А такие бесшабашные молодцы всегда испытывают жажду выпить.
Поэтому день зарплаты превращается в нерабочий день, в сплошную оргию; трактирщики открывают этому люду свои погреба.
– Господин Иван! Господин Иван! Где этот хитрюга директор? Он что, сбежал с кассой? Эй, господин Иван, мы хорошие парни, но наше горло, разъеденное сланцевой пылью, пересохло, пора его промыть спасительным спиртом. Давай, проклятый волчий сын, давай наши пиастры. Ты что, не знаешь, что такое ждать?
Шум нарастал, алчущие сначала толкались, смеясь, потом потеряли терпение, извлекли из-под лохмотьев револьверы и начали стрелять по окнам.
Жан, Жак и Франсуа, еще не столько напуганные, сколько недовольные этим шумом, не знают, что и думать, и не могут вмешаться. Молодых людей рабочие не знают, значит, авторитета у них никакого.
– Нет, правда, – задает вопрос Жан, – почему месье Ивана не видно с вечера вчерашнего дня? С десяти часов…
– Мы выпили с ним грогу, он пошел к себе с трубкой в зубах, и вот с того момента…
– Черт возьми, – воскликнул Жак, – поднимемся же к нему на второй этаж, всего-то двадцать ступенек…
– И давайте поосторожнее, чтобы нам не выбили глаз, эти идиоты принимают окна за мишени и готовят много работы баркервиллским стекольщикам.
Жан осторожно постучал в дверь; не получив ответа, постучал сильнее. Опять тишина.
Франсуа наклонился, чтобы заглянуть в замочную скважину, и увидел между двумя половицами паркета прямо под дверью черноватую жидкость.
– Смотрите-ка, братцы, – произнес он тихо с сжавшимся сердцем, – можно подумать, кровь…
– Это и правда кровь!
– Ломаем дверь!
Тяжелая кедровая дверь, которую не одолеть и четверым, легко подалась под ударами Жана.
Глазам юных охотников открылось чудовищное зрелище.
Директор лежал на своей кровати с перерезанным – от уха до уха – горлом, простыни были алы от крови.
Чудовищная рана рассекла шею месье Ивана так, что голова держалась только на шейных позвонках.
На полу – бритвенное зазубренное лезвие. В печи – пепел, оставшийся от сожженных бумаг. Ящик бюро выдвинут, многочисленные папки с бумагами, которые братьям показывал Перро, исчезли.
– Месье Иван умер, – произнес Франсуа.
– Убит, – сказал Жан.
– Ты думаешь? – спросил Жак.
ГЛАВА 3
Появление Рыжего Билла. – Два часа ожидания. – У Сэма-Отравителя. – Неожиданный кредит. – Денег нет. – Безумная ярость толпы. – Предательство. – Рыжий Билл пойман в лассо
note 80. – Лохмотья. – Ключи от сейфа. – «Убийца – вы».
Страшная новость о зверском убийстве директора взволновала всех работающих на прииске.
Но поскольку эти авантюристы привыкли к виду трупов, то волнение было недолгим.
– Ну, пусть Иван умер. Тем хуже для него. Все равно пора платить. Компания нам задолжала. Мы две недели работали бесплатно, превозмогая жажду. Давайте наши деньги.
– Но ключ от сейфа исчез, – сообщает приказчик.
– Это не причина, – вопит оратор в огромной фетровой шляпе с рыжей окладистой бородой, – наверняка есть запасной.
– Но нужно именно два ключа – один без другого не действует, – жалобно ноет приказчик, начиная дрожать от страха.
– Покажите нам сейф, мы его быстро откроем!
– Денег, денег! – орет на разные голоса беснующаяся толпа, скандируя во все горло одно только слово.
– Подождите немного.
– Где Перро, человек-бизон?
– Уехал с милордом.
– Перро – бессердечный человек, если оставил нас без гроша.
– Спалим его дом, пусть потом разбираются!
