Капитан Сорви-голова (№1) - Ледяной ад

Ничто не могло остановить этого безумия, этой алчности, этой дьявольской погони за миллионами. Мученики «ледяного ада» падали, умирали, но, несмотря ни на что, число их все увеличивалось. Впрочем, впоследствии, когда первое волнение, произведенное вестью о клондайкском золоте, прошло, приняты были некоторые меры для поддержания порядка и спасения несчастных от гибели: образовались общества для упорядочения прибытия и отправления золотоискателей, в газетах и журналах стали появляться различные путеводители с полезными советами, перечислением необходимых в тех краях предметов и обозначением их стоимости, с некоторыми сведениями о местных требованиях гигиены и важнейшими географическими указаниями. Были также приняты меры к облегчению трудностей ужасного перевала через Чилькот. Были даже попытки устроить зубчатую железную дорогу в ожидании постройки настоящей железнодорожной линии, проведенной два года спустя через Вайт-Пасс, перевал, соседний с Чилькотом.

Однако в ожидании более удобных путей сообщения и бедные, и богатые, и сильные, и слабые, словом все решавшиеся на это путешествие зимой, принуждены были выносить бесчисленные мучения и трудности, чтобы в конце концов умереть мучительной и страшной смертью среди этого «ледяного ада». Те же, что были достаточно разумны, чтобы дождаться весны, совершали это путешествие водой быстро и даже приятно.

ГЛАВА II

Впечатления лицеиста. — Новые друзья. — Канадец и его дочь. — Что следует запасать, отправляясь в Клондайк. -Летнее путешествие. — От Ванкувера до Скагуэя. — Перевал мертвой лошади. — От Скагуэя до озера Беннет. — На пути в Доусон-Сити.

— Ну, что вы скажете об истекших двух неделях? — спросил Редон молодого лицеиста.

— Это какой-то сон, какая-то феерия! — отвечал тот. — Я страшно восхищен! Этот неожиданный отъезд из Гавра, прекрасный переезд через Атлантический океан, неделя в Нью-Йорке, затем Монреаль, путешествие по Канадской тихоокеанской железной дороге и, наконец, Ванкувер? Мне просто даже не верится, что все это не сон, а действительность!

— Да, да, Жан прав, — хором воскликнула вся маленькая компания, — все мы того же мнения, что это путешествие прелестно!

Двое посторонних, прислушиваясь к их восторженным возгласам, приветливо улыбнулись. То был громадного роста плечистый человек, с ясным, светлым взглядом в крупными грубоватыми чертами лица, носившего на себе отпечаток недюжинной энергии, чистосердечия и удивительного добродушия. На вид ему можно было дать не более тридцати пяти лет, хотя в сущности ему было сорок пять, если не все пятьдесят. Рядом с ним стояла молодая девушка, красивая, рослая, румяная, с густой каштановой косой, большими синими глазами, с кротким и в то же время смелые и решительным выражением, несколько похожая на своего спутника. Очевидно, это были отец и дочь.

— Ну, а вам, господин Дюшато, эти шесть суток в железнодорожном вагоне не показались скучными и утомительными?

— О нет? Мы, канадцы, неутомимы, а радость встречи знакомство с настоящими французами заставили нас совершенно позабыть о скучном пути! Я уверен, что моя дочь Жанна того же мнения! Вы не поверите, господа, как все мы, канадцы, сердечно привязаны к Франции, которую, несмотря ни на что, продолжаем считать своей настоящей родиной. Мы счастливы, когда судьба сталкивает нас с людьми, прибывшими прямо оттуда, С нашей далекой родины!

— Со своей стороны, мы можем сказать, что считаем за счастье встречу с вами, так как от самого Монреаля вы не переставали быть для нас самым внимательным и заботливым гидом, руководителем и советником, без которого нам трудно пришлось бы, — сказал журналист. — Вы запасли для нас и полную экипировку, и все съестные припасы, на что без вас мы потратили бы не менее недели, да и обошлось бы это нам втрое дороже!

