Мексиканская невеста

— Хватит! Мне нужны вода и пища… исполняйте!

— Да, сеньорита… если только в ваших словах я уловлю… некое обещание, надежду…

— Надежду! Какую? Обещание? Чего? Говорите быстрее! Время идет, и непоправимое может случиться с минуты на минуту!

— Я хочу, чтобы отныне дон Блас обращался со мной как с равным… Я требую, чтобы он отнесся положительно к моему намерению жениться на вас…

— Я помолвлена! Вы это знаете, и никогда я не стану женой другого человека.

— Значит, это ваше последнее слово, сеньорита, — продолжил Андрее изменившимся голосом.

Дон Блас хрипел и ворочался на полу. Потерявшая голову донна Лаура опустилась на колени и жалобно стонала. Дневной свет, широким потоком проникавший в помещение через распахнутую дверь, ослепил несчастных.

С трудом Хуана узнавала в этих людях своих родителей. Настолько их изменили перенесенные страдания. Ее отец, мать в таком состоянии… И все из-за этого монстра, перемалывающего их сердца и истязающего их тела. И тут наша героиня, удивительное создание, преисполненное доброты и благородства, почувствовала, как ее захлестнула волна ненависти.

— Сеньорита, вы не отвечаете, — продолжил метис, — должен ли я понимать ваше молчание как…

Она резко оборвала его, воскликнув:

— У вас нет ни души, ни совести, ни великодушия! Вы всего лишь бандит с руками по локоть в крови, в котором никогда не было ничего человеческого!

— Вот здесь вы не правы! Меня пожирает любовь! Медленно убивает безумная страсть… как других голод и жажда… Эта искупительная любовь может сделать из разбойника героя! Если б я вас не так страстно любил… сеньорита, сегодня вы были бы мертвы. Только любовь смогла победить ненависть, оскорбление и презрение, остановить месть на пороге смерти. Но сегодня я хочу вас! И если я использую самые жестокие средства… позже вы простите все это тому, кто сделает вас еще более богатой, более великой и более любимой, чем сама королева!

Хуана с ужасом посмотрела на Андреса. Затем перевела глаза с этого человека, говорившего о любви в такой момент, на умирающих родителей.

О!.. Спасти их!.. Спасти любой ценой, но не изменой Железному Жану, бесстрашному и самоотверженному герою, который был так нужен сейчас!

Но времени на размышление не оставалось. Необходимо было действовать быстро. Обморок дона Бласа может оказаться смертельным.

Девушка решительно тряхнула головой:

— Воды! Я хочу воды! И без всяких условий!

— Хорошо! И что потом? — неумолимый Андрее.

— Я посмотрю!

— Даете слово?

— Нет! Никаких обещаний! Я сказала: посмотрю! Она подумала:

«Да! Я спасу их. И затем навсегда исчезну… И моя смерть станет платой за их жизнь! Жан оплачет меня и отомстит! Это слово: „Посмотрю!“ —, не означает безусловного отказа. И в то же время я не принимаю на себя каких-либо обязательств».

Но Андрее, со своей стороны, уловил в этом маленькую трещинку в неприступном до сих пор монолите.

И потом, речь идет о стакане воды! Всего лишь стакане воды! Он постарается завтра, в последующие дни постепенно вырвать у Хуаны это заветное слово, которое свяжет ее навсегда.

Андрее склонил голову, вышел и вскоре вернулся, неся на подносе один из пористых сосудов из красной земли, повсеместно используемых в здешних местах. Он поставил его на большой массивный стол и, пятясь, отошел к оставшейся открытой двери.

Двое его людей с револьверами в руках находились тут же.

Хуана схватила вазу, поднесла ее к распухшим губам своего отца и вылила немного воды в раскрытый рот.

Почувствовав благотворную жидкость, дон Блас глубоко и продолжительно вздохнул, глаза его открылись, зубы разжались. Жизнь постепенно возвращалась в истощенный организм. Он пил… О! С такой лихорадочной и болезненной жадностью, красноречивее всяких слов свидетельствующей о перенесенных муках.

