К чему сегодня стремятся, прежде всего, некоторые руководители нашей страны и так называемые новые русские? Их главная, всепоглощающая страсть - как можно скорее и по-крупному хапнуть, открыть валютный счет за рубежом, обзавестись собственной виллой с четырьмя гектарами земли, как у бывшего президента Ельцина, попасть в десятку самых богатых людей на земном шаре. Ну а интересы страны, ее народа? С этим можно подождать. Можно месяцами не платить заработную плату, разворовывать иностранные займы, разрушать промышленность, обрекать на нищету население России, лишать миллионы людей их банковских вкладов, бесконечно заниматься лечением в кремлевских больницах и санаториях, уходя в незапланированные отпуска в самые критические для страны моменты. А то просто без конца совершать государственные визиты в другие страны, вместо того чтобы заниматься решением накопившихся сложнейших проблем у себя дома.
      По-иному в минувшие десятилетия рассуждали политические деятели и промышленные магнаты Японии. В Токио, когда в шестидесятые годы я приехал туда работать, моим соседом был премьер-министр Эйсаку Сато. Он жил через пару домов от меня в очень скромном особняке. У ворот дежурный полицейский и машина сопровождения с мигалкой. Всё!
      Особняк, в котором находился корпункт "Известий", был значительно больше и к тому же окружен ухоженным садом. Напротив в скромном домике обитал сталелитейный король. Мой сын и его внук играли вместе на улице. Когда мне предложили в Москве принять участие в съемках документального фильма о Японии, мы с режиссером Юрой Мангловским и оператором Славой Ходяковым побывали в гостях у Тосио Доко - президента известной в мире компании "Тосиба." Я спросил его: почему так скромно живете? Он, подумав, ответил: "Все в будущем, а пока надо думать о стране".
      "Думать о стране"... Похоже, что новое руководство во главе с Н. С. Хрущевым по-своему также задумывалось о необходимости трансформации советской системы. Результат - разоблачение культа Сталина, посмертная реабилитация тех, кто замучен в тюремных застенках, и прижизненная политических узников ГУЛАГа. Делаются попытки, порой ошибочные, реформировать управленческий аппарат в центре и на местах, навести порядок в промышленности и сельском хозяйстве. Удается не все и не сразу. Слишком стар, слишком мало подготовлен новый руководитель для осуществления коренных преобразований. Рывку вперед мешают путы прежних убеждений, весь опыт работы и жизни. Не способствует прорыву и косное, традиционно консервативное партийное и управленческое чиновничество. И все-таки хрущевская оттепель открывает качественно новую страницу в истории страны и международных отношений. Вряд ли стоит здесь рассуждать о позитивном значении этого мудрого шага советского руководства. Остановлюсь на менее всего известной цели архитекторов "оттепели".
      Весна во внутренней советской и внешней политике вовсе не означала конца идеологического противостояния с Западом. Она являлась более совершенной, более цивилизованной формой ведения холодной войны. Стратегические задачи оставались прежними - нанести ощутимый удар по укоренившемуся на Западе антисоветизму, создать более благоприятные условия для проникновения советского влияния в политическую и общественную жизнь, обеспечить возможности для дальнейшего повышения роли зарубежных коммунистических партий, роста их рядов и популярности в массах.
      Что касается тактических средств и приемов, призванных обеспечить достижение конечной стратегической цели, то их насчитывалось достаточно. В качестве одного из действенных инструментов советского идеологического наступления на интеллигенцию Запада должна была выступить созданная в 1958 году на базе прежнего ВОКСа новая, так называемая общественная организация - Союз советских обществ дружбы с зарубежными странами. Естественно, ССОД целиком финансировало правительство. По решению Политбюро ЦК КПСС, его возглавила бывший член руководства ВЦСПС, председатель Комитета советских женщин Нина Васильевна Попова - опытная, энергичная политическая деятельница, близкая к супруге Хрущева. По старой профсоюзной памяти она пригласила меня к себе на работу.
