ГЛАВА V

Какое-то безумие, какой-то золотой бред мгновенно охватил всех при вести об открытии «Матери золота»; только бесстрастный индеец, не знавший цены золота, и рассудительный ученый Леон Фортен не разделяли общего восторга. Между тем благородный металл действительно был здесь в изобилии, виднеясь всюду толстыми пластами среди каменных глыб.

Индеец был прав: передними была настоящая, феноменальная залежь чистого золота, сплошной слиток, представлявший собой целый пласт на высоте полутора сажен от земли.

Лестанг с неописуемым восторгом простер руки, воскликнув:

— Вот именно так я и представлял себе эту «Мать золота»! Да! Сразу видно, что здесь золота на многие миллионы.

Дюшато тоже обезумел.

— Жанна, дитя мое, — кричал он в восторге, — теперь мы с тобой богачи! Теперь мы будем счастливы и можем делать много добра!..

Жан на радостях дал несколько выстрелов в воздух, а Редон громко воскликнул:

— Да здравствуют морозы и мы… и все, и все!.. Ура!

— Все они обезумели, их хоть веревкой вяжи! — шепнул Леон Марте.

— А вас, друг мой, это нисколько не волнует?

— Нет, я даже сам себе удивляюсь, или, быть может, вид этих маньяков, изображающих в данный момент что-то очень похожее на пляску медведей, так расхолаживает меня, только я не испытываю ни малейшего волнения при виде этих сказочных богатств!

Между тем проводник, открывший людям это сказочное богатство, безучастно смотрел на все, происходившее вокруг него, небрежно прислонившись к откосу скалы.

После первых минут дикого восторга, доходившего до безумия, разум начал входить в свои права, и Дюшато первый заявил, что необходимо придумать какое-нибудь средство добыть хоть часть этого золота.

— Добыть! Но как? Никакие металлические орудия не возьмут этот кварц — все наши усилия будут тщетны! — вздыхал Лестанг.

— Несколько зарядов динамита сделают свое дело за несколько минут! — утешил его Леон.

— Да, правда! Динамит мигом поможет нашему горю!

Действительно, в ледяных равнинах Клондайка, где рабочие руки так дороги и работа так страшно тяжела, горящие нетерпением золотоискатели постоянно прибегают к помощи динамита, запас которого имелся под рукою и у наших друзей. Они заблаговременно позаботились захватить его с собою, но оказалось, что динамитные шашки совершенно замерзли. Тогда Дюшато, Поль, Леон, Жан и Лестанг взяли но снаряду и спрятали каждый свой снаряд под одежду, чтобы дать ему оттаять. Затем старый Лестанг и Леон стали отыскивать в скале трещину или щель, куда бы можно было заложить шашку. Случай помог им, а через полчаса снаряды уже достаточно оттаяли от соприкосновения с человеческим телом. Немедленно принялись за дело. Пока Леон с помощью Лестанга подготавливал взрыв, другие отводили подальше сани и собак. Наконец, когда все было готово, Леон подошел к фитилям с дымящимся трутом, спокойно зажег их и потом сам отошел в сторону. Прошло минуты четыре. Вдруг послышалось что-то похожее на глухой подземный удар, затем последовало непродолжительное землетрясение, земля как будто дрогнула под своим снежным покровом, и высокий белый столб дыма поднялся к небу. После этого раздалось еще несколько глухих раскатов, наконец, целый град обломков взлетел в воздух и посыпался во все стороны, как при извержении вулкана. Собаки страшно взвыли и пустились бежать; люди же, точно повинуясь могучему инстинкту, ринулись вперед к месту взрыва. Часть отвесной скалы оказалась взорванной, и ее черные, еще дымившиеся обломки валялись всюду, на расстоянии пятнадцати сажен. Часть металлического пласта также отделилась, и обнаженный разрез выступил ярко-желтой, блестящей полосой на темном фоне скалы. Индеец не мог надивиться тому, что только что видел: взрыв представлялся ему невероятным, сверхъестественным колдовством.

Все устремились к громадной глыбе металла, весом не менее двадцати пудов, и прежний безумный восторг был уже готов снова охватить их, но несколько недоверчивых слов Леона и его скептическое отношение к этому сказочному богатству невольно остановили этот новый порыв. Нагнувшись и подняв с земли осколок величиною с крупный орех, он с минуту внимательно рассматривал его, затем проговорил как бы про себя: «Дурной цвет и скверный вид!»