Андрее находился тут же, загородив собой дверь. Он холодно взирал на происходящее. Но огонь в глазах выдавал его истинное состояние.

Дон Блас увидел Хуану. Склонившись над ним, она смотрела на него с выражением бесконечной любви и нежно шептала:

— Пейте, папа, пейте и не бойтесь!

В это мгновение плантатор заметил Андреса и судорожно дернулся. Ужасное подозрение пронзило его сердце, страшная мысль о том, что Хуана могла что-либо пообещать палачу, желая получить эти несколько спасительных капелек воды.

Бледный, величественный и грозный, он вырвал из рук дочери сосуд, плюнул в Андреса переполнявшей рот слюной и швырнул в него вазу!

Затем яростно закричал:

— Мерзавец!.. Прокаженный!.. Собачий сын!.. Пусть эта вода будет для меня отравой! Потому что ее дал мне ты! Убирайся, бандит… и дай мне умереть!

Сосуд разбился о косяк двери. Содержимое вместе с осколками брызнуло Андресу в лицо. Метис бешено зарычал. Мокрый, оскорбленный, жалкий и смешной, побагровев от ненависти, он выхватил револьвер и, направив его на дона Бласа, закричал:

— О! Неужели я должен плакать… всегда лить кровавые слезы… Я убью вас!

Хуана пронзительно вскрикнула, бросилась к отцу и закрыла его своим телом.

В обезумевших от ярости глазах Андреса появилась какая-то осмысленность. Он опустил пистолет и выбежал из помещения, рыдая от беспомощности, исступления, заикаясь и отрывисто выговаривая:

— Я бы вырвал свое сердце… всех бы их зарезал… Я больше не могу… не могу! Однако… надо запастись терпением… Я отомщу за все!

Сломленный этим последним усилием, дон Блас впал в мучительное оцепенение. Его жена, вытянувшись на полу и положив голову на колени Хуане, продолжала жалобно стонать.

Несчастные испытывали страшные муки и покорно ждали избавительницы — смерти.

Хуане хотелось кричать, звать на помощь, ради них отдать себя в жертву, заплатить своей жизнью за их спасение.

Дон Блас, страшный в гневе, выкрикнул:

— Дочь моя!.. Если вы станете жалеть этих негодяев, я прокляну вас!

И Хуана смирилась. Она разделит судьбу родителей, облегчит последние страдания и потом умрет вместе с ними.

А что Солнечный Цветок? Индианка вовсе не чувствовала себя обреченной. Непрерывно, словно дикий зверь, двигаясь по хижине, щупая, что-то внимательно осматривая, она пыталась найти лазейку, сквозь которую можно было прошмыгнуть и скрыться.

Ее голову сверлила одна-единственная мысль. Сбежать любой ценой, добраться до Лагуны кайманов, позвать своих братьев и привести их сюда, чтобы освободить несчастных пленников.

Наступила ночь. Снаружи доносились крики старателей. Попойка продолжалась.

Флор не прекращала поисков. Давно ознакомившись со всеми предметами, находившимися в помещении, она ходила взад-вперед, вытянув руки и щупая вслепую. Не найдя ничего, индианка вновь и вновь продолжала без устали искать.

В данный момент Флор исследовала крышу. Для этой непростой в кромешной тьме операции она поставила на большой стол один из тяжелых, массивных стульев. Затем, рискуя сломать себе шею, индианка взобралась на это сооружение и принялась ощупывать бревна, наклонно уложенные на мощные подпорки. Девушка небезосновательно полагала, что хоть один из брусов можно сдвинуть.

Она работала наверняка, без лишних движений, встав на цыпочки и стараясь приподнять один за другим плохо закрепленные бревна.

Однако на этом участке крыши делать нечего! Ничуть не отчаиваясь, Флор продвинула стол подальше, вновь поставила на него табуретку, поднялась наверх и продолжила поиски.

