Капитан Сорви-голова (№1) - Ледяной ад

Ликвидация дел должна была занять какое-то время, и они сочли за лучшее использовать его на поиски того, кто сделал их сиротами, и выполнить таким образом последнюю волю покойного.

Марте было известно, что отец до последнего времени имел дела с парижской полицией, агенты которой не показывались с момента трагедии; это становилось подозрительным. Не попали ли они также в число жертв какой-нибудь махинации? Наконец, она вспомнила, что накануне убийства в лесу был подобран человек и отправлен в госпиталь.

— Что, если этот несчастный — один из агентов, помогавших отцу? — спросила она брата.

— Возможно! — отвечал тот.

Тогда молодая девушка порывисто встала и произнесла:

— Что-то непреодолимое влечет меня… Какое-то предчувствие, которому я должна повиноваться. Жак, дорогой мой мальчик, я еду в Сен-Жермен!

— А я должен тебя сопровождать?

— Нет, ты останешься здесь! Ни слова не говори о моем путешествии никому! Ни госпоже Фортен, ни следователю, ни кому бы то ни было другому!

В течение получасового путешествия в Сен-Жермен Марта наметила себе простой, но оригинальный план действий.

По прибытии на место она направилась прямо в госпиталь. Молодая девушка хорошо знала, что нельзя иметь свидания с раненым, не назвав даже его имени; да и вообще в больницах существуют свои правила, нарушать которые, не заручившись протекцией, нельзя. Поэтому она спросила у швейцара адрес главного врача и, к счастью, застала его дома.

После продолжительных переговоров главный врач наконец решился допустить ее к больному, предупредив девушку, что больному пришлось выдержать серьезную операцию.

— Теперь я вам скажу все, — произнесла девушка, — свое имя, происхождение, события…

— Не надо, дитя мое! Храните свой секрет — он принадлежит вам одной, а мне необходимо знать его только постольку, чтобы иметь возможность помочь вам!

Десять минут спустя доктор провел молодую девушку в госпиталь, где в маленькой комнатке лежал раненый, а по дороге вкратце познакомил Марту с ужасной раною полицейского агента, что повлекло за собой трепанацию.

Удар был нанесен немного повыше уха каким-то тяжелым орудием, кастетом или молотком.

Погруженный в глубокий обморок, раненый едва перенес операцию трепанации, единственную, способную его спасти.

Доктор тихо удалился, оставив молодую девушку наедине с раненым.

Марта подошла к больному, голова которого, вся покрытая бинтами, покоилась на подушке, и дотронулась до его горячей руки, но не решалась заговорить.

Агент видел это колебание и, понимая, что только очень серьезная причина могла привести в госпиталь эту молодую особу в глубоком трауре, сказал ясным, но тихим, как дыхание, голосом:

— Что вам угодно, сударыня?

— Я — Марта Грандье!..

— А!.. Его дочь… в трауре… и одна… Боже мой!.. Что случилось?

— Отец умер! В Мезон-Лафите совершено убийство… вы сами сделались жертвою преступления. И в этом обвиняют невинного!.. Сжальтесь и скажите, что знаете. Кто вас ударил? .. чем? .. при каких обстоятельствах? .. постарайтесь вспомнить… о, умоляю вас!

Больной отвечал своим слабым голосом:

— Все, что я могу сообщить, сводится к весьма немногому. Я на коне преследовал человека в каштановой ливрее, которому ваш отец вручил письмо. Этот человек только-только вскочил на лошадь, которую держал за повод лесной сторож.

— Вы не помните, как он выглядел? ..

