______________
      * Проказа, или лепра (отсюда упоминаемое Буссенаром далее название лечебницы для прокаженных - лепрозорий) - тяжелая болезнь, считающаяся острозаразной и поражающая все органы человека.
      ** Слоновая болезнь, или акромегалия - болезнь, при которой ненормально разрастаются кости конечностей или нижней челюсти.
      Он то ходил взад и вперед, то крутился на месте, похлопывая себя по изувеченной ноге, воздымал уродливые пальцы и, не смея прикоснуться к упавшему Робену, причитал:
      - Боже, как быть? Боже, что делать? Мне нельзя к нему прикасаться, и вам, месье, нельзя прикасаться к несчастному прокаженному... Попробуйте подняться сами. Поднимитесь и перейдите в тень под дерево! Там вам будет лучше.
      Первое впечатление улеглось, парижанин взял себя в руки. Прокаженный вызывал у него сострадание, к которому примешивалось отвращение.
      - Спасибо, добрый человек, - проговорил он не слишком уверенно, спасибо за вашу заботливость. Но я чувствую себя лучше и должен идти дальше.
      - Прошу вас, месье, не спешите... Я дам вам попить, дам фруктов, рыбы... У старого Казимира все это есть там, в хижине!
      - Хорошо, приятель, хорошо... Я согласен, - бормотал растроганный Робен.
      В груди у обездоленного существа билось поистине участливое сердце...
      Старый негр земли под собой не чуял от радости, стараясь изо всех сил услужить незнакомцу, но принимая при этом меры предосторожности, дабы избежать прикосновения, которое, как он полагал, опасно для гостя.
      Радушный хозяин ушел в свою халупу и вскоре вынес тыквенную бутылку на конце длинной палки. Предварительно он подержал ее над огнем очага, чтобы уничтожить заразу, потом засеменил с бутылкой к ручью, наполнил ее свежей водой и протянул больному, который с жадностью напился.
      Вскоре до Робена донесся запах пекущейся рыбы, - Казимир бросил на раскаленные уголья кусок копченой кумару. Вкусная рыба быстро обжаривалась, потрескивая и дразня аппетит.
      Бургундец считал, что огонь очищает все, и насыщался без опасений заразиться проказой. Негр испытывал неподдельный восторг от того, с каким упоением Робен воздавал должное его гостеприимству и кулинарному искусству.
      Казимир, говорливый, как многие представители его расы, словоохотливый, как все привыкшие к одиночеству люди, облегчал душу после долгих лет молчания.
      Очень скоро он угадал, кто перед ним. Впрочем, для чернокожего отшельника это не имело значения. Добрый человек видел перед собой страждущего, этого было достаточно. Несчастный постучался к нему в дверь, он гость, стало быть, дорог вдвойне.
      Негр любил белых всем сердцем. Они были добры к нему! Он стар... правда, он не знает, сколько ему лет. Родился рабом в селении Габриэль, принадлежавшем некогда месье Фавару и расположенном на реке Рура.
      - Я негр из поселка, месье, - сообщал он не без гордости. - Я умею готовить, управляться с лошадьми, ухаживать за плантациями гвоздики...
      Месье Фавар был добрым господином. В Габриэле не знали, что такое кнут. Черные дети вырастали в доме. С ними хорошо обращались.
      Казимир прожил долгую жизнь. Он и состарился в поселке. Незадолго до 1840 года у него появились первые признаки проказы, страшной болезни, которая свирепствовала в Европе в средние века и до сих пор нередко встречается в Гвиане, так что местные власти вынуждены были основать лепрозорий* в Акаруани.
      ______________
      * Лепрозорий - лечебное учреждение для прокаженных.
      Больного изолировали. Для него построили хижину неподалеку от поселка, снабдили всем необходимым на первый случай.
      Затем пробил памятный и волнующий час, когда свершился великий акт справедливости: отмена рабства*! Все негры стали свободными. Все люди получили равные права. Не было между ними больше различий, кроме различий ума и способностей, не было иного превосходства, кроме превосходства опыта и личных заслуг.
