 |
|
Популярные авторы:: Joyce James :: Эллисон Харлан :: Лавкрафт Говард Филлипс :: Нортон Андрэ :: Андерсон Пол Уильям :: Чапек Карел :: Твен Марк :: Говард Роберт Ирвин :: Азимов Айзек :: Андреев Леонид Николаевич Популярные книги:: The Boarding House :: Уроки любви :: Притчи :: Наследники Виннету :: Справочник по реестру Windows XP :: Безрассудство :: История одного солдатского мешка :: История Энн Ширли. Книга 3 :: Теперь об этом можно рассказать :: Влюбленный опекун |
Библиотека современной фантастики - Библиотека современной фантастики. Том 11. Карел ЧапекModernLib.Net / Чапек Карел / Библиотека современной фантастики. Том 11. Карел Чапек - Чтение (стр. 15)
Крупным планом нарисован в романе образ епископа Линды, который оказывается более невосприимчивым к божественному внушению, чем самые заядлые атеисты, и превосходит в этом смысле даже монтера-алкоголика, обладавшего некоторым иммунитетом против воздействия святого духа.
Убийственно звучит вся история отношения церкви к внезапному появлению бога, существование которого никто не принимал в расчет. Ватикан сначала пытается скомпрометировать бога, а затем в корыстных целях канонизирует его. Каждая религия стремится присвоить нового бога, не останавливаясь перед кровопролитными войнами за свое господство, которые выливаются во всемирную бойню. С такой же силой раскрыты бесчеловечные принципы отношений, основанных на прибылях промышленных компаний: «Печать пророчит двести процентов супердивидендов… В одной только Англии осталось без работы девятьсот тысяч шахтеров. В бельгийском угольном бассейне вспыхнуло восстание — что-то около четырех тысяч убитых; больше половины шахт законсервированы. Пенсильванские предприниматели уничтожили запасы нефти. Пожар все еще продолжается. — Пожар продолжается, — мечтательно повторил президент Бонди. — Мы победили, о господи!» Пародийно-сатирическими являются не только картины экономической разрухи, списанные с кризиса перепроизводства, но и страницы романа, изображающие «преодоление» кризиса, посвященные чешскому крестьянину, который «не растерялся» в обстановке дороговизны и хаоса и не поддался божественному искушению, предпочтя вымогать за ведерко картошки золотые часы и за фунт масла персидский ковер. Чапек очень близко к действительности воспроизводит здесь атмосферу оголтелой кулацкой спекуляции в чешской деревне в конце мировой войны и в первые послевоенные годы. Слабее вторая часть книги. И объясняется это не только тем, что роман печатался в газете и автор дописывал его, находясь в постоянном цейтноте. Умозрительная философская идея во второй половине романа меньше корректируется живым материалом. Юмор приобретает здесь зачастую внешний характер. Художественные обобщения, подчиненные иллюстративным целям, нередко вступают в разлад с объективней логикой действительности и теряют убедительность. По меньшей мере читатель вправе упрекнуть автора, что он не видит никаких прогрессивных общественных сил и утверждает как положительное начало лишь «естественную» частную жизнь человека. Правда, сцена, изображающая солдат, которые насытились войной и бросают оружие, может вызвать отдаленные ассоциации с братанием солдат в конце мировой войны. Некоторые критики были склонны усматривать в романе Чапека пессимистическое отношение к перспективе создания общества, основанного на изобилии материальных благ и идеалах равенства. Это крайне примитивный подход к роману. Да, Чапек абсолютизировал противоречия классового общества как противоречия человечества в целом. Тщетно было бы искать в романе понимание того, что социалистическая революция выводит мир за пределы этих противоречий. Однако общефилософскую идею произведения неправомерно переводить в конкретно-политический план. К тому же не случайно в романе фигурирует не Советский Союз, а царская Россия, не говоря уже о том, что картина экономических потрясений и анархии, равно как и картина общества, переставшего трудиться, не имеет ничего общего с идеалами социализма, основанными на плановой экономике и на принципе «каждому по труду». Наоборот, события сатирической утопии Чапек представляет собой гротескное подобие, явлений, которые он наблюдал в капиталистическом мире. В философском содержании романа в превращенной ферме отражаются особенности буржуазных общественных отношений. Это можно сказать и о неуправляемой стихии производственной системы, чреватой кризисами (первый из них Чапек наблюдал еще в молодости), и о паразитическом существовании верхов, образ жизни которых в какой-то мере послужил художнику моделью праздного общества, изображенного в романе, и т. д. Более того, Чапек смутно чувствовал, что источник зла лежит в природе частного предпринимательства. Почти символический характер приобретает в «Фабрике Абсолюта» неизменное присутствие промышленного магната Бонди за кулисами всех событий, идет ли речь о катастрофическом перепроизводстве