      Масштаб задач поражал своей грандиозностью. Предстояло создать общества дружбы с каждой в отдельности страной мира, построить за рубежом культурные советские центры - очаги распространения марксистского мировоззрения, наладить обмен делегациями видных деятелей искусства, организовывать за границей выставки, серии лекций о достижениях СССР .
      Это те задачи, что на поверхности. Были и другие, традиционные для спецслужб. Под благовидным предлогом на разные приемы, выставки, концерты, на показ фильмов приглашались сотрудники посольств, с которыми проводили работу офицеры КГБ, работавшие в ССОД, его американском, европейском отделах и в секторе по приему иностранных делегаций. Сколько было завербовано дипломатов и зарубежных гостей, навсегда останется тайной за семью печатями. Протокольный отдел занимался вербовкой и кадровых сотрудников нашей организации. Как-то меня пригласили в кабинет к заведующему отделом, опытному контрразведчику, обладавшему завидным даром располагать к себе с первого взгляда людей, внушать им симпатию и уважение. В кабинете вместе с ним сидел незнакомый человек средних лет с рядовой, неприметной внешностью. Он-то и начал разговор:
      - Борис Иванович, я работник Комитета государственной безопасности. Мы давно наблюдаем за вами. Вы производите на нас самое хорошее впечатление. У вас есть хороший шанс сделать для Родины больше. Как вы смотрите на то, чтобы перейти на работу к нам? Мы гарантируем высокую заработную плату, быстрое продвижение по службе и многое другое
      Я поблагодарил за оказанное доверие, но попросил дать время подумать. Это произвело на собеседника хорошее впечатление - человек серьезный, не отказался и в то же время не заглотнул вот так сразу заманчивую приманку. Мы расстались довольные друг другом.
      Через пару дней я позвонил по данному мне телефону и, поблагодарив еще раз, сказал, что при зрелом размышлении понял, что не подхожу для такой работы. Не вижу у себя необходимых данных.
      Следуя современной моде, можно сегодня объяснить свой отказ от перехода на работу в Комитет государственной безопасности идейным неприятием этой организации. Вот, мол, каким прозорливым человеком я был уже в то далекое время! Но эта книга - выстрел в себя. Зачем лгать? Ты разделял веру миллионов в незыблемость нашей системы и позитивную роль КГБ - стража интересов Родины и партии. Отказаться от перехода в разведку побудили иные соображения: претило все, что связано с ношением формы,строгая дисциплина, когда не принадлежишь самому себе, опасность "засветиться", попасть в досье американских спецслужб в качестве агента КГБ и лишиться въездных виз в ту же Японию.
      Созданное Общество СССР - Япония возглавил председатель Всесоюзной торговой палаты Михаил Васильевич Нестеров. Меня назначили ответственным секретарем - организатором всей практической работы. Имя Нестерова хорошо знали на Японских островах. Несмотря на преклонный возраст и огромную занятость, он много делал для развития торгово-экономических отношений с Японией в интересах обеих стран.
      В жизни все происходит неожиданно. И беда, и счастье сваливаются вдруг. Осенью 1961 года раздался звонок из редакции "Известий": не смогли бы вы зайти к нам по важному делу? Подумалось: что они хотят? Подготовить для них статью о работе общества? У меня нет времени. Но проигнорировать приглашение нельзя. Правительственная газета, и в кресле ее главного редактора зять Хрущева Алексей Аджубей.
      Речь в редакции пошла о большем - о переходе на работу в газету и поездке корреспондентом в Японию. Предложение выглядело заманчивым, я дал согласие с ходу. Мой собеседник Владимир Кудрявцев, заведующий иностранным отделом, заметил, что переговоры о переходе он берет на себя. Известный газетчик переоценил свои возможности. Нина Васильевна Попова дала ему от ворот поворот: нам самим нужны опытные кадры, мы их воспитываем, а вы претендуете на готовенькое.
