— Нет, нет, — поспешил возразить Бонди и вытер глаза, — ты не думай, что я и теперь еще… Я это как-то перенес на ногах, Рудольф, как-то перетерпел, только, знаешь, когда это… на меня нашло… это была счастливейшая минута в моей жизни. Ты понятия не имеешь, Рудольф, каким страшным напряжением воли спасаешься от этого.
— Верю, — серьезно согласился Марек. — А скажи, пожалуйста, какие ты… какие симптомы ты отмечал у себя?
— Любовь к ближнему, — шепнул Бонди, — я спятил от этой любви, голубчик. Никогда не поверил бы, что можно ощущать что-либо подобное.
Они помолчали.
— Так, значит, ты… — первым возобновил прерванный разговор Марек.
— Я это преодолел. Знаешь, как лисица, которая, попав в капкан, перегрызает себе лапу. Но после этого я чертовски сдал. Я почти развалина, Рудольф. Словно после тифа. Поэтому и приехал сюда, чтобы опять собраться с силами… Здесь безопасно?
— Совершенно. До сих пор… О нем ни слуху ни духу. Его лишь чувствуешь… в природе и вообще во всем, но так бывало и прежде… в горах это испокон веков.
Бонди угрюмо молчал.
— Ну и что? — тоскливо проговорил он немного погодя. — Что ты на это скажешь? Ты вообще — ты в курсе того, что творится внизу?
— Слежу по газетам… в какой-то степени… и по сообщениям прессы можно воссоздать… картину происходящего. В газетах, конечно, вечно все переврут, но для того, кто умеет читать между строк… Послушай, Бонди, а там действительно все очень страшно?
Г.X.Бонди замотал головой.
— Хуже, чем ты предполагаешь. Словом, положение отчаянное. Знаешь, — убитый горем Бонди перешел на шепот, — он уже повсюду. По-моему, он действует по вполне определенному плану.
— По плану? — воскликнул Марек и вскочил.
— Не кричи так громко. У него есть план, дружище. Он действует дьявольски хитро. Скажи, Марек, какая, по-твоему, держава могущественнее всех в мире?
— Английская, — не колеблясь, ответил Марек.
— Какое там! Производство — вот какая держава могущественнее всех. И так называемые «массы» — тоже. Понимаешь, в чем его план?
— Не понимаю.
— Он овладел тем и другим. Захватил производство и массы, и теперь они у него в руках. Судя по всему, он рассчитывает на завоевание мирового господства. Так-то вот, Марек.
Марек сел.
— Погоди, Бонди, я тут, в горах, много об этом думал. Я слежу за Абсолютом и все сопоставляю. Я, Бонди, не могу ни о чем другом думать. Я не могу предрекать, куда все это катится, но полагаю, Бонди, что никакого плана у него нет. Я не берусь судить, что тут и как. Возможно, он стремится к чему-то более великому, да не знает, как за это взяться. Я тебе больше скажу, Бонди: он — все еще стихийная сила. Он совершенно не разбирается в политике. Он вандал в народном хозяйстве. Он бы должен был пойти па выучку к церковникам; у них такой богатый опыт… Видишь ли, иногда он представляется мне таким младенцем…
— Не верь, Руда, — горько вздохнул Г.X.Бонди. — Он знает, чего хочет. Потому и набросился на крупное производство. Он современнее, чем мы предполагали.
— Обыкновенная забава, ничего больше, — возразил Марек. — Ему бы только чем-нибудь заняться. Видишь ли, это такая… младенческая резвость. Погоди, я знаю, ты готов мне возразить. Он великолепно работает. И всем импонирует своей дееспособностью. Но это, Бонди, настолько бессмысленно, что тут не может быть ни намека на план.
— Эти самые «настолько бессмысленные» дела всегда оказывались тщательно продуманными и спланированными, в этом нас убеждают факты истории, — вспылил Г.X.Бонди.
