоголя, то какие-то внутренние часы все равно отмеряют определенный отрезок времени, разделяющий отход ко сну и пробуждение.
      Со мной же было все по-другому. Казалось, что всего секунду назад прозвучал тост в честь Наимудрейшего, и я хлобыстнул порцию хорошего коньяка, и нате, получите - ледяной душ. Состояние организма (имеется в виду степень опьянения) было тем же самым, что и перед отключкой, и по этому я соображал туговато. Вернее, почти совсем ни фига не соображал, а только тупо удивлялся. Это ж надо, только что восседал за ломившимся от диковинных яств и напитков столом, вокруг "плясали" голые девки, за мной ухаживала очаровательная Мэри Поппинс (русифицированную версию ее фамилии произнести не поворачивается язык). А мгновение спустя - ледяная вода в и без того сыром, заплесневелом помещении.
      Я лежал на голом каменном полу небольшой камеры, скупо освещаемой чадящим пламенем факела. "Может это местный вытрезвитель?" - Тяжело пробилась глупая догадка в одурманенную голову. Вполне возможно. Только вместо ментов на меня равнодушно взирали четыре лоснящихся негра, вооруженные неизменными ятаганами.
      - Вставай, пошли! - Велел сиплый голос.
      Я выполнил приказ только на четверть. Не встал и не пошел, а поменял лежачее положение на сидячее. Смена позы позволила разглядеть распоряжающегося человека. Это был низенький (чуть повыше Соловушки), пузатый (немного худее разбойника) обладатель лопатоподобной бороды и близко посаженных, постоянно бегающих бусинок глаз.
      - Ты кто? - Спросил я, чтобы что-то спросить.
      - Воевода.
      - А зовут как?
      - Тебе это не пригодится. Пошли! - Вновь скомандовал бородатый недомерок.
      Вставать мне не пришлось, так как один из черномазых громил (да простят меня афро-американцы) схватив за шиворот, легко придал моему телу вертикальное положение.
      Воевода, с трудом дотянувшись, выдернул из крепления на стене факел и вышел из камеры. Я догадался, что если не пойду сам, то мне помогут эти милые, но грубые арапы. Поэтому молча последовал за коротышкой.
      Мы шли по мрачному (подземному?) коридору. Впереди воевода, за ним я, взятый в "коробочку" безмолвными стражниками. Через пару минут я оставил попытки хоть что-нибудь выяснить, так как все мои вопросы оставались без ответа. Дальше мы пошли молча, под аккомпанемент гулкого эха, многократно отражающегося от низких сводов цоканья подкованных сапожек воеводы. Мои кроссовки и босые ступни негров звуков не издавали.
      * * *
      При подлете к площади ступа заметно сбавила ход, а метров за сто и вовсе "забуксовала". Словно наткнулась на невидимую преграду.
      - Ах, колдуны хреновы! Ну, дождетесь, доберусь до вас, задолизы Емелины! - Возмутилась Яна и посадила свой летательный аппарат в небольшом тихом дворике.
      Хозяин вынужденной посадочной площадки начал было возмущаться, но быстро успокоился после того, как Васька облаял его (причем так натурально, что не всякая собака смогла бы). А медведь пообещал опешившего владельца дворика разорвать ровно на тридцать семь с половиной кусочков, если со ступой что-либо случится.
      Яна, продолжая материть придворных чародеев, установивших магический барьер, не останавливаясь неслась к площади с такой скоростью, что Серенький и Васька едва поспевали за ней.
      * * *
      У подножия лестницы, поднимающейся к главному входу во дворец, скрестив по-турецки ноги, сидел Соловушка. Он еле заметно монотонно раскачивался, что-то тихонько шепелявил. Взгляд, неотрывно обращенный на неподвижные створки ворот, охраняемые усиленным нарядом чернокожих стражников, был полон решимости. Правда, иногда в глазах разбойника поселялся страх, но всего на несколько мгновений, после чего взор вновь обретал твердость.