      В тот же день меня вызвали "на ковер". "Что вы потеряли в "Известиях"? - уговаривала Нина Васильевна.- Журналистика - неблагодарная профессия. Можете не справиться, необходимы способности и даже талант. Есть ли он у вас? А здесь хорошие перспективы, рост по службе. Хотите в Японию? Поедете по нашей линии директором Культурного центра. Это должность советника посольства. Согласитесь, неплохо для ваших тридцати лет?"
      Известинцы оказались настойчивыми - запретный плод всегда кажется слаще. Поповой позвонил по "кремлевке" сам Аджубей. Портить с ним отношения не входило в ее интересы. Через неделю я сидел за столом в газете. И тут пришли запоздалые сомнения. Быть может, Нина Васильевна права? Пусть небольшой опыт журналистской работы есть, свою первую статью "За что я люблю Павку Корчагина" опубликовал в 1941 году в "Пионерской правде", когда исполнилось всего тринадцать. Потом печатался в журналах "Новое время", "Советские профсоюзы". Печатался спорадически - два-три раза в год. А тут предстоит ежедневная передача информации. Япония - одна из ведущих стран. Читатель хочет регулярно видеть новости о ней на газетной полосе. Справлюсь ли, не осрамлюсь ли на фоне материалов из-за рубежа за подписью талантливых известинских журналистов-профессионалов? У них писательский дар от Бога. Мне же, кажется, нечем похвастаться.
      ПО ДОРОГАМ ЯПОНИИ
      ТОКИО: ПОСОЛ, РЕЗИДЕНТ И ДРУГИЕ
      Первые дни в японской столице. Предшественник, Дима Петров, способный журналист, кандидат наук, автор толстых научных трудов, еще не уехал. Наносит прощальные визиты, делает последние покупки, пакует чемоданы. Чтобы не мешать, приходится жить с женой и грудным ребенком в маленьком номере дешевой гостиницы. Писать - никаких условий. Шестимесячный сын болеет, не дает покоя ни днем ни ночью. Работать над информацией приходится на стульчаке туалета. Смешно? Иначе поступить нельзя. Из Японии ждут ежедневную информацию в газету. Ты должен оправдать доверие Аджубея. Зять Хрущева пошел на риск, включив в созвездие лучших журналистов темную лошадку.
      Наконец, теперь уже бывший известинский корреспондент улетел домой. Отныне ты полностью предоставлен себе и стал полноправным хозяином корреспондентского пункта. Первые дни жизни в незнакомом доме, первые впечатления. В Москве у тебя лишь комнатка в коммуналке, а тут двухэтажный домина со стеклянной террасой, выходящей в большой и тенистый сад, где круглый год радуют глаз цветы сливы, сакуры, ирисы и хризантемы. Построен он в тридцатые годы по проекту немецкого архитектора и отлично сохранился вопреки войне, американским бомбардировкам, землетрясениям и времени. Его хозяйка госпожа Со - тихая, скромно одетая пожилая женщина. Подумаешь, не из богатых. Но стоит бросить взгляд на ее руки, и эта мысль лопается мыльным пузырем. Высохшие пальцы украшены крупными бриллиантами. Позднее узнаешь: госпоже Со принадлежат в центре Токио несколько домов, и она сдает их иностранцам.
      В доме у меня просторный рабочий кабинет и библиотека. В столовой стены и потолок отделаны красным деревом, встроенный массивный дубовый буфет блещет дорогой посудой. Рядом с ним обеденный стол на 12 персон, старинные мягкие кресла. Широкая лестница ведет на второй этаж. Здесь спальня и детская комната. На улице жарко, хочется принять душ. Включаешь газовую колонку,- увы, она не работает. В середине лета слишком слаб напор воды. Солнце и засуха высушили водоемы. Зимой столбик термометра приближается к отметке ноль градусов. Временами выпадает снег и не тает несколько дней. Наш дом зябнет, зябнут и его обитатели. Правда, внизу, в подвале, находится отопительная система. Нажмешь кнопку - и загорается топливо, керосин. К вечеру термометр показывает плюс 20. Время ложиться спать, отопление выключается. Боимся возможного пожара. К утру на градуснике плюс восемь. Холодный ветер с моря выдул тепло через щели. И так изо дня в день всю сырую промозглую зиму.
