Теперь уже редко, но все же порой, проезжая мимо здания ТАСС на Тверском бульваре, я вспоминаю и своих былых руководителей и боевые журналистские годы в первой половине 80-х. Телеграфному агентству подчас везло - возглавлять его иногда поручали способным людям. Должность генерального директора ТАСС - официального правительственного информационного агентства в то время великой державы - была явно не для "блатных". Слишком хлопотное и ответственное место, где легко упасть с номенклатурного Олимпа. Сергей Андреевич Лосев был как раз из породы "рабочих лошадей". Всю жизнь проработал в ТАСС, много лет возглавлял отделения в США, не стремился прорваться в высшие эшелоны власти. За обычной заурядной внешностью скрывались и острый ум, и журналистский талант. Он предложил мне несколько должностей на выбор, в том числе с кремлевской поликлиникой и больницей. Последняя была очень удобной в чисто житейском плане, но практически административной. Жена сказала: обойдемся и без "кремлевки", выбери лучше творческую работу - к чему быть чиновником от журналистики? Так я стал политическим обозревателем ТАСС. Назначение на эту должность утверждал Отдел пропаганды ЦК КПСС. Принимая меня в своем кабинете на Старой площади, заведующий отделом не преминул подчеркнуть оказанную мне честь.
      - Политический обозреватель ТАСС,- говорил он,- это генеральское звание в журналистике. Партия доверяет вам, и вы обязаны оправдать доверие.
      ПО ЗАДАНИЯМ КГБ И ЦК КПСС
      "ТОВАРИЩУ ЧЕХОНИНУ ОТ ПАРТКОМА КГБ"
      Первые дни работы и с места в карьер приходится "оправды-вать доверие партии". В ТАСС пришел новый заместитель генерального директора - генерал КГБ Вячеслав Ервандович Кеворков, опытный контрразведчик, тот самый, который "брал" в Москве Огородника, агента ЦРУ. Тот самый, который организовал тайный канал прямой связи между Москвой и Бонном. На сей раз ему поручили взять под свое руководство группу политических обозревателей агентства. В мою обязанность, помимо комментирования важнейших политических событий в странах Азии, вменили активное участие в подготовке для прессы статей и материалов, разоблачающих подрывную деятельность иностранных разведок в СССР.
      Отказаться от поручения? Нонсенс! Подобный демонстративный жест восприняли бы как "политическую незрелость". Да и что греха таить - в то время все мы, журналисты, верили в незыблемость социалистического строя и в необходимость его защиты от любых нападок из-за рубежа. Возьмите, к примеру, певца горбачевской перестройки главного редактора популярной газеты "Москоу ньюс" Егора Яковлева. Разве не был он автором кинематографической "Ленинианы"? А политический обозреватель "Известий" Александр Бовин, спичрайтер при Брежневе и посол в Израиле при Ельцине? Или Александр Яковлев - заведующий Отделом пропаганды ЦК КПСС при Брежневе и главный враг "развитого социализма" и "архитектор перестройки" при Горбачеве? Перечень можно продолжить до бесконечности. В общем, все мы являлись "партийными журналистами". Жизнь диктовала суровую необходимость либо беги на Запад, либо играй по правилам у себя на родине. И играли!
      Впрочем, я не жалею об этом периоде своей журналистской работы. Он дал многое: и реальное представление об истинном характере диссидентского движения и разброде мнений в руководстве КГБ о путях борьбы с ним, и возможность переоценить многие идеалы, казавшиеся святыми с детских пеленок. Немало позитивных эмоций приносило и ежедневное общение с генералом Кеворковым. По отношению к нему я не утратил уважения до сих пор.