— Он, кажется, был высок… силен… блондин… и очень напоминал слугу из хорошего дома… Он скакал… подпускал меня к себе… потом опять скакал вперед, как будто хотел завлечь меня в западню… Я это заметил слишком поздно… Такое ожесточенное преследование продолжалось с четверть часа, и хотя я не знаю этот лес… но, кажется, мы вертелись… в довольно ограниченном пространстве… в пустынном месте… где нельзя было встретить ни души… я припоминаю это место, где проезжал уже… несколько сучковатых дубов… решетка с запирающейся дверцей… я один… безоружен… официального приказания не имею…

Положение показалось мне серьезным… и я все больше думал: не в западню ли хотят меня поймать? Еще несколько прыжков, и я… перед дверью решетки, широко открытой… Человек, которого я преследую, оборачивается в седле… смеется и издает свист… Он мчится, как стрела… между стволами дубов… Что-то задевает мои уши, обвивается вокруг головы… я в петле… лассо выхватило меня из седла и сбросило на землю с неслыханной силой… Оглушенный этим падением, я, однако, пытался бороться, кричать, защищаться, но не успел. Человек, одетый в костюм лесного сторожа… прыгнул из-за дуба… это он держал за повод лошадь… другого… о!.. я узнал бы его через пятьдесят лет… коренастый, осторожный, с длинною темно-русою бородой. Все это произошло с быстротою молнии! Он нанес мне страшный удар по голове каким-то инструментом… Казалось, что голова моя раздроблена… что я умираю!..

Марта, дрожащая и заплаканная., слушала этот прерывистый рассказ.

— Довольно, пожалуйста, довольно! — сказала она, пожимая руки утомленного больного. — Благодарю!.. О, благодарю от всего сердца! Вы спасаете от отчаяния бедных неутешных стариков, возвращаете свободу, жизнь и честь невинному. Теперь я могу все рассказать вам, если вам не вредно!

— Говорите, это успокоит меня. Я должен знать подробности этого ужасного и загадочного дела, на то я и полицейский агент. Но позвольте мне сделать сначала небольшое замечание… человек, набросивший на меня лассо, сделал это с поразительною ловкостью, на какую способны только южные американцы, гаучо или мексиканцы. Он иностранец…

Марта облегченно вздохнула: часть обвинения против Леона Фортена исчезла.

Он ни причем, как при краже, так и при убийстве в лесу. Раненый

—живое доказательство его невиновности. Мы докажем также, что не он виновник преступления на улице Св. Николая!

Потом молодая девушка рассказала все, что узнала об аресте Фортена и ходе судебного разбирательства.

Жерве, которого мало-помалу охватывала усталость, находил всю историю страшно запутанной и жалел, что пока не в состоянии помочь, но обещал, как только поправится, приложить все свои силы, чтобы распутать дело.

Девушка поблагодарила его от всего сердца и обещала в скором времени опять навестить, затем вырвала листок бумаги из книжки, в которую заносились заметки о ходе болезни, и написала на нем следующие строки:

«Я, нижеподписавшийся, удостоверяю, что человек, покушавшийся на меня в Сен-Жерменском лесу, был одет в костюм лесного сторожа, на вид ему около сорока лет, коренастый, сильный, среднего роста.

Сен-Жерменский госпиталь.

28 апреля 1898 года».

Она прочла вслух, и спросила раненого, согласен ли он под этим подписаться.

— С большим удовольствием! — ответил тот, подписав внизу листка свое имя.

— Еще раз благодарю, и до скорого свидания! — сказала сияющая девушка, покидая агента.

Она вкратце передала результаты свидания ожидавшему ее доктору и отправилась на станцию, чтобы вернуться в Мезон-Лафит. Идя быстро, обрадованная своею удачею и возможностью утешить родителей Леона, молодая девушка и не заметила, что за нею следуют какие-то два господина. На станции, купив билет и удостоверившись в целости записки агента, она положила портмоне обратно в карман и туда же сунула носовой платок.

Вскоре один из двух следовавших за ней людей оступился на лестнице и упал на колени. К нему сейчас же подбежали, чтобы оказать помощь. Причиной падения оказалась апельсинная корка; произошла суматоха, и Марта, внесенная людской волной, вошла в вагон.