– Но кто-нибудь заменяет Перро? – кричит человек с рыжей бородой.
– Его племянники.
– Где они? Что они, струсили? Прячутся как мокрые курицы?
Вынужденные вмешаться, молодые люди, сохраняя спокойствие перед лицом разбушевавшейся толпы, выходят из комнаты на веранду и смотрят сверху на этих людей, столь к ним непочтительных.
– Говорят, мы струсили, прячемся, – громко произнес Жан, перекрывая шум. – Кто это сказал?
– Ладно, видим, что не прячетесь, не струсили, – откликнулся бородатый оратор. – Но поскольку вы здесь за дирекцию, платите сами или прикажите кому следует, чтобы нам заплатили.
– Хорошо! Прекрасный ответ, Рыжий Билл.
– Я пытался открыть кассу.
– И что?
– Невозможно. Замок открывается с помощью двух разных ключей, а ключ директора, как вам сказали, исчез.
– Ну, это сказки для глупеньких, – кричит Рыжий Билл, решивший, видно, возглавить этот бунт.
– Да, да, Рыжий Билл прав!
– Хватит болтать! К действию! Дом на слом, давайте сейф!
– Но когда вы все разрушите, разграбите, пропьете, – говорит Жан, – вы что, будете ближе к цели? Кто даст вам завтра работу, которую компания всегда своим рабочим гарантирует?
– Ишь ты, молокосос, какой адвокат нашелся!
– Проповедь тут читает!
– Нам нужен тот, у кого денежки!
– Подождите немного, – продолжает молодой человек, становясь все увереннее по мере того, как опасность нарастает.
– Чего ждать-то?
– До нынешнего дня «Свободная Россия», верная своим обязательствам, не разорила еще ни одного из своих работников. Я уверен, что компания имеет в Баркервилле открытый кредит. Дайте мне возможность переговорить с банкирами, которые знают ситуацию. Сколько мы вам должны? Ваша зарплата за пятнадцать дней – приблизительно двадцать пять тысяч франков, я их раздобуду.
– Это все пока лишь обещания. Сколько тебе нужно времени?
– Два часа.
– Даем тебе два часа. А когда истечет срок, все здесь переломаем. Если не принесешь нашу зарплату, пеняй на себя!
– Молокосос над нами издевается, друзья, – кричит Рыжий Билл, – он вернется без гроша и обведет нас вокруг пальца!
– В сейфе есть восемь тысяч пиастров, принадлежащих нам. Если дверцу откроем, я их вам отдам.
– Давай болтай больше! – бурчит Рыжий Билл. – Хочешь выиграть время и победить нас, но поживем – увидим… Я ухожу к Сэму-Отравителю. Мне пора выпить «сока тарантула». Ко дню получки трактирщик наверняка все приготовил.
– Рыжий прав, идем к Сэму! Пошли, время быстрее пролетит.
– Ты думаешь, Сэм-Отравитель даст нам в долг?
– Долг будет за компанией!
Против всякого ожидания трактирщик, так звучно прозванный Отравителем, широко открыл и двери трактира, и кредит…
На памяти завсегдатаев салуна такой ласковой встречи еще никогда не было. Хозяин обычно бывал очень строг и немногословен даже с клиентами денежными и уж совсем не разговаривал с голытьбой.
Еще удивительнее, что Сэм соблаговолил растянуть в подобие улыбки рот, обнажив почерневшие зубы, торчащие из десен как глиняные горшки на заборе.
И, наконец, что уж совсем поразительно, он лично потчует всех закуской и самыми сильными напитками.
Трактир переполнен, рядом на деревянном тротуаре временно в беспорядке расставлены столы, скамейки, ящики, пустые бочки.
Китайцы, чья жадность соперничает с трезвостью, видя, что странным образом нарушено правило и – может быть единственный раз в жизни – выпить дают бесплатно, тоже приблизились, протиснув свои курносые, желтые лица между сильными, едва прикрытыми лохмотьями торсами искателей приключений, и с удовольствием прикладываются к бутылкам.