Вдруг странный, по крайней мере в такой час, звук заставил ее вздрогнуть.

Тишину нарушил резкий радостный хохот.

— Ты смотри! — произнесла девушка. — Это крик птицы-пересмешника! О! Неплохое подражание!.. Но пересмешник никогда не поет по ночам… Ах, если б я только знала наверняка! И тем не менее попробуем!

Она ответила пронзительным тявканьем, который затем перешел в протяжный вой, как у собак, лающих на луну. Это был крик шакала.

Тотчас дважды подряд совсем близко послышался хохот птицы-пересмешника. Сердце индианки неистово забилось.

— Ах, Боже мой! Неужели это правда? — пробормотала она вполголоса.

Со своей стороны, девушка вновь, также дважды, с неподражаемым мастерством ответила голосом койота, этого маленького мексиканского шакала, дерзкого грабителя, ночного разбойника и одновременно трусливого животного.

Спустя мгновение совсем рядом послышался еще более громкий, пронзительный, с оттенком радостной иронии, крик пересмешника.

Затем — три отрывистых, через равные промежутки времени, удара тяжелым предметом о деревянную стену хижины.

Не спеша Флор слезла с табуретки, легко спрыгнула со стола на пол, подошла к Хуане, неподвижно сидевшей подле своей хрипящей матери, и просто сказала: — Никогда не теряй надежды!

ГЛАВА 5

Торговки и их повозки. — Продажа горячительного. — Прибыльное дело. — Корнелия пьет и не пьянеет. — На крыше хижины. — Вода и вяленое мясо. — Терпение и воля. — Вновь обретенные силы. — Уход. — Два удара кинжалом. — Под чехлом. — Лагерь проснулся. — Бегство и погоня. — Вперед!

Вернемся немного назад. Всего на несколько часов.

В то время как Солнечный Цветок и Хуана бесстрашно защищались в хижине, в лагерь, если не забыл читатель, прибыли повозки.

Откуда они прикатили? Об этом вопрошали друг друга заинтригованные бандиты. Разумеется, они не были обеспокоены. Внешний вид повозок не давал ни малейшего повода для тревоги. Накрытые водонепроницаемым тентом, тяжело груженные и запряженные уставшими мулами, они не спеша, проваливаясь в песок, двигались, кое-как ведомые двумя женщинами. Среднего возраста, в потрепанном платье, это были индианки или мулатки. Словом, бедные создания в разорванных одеждах, с грязными, покрытыми пылью лицами, на голове — пестрый платок, подвязанный под подбородком. Обе потягивали небольшие трубки из краснозема и с непринужденностью заядлых курильщиков смачно, со свистом, сплевывали.

Женщина с первой повозки, здоровенная товарка с размеренными, неспешными движениями, мелодичным напевом остановила мулов и что-то прокричала на местном наречии своей приятельнице. Та — высокая, худая, нескладная бабенка с едва проступающими усиками, тотчас вызвала легкомысленные шутки в толпе старателей, обступивших повозку. Она тоже остановила свою телегу, за которой шагала лошадь, привязанная обрывком лассо.

Если женщина вызвала насмешки, то вид бедной коняги повлек за собой взрыв гомерического хохота[140] у бандитов — любителей быстрой езды и больших знатоков этих благородных животных.

С потертой гривой, выступающими ребрами и ободранной спиной, несчастный конь напомнил бы европейцу рабочую лошадь бродячих артистов.

Бедное животное покорно и терпеливо ждало корм, в то время как женщина, не отвечая на шутки обступивших повозки людей, достала откуда-то снизу большую бутыль, оплетенную бамбуком.

Она передвинула свою трубку к краю рта, и голосом, будто насквозь пропитанным алкоголем, крикнула на отвратительном испанском:

— Это великолепное агвардиенте!.. Чистый мескаль… прямо из подвалов Жалиско… У нашего президента, да хранит его Господь, нет ничего подобного… Удивительный напиток этот достоин таких кабальеро, как вы! Кто хочет настоящего мескаля из Жалиско? Кто его хочет? Всего лишь унция золота за бутыль в две квартильи[141].