— Эх, Бонди, — быстро заговорил Марек, — погляди, сколько у меня газет. Я слежу за каждым его шагом, И я тебе говорю: последовательности тут нет ни малейшей. Все это только импровизация Всемогущего. Он проделывает сногсшибательные трюки, но как-то вслепую, бессистемно, судорожно. Вот видишь, его активность ничуть не организована. Он пришел в мир чересчур неподготовленным. И в этом его слабость. Он мне даже симпатичен чем-то, но я вижу и его недостатки. Организатор он никудышный и, вероятно, никогда хорошим не был. Его идеи гениальны, но в них нет последовательности, И я удивляюсь, Бонди, как это тебе до сих пор не удалось его перехитрить. Тебе, с твоим прохиндейством и ловкостью!
— С ним ничего нельзя поделать, — заметил Бонди. — Он нападает на тебя изнутри, со стороны твоей собственной души, так сказать, и крышка. Если ему не удается воздействовать на твой разум, он ниспосылает чудодейственную благодать. Знаешь, какую штуку он выкинул с паном Шавлом?
— Ты бежишь его, — убеждал Марек, — а я наступаю ему на пятки. Я его уже немножко изучил и, пожалуй, мог бы состряпать ордер на арест. Приметы: бесконечен; место жительства: повсюду вблизи атомных двигателей. Род занятий: первобытный коммунизм. Состав преступления: отчуждение частного имущества, незаконная медицинская практика, нарушение закона о собраниях и митингах, развал производственной дисциплины и так далее. Особая примета: всемогущество. Короче, Абсолют подлежит аресту.
— Смеешься, — вздохнул Г.X.Бонди. — А смешного ничего нет. Он одержал над нами верх.
— Ну, это мы еще посмотрим! — вскричал Марек. — Пойми, Бонди. Он до сих пор не умеет управлять. Он так напортачил со своими новшествами! Скажем, взялся он за сверхпроизводство, вместо того, чтобы сперва подготовить железные дороги к сверхъестественной перегрузке. А теперь сам сел в калошу — все, что напроизводил, все оказалось ни к чему. С этим своим чудесным изобилием он просто сел в лужу. Во-вторых, мистическими проповедями он сбил с толку служащих и разрушил весь управленческий аппарат, который теперь-то ему бы и пригодился, чтобы навести во всем порядок. Резолюции можно устраивать где угодно, только не в учреждениях; если бы даже речь шла о конце света, все равно прежде следовало бы разорить вселенную, а уже потом канцелярии. Вот оно как, Бонди. И в-третьих, он, как стихийный, теоретически не подкованный коммунист, отменил денежное обращение, чем сразу парализовал циркуляцию продуктов производства. Он не верил, что законы рынка сильнее законов божьих. Он не желал считаться с тем, что производство без торговли попросту бессмыслица. Ни о чем подобном он не имел понятия. Вел себя как… как… Словом, у него левая рука не ведает, что творит правая. И в итоге мы имеем неслыханное изобилие и ужасающую нужду. Он всемогущ, а сотворил лишь хаос. Знаешь, я убежден, что некогда он на самом деле создал и законы природы, и праящуров, и горные массивы — все что угодно, но не товарооборот. Бонди, современная наша торговля и производство — дело не его рук, за это я ручаюсь головой, потому что тут он совершенный невежда. Нет, Бонди, торговля и производство — это не от бога.
— Погоди, — отозвался Г.X.Бонди, — я понимаю, что результаты его деятельности грандиозны… невообразимы. Ну, а что с ним можно поделать?
— Пока что ничего. Я, милый Бонди, только слежу и сопоставляю. Это второй Вавилон. Тут вот, видишь, клерикальные газеты высказывают подозрение, что «неразбериха, возникшая в наше беспокойное время, с дьявольской тщательностью подготовлена и спровоцирована франкмасонами, «свободными каменщиками». «Национальная газета» обвиняет евреев, правые социалисты — левых, аграрии — либералов. Смех, да и только. Но, знаешь, это только цветочки, ягодки, по-моему, еще впереди; все только начинает запутываться. Подойди-ка, Бонди, я у тебя кое-что спрошу.