      Ночью дом живет особой жизнью. Где-то скрипнула половица, ветер хлопнул ставнями. Без привычки вскакиваешь: кто там? Ежедневно газеты пишут об ограблениях и убийствах. Да и в Москве накануне отъезда в выездной комиссии ЦК КПСС настойчиво предупреждали: будьте начеку, опасайтесь провокаций со стороны японских спецслужб.
      Провокации могут быть любыми, оградить себя ночью от них невозможно. Двери дома непривычно тонкие: нажал - и сломал замок, подцепил стамеской и вынул раму окна. Спускаешься вниз проверить. Там никого. Вернувшись в спальню, слышишь звонкое постукивание колотушки. Это полицейский совершает ночной обход. Полиции на нашей улице есть кого охранять. Сосед напротив стальной король, президент концерна, крупнейшего в стране. Слева американская чета, поселившаяся, видимо, всерьез и надолго. Чуть подальше особняк премьер-министра Эйсаку Сато.
      Сон без привычки недолог. В пять утра под окнами раздается позвякиванье стекла. Это молочник. Бутылочный перезвон сменяет тарахтенье мотоцикла и резкий визг тормозов - приехал первый разносчик газет. За ним второй, третий. К шести почтовый ящик забит, часть газет и журналов валяется у калитки. Пора вставать, начинать работу. Все равно не уснешь, а в три часа на проводе будет Москва. В "Известиях" ждут материал из Токио. Так в первый, так и в последний день в Японии через пять лет.
      В районе, где мы живем, бьется свой пульс, непохожий на обычный для столичных кварталов. Утром и вечером в часы пик здесь нет очередей на автобусных остановках. На работу отсюда едут на дорогих машинах. Ровно в девять к дому стального короля подкатывает "мерседес". Одетый в форму шофер долго смахивает пылинки с новой черной машины. Наконец, появляется сам господин Инаяма. Водитель кидается к двери и, согнувшись в поклоне, подсаживает стального магната. Рядом в таком же поклоне застыла его супруга. Этикет обязывает провожать мужа, и она свято соблюдает обычай. Пусть видят: в семье дорожат традициями старины.
      За стальным королем уезжает высокопоставленный американец, а затем раздается звук полицейской сирены - в путь трогается Эйсаку Сато. Его также провожает в поклоне жена. Лимузины скрываются за углом, и женщины исчезают за раздвижными бумажными стенами домов, чтобы провести там весь день и выйти на улицу поздно вечером, заслышав знакомый автомобильный сигнал.
      Замкнутость, изолированность - эти качества замечаешь в нашем районе сразу. Пять лет мы с женой вежливо раскланивались с соседями, приглашая их поначалу на чашку чая. Конечно, не премьера и стального магната. В одной из книг о японцах говорилось, что к этому обязывают правила японского этикета. И всегда звучал один и тот же ответ: очень благодарны, непременно зайдем, как только выберется свободное время. Свободное время так и не выбиралось. Думал, боятся человека из коммунистической страны. Нет, выяснилось, что они не ходят в гости даже друг к другу. Общаются только с теми, с кем связывают бизнес и общие, совсем не соседские, интересы.
      Ну а американец? Сколько раз приходилось слышать об общительности его соотечественников, о быстроте, с которой они устанавливают контакты с людьми. Мой сосед, видимо госслужащий, выглядел иным человеком: он боялся меня как огня. В чем дело? Я поделился этой проблемой с моим другом, японским журналистом. "Ты чудак,- сказал он.- К чему американцу усложнять жизнь? Согласно правилам, он должен письменно сообщать своему начальству о каждой встрече и беседе с любым советским человеком".
