Луи Буссенар. Собрание романов. Серия 1 ("Ладомир") - Гвианские робинзоны (= Беглецы в Гвиане, Тайна золота)

Буссенар Луи
Гвианские робинзоны (= Беглецы в Гвиане, Тайна золота)

      Луи Буссенар
      Гвианские робинзоны
      (другие переводы
      "Беглецы в Гвиане" (издание П.Сойкина) и
      "Тайна золота" (издательство "Земля и Фабрика"))
      Роман
      Перевод с французского В.Л.Брюггена, 1993. Примечания Л.Лебедевой.
      В седьмой и десятый том Собрания романов популярного французского писателя Луи Буссенара (1847 - 1910) вошел роман "Гвианские робинзоны", впервые полностью переведенный на русский язык.
      СОДЕРЖАНИЕ
      Часть 1. Белый тигр
      Часть 2. Тайна золота
      Часть 3. Загадки девственного леса
      Часть первая
      БЕЛЫЙ ТИГР
      ГЛАВА 1
      Буря на экваторе. - Перекличка каторжников. - Усердие не по разуму. "К оружию!" - Бегство. - Жертвы голода. - Охотники за людьми. - Гусь свинье не товарищ. - Среди собак. - Ночь в девственном лесу. - Добыча во мраке. Тигр полосатый и тигр белый. - Неудачный выстрел и блестящий сабельный удар. - Месть благородного сердца. - Просьба о прощении. - Свобода!..
      Могучие деревья тропического леса клонились под ураганным ветром. Над их макушками, окаймленная угрожающей медно-красной полосой, зависла огромная черная туча. Вспышки разноцветных молний, мгновенные и продолжительные, иногда причудливые, но всегда ужасные, вырывались из нее, словно из опрокинутого жерлом вниз кратера вулкана. Оглушительно звучали раскаты грома. Тяжелые испарения, поднятые палящим солнцем с бесконечных болот, клубились, собираясь в облака, чтобы тут же обрушиться на землю невиданными ливнями - то, что в Европе называют струями дождя, здесь превращалось в сплошные потоки, похожие в отсветах молний на полосы расплавленного металла.
      Время от времени громадное красное дерево*, гордость девственного леса, тяжело валилось на землю, а цветущее эбеновое** - высотой в сорок метров, крепкое как железо - раскачивалось из стороны в сторону, будто ивовый прутик; столетний кедр в четыре обхвата раскалывался с треском, словно сосновое полено.
      ______________
      * Красное дерево - тропическое дерево (акажу, копайба, махагони и др.) с ценной древесиной красного цвета различных оттенков.
      ** Эбеновое, или черное дерево - тропическое дерево (брауна и др.) с темной, иногда почти черной древесиной, очень твердой и красивой, которую используют не только в промышленности, но и для изготовления деревянной скульптуры.
      Эти гиганты с мощными ветвями, усыпанными цветами орхидей* и других растений, сперва лишь стонали и гнулись, связанные немыслимым переплетением лиан**, но в конце концов уступали натиску урагана. Тысячи красных лепестков усеивали траву, напоминая брызги крови, пролитой поверженными лесными исполинами.
      ______________
      * Орхидея - растение из семейства орхидных (более 20 тыс. видов), в тропиках укореняется на коре деревьев, обладает причудливыми по форме и окраске ароматными цветами.
      ** Лианы - древесные и травянистые лазающие растения.
      Обезумело и затаилось от страха все живое. Звучал, достигая неправдоподобной силы, только яростный голос бури.
      Величественная симфония природы, сочиненная и исполненная самим Духом Ураганов, заполняла просторную долину Марони - большой реки во Французской Гвиане.
      Ночь, как всегда в этих местах, где солнце всходит без зари и заходит без сумерек, наступила внезапно.
      Но человека, бывалого, привыкшего к чудесам тропиков, поразило бы, несомненно, не это, а вид доброй сотни людей всех возрастов и рас, выстроившихся в четыре шеренги под широким навесом. Молчаливые и бесстрастные, они стояли, держа в руках шапки.