Может ли трактирщик отличить среди этих нахальных посетителей своих от чужих? Маловероятно. Все китайцы на одно лицо, и всех их, оказывается, звать Ли.
Но Сэму все это безразлично, он наливает, ничего не спрашивая, не считая, не глядя…
Кто же все это оплатит?
Веселье постепенно набирает силу – кругом шум, разговоры, крики. Все смеются, вопят, сыплют ругательствами, громко аплодируют китайцу, который, упившись, падает замертво. Самые отчаянные выпивохи ставят пари, их с энтузиазмом поддерживают, вовсю обсуждаются шансы сторон, спорщики постепенно забывают и про компанию «Свободная Россия», и про зловещую смерть директора, и про закрытый сейф, и про зарплату.
Какое это имеет значение сейчас, когда пить можно вдоволь, когда начинается настоящее веселье под покровительственным взглядом Сэма: тот видит, как швыряют, бьют посуду, и ограничивается лишь легким «уф!». И это он, который раньше из-за одного разбитого стакана готов был схватиться за пистолет!
Два часа, данные Жану, тем временем истекли. А разгулявшиеся клиенты не думают ни о чем и с удовольствием продолжают щедрую бесплатную трапезу.
Кто-то напоминает:
– А как там с деньгами? Метис, наверное, уже вернулся из Баркервилла?
Это, кажется, опять Рыжий Билл. Да, он самый.
Ему кричат:
– А, брось торопиться. Ведь мы можем пить сколько хотим…
– Пить – это хорошо. – Рыжий Билл встает на табурет, окидывая взглядом шумящий зал. – Но праздник не будет полным, пока мы не сыграем партию в покер, правда?
– Давай поиграем…
– Но для игры нужны деньги. Да и Сэм больше не собирается нам наливать, не видя цвета наших пиастров.
– Да, да, – обменявшись быстрым взглядом с Биллом, кивает головой трактирщик.
– Что, не дают больше в долг?
– Кончился кредит, – рычит Сэм, – пока вам не заплатили деньги, а там посмотрим. Давайте, друзья, заставьте платить этих богачей, чтобы они не мучили хороших парней!
– Дай еще выпить!
– Нет, больше ни капли! Идите за вашей зарплатой!
Настаивать, когда Сэм ставит ультиматум, бессмысленно. Все это знают и никто не возражает. Трактир мгновенно пустеет, но все надеются быстро вернуться обратно, веселье в самом разгаре.
Толпа золотоискателей, еще более возбужденная, чем утром, во второй раз собралась у окна кассы и встречает градом ругательств приказчика, который решился сказать несколько слов.
Стоящие поближе его услышали; те, кто был далеко, ухватили обрывки фраз.
– Что? Нет денег? Еще ждать? Приступать к работе?
– Ах ты, сучий сын! Обманщик! Убийца! Вор! Скальп с тебя снять!
Неожиданно для себя Жан встретил у банкиров Баркервилла прием весьма холодный и получил твердый отказ, хотя сумма гарантии под имущество «Свободной России» в сотню раз превышала кредит.
Напрасно он приводил серьезные аргументы: исключительный случай, деньги в сейфе, но недоступны, директор убит, рабочие бунтуют. Все бесполезно.
Похоже, был отдан какой-то приказ, и каждый демонстрировал полное равнодушие к просьбам представителя «Свободной России», даже шериф, который пожал плечами, узнав про убийство – он слушал, посвистывая, взволнованный рассказ молодого человека. Жан вернулся обескураженным, в груди бушевала буря, брови его были сведены, ноздри подрагивали, но голос казался спокойным:
– Думаю, дядя Перро напрасно пошел на охоту за бигорном. Как он нужен сейчас, чтобы отбить готовящуюся атаку!
– Да, рабочие, кажется, переходят в наступление, хотят завладеть сейфом.