Все сердца ускоренно забились, дыхание стеснилось в горле, все подвинулись ближе к нему. Между тем он, сильно потерев кусок металла о свою меховую куртку, затем поднеся его к носу, продолжал: «Скверный запах!»

— Что вы хотите этим сказать? .. — спросил его дрожащим от волнения голосом Лестанг, у которого даже в глазах стало мутиться от волнения. — Вы пугаете меня… Скажите же нам что-нибудь… голова у меня идет кругом!..

— Увы, мой бедный друг, — произнес Леон. — как ни неприятно мне разочаровывать вас, но я должен сказать, что это не золото… а просто медь!

— Медь! Медь! — повторило несколько голосов, полных отчаяния.

— Возможно ли, о Боже!..

— Правда, зато это превосходнейшая руда, когда-либо существовавшая в целом мире! — продолжал Леон, который до известной степени был уже подготовлен к подобному разочарованию, основанному на упорстве его непогрешимой леониевой стрелки.

— Медь! Это медь! Значит, этот индеец — наглый лжец и обманщик! — раздраженно воскликнул Дюшато. — Значит, он насмехался над нами!

— Но ты вполне уверен в том, что это медь? — спросил Поль Редон своего приятеля. — Докажи нам!

— Смотри, — ответил молодой ученый, — ты, очевидно, слышал о существовании пробирного камня?! Это — особого рода твердый базальтовый камень, посредством которого испытывают золото. Кусок испытуемого металла трут о пробирный камень, на котором остается желтая полоса от легкого слоя металла, приставшего к шероховатой поверхности камня. На эту-то желтую полосу наливают несколько капель соляной кислоты, и если данный металл -медь, то она мгновенно исчезает, так как медь растворяется в соляной кислоте; если же золото, то оно останется без изменения вследствие своей безусловной нерастворимости… Все это мы имеем здесь под рукою, стоит только достать из саней…

— Не утруждайте себя напрасно, мосье Леон, — вмешался старый Лестанг разбитым голосом, — я могу похвалиться двадцатилетним опытом рудокопа и могу смело подтвердить, что вы правы! Это действительно медь… стоит только попробовать на язык… Да и как можно серьезно смешивать такой подлый металл с настоящим золотом?! — презрительно добавил он. — Правда, в первый момент я хотел себя уверить, что это и есть та самая «Мать золота», о которой я мечтал столько лет, целую четверть столетия. Да, но…

— Все это вина этого индейца! — воскликнул Дюшато, не находивший в себе той покорности воле судеб, какую проявлял его приятель, старый рудокоп.

— Как же ты обещал нам золото, а ведь это простая медь? — с раздражением обратился старый канадец к индейцу.

— Я не знаю, что значит золото и медь, — спокойно отвечал тот, — знаю только, что я обещал Лестангу указать ему и его бледнолицым друзьям место, где много-много желтого железа или, как вы говорите, желтого металла! Скажи, разве это не металл? Разве он не желтый? Разве его здесь не много? Не страшно много? Отвечай, так это или нет?

— Да, так!

— Так на что же ты жалуешься?

— И ради этого мы претерпели столько мучений!.. — задумчиво проговорил Лестанг. — А все-таки существует пресловутая легенда о «Матери золота», и легенда эта не пустой вымысел! — закончил он.

— Что ни говори, а я весьма опасаюсь, что эта «Мать золота» — то же Эльдорадо полярных стран, иначе говоря — плод воображения! — произнесла Жанна. — Но вы не знаете, что такое Эльдорадо! Я сейчас объясню. Близ экватора, в Гвиане, также стране золота, где царит не мороз, а страшная жара и невыносимый зной, сохранилось предание, что где-то в таинственном, почти никому недоступном месте, стоит громаднейший, великолепнейший дворец -Эльдорадо, то есть золотой, принадлежащий одному знатному властелину, богатств которого нельзя и счесть. Весь его дворец, гласит молва, из литого золота, вся мебель, утварь, украшения, словом, все, даже статуи, изображавшие людей в натуральный рост, — все из литого золота. Замок этот, или дворец, люди отыскивали в течение нескольких веков, и многие пали жертвой своей страсти. Но вот однажды кому-то случайно посчастливилось найти громаднейший грот, поддерживаемый бесчисленными колоннами, где все горело и блестело, как чистое золото: в пещере двигались люди, совершенно нагие, но походившие на золотые статуи в натуральную величину. Оказалось, что стены грота, колонны и самый грот снаружи и даже люди — все это было натерто порошком слюды.

