ГЛАВА 8

Даже если вы не альпинист, но иногда путешествовали в горах, вы знаете, как трудно там придерживаться нужного направления: искомая точка то и дело исчезает из поля зрения.

Сверху долины и горы видны отчетливо, все предстает как бы в обманчивой перспективе, так и хочется сказать: «Да это же совсем рядом».

Скоро эта иллюзия исчезает. Стоит пройти небольшой участок пути, и цель уже не видна. Встречаются препятствия, издали неразличимые – то углубления, то холмы, откуда-то берутся лесные массивы и кустарники, и, например, деревья, находившиеся, казалось, в одном месте, решительно удаляются. Приходится подниматься, спускаться, обходить заросли, пробираться через бурелом, идти по дну расщелин, взбираться по крутым гористым склонам.

Если у путешественника нет компаса, если солнце – спасительное светило всех странников – спряталось за тучку, двадцать раз потеряешь цель, и бывает, заблудишься – у городского человека очень плохо развито пространственное чутье.

Оно есть у насекомых, птиц, млекопитающих, в совершенстве пользуются им аборигеныnote 58. Индеец в густом лесу, гаучоnote 59 в прериях, австралийский туземец в дикой чащобе, эскимос в бескрайней пустыне без всяких трудностей проходят расстояния по прямой линии, в то время как дитя цивилизации кружится на одном месте, чаще всего слева направо, описывая круги, из которых ему не выбраться.

Охотники, будучи полудикарями, приобретают это чувство в результате долгого опыта – без него невозможна их волнующая и опасная профессия.

Так и Перро. Без всяких усилий, не останавливаясь ни на минуту, он неутомимо, размеренным шагом идет к цели, так, словно не спускает глаз со стрелки компаса, хотя в действительности даже не глядит вперед, петляет, поворачивает, поднимается, опускается, в зависимости от того, какие препятствия встречаются на пути.

Жара становится изнурительной. Появляется мошкара, особенно докучают огромные жужжащие слепни, ненасытные кровососы, которых канадец прозвал бульдогами. Подходящая кличка: крылатые вампиры не отстанут, пока не насытятся.

Раз появились слепни, значит, близко болото – в Скалистых горах это не редкость. В ущельях, на плато, в долинах внезапно встречаются большие пустоши, покрытые нежной светло-зеленой травой и мхом, из-под которых выступает ледяная вода. Приходится обходить эти гнилые места, чтобы не погибнуть, как погибают в зыбучих песках Нормандии или на «мертвых» пространствах Солони.

Почвенные воды сочатся тонкими ручейками, в них роится всяческая живность. Сюда приходят на водопой лоси и красные олени – их следы Перро различает хорошо.

Следов бигорна нет, но зато очень много когтистых отпечатков черных и бурых медведей.

Целые стаи частых в американских лесах диких красавцев голубей с длинными хвостами поднимаются в воздух, громко хлопая крыльями. Лесные куропатки и глухари, вспугнутые нашими путешественниками, перелетают с дерева на дерево, с любопытством посматривая на охотников.

Куропатка еловых лесов, величиною больше глухаря, уже вывела птенцов и отважно их защищает, бросаясь навстречу опасности, взъерошив перья и загребая крылом по земле, совсем как домашние куры.

– Не бойтесь, мелкота, мы оставим вас в покое, – говорит метис грубоватым, но нежным голосом.

И, обернувшись к вспотевшему англичанину, спрашивает:

– Может быть, сердце подсказывает вам, что нужен отдых?

– Если вы устали, я согласен, – отвечает сэр Джордж.

– Я? Устал? – рассмеявшись, бросает канадец. – Шутите, сэр? Предлагаю привал, потому что вы тяжело дышите. Знаете, самолюбие здесь ни при чем. Мы не прошли еще и половины пути, а впереди подъем.

– Вперед! Куда вы, туда и я.

Перро промолчал, но губы его дрогнули в иронически-хитрой улыбке.

Скалы, овраги, горные потоки, непроходимые заросли, снова потоки, снова заросли, овраги и скалы. Жара уже нестерпимая, и сэр Джордж наклоняется к ручью, чтобы напиться, и про себя злится на этого метиса, такого же свежего, как в начале пути.

Перро, конечно, немного кокетничает своей выносливостью, но самое непостижимое, как он ориентируется в этом хаосе. Карабин на плече, рука в кармане, а вторая свободна, он словно прогуливается, с легкостью юноши преодолевая препятствия, такие трудные для англичанина. Походка Перро легка – и на острых скалах, и средь колючих кустарников, и на оползнях, и по заболоченным лесам, где нога по щиколотку погружается в жижу и где сэр Джордж, вспотевший, запыхавшийся, идет, спотыкаясь и изнемогая, поддерживаемый только своей непомерной гордыней.