— Ура! Это маркитантки[142]! Добро пожаловать на золотой прииск!

Здесь уже ощущался недостаток горячительных напитков… что в сотни раз хуже нехватки хлеба!

— Унция[143] золота! Не так уж это и дорого! К тому же Андрее обещал озолотить своих верных компаньонов!

— Итак, вперед!.. Пить!.. Пить! К нам! Сюда! Быстрее! Вскоре товарки уже и не знали, кого слушать. Бутыли быстро наполнялись из бочонков, укрытых тентом, опорожнялись и вновь наполнялись.

Платили наличными и без обмана.

Торговля развернулась вовсю, и маркитантки даже не успевали пересчитывать выручку.

Первая товарка со страстным вожделением поглядывала на небольшой металлический сосуд, быстро наполнявшийся золотом, резким движением хватала его, опрокидывала содержимое в мешочек, висящий на шее, и вновь клала на место, поближе к страждущим.

А в это мгновение другая, с усами, улучив момент, проворно влила себе в рот добрую порцию желанного напитка. Десперадос, предвкушая забавную сцену близкого опьянения, громко расхохотались, а кассирша, в свою очередь, яростно завопила:

— Эй! Корнелия, перестань напиваться! Уродина! Пьяница!.. Ты разоришь нас… Из-за тебя этим молодцам не хватит вина! Ты посмотри, какие они щедрые!

Сконфуженная Корнелия виновато потупила взор, затем вновь вскинула голову, прикусила губы, как бы желая сдержать смех, и быстро обменялась со своей подругой вполне осмысленным взглядом.

Мало-помалу кабальеро вошли в раж и стали пить не останавливаясь. Небольшие бочонки емкостью в одну фанагу (девяносто литров) очень скоро стали пустыми. А поскольку жажда возрастала по мере потребления алкоголя, старатели испугались, как бы запасы огненной воды не истощились.

Со всех сторон послышались возгласы:

— Эй! Подруга!.. Твой мескаль великолепен… так здорово бьет по голове… но скоро его не станет!

— Не беспокойтесь, уважаемые сеньоры! У нас есть еще целых два карга! Корнелия! Мошенница, воровка, ты продолжаешь пить! Какой стыд! Посмотрите, кабальеро, она едва стоит на ногах!

Корнелию в самом деле сильно закачало. Однако время от времени она бросала в сторону своей таинственной подружки быстрый, острый, такой молодой на грязном лице взгляд и заговорщицки подмигивала.

Лошадь между тем накормили. Безучастный ко всему и покорный конь, не спеша разжевав кукурузу и напившись воды, спокойно улегся посреди всеобщего шума.

Солнце все более склонялось над линией горизонта. Вскоре неистовый гам сменился тяжелым опьянением, настоящим угаром, за которым последовал свинцовый сон, близкий к беспамятству.

И две товарки, кажется, очень спешили вызвать такое мертвецкое состояние.

Они принялись работать еще быстрее, раздавая направо и налево полные кружки, не очень заботясь о том, чтобы какой-нибудь нечистоплотный кабальеро не забыл заплатить за последний глоток, который сразит его наповал.

Корнелия просто не щадила себя. Она без устали наполняла стакан, чокалась поочередно со всеми, произнося бессмысленные тосты, дрожащей рукой подносила сосуд к губам и ловко выливала мескаль… за вырез своей кофточки!

Ее приятельница, видя эти проделки, перестала кричать и, казалось, застыла в восхищении.

Итак, все шло как по маслу! Подруги собрали хорошую выручку, вина еще было много, полумертвые забулдыги-старатели попадали кто где. В лагере стало тихо.

Назавтра эти кабальеро начнут с новой силой похмеляться.

Ободренные наступившей тишиной, нарушаемой лишь пьяным храпом, женщины негромко обменялись несколькими словами, после чего Корнелия спрыгнула с повозки.