— Э, господа, стоит об этом говорить! Ведь вы же наши земляки! Случай столкнул нас в Монреале. Мы с дочерью отправляемся в Клондайк, вы едете туда же; мне издавна знакома эта страна, а вы новички. Как же мне не помочь вам при моем опыте?!

Разговор этот происходил в общей столовой, откуда все перешли в комнаты, загроможденные самыми разнородными предметами.

Громадный ньюфаундленд с умными глазами внимательно следил за всеми, ласково виляя хвостом.

— Вот, господа, — говорил канадец Дюшато, — вот это необходимая обувь для четверых мужчин и двух дам… Шесть пар резиновых сапог, шесть пар кожаных, шесть пар сапог, подбитых гвоздями, шесть пар лыж и шесть пар мокасин из оленьей шкуры!

— И только? ..

— Все это необходимо в стране льдов и снегов! А вот и чулки: сперва носки шерстяные, потом чулки пуховые, чтобы надевать поверх носков, и, наконец, меховые чулки, что одевают поверх всего!

— Но у нас будут ноги как у слонов! — воскликнул журналист.

— Да, конечно, будет толстовато, особенно с шерстяными кальсонами, теплыми панталонами, меховыми штанами и парусиновыми шароварами, которые придется надевать сверху!

— Ну, нечего сказать, завидная перспектива! Да в таком наряде и двигаться-то нельзя!

— Морозы здесь суровые, и надо защищать себя от холода! — наставительно и деловито проговорил канадец.

— Ой, да я не хочу здесь зимовать! Я — ужаснейший зяблик!

— Что делать! Здесь никогда нельзя поручиться за то, будешь ли зимовать, или нет. Иной год здесь лето длится четыре месяца, а иной год -два; холода могут застигнуть невзначай, и тогда волей-неволей нельзя будет двинуться с места!

— Боже правый! Что же будет со мной, если я так боюсь стужи, с моими нервами, столь чувствительными к холоду, при морозе в 50° ниже нуля! Я не выживу! — воскликнул журналист.

Слушая все эти вопли, Дюшато не мог удержаться от улыбки и продолжал:

— Мы купили фланелевые рубашки, шерстяные куртки, шерстяную верхнюю одежду и, сверх этого, капюшоны, подбитые мехом! А это вот меховые колпаки для головы. Видите, как тепло и удобно! Для рук же, которые очень чувствительны, заготовлено по две пары перчаток и по паре меховых митень.

— И это все?

— Ах, нет! Еще полный комплект непромокаемой одежды… Знаете, клеенок матросских! Не забыли и каучуковые плащи.

— Но тогда потребуется канат, чтобы мы могли сдвинуть с места наши драгоценные тела, отягченные тремя, четырьмя, пятью обертками!

— Не бойтесь, вы пойдете легко, как если б ничего на вас не было, полетите в холодном воздухе с легкостью птиц!

Молодая девушка, Леон и Жан залились веселым смехом.

— С одеждой покончено, — продолжал канадец, сохраняя свою серьезность, — теперь надо немного белья, платков и салфеток; затем, меховые мешки-постели, одеяла и меха… Наконец, я купил еще две печки и две палатки! Видите, как хорошо! Это покрывала из просмоленного полотна для наших тюков, содержащих от семидесяти до восьмидесятифунтов каждый, а в снегу еще есть масса вещей: кухонные принадлежности, железные тарелки и блюда, вилки, ложки, ножи; стаканы, различные инструменты, ящики для промывания золота, веревки, пакля, пилы; гвозди, топоры, ножницы, точильный камень, рыболовные снасти, прекрасные багры и красивая коллекция удочек, бечевочек, нитки, иголки, булавки, шерсть, дымчатые очки для защиты от снежной белизны, табак, фитили, спички, охотничьи ножи, ружья и патроны, сетки от москитов и масло для них.

— В снегу-то москиты?