— Что же теперь делать? — задали все вопрос.

— Забыть о своем разочаровании, не оглядываться назад и бодро идти вперед! — отвечала Жанна.

— Да, дитя мое, ты права! Я был жестокий безумец, когда так резко и неблагодарно отнесся к этому бедному индейцу! — произнес Дюшато. — Он неповинен, так как для него нет разницы между золотом и медью. Он сдержал свое обещание и самоотверженно переносил ради нас все, не рассчитывая ни на какое вознаграждение. Я того мнения, что его следует вознаградить за его труды и доброе намерение.

— Да, да! — хором поддержали все.

— Брат мой, ты сдержал слово; не твоя вина, что и ты, и мы обманулись! — продолжал он, обращаясь к краснокожему. — Видишь эти сани со всем их снаряжением, с поклажей и собаками? Возьми их, они твои!

Такого рода подарок в полярной стране представляет собою громадную ценность, особенно для индейца, который ничего не имеет и постоянно ведет самое жалкое существование. Индеец едва мог вымолвить несколько слов благодарности от душившего его волнения долго-долго смотрел он на свои санки, на собак, на тщательно увязанные тюки и упряжку и, наконец, произнес:

— Ax… белые люди — добры и щедры! Серый Медведь никогда не забудет этого: он будет братом для белых. Прощайте! — С этими словами он один тронулся в путь и вскоре исчез во мраке.

— А мы что будем делать? — осведомился Редон.

— Вернемся немедленно в медвежью пещеру, — был ответ Леона.

ГЛАВА VI

Возвращение при таких условиях, когда температура упорно держится на 50° ниже нуля, когда возбуждение, поддерживавшее бодрость и силы, исчезло, сменившись унынием, было нелегким. Ко всему этому присоединились еще опасности, грозившие со стороны свирепого, хитрого врага — волков, ужасных полярных волков. Животные эти, обладающие поистине удивительным обонянием, чуют на громадном расстоянии всякую живность, человека, собаку или какое-либо другое животное, и потому не удивительно, что уже на второй день обратного путешествия наших друзей они появились вблизи поезда. Резкий, хриплый вой этих вечно голодных разбойников преследовал путников среди томительного полумрака полярной ночи. К счастью, мужчины, скорее, впрочем, по привычке, чем из предусмотрительности, имели при себе ружья и потому не испугались непрошеных гостей. Зато собаки, охваченные паническим ужасом, вдруг остановились и, сбившись в кучу, жались к ногам людей или прятались за сани.

— Берегите заряды! -вскричал канадец, видя, что его товарищи готовы дать общий залп в громадную стаю волков, выделявшуюся темным пятном на белом снегу.

Мужчины и женщины выстроились полукругом, представляя сплошной ряд ружейных стволов; но против них была целая армия волков, по меньшей мере штук двести. Фосфорический блеск их глаз виднелся уже на расстоянии пятидесяти шагов. Лестанг первый дал выстрел — и один из волков передовой линии упал на месте, смертельно раненный. За этим выстрелом последовал целый ряд выстрелов — и полдюжины волков не стало. Выстрелы раздавались подобно грому в морозном воздухе снежной пустыни. Испуганные в первый момент волки на минуту приостановились, но затем устремились с новою силой на наших друзей.

Пальба продолжалась. Но если из семи зарядов каждого винчестера не останется ни одного, что тогда делать, как отразить страшное нападение голодных волков?

— Вот заряженный винчестер! — проговорил Редон, принимая из рук соседа уже разряженное ружье и вручая ему свое, с полным рядом патронов, и так продолжал заряжать для других одно ружье за другим из большого ящика с патронами, который он достал из саней и держал открытым перед собой.

Еще две атаки были с успехом отражены отважными путешественниками — и более половины волков полегло под этим почти непрерывным огнем. Наконец звери перестало подступать; фосфорический блеск их глаз как будто угас, затем послышался хруст костей и слабый вой, точно плач ребенка: очевидно, уцелевшие пожирали теперь убитых и раненных собратьев.

— Ну, я думала, что нам пришел конец! — сказала Жанна, с видимым облегчением опуская свое ружье.

— Однако, как это ни прекрасно, что они отстали от нас, а все-таки у меня руки замерзли, особенно правая, — сказал Жан.