      Один из моих коллег по работе в ТАСС, действуя в ногу с модой при Ельцине, опубликовал в прессе разносную статью о Вячеславе Ервандовиче. Как, мол, сейчас можно мириться с пребыванием в тассовских рядах генерала КГБ, к тому же "бездарного журналиста"! Признаюсь, я был значительно лучшего мнения об авторе этой статьи. В свое время мы вместе писали статьи и книги. Кстати, Кеворков много сделал для него лично. И вдруг призыв: убрать эту "кагебистскую бездарь" из ТАСС! Выглядело это непорядочно. В то время ушедший в отставку генерал уже работал заведующим отделением ТАСС в ФРГ. В Бонне прекрасно знали, кто такой Кеворков. Со временем о его прошлом узнали и многие другие в нашей стране. Эта "бездарь" опубликовала в России ряд книг, в том числе бестселлеры "Тайный канал" и "Кремлевская оперетка". Генерал осуществлял при Брежневе прямую тайную связь между Генеральным секретарем ЦК КПСС и канцлером ФРГ Колем. И, кроме того, пользовался уважением своего всесильного руководителя - Андропова. Тот ценил в нем, помимо профессиональных, чисто человеческие достоинства. В 1982 году после смерти Суслова Брежнев предложил Андропову сменить амплуа - перейти на второй по значимости пост в ЦК КПСС главного советского идеолога. Уходя в ЦК, председатель КГБ вызвал к себе Кеворкова.
      - Слава,- сказал он,- я не могу тащить за собой на новое место своих сотрудников. Неправильно истолкуют. Но и оставаться в комитете тебе не советую. Съедят, слишком ты не вписываешься здесь в обычные рамки. Выбирай любое министерство, я помогу.
      Генерал выбрал ТАСС. Андропов целиком одобрил сей шаг. Он сам питал склонность к литературе, писал неплохие стихи, любил классическую музыку, обладал вопреки своему мрачному виду завидным чувством юмора. Я открыл для себя ряд его качеств еще в 1968 году в просмотровом кинозале председателя КГБ на Лубянке. Бывший резидент в Японии генерал Покровский предложил руководству Комитета посмотреть "Око тайфуна" - мой новый фильм о Стране восходящего солнца. Часовую документальную ленту, в которой рассказывалось о нашем восточном соседе, рецензировала вся центральная пресса. Андропова заинтересовало предложение генерала. Сам он никогда не посещал капиталистические страны, а теперь на посту в КГБ должен был иметь хотя бы зрительное представление о них. Перед просмотром меня попросили выступить с кратким рассказом о стране, остановившись на главных моментах политики правительства и перспективах советско-японских отношений. После фильма генералы, извинившись, сразу уехали на какой-то судьбоносный для футбольных болельщиков матч. Шеф остался и стал расспрашивать о жизни в Японии, высказывал соображения о том, как можно было сделать фильм еще лучше.
      Но вернусь к назначению Кеворкова. Одобряя его выбор, Андропов руководствовался мыслью о том, что социалистическая система нуждается в капитальном ремонте. В обстановке негативных процессов в экономике и мощного пропагандистского наступления Запада она может устоять только с помощью решительных преобразований в народном хозяйстве и кардинального пересмотра методов идеологического противостояния Соединенным Штатам и их союзникам. На уровне ЦК эту трудную роль, мыслил он, призваны сыграть новые молодые члены руководства, на уровне КГБ - заместитель председателя, уже знакомый нам генерал-полковник Филипп Бобков, а в ТАСС - генерал-майор Вячеслав Кеворков.
      Собрав вскоре после своего назначения политических обозревателей, заместитель генерального директора заявил:
      - Помимо подготовки пропагандистских статей вы должны отныне внести ощутимый вклад в контрпропаганду. Специалистов в этой области у нас мало. Вам и карты в руки. Будете делиться опытом этой работы в Комитете госбезопасности, его филиалах в союзных республиках. Более того, даже в ЦК партий республик. Договоритесь между собой о "разделе сфер влияния".