— Сейчас лето, сударь! Тучи насекомых, голодавших всю зиму, не пощадят нашу кожу. Теперь перечислим съестные припасы; они остались в магазине, где под моим наблюдением были упакованы приказчиками. Там есть: пшеничная мука, овсяная крупа, морские сухари, сахар, сушеные яблоки и лук, сушеный картофель, овощи для супа, шпиг, масло, соль, перец, горчица, сушеная шептала (Шептала— сушеные персики, привезенные из Азии.), сушеный виноград, рис, чай, искусственная закваска, ящик с различными консервами, плитки лимонного сока. За исключением небольшого лакомства для дам, это все!

— Прекрасно! Какая жалость, что там так холодно зимой, а то путешествие превратилось бы в прекрасную увеселительную прогулку!

— Зато лето начинается, и вы можете наслаждаться жарой и москитами. Здесь жара коротка, но поистине адская. А теперь, дорогие соотечественники, если вы действительно торопитесь с отъездом и не желаете даром тратить время, — за работу! — Подавая пример, канадец схватил мешок, спрятал в него несколько вещей, измерил глазом тяжесть и объем, завернул, округлил, пристукнул и сказал:

— Видите — это совсем не трудно! Несколько оборотов просмоленной бечевки, крепкие узлы, и готово.

Примеру его с готовностью последовали молодые люди и девушка. Все работали безостановочно, и мало-помалу груда пакетов уменьшалась, а соответственно этому куча тюков, более или менее однообразных, возросла. Все-таки потребовалось не менее десяти часов усиленной работы, чтобы покончить с этим делом, от которого зависел сам успех экспедиции. Когда же наконец все было готово, канадец, взяв банку сурика и громадную кисть, изобразил несколько условных линий на каждом тюке, чтобы их можно было узнать с первого взгляда.

Настала ночь. Французские путешественники планировали короткую поездку в город Ванкувер, но Дюшато восстал против этого.

— Вы посетите его на обратном пути, когда мы будем миллионерами… Дорога каждая минута! Мы поплывем на борту «Гумфри», который отправляется завтра днем… Сейчас унесут наши тюки… Вот носильщики… плуты зарабатывают по шестидесяти франков в день. Я называю отель… мы переезжаем улицу… по другой стороне, в пятидесяти шагах — пристань. Вот номера наших кают. Понесем лучше сами наш ручной багаж, для большей сохранности.

Они вышли и в толпе людей, державших мулов, тащивших дроги, сгибавшихся под тяжестью груза, достигли пристани, у которой свистел, качаясь и выпуская клубы дыма, большой пароход.

Дюшато последним переправился через мостик с собакой Портосом. Суматоха кончилась. Все стиснуты, как сельди, но у каждого пассажира свое место за столом на нижней палубе, а для привилегированных — на верхней. Наши друзья устроились попарно: Марта Грандье в одной каюте с Жанной Дюшато, Леон Фортен с Жаном Грандье, Поль Редон с Дюшато; к последним присоединился и добродушный Портос.

Через пять с половиной дней пароход достиг Скагуэя, конечного пункта своего пути. Началась высадка и таможенные формальности, так как Скагуэй лежит на американской территории и, чтобы попасть в него, надо миновать Канаду.

Благодаря терпению и нескольким долларам, незаметно сунутым в руки неподкупных американских таможенных чиновников, Дюшато выиграл время и проводил в город, растянувшийся на километр, свою храбрую маленькую компанию. Хорошо изучив путеводитель, он избрал дорогу через Белый проход (white-pass), хотя и более длинную, но зато несравненно более удобную, чем через проход Чилькот. Разборка пакетов, переговоры с содержателями перевозок, погрузка бесчисленных тюков на лошадей и мулов заняли немного времени, и скоро наша компания отправилась в путь. Дорога, пролегавшая через Белый проход, называлась также «dead horse trait», то есть «дорога мертвой лошади». Это название ей дали потому, что в течение последней осени более трех тысяч лошадей пало на этой дороге, усыпав ее своими скелетами. Проход по ней длится около трех дней; кроме того, вверху постоянно дует страшный ветер, еще более усиливающий трудности пути.

