Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Сон в красном тереме. Т. 2. Гл. XLI – LXXX.

ModernLib.Net / Древневосточная литература / Цао Сюэцинь / Сон в красном тереме. Т. 2. Гл. XLI – LXXX. - Чтение (стр. 9)
Автор: Цао Сюэцинь
Жанр: Древневосточная литература

 

 


– Нельзя допускать, чтобы они оставались наедине друг с другом! – воскликнула Дайюй. – Всякий раз, как это случается, не обходится без происшествий. Уверена, сейчас они делят оленину, которую Баоюй выпросил у Фэнцзе.

В тот же момент на пороге появилась взволнованная тетушка Ли.

– Я только что слышала, как братец с яшмой на шее и сестрица с золотым цилинем договаривались поесть сырого мяса! – воскликнула она. – Неужели они так голодны? Просто не представляю, как можно есть сырое мясо!

– Вот это да! – сказали все, расхохотавшись. – Давайте застанем их врасплох!

– Это все выдумки Сянъюнь! – с улыбкой заметила Дайюй. – Я сразу догадалась!

Ли Вань выбежала из дома, без особого труда нашла злоумышленников и принялась укорять.

– Если надумали полакомиться сырым мясом, отправляйтесь к старой госпоже и там съешьте хоть целого оленя. Заболеете – я ни при чем. Вон какой холод, снег выпал, недолго и простудиться! Пойдемте-ка лучше стихи сочинять!

– Напрасно волнуетесь, – возразил Баоюй. – Мы собираемся его жарить!

– Ну, тогда ладно, – успокоилась Ли Вань.

Вскоре она увидела, что служанки принесли жаровню, решетку, чтобы держать мясо над огнем, нож и щипцы.

– Обрежетесь, тогда не плачьте! – С этими словами Ли Вань удалилась.

Вскоре явилась Пинъэр и сказала, что Фэнцзе занята приготовлениями к Новому году и не придет. Но разве могла Сянъюнь так просто отпустить Пинъэр, если уж та попалась ей на глаза? Да и сама Пинъэр не прочь была позабавиться, поэтому увязывалась за Фэнцзе всякий раз, когда представлялась возможность. Вот и сейчас, заметив, как здесь шумно и весело, она сняла браслеты, подошла к очагу и заявила, что хочет сама поджарить первые три куска оленины.

Для Баочай и Дайюй все это было не ново, но Баоцинь и тетушка Ли не переставали удивляться, потому что никогда ничего подобного не видели.

Таньчунь и Ли Вань между тем стояли поодаль и обсуждали тему и рифмы для стихов.

– Ах, даже сюда доносится запах жареной оленины! – вдруг вскричала Таньчунь. – Невтерпеж мне, пойду отведаю!

И она поспешила присоединиться к остальным. Ли Вань ничего не оставалось, как последовать за нею.

– Все уже в сборе! – недовольным тоном произнесла Ли Вань, – а вы все никак не наедитесь!

– Еду полагается запить вином, – сказала Сянъюнь, продолжая уплетать оленину. – Иначе никакие стихи в голову не полезут. Признаться, я вообще не способна была бы сочинить ни строчки, если бы меня не угостили олениной!

Тут взгляд Сянъюнь случайно упал на Баоцинь, которая, стоя в сторонке, куталась в куртку на утином пуху и тихонько посмеивалась.

– Глупышка! Иди сюда! – позвала ее Сянъюнь. – Отведай немного!

– Мясо грязное! – покачала головой Баоцинь.

– А ты попробуй, как вкусно! – настаивала Сянъюнь, – Не смотри, что сестрица Линь Дайюй не ест. Она бы с удовольствием, только нельзя ей, здоровье слабое!

Баоцинь робко подошла к жаровне, взяла кусочек мяса. Оно и в самом деле оказалось на редкость вкусным.

Спустя немного Фэнцзе прислала за Пинъэр служанку.