      Мне достались республики Прибалтики, Армения, Азербайджан, Молдавия. Особенно волнительно проходили лекции в Доме культуры КГБ на Лубянке для сотрудников центрального аппарата. В огромном зале сидела высококвалифицированная и хорошо информированная аудитория. Нелегко на полтора часа приковать ее внимание. Если это удавалось, следовала своеобразная форма гонорара: книга-биография легендарного чекиста Феликса Эдмундовича Дзержинского. В верхнем углу титульного листа прикреплялась визитка с гербом комитета госбезопасности. На ней значилось: "Товарищу Чехонину Б. И. от парткома КГБ". Сколько таких книг в моей библиотеке!
      В республиках было проще. Дело сводилось к инструктажу на актуальную тему - как и что противопоставить передачам "Голоса Америки", "Немецкой волны" и другим радиостанциям. Страшным кошмаром для местного начальства была мысль: что делать, если Вашингтон начнет прямое телевизионное вещание через спутник на национальные республики? Политобозреватели ТАСС, естественно, не могли выступать в роли советчиков, поскольку сами не имели ответа на сей вопрос. Оставалось одно - не заглядывать в завтра, концентрироваться на сегодняшнем дне. А его антисоветская палитра пестрела разнообразием всех цветов и оттенков: от работы в СССР агентуры ЦРУ, похищения самолетов до антисоветской деятельности различных религиозных подпольных сект и так называемого фонда Солженицына. И, конечно, обозревателям ТАСС приходилось работать, засучив рукава.
      Что завтрашний! И сегодняшний день демонстрировал преимущества западной пропаганды. В КГБ хорошо понимали: явных врагов можно упрятать за решетку или в психушку. А как быть не с единицами, а с массой слушателей "голосов", которые завоевывали их на свою сторону день ото дня все больше и больше? Весь народ не посадишь за колючую проволоку. Жизнь диктовала необходимость срочно найти выход. Поискам такого или таких выходов были, в частности, посвящены поездки политических обозревателей ТАСС в республики.
      Передо мной сохранившаяся копия моей докладной записки на имя генерала Кеворкова об итогах командировки в Армению и Азербайджан в конце октября 1984 года. В ходе поездки состоялись встречи: в Армении - с католикосом всех армян Васгеном I, заведующим отделом пропаганды и агитации ЦК компартии Г. Е. Асатряном, председателем КГБ М. А. Юзбашяном, председателем Гостелерадио С. К. Погосяном. В Азербайджане - с заведующим отделом пропаганды и агитации ЦК компартии А. Ф. Дашдамировым, заместителем председателя КГБ Б. М. Гусейновым.
      О чем шла речь на встречах? Местные руководители горько жаловались на "Голос Америки", "Свободу" и... на Москву. Плюс друг на друга. Бороться с "рупором ЦРУ" практически невозможно. Часть передач удается заглушить, но не все, как бы хотелось. Он ведет круглосуточное вещание на национальных языках. В приграничных районах и даже в Ереване и Баку можно смотреть телепередачи из Турции. У "голосов" самая свежая информация. О том, что произошло в нашей стране, мы узнаем, слушая зарубежное радио. Где оперативная информация из Москвы о новостях, событиях, главным образом негативных? Где радиоперехваты "голосов"? Известно, что республиканские комитеты госбезопасности регулярно рассылают их тексты. Но кому? Строго ограниченному числу лиц - 10-20 руководителям министерств и ведомств республик. Но руководители не сядут за стол писать отповедь "голосам". Делать это должны журналисты-профессионалы. А они и в глаза не видят таких перехватов. Не допущены - вдруг попадут в идеологическую ловушку врага? Или другой пример: шеф телерадио Армении, Погосян, понимая, что я его "не продам", говорил мне не в своем кабинете, который прослушивался КГБ, а на скамейке близлежащего парка:
      - Шеф КГБ Юзбашян произвел арест какого-нибудь местного диссидента или зарубежного армянского туриста. Западные средства информации тут же сообщают об этом на Армению. А я ничего не знаю. Звоню Юзбашяну, прошу дать материал для сообщения по радио и телевидению. Ответ: не время. В итоге вся Армения слушает зарубежное радио и верит в его версию. Мы сами расписываемся в своей несостоятельности. Шеф нашего КГБ умный человек, но не может понять, какую информацию надо тут же выдавать в печать, а какую хранить в сейфе за семью замками. Ведомственная привычка! За последние десять лет я не получил от него ни одного сколько-нибудь серьезного материала. А возьмите вашу Москву! Доверительно скажу, что центр тоже действует хуже некуда. Упомяну о такой фантастической глупости. На октябрь восемьдесят третьего года в Ереване было намечено торжественное открытие самого современного Дворца спорта. Его специально приурочили к началу международных соревнований по тяжелой атлетике. Нужно ли говорить, что армяне гордились ожидаемым событием и вовсю готовились к нему? Мэр Еревана неоднократно выступал по телевидению, информируя о ходе подготовки. Местная промышленность развернула широкий выпуск сувениров, в том числе ранцев для школьников с надписью "Ереван - 1983. Международные соревнования по тяжелой атлетике". Все это запустили в продажу. Неожиданно соревнования перенесли в Москву. Причину населению не объяснили. Легко понять - все обратились за информацией к "голосам". И те немедленно передали свою версию: "Интриги азербайджанского руководителя Алиева против армян", "Москва вопреки интересам армянских любителей спорта уступила политическому давлению Турции и США", "Голодная Москва в преддверии ноябрьских праздников пошла на перенос соревнований, с целью отобрать у Армении специально завезенные туда, на время международной встречи, продукты питания и товары широкого потребления".
      ...Не объясняли тогда. А что изменилось в ельцинской России? В марте 1998 года в Свердловске должна была состояться "встреча без галстука" руководителей трех государств: Ельцина, Ширака и Коля. На приведение в должный вид резиденции губернатора уральского города как места встречи, истратили более 20 миллионов долларов - и это в условиях, когда свердловчане по восемь месяцев не получали заработную плату и пенсии, когда их детям нечего было есть и многие ребятишки страдали дистрофией. Деньги оказались выброшенными на ветер. Встречу перенесли в Москву, так и не объяснив причину. Что вы хотите, президент тоже бывший коммунист со всеми родимыми пятнами прошлого. Только он пытался рядиться в "демократическую" тогу, которая не просто унаследовала многие болезни прежней, коммунистической, но и значительно приумножила их. Один из примеров тому материальные блага правящей политической и чиновной элиты. О таких баснословных льготах бывшие советские руководители не могли и мечтать!
      Что же я рекомендовал по итогам поездок в докладной записке Кеворкову, а через него Отделу пропаганды ЦК КПСС и Пятому управлению КГБ? Приведу лишь несколько предложений. По линии ЦК КПСС - скорее создать в отделах пропаганды ЦК союзных республик специальные секторы, поручив им контроль и координацию всей контрпропагандистской работы с целью придания большей эффективности борьбе против идеологического наступления Запада. Обязать их также приступить к широкой подготовке специалистов по контрпропаганде. По линии КГБ СССР вменить в обязанность республиканским органам госбезопасности оказание практической помощи информационным агентствам республик в подготовке контрпропагандистских материалов по следующей тематике: идеологические диверсии, шпионаж, контрабанда. Обязать республиканские органы ежеквартально информировать Пятое управление КГБ СССР о проделанной за этот период практической работе. По линии церкви резко активизировать выступления руководителей армянской церкви и религиозных мусульманских общин в прессе, по телевидению и по радио на зарубежье в поддержку миролюбивых советских инициатив, против размещения американских "першингов" в Европе, а также с рассказами о свободе вероисповедания в СССР. По линии ТАСС - поручить телеграфному агентству систематическую подготовку и передачу в республиканские информационные агентства для последующего распространения в прессе статей, других печатных материалов о бедственном положении армян в США, 14 миллионов азербайджанцев в Иране и Турции, а также других национальных меньшинств за рубежом.