Приехав в Мезон-Лафит, она вышла, опустила руку в карман и хотела вынуть портмоне, где, кроме свидетельства Жерве, лежал ее дорожный билет. Дрожь пробежала по ее телу, и из груди невольно вырвался крик — обокрали!

Случай этот сам по себе был не важен, по крайней мере с точки зрения администрации, так как кражи кошельков на железных дорогах не редкость. Важно было знать, кто совершил похищение, — простой карманный воришка или один из бандитов, стремившихся погубить Фортена? Конечно, раненый агент мог дать вторичные показания, письменные или устные, в присутствии свидетелей, но ведь он был опасно болен!..

Марта рассказала все брату, но только ему одному, затем решила на другой день поехать опять в госпиталь, но прежде дождаться почтальона. Последний принес ей одно из тех ужасных писем, которые погубили ее несчастного отца.

Вот оно:

«Фортен виновен! Не будучи в состоянии спасти его, соучастники, товарищи „Красной звезды“, покидают его. Свидание с раненым из Сен-Жермена бесполезно. Новая попытка стоила бы ему жизни. Берегитесь сами. Вам запрещается, под страхом смерти, хлопотать в пользу того, кто должен искупить свою ошибку. При убийстве не оставляют доказательств».

Как и письма, адресованные Грандье, это послание было запечатано красной звездой.

ГЛАВА VII

Маленький старикашка с улицы Ла-Рошфуко. — Молодой человек. — Париж-Кале, Дувр, Лондон. — Товарищи «Красной звезды». — Тоби номер 2-й. — По телефону. — Доказательства невиновности.

Прошла неделя. К Редону допускали только доктора, его друга, на которого можно было вполне положиться. О состоянии здоровья репортера общество ничего не знало, в журналах не было ни бюллетеней, ни сообщений. Известно было только, что он вопреки ожиданию еще жив, но что жизнь его висит на волоске.

Непроницаемая таинственность окружала некогда веселый павильон, всегда оживавший от шумного и частого посещения друзей и знакомых репортера. На девятый день, в восемь часов утра, из павильона вышел маленький старичок в очках, с седою бородой, закутанный в темный широкий плащ. Очевидно, он вошел к больному рано утром, когда никто не мог его видеть. У него, вероятно, были для этого важные мотивы. Впрочем, дом был обширен, так что носильщики, слуги, жильцы постоянно сновали взад и вперед, и старик мог пройти совершенно незамеченным. Он бодрым еще шагом дошел по улице Ла-Рошфуко до улицы св. Лазаря и очутился на Троицкой площади. Здесь он остановился, выбрал одну из карет, двигавшихся по Антенскому шоссе, и сделал кучеру знак остановиться. Но прежде чем сесть в карету, старик довольно долго вел переговоры с кучером, который сначала казался удивленным, а потом выразил свое согласие и даже улыбнулся, получив золотую монету.. Седок устроился в карете, и она докатилась крупною рысью по Антенскому шоссе, завернула на улицу Лафайета и дальше с быстротою поезда домчалась до улицы Тревиз.

Там скопление экипажей на какой-то момент задержало ее; дверца открылась, и старичок вылез. После этого кучер сейчас же, не поворачивая головы, уехал.

Но со стариком с почти белой бородой и расслабленной походкой произошло чудесное превращение.

Теперь это был молодой человек с бледным лицом и отважным видом. Одет он был в клетчатый костюм с узким воротником, заколотым булавкой в виде подковы, и очень походил манерой держаться на жокея. На вид ему можно было дать двадцать два — двадцать три года. Быстрым взглядом он окинул шоссе, увидел свою карету и быстро двинулся к станции Монтолон. Здесь он выбрал кучера, заплатил ему, открыл дверцу кареты, проскользнул через внутренность последней, вышел через вторую дверцу и спокойно пошел за вереницей экипажей в то время, как кучер мчался вперед.