– Мы его защитим, – заявил Франсуа.
– Конечно, – согласились два старших брата.
– Есть полдюжины винчестеров, сотня патронташей, а их только триста.
– Но придется убивать…
– Черт возьми, они нас сами вынуждают. Не отдавать же себя на растерзание.
– Вот именно.
Атака началась. Со всех сторон летят камни, разнося вдребезги окна – стекла градом сыплются в комнаты.
– Хорошо ли закрыты двери? – спрашивает Жак.
– Я их закрыл на засов.
– Слуги все снаружи, орут вместе с толпой. Только приказчик внизу.
– Ты, Франсуа, – говорит Жан, – спустись, принеси боеприпасы и вместе с приказчиком иди в комнату бедного месье Ивана: оттуда хорошо просматривается вся долина, – окна выходят на две стороны. А я обойду дом, проверю, все ли закрыто, и вернусь.
Снаружи доносится адский шум. Вопли, пьяные угрозы, проклятия. К гулкому шуму камней, бросаемых со всего размаху по деревянным панелям стен, прибавился звук выстрелов.
Жан, вернувшись, присоединяется к братьям и приказчику. Здесь же по-прежнему лежит изуродованный труп несчастного директора.
Ружья все заряжены. Шесть винчестеров с автоматическим перезарядом и магазином на семьдесят два патрона. Отважные стрелки готовы открыть беглый огонь. Но они ответят только в крайнем случае, в момент смертельной опасности.
Жан хочет вступить с нападающими в переговоры. Он храбро подходит к окну, открывает его, наклоняется вниз и произносит несколько слов. В ответ – гром проклятий. На него нацелена сотня револьверов. Поскольку он безоружен, то пьяные – из благородства, которое сохраняют даже самые опустившиеся, – не открывают стрельбы. Отважный юноша только что приказал своим братьям и приказчикам:
– Ни в коем случае не стреляйте. Если откроем огонь, примирение станет невозможным.
Словно для ответа Жану от толпы отделяется человек. Это опять Рыжий Билл, который повсюду лезет на рожон – то и дело подначивает товарищей, все время демонстрирует свою агрессивность.
До стены осталось не больше пяти шагов, и тут «парламентер» быстрым движением выхватывает пистолет и подло стреляет в Жана.
Будь на этом месте кто-нибудь другой, а не предусмотрительный метис, смерть была бы неизбежной. Но Жан все видит, большой опыт, приобретенный им в разных переделках, научил охотника быть бдительным перед лицом возможного предательства. Он мгновенно отскакивает от окна, и пуля, только задев его кожаную куртку, вонзается в плоть дерева.
В тот же самый момент Рыжий Билл, не видя из-за дыма, что же происходит у окна, вдруг слышит резкий свист, и его шею охватывает крепкая петля; с необоримой силой его тянут вверх до самого подоконника, где громилу подхватывают сильные руки, хватают за бороду и швыряют полузадушенного на пол.
Грубая разгулявшаяся толпа разражается хохотом при виде этого похищения – смелого, ловкого и смешного.
Видеть, как странно извивается Рыжий Билл в петле лассо, мастерски наброшенного на него Франсуа, – достаточный повод для вспышки бурного веселья.
В мгновение ока злобный, исходящий пеной детина связан как сосиска и не может сделать ни одного движения. Франсуа, обрадованный удачной операцией, поднимает тяжеленного пленника на руки и, поднеся к окну, кричит насмешливо:
– Это заложник. Если будете стрелять, сразу раскрою ему голову.
Два часа толпа была равнодушна к Рыжему Биллу. Это плохой работник, грубиян, задира, пьяница, его побаивались из-за силы, но не любили.
Но сейчас, когда он возглавил бунт и устроил попойку в трактире, бунтари принимают его сторону – то ли из благодарности за набитый желудок, то ли чувствуя за ним какую-то тайную власть, которой подчинился даже Сэм-Отравитель.