Наконец, благополучно справившись с этой ужасной дорогой, наши путники прибыли к озеру Бениет, где начинается уже речной путь, и здесь сели на пароход «Флора». Путники приобрели себе места на судне «Беннет-Клондайк Компании», владевшей тремя пароходами.

ГЛАВА III

На «Флоре». — Высадка. — Юкон. — В Доусон-Сити. — Действие оттепели. -«Высший свет» страны золота. — Гостиница Бель-Вю. — Ценой золота. — Конная полиция. — Безопасность.

От озера Беннет до Доусон-Сити считается около 870 километров, то есть почти такое же расстояние, как от Парижа до Марселя. По расчетам пароходного начальства, чтобы пройти все это расстояние, требуется пятеро суток. В действительности же оказалось иначе, так как свободному плаванию очень мешали многочисленные пороги, которые нужно было обходить с осторожностью. Пословица «человек предполагает, случай располагает» особенно справедлива при путешествии. Прежде всего, пароходы совершали первые рейсы. Неизвестно еще было, как пройдут они два очень быстрых и гибельных порога, Mile canon и White horse.

Река принимает в себя серию озер, которые сообщаются одно с другим естественными каналами. За озером Беннет следует озеро Тагиш (Tagish). Их соединяет Ветряная рука (Le bras-du-Vent). Озеро Тагиш вливается в озеро Марш (Marsh) Бродом антилоп, и, наконец, довольно длинный канал соединяет озеро Марш с последним озером Лабарж. Этот канал и принимает в первой части своего пути название Mile canon, а в последней — White horse.

В действительности это довольно узкий канал, где течение достигает, особенно, в White horse, страшной быстроты в сорок пять километров в час. Во время ледохода эта скорость увеличивается, а с ней вместе возрастают и опасности.

Стояла адская жара. Не будь в отдалении совершенно белых снежных гор и ледяных скал, можно было бы подумать, что это Прованс.

Редон, вечно зябнувший и воспевавший дифирамбы солнцу, схватил на оба уха по так называемому солнечному удару. Оба они покраснели, вздулись, и из нарыва потекла сукровица, даже немного крови. Он первый же, впрочем, стал смеяться над своей неудачей.

Между тем пароход прибыл к устью озера Лабарж. В обыкновенное время, или вернее — в европейской стране, самая элементарная осторожность требовала бы останавливаться ночью, но здесь в подобное время нет, собственно говоря, ночи. Солнце садится в одиннадцать часов вечера и восходит в час утра. Таким образом, заря смешивается с сумерками, и день царит в течение всех двадцати четырех часов. Поэтому пароход шел без передышки. Но вот встречаются страшные пороги «Пять пальцев» и «Ринк», находящиеся в четырех верстах друг от друга.

«Флора», счастливо переправившись через первые пороги, застревает на последних и дает течь. Нужно направиться к берегу реки, закрепиться якорями, разгрузить кладь, облегчить кузов, осмотреть трещину и заложить ее с помощью кусков дерева, пакли, моха, кожи и т.п.

Когда авария была ликвидирована, пароход двинулся дальше в сопровождении целой флотилии лодок с пассажирами и их пожитками… Вот и форт Селькирк, один из старых укрепленных магазинов, какие компания торговцев мехами Гудзонова Залива настроила повсюду. Вокруг магазина раскинулось шестьдесят индейских хижин и около двадцати палаток рудокопов. Это образует маленькую деревню, в которой энтузиасты видят даже будущую столицу канадского северо-запада.

Отсюда, уже по Юкону, одной из величественных рек Дальнего Севера, пароход доходит до Доусон-Сити — новой столицы страны золотой лихорадки. Вид молодой столицы золотого царства, однако, не имел ничего привлекательного для людей, от самого Монреаля, то есть более двух недель, не знавших отдыха и вздыхавших по хорошей постели и ванне.