— Ну?
— По-твоему, он… как ты думаешь… он… единственный?
— Черт побери, — растерялся Бонди, — а это важно?
— Теперь все зависит от этого, — ответил Марек, — Подойди, Бонди, ко мне поближе и слушай внимательно.
17. «МОЛОТ И ЗВЕЗДА»
— Брат мой, Первый дозорный, что ты видишь на Востоке? — вопросил Досточтимый, облаченный в черный костюм, белый кожаный фартук и с серебряным молоточком в руке.
— Вижу Мастеров, собравшихся в Мастерской и готовых к Акту творения, — ответствовал Первый дозорный.
Досточтимый ударил молоточком.
— Брат мой, Второй дозорный, что видишь ты на Западе?
— Вижу Мастеров, собравшихся в Мастерской и готовых к Акту творения.
Досточтимый трижды стукнул молоточком, что означало «Творение начинается». Братья франк-масонской ложи свободных каменщиков «Молот и звезда» сели, не спуская глаз с Досточтимого Г.X.Бонди, который созвал их столь неожиданно. В Мастерской, между стен, затянутых черным крепом, на котором были вышиты Основные максимы, воцарилась глубокая тишина.
Досточтимый Бонди был бледен и задумчив.
— Братья, — обратился к присутствующим Досточтимый спустя некоторое время, — я призвал вас исключительно… исключительно ради Акта творения, которое… в порядке исключительном… вопреки тайным предписаниям нашего Ордена… не является чистой формальностью. Я сознаю… что нарушаю торжественный… и священный дух нашего Акта… тем, что поручаю вам… вынести решение о вещах… действительно важных… общественных… огромного значения.
— Досточтимый вправе предписать нам характер Акта, — провозгласил Грозный судия при всеобщем одобрении.
— Итак, — начал Г.X.Бонди, — речь идет о том, что наш Орден подвергается систематическим нападкам со стороны клерикалов. Они утверждают, что наша вековая… тайная деятельность каким-то образом связана с чрезвычайными и достойными всяческого сожаления событиями… в сфере промышленной и духовной. Клерикальная газета настаивает, что Ложи свободномыслящих масонов умышленно развязали… эти демонические силы… Встает вопрос… что мы собираемся предпринять для Блага всего человечества и Чести Всевышнего. Итак… я открываю дискуссию.
После минутного торжественного молчания поднялся Второй дозорный.
— Братья, в сей исторический момент я одобряю, в некотором роде, те проникновенные слова, которые произнес наш многоуважаемый Досточтимый. Он упомянул, в некотором роде, о достойных сожаления событиях. Да, мы те, кто, в некотором роде, стоит на страже Блага человечества, и только ради человеческого Блага должны объявить все эти достойные сожаления чудеса, озарения благодатью, припадки любви к ближнему и прочие неприятности событиями, в некотором роде, достойными чрезвычайного сожаления. Наш долг, соблюдая глубокую тайну, приличествующую нашему Ордену, отвергнуть, в некотором роде, всякую связь с достойными сожаления фактами, которые, в некотором роде, никак не согласуются с традиционными и прогрессивными принципами нашего Великого Ордена. Братья, эти достойные сожаления принципы, в некотором роде, находятся в принципиальном противоречии со всем этим, как справедливо указал Досточтимый, потому что клерикалы, в некотором роде, вооружаются против нас, и если мы имеем в виду, в некотором роде, Наивысшие Интересы Человечества, то есть я теперь предлагаю, чтобы мы в полном смысле этого слова выразили согласие с достойными сожаления событиями, как справедливо сказал Досточтимый…
Поднялся Грозный судия.
— Брат Досточтимый, прошу слова. Констатирую, что здесь достойным сожаления образом говорилось об известных событиях. На мой взгляд, эти события не столь уж достойны сожаления, как полагает брат Второй дозорный. И хотя я не знаю, на какие события намекает брат Второй дозорный, но ежели он имеет в виду святые собрания сект, которые посещаю и я, то я полагаю, что он введен в заблуждение и даже — я не боюсь этого сказать открыто — просто ошибается.