      * * *
      Около десяти минут мы плутали по низким сырым коридорам, имеющим множество ответвлений. Дорогу я не запоминал, потому что, как бы не повернулись дальнейшие события возвращаться в затхлую каморку не было никакого желания. Наконец, после очередного поворота мы оказались в цилиндрической комнате, по периметру которой вверх поднималась спиралевидная лестница.
      Мы поднялись и через люк выбрались на поверхность. Мне пришлось зажмуриться от яркого солнечного света. Пока глаза адаптировались, я пришел к выводу, что этот слащавый чурка опоил меня не простым коньячком. День был в разгаре. Значит, с момента, который последним запечатлелся в моей памяти, прошло, как минимум, часов двенадцать. За это время алкоголь был просто обязан выветриться из организма. Но этого не произошло.
      Оказалось, что мы находимся на помосте, расположенном в центре дворцовой площади. Меня усадили на какое-то подобие табурета напротив корявого пня, обильно заляпанного бурыми пятнами.
      В отличие от вечера, площадь кишела народом. Все занимались своими делами, и появление моей скромной персоны не привлекло ничьего внимания. Недалеко от помоста под разудалые звуки бубна и балалайки плясали скоморохи. Повсеместно шла бойкая торговля: пронырливые лоточники сновали между праздно шатающимися горожанами, громогласно рекламируя свой товар.
      Пока я осматривался, воевода извлек из-за отворота расшитого кафтана свернутый в трубочку пергамент, развернул его и принялся читать. По всей видимости, содержание свитка предназначалось для народа, находящегося на площади, так как лицо воеводы было обращено в толпу, а вашему покорному слуге для созерцания был предоставлен его зад. Не знаю, какими талантами обладал военачальник на поприще тактики и стратегии, но глашатай был из него никакой. Воевода так тихо и монотонно бубнил текст, что даже я, находящийся всего в полутора метрах, отчетливей его речи слышал звуки, периодически издаваемые направленным в мою сторону отверстием. Благо, прогулка по подземному лабиринту вкупе с пребыванием в сырой темнице и холодным душем наградила меня легким насморком. По этому мое обоняние не страдало. И непреднамеренное (умышленное?) газоиспускание я воспринимал, как музыкальное сопровождение.
      Что же касается содержания текста, то до меня доносились лишь отдельные фразы: "...Дума рассмотрела... коварные намерения... попытка узурпации... злостное колдовство... благодаря бдительности... козни пресечены... постановила... через главоусечение...". Белиберда какая-то. Да, если честно, то я и не очень-то прислушивался. Одурманенные мозги ни как не связывали нелестные эпитеты и меры пресечения с моей, почти героической персоной.
      Так что меня больше интересовало происходящее на площади. Один раз я услышал знакомые звуки, напоминающие удары киянкой по доске, жалобное: "Бур, может не надо?" - и нагло-пьяное: "Н-надо, еще как надо!" Но мой взгляд так и не сумел отыскать длинноносых кузенов.
      Короче говоря, я сидел, крутил по сторонам головой и не очень интеллектуально улыбался. И не придал особого значения появлению нового персонажа на нашем пьедестале. И не мудрено: это был еще один чернокожий амбал. От своих собратьев он отличался только тем, что вместо традиционного ятагана сжимал в руках огромный топор. Я не заметил бы и этого, но солнечный зайчик, отраженный полированным лезвием, попал мне в глаза.
      Воевода, наконец-то, заткнулся и принялся бережно скатывать свиток. И в этот момент я увидел Серенького, причем не одного. На плечах у медведя восседала Яна. Преодолевая сопротивление толпы, мой лохматый друг со своей ношей, с трудом продвигался к помосту.
      Потерявшие бдительность из-за моей пассивности стражники позволили мне вскочить на ноги. Естественно, бежать я ни куда не собирался, а только приветственно помахал своим друзьям. Однако, черномазые церберы тут же исправили свою оплошность: больно заломили руки и, вместо того, чтобы водворить меня на место, ткнули лицом в скверно пахнущий пень, спугнув, при этом, целый рой лоснящихся от обжорства мух.