– Передай госпоже, – сказала Пинъэр, – что барышня Ши Сянъюнь меня задержала.

Служанка ушла, а через некоторое время появилась сама Фэнцзе, закутанная в плащ.

– Вот это ловко! – воскликнула она. – Угощаетесь тут, а мне хоть бы слово сказали!

Фэнцзе села и принялась есть.

– Откуда взялось столько нищих? – насмешливо сказала Дайюй. – Сянъюнь испортила такую замечательную беседку! От жалости плакать хочется!

– Ничего ты не смыслишь, – усмехнулась Сянъюнь. – Таковы нравы знаменитых людей. Вы же корчите из себя благородных, и это злит меня больше всего! Объедаемся вонючим мясом, а потом будем состязаться в красноречии!

– Смотри, – сказала Баочай, – сочинишь плохое стихотворение, заставим отдать все мясо, которое ты съела, а в наказанье набьем твой желудок тростником, засыпанным снегом!

Покончив с едой, все вымыли руки. Пинъэр стала надевать браслеты, и тут оказалось, что одного не хватает. Поиски ничего не дали, браслет бесследно исчез, ко всеобщему удивлению.

– Я знаю, где твой браслет. Не ищите, лучше сочиняйте стихи! Через три дня он найдется, – с улыбкой промолвила Фэнцзе и как ни в чем не бывало спросила: – Какую тему вы выбрали для стихов? Скоро проводы старого года, а в начале первого месяца нового года старая госпожа обещала устроить игру в загадки, может, сейчас и займетесь ими?

– В самом деле! – воскликнули девушки. – А мы об этом забыли! Пусть каждый сочинит к празднику загадку!

Все гурьбой пошли в комнату с каном. Там уже были накрыты столы, расставлены кубки, тарелки, блюда с фруктами и закусками. На листе бумаги, прикрепленном к стене, была указана тема стихов, заданы рифмы и определена форма.

Баоюй и Сянъюнь прочли все это очень внимательно. Итак, надо было выразить в двух строках чувства, навеянные зимним пейзажем. В каждой строке – пять слов, причем рифмовать можно только такие, как «взлетает», «восхищает» и так далее. О том, в каком порядке следует читать стихи, сказано не было.

– В поэзии я слаба, – предупредила Ли Вань, – поэтому позвольте мне для начала предложить всего три строки, а пока снова подойдет моя очередь, будет предлагать тот, кто первый придумает.

– Еще надо установить очередность в чтении стихов, – заметила Баочай.

Если хотите узнать, что произошло дальше, прочтите следующую главу.

Глава пятидесятая

В беседке Камыша под снегом состязаются в сочинении стихов;
в ограде Теплых ароматов слагают новогодние загадки

– Итак, давайте установим очередность, кто за кем будет читать, а я запишу, – предложила Баочай.

Стали тянуть жребий. Первой выпало читать Ли Вань.

– Разрешите, я начну, – сказала тут Фэнцзе.

– Прекрасно! – зашумели все, и Баочай над словами «Крестьянка из деревушки Благоухающего риса» дописала «Фэнцзе», а Ли Вань объявила тему стихов.

Фэнцзе долго думала, потом сказала, просияв:

– Но только, чур, не смеяться! Строка у меня может получиться неуклюжая, зато в ней ровно пять слов. За остальное не ручаюсь.

– Чем проще строка, тем лучше, – ответили ей. – Прочти, а потом можешь идти по своим делам.

– Я подумала, что если подует северный ветер, то непременно пойдет снег, – продолжала Фэнцзе. – Ночью завывания ветра мне не давали уснуть, и я сочинила такую строку: «Всю ночь напролет ветер северный был суров…» Если годится, можете записать.

Все переглянулись.

– Строка довольно простая, не законченная и может служить прекрасным началом для нашего стихотворения, поскольку открывает простор для мыслей. Итак, строка принята, пусть «Крестьянка из деревушки Благоухающего риса» продолжает.