атомных двигателей, или действиях Ватикана, политику которого Бонди негласно направляет, или о международных переговорах империалистических держав. Характер символа имеет и образ Большой ложи, от имени которой выступает Бонди и которая руководит и церковью и промышленностью и создает общественное мнение. Вообще Чапека отделяли от революционных сил эпохи не столько конечные идеалы и цели, сколько страх перед революционными формами борьбы. Опасаясь жертв, Чапек предпочитал эволюционный прогресс, не замечая, что нередко он равносилен регрессу и отступлению перед силами исторического зла. Через десять лет после появления романа «Фабрика Абсолюта» писатель заявит: «…верую в обобществление средств производства, в организацию производства и потребления, в конец капитализма, в право каждого на жизнь, благосостояние и свободу духа, верую в мир, в соединенные штаты мира и равенство наций, верую в гуманизм и в демократию, в человека». Правда, это было сказано; когда Чапек пережил известную эволюцию. Однако было бы наивно полагать, что и в период создания «Фабрики Абсолюта» писатель питал предубеждение к идее всеобщего изобилия или равенства. Он лишь считал, что сами по себе они недостаточны без изменения современной морали. Он показал в романе, как опошлились бы и исказились эти идеи в окружающем его мире или в мире, предавшем забвению труд. Полтора десятилетия отделяют первый роман Чапека от его предпоследней драмы «Белая болезнь» (1937). Пьеса была создана вслед за выдающейся сатирической утопией «Война с саламандрами» и предваряла драму «Мать». Между «Фабрикой Абсолюта» и этими произведениями пролегли годы мирового экономического кризиса и нового обострения международной обстановки. В Германии после «ночи длинных ножей» пришел к власти Гитлер и стала лихорадочно претворяться в жизнь «животная доктрина» расизма, как ее называл Чапек. «На Оперплаце в Берлине уже убрали пепел костров, на которых сжигали книги. Догорели произведения поэтов и ученых; социализм, пацифизм, свобода мысли были брошены в огонь, словно таким образом их можно сжить со света» — таковы были впечатления писателя в эти годы. Чапек работал над «Белой болезнью» непосредственно после войны в Абиссинии и Испании, в атмосфере угрозы новой мировой войны, эпицентром которой становилась фашистская Германия, полукружием охватившая границы Чехословакии. Новым историческим опытом во многом объясняется и разница между его произведениями 20-х и 30-х годов. Силы зла приобретают теперь в сознании Чапека все более отчетливый и конкретный общественно-политический облик. Философский тезис «каждый прав по-своему», вызывавший и прежде неосознанное морально-этическое сопротивление в душе писателя, лопнул как мыльный пузырь при соприкосновении с действительностью фашистской Германии. Признать правоту за «животной доктриной» войны и расизма Чапек не мог. Она была диаметрально противоположна гуманистическим принципам, в которых писатель видел главное завоевание всего развития человечества, итог его многовековой истории. Не случайно в драме «Белая болезнь» едва ли не впервые у Чапека противостоят друг другу два начала, две полярные силы, одной из которых безраздельно принадлежат все симпатии автора. Если военный диктатор Маршал символизирует агрессию и смерть, то врач-исцелитель Гален олицетворяет борьбу за жизнь и за мир. Утверждение борьбы было тем новым, что появилось теперь в творчестве Чапека. Правда, поединок Галена с Маршалом скорее является символом борьбы, так же как символом неблагополучия в современном ми — ре служит фантастическая белая болезнь. Но знаменательна моральная победа Галена. Когда по пьесе снимался фильм, Чапек переделал финал, введя образ врача Мартина, духовного преемника Галена. Лекарство от белой болезни было передано народу маленькой страны, противостоящей агрессии. Хотя пьеса Чапека, как и большинство его произведений, имеет обобщающий смысл, образ агрессивного государства, возглавляемого Маршалом, намеренно сближен автором с действительностью фашистской Германии. Посол гитлеровского рейха в Чехословакии потребовал даже замены фамилии барона Крюга, слишком прозрачно напоминавшей немецкое «der Krieg» — «война» и фамилию Крупна (в сценическом варианте имя Крюга было переделано на скандинавское Олаф Крог). Правительственные круги Чехословакии также опасались неблагоприятного отклика в Германии. Премьере предшествовали попытки заставить театр отказаться от постановки полностью подготовленного спектакля. Пьеса действительно прозвучала как обвинение политики гитлеровской Германии. Разорвав порочный круг философии релятивизма, признав абсолютную истинность определенных идеалов и право на борьбу за них, Чапек ищет теперь опоры в сплоченных силах единого антифашистского фронта, в коллективных действиях. Если в романе «Фабрика Абсолюта» в качестве непререкаемой ценности представал лишь человек как