Наконец, эта странная личность, нуждавшаяся в таких предосторожностях, села в третью карету, сказав кучеру — на Северный вокзал,

Спустя несколько минут неизвестный входил на вокзал. Взяв билет первого класса до Шантильи, он занял место в купе, где осталось еще свободное место, забрался в угол и казался заснувшим, между тем как проницательный взгляд его внимательно следил за всем.

В Шантильи трое пассажиров сошли, но наш молодой человек продолжал спать. В Лонжо сошли еще трое пассажиров, а он, добавив контролеру двадцать шесть франков сорок пять сантимов, продолжал путь в Кале, где, по-видимому, намеревался выйти. В Кале-приморском очутился он в двенадцать часов пятьдесят минут. У пристани уже разводил пары пакетбот, выбрасывавший густые клубы черного дыма.

Наш молодой человек, не колеблясь, взошел на судно. Прошло пять минут, раздались свистки, и «Вперед» тронулся в Англию. Несколько оборотов винта, немножко боковой и килевой качки — и переезд совершен.

Ровно через восемьдесят минут судно вошло в Дуврскую гавань.

Поезд готовился отойти в Лондон.

Таинственный незнакомец, проехавший по суше и по морю без всякого багажа, съел два сандвича, выпил стакан вина и вскочил на лондонский поезд. Через час 45 минут поезд остановился на станции Чаринг-Кросс.

Было четыре часа. Незнакомец взял кэб, дал кучеру адрес и помчался по улицам Лондона, как только что мчался по улицам Парижа.

Кэб остановился перед старым домом на Боу-стрит и путешественник смелым шагом перешел одну аллею, пересек двор, вышел по другой аллее, поднялся на второй этаж, три раза постучал в дверь, вошел и, увидев служителя, спросил, принимает ли мистер Мельвиль.

Служитель встал, открыл дверь и привычным жестом пригласил посетителя войти. Тот вошел и увидел высокого, плотного господина, со сложением геркулеса, с умным и симпатичным лицом, на котором блестели два серых глаза. Это был знаменитый Мельвиль, один из самых опытных сыщиков английской полиции. Несколько выдающихся процессов принесли ему известность и уважение во Франции. Обладая удивительной памятью, он знал всех мошенников Лондона, на которых наводил настоящий ужас.

Два раза пытались его убить, но колоссальная сила и ловкость во всех движениях предохраняли его от смерти. О его смелости и хладнокровии рассказывали вещи, бросавшие в дрожь любителей раздирающих душу драм и ужасных охот, в которых дичь — бандиты, а охотник — сыщик.

Начальник поднялся навстречу вновь пришедшему, молча протянул ему руку и крепко, по-английски, пожал ее, так что тот не мог удержаться от легкого вскрика.

— Больно? — спросил он чистым французским языком, без всякого акцента.

— Легче!.. Ну и рука же у вас, мой дорогой Мельвиль!

— Вы устали?

— Не так, чтобы слишком, но достаточно!

— Поспите два часа на моем диване!

— Когда мы будем беседовать?

— Вы голодны?

— Как волк!

— Сейчас поедим… ленч особенный… Я вас ждал и позаботился обо всем!

— Дорогой Мельвиль! Вы — замечательный друг!

— Равно как и вы!

— Но знаете ли, что вы — настоящая ищейка, как говорится у вас!

— Ба! Маленькая работа любителя!

— Наконец, ваши слова особенно льстят мне, и я чувствую себя счастливым, имея возможность брать уроки у такого учителя!

— Вы прекрасно пользуетесь ими!

— Получили вы мое письмо?

— Третьего дня!

— Как вы думаете, удалось вам вернуться незамеченным?

— Думаю, что да, так как я постарался запутать свой след!

Хозяин встал с места, свистнул в слуховую трубу, отдал через нее несколько приказаний и, снова садясь на место, прибавил;

— Дом охраняется. Теперь будем говорить за столом, который уже накрыт.

Незнакомец сел за стол, сделал несколько больших глотков вина и без обиняков сказал:

— Известен вам некий Френсис Бернетт, лет…

— Сорока!