Между тем Фэнцзе, тетка Ли и Пинъэр выпили по два кубка вина и удалились. Ли Вань записала первую строку:

Всю ночь напролет

Ветер северный был суров.

И продолжила:

Открыла окно —

Снег по ветру летит и летит.

Как чист он и бел!

И как жаль, что падает в грязь!

Сянлин подхватила:

Поистине жаль!

То не снег на земле, а нефрит!

Сухая трава

Ожила, весну возродив[36].

Таньчунь, не задумываясь, произнесла:

Нежданно камыш

Белоснежен стал и красив[37].

Хотя дорожает

Вино к началу зимы…[38]

Ли Ци:

Год благодатен!

Наполним амбары мы.[39]

Дрогнул тростник,

Пепла в трубках уже не видать…[40]

Ли Вэнь:

Ян вместо Инь[41]

Принимает Ковша рукоять[42].

Горы в снегу —

Трав исчез изумруд совсем…

Син Сюянь:

Нет и прибоя:

Берег обмерзший нем.

Ива под снегом

Ветви держит едва…

Сянъюнь:

В зарослях гибнет

Разорванная листва.

Тлеет мускат[43]

Над курильницей густ аромат…

Баоцинь:

Соболя золотом

Блещет цветистым наряд.

В зеркале снег

Отражается возле окна…

Дайюй:

В холод влажна

Благовонного перца стена[44].

Ветра порывы

В минуту заката слышны…

Баоюй:

Медленно, тихо

Рождаются зимние сны.

О мэйхуа

Где свирель запоет, загрустит?..[45]

Баочай:

Где сохранился

Свирели лазурный нефрит?[46]

Грусть Черепахи:

В снегах утонула земля![47]

– Пойду погляжу, как подогревают вино! – вдруг заявила Ли Вань и поднялась.

Баочай велела Баоцинь продолжать, но тут с места вскочила Сянъюнь и быстро прочла:

В небе драконья

Взвихрена чешуя![48]

Берег безлюдный…

Ладья повернула во мгле…

Следом за ней прочла Баоцинь:

Плеть у Бацяо

И песня верхом на осле![49]

Ватную шубу,

Радея за воина, шьет…[50]

Но разве могла Сянъюнь уступить?! Она была находчивее остальных и, гордо выпрямившись, произнесла:

Чтобы послать ее

Вышедшим в дальний поход.

Ямы, холмы —

Осторожнее будь, человек!..[51]

Баочай захлопала в ладоши, выражая свое восхищение, и продолжала:

Ветку не тронь,

А не то вдруг обрушится снег!

В небе же снег

Так бесшумно и плавно плывет…

Настала очередь Дайюй, и она прочла:

Стройно, – как будто

Изысканных дев хоровод.

Тонок на вкус

Получается чай в снегопад…

Умолкла и тихонько толкнула в бок Баоюя. Поглощенный состязанием Баоцинь, Баочай и Дайюй с одной Сянъюнь, Баоюй обо всем забыл и машинально произнес:

Зря о сосне

Как о друге зимы говорят[52].

Плащ тростниковый. Ладья.

Рыбу удить пора…

Баоцинь продолжила:

В гуще лесной

Прекращается стук топора[53].

Горы в снегу, —

Как слоны, окружают меня…

Сянъюнь немедля прочла:

И расползаются,

Как за змеею змея.

Снежных цветов

Лепестки укрепил мороз…

И снова раздались одобрительные возгласы – находчивость Сянъюнь приводила всех в восхищение.

В игру вступила Таньчунь:

Инея им ли

Бояться каких-то угроз?

В холод такой

Воробей во дворе жив едва…

Как раз когда она кончила, Сянъюнь почувствовала жажду и только отпила несколько глотков чая, как ее опередила Сюянь.

Пусто в горах,

Только старая плачет сова.

Мечется снег

По ступеням – туда и сюда…

Не успела умолкнуть Сюянь, как Сянъюнь, поставив на стол чашку, прочла:

Словно плывет,

А кругом прудовая вода.