— И у меня тоже!.. И у меня!.. И у меня!.. — послышалось со всех сторон.

— А у меня руки теплые! — подсмеивался над ними Редон.

— Быть не может?! Вы — вечный зяблик!..

— Честное слово1 Последуйте только моему примеру, и вы легко поверите: грейте руки о горячие стволы ваших ружей! Это прекраснейший способ!

— Да, но что нам делать теперь?

— Бежать, — отвечает Лестанг, — теперь волки занялись своим делом, и дня два их не отогнать от этого места, а мы за это время успеем далеко уйти, так что, когда они опять проголодаются и вспомнят о нас, нас и в помине не будет. Не так ли, друзья?

— Да! Да! Вперед, не теряя времени! — согласились все.

Собаки, обезумевшие от близости волков, и без того так и рвались вперед; их едва можно было удержать на месте. Вся маленькая экспедиция тронулась с места и без оглядки полетела вперед, сколько хватало сил.

Измученные, падающие от усталости, наши путники остановились на ночлег среди равнины, где, разбив палатку и сварив ужин, обогрелись, насколько было возможно. Собак же пришлось стреножить, чтобы они не разбежались: воспоминание о волках, очевидно, преследовало их и теперь. К счастью, ночь прошла благополучно, и после десятичасового отдыха наши друзья снова пустились в путь. Новый день прошел так же, как и остальные дни их пути: тот же привал, та же процедура, но теперь они уже стали немного успокаиваться, так как волки не показывались. Однако канадцы, знавшие упорство волчьей натуры, не рассчитывали, что опасность совершенно миновала, и были постоянно настороже.

Вдруг Жан, шедший в хвосте поезда и поминутно оборачивавшийся назад, крикнул «волки!» и, не теряя ни минуты, вскинул свое ружье к плечу и выстрелил. Дюшато сделал то же. После этого они стали стрелять поочередно, и каждый выстрел убавлял число врагов. По прошествии нескольких секунд штук двенадцать уже выбыло из строя; уцелевшие волки приостановились, но все-таки не обратились в бегство: очевидно, голод их был сильнее страха, они стали под выстрелами, как и в тот раз, пожирать павших.

Этим временем и воспользовались наши друзья, поспешив к своей медвежьей пещере, где они могли быть в полной безопасности и от стужи, и от зверей, и от людей, особенно с такими большими запасами всего необходимого, какие имелись у них. Но — увы! — по мере того, как они стали подвигаться на своем пути, и волки последовали за ними; только наученные горьким опытом, они не нападали сплошною стаей, а отдельными, разрозненными группами в пять-шесть штук, зато сразу со всех сторон. Пришлось расстреливать их чуть не поодиночке, что под силу только искусным стрелкам. Наконец четвероногие хищники как будто поотстали; пользуясь этим, истомленные путешественники сделали привал, поужинали и расположились на ночлег. Пока они спали, собаки перегрызли свои путы и пустились бежать в разные стороны, чуя за собой близость погони. Но на каждую из них пришлось по десятку волков… Между тем наши друзья, только пробудившись, с ужасом заметили отсутствие собак. Как же быть с санями? Волей-неволей пришлось тащить их на себе, тащить по глубокому снегу и вместе с тем обороняться от волков и быть настороже каждую минуту.

До медвежьей пещеры оставалось еще два дня пути, В первую очередь впрягались в сани Леон, Дюшато и Редон, а обе девушки, Жан и Лестанг подталкивали сани сзади. Это было очень трудно, и не раз наши друзья спотыкались и падали, проклиная убежавших собак. Но делать было нечего, и скрепя сердце, обливаясь потом, все продолжали путь. Наконец показалась и медвежья пещера.

— О! — со стоном вырвалось из груди каждого. — Мы спасены!

Напрягая последние силы, несчастные достали из саней свои меховые мешки, служившие им постелями, втащили их под своды пещеры, где царила сравнительно сносная температура, затопили печь, зажгли лампу. Но ни у кого не хватило сил приняться за приготовление ужина; ни у кого не хватило сил бороться с непреодолимой сонливостью, и все, кое-как устроившись, немедленно завалились спать. Тяжелый крепкий сон сковал их веки; казалось даже, пушечный выстрел был бы не в состоянии разбудить теперь измученных людей. Между тем Портос, единственный верный пес, оставшийся при своем господине, давно уже стал рычать и злиться, наконец громко залаял и выскочил наружу, оскалив зубы и ощетинившись, как еж.