— … Сильный, коренастый… с длинной бородой… одевается у…

— Баррова, портного на Оксфорд-стрит.

— Именно! Но вам цены нет, Мельвиль. Откуда вы это знаете?

— Это пустяки, мой друг!

— Поразительно!

— Вы в таком доме, где ничему не удивляются.

— Итак, вы знаете Френсиса Бернетта?

— Да, еще бы! Это один из самых ужасных бандитов в Англии. Злодей, всегда ускользавший из моих рук. Я уже месяц не имел о нем известий. Правда, по моей милости, пребывание его в Англии сделалось довольно опасным.

— В течение этого месяца он жил во Франции. Дело в Мезон-Лафите…

— Я не сомневался в этом, читая о преступлении в ваших журналах… Красная звезда — его эмблема или, лучше, эмблема ассоциации…

— А! Так это шайка?

— … Называемая шайкой двух тысяч…

— Их две тысячи? ..

— Нет, название произошло от того, что они не берутся за дело, обещающее меньше двух тысяч фунтов стерлингов (Пятьдесят тысяч франков (прим. авт.). ). Еще их называют, то есть они сами себя называют, «рыцари Красной звезды».

— О, как напыщенно, словно заглавие бульварного романа! А хорошо организованы эти «рыцари»?

— Ужасно! — отвечал сыщик более серьезным тоном. — Это сборище самых ужасных отбросов, это люди чрезвычайно ловкие. Там встречаются инженеры, химики, врачи, клоуны, механики, ученые, отвергнутые обществом, объявившие ему ожесточенную войну, бандиты второго сорта, отборные молодцы, исполняющие всю черную работу. Им здорово достается от нас. К несчастью, главари ускользнули, некоторые из них переправились через пролив и работают на материке!

— Да, это интересно, похоже на самый остросюжетный роман!

— Да, — подтвердил английский сыщик, — летописи полиции и поставляют, главным образом, материал для подобных романов! Вы любитель и охотно познакомитесь с ними!

— Но я должен записать то, что вы мне расскажете!

— Не беспокойтесь! Я уже приказал одному из своих людей переписать для вас часть дел о «Красной звезде»! Вам останется только перевести ее, а это не составит для вас труда, так как вы владеете английским языком как своим!

— Вы удивительный человек… успеваете подумать обо всем!

— О, немного порядка в мыслях и поступках — это сущие пустяки! К тому же я рад сделать приятное такому джентльмену как вы, которого я глубоко уважаю!

— Вы знаете, Мельвиль, что высокое уважение и живая симпатия взаимны!

— Да, знаю и очень счастлив! — сказал англичанин, снова пожимая руку своего таинственного собеседника. — Но возвратимся к нашим баранам, напоминающим настоящих тигров. Находя, что действовать в метрополии трудно и опасно, один из них решил овладеть Клондайком, громадной сокровищницей золота…

— Ага!.. Вот о чем извещал Френсис Бернетт в письме, запечатанном красной звездой!

— Вот видите!

— Так он для этой цели хотел иметь пятьдесят тысяч франков…

— Да, две тысячи фунтов стерлингов — минимальная цель этих негодяев. На всякий случай я послал двух моих агентов следить за ними и получаю время от времени донесения из Франции. До сих пор они смогли сделать немного, так как не имели руководящей нити. Однако я рассчитываю на них.

В эту минуту зазвонил телефон.

— Вы, патрон?

— А вы кто?

— Ваш агент, Тоби номер 2-й.

— Где вы?

— В Париже!

— Что имеете сообщить мне?

— Важные сведения об убийстве французского журналиста мистера Поля Редона!

— Очень хорошо, Тоби!

Потом, обращаясь к своему таинственному компаньону, он прибавил:

— Это очень интересно… Возьмите один из приемников и слушайте!

Голос Тоби номер 2-й продолжал:

— Мистер Поль Редон был убит Бобом Вильсоном, хорошо вам известным.