Снега сиянье —

Как будто рассвет над землей…

Дайюй подхватила:

Входит он в ночь,

Словно звезд светящихся рой.

Доблестный муж

И в мороз не опустит меча…

Сянъюнь улыбнулась и продолжала:

Пусть снегопад

Государя развеет печаль![54]

Окоченевшего

Разве у дома найдут?..[55]

Следующие строки прочла Баоцинь:

Путник в мороз

Рад, когда предлагают приют[56].

В ткацком станке[57]

Нить случайно мы можем порвать…

Снова в игру вступила Сянъюнь:

Слезы-жемчужины

В море легко потерять![58]

Не дав ей окончить, Дайюй прочла:

Снег и печаль.

Затаенная дума грустна…

Но тут ее перебила Сянъюнь:

Мысль бедняка:

Где поесть бы да выпить вина?

На этот раз и Баоцинь не растерялась:

Долго для чая

Готовить из льда кипяток…

Сянъюнь не дала ей закончить, подумав, что так интересней играть:

И для вина

Нелегко разжигать огонек…[59]

Дайюй улыбнулась и перебила Сянъюнь:

Снежный сугроб

Сгреб метлой престарелый монах…

Баоцинь тут же продолжила:

И прослезился

При песне «О белых снегах»[60].

Захлебываясь от смеха, Сянъюнь что-то пробормотала.

– Что ты сказала? – спросили у нее.

Сянъюнь повторила:

В каменной башне

Журавль задремал без забот…

Дайюй, тоже едва сдерживая смех, прочла:

Кошка к теплу

Одеяла добротного льнет.

Смех заразителен, и Баоцинь с трудом прочла следующую строку:

Снег серебрится,

Как волны на белой луне…

Сянъюнь ответила парной фразой:

Дымка лазури

Блеснула на красной стене[61].

Ее примеру последовала Дайюй:

Снег с мэйхуа

Я глотаю[62]. Какой аромат!

Похвалив Дайюй за удачные строки, Баочай быстро произнесла:

Снег и бамбук,

Опьяненный, видеть я рад![63]

Баоцинь продолжила:

Утку и селезня

Узы роднят и в мороз…[64]

И снова Сянъюнь:

А на заколке

Узор изумрудный замерз.

И опять Дайюй:

Даже в безветрие

Снег все кружит и кружит…

Баоцинь быстро произнесла:

И без дождя

Все умоет и все освежит!

Сянъюнь так и покатилась со смеху. Остальные сестры, забыв, что и они участники игры, с интересом следили за состязанием и смеялись.

Наконец Дайюй успокоилась и спросила Сянъюнь, толкнув ее в бок:

– И твои возможности истощились? Ну-ка покажи, на что ты еще способна!

Сянъюнь, будто не слыша, продолжала хохотать, прижимаясь к Баочай.

– Если у тебя хватит таланта придумать еще что-нибудь на оставшуюся рифму, я готова во всем тебе подчиняться, – сказала Баочай, отстраняя Сянъюнь.

– Да разве я сочиняла стихи! – вскричала Сянъюнь. – Я просто защищала себя!

– Пусть тогда Баочай продолжает! – засмеялись сестры.

– Да угомонитесь вы, – произнесла Таньчунь, протягивая Ли Вань записанные на листе строки. Она считала, что все возможности исчерпаны.

Тогда Ли Вэнь решила блеснуть и произнесла:

Нашего времени

Радость запомнится впредь…

Ли Ци прочла:

Яо и Шуня

В стихах мы хотели воспеть![65]

– Хватит, хватит! – замахала руками Ли Вань. – Еще не все рифмы исчерпаны, но иероглифы в несвойственном им значении подставлять не годится!

Стали подсчитывать, у кого больше строк, – оказалось, у Сянъюнь.

– Это оленина ей помогла! – засмеялись сестры.