— Предлагаю, — высказался третий брат, — поставить вопрос на голосование: достойны сожаления вышеуказанные события или нет?
— А я, — взял слово еще один брат, — вношу предложение избрать более узкий комитет для рассмотрения достойных сожаления событий — скажем, в составе трех человек.
— Пятнадцати!
— Двенадцати человек!
— Позвольте, братья, — прервал прения Грозный судия, — я еще не кончил.
Досточтимый постучал молоточком.
— Слово имеет брат Грозный судия.
— Братья, — вкрадчиво начал судья, — не станем придираться к словам. События, о которых здесь были высказаны достойные сожаления мнения, такого свойства, что заслуживают внимания, интереса и даже рассмотрения. Не отрицаю, я принял участие в работе нескольких религиозных обществ, которые удостоились милости божьей. Полагаю, что это не противоречит уставу масонской ложи Свободных каменщиков.
— Нисколько, — отозвалось несколько голосов, — на в коей мере.
— Далее: признаюсь, что я сам удостоился чести явить миру несколько небольших чудес. Надеюсь, что и это не унижает ни моего Сана, ни Достоинства.
— Конечно, нет.
— В таком случае, исходя из собственного опыта, я могу заявить, что вышеуказанные события являются, наоборот, достойными всяческих похвал, возвышенными и благородными, что они споспешествуют Благу человечества и Славе Всевышнего, а посему с точки зрения каменщиков против них не может быть никаких возражений. Вношу предложение, чтобы ложа заявила о своем нейтралитете по отношению ко всем проявлениям божественной сущности.
Тут встал Первый дозорный и сказал:
— Братья, хоть я ничему из этого не верю, ничего сам не видел и ничего не знаю, но я думаю, что нам лучше держаться за этого бога. Я думаю, что все это яйца выеденного не стоит, но только зачем нам говорить об этом во всеуслышание? Я, стало быть, предлагаю, чтобы мы тайным образом дали всем понять, что мы располагаем самой точной информацией и согласны все оставить как есть.
Досточтимый возвел очи горе и заметил:
— Обращаю внимание братьев, что Союз промышленников избрал Абсолют своим Почетным председателем. Далее: акции МЕАС, так называемые Акции Абсолюта, еще в состоянии подниматься. Кстати, некто, не пожелавший назвать свое имя, пожертвовал «Вдовьей мошне» нашей ложи, тысячи этих Акций. Прошу продолжать прения.
— Значит, — объявил Второй дозорный, — я, в некотором роде, беру назад эти достойные сожалейия события. Исходя из высшего принципа, я совершенно согласен. Я предлагаю обсудить этот вопрос с точки зрения высшего принципа.
Досточтимый поднял очи и сказал:
— Обращаю внимание братьев, что Большая ложа намерена проинструктировать членов ложи по вопросу о последних событиях. Большая ложа рекомендует Мастерам вступать в разнообразные религиозные кружки и секты с целью преобразовать их в духе масонства — в Мастерские Учеников. Члены новых Мастерских будут воспитываться в духе просвещения и борьбы против церкви. Рекомендуется приглядеться к разным вероучениям: монистическим, абстинентским, флетчеровским, вегетарианским и так далее. Каждый кружок будет исповедовать иную веру, дабы можно было убедиться на практике, которая из вер лучше всего служит на Благо человечества и во Славу Всевышнего. Этот род деятельности, согласно приказу Большой ложи, обязателен для всех Мастеров. Прошу продолжать прения.
18. В РЕДАКЦИИ НОЧЬЮ
Крупнейший католический, он же массовый журнал «Друг народа» располагал не слишком большой редакцией; в половине десятого вечера там остался один только ночной редактор Коштял (бог весть почему у ночных редакторов так невыносимо смердят трубки) и патер Йошт; насвистывая какой-то мотивчик, он писал завтрашнюю передовую.