      Впрочем, границы полосы отчуждения, окружившей наш дом, вовсе недалеки. Стоит лишь выйти метров за триста на торговую улочку, и начинается другой мир. Здесь дома мелких служащих, лавчонки зеленщика, букиниста, аптекаря. Аптекарь сам зазывает к себе, расспрашивает о медицине в нашей стране, советует, как ухаживать за моей любимицей, грудной дочуркой Наташей. Потом зовет жену со второго этажа и просит:
      - Налей-ка нам по стопке женьшеня! Жарко, надо взбодриться!
      Женьшень настоящий, не плантационный. И стоит на вес золота: грамм растения - грамм желтого металла. Сколько раз я вспоминал слова старого дипломата Федора Ильича Рунова, проработавшего много лет в странах Дальнего Востока. "Увидите,- говорил он перед моим отъездом,- простые люди вам очень понравятся. А вернувшись на родину, будете долго вспоминать няню своих детей". Обе няни, Хироко-сан и Мабути-сан, в самом деле оставили в памяти яркий след. Они трогательно заботились о малышах, играли со старшим в забавные игры, рассказывали японские сказки. И дети платили за это любовью. А переводчик, Кудо-сан? Замечательный друг и работник, помогавший во всем и советом, и делом. Прошло много лет, судьба забросила меня в Австралию, Индию, Таиланд, но наша дружба и взаимное уважение сохранили былую силу.
      Часам к трем газеты давно прочитаны, материал для "Известий" написан. Получасовой телефонный разговор с редакцией, и можно уезжать в город, брать интервью, встречаться с нужными людьми, собирать по крупицам информацию для новых статей и заметок. Сажусь в маленький "форд кортину" и сразу попадаю в водоворот машин. Улицы узкие, едва разъехаться двум автомобилям. Тротуаров нет, пешеходы жмутся к домам. На задних стеклах автомобилей непривычные для москвича надписи: "Вы самый лучший водитель!", "Не целуйте мою машину!", "Улыбайтесь всегда!". И в самом деле, порой приходиться улыбаться, правда, сквозь слезы.
      Маршрут привычный. Сначала основа основ - визит в советское посольство. Формально корреспондент независим, у него свое начальство, причем далеко, в Москве. Он обязан подчиняться только указаниям из центра. Это чисто формально. На месте свои порядки. Ты всегда должен помнить: хозяин твоей судьбы - посол. Он, как Господь, выступает в трех лицах: полномочный представитель ЦК КПСС, правительства и спецслужб. Попробуй ему не угодить! Шифровка с компроматом в столицу - и тебя редакции не спасти. Так что изволь постоянно маячить перед глазами, налаживать хорошие личные и рабочие отношения. В том числе снабжать его "деликатной" информацией, которую посчастливилось раздобыть. Нам, корреспондентам, с послом, кажется, повезло. В этом качестве выступает член-корреспондент Академии наук СССР Николай Трофимович Федоренко. Он известный ученый-китаист, автор многих научных трудов и книг, когда-то переводил Сталина во время бесед с Мао Цзэдуном. У него мощные позиции в МИДе, и ему нет нужды заниматься "мелочевкой". У Николая Трофимовича в Токио, похоже, главное амплуа достойно представительствовать на дипломатических раутах. Высокий, всегда элегантно одетый, с платочком в нагрудном кармане и бабочкой вместо галстука, он умеет вызвать к себе расположение японских и американских дипломатов, заставить забыть о том, что джентльмен он вторично, первично же, как и все в посольстве, самый типичный продукт советской системы.