– Если каждую строчку оценивать по достоинству, то Баоюй снова окажется на последнем месте! – заметила Ли Вань.

– Не будьте ко мне так строги! – взмолился Баоюй. – Вы же знаете, что я не умею сочинять парные строки!

– Мы не собираемся больше тебя прощать! – заявила Ли Вань. – Вечно у тебя что-то не так: то рифма трудная, та ты ошибся, а теперь заявляешь, что не умеешь сочинять парные строки! Так не пойдет, мы непременно тебя оштрафуем! Только что я видела за оградой кумирни Бирюзовой решетки распустившиеся цветы красной сливы, и мне захотелось поставить в вазу хотя бы веточку. Но к Мяоюй я идти не желаю, уж очень она противная. Вот ты и сходи в наказание, попроси у нее цветов для меня.

– А что, это даже интересно! – заметили сестры.

Баоюй, очень довольный, уже собрался идти, но Сянъюнь и Дайюй его удержали:

– На дворе холодно, выпей на дорогу подогретого вина.

Сянъюнь подала чайник, Дайюй – большой кубок, который наполнила до краев.

– Смотри, если не принесешь цветов, мы тебя еще оштрафуем! – предупредила Сянъюнь. – Нечего зря пить вино!

Баоюй осушил кубок и, шагая по глубокому снегу, отправился в кумирню Бирюзовой решетки. Ли Вань приказала было служанкам сопровождать его, но Дайюй сказала:

– Пусть один идет, иначе Мяоюй не даст ему цветов.

– Пожалуй, ты права, – согласилась Ли Вань. Она приказала девочке-служанке принести вазу в виде красавицы с кувшином на плече, налить в нее воды и сказала:

– Вернется Баоюй, будем сочинять стихи о красной сливе.

– Я лучше сейчас сочиню! – вызвалась Сянъюнь.

– Хватит с тебя на сегодня! – с улыбкой заявила Баочай. – А то ведь ты сочиняешь-сочиняешь, а остальным скучно! Лучше заставим Баоюя в порядке наказания самостоятельно сочинить стихотворение, раз он уверяет, будто не умеет сочинять парные строки.

– Вот это правильно, – поддержала ее Дайюй. – Еще у меня есть такое предложение: пусть те, у кого меньше парных строк, сочинят по одному стихотворению о красной сливе.

– Совершенно верно, – согласилась Баочай. – У Баоцинь, Дайюй и Сянъюнь парных строк больше, чем у остальных, так что можно их оставить в покое, а вот наши гости Син Сюянь, Ли Вань и Ли Ци скрыли от нас свои таланты! Теперь пусть потрудятся.

– Ли Ци не умеет сочинять стихи, – промолвила Ли Вань, – и должна уступить свое место сестре Баоцинь.

Баочай ничего не оставалось как согласиться, но она в свою очередь предложила:

– Пусть каждая из них напишет уставное стихотворение по семь слов в строке на отдельную рифму. Сестре Син Сюянь я назначаю рифму «краснеть», сестре Ли Вэнь – рифму «слива», а сестре Баоцинь – рифму «цветы».

– А Баоюя, выходит, мы снова простили? Я не согласна! – решительно заявила Ли Вань.

– Пусть сочиняет, – сказала Сянъюнь. – Для него тоже найдется хорошая тема!

– Какая?

– Пусть напишет стихи под названием: «Навещаю Мяоюй и прошу у нее цветы красной сливы», – промолвила Сянъюнь. – Разве не забавно?

– Очень забавно! – согласились сестры.

В этот момент появился сияющий Баоюй, высоко подняв руку с веткой красной сливы. Служанки взяли у него цветы и поставили в вазу. Тут все побежали к столу полюбоваться цветами и насладиться их ароматом.

– Вы вот любуетесь цветами, а не знаете, с каким трудом я их раздобыл! – улыбнулся Баоюй.