А Перро впереди, принюхивается к воздуху, любуется белками, прыгающими в ветвях сосны, дятлом, вытаскивающим из ствола каких-то темно-золотистых насекомых, стайками стрижей, которые гоняются друг за другом и ныряют в световые полосы, словно рой комаров под лучами солнца. Для него это приятная прогулка, он наслаждается лесом с утонченным дилетантизмомnote 60 подлинного любителя природы.

Они идут уже три часа. Сэр Джордж, потеряв все ориентиры, не знает, где они находятся. Наверное, они уже недалеко, потому что проводник пятнадцать минут назад загасил свою трубку.

– Если вы разрешите, месье, – проговорил канадец с отеческим терпением, – остановимся здесь ненадолго. Мы недалеко от места, где вы видели медведей. Если, конечно, они не ушли. Вам надо отдохнуть, успокоиться, чтобы сделать меткий выстрел.

– С удовольствием, – еле двигая губами, отвечает Его Высочество и тяжело опускается на сваленный бурей кедр.

– Вот тут посидим четверть часа. К вам вернутся силы и свежесть, словно вы только что из баки и вы точно наведете мушку. Впрочем, я буду рядом. На случай, если промахнетесь… Знаете, этого зверя надо убивать сразу или подбить так, чтобы он не мог двигаться, а иначе плохо придется.

– Я запрещаю вам стрелять в того же медведя, в которого буду стрелять я. Предоставьте мне выстрелить дважды, чтобы подбить самых крупных. К тому же с вашим ружьем…

– Не смейтесь над моим шарпом, он верно служит мне двадцать лет и не разу не подвел. Да, у меня одностволка, но я попаду из нее вернее, чем вы из вашей двустволки.

– Посмотрим, – приободрился сэр Джордж, презрительно поглядывая на старый карабин Перро, с поверхности которого давно сошла бронза.

– Теперь вы чувствуете себя в состоянии атаковать?

– Я всегда готов атаковать.

– Только что по лицу вашему струился пот и ваше учащенное дыхание…

– Ближе к делу. Где медведи?

– В четырехстах ярдахnote 61 отсюда.

– А как приблизиться к ним на расстояние выстрела?

– А что вы называете расстоянием выстрела?

– Ну, например, двести шагов.

– Это далековато.

– А какая вам разница, если я уверен, что уложу их?

– Ни вам, ни кому другому с такого расстояния не попасть.

– Спорим на пари?

– Спасибо! У меня есть менее глупые способы вкладывать деньги.

– Подведите меня на двести шагов, большего от вас не требуется.

– Если настаиваете, следуйте за мной, но это очевидная глупость.

С этими словами Перро ложится на траву, берет в зубы ремень своего карабина с только что взведенным курком, ползет по ковру из мха и хвои, так плотно прижимаясь к земле, что его не заметишь за двадцать шагов.

Сэр Джордж попробовал взять свое ружье так же, но то ли ружье его тяжелее, то ли челюсти не так сильны, но ему пришлось от этого отказаться. Он двинулся вперед – причем довольно проворно – на четвереньках, скользя по земле на локтях и коленях.

Охотники попали в красивейшую рощу красных сосен, разросшихся на склоне Скалистых гор. К востоку от этой рощицы на плато и находились медведи три часа назад.

– Вы думаете, они все еще там? – шепчет еле слышно наш джентльмен.

– Думаю, да, – так же шепотом отвечает метис, – у них сиестаnote 62: наелись лука и теперь или дремлют, или играют друг с другом. До темноты косолапые едва ли отправятся дальше. А сейчас ни звука!

Они поползли дальше, хвоя и мох поглощали шум движений, только благодаря этому и можно было рассчитывать на успех.

– Осторожнее, – тихо произносит Перро. – Вот! Теперь вы их видите?

– Вижу только темные камни.

– Это не камни, а медведи, они далеко от нас и отсвечивают на солнце, как выдры.

– Подползем еще, я плохо их различаю.

– Возьмите очки.

– Да, действительно. Вы правы, Перро, мы, пожалуй, далековато, но приблизиться не удастся – рощица кончается.

– Можно ползти по открытому месту. Гризли много, они чувствуют свою силу и едва ли пустятся в бегство.

– Нет, я сказал, что буду стрелять с двухсот метров, значит так тому и быть!

– Это глупо.

– Я отвечаю за свои поступки, вся ответственность на мне.

– Воля ваша!