      Послу не до повседневной дипломатической текучки и уж тем более не до нас, корреспондентов. В Токио он пишет очередную книгу о Китае. Пишет в своем кабинете стоя. Плотники изготовили для него специальную кафедру. Сидеть Николаю Трофимовичу трудно - он страдает профессиональной болезнью ученых, которая известна как геморрой. Мы еще не знаем, что за годы работы в Японии Федоренко "выстоит" не только толстенную книгу, но и прекрасное дипломатическое будущее. По решению ЦК КПСС он поедет на долгие годы в Нью-Йорк представителем Советского Союза в ООН. Вот уж, поистине, неисповедимы пути Господни!
      Посол послом, но налаживать хорошие личные контакты нужно не только с ним. Восемьдесят процентов работников посольства отнюдь не относятся к категории дипломатов, хотя формально выступают в качестве таковых. Большинство из них - офицеры КГБ, остальные принадлежат к легендарной военной разведке ГРУ. Кто есть кто - для непосвященных самый большой секрет. Избави бог поинтересоваться тем, что тебе не положено знать. Об этом сразу доложат по инстанции. Впрочем, нет никакой необходимости задавать ненужные вопросы. Стоит только увидеть, кто периодически поднимается на верхний этаж, где расположились спецслужбы,- и все становиться ясным. У контрразведки "противника" свои ориентиры в выявлении работников КГБ. К их числу принадлежит и такой элементарный. Советник посольства Мамин вынужден ходить на работу пешком. В субботу или воскресенье, чтобы поехать отдохнуть за город, он должен просить коллег дипломатов уступить ему на день право пользования автомобилем. Машин для "чистых" сотрудников не хватает, каждая закреплена за несколькими людьми. Иное положение у тех, кто носит погоны. Если на работу в посольство приехал самый младший по рангу дипломат и тут же сел за руль "собственной" машины, гадать о его принадлежности к разведке излишне.
      В то время как посол пишет книгу, а "чистые" дипломаты просиживают в кабинетах штаны, чтобы отослать раз в месяц диппочтой в Москву записи разных бесед и справок, офицеры КГБ и ГРУ делают настоящую работу. Высшим пилотажем у тех и других считается вербовка. Перед каждым ставится задача за годы работы завербовать хотя бы двух-трех агентов. Рекордсменом считается тот, кто сумел привлечь к сотрудничеству американского дипломата, офицера или бизнесмена. Потенциального агента тщательно проверяют на месте, Центр запрашивает сведения о нем у своей агентуры за океаном. Москва дает добро на вербовку, если убеждается, что потенциальный агент не является подсадной уткой. Штаб-квартира ЦРУ в Японии не дремлет, в ней работают способные люди.
      Менее престижно, и все же достойно высокой похвалы, завербовать японского агента - сотрудника МИД, любого министерства, работника американской военной базы, полиции, бизнесмена. Тех офицеров КГБ, кто сумел выполнить поставленную задачу и не быть пойманным с поличным, ждут повышение в звании, новые зарубежные командировки. У неудачников перспективы значительно скромнее.
      Задачи КГБ далеко не исчерпываются вербовкой. В их число входит добывание секретной политической, экономической, научно-технической информации, тайная закупка и переправка в Союз новейших компьютеров, приборов, других технических средств, в которых остро нуждаются военная и гражданская отрасли промышленности. И еще одна почетная, на сей раз контрразведывательная, миссия - обеспечить надежную слежку за самими офицерами политической и военной разведок, не говоря уж о дипломатах и журналистах. Вдруг кто-нибудь из них захочет переметнуться на американскую сторону и раскрыть вражеской разведке то, что ей не положено знать? Побеги на Запад приносят противнику не только пропагандистский успех. Как правило, они причиняют более значительный вред, ставя под угрозу агентурную сеть и судьбу наших разведчиков.