      Хлипкое сооружение из пальмовых листьев грозило рухнуть каждую секунду. Горшки для оливковых выжимок* подрагивали в своих ячейках, четыре фонаря, развешанные по углам, казалось, вот-вот погаснут.
      ______________
      * Оливковые выжимки - кашица, которая остается после отжима из маслин оливкового масла. Оливковое дерево, или маслина, распространилось по всему миру как масличная культура.
      Но лица людей - арабов, индусов, негров, европейцев - сохраняли хмурую безучастность.
      Все были босы, в серых полотняных штанах и блузах, помеченных на спине большими черными буквами У. и П., разделенными изображением якоря.
      Между шеренгами медленно прохаживался среднего роста мужчина, с широченными плечами и грубым лицом. Кончики его длинных усов были тщательно закручены, а холодный и цепкий взгляд светлых глаз придавал физиономии выражение хитрости и двуличия.
      Отложной с серебряным позументом* воротник темно-синей суконной тужурки незнакомца, гармонировал с серебряными галунами** обшлагов. На боку у него висела кривая сабля, бившая при ходьбе по лодыжке, за поясом торчал пистолет, а в руке была увесистая дубинка, которой ее самодовольный владелец время от времени ловко выделывал фехтовальные коленца.
      ______________
      * Позумент - шерстяная или шелковая тесьма с добавлением блестящей металлической нити. Используется для обшивки военного обмундирования.
      ** Галун - нашивка из золотой или серебряной мишурной тесьмы на форменной одежде.
      То и дело обмахиваясь синей суконной фуражкой, он с головы до пят оглядывал каждого в шеренге, кто откликался, заслышав свое имя.
      Перекличку проводил человек в той же форме, но внешне совсем иной: высокий и худой, с хорошей фигурой, молодым и открытым лицом. Вместо дубинки в руке он держал маленькую записную книжку и громким голосом, стараясь пересилить вой бури, выкрикивал имена из списка:
      - Абдулла!
      - Я!
      - Минграссами!
      - Я! - хрипло отозвался индус, весь дрожа, несмотря на жаркую духоту.
      - Еще один пляшет танец святого Ги*... - гаркнул человек с закрученными усами. - Ну, погоди, мерзавец, по тебе уже плачет дубина для ослов!..
      ______________
      * "...танец святого Ги" - иначе: пляска святого Витта; обиходное название хореи, нервной болезни, которая проявляется в непроизвольном подергивании, несогласованных движениях. Надзиратель именует так сильную дрожь у заболевшего лихорадкой заключенного.
      - Симонен!
      - Я!.. - с трудом держась на ногах, еле выговорил европеец с мертвенно-бледным лицом и впалыми щеками.
      - Громче отвечай, скотина! - на плечо бедняги опустилась дубинка, каторжник согнулся и застонал от боли.
      - Ну! Я же знал, что голос к нему вернется! Ишь верещит, как обезьяна.
      - Ромулюс!
      - Я! - оглушительно выкрикнул огромного роста негр, оскалив два ряда зубов, которым позавидовал бы и крокодил.
      - Робен!
      Молчание.
      - Робен! - повторил молодой человек с записной книжкой.
      - Отвечай, сволочь! - рявкнул владелец дубинки.
      Но ответа не последовало. Только едва слышный шепот пробежал по шеренгам.
      - Молчать, собаки!.. Первому, кто сдвинется с места или скажет хоть слово, я продырявлю глотку пулей! - Надзиратель выхватил из-за пояса пистолет.
      На несколько секунд воцарилась тишина, не нарушаемая даже громом. И вдруг издалека донеслось:
      - К оружию!
      Раздался выстрел.
      - Тысяча чертей! В хорошенькую переделку мы попали! Значит, Робен сбежал, а он политический! Чтоб я сдох, если не отхвачу за это три месяца ареста!