      С приходом Андропова сначала на пост главного идеолога страны, а затем Генерального секретаря ЦК КПСС резко возрос накал борьбы против акций ЦРУ в СССР, солженицынского фонда, религиозных сектантских организаций, ведущих подрывную работу против существующего строя. Бывшему главе КГБ теперь не приходилось больше оглядываться на реакцию ЦК и тем более Запада. Он сам стоял у кормила власти и мог заказывать любую политическую музыку на собственный вкус. Естественно, в таких условиях от ТАСС потребовались более действенные, подчас очерковые материалы разоблачительного характера. Некоторые из них печатались по указанию КГБ во всех центральных советских газетах одновременно, независимо от желания или его отсутствия у главных редакторов. Их приравнивали к официальной обязаловке. Игнорировать ее невозможно, если не хочешь репримандов из Отдела пропаганды ЦК КПСС. Многие из подобных моих статей вошли в книги и хранятся на полках, другие пылятся на газетных страницах в архиве, теперь уже никому не нужные. Сколько дома у меня таких разоблачительных книг с трогательными дарственными надписями! Их авторы - лучшие журналисты тех лет. Многие уже ушли из жизни, другие на пенсии, третьи опять процветают, уже при новом режиме, четвертые читают лекции о советской журналистике в Соединенных Штатах. Я не имею права винить их - сам принадлежал к подобной когорте. В политической журналистике нет иного пути - приспосабливайся или уходи. Вопрос в том: куда уходить, если ты ничего не умеешь делать другого, а дома тебя ждут жена, дети?
      "ИИСУС ХРИСТОС ЛЮБИТ ТЕБЯ"
      Память сохранила многие журналистские эпизоды тех лет, связанные с поездками по поручению КГБ. Яркий след оставила командировка в Ташкент - в южный красочный город, который до этого пришлось увидеть лишь мельком из окна кортежа Косыгина по пути в его резиденцию, а затем оттуда в аэропорт перед вылетом главы правительства и сопровождающих его лиц с официальным визитом в Афганистан. Подробные записи об этой командировке я сделал в своей записной книжке, на которой красовалась подаренная сотрудниками КГБ наклейка: "Иисус Христос любит тебя!"
      В мае на Литейной улице, что на окраине Ташкента, настоящее буйство красок. Белые каменные домики утопают, в обрамлении садов и цветочных клумб, в зелени, не успевшей потемнеть от летней жары листвы. Невольно ловишь себя на мысли: все как в далеком детстве в провинциальном городке Алатыре в садах у бабушки и теток, где объедался даровыми вишнями и яблоками. Но мы со старшим следователем ташкентской прокуратуры Валерием Аветисовичем Азаряном приехали сюда не любоваться красотами природы. Перед нами цель - зайти в тот белокаменный домик, что на углу Литейной и улицы Хлебникова. Мы понимаем, туда нас могут и не пустить. И традиционное ташкентское гостеприимство с непременным чаепитием тут уж вовсе не наш союзник. Все-таки рискуем. К этому обязывает журналистская командировка. У глухих металлических ворот с табличкой "Осторожно, злая собака!" нажимаем на кнопку звонка. Далеко за оградой слышим какое-то шевеление, однако открывать никто не спешит. Есть время рассмотреть дом подробнее - чуть ли не крепостная кладка стен, решетки на окнах, мощная радиоантенна.
      - Обратите внимание,- говорит мой спутник,- видите вон там запасной выход?
      Да, действительно, еле приметная калитка спряталась в кустах. Через нее можно незаметно выскользнуть на улицу Хлебникова.
      - Так главари секты адвентистов-реформистов поступают всегда,рассказывает Валерий Аветисович.- Приобретают угловые дома, проще скрыться. Да и лишних глаз меньше.