      ______________
      * Отмена рабства во Французской Гвиане (рабами были привезенные из Африки негры) в первый раз произошла в 1794 г. В начале XIX в. рабство было вновь восстановлено и окончательно отменено только в 1848 г.
      Колониальная промышленность получила тяжелый удар. Ее процветание, основанное на несправедливой оплате труда, на эксплуатации дармовой рабочей силы, было подрублено под корень. Плантаторы, привыкшие сорить деньгами, в большинстве случаев оказались без средств, жили одним днем. Очень многие не сумели приспособиться к требованиям оплачивать труд. А за тяжкую работу на плантации платить надо немало!
      Однако негры многого не требовали, - лишь бы им предоставляли рабочие места. Волшебное слово "свобода" удваивало их силы.
      Как бы там ни было, но колонисты, не умея организовать совместный труд, забросили свои поселения. Негры разбрелись, получили участки, занялись корчеванием, разведением плантаций, работали каждый на себя и жили свободно. Теперь все они - равноправные граждане!
      Но и после отмены рабства многие оставались у бывших хозяев, трудились с охотой и бесплатно проливали свой пот.
      Так поступили и жители Габриэля. Но в один прекрасный день хозяин покинул поселок. Рухнули взаимоотношения личной привязанности и общих нужд. Негры мало-помалу перебрались в другие места. Казимир остался в одиночестве. В довершение несчастья его лачугу снесло наводнением. Лишенный средств к существованию, без права жить среди людей, всеобщее пугало из-за своей страшной болезни, он ушел куда глаза глядят, долго брел, очень долго, и наконец обосновался здесь.
      Местность оказалась необычайно плодородной. Казимир обустроился, работал за четверых, смиренно ожидая часа, когда душа его расстанется со своей жалкой оболочкой.
      Он стал прокаженным из безымянной долины.
      Работа делала его жизнь осмысленной.
      Робен молча слушал рассказ доброю человека. Впервые после отъезда из Франции он почувствовал себя почти счастливым. Природа щедро наделила красотой и плодородием эту долину - подлинный рай для обездоленного судьбой негра. В хриплом голосе старика звучали тепло и душевное расположение. Нет больше каторги, нет застенка, нет площадной брани...
      Если бы беглец мог обнять человеческое существо, пораженное несчастьем куда большим, чем его собственное! Страдания породнили его с Казимиром.
      "Как хорошо было бы здесь поселиться... - думал Робен. - Но достаточно ли далеко я забрался?.. Да черт с ним, останусь... Буду жить возле этого старика, помогать ему в хозяйстве... Он тоже нуждается в заботе..."
      - Дружище, - сказал парижанин прокаженному, - болезнь тебя терзает, ты плохо себя чувствуешь, ты одинок. Быть может, скоро у тебя не хватит сил работать мотыгой*... Начнешь голодать. Когда придет смерть, некому будет закрыть тебе глаза. Я тоже несчастен. У меня больше нет родины, и я не знаю, есть ли еще семья... Ты хочешь, чтобы я остался здесь вместе с тобой? Желаешь ли ты, чтобы я делил все твои труды и заботы? Я говорю от чистого сердца. Отвечай же!
      ______________
      * Мотыга - простейшее орудие для рыхления земли (твердый наконечник прикреплен под прямым углом к деревянной рукоятке), известно с глубокой древности.
      Старый негр, казалось, потерял дар речи. Он не смел поверить услышанному, он плакал и смеялся одновременно.
      - Ах, месье... Ах, месье... Мой дорогой белый сын!
      Но тут отшельник подумал о проклятии своей болезни, с новой силой осознал его... закрыл лицо изуродованными пальцами и упал на колени.
      * * *
      Робен спал под банановым деревом. Во сне его преследовали кошмары.