      "Депортированный" Робен был отмечен как "отсутствующий", и перекличка завершилась.
      Мы сказали "депортированный", а не "транспортированный". Первое из обозначений относилось к осужденным за политические преступления, второе - к уголовникам. Только в этом и состояло весьма незначительное различие между арестантами. Все остальное было одинаковым: каторжные работы, питание, одежда, режим... Депортированные и транспортированные пользовались равными "щедротами" начальства вплоть до количества палочных ударов охранника Бенуа, чей нрав, как уже могли понять читатели, очень мало соответствовал его имени*...
      ______________
      * Бенуа (Benoit) (фр.) - блаженный, снисходительный. (Примеч. авт.)
      Итак, мы находимся во Французской Гвиане, на правом берегу реки Марони, отделяющей наши владения от Голландской Гвианы.
      Исправительная колония, где развертывается в феврале 185... года пролог драмы, называется Сен-Лоран. Она открыта совсем недавно. Это филиал* колонии в Кайенне**. Каторжников здесь пока немного, не более пятисот. Местность нездоровая, часты заболевания болотной лихорадкой, а работы по раскорчевке пней тяжелы и изнурительны.
      ______________
      * Филиал - отделение, часть учреждения или организации, торговой фирмы.
      ** Кайенна - столица Французской Гвианы. (Примеч. авт.)
      * * *
      Надсмотрщик Бенуа сопровождал свою бригаду в казарму. Ретивый полицейский пес чувствовал себя униженным и растерянным. Дубинка уже не плясала в его здоровенных руках, кончики усов уныло повисли, а козырек форменного кепи утратил лихой наклон в сорок пять градусов.
      Беглец - "политический", человек энергичный и умный. Его исчезновение настоящее бедствие для надзирателя; о каком-нибудь убийце или фальшивомонетчике Бенуа думал бы не больше, чем о стаканчике тафии*.
      ______________
      * Тафия - водка из тростникового сахара. (Примеч. авт.)
      Зато каторжников происшествие обрадовало донельзя - именно потому, что выбило из колеи охранника. Впрочем, свою радость они выдавали лишь взглядами - единственным проявлением протеста, доступном узникам в присутствии злого и жестокого служаки.
      Люди вскоре улеглись на койках, подвешенных между брусьями, и, лишенные сил, забылись хоть и тяжелым, но крепким сном.
      А Бенуа, несмотря на ливень и грозу, отправился, полный дурных предчувствий, к начальнику каторжной тюрьмы.
      Тот уже все знал и спокойно отдавал распоряжения по поимке беглеца. Впрочем, как человек опытный, начальник был почти уверен: быстрее снаряжаемой погони бежавшего настигнет голод. Настигнет и приведет назад. Побеги с каторги случались и раньше, но всякий раз голод, лучший из охранников Сен-Лорана, оказывался на высоте. От его недреманного ока смогли ускользнуть лишь те, кто стал добычей крокодилов, ягуаров или ядовитых насекомых, чьи укусы смертельны.
      Правда, энергия и упорный характер Робена были хорошо известны в Сен-Лоране, и мало кто сомневался, что он сдастся на чью-то милость.
      - Этот не возвратится, - негромко заметил начальник. - Конченый человек.
      - Господин начальник, - Бенуа надеялся показным рвением отвести от себя угрозу сурового наказания, - я его приволоку живым или мертвым! Клянусь, вот увидите!
      - Ну, "мертвым" - это уже чересчур... Вы меня поняли? - жестко ответил начальник, справедливый и твердый по натуре, умело совмещавший свои мрачные обязанности с некоторой долей гуманности. - Мне не раз приходилось обуздывать вашу грубость. Предупреждаю в последний раз: никакого самоуправства!.. Постарайтесь найти беглеца и привести обратно, если хотите избежать дисциплинарного совета*, а после выполнения задания приготовьтесь к восьми дням тюремного заключения. Идите!
      ______________
      * Дисциплинарный совет. - Здесь: группа администрации, которая разбирает дела о провинностях служащих и определяет им наказание.