      Я знаю, что у нас в стране легально действует община адвентистов седьмого дня. Действует открыто, гласно, объединяя верующих этого вероисповедания. Такие принципы не по душе "реформистам". Они предпочли начать борьбу и с руководством официальной секты, и с существующей в стране политической системой.
      Наконец кто-то приближается к калитке. Рассмотрев нас как следует в "глазок", вышла пожилая женщина.
      - Что нужно, опять обыск? У вас есть ордер?
      - Да нет, это московский журналист,- представляет меня старший следователь.- Просит ответить на несколько вопросов.
      - Хозяйки нет дома, пустить без нее не могу.
      И калитка захлопнулась, громыхнув тяжелой щеколдой.
      Оставалось попытать счастья на другой улице - Индустриальной. Здесь, в доме под номером 36, принадлежащем некому Васильченко, одному из руководителей секты, хозяйка оказалась любезнее. Она пригласила нас в сад, принесла пиалы с зеленым чаем. Видимо, не захотела осложнять отношения с уже хорошо знакомым следователем, в чьих руках находилась судьба ее мужа. Мы не стали рваться в дом, где была оборудована типография. Следствию о ней было все известно. Тем, кто недавно пришел сюда с постановлением на обыск, прямо скажем, нелегко было найти место, где работал типографский станок. Осмотрели тщательно сад, хозяйственные постройки - ничего нет. Неужели ошиблась агентура из числа сектантов? Оставался дом. В нем тоже ничего похожего. Один из сотрудников органов случайно сдвинул сундук. Удача! Еле приметная дверца в полу.
      - Что там внизу? - спросили хозяина.
      - Обыкновенный погреб. Храним картофель, фрукты. У нас двое ребятишек, витамины им нужны круглый год. Да и сами с женой любим разные соленья.
      Дверцу все же приподняли. Под ней на расстоянии полуметра оказалась вторая. Открыли и ее. Вниз на глубину более двух метров уводили ступени лестницы. Может быть, действительно погреб? Решили спуститься, проверить. Луч мощного милицейского фонаря обшаривает подземное помещение. Где соленья и фрукты? Вместо них банки с типографской краской, бумага. Потом ее взвесили - половина тонны. Яркое пятно света падает на какую-то дверь. Вошли. Снова лестница и спуск уже на глубину четырех метров. В подземелье бетонированные стены, обшитые фанерой, лампы дневного света и промышленный электрорубильник. От него тянется кабель к печатному станку. Экспертиза позднее даст ему следующую характеристику: "Изготовленный кустарным способом высокоскоростной печатный станок, предназначенный для плоской трафаретной печати типа ротаторной". За станком ежедневно работали двое. Как же им удавалось не задохнуться от недостатка воздуха, от типографской краски? "Погреб" оказался оборудованным тщательно продуманной системой принудительной вентиляции. С помощью электромотора и резиновых шлангов она откачивала отработанный воздух и взамен подавала вниз из сада аромат цветов и скошенной травы.
      В "погребе" имелся сигнал тревоги. Стоило незнакомцу постучаться в калитку, как в подземелье срабатывал электрический звонок. Поворот рубильника - и станок тотчас же замирал. Вместе с ним замирали и оба печатника. Замирали от страха. Они прекрасно знали, что за продукцию печатают. Листовки, брошюры призывали к борьбе с существующим государственным строем, "не жалея своей крови и даже жизни". В мире найдется немного стран, которые оставят безнаказанными такие призывы.
      Ранним утром следующего дня мы постучались в дом Бедарева П. С., главного "переплетчика" секты. Нам открыла его жена, сам хозяин был уже за решеткой. Меня представили, и я попросил показать переплетную мастерскую.
      - Какая мастерская? - говорит женщина.- Посмотрите сами - сарай, в нем ничего, кроме старых вещей.