– Ладно, ладно, – раздаются хриплые голоса, – не убивайте его, может быть, удастся сговориться.
– Сговориться можно совсем просто, – отвечает Франсуа. – Принимайтесь за работу и дайте нам необходимое время, чтобы найти способ, как заплатить вам.
У ошеломленного Рыжего Билла взгляд попавшего в западню зверя; он трусливо, как часто случается с зачинщиками подлых дел, пытается вступить в переговоры, словно и не замышлял предательства.
– Не сердитесь на меня, мальчики, если я только что погорячился. «Сок тарантула» ударил в голову. Когда выпьешь, часто делаешь не то, что хочешь.
– Вот именно, – произнес Жан. – Вы хотели меня убить. Хорошо, что я был начеку, ожидая возможного предательства. Я не питаю к вам никакой злобы и, если бы ваша жизнь не была сейчас залогом нашей, отпустил бы подобру-поздорову на все четыре стороны.
– Честное слово, вы настоящий джентльмен. Если я осмелился…
– Комплименты ни к чему. Если бы вы осмелились что?
– Попросить вас немного ослабить лассо, оно меня душит. Я не собираюсь бежать, да, впрочем, это и невозможно – со второго этажа да под вашим присмотром.
– Если только за этим дело, пожалуйста, – говорит метис, ослабляя петлю и предоставляя прохвосту некоторую свободу.
Рыжий Билл расправляет затекшие члены, потягивается с видимым удовольствием, поигрывая своей мощной мускулатурой.
При резких движениях дыры на его лохмотьях расширяются, по ним можно изучать законы износа долго служившей одежды.
Впрочем, мрачное тряпье, пропитанное грязью и смазочным маслом, истончившееся от постоянного контакта с кварцем и сланцем, с машинами и инструментами, не является только его привилегией.
Товарищи Рыжего Билла тоже не заботятся о своем гардеробе, считая любое внимание к собственной внешности совершенно излишним; их правило
– лишь бы никого не шокировать. Но и оно выдерживается далеко не всегда, что, впрочем, не мешает этим малым быть о себе очень высокого мнения, как и положено прожигателям жизни без всяких предрассудков… Компании любят заключать соглашения с такими субъектами.
Но на этот раз изношенность костюма сыграла с Рыжим Биллом злую шутку, на что он совсем не рассчитывал.
Из одной прорехи, поблескивая серебром, выпал металлический предмет, прошуршал по штанам и соскользнул с сухим стуком на пол красного дерева.
Оказалось, это связка из трех ключей, совсем маленьких, с весьма хитрой резьбой.
Тут пленник, при всей своей наглой самоуверенности, вдруг страшно побледнел и глазами загнанного зверя уставился на постель, где лежал убитый директор.
Жан поднимает ключи, вытаскивает из кармана другие, которые дал ему дядя, сравнивает, убеждается в их полной схожести и произносит изменившимся голосом:
– Это ключи от сейфа, они украдены у месье Ивана убийцей. Значит, убийца – вы!
ГЛАВА 4
Счастье улыбнулось сэру Джорджу. – Почему Перро стал добрее. – Его Высочество любит все новое. – Глухарь. – Бигорну нравится свинячий хлеб. – Ленточная буря. – В эпицентре. – Озон. – Катастрофа.
Сэр Джордж Лесли выехал из Баркервилла в отличном настроении, Перро пообещал ему добраться до заповедника и найти бигорнов.
Наш джентльмен так и сияет, и для этого достаточно оснований. Во-первых, в столице провинции Карибу продолжалась его шахматная партия с Эндрю Вулфом: сэр Лесли посылал в Англию депешу за депешей. Для Вулфа и для всех, кто на него поставил, дела идут плохо. Он только что отдал свою черную ладью, красиво снятую белым офицером сэра Джорджа. Последняя депеша сообщала, что черному королю шах.