Услышав это, Таньчунь поспешно поднесла ему кубок вина. Девочки-служанки сняли с юноши плащ и бамбуковую шляпу, стряхнули с них снег и подали ему переодеться. Сижэнь принесла куртку на лисьем меху. Ли Вань велела положить на блюдо крупный жареный батат, два блюда наполнить апельсинами и мандаринами и отдать Сижэнь.

Сянъюнь между тем объявила Баоюю тему для стихов и стала его торопить.

– Дорогие сестры! – взмолился юноша. – Только не ограничивайте рифму!

– Рифму можешь выбирать сам! – ответили ему. Все снова стали любоваться цветами.

Ветка, принесенная Баоюем, была небольшая, но очень пышная, с причудливыми ответвлениями и напоминала не то свернувшегося в клубок безрогого дракона, не то извивающегося дождевого червя. Цветы, яркие, словно румяна, не уступали ароматом орхидее.

К этому времени Син Сюянь, Ли Вэнь и Баоцинь уже успели сочинить стихи. Читали их в том порядке, в котором назначены были рифмы.


Воспеваю красную мэйхуа

Еще не стал благоуханным персик,

Еще не стал румяным абрикос,

Она ж, восточным ветрам улыбаясь,

Пробилась самой первой сквозь мороз[66].

Хотя душа зовет ее к Юйлину[67], —

Не отделить от мэйхуа весны:

Она, как первый луч, бледна, прозрачна —

Украсила в Лофу Шисюна сны[68].

Она – свеча. Богиня в алом платье.

Как фея Э, чуть зелена она.

Она – Святая в белом одеянье,

Что невзначай зарделась от вина[68].

Она непритязательна, обычна,

Среди цветов, наверно, проще всех.

А бледности ее не удивляйтесь:

Она цветет, когда и лед, и снег…

Син Сюянь

Не белой мэйхуа пою хвалу,

А красной, что живет своим законом.

Во всей красе и раньше всех цветов

Она встает пред взором опьяненным.

Хранит морозом обожженный лик

Остатки слез, как пятна крови, красных.

В цветке как будто созревает плод,

А остается пыль, – и все напрасно!

Таинственное зелье проглотив,

Свой облик изменила, – то ль не чудо?[70]

И персиком лазурным ей не быть,

Как прежде, возле Яшмового пруда[71].

Так пусть на юг и север от реки

Ни бабочки, ни пчелы или осы

За персик не считают мэйхуа,

К тому ж не будут путать с абрикосом!

Ли Вэнь

Листва скупа, и ветвь оголена.

Но так прекрасны нежные цветы!

Похоже, что невеста жениха

Прельщает платьем дивной красоты!

Нет во дворе безлюдном, у перил,

Той мэйхуа, что словно снег бела,

Но в быстрых реках, среди голых скал

Себя она лучом зари зажгла!

Она – свирели радужный мотив,

Что пробуждает тайную мечту,

Она – та темно-красная река,

Что в мир святой велела плыть плоту[72].

Нельзя, заметив скромность мэйхуа,

Засомневаться – хоть и невзначай —

Что, дескать, в прошлой жизни не могла

Расти в краю священном Яотай[73].

Баоцинь

Стихотворения всем понравились, особенно то, что написала Баоцинь. Даже Баоюй, на чей вкус трудно было угодить, признал, что у самой юной Баоцинь самый острый ум.

Дайюй и Сянъюнь налили в небольшой кубок вина и поднесли Баоцинь, поздравив ее с успехом.

– А по-моему, каждое стихотворение имеет свои достоинства, – с улыбкой заметила Баочай. – Обычно вы шуточками и колкостями изводили меня, а теперь над ней насмехаетесь!

– У тебя готово? – спросила между тем Ли Вань у Баоюя.

– Я сочинил, но пока слушал ваши стихи, забыл, что хотел записать! – ответил Баоюй. – Дайте подумать, я сейчас вспомню!

Сянъюнь взяла щипцы для угля, легонько стукнула ими по краю жаровни и сказала:

– Я буду ударами отмечать время. Если не уложишься, мы тебя опять оштрафуем!