В эту минуту, держа в руках еще мокрые гранки, в редакцию вошел метранпаж Новотный.
— Где передовая, господа, где передовая? — заворчал он. — Когда же мы будем набирать передовую?!
Патер Йошт прекратил свист.
— Сей момент, пан Новотный, сей момент, — выпалил он залпом. — Ни одна идея не приходит в голову! «Дьявольские махинации» у нас уже были?
— Позавчера.
— Ах, так. А «Вероломные происки»?
— Тоже были.
— «Подлое мошенничество»?
— «Мошенничество» я тиснул только сегодня.
— «Безбожное изобретение»?
— Раз шесть по меньшей мере.
— Очень жаль, — вздохнул патер Йошт. — Кажется, мы чересчур расточительны, разбазариваем удачные идеи почем зря. Как вам сегодняшняя передовая, пан Новотный?
— Крепкая передовая, — отозвался метранпаж, — но нам пора набирать завтрашнюю.
— Сей момент будет завтрашняя, — заверил патер Йошт. — По-моему, наверху остались довольны утренним выпуском. Вот увидите, нас посетит Его Преосвященство. «Йошт, — скажет он, — это ты здорово завернул». А было у нас «Исступленное буйство»?
— Было.
— Какая жалость! Придется зарядить новую обойму. «Йошт, — обратится ко мне Его Преосвященство, — вали на них! Все они временно, только мы навеки». Вам ничего подходящего в голову не приходят, пан Новотный?
— Ну, скажем, «Преступная ограниченность» или «Распутная злоба».
— Прекрасно, — с облегчением вздохнул патер Йошт, — И откуда у вас столько прекрасных идей, пан Новотный?
— Из старых подборок «Друга народа». Однако передовичка за вами, Ваше преподобие.
— Сей момент. «Преступная ограниченность и распутная злоба определенных кругов, которые Вааловыми идолами* мутят чистые родники скалы Петровой…» Ага… Сию секунду: «Скалы Петровой… мутят чистые родники… так… ставят на золотого тельца… именуемого Дьявол, или Абсолют».
— Готова передовая? — раздалось в дверях ночной редакции.
— Laudetur Jesus Christus,
Ваше Преосвященство! — гаркнул патер Йошт.
— Готова передовая? — повторил Его Преосвященство епископ Линда, врываясь в редакцию. — И кто состряпал утреннюю передовицу? Откололи коленце, Иисусе Христе! Какой болван сочинял это?
— Это я, — заикаясь, проблеял патер Йошт, делая шаг назад. — Ваше Преосв… я думал…
— Он думал! — взревел епископ Линда, жутко блестя стеклами очков. — Вот тебе, полюбуйся! — Скомкав утренний выпуск «Друга народа», епископ швырнул его под ноги Йошту. — Он думал! Посмотрите-ка, он думал! А почему, ты мне не позвонил? Не спросил, о чем теперь нужно думать? И вы, Коштял, как вы смеете пропускать такое в газеты? Вы тоже думали, а? Новотный!
— Простите, — выдохнул дрожавший всем телом метранпаж.
— Нет, как вы могли отправить такое в набор? Вы тоже думали?
— Нет, я не думал, с вашего позволения, — запротестовал метранпаж, — я набираю, что мне дают.
— Никто из вас не смеет ничего думать, вы можете делать только то, что я прикажу, — категорически распорядился епископ Линда. — Садись, Йошт, и читай, что ты тут утром нагородил. Читай, говорю!
— «Уже давно, — дрожащим голосом прочитал патер Йошт свое собственное утреннее сочинение, — уже давно беспокоит нашу общественность подлое мошенничество…»
— Что?
— Подлое мошенничество, Ваше Преосвященство, — простонал патер Йошт. — Я думал… я… я теперь вижу…
— Что ты теперь видишь?
— Что это несколько сильно сказано, про это подлое мошенничество.