      Над площадью раздался истошный вопль: "Вовка!!!" - заставивший на время смолкнуть все остальные звуки.
      Не смотря на то, что я не имел возможности видеть того, кто кричал, все равно узнал голос, переполненный отчаянием. "И что это Яна так волнуется?" пронеслось в затуманенной голове. Это последнее, что в ней пронеслось. Потом ее отрубили. Как значилось в оглашенном воеводой документе, применили главоусечение.
      * * *
      Крупная восточная женщина внимательно наблюдала за казнью. Хотя, определение "крупная женщина" слабо отражало действительность. Более уместнее был бы эпитет "огромаднейшая бабища", потому как габариты данной особы превосходили все мыслимые пределы. И, вряд ли, легко было бы отыскать во всем Городе не то что представительницу прекрасного пола, но и мужика подобных размеров.
      Проследив сквозь плотную сетку паранджи, надежно скрывающей внешность, за трагедией разыгравшейся на эшафоте, она прошептала грубым басом:
      - Вестимо было, с самого начала, что до добра эти колохвиумы не доведут... А может его за то, что отпустил меня? Ох, беда за бедой...
      С этими словами она, сгорбившись (что не помешало возвышаться над остальной массой народа головы на три-четыре), побрела прочь.
      - Это пег'ебог'! Ми так не договаг'ивались. Хотя... - невзрачный мужчина поспешно покинул место действия, юркнул в ближайшую подворотню и исчез, оставив вместо себя облачко дыма.
      - Дорогой, может быть зря ты его так? Мне он показался совсем не опасным. Даже милым.
      - Т-тем более, - икнув, ответил Емеля своей наибольшей толике.
      - Я не в этом смысле. Ты же знаешь, что я тебя никогда ни на кого не променяю, - глаза Маньки пожирали хмельного возлюбленного, - просто он совсем не страшный...
      - Может быть. Но меня им дважды пугали. Так спокойней. Как это говорится? А, вспомнил. Береженого верблюд бережет, а Аллаха привязывай... Там еще на кого-то надеяться надо.
      Выдав очередной бессмертный афоризм, Наимудрейший ущипнул свою пассию за фамилиеобразующую часть тела и нетвердой походкой вышел с балкона, с которого чета наблюдала за отделением от плеч головы коварного Сантехника.
      Душераздирающий крик Яны заставил Соловушку вздрогнуть. Он обернулся, но маленький рост не позволил ему увидеть происходящее на площади. Тогда он проворно взбежал на дюжину ступеней вверх. Увиденное, как и несколько часов назад услышанное, предательским образом подействовало на ноги. Они вновь не удержали грузное тело, и разбойник чувствительно саданулся копчиком об острую грань ступени.
      Когда тело обрело послушание, торопиться уже не было никакого смысла. Соловушка разглядел в толпе недалеко от эшафота фигуру Серенького и медленно побрел к лохматому другу.
      * * *
      Никакого ярко белого света в конце тоннеля я не увидел. Так же, как и не удостоился чести воспарить над собственным бездыханным телом и сверху наблюдать за развитием дальнейших событий.
      А на самом деле... Стоп! Я не стану подробно описывать, что предстало моему взору (если это был взор, как вы помните, глазки остались в глазницах отрубленной головы), так как убежден, что стать жертвой сказочного мавра в сказочном мире и расстаться с жизнью в нормальных условиях по привычным причинам, будь то старость, инфаркт, колеса электрички, запой или любой другой уважительный повод - это абсолютно разные вещи. Как говорит один мой знакомый бес (чтоб гореть ему до скончания времен в собственном заведении), "это две большие г'азницы".