      Надсмотрщик резко откозырял и убрался восвояси, обрушивая по дороге на голову бежавшего потоки грязных ругательств.
      - Ну, только попадись, паскуда... Ты меня еще не знаешь... Доставить живым!.. Именно живым он мне и нужен... Хотя пулю в мягкое место всажу ему обязательно и дубинкой добавлю так, чтобы сдох не сразу, а потом...
      Надзиратель пришел в хижину, которую делил с другими охранниками, побросал в вещевой мешок кое-какой провиант, вооружился компасом, тяжелым ножом с широким лезвием - такие используют здесь для расчистки дороги в джунглях, и вскинул на плечо охотничье ружье.
      Было около семи вечера. Прошло три четверти часа, как хватились Робена.
      Бенуа, старший по званию, решил взять с собой еще троих надзирателей.
      - Послушай, Бенуа, - заговорил один из них, тот, кто проводил перекличку, - зачем выходить в такую погоду, да и время позднее? Подожди хоть, пока стихнет ураган. Робен далеко не уйдет... А завтра...
      - Я здесь командир и делаю то, что считаю нужным, - отрезал Бенуа. Свои советы держи при себе. Подлец Робен попробует перебраться через Марони и укрыться в поселках Аруаг или Галиби. Надо перехватить его раньше, чем он построит плот. Черт побери! Эта скотина глупа, как и все прочие. Позавчера несколько краснокожих свиней шатались возле северной засеки... Погодите, голубчики, скоро услышите обо мне... Не правда ли, Фаго, мы им развяжем языки?..
      При звуке своего имени коротконогий спаниель*, злобный на вид, с умными глазами и взъерошенной шерстью, выбрался из-под грубо сколоченного стола.
      ______________
      * Спаниель - порода охотничьих собак с длинными свисающими ушами и длинной волнистой шерстью; масть черная, светло-рыжая, коричневая или черная с серым.
      На тюремном жаргоне "фаго" означает "каторжник" - такую остроумную, как он сам считал, кличку дал собаке Бенуа. Эта четвероногая тварь ненавидела не только своих собратьев-псов, принадлежащих свободным людям, но и самих этих людей и, заливаясь истошным лаем, чуяла беглого или просто незнакомого человека на немыслимо далеком расстоянии.
      За годы, проведенные в Гвиане, Бенуа неплохо изучил страну, стал отличным следопытом и с помощью Фаго мог бы соперничать с лучшими охотниками здешних мест.
      Придя в казарму, он отвязал койку беглеца и дал обнюхать собаке, прищелкивая языком:
      - Ищи, Фаго! Ищи!..
      Собака несколько раз сильно втянула воздух, потом завиляла хвостом и тявкнула, как бы говоря: "Есть! Приказ принят к исполнению!"
      - Проклятая погода... Чтобы удрать, лучше не придумаешь, - проворчал один из надзирателей, сразу же промокший до нитки под потоками дождя. Черта с два мы его найдем!
      - Точно... - поддержал другой. - Не хватало еще наступить на гремучую змею* или провалиться в трясину.
      ______________
      * Гремучая змея - ядовитая змея длиной до 2,4 м; чешуи на хвосте образуют погремок, отсюда и название.
      - В такую погоду собака не возьмет след, - заявил третий. - Дождь все смоет, никакого запаха не останется. Робен не мог удачнее выбрать момент!
      - Эй вы, вперед! Слышите? Я не в бирюльки* играю! Буря вот-вот кончится, луна взойдет, все будет видно как днем. Пошли к Марони, и Бог нам в помощь!
      ______________
      * Бирюльки - игра, во время которой надо из кучки мелких деревянных игрушек, снабженных петельками, вытащить при помощи особого крючочка одну вещь, не зацепив остальных. Выражение "играть в бирюльки" в переносном смысле означает "заниматься пустяками".