      Наутро приступ лихорадки возобновился и скоро перешел в горячечный бред.
      Казимир не растерялся. Прежде всего нужно было соорудить убежище для нового друга, по возможности обеззаразить хижину. Он схватил мотыгу, перекопал земляной пол, снял верхний слой и перенес землю в дальний конец плантации. Затем рассыпал по полу горящие уголья, "прокалил" всю поверхность, после чего, ловко орудуя тесаком, покрыл ее свежими пальмовыми листьями, которые он рубил и выкладывал по полу, не прикасаясь к ним руками.
      Подготовив таким образом ложе для больного, чернокожий заставил его подняться, приговаривая:
      - Ну, дружище, ну, поднимайся... Я помогу тебе перейти на постель...
      Бургундец, послушный, как ребенок, вступил в хижину, вытянулся на зеленой постели и погрузился в тяжелый сон.
      - Ах, бедный господин!.. - восклицал время от времени негр. - Такой больной! Он бы погиб, если бы не пришел ко мне... Нет, нет. Казимир не даст ему умереть...
      Приступы лихорадки были частыми. Вскоре уже раненый снова бредил. Затылок разламывался от боли, бредовые видения проносились перед глазами, как бы затянутыми кровавой пеленой, на которой корчились и извивались омерзительные чудовища.
      К счастью, негр издавна был знаком с народными лечебными средствами, к которым прибегали местные старухи.
      На своем любовно возделанном участке Казимир выращивал не только фрукты и овощи, но и растения, которыми пользуется креольская медицина* для лечения больных.
      ______________
      * Креольская медицина - т.е. народные лечебные средства и приемы, которыми пользовались креолы - потомки африканских рабов в Гвиане.
      Там рос "калалу", мелко нарезанные плоды этого растения входят в состав освежающего напитка, а из отвара мякоти готовят отличные смягчительные припарки. Далее "япана", или гвианский чай, возбуждающее и потогонное средство; "батото" - кустарник с необычайно горькими листьями, обладающими жаропонижающими и обеззараживающими свойствами, подобно хинину* или салициловой кислоте**; "тамарин" - слабительное; "адский калалу", настой из семян которого на водке используется против змеиных укусов, и так далее.
      ______________
      * Хинин - очень горький лекарственный порошок, добываемый из коры растущего в Южной Америке хинного дерева. Им лечат малярию.
      ** Салициловая кислота. - Здесь: лекарственный порошок (сохраняет название химического вещества, из которого приготовлен), употребляемый при лечении воспалений.
      Состояние Робена требовало немедленного и самого энергичного лечения. Казимир это хорошо понимал. Несмотря на кровопускание, так своевременно выполненное вампиром, француз все же страдал от опасного прилива крови. Срочно требовался нарывной пластырь.
      Нарывной пластырь! В тропиках, на пятом градусе северной широты! У негра не было ни шпанских мушек*, ни нашатырного спирта, способных произвести нарывное действие.
      ______________
      * Шпанская мушка - жук семейства нарывников; высушенные насекомые использовались в медицине для приготовления нарывного пластыря.
      Но старый доктор "без диплома" не растерялся.
      - Одну минуточку, месье... Одну минуточку... Я скоро вернусь...
      Он вооружился длинным ножом, побрел, прихрамывая, к воде и внимательно обследовал берег ручья.
      - Ага! Нашел... Отлично... - бормотал он, время от времени наклоняясь и что-то подбирая. - Так, так, это именно то, что надо...
      Свои находки он бросал в плетеную чашку. Затем вернулся в хижину.
      Казимир отсутствовал не более десяти минут.
      С серьезным и сосредоточенным видом стоя возле больного, он с большой осторожностью вынул из чашки длинненькое насекомое, сантиметров полутора, блестящее, словно из лакированного черного дерева, с тонким щитком и округлым, подвижным брюшком. Придерживая насекомое за голову, приставил его другой оконечностью к коже за ухом больного. Появилось короткое и острое жало, быстро "пробурившее" кожный покров.