      Скажу лишь одно, опьянение, туман и дурман в голове (иль еще где?) исчезли без следа, прихватив с собой вовремя приключившийся насморк. Так что, смею заверить, тот шутник, сказавший, что лучшее средство от головной боли - топор, сам того не подозревая, ни грамма не погрешил против истины.
      Да и времени рассмотреть все как следует у меня не было. Только-только я осознал что со мной произошло и еще не успел с этим смириться, как появился... как вы считаете, кто? Правильно! Бес Третьей Гильдии, собственной персоной.
      - Ну, вот, молодой человек, я же Вас пг'едупг'еждал, а Ви имели неостог'ожность усомниться в моей искг'енности. И что наличиствуется в г'езультате? Плачевный итог. Я бы даже сказал, летальный.
      - Заткнись, без тебя тошно.
      - Как будет угодно. Только на Вашем месте я бы не пг'инимал поспешных и кг'айне опг'ометчивых г'ешений. Не следует отвег'гать единственную возможность не только вег'нуться к пг'ежнему обг'азу жизни, но и значительно повысить уг'овень последней.
      - Ты сам хоть понял, что сказал?.. Но это не столь важно. Насколько я понимаю, предметом твоего вожделения является моя бессмертная душа. А так как я уже мертв, то удивлен, что не наблюдаю еще одну заинтересованную сторону.
      - Что Ви имеете ввиду?
      - А то, что, по моему разумению, ваше ведомство ведет извечную борьбу за людские души со своими изначальными противниками. Так что я хотел бы выслушать предложения твоего оппонента, то есть ангела- хранителя.
      - А вот это Ви удостаивались чести лицезг'еть? - Черт показал мне дулю. При этом, неестественно далеко выступающий большой палец, заканчивающийся грязным заостренным ногтем, принялся извиваться, словно змея. Ангела-хг'анителя захотелось! Пг'остите за нескг'омный вопг'ос, Ви хоть в куг'се, в какую стог'ону кг'еститься? Я не говог'ю пг'о знание наизусть г'азнообг'азных молитв. Однако, полностью увег'ен, что Ви не сможете доподлинно воспг'оизвести даже одно пг'едложение из любой молитвы.
      Как это не прискорбно, но на сей раз пришлось признать правоту черта. Ибо выражение: "Во имя Отца, Сына и Святого Духа. Аминь", - полностью исчерпывало все мои познания на богословском поприще.
      - Так что и думать, забудьте. С этой стог'оны помощи Ви не дождетесь. Возможно, наши конкуг'енты отг'еклись от Вас, но я более склоняюсь к пг'едположению, что они и вовсе не подозг'евают о Вашем существовании. Пг'ибегая к Вашей тег'минологии, - продолжал рекламную агитацию Луциберг с изощренностью то ли иезуита, толи замполита, - в отличие от оппонентов, наше ведомство не дожидается молитв с пг'осьбами о помощи. Ми всегда готовы помочь стг'аждущим! Наши адепты, в отличие от святых, не нуждаются в воспламенении в их честь свечей!.. Г'азве, что, небольших, чег'неньких... Но Ви сами понимаете, в любом деле неизбежны издег'жки...
      - Премного благодарен, - я умудрился прервать словесный поток своего визави, - но дело в том...
      - Ви понятия не имеете в чем на самом деле дело. Пг'ошу поког'нейше меня пг'остить за тавтологию. Но я спешу уведомить Вас, что Ви совег'шенно безосновательно думаете, что затягивая вг'емя, можете г'асчитывать на избавление. Как я уже имел честь сообщить...
      - Погоди, немного. Не торопись. Признаю, с ангелами я лопухнулся. Этот вопрос считаем закрытым. Но остается еще море проблем, которые хотелось бы...
      - Вам стоит только...
      - Знаю, поставить закорючку. Но если ты, ублюдок, до сих пор лелеешь надежду заполучить мою подпись, то придется отвечать на мои вопросы.
      - О! Если только в этом пг'облема...