      Четверо в сопровождении собаки продвигались бесшумно, индейской цепочкой, по узенькой, едва заметной среди зарослей тропинке, которая вела к верховью реки.
      Охота на человека началась.
      В тот момент, когда каторжники выстроились на перекличку, часовой на посту возле здания отчетливо увидел при блеске молнии человека, убегающего со всех ног.
      Ошибки быть не могло. Беглец одет в арестантскую робу. И солдат не колебался. Он взвел курок и выстрелил, даже не окликнув, как положено: "Стой! Стрелять буду!"
      Молнии вспыхивали беспрерывно, охранник хорошо видел цель, но промазал.
      Беглец услышал свист пули, прибавил скорости и скрылся в чаще в ту самую минуту, когда охрану подняли по тревоге.
      Не обращая внимания на дождь, ветер и грозу, заключенный, взяв влево, углублялся в лес с уверенностью человека, отлично знакомого с местностью. Колония осталась у него за спиной, речной берег - по правую руку.
      Робен с бега перешел на быстрый шаг и, двигаясь по едва заметной в густых зарослях тропинке, через полчаса оказался на просторной поляне, загроможденной стволами сваленных и частично уже распиленных деревьев.
      Это был один из лесных складов каторги. В нескольких шагах от расчищенной зоны торчал метровый пень. Именно такие пни оставляют по обычаю гвианские лесорубы.
      Каторжник остановился и ощупал его: вспышки молний сделались редкими, и глаза не сразу смогли различить нужную примету.
      - Здесь, - тихо промолвил Робен, нащупав деревянную рогатину, оставленную вроде бы ненароком.
      Он схватил ее и стал быстро ковырять рыхлую, будто недавно вскопанную землю; вскоре конец рогатины, твердый как железо, звякнул по металлу.
      Беглец без особых усилий вытащил белый жестяной короб, квадратный, каждое ребро сантиметров сорок, один из тех, в которых хранятся на кораблях галеты*.
      ______________
      * Галеты - сухие лепешки из пресного теста, могут храниться долго. Современное значение слова - "сухое несладкое печенье".
      Длинная и гибкая лиана опоясывала ящик несколько раз, на одной из сторон были оставлены две широкие петли - крепления, как у рюкзака. Человек продел в них руки, пристроил ящик на спине, потом вытянул из укрытия короткий тесак с деревянной рукоятью со вставками из латуни* для прочности, подхватил левой рукой рогатину и несколько минут постоял молча, прижавшись к огромному пню.
      ______________
      * Латунь - сплав меди с цинком, употребляется для различных изделий, а также для защитного (против ржавчины) покрытия других металлов, чаще всего стали.
      Затем гордо выпрямился и произнес:
      - Наконец-то я свободен! Свободен, как свободны в этих глухих просторах дикие звери! И пускай даже меня ужалит змея, растерзает в клочья тигр, пускай меня дочерна опалит солнце, изведет лихорадка, замучает голод... Лучше смерть, чем проклятая каторжная жизнь! Один ад сменяется другим, но тот, где я умру свободным, все-таки лучше!
      Старший надсмотрщик не ошибся в своем предсказании насчет тропической грозы. Ее бурные вспышки ужасны, но преходящи. Очень скоро тучи унеслись прочь. Луна медленно поплыла над непроницаемым покровом листвы, окаймлявшим берега реки. Диск ночного светила засиял ярким блеском, неведомым в европейских широтах, от него искрились еще не улегшиеся волны и капли дождевой влаги на листьях. Голубоватые лучи кое-где проникали сквозь плотные лиственные своды, скользили вдоль стволов, высвечивая переплетения вьющихся растений и цветов на высоких прямых деревьях, напоминавших колонны громадного собора.
      Робен не оставался бесчувственным к красоте лунной ночи, но время подгоняло его. Надо бежать дальше как можно быстрее, надо воздвигнуть непреодолимый барьер пространства между ним и преследователями.
      Всего на несколько минут после своего страстного монолога о свободе каторжник замер в молчаливом созерцании, затем сориентировался и пустился в путь.