Более сильный и чуткий, чем остальные, Жан, сделав над собой усилие, встал, едва держась на ногах. Вдруг ему стало ясно, что там, перед пещерой, происходит нечто необычайное. Очнувшись окончательно, он ползком направился к выходу, следом за своим верным Портосом: здесь, потерев лицо снегом, чтобы отогнать одолевающий его сон, он дополз до собаки, схватил ее за ошейник и вместе с нею исчез во мраке. Остальные продолжали спать мертвым сном.

ГЛАВА VII

Трудно сказать, сколько времени продолжался этот тяжелый сон, похожий скорее на летаргию, во всяком случае, несколько часов, после чего наступило ужасное пробуждение, Жан не вернулся в пещеру, но никто даже не подозревал об его отсутствии. Вдруг почва заколебалась, точно от землетрясения, как будто готовая осесть под спящими — и пещеру потрясло до самого основания. Одновременно с этим раздался оглушительный удар — и целый град обломков обрушился внутри пещеры, как при взрыве. Душераздирающие крики вырвались у внезапно пробудившихся, они стали окликать друг друга голосами, полными ужаса и отчаяния.

— Жанна! Жанна, где ты? Где вы? — восклицали одновременно Дюшато и Редон.

— Марта! Жан! — звал Леон.

Но никто из них не услышал ни звука, ни слова в ответ.

— Лестанг! Лестанг! — кричали несчастные.

— Я здесь! — отозвался старый рудокоп. — А молодежь-то где? Господи Боже! Да где же они?

— Огня! Огня! Скорее огня! — кричал Редон.

У каждого постоянно были: при себе кремень и огниво, коробка спичек и свеча в небольшом футлярчике. Канадец проворно зажег свою свечу и прежде всего осмотрел постели. Постель Жана не только была пуста, но и совершенно холодная, как и постели обеих девушек; следовательно, их отсутствие продолжалось уже некоторое время. Это необъяснимое исчезновение товарищей до того поразило наших друзей, что они даже забыли на мгновение о страшном взрыве.

Мужчины направились к выходу, чтобы взглянуть, что там снаружи, но, к их удивлению, самого выхода уже не было: взрыв уничтожил его, завалив громадными обломками. Несчастные были теперь заживо замурованы в этой пещере.

— Черт побери! Что же случилось? — воскликнул журналист. — Вероятно, произошел какой-ни6удь обвал вследствие геологических явлений. Но у нас есть инструменты, мы дружно примемся за дело и откроем себе выход и…

— Да разве ты не чувствуешь запаха? — прервал его встревоженным голосом Леон. — Ведь это — запах динамита!

— Да, да… но неужели ты полагаешь, что это был умышленно подготовленный взрыв? Кто же мог это сделать?

— Кто?! Да те, кто увезли наши сани, похитили наших дорогих спутниц и Жана…

— Эх, черт возьми! А ведь ты, пожалуй,, прав! Нас предварительно ограбили: ведь и сани исчезли… а я готов был допустить все, что угодно, кроме умышленного злодеяния… Это весьма похоже на дело рук «Красной звезды»!

— Да, я думаю о том же, именно это и пугает меня! — сказал Леон.

— Как бы то ни было, нам следует как можно скорее приняться за дело! Где наши заступы и кирки?

— Да я же тебе говорю, что они унесли решительно все: и оружие, и инструменты, и съестные припасы, словом, все!

— Будем искать выход, — заявил решительным тоном Дюшато, — здесь ютились двое медведей, следовательно, в пещере должен быть еще другой выход!

— Да, это весьма возможно, надо постараться его найти! Прежде всего осмотрим коридор, из которого проникли к нам в пещеру эти медведи. Я пойду вперед, следуйте за мной, друзья! — произнес канадец. Они вошли в коридор, широкий и высокий вначале, но затем постепенно суживавшийся и шедший книзу, так что местами приходилось пролезать ползком. Кроме того, временами становилось настолько душно, что несчастные стали бояться задохнуться от недостатка воздуха. Наконец они очутились в своего рода яме, где можно было стоять во весь рост. Яма эта из мелкого, мягкого песка имела от двух с половиной до трех сажен в диаметре и вся была устлана мягким мхом, на котором еще валялись там и сям обглоданные кости.