Капитан «Флоры» указал нашим друзьям меблированную гостиницу, самую «выдающуюся» в Доусоне, отель Бель-Вю, единственно подходящий для столь высоких лиц, какими казались все шестеро. Сюда и направилась наша компания.

По примеру американских городов, Доусон состоит из авеню и улиц, пересекающихся друг с другом под прямым углом. Улицы тянутся с востока на запад, а авеню — с юга на север.

Первое авеню, модное, задающее тон, идет севернее Юкона и называется Фрой-стрит. Но вид его был далеко не привлекательный.

— Черт возьми! — произнес Редон, коснувшись земли. — Добрая пара непромокаемой обуви была бы не лишней!

— А еще лучше — маленькая плоскодонная лодка или плот! — прибавил Леон.

Молодые девушки только засмеялись и отважно, зная наперед, что жизнь, полная приключений, представляет много неудобств, пошли по улице. Последняя, действительно, походила скорее на болото. А между тем и там прогуливались, задравши нос и с сигарой во рту, «франты» из самых сливок общества в Доусон-Сити.

— Честное слово! — вскричал озадаченный Редон. — Это можно бы назвать двором чудес… как по одеждам, так и по физиономиям!

В самом деле, представьте себе, уважаемые читатели, кучу грязных и причудливых лохмотьев, плешивые, паршивые, как спины бродячих собак, меха, желтые клеенки, рваные каучуковые сапоги с бесчисленными дырами, мятые до неузнаваемости шляпы, дырявые фланелевые рубашки; набросьте все это на человеческие члены так, чтобы башмак был соседом сапогу, а мех — клеенчатым панталонам; затем прикиньте на эти плечи исхудалые головы, с лихорадочно горящими глазами, с растрепанными волосами и бородами, — и вы получите настоящее представление о сливках «золотого общества», которые бродили по грязи в ожидании шести часов.

Весь этот маскарадно-нарядный, но самоуверенный люд обменивается маленькими фамильярными поклонами, а больше разговаривает о добытом днем металле и держится с апломбом сказочных миллионеров. Лохмотья (это видно сразу) ничего не значат здесь, и субъект, задирающий нос, у которого одна нога в сапоге, а другая в башмаке, штаны в заплатах, а на плечах дырявый каучуковый плащ, может обладать полумиллионом золота, положенным в Канадском коммерческом банке (Canadian bank of Commerce) или в британском северо-американском (Bank of British North America). Поэтому никого не удивляет, что дамы, одетые вполне прилично, подают руки этим джентльменам, словно не замечая, что у тех на ногах.

Да и самый вид «столицы золотого царства» производит отталкивающее впечатление своей грязью и вонью. Зимой пятидесятиградусный холод придает всему плотность камня и скрывает эти грехи в общественном благоустройстве. Летом же везде стоят лужи, тепловатые, отвратительные, с тучами москитов, так как земля уже не всасывает воду. А на глубине семи вершков note 3 почва остается замерзшей, непроницаемой и твердой, как скала. Ко всему этому присоединяется еще страшная сырость, вызывающая лихорадку и невообразимую вонь от гниющих остатков пищи, валяющихся грудами повсюду.

Несмотря, однако, на эту неказистую внешность, и в Доусон-Сити живут весело, и всевозможные казино, игорные дома, рестораны, танцевальные залы процветают как нигде.

В такой-то город судьба и привела наших друзей. Остановились они, по совету капитана «Флоры», в лучшей гостинице, и Редон, в качестве опытного путешественника, справился у клерка о цене:

— Сколько за день?

— Десять долларов с человека! — был ответ.

— Хорошо, нас шестеро!

— Тогда шестьдесят долларов… плата вперед!

— Мы рассчитываем пробыть два дня, а потому вот сто двадцать долларов!

— Собака остается с вами?

— Да, а что?