Сильно шатаясь, она пошла вперед, натыкаясь на домики, палатки, пока не добралась до хижины, где были заперты пленницы.

Маркитантка тяжело рухнула на землю, затем, как будто ей в голову взбрела пьяная забава, принялась издавать пронзительные крики птицы-пересмешника.

Изнутри ей ответили тявканьем койота. Корнелия вздрогнула и возобновила свое птичье пение. Вновь послышался вой шакала.

Женщина вне себя от радости тихо пробормотала:

— Это прекрасно!

Затем подняла камень и трижды ударила по стене. После чего осторожно ползком добралась до потайной двери, расположенной у противоположной стены домика.

Двое часовых, сидя на корточках, курили и тихо переговаривались. С этими уловка не удалась, они не выпили ни грамма спиртного. Рядом с ними лежало оружие.

— Ничего не поделаешь, — проворчала Корнелия, — если б я только знала! Ну ладно, вперед… только осторожно!

Пристально вглядываясь в темноту, она вернулась на исходную точку и без лишних движений стала подниматься на крышу. Несмотря на мешающее платье, операция была проделана быстро и с невероятной ловкостью. Не теряя времени, торговка вытащила из-под юбки небольшой и толстый металлический предмет. Кажется, ломик старателя. Затем бесшумно надавила на крышу. С едва уловимым хрустом приподнялось одно из бревен. Образовалось отверстие, в которое свободно мог пролезть человек. Склонившись над дырой, Корнелия тихо произнесла:

— Флор!.. Это ты?

— Да! — тотчас ответила маленькая индианка.

— Сеньорита тоже здесь?

— Да!.. А также ее мать и отец…

— С ними все в порядке?

— Нет! Они умирают от голода и жажды!

— Черт побери! Надо принести немного воды и мяса… через пять минут вернусь.

В мгновение ока Корнелия без лишнего шума, с ловкостью обезьяны соскользнула на землю и, шатаясь, перешагивая через пьяных старателей, вернулась к повозке, на секунду пропала и затем появилась, держа в руке мешок.

Она снова взобралась на крышу и позвала Флор. Девушка поднялась на стол и ответила:

— Я здесь! Что надо делать?

— Возьми этот мешок… там вода, мясо, два заряженных револьвера… Вначале дай напиться, но только осторожно, затем накорми отца и мать. Я буду ждать здесь, не двигаясь, пока они немного не придут в себя. Иди! И делай все быстро, малышка Флор!

Маленькая и бесстрашная индианка сохраняла удивительное хладнокровие.

Ничто ее не удивило и не взволновало. На вопрос Хуаны она ответила:

— Тихо! Ни слова… поговорим позже. Солнечный Цветок бесшумно соскочила на пол, открыла мешок и поднесла к губам умирающих спасительный напиток.

Несчастные! С какой же жадностью они пили воду! Девушка подходила поочередно к донне Лауре и дону Бласу. С помощью Хуаны, поддерживающей их неподвижные головы, Флор умело и аккуратно дозировала жидкость, не поддаваясь на мольбы и уговоры дать воды побольше. Словом, мало-помалу ей удалось вернуть умирающих к жизни.

А теперь можно и поесть. Она осторожно чередовала глоток воды с небольшой порцией вяленого мяса. Проникновенно уговаривала жевать медленно и тщательно.

Так продолжалось примерно два часа! Все это время Корнелия неподвижно лежала на крыше.

Наконец донна Лаура и дон Блас почувствовали себя лучше. Еще слабые, едва отдавая себе отчет в том, что их ждет спасение, они тем не менее уже могли стоять на ногах.

Неутомимая Флор вновь поднялась на стол, приблизилась к отверстию и произнесла:

— Им лучше!

— Они могут идти?

— Да! Думаю, что да… но они прикованы к стене цепью.

— Возьми этот ломик, оторви одно звено. А я пойду, открою дверь… Если услышите крики, шум, не двигайтесь!

— Все ясно!