      - Не только в этом. Но, если не хочешь, можешь ничего мне не говорить. Я подожду. Думаю, найдется кто-нибудь более сговорчивый. Если мне не отказывает интуиция, то рано или поздно появится кто-то, кто сможет удовлетворить мое любопытство. Ведь времени у меня теперь предостаточно?
      - Хог'ошо. Но Ви пг'осто обязаны в дальнейшем учитывать мою добг'ую волю. И, естественно, я оставляю за собой пг'аво не отвечать на Ваши вопг'осы, если они покажутся мне неког'г'ектными.
      - В принципе, их у меня не так много. И один больше всего меня интересует: какого хрена ты прицепился именно ко мне?
      * * *
      - Что-то надо делать. Обязательно. Мы должны что-нибудь предпринять. Еще не поздно спасти его. - Яна все еще восседала на загривке медведя и, произнося каждую фразу, машинально выдергивала небольшие клочки шерсти из макушки Серенького.
      - А что мы сможем? - понимая, как сильно переживает ведьма, медведь стойко переносил ее парикмахерские потуги. - Я могу попытаться, но, думаю, эти губастики (он указал на чернокожее оцепление эшафота) изрубят меня на куски еще на подходе. А с колдовством, как?
      - Бесполезно! - Подхваченная легким ветерком очередная щепотка серого меха медленно поплыла над толпой. - Придворные чародеи установили защиту...
      - Я хотел Вовку спасти, но его не пьевели мимо меня. А долзны были. Я с двеей глаз не спускал. Думал, сейсяс откьеют, я Вовку выюсю, и мы убезим.
      - И как ты хотел его спасать? Ножиком своим против ятаганов? Молчал бы! - Зло бросила присоединившемуся к друзьям разбойнику Яна. - Раз такой герой, сейчас спаси.
      - Так ведь поздно, - жалобно протянул Соловушка.
      - Яна говорит, что еще можно помочь. Только нужно забрать то, что осталось от Вовки.
      - Пьявда?!!
      - Да. Только охрану мы не сможем одолеть. И скоро они заберут тело и сожгут. Вот тогда будет поздно, - разъяснил печальным голосом Серенький.
      - Сестное медвезасье? - Разбойник все еще не мог окончательно поверить в возможность спасения нового друга.
      - Честное медвежачье, - грустно подтвердил Серый, лишившись еще одного клока шерсти.
      - Тогда я пьйиступаю, - полным напыщенного торжества голосом известил Соловушка и повернулся к эшафоту.
      Он сунул оба своих грязных указательных пальца в рот и свистнул.
      Город населяли всевозможные герои из различных сказок и практически никто не знал, чем раньше славился Соловей-разбойник. Поэтому, никто не связал воедино произошедшее и смешного шепелявого толстячка. А Соловушка с раздутыми щеками обошел вокруг медведя. После этого связывать воедино было уже некому. Площадь опустела. Оставались только потерявшие сознание, но и они, приходя в себя, опрометью покидали место действия.
      Напоследок разбойник прошелся своим свистом по Емелиному дворцу. Но не сильно: снес дюжину флюгеров, пару балконов (один из которых всего несколько минут назад покинул Наимудрейший) и, заключительным аккордом, свистнул в центральные ворота, от чего они рассыпались мелкой трухой.
      - Все. Только никому не говойите. Это стьясная тайна! - Соловушка обернулся к своим онемевшим спутникам.
      И неизвестно, чьи глаза: Яны, Серенького или Васьки округлились от удивления в большей степени.
      - Ну, сто зе вы? Спасайте Вовку! Я свое дело сделал.
      Эта фраза возымела действие. Яна ловко спрыгнула с медведя, чмокнула зардевшего разбойника в чумазый лоб и бегом припустилась к опустевшему эшафоту. Остальная компания последовала за ней.
      * * *
      - Зг'я Ви мне не вег'ите! Это абсолютно достовег'ные сведения. Было установлено, что Ви пг'озябаете из-за убогого матег'иального положения, и было пг'инято г'ешение оказать посильную помощь...