      - Ну-ка, ну-ка! - гнусаво приговаривал лекарь-самоучка. - Вот так хорошо... Хорошо...
      Отбросив насекомое, старик взял другое, заставил его проделать ту же операцию за вторым ухом. Потом приложил к коже еще одно, чуть пониже... Затем четвертое, пятое, шестое...
      Больной стонал, - очевидно, эти короткие "пункции"* причиняли ему боль.
      ______________
      * Пункция - прокол кожи или стенки какой-либо полости тела (сустава, сосуда и т.д.) с лечебной целью или для того, чтобы определить болезнь.
      - Ну, ну... - повторял наш эскулап, - не бойтесь! Маленькое кусачее животное очень полезно для месье!
      Операция и в самом деле принесла пользу. Не прошло и четверти часа, как два большущих волдыря, заполненных желтоватой жидкостью, вздулись у Робена за ушами. Действие оказалось такое же, как после двенадцати часов применения наилучших нарывных пластырей.
      Больной как будто ожил; хриплое прерывистое дыхание с каждой минутой становилось тише, ровнее. Горевшие нездоровым румянцем щеки побледнели. Научная медицина была непричастна к этому чуду, которое вершилось на глазах.
      - Это фламандский муравей, хороший, хороший, он сделал то, что нужно, пробубнил довольный Казимир и, не мешкая, проколол оба пузыря длинной колючкой. Из отверстий в коже брызнули струйки бледно-желтой жидкости. Негр хотел было приложить к ранкам вату, пропитанную растительным маслом, но побоялся прикоснуться к больному и заразить его проказой. Главное сделано...
      К каторжнику вернулось сознание, или, вернее, мягкая сонливость пришла на смену болезненному обмороку. Чуть слышным голосом он пробормотал слова благодарности и погрузился в дрему.
      Добрый негр добился воистину чудесного успеха, применив самое простое народное средство. Укусы фламандских муравьев чрезвычайно болезненны, а яд почти мгновенно вызывает нарывы. Между прочим, сходным действием обладают укусы "кипящих" муравьев в Экваториальной Африке. Наружный кожный покров набухает, как от ожога кипятком, результаты укусов такие же, какие дает применение шпанских мушек.
      Когда больной приходит в сознание, крепкая настойка из листьев "батото" дополняет лечение; на парижанина все это подействовало так сильно, что через сутки он, хоть и очень слабый, уже находился вне опасности.
      Кто же обучил старого негра медицине, которая столь удивительно сходна с приемами наших врачей?..
      Ведь близость между действиями дикарей, изучавших книгу природы, и ученых мужей, поседевших над трудами о болезнях, и в самом деле поразительна.
      Беглец, вырванный из лап тропической лихорадки, был спасен. Теперь ему по-прежнему угрожала лишь человеческая ненависть.
      Минуло четыре спокойных дня, Робен понемногу набирал силы, как вдруг Казимир, бывший в отлучке несколько часов, просунулся в хижину в полной растерянности.
      - Дорогой друг! К нам идут какие-то злые белые...
      - А!.. - воскликнул гость. - Белые... Враги... А нет ли с ними индейца?
      - Да! С ними калина...
      - Вот как! Ладно же! Я все еще слаб, но буду защищаться! Живым не сдамся, слышишь?
      - Слышу... Но я не позволю им тебя убить! Оставайся тут... Спрячься... Старый Казимир хорошо их проучит...
      Робен схватил было свой тесак, но, увы, он оказался слишком тяжел для его ослабевшей руки. Парижанин понял замысел своего спасителя, укрылся под зелеными листьями и затаился.
      Чьи-то поспешные шаги не заставили себя долго ждать. Послышался громкий и грубый голос, затем - клацанье ружейного затвора...
      Пришельцы воспользовались словами, которые в цивилизованной стране звучат зловеще, а здесь, возле убогого шалаша, к их мрачному смыслу примешивался известный комизм:
      - Именем закона! Откройте дверь!