— Ее содержание будет стоить два доллара в день.

— Браво! Вот кто умеет делать дела!

— О, — продолжал с важностью клерк, — собака такого джентльмена, как вы, не может искать себе пищу в кучах мусора!

Вообще, как оказалось, все в Доусон-Сити баснословно дорого. Свежий картофель стоит три франка штука, дороже трюфелей во Франции, апельсин — 5 франков, яблоко — 2, 5 франка; пара цыплят — 170 франков, а в ресторане даже — 120 франков за штуку, порция бифштекса с вареным картофелем 30 франков, бутылка абсента, коньяка или даже простого виски — 100 франков, бутылка пива от 25 до 30 франков, за шампанское же и другие вина платятся баснословные суммы в 300 франков и более.

Соответственно этому и цены на квартиры: на главной улице, например, нечего и думать нанять помещение дешевле 150 франков за квадратный метров месяц. А между тем, ведь это, собственно говоря, не квартиры, а грязные, вонючие конуры!

Словом, жизнь в Доусон-Сити возможна только для проезжающих, которые остаются в городе всего несколько дней, или для тех, кто, обогатившись на приисках, желает спустить здесь часть своей, баснословной добычи.

Также страшно высоки и цены на участки, где добывается золото. Еще в 1896 году участок в 15 саженей note 4 длины и 9 ширины продавался по 25 франков, а через 2 года — уже по сто тысяч франков.

Понятно, при такой дороговизне только очень богатые решаются жить на центральных улицах города, обитатели же поскромнее нанимают квартиры на окраинах, где можно найти хижину из 2 комнаток за скромную цену 1000-1500 франков в месяц.

Наконец, в самом конце седьмого авеню, почти за пределами города, тянутся пустыри, которые вскоре, конечно, будут приобретены ловкими спекулянтами, если только Доусон-Сити будет продолжать расти с той же ужасающей быстротой, как прежде; пока же здесь раскинулся настоящий «город палаток»: на грязной, вонючей земле здесь разбито 700-800 парусиновых палаток, где летом задыхаются от жары, а зимой мерзнут от холода злополучные золотоискатели, которым еще не повезло.

Эти палатки служат вместе с тем и провиантскими магазинами. Здесь в течение почти семи месяцев все съестные припасы, сыпучие, мясные, жидкие, не исключая даже и спирта, замерзают, как камень, так что двое приятелей, желая угоститься рюмочкой вина, просто подходят к небольшой дощечке, служащей подносом, где стоят две небольшие ледяные сосульки в виде наперстков, берут их прямо рукой, чокаются и затем препровождают в рот, где замороженная водка и тает. Просто, мило и оригинально!

Что касается общественной безопасности, то Редон получил следующий ответ клерка:

— О, вы можете быть в этом отношении вполне спокойны! Здесь никогда не бывает ни кражи, ни насилия, ни каких-либо покушений, нарушающих общественную тишину и спокойствие, несмотря на то, что население города состоит в большинстве своем из весьма подозрительных элементов. Это объясняется тем, что у нас здесь превосходнейшая конная полиция из 250 человек самой бдительной стражи, строго наблюдающей за всем, что происходит в городе и его окрестностях. Это люди недюжинной силы, необычайно выносливые и всеми уважаемые, вследствие чего каждый гражданин охотно оказывает им содействие, если это понадобится. На их ответственности всецело лежит и общественная безопасность всех жителей города, и неприкосновенность тех богатств, которыми может похвастать этот город. Заметьте, что здесь во всякое время находится свыше чем на 50 млн. франков золота, и все-таки, сколько помнят золотоискатели, по настоящее время не было ни одной серьезной попытки украсть чужое золото! Что же касается съестных припасов, то их вообще принято оставлять в палатке или в избушке не закрытыми, и никто никогда не трогал ни крохи чужого добра!