      За время пребывания в исправительной колонии Марони он не раз наблюдал, как совершались побеги. Ни один не оказался удачным. Беглецов рано или поздно ловили надсмотрщики, иногда - выдавали голландские власти; случалось, несчастные просто погибали от голода и лишений. Некоторые, еле живые, возвращались сами, чтобы добровольно сдаться на милость начальства, предпочитая тюрьму мучительной гибели в лесу.
      Военный трибунал добавлял им от двух до пяти лет ужесточенного режима. Но они все-таки возвращались, настолько сильна в человеке жажда жизни, какой бы жалкой и убогой эта жизнь ни была.
      Что касается нашего героя, он без колебаний посвятил себя служению идее; смерть мало значила для него. Робен знал, как избежать встречи с голландцами. Это легко. Надо лишь оставаться на правом берегу реки. На голод же - наплевать. Крепкое сложение и неиссякаемая энергия позволят ему долго продержаться. Ну а коль суждено погибнуть... Что ж! Он не первый, чей скелет, до блеска отполированный муравьями, найдут в этом лесу.
      Впрочем, беглец вовсе не хотел умирать. Он был муж и отец, его не сломил изнурительный каторжный труд, не опустошила нищета, тюрьма не заставила опустить руки.
      Он хотел жить для своих близких. И когда человек такой закалки говорит: "Я хочу!" - он может.
      За ним, конечно, пошлют в погоню самых ловких тюремных ищеек, уж они-то будут стараться изо всех сил. Ничего не попишешь, если он дичь, надо попробовать перехитрить охотников. И - прежде всего направить их по ложному пути.
      "Они, конечно, убеждены, что я двинусь к голландским поселениям, размышлял Робен. - Поддержим их в этом заблуждении и для начала построим плот".
      Француз круто свернул к реке, шум которой доносился до него справа. Стало ясно: это грохочет вода на Голубых Камнях, и если подняться вверх по течению, то в километре отсюда можно найти материал для плота.
      Производя не более шуму, чем краснокожие на тропе войны или на охоте, каторжник направился прямо к берегу, до которого было чуть меньше часа ходьбы.
      Осуществление задуманного плана требовало чрезвычайной ловкости и смелости. Робен понимал, что преследователи направились именно к реке, то ли вверх, то ли вниз по течению от Сен-Лорана. Одно из двух: либо идущие по следу уже миновали место, где он рассчитывал соорудить плот, и тогда нечего волноваться, либо нет. Во втором случае придется спрятаться в прибрежных зарослях. Там тюремщики его не найдут, сколько бы ни искали. Робена не смущало даже то, что предстоит Бог весть сколько просидеть в воде, в соседстве с пресноводными акулами*, хищными пирайями**, электрическими угрями*** или скатами-хвостоколами****.
      ______________
      * Пресноводные акулы. - Некоторые виды этих хищных рыб могут существовать как в соленой морской, так и в пресной воде.
      ** Пирайи (пираньи) - хищные южноамериканские рыбы, известные своей агрессивностью и прожорливостью. Зубы пирай без труда рассекают кость. Рыбы небольшие, не длиннее 60 см, но очень опасные для животных и человека в воде.
      *** Электрический угорь - змеевидная крупная рыба (длиной до 1,5 и даже до 3 м), обитающая в неглубоких реках северо-восточной части Южной Америки, в том числе и в Гвиане. Угорь дышит атмосферным воздухом (в воде заболоченных рек мало кислорода); электрический орган угря занимает до 4/5 длины тела, напряжение тока от 350 до 600 вольт, но сила тока невелика, и удар его хоть и опасен для человека, но не смертелен.
      **** Скат-хвостокол - плоская рыба с широким телом, имеет на хвосте острую иглу, у многих видов снабженную ядовитыми железами. Южноамериканские речные хвостоколы могут, нанеся рану иглой, вызвать сильное отравление с тяжелыми последствиями, вплоть до паралича конечностей.