Корнелия поставила бревно на место, осторожно слезла с крыши и, пошатываясь, двинулась вперед. Она обогнула хижину и подошла к двери, где стояли на посту двое часовых. Беспомощно махая руками, пытаясь устоять на ногах, торговка рухнула в конце концов как раз между бандитами.

И тут произошло нечто невероятное!

С удивительной быстротой пьяная Корнелия вскочила на ноги. Жалкое создание, до сих пор качавшееся, словно марионетка[144], у которой оторвали поддерживавшие ее нитки, вдруг выпрямилось подобно стальной пружине. Последовали два быстрых молниеносных выпада рукой. Тускло блеснуло стальное лезвие кинжала.

Удар направо!.. Удар налево! Часовые, пораженные в самое сердце, замертво, без звука и стона, рухнули на землю!

— Хорошо! — прошептала удивительная женщина. Она засунула кинжал за пояс, ощупала стену хижины в поисках засова. Обнаружив, откинула его, толкнула дверь и вошла в помещение.

— Флор! Ты готова? — Корнелия низким голосом. — Сеньор и сеньора могут идти?

— Да! Они намотали цепи на пояс, чтобы было меньше шума.

— Хорошо! Выходите тихо… следуйте за мной. Хуана, поддерживая мать, вышла первой, за ней — Флор, о которую опирался дон Блас.

Вне себя от радости и удивления, не веря своим глазам, несчастные пленники двигались при свете звезд, обогнув место заточения и уходя дальше, ведомые таинственной благодетельницей.

Никто не проронил ни слова.

Несколько темных фигур лежало на земле. Это спали пьяные в стельку старатели. Спутники осторожно обошли их стороной. Показались неясные очертания огромных повозок.

— Наконец-то! Мы на месте! — Корнелия.

Бережно, с бесконечными предосторожностями, она помогла подняться наверх, под тент, донне Лауре, затем Хуане и дону Бласу. Флор, оказавшись последней, получила соответствующие наставления. Они свелись к следующему: сидеть тихо, не двигаться, что бы ни случилось, и терпеливо ждать отъезда.

Операция по спасению пленников длилась почти всю ночь. Скоро забрезжит рассвет.

Между тем Корнелия начала выказывать признаки нетерпения. Сидя сзади за тентом и рассеянно лаская лошадь, она пробормотала:

— Почему они до сих пор не дают сигнал? Что могло случиться?

Незаметно исчезли звезды, горизонт просветлел. Некоторые старатели проснулись. Они были в явно плохом расположении духа. Кто-то громко зевнул, потянулся. Пора было опохмеляться.

У первой повозки, где прятались четверо беглецов, послышались негромкие голоса. Наиболее нетерпеливые из десперадос хотели подняться наверх и налить себе вина.

Корнелия оставила свой пост, поднялась на передок и вступила в переговоры с бандитами. Начался обмен неприличными выражениями. Перепалка становилась все громче и громче. Стали просыпаться и другие головорезы. Скоро наступит день. Положение ухудшалось с каждой минутой.

— Здесь нет больше мескаля! — Корнелия. — Поищите в другой повозке… а я скоро уеду и привезу еще…

С помощью своей приятельницы она быстро запрягла упрямившихся мулов.

В это время десперадос принялись опустошать бочонки, припрятанные во второй повозке. Это был резерв! Началось столпотворение, потом чуть ли не драка… Не обращая на происходящее внимания, женщины уселись в первую повозку.

Торговки схватили вожжи и, прищелкивая языком, попытались стронуть с места мулов.

Внезапный, необъяснимый отъезд показался десперадос подозрительным. Вскоре злые, невыспавшиеся, они окружили коляску. Кто-то угрожающе взмахнул рукой.

Приятельницы быстро обменялись несколькими словами, затем Корнелия спрыгнула на землю.

Бах!.. Бах! Две мощные, смачные пощечины прозвучали, словно удары хлыста. Двое кабальеро пошатнулись и рухнули на песок.