– Говори, я буду записывать, – предложила Дайюй.

Сянъюнь ударила щипцами по жаровне и объявила:

– Одна минута!

– Готово, пиши! Пиши! – заторопился Баоюй и прочел:

Вина из жбана не налив,

Не жди, чтоб мысль пришла.

Дайюй записала, покачала головой и улыбнулась:

– Начало ничем не примечательно.

– Поторапливайся! – послышался строгий голос Сянъюнь. Баоюй продолжал:

Я за весной иду в Пэнлай[74]

Там встречу месяц ла[75].

Дайюй и Сянъюнь закивали головой, заулыбались:

– Неплохо, кое-какой смысл в этих словах есть. Баоюй стал читать дальше:

Мне не нужно, чтобы Гуаньинь

Вдруг меня решила оросить.

Мэйхуа Обители Чан Э[76]

Я цветы хотел бы попросить.

– А это хуже! – покачала головой Дайюй, записывая строки.

Сянъюнь снова ударила по жаровне. Баоюй рассмеялся и, повернувшись к ней, прочел:

В грешном мире ломают и рвут мэйхуа —

Красно-белый весенний цветок.

Но коль дарят в храме святом мэйхуа, —

Это значит: расстанься со злом![77]

А поэт, что не телом, а духом силен,

Разве вызвать сочувствие мог?

Я ушел, но буддийской обители мох

Ощущаю на платье своем![78]

Дайюй кончила записывать, но только все собрались приступить к обсуждению, как с криком вбежали девочки-служанки:

– Старая госпожа идет!

Все бросились встречать матушку Цзя, восклицая наперебой:

– Видно, хорошее настроение у матушки Цзя, раз она нас решила проведать!

Матушка Цзя была в широком плаще и беличьей шапочке. Ее несли в небольшом паланкине, прикрытом черным зонтом, а за паланкином, с зонтиками в руках, следовали Юаньян и Хупо. Первой приблизилась к старой госпоже Ли Вань.

– Остановимся здесь, – приказала служанкам матушка Цзя и обратилась к Ли Вань: – Я приехала сюда тайком от твоей свекрови и Фэнцзе. Стоит ли заставлять их идти пешком по глубокому, снегу? Хорошо мне в паланкине…

Девушки взяли у старой госпожи плащ и помогли ей выйти из паланкина.

Едва переступив порог, матушка Цзя заметила цветы сливы, стоявшие в вазе.

– Какая прелесть! – воскликнула она. – Вы умеете веселиться, но и я вам не уступлю!

Ли Вань велела служанкам принести тюфяк из волчьих шкур и постелить на кане.

– Продолжайте веселиться, ешьте, пейте, шутите, – с улыбкой проговорила матушка Цзя, опускаясь на тюфяк. – Я просто решила навестить вас и тоже повеселиться, днем я теперь не сплю, уж очень длинными стали ночи.

Ли Вань подала матушке Цзя грелку для рук, а Таньчунь поднесла палочки для еды и кубок с подогретым вином. Матушка Цзя отпила глоток и спросила:

– Что у вас на том блюде?

– Маринованная перепелка, – ответили ей и тут же поднесли блюдо.

– Вот и отлично, – кивнула головой матушка Цзя. – Отломите мне ножку, отведаю!

– Слушаюсь! – почтительно ответила Ли Вань, не стала звать служанок и, сполоснув руки, сама выполнила приказание матушки Цзя.

– Вы на меня не обращайте внимания, – промолвила матушка Цзя, – беседуйте о чем угодно, смейтесь, шутите. Я охотно послушаю и хоть немного развлекусь. И ты садись, – добавила она, обращаясь к Ли Вань. – Чувствуйте себя непринужденно, а то я сейчас же уйду!

Все заняли свои места, только Ли Вань отодвинулась на самый край стола, чтобы не быть заметной.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43