      Принято считать, что элита советской разведки работает на Западе, в первую очередь в США. Возможно. Но Японию также не обделили асами Первого управления КГБ и талантливыми офицерами ГРУ. Мне вспоминается покойный генерал Животовский, который заложил фундамент агентурной сети на Японских островах в пятидесятые годы. Я встречался с ним, когда приезжал в составе профсоюзных делегаций. Рафинированный интеллигент, прекрасно игравший на фортепьяно, в совершенстве владевший английским, он к тому же обладал еще одним редким в то время для советских дипломатов качеством - слыл мастером игры в гольф. Последнее давало возможность устанавливать близкие контакты с зарубежными дипломатами и военными. Спустя четверть века, встретившись с ним случайно в Москве на Тверском бульваре, я поделился житейскими неприятностями. Он дал домашний телефон, обещал помочь. Я долго раздумывал, а когда позвонил, его уже не было в живых. Спорт не спас талантливого разведчика от нервных перегрузок.
      Резидент КГБ в начале шестидесятых Юрий Иванович Попов в отличие от Животовского не был импозантным человеком. Его согнула болезнь, искривившая позвоночник. Но она не смогла помешать ему любить жизнь. Резидент не прочь был при случае посидеть за стаканом виски, поиграть в тесной компании в преферанс. Однако к числу его главных достоинств относились такие качества, как незаурядный ум и невероятная работоспособность. Он иногда возвращался домой на рассвете, с тем чтобы в девять утра снова исчезнуть за железной дверью своего посольского кабинета. О его заслугах можно только гадать. Вероятно, генералу удалось сделать многое. Не случайно впоследствии Попов получил назначение на пост резидента в Швейцарии - стране, где с довоенных времен находились европейские центры разведок мира.
      Самый яркий след в памяти оставил другой резидент - полковник, в будущем генерал, Георгий Петрович Покровский. Он сменил Попова на этом посту. Жора, как мы звали его за глаза, сочетал в себе достоинства предыдущих коллег с завидными собственными. И прежде всего такими, как доброе отношение к людям, бескорыстное стремление помочь им в непростых ситуациях зарубежной жизни. В силу советских порядков ему была дана огромная власть над нашими гражданами в Японии. Он не спешил воспользоваться ей во вред.
      Милой, отзывчивой была и его жена Муза. В силу своих человеческих качеств эта семья притягивала к себе как магнитом. Дружба с четой Покровских выдержала испытание временем. Когда в 1972 году ЦК КПСС по инициативе КГБ принял решение о досрочном отзыве меня из Австралии, Покровский, теперь уже генерал, нашел в себе мужество вопреки воле высокого начальства письменно поручиться за мою благонадежность. В брежневские времена сама по себе попытка защитить человека, лишенного "политического доверия" волей высоких инстанций, была настоящим гражданским подвигом.
      Впрочем, у генерала было немало и прочих достоинств. В их числе высокий профессионализм в работе. Он прекрасно владел тремя иностранными языками: английским, французским и даже... японским. Закончил японское отделение Московского института востоковедения в годы Отечественной войны. А уже в 1947 году совсем молодым был направлен на работу в Соединенные Штаты Америки. Пять лет за океаном пролетели незаметно. Незаметно потому, что все это время не было ни одной свободной минуты. Началась и набирала силу холодная война. США - недавний союзник и друг - превращались в противника, а затем и вовсе стали врагом номер один, когда вспыхнула корейская война. Вопреки всем срокам, установленным ЦК КПСС, заменять Георгия Петровича не торопились. На то были веские причины. Вряд ли мы узнаем обо всех операциях, которые провел в Америке молодой чекист. Но об одной из них, пожалуй, стоит упомянуть. Благодаря информации, которую ему удалось добыть, Центр смог спасти от полного уничтожения с воздуха жизни солдат и офицеров целой советской дивизии в Корее.