— Право же, наш век — золотой век для воров и мошенников, — подумал про себя Поль Редон, — все основано на доверии, а между тем какое обширное и благодарное поле деятельности представляет собой эта страна для таких ловких и искусных мошенников, как, например, товарищество «Красной звезды»!

ГЛАВА IV

Новички. — Хозяйки и работники. — Законы, указы и концессии. — Сколько золота! — Явились или слишком рано, или слишком поздно. — Эксплуатация золотоносных участков. — Первая промывка золота. — Разочарование, — Находка Портоса. — Гнездо самородков.

Наши будущие миллионеры стали понемногу устраиваться. Прожив два дня в гостинице, они наняли квартиру на шестой авеню стоимостью тысячу франков в месяц, куда и сложили провизию и зимние орудия, а сами поселились в палатке за городом, где жили уже тысячи рудокопов.

Настала новая жизнь, полная странностей и неожиданностей и лишенная самого элементарного комфорта. Спать пришлось на земле, подостлав шкуры вместо матрасов, чтобы предохранить себя от сырости почвы, пропитанной водой, как губка.

Молодые девушки жили в одной из палаток, где хранилась провизия и орудия, необходимые для ежедневной работы. Они стряпали и занимались хозяйством, в то время как мужчины добывали воду и дрова, чтобы было совсем нелегким делом.

Каждый исполнял свои обязанности с готовностью, как бы тяжел и даже иногда отвратителен ни был такой долг.

Впрочем, Жанна Дюшато была для Марты Грандье опытной и любящей наставницей. Оказалось, молодая канадка еще раньше сопровождала своего отца и дядей в далекие экспедиции летом и зимой и умела ко всему приспособиться. Так, с помощью простого сучка она могла развести огонь и при ветре, ящик из-под консервов и кусок доски — все находило у нее применение и приносило пользу. В этом отношении она была незаменимой руководительницей для Марты.

Ее отец, в свою очередь, вводил своих новых друзей в курс трудного и особенно утомительного дела заготовки дров. Нужно было ходить за дровами далеко, так как окрестности Доусон-Сити были уже опустошены, и дрова приходилось искать все дальше и дальше. Обыкновенно на эти поиски отправлялись Леон, Поль и Жан под предводительством канадца. От непривычной работы на руках молодых людей вздувались пузыри, поясницу ломило, с головы градом катился пот. Но это только смешило их, особенно Поля Редона; зато, когда они, нагруженные, как мулы, возвращались домой, их встречал превосходный стол из поджаренного сала, овсяного супа и тяжелых, как свинец, блинов, приготовленных на свином сале.

Так прошло несколько дней, в ожидании короткого путешествия от города к золотоносным полям. Вокруг наших друзей шумела толпа, где каждый жил сам по себе, не заводя никаких знакомств, не интересуясь соседями, даже не глядя на них, как будто мысль о золоте убила всякую общительность.

Всех занимало здесь золото и только золото.

Теперь, чтобы читатель мог понять все этапы нашего рассказа, нужно объяснить организацию золотопромышленности, введенную почти с первого же года открытия золота в Клондайке.

Золотоносные участки, или, как говорят там, северозападная территория Канады, разделены на четыре округа, получившие название от главных рек, протекающих здесь. Это округа: Юкон, Клондайк, Индиан-Ривер и Стеварт-Ривер. В долинах рек и речек, текущих здесь, и встречается золото в виде россыпей и самородков. Каждый рудокоп, прибывший сюда, имеет право за семьдесят пять франков на участок, в каждом округе, и может взять таких участков только четыре за всю свою жизнь. Зато ему предоставлено право перекупать сколько угодно участков у других. Получив это право, охотник за золотом выбирает свободное место для своей работы, руководствуясь своим опытом, раскопками, предварительным промыванием земли. Когда это сделано, появляется правительственный землемер и определяет границы для эксплуатации. Участки, перпендикулярные реке, имеют обыкновенно с каждой стороны 38 сажен, если они лежат на плоскогорье; 38 — в долине и 150-на склоне; напротив, если они лежат по реке и занимают берега ее, то 38 сажен с каждой стороны. После этого золотоискатель получает документ, устанавливающий его права и определяющий обязанности. Он имеет исключительное право производить разработку золота на своем участке, построить там дом, пользоваться продуктами своего производства и может бесплатно пользоваться водою, конечно, протекающей через указанный участок, чтобы промывать землю. На самую же землю концессия не дает никаких прав и уничтожается, как только участок перестает постоянно и добросовестно разрабатываться.