Тотчас — еще два удара кулаком. Затрещали кости… Десперадос покатились по земле… Корнелия продолжала отбиваться… Боже мой! Она вскинула ногу и нанесла несколько великолепных ударов! Настоящая львица, которую разозлили!

В ее платье вцепились со всех сторон, и вскоре оно превратилось в лохмотья. Десперадос, получивший первую оплеуху, от которой его щека стала синей, недоуменно воскликнул:

— Глазам своим не верю! Это же мужик!

Да! Под лохмотьями можно было различить сапоги, штаны стального цвета и красный пояс ковбоя. А также пару револьверов, расписанных серебром!.. И еще индейский кинжал…

Настоящий мужчина! Его голос перекрыл стоявший вокруг шум:

— На место, негодяи! На место! Черт побери! Или я вас всех уничтожу!

Резким движением он, словно нитку, оборвал конец лассо, за который была привязана к задку повозки лошадь. Прыжком ковбой вскочил на коня, стоявшего без уздечки и седла.

Его вновь окружили. Пораженные десперадос не переставая кричали:

— Мужик! Это мужик!

— Да, да! Черт побери! — мнимая Корнелия, которую на самом деле звали Стрелок Джо!

— Вперед, мамита! Вперед! Смелей! Мамита! Смелей!

Таким образом, вторая товарка оказалась отважной мулаткой.

Она сильно хлестнула мулов и отпустила вожжи. Четверо животных устремились вперед. Под колесами повозки остались двое кабальеро, неосторожно попытавшихся остановить мулов.

В тот же миг Джо характерно прищелкнул языком. Конь, а это был Боб, великолепный скакун Железного Жана, хорошо знал Джо, любил его, повиновался ему, как своему хозяину. Разрисованная лошадь, вся в каких-то мнимых царапинах и ссадинах, делавших ее похожей на старую клячу, временно поступила в распоряжение метиса.

Услышав знакомый сигнал, Боб яростно заржал: это был его боевой клич. Неожиданно конь начал брыкаться передними и задними копытами. Словно ураган, носился он среди десперадос, нанося мощные удары, от которых трещали кости перепуганных кабальеро.

К тому же Боб начал кусаться! Он снимал скальпы, сдирал с лица кожу, оставляя на теле ужасные раны.

Великолепно дрессированный, повинующийся малейшей команде, конь обогнал повозку и, раскидав людей, освободил залитый кровью проход.

Управляемая умелой рукой мамиты, упряжка во весь опор помчалась вперед, удаляясь все дальше и дальше в степь.

Между тем десперадос, оправившись от потрясения, довольно быстро пришли в себя. Их много, и они, надо отдать им должное, были бесстрашны! Бандиты решили во что бы то ни стало отомстить за гибель своих товарищей и собственное унижение!

В это время в лагерь прибыл Андрее. Он обнаружил трупы двух часовых, открытую дверь и пустую хижину.

Издав звериный рык, бандит во все горло заорал:

— По коням! По коням! Черт побери! Они мне нужны живыми или мертвыми! Пятьсот унций золота тому, кто их схватит!

В мгновение ока разбойники взнуздали оставшихся лошадей и вскочили в седла, готовые устремиться в погоню.

— Вперед! Быстро! — Андрее, оказавшись впереди своей банды.

В тот же миг, невесть откуда, на десперадос налетела группа всадников.

Примерно дюжина людей на лошадях ворвалась на территорию прииска. Потрясая оружием, они кричали что-то воинственное.

Во главе группы, выпрямившись на стременах, мчался Гарри Джонс. Рядом, на пегой лошади, достойной ученице Боба, — Железный Жан.

ГЛАВА 6

Первая стычка. — Между равниной и горами. — Ущелье. — Окружены! — Отступать некуда. — Вверх по склону. — Подвиг Джо. — Истребление мулов и бандитов. — Спасение. — Опять вместе! — Дон Блас и Железный Жан. — Сбитая спесь[145]. — Благородные слова Гарри Джонса.