      Он не мог знать заранее, какое из двух предположений окажется верным и, подойдя к берегу, без задержки приступил к осуществлению плана. Опытным глазом выбрал пару прямых деревьев, белых и блестящих, словно серебряные бруски, свалил их двумя ударами, а затем решительно вступил в воду и по грудь вошел в гущу аромовых водорослей, называемых здесь "муку-муку". Эти ярко-зеленые растения, в изобилии устилавшие речное дно, необычайно легки, прочны, хотя и хорошо поддаются ножу. Робен отобрал десятка три побегов, длиною метра по два, бесшумно срезал их, стараясь не обжечься едким соком, лотом натянул крест-накрест - вроде решетки - между жердями.
      Получилась двухметровая квадратная платформа, прекрасно державшаяся на воде. Веса человека она бы, разумеется, не выдержала, но для той цели, которой добивался Робен, вполне годилась.
      Соорудив плот, он скинул с себя тюремную робу, набил ее листьями и пристроил так, чтобы она напоминала прилегшего на плоту человека; в рукав чучелу сунул вместо весла широкий лист и провел плот через скопление водорослей к чистой воде.
      Приливная волна, которая давала знать о себе за двадцать с лишним километров от устья огромной реки, уже поднималась. Плот подхватило течением и повлекло, медленно кружа, к противоположному, голландскому берегу.
      - Прекрасно! - воскликнул Робен. - Готов поклясться, что через четверть часа наши молодцы ринутся вдогонку за куклой на плоту!
      Француз понимал, что лучший способ остаться незамеченным - и в безлюдной местности и в населенной - это не избегать торных дорог. И потому без малейшего колебания ступил на тропу, где мог легко встретиться со своими преследователями.
      Углубляться сейчас в нехоженый лес не следовало. Он может послужить укрытием в случае необходимости, но в темноте сквозь него не продерешься.
      Робен двигался с бесконечными предосторожностями, стараясь не производить никакого шума, и время от времени останавливался, пытаясь уловить необычный звук в шелесте зеленого океана.
      Ничего подозрительного!.. Только падают капли на влажные листья, мерцающие в лунном свете, только шорох змеи или ящерицы в траве, безмолвное мелькание насекомых, да иногда хлопнет крыльями намокшая птица.
      Он шел все время под темными сводами деревьев, слегка подсвеченными голубоватым сиянием луны, сквозь мириады светлячков, которые в полете прочерчивали ночной мрак огненными линиями.
      Вскоре наш герой достиг бухты Балете - небольшой протоки, шириной метров пятьдесят. Он знал, что встретит эту водную преграду, образованную притоком Марони, и должен будет немедленно ее преодолеть, чтобы оставить водный рубеж между собой и преследователями.
      Для могучего пловца, каким был Робен, задача не составляла особого труда, глубина протоки не превышала пяти метров.
      Но, прежде чем погрузиться в воду, он затаил дыхание и пристально вгляделся в очертания берега. Вначале ничто его не встревожило, но через минуту-другую послышался отчетливый шепот - акустика* тропических ночей удивительна! - и беглец застыл на месте.
      ______________
      * Акустика - в физике наука о звуке; автор книги имеет в виду, что в неподвижном воздухе тропической ночи даже негромкий звук распространяется далеко и хорошо слышен.
      - Говорю тебе, это плот...
      - Ничего не вижу.
      - Погляди, вон там... впереди... в сотне метров от берега. Ну, видишь?.. Темное пятно. На плоту человек. Мне хорошо видно...
      - Ты прав!
      - Плот и человек на нем. Точно! Однако он гребет против течения...
      - Черт побери! Прилив начался... Его закружит и вынесет на голландский берег.
      - Ну нет! Ни за что! Даром, что ли, мы поперлись в такую рань...
      - А если я прикажу ему причалить к берегу?
      - Скажешь тоже! Глупец! Вот если бы этот "фаго" был уголовником, тогда другое дело. Испугался бы пули и послушался... Но политический! Никогда...