      Негр медленно отворил дверь и выставил наружу изъеденное проказой лицо. Это зрелище поразило белых, а индеец просто остолбенел.
      Несколько секунд все молчали.
      - Входите, прошу вас! - Казимир попытался придать своим чертам выражение самого сердечного гостеприимства, но от этого его физиономия сделалась еще безобразнее.
      - Это прокаженный, - сказал один из пришельцев, одетый в форму военного надзирателя. - Так я и полез в эту хибару! Недоставало только подцепить проказу!
      - Так вы не войдете ко мне?..
      - Ни за что на свете! У тебя там все насквозь пропитано проказой! "Фаго" здесь не станет прятаться.
      - Кто его знает, - возразил второй надзиратель. - Мы сюда тащились не для того, чтобы возвращаться с пустыми руками. Если принять меры предосторожности... В конце концов, мы же не дети.
      - Ну, делай как знаешь... А мне дай Бог унести отсюда ноги. От одного вида этого курятника можно схватить болезнь.
      - А я войду, - сказал индеец, помышляя лишь о награде и о множестве стаканов тафии, которые он купит, получив деньги.
      - Да и я тоже, черт возьми, - подхватил более решительный надзиратель. - Не умру же я от этого, пропади оно пропадом!
      - Входите, прошу вас! - Чернокожий хозяин просто таял от удовольствия.
      Надзиратель с саблей в руке осторожно вошел в хижину, едва освещенную тонкими лучами, пробивавшимися сквозь плетеные стены.
      Индеец последовал за ним на цыпочках. Подвесная койка была единственной "мебелью" в лачуге. На полу несколько самых простых предметов домашнего обихода - ножи, глиняные горшки для воды, ящик с маниокой, миски, ступка, длинный обрубок черного дерева и круглая пластина листового железа.
      В углу - постель из кое-как набросанных пальмовых листьев, несколько связок маиса, сухие лепешки.
      И это все.
      - А там под этим, - рявкнул надсмотрщик, концом сабли указывая на постель из листьев, - там что-нибудь есть?..
      - Я не знаю, - ответствовал негр с выражением полной тупости на безобразном лице.
      - Не знаешь? Ну, я сейчас сам узнаю!
      И надзиратель поднял саблю, собираясь проткнуть груду листьев.
      Пронзительный, хоть и негромкий свист внезапно раздался в наступившей тишине, и охранник замер с поднятой рукой и с выставленной вперед правой ногой, ни дать ни взять учитель фехтования.
      Страх приковал его к месту. Испуганный индеец выскочил наружу. Достойный краснокожий, казалось, совершенно забыл о радостях предстоящей пьянки.
      - Ай-ай!.. - в ужасе вопил он. - Ай-ай!
      С полминуты надзиратель не мог опомниться. Прокаженный, не двигаясь с места, смотрел на него с безыскусной простотой во взгляде.
      - Почему же вы не ищете?
      Человеческий голос привел служителя закона в чувство.
      - Ай-ай!.. - пробормотал он. - Это ай-ай!
      И он завороженно уставился на две светящиеся точки, которые покачивались из стороны в сторону как бы на конце гибкого троса, спиралью поднявшегося из маленькой черной коробки.
      "Малейшее движение, и я покойник! Скорее прочь!"
      Очень, очень медленно, с большой осторожностью охранник подтянул к себе правую ногу, затем отступил левой, попятился еще и наконец достиг двери.
      И тут новое шипение раздалось над самой его головой в тот момент, когда вояка уже с облегчением перевел дух. Волосы у него встали дыбом от страха, кожа под ними, кажется, зашевелилась.
      Нечто длинное и тонкое с противным сухим шуршанием соскользнуло с толстой жерди, которая поддерживала крышу хижины.
      Надзиратель поднял голову и чуть не упал - в нескольких дюймах от его лица повисла змея с раскрытой пастью и направленными вперед ядовитыми зубами.