      Действительно, ничего запретного. Но всегда ли так было? К сожалению, факты заставляют поверить им, а не супруге Бедарева. Слишком поздно она старается помочь мужу. К уголовному делу приобщены вещественные доказательства его вины: многочисленные переплетные материалы, приспособления для брошюровки, прессы, металлические сшиватели, механизмы для обрезки бумаги, заготовки текстов брошюр "Зверь из бездны", "Вооруженная борьба за свободу совести" и прочих в количестве 100 наименований. Возникал вопрос: за какую свободу совести борются они и кто они, главари этой ташкентской секты?
      Когда мы выходили из помещения бывшего переплетного цеха, в саду раздался детский голосок:
      - Мама! Кто это? - На нас устремились две пары любопытных девичьих глаз.
      - Как тебя звать? - спрашиваем старшую девочку.
      - Оля.
      - А сестренку?
      - Наташа.
      - Сколько же вам лет?
      - Мне восемь, а Наташе четыре.
      Мы пытаемся как-то заставить улыбнуться девчушек, призвав на помощь немалый отцовский опыт. Старания напрасны. На лицах по-прежнему печальные, отрешенные от окружающего мира глаза. И они разительно контрастируют с этим окружающим миром, полным радости жизни и веселых криков соседских ребят, катающихся по улице на велосипедах.
      - Почему ваши дочурки такие бледные? - задаю их маме не совсем тактичный вопрос.- Не больны ли?
      - Да нет, такие уж от природы,- отвечает она, глядя куда-то в сторону.
      От природы или от той сектантской жизни, на которую обрекли родители? Рассказать об этой жизни я попросил Владимира Викторовича Илларионова. Его специально для этого доставили в управление КГБ из Ташкентского следственного изолятора, или, проще, местной тюрьмы. К слову, Илларионов -сын главаря секты А. И. Муркина. Но попал за решетку не в связи с членством секте. Осудили его не за "веру", а за мошенничество. Подделывал документы, печати, да так ловко, что даже опытным специалистам не сразу удавалось обнаружить фальшивку. С детства Илларионов жил двумя жизнями. Одну вел среди сверстников в школе, другую, тайную, полную страха,- дома. Страха пред отцом, проповедниками, перед обещаемым "скорым концом света". О грядущем светопреставлении постоянно велась речь дома, на проповедях, в песнях молитвенного дома. Гибель не за горами. Думай о спасении души. Чтобы спастись, дети должны были часами молиться. Им запрещалось читать "светскую" литературу, смотреть телепередачи, ходить в кино и театры.
      Мой собеседник рассказывает о главарях секты - Щелокове и Муркине. В годы войны, живя в городе Пятигорске, оккупированном немцами, оба тесно сотрудничали с фашистами, призывали верующих не оказывать им вооруженного сопротивления, выпускали профашистские листовки. После разгрома гитлеровцев оба сбежали в Ташкент, сфабриковав фальшивые документы. На деньги последователей секты приобрели там себе большие дома, жили, нигде не работая. Чтобы замести следы, Щелоков инсценировал свою смерть. Люди приходили проститься с лежащим в гробу пастырем. В землю опустили пустой заколоченный гроб. Когда же Щелоков по-настоящему умер, секту возглавил его преданный последователь Муркин. Он-то и оказался на скамье подсудимых в Ташкенте вместе со своими соратниками, призывавшими создать "огненный фронт" против существующей власти. На суде арестованным были предъявлены конкретные обвинения в уголовных преступлениях - сотрудничестве с фашистами, подделке документов, краже машин, жестоких избиениях "ослушников" из среды верующих, незаконном получении пенсий и государственных пособий по фальшивым справкам и документам.
      Ташкент 80-х. Такого бурного времени столица Узбекистана не могла припомнить за семь десятилетий советской власти. Судебные процессы по делу сектантов представлялись мелкими семечками. Андропов начал более широкомасштабную кампанию против власти, по уши погрязшей в коррупции. Летели головы партийных боссов всех уровней, руководителей КГБ и МВД, местных органов советской власти. Выявлялись их преступные связи с Москвой, с членами семьи Брежнева. В республике подул огромной силы очистительный самум. Но, как всегда бывает в России, все шло по пословице "лес рубят щепки летят". Карающая десница правосудия била по голове всех без разбору.