Сэр Джордж, опершись локтем левой руки о колено, аккуратно поддерживает ружье, поднимает его, ищет цель и тихо нажимает на курок.

За оглушительным шумом выстрела последовал хриплый, сдавленный, устрашающий вой.

Один из медведей, лениво гревшийся на солнышке, подскочил, словно под ним рванула мина, встал на задние лапы и тяжело упал на землю.

Остальные лежебоки в тот же миг вскочили, повернули головы в сторону рощицы, откуда прозвучал выстрел, – увидев среди сосен белый дымок, уверенные в свой силе, бросились все трое навстречу невидимому противнику.

Охотники одновременно отбежали в сторону от места, где еще не рассеялось облачко дыма.

Сэр Джордж различает за стволами силуэт сильного красивого медведя, который замер, принюхиваясь к воздуху. Улучив этот редчайший момент, англичанин с невозмутимым хладнокровием стреляет второй раз. Медведь опрокидывается навзничь, с диким рычанием пытается повернуться, подняться, раскидывая в стороны щепки, но его усилия напрасны.

– Ну что? – торжествующе кричит сэр Джордж. – Что скажете на это?

Перро, которого не видно, потому что он прижался к кедру, говорит:

– Для любителя неплохо, но расстояние слишком велико.

Два других медведя, не понимая, где враг, замерли в нерешительности в пятидесяти метрах. Один справа от Перро, второй, – слева, наискосок.

Метис быстрым красивым движением вскидывает к плечу свой старенький шарп, разворачивается вправо, прицеливается и стреляет.

Выстрел совсем слабый по сравнению с теми, что раздались раньше, гильза отскакивает; открыв ствол, Перро вставляет туда новый патрон – вся операция не заняла и трех секунд.

Не глядя больше в сторону рухнувшего зверя – для таких профессионалов выстрелить – значит убить, канадец обнаруживает, что четвертый медведь, учуяв его, подобрался совсем близко.

С фантастическим спокойствием, словно перед ним заяц, Перро успевает предложить:

– Если хотите, сэр, этот ваш…

В ответ раздаются ругательства; сэр Джордж занят странным делом: прижав к себе тяжелый карабин, обливаясь потом, он безуспешно пытается открыть затвор ружья, чтобы вставить патроны.

– Черт возьми! – кричит Перро. – Скорее стреляйте, вон ваш медведь, он еще жив, он поднимается, бежит сюда.

Перро еле успел повернуться лицом к своему медведю – тот уже на расстоянии шести шагов.

В это же время сэр Джордж видит, как один из подстреленных им медведей, наверняка смертельно раненный, но чудовищно свирепый, несется к нему.

Слабенький выстрел шарпа раздается вторично, и Перро с легкостью, необыкновенной для человека его возраста, отскакивает в сторону, подальше от бьющегося в судорогах зверя.

Медведь убит наповал.

– Что же этот болван англичанин не стреляет? – непочтительно бормочет охотник, выбрасывая быстрым движением гильзу.

Словно в опровержение его слов раздается слабенький выстрел, потом второй, третий, четвертый…

– Револьвер! – презрительно кричит Перро. – Да это все равно, что горохом пулять!

Сэр Джордж, видя, что зверь, раненный в плечо, разъяренный, с пеной на губах, выплевывая при каждом выдохе струю крови в палец толщиной, совсем рядом, бросает свое ставшее ненужным ружье и, выхватив пистолет марки «смит-и-вессон», разряжает его в хищника почти в упор.

Даже при рукопашной револьвер для таких животных слишком слаб, пуля не способна пробить плотную шерсть, толстую шкуру и пятисантиметровый слой жира.

Последнюю пулю джентльмен пускает медведю прямо в рот, она сносит часть языка, несколько зубов, но зверя это не останавливает.

Обезоруженный, не взявший даже ножа, настолько он был уверен в своем ружье и в своей меткости, сэр Джордж, сбитый гризли, падает на спину.

Изрешеченный пулями, агонизирующийnote 63, но все еще опасный зверь пытается добраться до головы охотника, а Его Высочество, судорожно вцепившись в шерсть, старается увернуться от раскрытой медвежьей пасти, откуда свисает изодранный в клочья, пахнущий горелым язык.

Несмотря на отчаянное положение, аристократ не зовет на помощь.

– Да что же ты, – кричит Перро, подбегая со своим стареньким ружьецом, – что же ты, надутый гордец, не зовешь на помощь? Не знаю, стоит ли тебе спасать жизнь. Доволен ли ты, проклятый англичанин, охотой или нет?