      - Ага, прямо какая-то служба социальной защиты.
      - Гог'аздо лучше, объективней и существенней. Вместо одног'азовой смешной по своим г'азмег'ам подачки, мы методично сопг'овождаем интег'есующий нас объект на пг'отяжении всего жизненного пути, выполняя все капг'изы и пг'ихоти данного объекта.
      - Не так уж плохо я жил, пока тебя, мудака, не встретил.
      - Ви же понимаете, что все в этом миг'е относительно. Конечно, Ви не пухли с голода, как некотог'ые негг'итянские племена, вождем одного из котог'ых Ви возжелали стать. Но с дг'угой стог'оны, из-за убогого матег'иального положения Вам пг'ишлось на два долгих года сменить кг'оссовки фиг'мы "Адидас" московского пошива на киг'зовые сапоги. Или Ви до сих пог' наивно полагаете, что в институт Ви не поступили из-за того, что немного не хватило знаний? Дудки! Денег Вам не хватило. Как не было их и для того, чтобы откупиться от службы в Воог'уженных Силах. Но если мы пг'идем к взаимовыгодному соглашению...
      - Хватит! Опять брешешь, - я устал выслушивать балабольство Луциберга. - Вокруг меня находилось множество народа, с еще более худшим финансовым положением. Причем один раз ты проболтался о сугубо личных причинах столь пристального внимания. Последний раз предупреждаю: или правда, или разговор окончен.
      Искуситель как-то сник, поняв, что это мое окончательное решение, и сдался:
      - Хог'ошо. Не хотелось затг'агивать эту стог'ону вопг'оса. Но г'аз уж Ви так категог'ично настаиваете, я скажу Вам пг'авду. Хотя из этого не следует, что все то, что я говог'ил Вам г'анее - ложь. Отнюдь!
      - Не тяни!
      - Пг'облема касается лично меня. Дело в том, что звание Беса Тг'етьей Гильдии я получил совсем недавно. И Ви, если можно так выг'азиться, - мое пег'вое дело. Умолчу о том, чем мне пг'иходилось заниматься г'аньше. Не в этом дело...
      - Ты не сказал, почему именно я?
      - Все очень пг'осто. Пег'вое задание должно быть легким. Бесы, занимающие более высокое положение в нашем табеле о г'ангах, куг'иг'ующие мою деятельность, г'ешили, что пьяный сантехник - это то, что нужно для новичка. А г'езультат Вам известен...
      - Они и сейчас курируют твою деятельность?
      - О, нет! - Вконец разоткровенничался черт. - Это сугубо самостоятельная г'абота. И если я обг'ащусь за помощью по такому пустяку, то на неопг'еделенное количество лет пг'идется г'аспг'ощаться со своей каг'ьерой. Тепег'ь Ви понимаете, что выбог'а у меня пг'актически нет. Как, впг'очем и у Вас... Ну, что, пг'иступим к контг'акту?
      * * *
      Яна, не добежав метров десять до эшафота, прыгнула и оказалась возле обезглавленного Вовки.
      - Ух, тыть! Колдовать получается! - Удивилась она.
      - Не до защиты им теперь, - прокомментировал медведь, обычным способом забравшийся на лобное место, - небось, пообделались все, вонища теперь во дворце... Молодец, Вячеслав, знатного шороха навел.
      - Ты, сто! Забыл?! Это зе не я!
      - Прости, и правда не ты... Вот, только, если зубки оказались целы и язык не искореженным, может ты и говорить по нормальному умеешь?
      Соловушка на несколько секунд задумался, потом категорически отрубил:
      - Разусился, забыл, не хосю! Отвязись!
      - Боле не буду.
      Тем временем колдунья приложила отрубленную голову к телу, прошептала заклинание, отчего кровь, покинувшая тело сантехника, собралась своеобразной змейкой и вползла в зазор, разделяющий Вовкину шею пополам.