— Вот и я так считаю. Дальше!
— «…подлое, мошенничество вокруг так называемого Абсолюта, которым масоны, евреи и прочие провокаторы… баламутят свет. Научно доказано…»
— Вы только посмотрите! — воскликнул епископ Линда. — Этот балбес что-то научно доказал! Читай дальше!
— «…научно доказано, — запинаясь, читал злосчастный Йошт, — что так называемый Абсолют… такой же безбожный обман… как и медиум…»
— Не спеши, — неожиданно ласково остановил Йошта святой отец, — напиши-ка в своей передовице вот что: «Научно доказано…» Записал?… «…доказано, что я, патер Йошт, осел, болван и растяпа…» Записал?
— Записал, — прошептал уничтоженный патер Йошт. — Пожалуйста, дальше, Ваше Преосв…
— Дальше брось это в мусорный ящик, — отозвался епископ, — и не хлопай больше своими ушами, а слушай внимательно. Ты видел сегодняшние газеты?
— Да, Ваше Преосв…
— М-да, не похоже. Сегодня утром, голубчик, во-первых, вышло «Послание» монистического союза; там сказано, что Абсолют — это Единство, которое монисты всегда считали богом, и что, выходит, культ Абсолюта вполне отвечает монистическому ученью. Ты это прочел?
— Прочел.
— Во-вторых, в газетах было сообщено, что масонские ложи рекомендуют своим членам поклоняться Абсолюту. Читал?
— Читал!
— Далее: что Синодальный съезд лютеран прослушал пятичасовую лекцию суперинтенданта Маартенса, где последний доказывал тождество Абсолюта с подлинным господом. Это ты тоже читал?
— Читал!..
— Наконец, заявления «Вольной мысли»*, «Армии спасения», коммюнике Теософского центра Адиар*, открытое письмо в адрес Абсолюта, подписанное обществом батраков, заявление Союза владельцев каруселей за подписью председателя Я. Биндера, затем «Голос похоронных обществ», специальный выпуск «Голосов загробного мира», «Читателя-анабаптиста» и «Трезвенника» — друг любезный, да читал ли ты все это?
— Читал.
— Так вот, любезный сын мой: всюду все эти органы с великими почестями рекламируют Абсолют в своих целях; его превозносят, делают блестящие предложения, именуют почетным членом, меценатом, покровителем и не знаю, кем там еще, а у нас некий бестолковый болван патер Йошт, этакая козявка, ничтожный Йоштичек распинается, объявляя Абсолют подлым мошенничеством и научно доказанным обманом. Пресвятая дева Мария, ну и задал ты нам хлопот!
— Но, Ваше Преосвященство, ведь у меня инструкция… писать против… этих… чудес.
— Инструкция, — строго прервал преподобный отец. — А ты что, не видишь, как изменилось положение? Йошт, — воскликнул епископ, — наши святые места опустели, а наша паства перебежала к Абсолюту! Йошт, глупый ты человек, если мы хотим вернуть наших овец, мы должны привлечь Абсолют на свою сторону. Во всех костелах будут установлены атомные карбюраторы, но этого тебе, тупая башка, не уразуметь. Запомни только одно: Абсолют должен работать на нас; он должен держать нашу сторону, id est
должен быть только нашим. Capiscis, mi fili?
— Capisco,
- прошептал патер Йошт.
— Deo gratias!
А теперь ты, Йоштичек, сделаешь поворот кругом, станешь из Савла Павлом. Сочинишь маленькую передовичку, где дашь понять, что Святая Конгрегация вняла просьбам верующих и приняла Абсолют в лоно церкви. Пан Новотный, об этом имеется Апостольское послание; наберите его тройным жирным шрифтом на первой полосе. Коштял, сообщите в «Хронике», что президент Г. X. Бонди примет в воскресенье из рук архипастыря святое крещение и выражение нашей радости по этому поводу, понятно? А ты, Йошт, садись и пиши… Погоди, вначале подпусти что-нибудь эдакое… покрепче.