      За Соединенными Штатами были работа в Индии, учеба в Дипломатической академии, да мало ли что еще! Способный советский разведчик, видимо, привлек внимание штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли. Там давно и пристально наблюдали за ним и в конце концов приняли решение организовать похищение советского резидента в Японии. Надо констатировать: ЦРУ не приходилось занимать опыта в проведении таких операций, но к этой готовились особенно тщательно. Выполнение ее поручили трем асам разведывательного ведомства: Дэвиду Мерфи - начальнику русского отдела ЦРУ и двум сотрудникам, Калдерону и Томасу Райану, чьи должности остались для советской стороны неизвестными. Тройку похитителей снабдили всем необходимым, среди прочего специальным мешком, куда предполагалось затолкать жертву, двумя атташе-кейсами с набором шприцев и ампул, предназначенных для "отключения" похищенного. Надо ли говорить, что все трое в физическом плане не принадлежали к числу слабаков. Особенно Мерфи. Он в ЦРУ пользовался известностью и как опытный профессионал разведки, об успешных операциях которого по всему миру позднее напишут книгу, и как отличный спортсмен. Правда, не каратист. В то время в Америке еще не были популярны восточные боевые искусства. К операции в Токио подключили и японского агента американской разведки Масаки Мацумото. В его задачу входил хронометраж жизни и работы советского резидента: в какое время выезжает из дома на работу, что делает в течение дня за пределами посольства, когда по вечерам возвращается домой. В дом, где снимал квартиру Покровский, подселили одного из тройки - Калдерона. Он должен был "по-соседски" познакомиться с ним, войти в доверие как приятный в общении, расположенный к нему человек. Казалось, учтено все, промахи исключены. В Вашингтоне уже готовились к настоящей сенсации - в Японии сбежал резидент советской разведки! Он попросил политического убежища в США! О предстоящем успехе ЦРУ были информированы в строго секретном предварительном порядке трое особо доверенных журналистов в Америке и Европе. В их задачу входило после получения сигнала обрушить сенсацию на читателей в западных странах. Знать бы авторам, уверенным на сто процентов в своем опыте и успехе, русскую пословицу "и на старуху бывает проруха"! Да куда там!
      При разработке акции в Лэнгли допустили сразу несколько ошибок. Во-первых, не информировали о грядущем похищении хотя бы высших руководителей японских спецслужб. Во-вторых, трио асов разведки выехали в Токио под видом бизнесменов, то есть без дипломатических паспортов и к тому же под своими подлинными фамилиями. В-третьих, не учли личного мужества Покровского, которое он, тогда еще почти юноша, проявил в Америке при попытке спецслужб скомпрометировать его, а затем завербовать. Главный инициатор попытки заработал сокрушительный удар, который вывел его из строя на несколько часов. Жора недаром сочетал занятия разными видами спорта с боксом. Тренером в его московской учебной группе был Михайлов - чемпион СССР и кумир болельщиков всей страны.
      Были допущены и ошибки помельче, на сей раз самими участниками операции. Объект "охоты" имел обыкновение допоздна засиживаться на работе. Легко понять: резидент - не рядовой сотрудник разведки, ему необходимо каждый день подводить итоги полученной информации, проверять ее достоверность, встречаться самому с наиболее ответственной агентурой, составлять шифровки в Москву и делать многое-многое другое. Как-то, приехав около полуночи домой, он застал в коридоре Калдерона. Поздоровались и расстались, пожелав друг другу спокойной ночи. Через день или два встреча повторилась в то же самое время. Это не могло не насторожить. Когда то же случилось в третий раз, стало очевидным: будь готов ко всему! На этаже его снова встретил сосед. Он стоял, согнувшись, и держался за грудь.
      - Плохо с сердцем,- пожаловался он.- Не могу двигаться. Очень прошу, пройдите в квартиру, принесите лекарство. Оно в холодильнике. Вот ключ, держите.
      Отказать в помощи нельзя, все мы люди. Но как не задуматься о странности таких встреч поздно ночью и предложении пройти одному в квартиру американского "бизнесмена"!