      Человек в ужасе отпрянул и взмахнул саблей. К счастью для него, удар пришелся точно и снес змее голову.
      - Здесь змеиное гнездо! - выкрикнул надзиратель.
      Дверь за спиной надсмотрщика оставалась широко раскрытой. Он проскочил ее со скоростью циркового акробата, прыгающего сквозь горящий обруч, и успел увернуться от третьей змеи, которая, извиваясь, ползла по земле.
      Вся сцена длилась не более минуты. Второй надзиратель, встревоженный криками индейца, был озадачен видом своего товарища, побледневшего, покрытого потом, с искаженным от страха лицом.
      - Что там такое? Да говори же!
      - Полно змей... там... внутри... - с трудом выговорил первый.
      Негр вышел из хижины со всей поспешностью, какую позволяла ему больная нога.
      Вид у него был перепуганный.
      - Ах! Месье... Змеи... Их так много... Полон дом...
      - Значит, ты не живешь в этой хижине?
      - Живу, месье, но не всегда...
      - Как же она превратилась в змеиное логово? Змеи поселяются только в заброшенных домах...
      - Я не знаю.
      - Ах, ты не знаешь! По-моему, ты много чего знаешь, да прикидываешься дурачком.
      - Я там не заводил змей, нет!
      - Хотел бы тебе верить! Ну так вот, чтобы не случилось с тобой ночью несчастья, я пущу огонька в твое жилье!
      Старого негра бросило в дрожь. Если его хижина загорится, новый друг погибнет... В его голосе звучало неподдельное чувство, когда он принялся умолять тюремщиков о пощаде.
      Он всего лишь бедный человек, очень старый и очень больной. Он никому не причинял зла, ни единой душе, эта лачуга для него - вся его жизнь, все, что он имеет. Если ее сожгут, где ему искать кров? С изувеченными руками он не сможет построить другую хижину...
      - В конце концов, он правду говорит... - заметил тот, кто побывал в хижине. Радуясь избавлению от смертельной опасности, бедняга хотел лишь одного: поскорее убраться отсюда. - Держу пари, что наш беглый прохвост не спит в одной постели с такими товарищами. Индеец надул нас. Одно из двух: либо Робен уже очень далеко, либо он мертв.
      - Ей-богу, ты прав! Мы сделали все, что могли.
      - Если ты согласен, не будем задерживаться.
      - Конечно, согласен. Пускай черномазый сам разбирается со своими постояльцами, а мы уходим.
      - Погоди, а где же индеец?..
      - Индеец обвел нас вокруг пальца и смылся. Ищи ветра в поле!
      - Ну, если он попадется мне в руки, я ему дам хорошую взбучку!
      Вполне философски отнесясь к своей неудаче, тюремщики отправились восвояси.
      Глядя, как они удаляются, Казимир смеялся.
      - Ха-ха-ха!.. Змея "ай-ай"... Гнездо змей... Ха-ха-ха!.. Эти змеи - мои маленькие добрые друзья!
      Он возвратился в хижину и тихо посвистел. Едва различимая дрожь передалась на какое-то время койке, потом все стихло.
      И не осталось больше никаких признаков присутствия пресмыкающихся, кроме сильного запаха мускуса*.
      ______________
      * Мускус - вещество с резким запахом, вырабатывается железой, расположенной на животе у самца кабарги - небольшого жвачного животного, обитающего на Дальнем Востоке. Буссенар говорит о сходном запахе, т.к. кабарга в Гвиане не водится.
      - Друг мой! - окликнул старик. - Как ты там себя чувствуешь?
      Бледный, как мел, Робен постепенно высвободился из укрытия, в котором провел четверть часа в отчаянном напряжении.
      - Они ушли?..
      - Да, мой друг, они ушли... С пустыми руками. Они испугались... О, как они испугались!
      - Как тебе удалось обратить их в бегство?.. Я слышал, как они просто выли от страха... И потом этот запах...