таковой, «естественная» жизнь индивидуума, то ныне писатель устремляется в своих поисках к коллективу. Пьеса «Белая болезнь» была важным звеном в идейно-философской эволюции Чапека. Ее появлению предшествовал роман «Война с саламандрами» — панорамная и многоплановая политическая сатира, в которой писатель сказал «нет» многим тенденциям современной общественной и международной жизни. Образ бесчеловечной цивилизации саламандр выступал в этом романе как аллегория современного империализма, как гротескное подобие фашистской практики. В «Белой болезни» Чапек повторяет это «нет», уже не ограничиваясь моральным отрицанием зла, но и утверждая идею борьбы против темных сил. От пьесы «Белая болезнь», в свою очередь, тянется нить к последним произведениям Чапека, и прежде всего к повести «Первая спасательная», написанной в том же году. Ее содержание посвящено как будто совершенно иной теме. В повести рассказывается о самоотверженной работе бригады шахтеров, спасающих своих товарищей, которые оказались замурованными под землей во время обвала. Но связь этого произведения с драмой «Белая болезнь» очевидна в самой постановке проблемы долга и героизма — героизма не только отдельного человека, но и коллектива. «Я хотел написать книгу о мужской отваге, о разных типах и мотивах того, что мы называем героизмом, о мужской солидарности — словом, об определенных физических и моральных ценностях, которые мы относим к числу наивысших, поскольку человечеству и нации нужны цельные и настоящие люди», — писал Чапек. Повесть «Первая спасательная» стала своего рода философским эскизом и прологом к драме Чапека «Мать» (1938), героиня которой, потерявшая мужа и детей, вручает винтовку своему последнему, младшему сыну, посылая его на защиту родины. Такова была логика эволюции Чапека, выступавшего вначале за «смягчение» истин во имя гуманизма и закончившего призывом к активной борьбе ради тех же гуманистических принципов и демократии. Глубокая вера в конечное торжество прогресса звучит в высказываниях писателя конца 30-х годов: «Развитие человечества в последние тысячелетия совершенно явно идет к тому, что не будет угнетения одного народа другим. Существует более чем достаточно признаков того, что этот процесс будет происходить во всех частях света. Что же означают в таком случае вспыхивающие то здесь, то там акты империалистической агрессии, применения силы, алчность колониализма и т. д.? С точки зрения развития человечества все эти поползновения, собственно говоря, не что иное, как пережиток, анахронизм, отклонения от исторического порядка, отклонения, которые в свое время будут устраняться с большими или меньшими жертвами, с большей или меньшей кровью. Поражающая бесчеловечность современных войн свидетельствует как раз о там, что инициаторы этих войн ощущают их как дикое и преступное нарушение общечеловеческих норм. Поэтому они и ведут себя подобно человеку, который с топором в руках идет на убийство». Как это похоже и вместе с тем непохоже на роман «Фабрика Абсолюта»! Более того, если в романе «Фабрика Абсолюта» Чапек лишь исключил Советскую Россию из сферы своей критики, направленной против империализма, хотя и питал недоверие к идеям радикального преобразования мира, то в 30-е годы он все пристальнее присматривается к «доблестной попытке советского народа проложить новые пути и дойти к новым целям. И пусть ряд субъективных и объективных обстоятельств мешал сближению Чапека с революционными силами, знаменателен уже его повышенный интерес к советской «экспедиции в будущее». Последние годы жизни Чапек посвятил активной борьбе против фашизма. Вступив в Международную ассоциацию писателей в защиту культуры, он стал видным деятелем антифашистского движения в Чехословакии. По воспоминаниям близких, Чапек не раз говорил, что свои лучшие произведения он напишет после пятидесяти лет. Этому не суждено было сбыться. Чапек умер в 1938 году, сорока восьми лет, вскоре после Мюнхена, когда западные державы, считавшие Чехословакию разменной монетой в своей политической игре, бросили ее в виде подачки к ногам Гитлера. Сохранилось прямое свидетельство врача, лечившего Чапека, о том, что «на его душевном и физическом состоянии неблагоприятно сказались события осени 1938 года». После смерти Чапека его родина пережила тяжелые годы фашистской оккупации. В гитлеровском концлагере за несколько дней до окончания войны погиб и брат Чапека, с которым они вместе начинали творческую деятельность и однажды придумали слово «робот», вошедшее затем не только во все языки мира, но и в международный технический лексикон. Творчество Чапека давно получило мировое признание. Его романы и драмы будят мысль о перспективах научного прогресса, привлекают внимание к большим проблемам человеческого бытия и судеб мира. Нашему времени созвучны гуманные устремления писателя, его ненависть к агрессии, войне, фашизму, к политике силы.
С.НИКОЛЬСКИЙ
|
|||||||||