— Скажем, «преступная ограниченность и распутная злоба определенных кругов…»?
— Вот именно, прекрасно, так и напиши: «Преступная ограниченность и распутная злоба определенных кругов вот уже долгие месяцы пытается совратить наш народ с пути истинного. Открыто провозглашается еретическое заблуждение, что Абсолют — это нечто отличное от истинного бога, которому мы от колыбели препоручали наши души…» Записал? «…препоручали в радостной, вере… и любви…» Записал?… Продолжай…
19. КАНОНИЗАЦИЯ
Как вы, конечно, понимаете, принятие Абсолюта в лоно церкви в описываемой, ситуации явилось большой неожиданностью. Собственно, оно было проведено лишь папским бреве*, а конклав*, поставленный перед свершившимся фактом, был занят только одной серьезной проблемой: насколько возможно крещение Абсолюта? Решено было отказаться от этой процедуры, хотя крещение является непреложной церковной традицией (вспомним Иоанна Крестителя), но в подобных случаях обращаемый обязан лично присутствовать при обряде; помимо всего прочего, вопрос о том, кто из царствующих особ согласится быть крестным отцом Абсолюта, был необычайно щекотлив. Поэтому Святая конгрегация просила Святейшего отца во время ближайшей понтификальной мессы вознести молитву за нового члена церкви, что и было осуществлено с подобающей торжественностью. Позднее в богословские книги было внесено положение о том, что наряду с помазанием и крещением через мученичество церковь признает также крещение чудотворным и достойным подражания деянием.
Небезынтересно отметить, между прочим, что за три дня до издания бреве папа соблаговолил предоставить аудиенцию господину Г.X.Бонди, который до этого события в течение сорока часов совещался с папским секретарем монсеньером Кулатти.
Почти одновременно состоялось благословение Абсолюта по форме «Super culti immemorabili»
в знак признания добродетельности Абсолюта, ныне благословляемого, и установлен приличествующий случаю, но ускоренный обряд канонизации с весьма существенными изменениями, разумеется: речь шла не об объявления Абсолюта святым, но богом. Тотчас была составлена комиссия по деификации* из виднейших теологов и пастырей церковных. Так, Procurator’ом Dei
был назначен венецианский архиепископ кардинал доктор Варези, в качестве Advocatus Diaboli
выступал монсеньер Кулатти.
Кардинал Варези предложил семнадцать тысяч свидетельств о совершенных Абсолютом чудесах, которые подписали почти все кардиналы, патриархи, приматы, митрополиты, князья церкви, архиепископы, магистры орденов и аббаты; к каждому свидетельству были приложены заключения светил медицины, хвалебные отзывы научно-исследовательских институтов, мнения профессоров естественных наук, техников и экономистов и, наконец, подписи очевидцев, заверенные нотариусом. «Семнадцать тысяч документов, — как заявил монсеньер Варези, — лишь жалкая часть свидетельств о подлинно содеянных Абсолютом чудесах, число коих по самым осторожным подсчетам уже перевалило за тридцать миллионов».
Помимо этого, Procurator Dei запасся хвалебными отзывами выдающихся деятелей мировой науки. Так, ректор медицинского факультета в Париже профессор Гардье, тщательно проанализировав деяния Абсолюта, пришел к следующему заключению:
«…итак, поскольку бесчисленные случаи болезней, предложенные нам для исследования, с точки зрения науки и практической медицины были абсолютно безнадежны (паралич, рак гортани, слепота после хирургического изъятия обоих глаз, хромота как следствие оперативного отнятия обеих нижних конечностей, смерть в результате полного отделения головы от туловища, странгуляция у висельника, пробывшего в петле в течение двух суток и т. д.), медицинский факультет Сорбонны считает, что так называемые чудесные, исцеления в подобных случаях можно объяснить либо совершенным незнанием анатомо-патологических условий, клинической неискушенностью и полным отсутствием медицинской практики, либо — чего мы не хотим отрицать — вмешательством высшей силы, не ограниченной законами природы или знанием их».