      Прокаженный поведал своему гостю, что он, Казимир, - заклинатель змей. Он умеет их вызывать, может не только безнаказанно брать их в руки, но даже не боится их укусов, для него они безвредны. Ему не страшны не только буасиненга, змея с гремучками, но и грозная граж, и ужасная ай-ай, названная так потому, что укушенный успевает перед смертью испустить одно лишь это восклицание.
      Невосприимчивость к змеиному яду Казимиру помог приобрести месье Олета, хорошо известный в Гвиане: с помощью своих снадобий и прививок он умел сделать безопасным укус любой из змей.
      - Я не боюсь укусов, потому что месье Олета "умыл" меня от змей, говорил Казимир. - Когда пришли ваши белые враги, я позвал змей. Эти белые не "умыты", они испугались и убежали.
      - А если бы одна из них укусила меня?..
      - О! Никакой опасности. Я положил возле вас траву. Змеи не любят эту траву, они туда не пойдут*. А теперь оставайтесь на месте. Индеец убежал в большой лес, он очень злой. Он не получит свои деньги, не купит тафии, и он будет за вами следить.
      ______________
      * Немало аналогичных историй о змеях рассказывали мне люди, заслуживающие доверия. Вот какой случай описал один из высокопоставленных чиновников Гвианы. Дело происходило в Кайенне у него на глазах. Взяли двух огромных живых тригоноцефалов. Месье Олета, о котором говорилось выше, принял участие в опыте. Ему представился отличный случай продемонстрировать свое искусство. Привели двух небольших собак. Обеих укусили змеи.
      - Какую из двух вы желали бы спасти? - поинтересовался Олета.
      Ему указали. Он тут же заставил собаку выпить свое лекарство, а также ввел несколько капель под кожу животному. И через четверть часа псина весело лаяла, полностью здоровая, тогда как вторая издыхала в страшных корчах. И это не все. Олета получил укус от одной из граж, преднамеренно или случайно - дела не меняет. И с ним ровным счетом ничего не произошло! Сто пятьдесят человек были свидетелями этого эксперимента на улице Шуазель. Месье Олета умер лет десять назад, передав рецепты своему сыну. Я виделся с этим последним в Ремире. И у меня еще будет повод вспомнить о нем на последующих страницах. (Примеч. авт.)
      Добряк не ошибся. Не прошло и шести часов после спектакля, разыгранного для непрошеных гостей, как бессовестный Атука объявился вновь.
      - Ты плохой человек, - сказал он. - Ты помешал поймать белого тигра!
      - Убирайся отсюда, скверный калина, - ответил негр. - Ничего ты здесь не найдешь! Уходи! А не то старый прокаженный накличет на тебя беду!
      При этих словах индеец, суеверный, как и все представители его племени, пустился наутек в страшном испуге.
      ГЛАВА 4
      Проекты невероятные, но осуществимые. - Проказа не всегда заразна. Сооружение лодки. - "Эсперанс". - Признательность отверженного. - Записная книжка каторжника. - Жемчужина в куче грязи. - Письмо из Франции. - Слишком поздно! - За работу! - Что произошло 1 января 185... года в мансарде на улице Сен-Жак. - Семья осужденного. - Дети, плачущие, как взрослые. Великодушный замысел парижского рабочего. - Нищета и гордость. Воспоминание об изгнании. - Пожелания на Новый год. - Беспокойство, тоска и тайна.
      В своем беспорядочном лесном "марафоне", со всеми его стычками и неожиданными происшествиями, Робен не слишком отклонился от первоначально намеченного маршрута.
      Он не хотел удаляться от Марони, разделяющей Голландскую и Французскую Гвианы, и ему, в общем, удалось придерживаться северо-восточного направления, в котором и пролегает русло реки от устья до пятого градуса северной широты.