— Да, ловкая рука, можно сказать, у этого проклятого Френсиса Бернетта.

— Мистер Поль Редон, извещая по телефону Версальский суд о своих успехах, говорил слишком громко, так что слышно было по соседству. Там были Боб Вильсон или Френсис Бернетт. Эти бандиты, найдя, что мистер Редон знал слишком много, решили немедленно уничтожить его, что и сделали.

— Тоби, мой мальчик, очень хорошо, что вы напали на след! Получите четыре фунта награды!

— Благодарю, патрон…

— Что еще?

— Поймав нить дела, мы дежурили близ дома мистера Редона в надежде, что убийца или один из его помощников бродит около. Известно, что убийцы как бы гипнотизируются своей жертвой, заставляющей их возвращаться на то место, где пролита кровь.

— Вы рассуждаете логично, Тоби! Продолжайте, мой мальчик!

— Но не видали ни Боба Вильсона, ни Френсиса Бернетта.

— Как!

— Да! Комиссар по юридическим делам должен был допросить мистера Поля Редона и обратился за разрешением к своему начальству. Благодаря его званию, суд позволил ему это свидание. Он вошел в спальню мистера Редона и увидел, что постель пуста, остыла, мебель в беспорядке, и — это все… Репортер исчез. Его искали по всему дому в саду, в других павильонах. Ничего! Пропал!

Несмотря на свое британское хладнокровие, агент не мог удержаться от восклицания, донесшегося по телефону до ушей Тоби No 2. Компаньон же Мельвиля, до сих пор слушавший спокойно, расхохотался так, как будто это необъяснимое исчезновение репортера было самой смешной вещью в мере.

— Вы смеетесь, патрон? — вскричал Тоби No 2, но сейчас же спохватился. — Да с вами кто-то есть?

— Да, надежный человек, перед которым вы можете говорить не стесняясь!

— Хорошо! Так мы с товарищем узнали, как я только что сказал, что мистер Поль был убит компаньоном Красной Звезды, но у нас не было доказательств! Теперь же они в наших руках, так что в случае надобности можно передать дело в суд.

— Ага! — вскричал друг Мельвиля. — Это центральный пункт дела. Если у ваших людей, дорогой Мельвиль, есть такое доказательство, то невиновность Леона Фортена очевидна!

— Я думаю так же, как вы; и ваше путешествие сюда может оказать действительно громадное влияние на это загадочное дело! — потом он прибавил в телефон: — Мистер Тоби No 2?

— Да!..

— Сейчас шесть часов… согласны вы завтра, в этот же час, сообщить свои доказательства человеку, объявившему подобно вам беспощадную войну товарищам «Красной звезды»?

— Да!

— Прекрасно! Ровно в шесть часов вы будете на улице Рошфуко у павильона исчезнувшего репортера, позвоните и спросите Поля Редона. Вы увидите его во плоти, а не в качестве призрака, хотя у него теперь есть двойник.

ГЛАВА VIII

Опять маленький старикашка. — Удивление. — Воскресший из мертвых. — Ужасная рана. — Железная энергия. — Разоблачения Тоби No 2. — Слепок ног. — Отождествление. — Свет. — Преступление в Батиньоле.

Как только начало бить шесть часов, у двери павильона, занимаемого Полем Редоном, остановились двое мужчин. Один прямой, немного тощий, с длинными зубами и маленькими белокурыми локонами, имел вид английского слуги. Другой, одетый по последней моде, молодой, интеллигентный, был джентльмен с ног до головы. Последний поглядывал на англичанина; тот со своей стороны украдкой бросал на него нерешительный взгляд, нажимая кнопку электрического звонка. Дверь тотчас же открылась, и на пороге появилась экономка журналиста.

— Господин Поль Редон дома? — спросил на чистейшем парижском жаргоне джентльмен.

— Мистер Пол Ридонн? — переспросил по-английски слуга.

— Потрудитесь пройти! — пригласила женщина, давая дорогу.