Во-вторых, пришло известие, что члены клуба уже прослышали о добытых сэром Лесли необычайно интересных документах, касающихся антропофагов, и готовятся встретить «замечательного исследователя» самым торжественным образом.
К тому же много приятных сведений поступало от брата: при каждом новом письме от правителя-наместника Его Высочество так энергично потирал руки, что того и гляди мог содрать на ладонях кожу.
Настроение поднялось и после тайных переговоров с важными персонами провинции, а также с некоторыми авторитетными банкирами. Инспектор края был вполне удовлетворен.
Слуг при нем стало меньше, а дела идут лучше. Нет больше ни лошадей, ни повозок, а главное, нет носильщиков. Эти прохвосты так варварски обошлись с его париком и вставной челюстью!..
Впрочем, поскольку в горах нет хороших дорог, повозки и не прошли бы. Небольшая палатка, провиант, оружие, посуда, одежда – все это разместилось на спинах шести мулов. Еще четверо животных везут участников экспедиции: его превосходительство, лакея, кучера и повара-китайца. Растянувшись цепочкой, они следуют за гигантом канадцем, который, с детства презирая такой способ передвижения, шагает столь ретиво, что грозит загнать свой отряд.
Удивительно, но на этот раз заносчивость англичанина чувствуется гораздо меньше, он стал человечнее. Не со слугами, правда, а только с Перро.
Когда джентльмену хочется размять ноги, он соскакивает с мула и, догнав неутомимого канадца, с удовольствием беседует с ним, интересуясь жизнью Перро, его давнишними приключениями, охотничьими подвигами и даже делами компании «Свободная Россия». Побудив отважного метиса рассказать о своей встрече с графом Жюльеном де Клене, Жаком Арно и Алексеем Богдановым (чьи похождения описаны в книге «Из Парижа в Бразилию по суше»), сэр Джордж, специально этого не добиваясь и не показывая своей заинтересованности в сведениях такого рода, получил полную информацию о друзьях проводника. Какие похвалы расточал им Перро, как высоко оценивал нравственные принципы, мужество, деловые качества товарищей!
Он больше не сторонится англичанина, не отвечает ему, как раньше, грубостями за неточное выполнение условии договора, не ворчит на него и с удовольствием поддерживает беседу.
Перро начал привязываться к своему спутнику именно потому, что оказал ему серьезные услуги – да еще какие!
Первый раз в жизни он решил добиться расположения официального лица – генерального инспектора приисков. Конечно, не ради личного интереса, а ради дорогих друзей, доверивших ему часть своего состояния.
Все это накладывало отпечаток на отношения метиса с аристократом, настроение которого все поднималось. Вот уже несколько дней он резво, как юноша, карабкался по склонам скалистого хребта, зажатого с двух сторон притоками Фрейзер – реками Медвежьей и Ивовой. Маленький отряд, несмотря на трудную дорогу, преодолевал ежедневно по тридцать пять-сорок километров. По излюбленному выражению канадца, шли «от зари до зари», делая небольшой привал в полдень.
У подножья гор стояла удушливая жара, при подъеме же благодаря освежающему юго-западному ветру стало дышаться легче.
От самого Баркервилла местность была абсолютно пустынной – ни следов животных, ни признаков пребывания, пусть даже давнишних, индейцев.
Сэру Джорджу такая уединенность нравится; время от времени, когда открывается красивая панорамаnote 81 – а их много в Скалистых горах, – он останавливается, наводит объектив и делает снимок за снимком.
Не потому, что англичанин очарован этим краем, а потому, что хочет привезти фотографии мест, где никогда не ступала нога человека; здесь царство оленей-карибу и наверняка бигорнов.
Сэр Лесли, как и многие другие, обожает быть первопроходцем.
Отряд движется к северу, вернее к северо-западу, строго по хребту между пятьдесят третьей и пятьдесят четвертой параллелью по сто двадцать первому – сто двадцать второму меридиану западнее Гринвича. На второй день – остановка на горном склоне, в красивом сосновом бору, где деревья до восьмидесяти метров высотой.