Из всего этого видно, что быть свободным золотоискателем стоит недешево, принимая во внимание дороговизну жизни в Клондайке. Поэтому для свободной добычи золота сюда едут люди с капиталом. Но часто, после тщетных попыток найти богатое месторождение благородного металла, все припасенные раньше деньги исчезают, и тогда неудачник-золотоискатель становится носильщиком, поваром, работником, землекопом, словом, работает на других, пополняя пролетариат, впрочем, совершенно безобидный, так как здесь закон не шутит; кроме того, существует суд Линча, выносящий иногда ужасные приговоры, воспоминание о которых врезается в каждую клеточку мозга.

Однако довольно предисловий. Возвратимся к своему рассказу.

Дюшато и его дочь, грациозная Жанна, Марта Грандье, Леон Фортен, Поль Редон и Жан Грандье — все шестеро сделались свободными золотоискателями, так как Канадский закон дает мужчинам и женщинам одинаковые права на владение участками; затруднение представлял только возраст Жана Грандье, которому было всего 16 лет, тогда как по закону свободному искателю золота должно быть не менее 18. Но когда все шестеро представились правительственному агенту, чтобы сделать свои заявления, последний при виде высокого роста, широкой груди, высоких плеч и пробивающихся усов Жана Грандье далек был от мысли, что перед ним подросток шестнадцати лет, и великодушно дал ему все восемнадцать, на что польщенный Жан, конечно, не возражал, и наши друзья получили право взять по четыре концессии, или двадцать четыре участка, для эксплуатации. Ради предосторожности они выбрали по одному участку в каждом округе.

Когда все формальности были соблюдены, они покинули Доусон-Сити и готовы были испытать свои первые номера грандиозной лотереи, доведшей уже до помрачения ума двадцать тысяч больных золотой лихорадкой, собравшихся со всех концов света.

Дорога к этому Эльдорадо была ужасная. Грязь стояла по колено, а тут еще целые стаи москитов, укус которых может довести непривычного человека до бешенства. Можно себе вообразить, каково было при таких условиях тащить поклажу! К счастью, средства наших друзей позволяли нанять для багажа повозки, хотя цена на них стояла чудовищная: за провоз 1 фунта note 5 багажа на расстояние 20 км брали 20 су, на 50 км — 50 су и так далее. Бедняки еле тащились, согнув спину, как бурлаки.

Но золото, притягивавшее всех подобно магниту, заставляло забывать про все эти неудобства: люди свыкались и с дороговизной, и с москитами, и с усталостью, только бы найти золото!

Как ни странно, лето здесь — мертвый сезон. Работают только от шести до восьми недель, и единственно те, кто с ноября по конец апреля рыли шурфы (рамы) и извлекали из них золотоносный песок. Этот песок, сложенный в кучи, называемый «dumps», содержит золото во множестве. Приемы извлечения металла самые примитивные, так как рудокопы используют простые приспособления. Они называются по-английски sluice и roker.

Sluice-box (шлюзный ящик) представляет собой деревянную трубу, открытую с обоих концов, в форме корыта. Дно ее устлано шерстяным ковром с продольными перекладинами. Несколько таких ящиков ставят один на другой и наклоняют на тридцать градусов посредством подставок. Сюда и кладут золотосодержащую землю, направляя на нее сильную струю воды, искусственно отведенную из соседнего ручья. Вода увлекает глину и камни по деревянным желобам, а золото вследствие своей тяжести падает между желобами и остается на шерстяной ткани.