      Много лет спустя, в январе 1998 года, я летел по делам из Москвы в Нью-Йорк. Рядом со мной в бизнес-классе сидел молодой мужчина. Он в совершенстве владел русским языком, но производил впечатление иностранца. Элегантный, подтянутый, следящий за своим весом. В самолете кормили на убой, приносили разные вкусности. Он практически ничего не ел и даже не пил дорогой коньяк и двенадцатилетнее виски. Не было у него и лишнего багажа. В то время как все мы тащили в самолет тяжелые сумки, безуспешно стараясь потом втиснуть их на верхние полки над головой, он небрежно положил туда лишь теннисную ракетку. За 12 часов полета трудно оставаться молчальником. Постепенно у нас завязалась долгая беседа.
      Чего только не случается в жизни! Оказалось, что я знаком с ним больше десяти лет, правда, до совместного полета - заочно. Однажды ночью в Ташкенте, скучая в новейшей гостинице "Узбекистан", я развернул местную "Вечерку" и наткнулся на заметку цикла "Из зала суда". В ней сообщалось о "суровом и справедливом" приговоре злостному молодому "уголовнику". В чем же состояла вина этого восемнадцатилетнего мальчишки? Кого-нибудь убил, изнасиловал, совершил вооруженное ограбление? Ничего подобного предъявленное обвинение гласило: занимался спекуляцией в "особо крупных размерах". Состав преступления состоял в том, что подсудимый приобретал модные джинсы в Тбилиси и привозил их на продажу в Ташкент. Сколько можно было в то время перевезти с собой на самолете - 20 или 30 пар? В этом-то и заключался "особо крупный размер". Сегодня по аналогичному поводу можно пересажать десятки тысяч "челноков" и чуть ли не половину населения нашей страны. Не уверен, что приговор суда даже для того времени был "справедлив", но ташкентская "Вечерка" правильно назвала его "суровым". Пять лет заключения за джинсы парню, который только начинал жить,- не много ли? Словно кто-то сознательно посылал его в "лагерную академию" - пусть подучится и станет по-настоящему "деловым".
      К утру я уже забыл о газетной заметке - мелочь, ерунда, меня ожидали более важные судебные дела. И вот случайная встреча в самолете, спустя много лет. Эдуард Борисович Берман охотно приоткрывает завесу прошлого. Мне повезло, рассказывает он. Дали по минимуму. Могли засадить и на восемь лет. Помогла взятка. Мама продала доставшиеся от бабушки золотые кольца и собрала нужную сумму.
      - Как же и кому передали деньги? - спрашиваю я.
      - Передали судье через адвоката. В то время адвокаты в Узбекистане только и годились на то, чтобы договариваться о сумме взяток и их передаче - когда, кому, где. Ни о какой реальной юридической защите речь и не шла. В советские времена роль защитника мало что значила. Все решали прокурор и судья.
      Два с половиной года в лагере. О них не хочется даже вспоминать. Но и там немало было хороших людей. Глупо стричь всех зеков под одну гребенку. За решеткой могут оказаться и невиновные, в то время как подлинные преступники часто остаются всю жизнь на свободе, причем на руководящих постах.
      Раз уж разговор принимает косвенно политический оттенок, интересуюсь мнением соседа по креслу о политике нынешнего президента.
      - Неплохая политика,- говорит он.- Разве жизнь не становится лучше для тех, кто имеет голову на плечах? У них в кармане не пусто. А свобода? Разве смог бы я в прежние времена так вот запросто выехать за рубеж без благословения райкомовской комиссии пенсионеров. Или вы - сидите со мной и вслух осуждаете ошибки правительства. Признайтесь, смогли бы вы без боязни поступить так раньше?