С восходом солнца экспедиция снимается и продолжает путь. Перро терпеть не может промедления, день обещает быть тяжелым, значит, времени терять нельзя.
Группа идет в ритме, привычном для мулов, по еле заметным тропкам, словно чудом удерживающимся на головокружительных откосах. Глаз с трудом различает эту дорожку, едва хватает места для копыт мула.
Слуги – все трое – закрывают от страха глаза и по настоятельному совету Перро отпускают поводья, полагаясь на инстинкт животных.
Сэр Джордж спешился и идет непосредственно за канадцем, ведя своего мула за собой.
Справа и слева вдоль горного хребта, по склонам ущелий, на ровных площадках в гордом неотразимом величии вздымают вверх гигантские кроны великолепные представители местной флорыnote 82 – сосна Дугласа и сосна Орегоны, пихты Мензи и Энгельмана, серебристая ель, сосна белая, западный кедр, кедр виргинский, кипарис желтый, сосна красная и многие другие. Они группируются на склонах и равнинах, являя глазу пятна разных оттенков, окруженные серебристыми стволами и нежно-зеленой листвой западной березы.
То тут, то там породы меняются, появляются заросли виноградного клена, осиновые рощицы, массивы гигантских дубов, в них вклиниваются отдельные, но мощные экземпляры диких яблонь, кизила, рябины, боярышника, привлекающие к себе множество пернатых; обилие дичи здесь могло бы поразить воображение и совсем невпечатлительного охотника.
Сэр Джордж не мог удержаться и извлек из футляра роскошное ружье с автоматическим сбросом гильз, надеясь пострелять лесных курочек, бекасов, глухарей, куропаток, взлетающих прямо из-под ног. Не объясняя почему, Перро категорически воспротивился такой бойне. Сэр Джордж заспорил, требуя, чтобы ему изложили хотя бы причину запрета.
В этот момент, оглушительно хлопая крыльями, взлетел тетерев не меньше двенадцати-пятнадцати килограммов, наш джентльмен, почти против воли, вскинул ружье, нажал курок, и величественная птица упала камнем.
Звук выстрела раскатился по округе длинными руладами, сэр Джордж ждал похвалы, но Перро, пройдя еще шагов двадцать пять, повернулся, пожал плечами и сказал:
– А я думал, месье, что вы охотитесь на бигорна.
– Конечно, Перро, но ведь тут – такой тетерев.
– Да, из этой птицы получится приличное жаркое, но обойтись оно может очень дорого.
– В каком смысле?
– Черт возьми! Видите, по этой еле различимой тропке с трудом идут мулы, несмотря на их осторожность и привычку.
– Ну и что?
– А вы задумывались кто из людей, животных вот так пробил ее по скалам, по мху, по траве, по выступающим из-под земли корням?
– Нет, никогда…
– Так вот, месье, по этой тропе каждый год в течение месяца с середины июня до середины июля ходят дикие животные, которые пасутся на лугах, едва с них сойдет снег, отыскивая растение, которое они обожают. У этого растения мелкие трехцветные цветочки – белые, розовые, красные, темно-зеленые листья в белых точечках и – любимое лакомство кабанов – мясистый корень, который часто именуют «свинячим хлебом».
– Расскажите, расскажите, Перро вы всегда сообщаете что-нибудь новенькое и интересное, – сказал Его Высочество, пытаясь определить вес тетерева, – на замечательный трофей с восхищением смотрели слуги.
– Так вот, – продолжал метис, – не только кабаны любят это растение. К нему неравнодушны и бигорны. Вы слышите? Бигорны!
– Вот тебе на! Надо было раньше сказать, я воздержался бы от выстрела.
– Который загнал их к черту на кулички!
– А они что, были близко?