Они вошли в спальню и увидели в ней низкого старичка, стоявшего спиной к камину, плешивого, с мутными глазами и дрожащими руками и ногами.

— Поль Редон, — сказал он тонким, как у щура, голосом, — я!

— Ах! — вскричал озадаченный англичанин. — Вы смеетесь надо мною!

— Эй, голубчик, нельзя ли без подобных шуток! — воскликнул и джентльмен.

Старичок быстро выпрямился и крикнул задыхающимся от смеха голосом:

— Да, это я!

В тот же миг плащ упал, седой парик полетел прочь, такая же борода отстала от щек и подбородка, и в результате появился молодой, немного бледный человек, с тонкими чертами лица.

— Да! Это я — Редон! Не сомневайтесь в этом, дорогой прокурор! Я сам вчера телефонировал вам из Лондона в Версальский суд, назначив свидание здесь в шесть часов. Вы очень мило сделали, что не опоздали!

— Но вы все еще неузнаваемы! — вскричал пораженный чиновник. — А борода… ваша настоящая борода… красивая шатеновая борода, так шедшая вам?

— Сбрита совершенно! Я пожертвовал ее на алтарь дружбы и затем, чтобы сбить с толку своих недоброжелателей!

— Удивительно! — произнес судейский чиновник, пожимая его руку. — Но как ваша рана? Честное слово, мы вас собрались оплакивать!

— Да, я знаю… благодарю! Моя мнимая смерть принесла пользу: мы сейчас поговорим об этом… А теперь прежде всего, дорогой мой друг, имею удовольствие представить вам мистера Тоби No 2, одного из самых тонких и ловких сыщиков Англии!

Англичанин поклонился просто, но с достоинством, а Редон прибавил:

— Это с вами я вчера говорил по телефону у моего друга Мельвиля, в Лондоне?

— Да, сэр.

— Садитесь, мистер Тоби, и вам, дорогой прокурор, предлагаю это кресло. Я чувствую себя разбитым этим непрерывным путешествием из Парижа в Лондон и из Лондона в Париж, а потому прошу у вас разрешения растянуться на этом шезлонге!

— Но, дорогой мой Редон, скажите, что все сие значит: эти переодевания, путешествие в скором поезде, рана, затворничество, слухи о вашей смерти…

Журналист распахнул свою рубашку, снял повязку на груди и, показав ужасную рану, наполовину затянувшуюся, прибавил:

— Человек, желавший моей смерти, напряг все свои силы при нанесении удара и мог рассчитывать на удачу: я должен был скоро умереть. Но удар, нанесенный со страшною силой, пришелся по узлу моего шелкового галстука, причем плотная ткань уменьшила его напряженность и заставила его скользнуть. Вследствие этого нож, вместо того чтобы пронзить мне грудь, только перерезал слой мускулов до самых ребер, на которых и остановился!

— И вы ходите с этим?

— Уже тридцать часов!

— Ну и человек же вы!

— Человек, у которого есть цель! Впрочем, в первый момент я считал себя пораженным насмерть, и мысль распространить слухи о мнимой своей кончине в ближайшие дни пришла мне только после перевязки. Этим маневром я хотел усыпить бдительность своих врагов и ускользнуть от них!

— Умно придумано!

— Но это ужасная рана… Она еще побаливает, хотя сегодня одиннадцатый день, и она на три четверти уже залечена. Доктор промыл ее, зашил, предупредив инфекцию, и благодаря его искусству процесс рубцевания прошел нормально, не вызвав температуры.

— Поразительно, я не знаю, чему больше удивляться: вашему ли терпению, или науке, совершающей подобные чудеса. Но скажите, друг мой, вы не подозреваете, кто ваш убийца?

— Вот мистер Тоби No 2, может быть, сообщит нам о нем.

— Да, сэр! Я скажу вам всю правду!

— Мистер Тоби, мы с этим джентльменом владеем английским языком как своим собственным; поэтому вам будет удобнее изъясняться по-английски!