Сэр Джордж, раздавленный медвежьей тушей, чувствуя, как когти впиваются ему в грудь, наконец сдается. Инстинкт самосохранения берет верх над его гипертрофированнымnote 64 самолюбием. Сдавленным голосом, совсем ослабевший, он кричит:

– На помощь, Перро, на помощь!

ГЛАВА 9

Перро откликнулся на призыв на нашего джентльмена, задыхающегося, еле живого, исполосованного медвежьими когтями.

– Не поздно ли зовешь? – бурчит он. – Посмотрим, посмотрим, чем можно тебе помочь.

Широкими движениями, внешне медленными, а на деле очень быстрыми, так как они точны и рациональны, метис кладет на землю заряженный карабин, вынимает нож, хватает медведя за ногу и тянет изо всех сил.

Руки Перро так сильны, что противиться им не может никто – ни человек, ни животное, даже если это шестисоткилограммовый медведь.

Почувствовав сзади опасность, гризли поднимает голову, выгибается и на миг отворачивается от англичанина.

С невозмутимым хладнокровием Перро пускает в ход нож и точным движением хирурга перерубает связки медвежьей лапы, отделяя от нее ступню.

– Пожарю на углях к обеду, – говорит он, бросая кусок, похожий на изуродованную ладонь.

Медведь взревел еще громче и приготовился броситься на второго врага.

А Перро уже зажал мертвой хваткой его вторую лапу.

– Можешь кричать, дрыгаться, кровь из тебя все равно вытекает.

Это почти невероятно: простреленный второй пулей сэра Джорджа на уровне легких, медведь истекает кровью, она течет как из двух краников

– но зверь продолжает сражаться.

Неправдоподобная живучесть!

Перро отточенным круговым движением повторяет операцию по расчленению лапы гризли и приговаривает:

– А это – на ужин господину милорду, если он не отправился в ад к язычникам-еретикам.

Медведь с необыкновенным проворством разворачивается, встает на ампутированные конечности, рыча падает, пытается снова подняться, опять падает, потом, убедившись в тщетности своих усилий, ползет на брюхе, как тюлень, к канадцу, который, подняв карабин, отступает все дальше и дальше, чтобы вконец измотать хищника…

– Могу прикончить тебя одним выстрелом, косолапый дурень, да пули жалко, – говорит охотник и мстительно добавляет: – Вы, звери, коварны, я рад, что вижу, как ты мучаешься. Литра три крови уже потеряно, пора тебе подыхать.

Изуродованный медведь доживает свои последние минуты, начинается агония, она длится недолго, смерть приходит, когда он оглашает лес отчаянным воем.

– Ну, вот, – говорит Перро, – есть неплохое мясо, можно отнести его моим братьям, несчастным носильщикам. А англичанин-то жив? Что-то он ни рукой, ни ногой не шевелит… Подумаешь, поборолся с медведем, в котором не больше двенадцати-тринадцати сотен фунтов!

Сэр Джордж действительно лежит недвижим. Глаза закрыты, лицо восковой бледности. На плечах одежда разорвана, кожа вся в крови.

Метис трясет его за руку и кричит:

– Эй, месье, господин милорд, приходите в себя! Все кончилось, медведи убиты. У нас пять тысяч фунтов мяса и четыре шкуры на выбор. Черт возьми! Отвечайте же! Скажите что-нибудь! Да можно ли от пощечины медведя… Он меня не слышит, бедняга в обмороке, нужно дать ему выпить.

Перро торопливо роется в своем мешке, вынимает оттуда флягу в плетеном футляре и вливает содержимое в рот его превосходительства.

– Льется, значит, живой, – с важным видом констатирует «эскулап».

Его превосходительство начинает глотать целительную жидкость, кашляет, чихает, делает глубокий вдох, открывает глаза, потягивается и, сев, спрашивает слабым голосом:

– А медведь?

– Вот он, – отвечает канадец, указывая пальцем на окровавленную тушу, застывшую на ковре залитых кровью сосновых иголок.

– Что произошло? Я что-то не помню.

– Что произошло? Ваш карабин ценой в две тысячи франков подвел вас как старое ржавое ружье за четыре франка десять су.

– Не может быть!

– Ну, попробуйте открыть ствол, посмотрим что вы скажете.

– Попробуйте сами, я что-то совсем разбит, – жалобно говорит наконец наш джентльмен.

Перро старается перевести затвор слева направо, но тщетно.

– Ваши железные гильзы расширились от слишком большого количества пороха и заклинили механизм. С медными гильзами этого не произошло бы

– они быстро возвращаются к первоначальному объему.

– Ну, Перро, вы мастер в ружейном деле.