– Все может быть, я не решился бы это отрицать. Про бигорнов, которые хитрее любых других животных, никогда ничего определенно не скажешь: у них глаза рыси, ноги оленя-карибу, нос гончей, хитрость лисы…
– Я уже сожалею об этом злосчастном выстреле.
– Да и помимо бигорна есть причина не стрелять здесь без крайней необходимости: на склонах гор лежат снега, и раскатистое эхо выстрела может вызвать оползни.
– Все-таки надеюсь, что ничего непоправимого не случилось и мы скоро достигнем мест, облюбованных этими дьявольскими созданиями.
– Но мы ведь уже на их территории, и, возможно, сегодня к вечеру…
– Сегодня? И вы не предупредили меня?
– Зачем возбуждать мозг, предвосхищая событие, которое зависит от множества случайностей? Кстати, я, кажется, ошибся в предсказании сроков нашей встречи с бигорнами. Она состоится не сегодня.
– Почему не сегодня?
– Можете смеяться, если хотите, но я чую бурю.
– Что вы хотите сказать?
– Только то, что в воздухе появился странный запах, значит, скоро быть буре.
– Я тоже чувствую какой-то запах, такой воздух бывает сразу после разряда молнии.
– Вот именно, так «пахнут» раскаты грома.
– А, отгадал, это озон. Здесь его, видно, необычайно много.
– Да, и, похоже, ленточная буря приближается.
– Ленточная буря?
– Она распространяется узкой полосой, и чаще всего вдоль реки, текущей в ущелье. Справа и слева от русла относительно спокойно, а в ущелье ужас что творится.
– А мы как раз находимся в долине Ивовой реки.
– Иначе говоря, буря идет прямо на нас.
По дну каньона, шириной не больше километра, несут свои прозрачные воды Виллоу-Ривер (Ивовая река) – мгновенные перемены погоды поразительны.
Белесый прозрачный туман струится над водной поверхностью и, прижимаясь к высоким берегам, делает все более плотным воздух ущелья, потом поднимается все выше, ложится на деревья, скалы, причудливо меняя их очертания.
Похоже, будто какой-то эфир – легче воды, но тяжелее воздуха – наполняет долину и начинает движение с юга на север под порывами крепчающего ветра.
В глубине каньона река кажется свинцовой, кроны деревьев образуют пятна цвета позеленевшей от времени бронзы, а над ними возвышаются, словно призраки, крепкие белые стволы берез.
Охотники переглянулись, их лица кажутся мертвенно-бледными в этом словно закопченном воздухе. В небе горит красное солнце, не обрамленное лучами, но достаточно горячее, жара становится невыносимой.
Мулы, почуяв приближение урагана, сбились в кучу на широком выступе, где сэр Джордж только что убил тетерева.
Не прошло еще и двадцати минут.
Перро принюхивается и говорит:
– Плохо нам придется. Еще есть полчаса, потом начнется дьявольская пляска.
– Надо поискать укрытие, – советует джентльмен.
– Лучше останемся на открытом месте. Буря сломает, как спички, эти красавцы деревья, и они раздавят нас, как улиток. А грота на расстоянии мили нет.
– Что же делать?
– Остаемся здесь, ляжем ничком на землю, чтобы нас не унес ветер, мулов же всех вместе крепко свяжем сбруей.
– Не разгружая?
– Ни в коем случае. Вещи, накрепко притороченные к спинам животных, составят с ними одно целое, особенно если мулы между собой будут тоже связаны – возможно, так удастся хоть что-то спасти.
Туман становится все плотнее, скрывает реку, укутывает деревья и скалы, меняя их очертания. В долине поднимается ветер, он становится все сильнее, рычит, как зверь, перетряхивая темные тучи, в которых то там, то сям сверкают быстрые, раскалывающие небо молнии. Уже все как в сумерках. Туман, сначала белесый, с мертвенно-синеватым оттенком, – люди еще видят друг друга, – скоро становится совсем плотным, чернильного цвета. Он накрывает все тяжелыми облаками, словно дымом из заводской трубы.