— Хорошо, сэр!

— Но прежде, мистер Тоби, дайте мне свой адрес, чтобы, в случае нужды, я мог вас найти!

— Покинув Павильон Генриха IV в Сен-Жермене, где я жил некоторое время в качестве джентльмена, я поступил в гарсоны Парижского Виндзор-отеля.

— В Сен-Жермене!.. Вы были в Сен-Жермене… в момент совершения преступления?!

— За неделю до него, и я видел Френсиса Бернетта с Бобом Вильсоном; мы с товарищем следили за ними в течение нескольких дней. К сожалению, агенты французской полиции в решительную минуту помешали нам!

При этом сообщении неожиданная мысль мелькнула в уме репортера; он ударил себя по лбу и вскричал:

— Но… вы должны узнать эти ноги!

— Какие ноги? — спросил товарищ прокурора, которого поступки, слова и мысли его друга поражали своею неожиданностью и оригинальностью.

Журналист подошел к двери своей туалетной комнаты, открыл ее, отыскал спрятанный под обоями маленький сундучок и вынул из него два отпечатка, сделанные в саду на улице Св. Николая.

— Вот ноги, мистер Тоби; их можно зачернить для большего сходства с ботинками!

— Лишнее, так как я чистил вчера утром в Виндзор-отеле совершенно такую же обувь. Я сразу узнал форму ноги: ее длину, необыкновенную даже для англичанина, обтертый задок, маленькую выпуклость большого пальца левой ноги, указывающую на начало подагры. Поверьте совести честного человека, что эти ноги принадлежат Френсису Бернетту, одному из начальников «Красной звезды».

— Но тогда, если он в отеле Виндзор, нет ничего легче, как арестовать его! — вскричал Поль Редон.

— Он оставил отель вчера вечером.

— Тысяча молний! Вот что значит играть несчастливо!

— Впрочем, мой товарищ должен за ним следить.

Этот быстрый обмен фразами был совершенно непонятен товарищу прокурора, потому он с любопытством осведомился, что все это означает?

— Помните, как я просил вас по телефону задержать корзину на станции Св. Лазаря? — вместо ответа спросил его репортер.

— Помню!

— Так эта корзина принадлежала негодяю, а вот изображение его ног! Эти отпечатки сделаны мною в саду дома, где совершено было преступление, в Мезон-Лафите… Они остались под стеной ограды, в том месте, где убийца перепрыгивал через цветник. Мистер Тоби признал их за отпечатки ног Френсиса Бернетта, английского бандита, начальника «Красной звезды»… Вы слышите? «Красной звезды»!

— Подтверждаете вы все это, мистер Тоби?

— Да, даже под присягой!

Живо заинтересованный чиновник начал теперь замечать свет, все более рассеивавший потемки, окружавшие это трагическое и таинственное дело. Увидев свою ошибку, он, как умный и честный человек, готов был исправить ее, как только получит все доказательства.

Между тем Редон продолжал:

— Я передам вам все дело, врученное мне при отъезде из Лондона старшим агентом Мельвилем. Когда вы прочтете его, то будете совершенно убеждены. Тогда мы поговорим о Леоне Фортене.

— Странно! — сказал тот вполголоса. — Но продолжайте, друг мой, пожалуйста! Назначив мне вчера по телефону свидание, вы сообщили, что надеетесь узнать имя своего убийцы и представить доказательство того, что он — виновник преступления.

— Я думаю, что мистер Тоби удовлетворил нас обоих! Не так ли, мистер Тоби?

— Да, сударь!

— Прекрасно, — заявил тогда судья, — я буду вполне убежден, если этот убийца имеет какое-то отношение к «Красной звезде».

Тоби No 2 порылся в своих карманах и начал:

— Вот прежде всего нож, которым вы были поражены. Это прекрасный шеффилдский клинок, на буйволовой рукоятке которого вырезаны инициалы В и W, а под ними маленькая красная звезда с пятью лучами.