Психолог профессор Мэдоу (Глазго) сообщал:
«…так как в вышеперечисленных действиях, безусловно, проявляется мыслящая сущность, способная устанавливать связи между вещами, ассоциировать, помнить и даже логически рассуждать, сущность, способная производить психические операции без помощи мозга и нервной системы, то данный факт может служить убедительным подтверждением уничтожающей критики, которой я подверг психофизический параллелизм профессора Майера. Подтверждаю: Абсолют — сущность психическая, наделенная сознанием и разумом, хотя до сих пор недостаточно исследованная учеными».
Профессор из Брненского Политехнического института Лупен написал следующее:
«С точки зрения производительности Абсолют есть сила, заслуживающая высочайшего уважения».
Прославленный химик Вилибальд (Тюбинген) сообщил:
«Абсолют обладает могучей потенцией к существованию и интеллектуальной эволюции, ибо являет собой блестящий образец соответствия эйнштейновой теории относительности».
Автор хроники не рискует далее задерживать внимание читателей на положительных суждениях мировых светил, тем более что все они были опубликованы в «Actae Sanctae Seolis».
Процесс канонизации совершался ускоренным темпом; тем временем коллегия знаменитых догматиков и богословов выпустила сочинение, в котором на основе заповедей и трудов отцов церкви доказывалось тождество Абсолюта с третьим ликом господа.
Но прежде чем состоялось торжественное посвящение Абсолюта в сан бога, константинопольский патриарх — глава Восточной Церкви — объявил о тождестве Абсолюта с первым божьим ликом, с самим создателем. К этому явно еретическому воззрению присоединились старокатолики*, обрезанные абиссинские христиане, евангелисты гельветского толка, нонконформисты* и несколько довольно крупных американских сект. Разгорелся жаркий богословский диспут. Что до евреев, то в их среде было распространено тайное учение, утверждавшее, будто Абсолют — это древний Ваал; либерально настроенные евреи открыто заявили, что в таком случае они готовы исповедовать веру в Ваала.
Представители «Вольной мыши», то бишь «Мысли», съехались в Базеле; в присутствии двух тысяч делегатов Абсолют был провозглашен Богом Вольнолюбивых мыслителей, после чего последовали невероятно резкие нападки на священнослужителей иных вероисповеданий, которые, как отмечалось в резолюции, «хотят извлечь доход из одного-единственного научного бога и завлечь его в грязную сеть церковных догматов и поповского лукавства, дабы он захирел и прекратил свое существование. Однако бог, который открылся просвещенному взору передовых мыслителей современности, не имеет ничего общего со средневековым хламом этих фарисеев. Вольная мысль — вот его единственная обитель, и только Базельский конгресс вправе определять статут и ритуал вольного вероисповедания».
Приблизительно в то же время немецкий «Monistenbund» (Союз монистов) в чрезвычайно торжественной обстановке заложил краеугольный камень будущего собора Атомного Бога в Лейпциге. По слухам, дело кончилось рукопашной, в которой шестнадцать человек получили ранение, а прославленному физику Люттгену разбили очки. Кстати, той же осенью явления божеской благодати имели место в бельгийском Конго и французской Сенегамбии. Нежданно-негаданно африканцы избили и сожрали своих миссионеров, предпочтя поклоняться каким-то новым идолам, под названием не то Ато, не то Алолто; позже обнаружилось, что идолы эти не что иное, как атомные моторы, и что в этом деле каким-то образом замешаны немецкие офицеры и торговые агенты. Напротив, к исламскому, бунту, вспыхнувшему в Мекке в декабре того же года, приложили руку несколько французских эмиссаров, укрывших вблизи Каабы двенадцать легких атомных моторов «Аэро». Очередное восстание магометан в Египте и Триполи, резня в Аравии — по не точным данным — стоили жизни около 30 тысячам европейцев.
Двенадцатого декабря в Риме было, наконец, произведена деификация Абсолюта.