      У парижанина не было никаких инструментов, при помощи которых он мог бы определить, где находится; беглец лишь приблизительно оценивал и пройденное расстояние, и свои координаты. Он очень стремился быть поближе к Марони, большой судоходной реке, так как это рано или поздно позволило бы установить связь с цивилизованными людьми.
      Новообретенный товарищ Робена был неспособен дать ему необходимые сведения. Бедному старому негру безразлично было его местонахождение, лишь бы удавалось поддерживать убогое существование. Он слышал, что река находится в трех или четырех днях пути к западу, вот и все. Он не знал даже названия речки, воды которой орошали долину.
      Бургундец предполагал, что речка эта - Спарвайн. Если догадка верна, то пребывание у прокаженного не обещает ему сколько-нибудь надежного убежища. Администрация колонии оборудовала близко к речному устью реки площадку для лесоразработок; рабочая команда заключенных находится там постоянно. Не исключено, что в один прекрасный день какой-нибудь из бывших сотоварищей Робена или даже надзиратель случайно забредет на поляну, где стоит хижина Казимира.
      Здоровье и силы вернулись к нашему герою, а вместе с ними непреодолимая потребность любой ценой сохранить свободу, добытую в тяжких страданиях.
      Уже месяц пролетел с того дня, как его врагов обратил в паническое бегство боевой змеиный отряд под командой Казимира. Робен скоро привык к спокойной жизни, ее размеренный распорядок очищал его тело и душу от наследия каторги.
      Но его не покидала мысль о близких. Каждый день и каждый час полнились нежными и грустными воспоминаниями о них. Каждую ночь проходили перед ним во сне дорогие, щемящие душу видения.
      Как им сообщить, что час освобождения пробил? Как их увидеть? Или хотя бы подать им знак о том, что он жив, не подвергая себя при этом новой опасности?
      Самые фантастические проекты рисовались его воображению. Иногда ему хотелось перебраться на голландский берег, пересечь всю соседнюю колонию и достичь Демерары, столицы Британской Гвианы. Там он смог бы устроиться на работу и скопить денег на самые неотложные нужды, а потом наняться матросом на корабль, идущий в Европу.
      Однако доводы Казимира вдребезги разбивали неосуществимый план. Голландцы непременно арестовали бы беглого каторжника, но даже если бы ему чудом удалось избежать этого, у него не было ни малейшего шанса добраться до английской колонии, с которой Франция не заключала соглашения о выдаче преступников.
      - А если подняться вверх по течению Марони?.. - возникала новая идея. По карте выходит, что главный приток Марони, Ауа, сообщается с бассейном Амазонки. Нельзя ли добраться до Бразилии по реке Ярри или по другому притоку?..
      - Не надо рисковать, мой друг... Подождите немного...
      - Да, мой добрый Казимир, я подожду... Сколько смогу. Мы запасемся продовольствием, построим лодку, потом уедем вместе.
      - Прекрасно!
      Лишь после долгих уговоров и просьб Робен согласился на то, чтобы чернокожий принял участие в его опасном предприятии. И не потому, что он так уж боялся общения с прокаженным, вовсе нет! Но Казимир был очень стар. Имел ли Робен право воспользоваться привязанностью старика, которую тот испытывал к нему с первого дня, чтобы сорвать с места обездоленного прокаженного, заставить его покинуть райский уголок, возделанный искалеченными руками, расстаться с единственным своим утешением, с милыми привычками отшельника, которые он приобрел, живя свободной и привольной жизнью?..
      Француз не был эгоистом. Он всей душой откликался на преданность старика и старался, как мог, улучшать и разнообразить его скудный быт.
      Но Казимир так горячо настаивал на своем отъезде, что в конце концов Робен сдался. Старик расплакался от радости и на коленях благодарил белого друга.
      Смущенный и тронутый, бургундец непроизвольно обнял старика за плечи и поднял его с земли.
      - Ах! - в отчаянии воскликнул негр. - Вы ко мне прикоснулись! Теперь вы заболеете проказой!