– Похожее случилось пять лет назад у моего брата Андре на Аляске – его чуть не загрыз гризли. И тогда друг наш господин Алексей, русский, очень образованный, все мне объяснил. Надо разобрать ваш карабин, шомполом извлечь гильзы, заменить патроны. И потом…

– Что потом?

– Следующий раз стреляйте с более близкого расстояния и цельтесь точно в глаз – во всяком случае, когда идете на опасного зверя, способного настичь вас и растерзать. Ваш выстрел неплох для любителя, но попали вы не туда, куда надо, чтобы медведя убить наповал.

– Вы недавно говорили, что выстрел хороший, – напоминает наш джентльмен, ожидая похвалы, которая потешила бы его гордость.

– Неплохой, неплохой… Но вам еще надо тренироваться… до тех пор, пока вы с пятидесяти шагов не попадете прыгающей с ветки на ветку белке точно в голову! Вот так!

С этими словами метис мгновенно прижал к щеке свой старенький шарп и выстрелил почти не целясь.

Белки во множестве развились на соснах, грызя новые почки, любимое свое лакомство. Одна из них во время прыжка дала охотнику повод проиллюстрировать свое нравоучение.

Убитый хорошим стрелком в движении, в момент прыжка, изящный зверек тяжело упал на землю.

– Ну вот, месье, – Перро поднял за хвост белку с размозженной головой. – Я не собирался стрелять с такого расстояния, с какого стреляли вы. У каждого из моих медведей по пуле старенького шарпа в мозгу. А вот ваш второй… Надо отдать должное и зверю. Он неплохо поработал на ваших плечах, хотя и был еле жив…

– Правда, – кивнул сэр Джордж, решаясь наконец поблагодарить спасителя. – Хорошо, что вы были рядом и пришли мне на помощь.

– Бросьте, это ерунда! Поскольку я пообещал добыть бигорна, не мог же я позволить задрать вас медведю. Ну, а теперь, если позволите притронуться к вам, перевяжу ваши раны, мы, охотники, это умеем…

– Не стоят они того, – бодро ответил аристократ. – Я вполне хорошо себя чувствую и сейчас хотел бы вместе с вами разделать эти туши.

При этих словах он попытался встать, но, едва поднявшись, резко побледнел, закачался, вытянул вперед руки, и упал бы со всего маху, если бы Перро его вовремя не подхватил.

– Похоже, здорово досталось. – Канадец стал серьезным. – У медведя лапы тяжелые. Если вы не сможете вернуться в лагерь, я схожу за индейцами и они положат вас на носилки.

– Нет! Лучше побудем здесь, может, проведем тут и ночь, я хорошенько отдохну…

– Как хотите, месье. Мясо у нас есть, вода недалеко, я поджарю на костре лапы, потом скажете, как они вам понравились.

Перро соорудил для раненого постель из мха и сухих листьев и в одну секунду сделал ямку, где собирался пожарить на углях деликатес – медвежьи лапы. Затем ловко разделал тушу медведя, отделил филейную часть, не менее обширную, чем у быка, и пристроил ее над огнем.

Когда мясо было готово, посолил его, достав маленький мешочек из своего охотничьего рюкзака, подал сэру Джорджу на острие ножа один из кусков, вторым занялся сам, мгновенно с ним управился, запил хорошим глотком бренди, раскурил трубку и, поставив рядом свой старенький шарп, уселся отдыхать.

Сэр Джордж ел безо всякого аппетита, жадно пил воду, налитую канадцем в его чашку из кожи, потом растянулся на своем лесном ложе и забылся тяжелым сном.

Перро, посасывая трубку, сидел без движения, отдавшись медленному ходу времени, испытывая огромное наслаждение от созерцания леса.

Радовало ощущение безграничной свободы на бескрайних зеленых просторах, уходящих за горизонт. Невдалеке поблескивала излучина реки Фрейзер – младшей сестры величественной Маккензи. Радовали тысячи негромких звуков, так хорошо знакомых охотнику – свист ветра в сосновых ветвях; шуршание насекомых, неутомимо добывающих себе пропитание в коре величавых зеленых гигантов; гортанный, резкий клекот орла, гордо оседлавшего сухую вершину красной сосны; жалобный крик ласточки, преследуемой соколом; пронзительный призыв зимородка, летящего над долиной, сверкая своими изумрудными крыльями; глухое хлопанье крыльев голубя, непрерывное потрескивание маленькой черно-голубой сороки, верной спутницы всякого зверолова и лесоруба, вечно пристраивающейся на соседнем кусте в ожидании каких-нибудь остатков пищи…