Старатели во главе с Железным Жаном и Гарри Джонсом налетели словно ураган. Плотная, компактная группа нападавших рассеяла немногочисленных десперадос, отставших от основного отряда бандитов.

— Не стреляйте! Предоставьте это нам! — Железный Жан своим новым друзьям.

Он взял по револьверу в каждую руку и добавил:

— Гарри, будем действовать вдвоем!.. Я начинаю первым!

От банды Андреса, насчитывавшей примерно сотню головорезов, их отделяло уже не более пятидесяти метров.

На полном скаку, не снижая скорости, Жан открыл беглый огонь. Яркие вспышки, быстрые, короткие звуки выстрелов, облачка белого дыма, затем свист пуль. И тотчас, там, среди растерявшихся бандитов, возникло внезапное столпотворение.

О! Какой великолепный стрелок! Все пули попали точно в цель. В плотных рядах противника образовалась брешь[146]. Потеряв уверенность, бандиты замедлили бешеный галоп.

— Ваша очередь! — звонко воскликнул Жан.

Искусный всадник-гигант Гарри Джонс умело направлял свою лошадь одной ногой и шпорой. Он вскинул оба револьвера и нажал на спусковые крючки.

— Браво, мой дорогой, отлично! — Жан. Разгоряченные старатели также не скрывали своего восхищения.

Несколько человек упали, брешь еще более расширилась. Страх начал овладевать бандитами. Это было видно по тому, как шарахались лошади и пригибались всадники. А там впереди, не сбавляя скорости, закусив удила, продолжали мчаться мулы.

Несмотря на огромные камни, глубокие колдобины, ужасную тряску, рискуя разлететься вдребезги, повозка удалялась все дальше и дальше.

Прииск давно остался позади. Ни ручейка для отмывки песка, ни аккуратных прямоугольных канав, никаких земляных насыпей, мусора. Зато множество других препятствий. Постепенно долина расширилась. Слева простиралась равнина, справа показалась гора. Джо, скакавший впереди на могучем Бобе, произнес:

— На горе нам будет легче скрыться! Обернувшись, он крикнул:

— Направо, мамита!.. Направо!

И направил Боба по дороге к вершине. Беглецы устремились вперед по узкому, шириной пятьдесят метров, ущелью.

Внезапно послышался громкий свист. Затем последовала короткая команда. Тотчас отряд Андреса, преследовавший повозку, стал поворачивать влево. Отказавшись от погони, бандиты бросились к равнине.

Проход был свободен! Жан, Гарри, удивленные старатели не мешкая поскакали дальше, следом за повозкой.

Теперь можно было перевести дух!

Жан, однако, почуял неладное. Этот непонятный маневр[147] обеспокоил нашего героя. Он прекрасно понимал, что Андрее не из тех, кто просто так отпускает свою жертву. В чем же дело?

Бешеная скачка помешала ковбою поделиться тревогой с Гарри и старателями. Впрочем, в этом не было смысла, поскольку никто из них не знал местности.

Прошло более двух часов. Казалось, все осталось позади. Внезапно Жан громко выругался.

— Проклятье!.. Посмотрите, Гарри, ущелье сужается! Ширина горловины уже не более двадцати пяти метров!

— Ну и что! Проскочим!

— Вот почему десперадос отказались от погони! Чтобы ждать нас в конце этой проклятой теснины!

— Ничего страшного, — спокойно ответил американец, — придется подраться.

— Это точно… И нам будет нелегко.

Еще одно лье миновали. Джо, внимательно посматривая по сторонам, скакал в пятистах метрах впереди. Вдруг он развернулся и вихрем помчался назад. Метис сделал знак рукой и громко закричал:

— Стой! Мамита… оставайся на месте!

Повозка тотчас остановилась. Джо объехал упряжку и приблизился к Железному Жану.

— Что случилось, браток? — обеспокоенный молодой человек.

— Нам не везет!.. Каньон заканчивается узкой расщелиной… Там сможет пройти лишь один всадник, да и то вряд ли!

— Дьявол! Мы в ловушке… Тогда — назад!