      - Ты прав. К тому же это Робен.
      - Смелый человек, что ни говори.
      - Да, но этого смельчака надо поймать.
      - Если бы Бенуа был на той стороне!
      - Хорошо бы... Но он закусил удила. Пересек залив на пароме и теперь черт знает где... Далеко впереди...
      - Давай пульнем по плоту.
      - Жалко. Я никогда не держал зла на Робена, он лучше всех. Вежливый.
      - Что верно, то верно. Бедняга! Мы невзначай продырявим ему череп, и кайманы* им пообедают.
      ______________
      * Кайман, или аллигатор - американский крокодил, различные виды которого распространены в Южной Америке.
      - Кончай болтать! Стреляй!..
      Три огненно-ярких вспышки рассекли ночную тьму, тишину взорвали три глухих выстрела, поднявшие в воздух встревоженную стаю попугаев.
      - Какие же мы глупцы! Тратим патроны впустую, а ведь перехватить плот проще простого.
      - Как?
      - А вот послушай. Лодка, на которой Бенуа перебрался через бухту, стоит на приколе на том берегу. От берега до берега протянута лиана, по ней ходит паром. Я лезу в воду, хватаюсь за эту лиану и плыву на тот берег. Возвращаюсь с лодкой... Забираю вас, и мы продолжаем свою охоту...
      - ...и завершаем ее успешно!
      Придя к такому решению, трое охранников не теряли времени даром, и вскоре, гребя изо всех сил, покинули бухту Балете, держа курс на Марони.
      Робен выслушал все не шелохнувшись. Судьба благоволила к нему, подарив шанс на спасение. Едва пирога* исчезла, как беглец в свою очередь схватил лиану, одним ударом тесака перерубил ее и оказался в воде, удерживаясь рукой за конец растения.
      ______________
      * Пирога - лодка, выдолбленная из ствола дерева.
      Природная якорная цепь, с помощью которой он плыл, под воздействием течения описала четверть окружности. Центр окружности находился в месте крепления лианы на другом берегу. Перемещение каторжника произошло бесшумно, даже без особого напряжения сил с его стороны, и поверхность воды осталась почти не потревоженной...
      Десять минут спустя француз выбрался на противоположный берег и, не повторяя ошибки надзирателей, перерезал лиану. Та сразу же исчезла под водой.
      - Так-так, - сказал Робен, - значит, меня преследует Бенуа. Он где-то впереди. Отлично. До сих пор я следовал за охотниками, и маневр удался. Продолжим в том же духе!..
      Наш герой вытащил из заплечного короба галету, сжевал ее прямо на ходу, затем отпил немного тафии, подкрепившись таким спартанским завтраком*, ускорил шаг.
      ______________
      * Спартанский завтрак. - Здесь: однообразный и недостаточно сытный. Спарта - область Древней Греции, жители которой с детства приучались к суровым условиям жизни, к спорту, физическому труду, ограничениям в еде.
      Минуты и часы летели незаметно, луна следовала своим путем. Вскоре должно было взойти солнце, на горизонте занималась яркая заря. Лесная чаща пробудилась и заговорила многими голосами.
      К воркованию и свисту пернатых, к монотонному жужжанию насекомых, резким крикам пересмешника* вдруг примешался отрывистый собачий лай. Так лает пес, бегущий по следу.
      ______________
      * Пересмешник - птица, получившая название благодаря способности включать в свое пение много заимствованных звуков; в Южной Америке обитает многоголосый пересмешник, наделенный особенно развитой способностью к подражанию.
      - Индеец охотится?.. А может быть, это надсмотрщик?.. Уж лучше бы краснокожий! Но если надзиратель... Однако я от своего не отступлюсь! Будь что будет!
      Лес посветлел. Большие деревья расступались, открывая свободное пространство. Обилие вьющегося дикого винограда "пино" указывало на близость высохших болот, так называемых "пинотьер".
      Едва Робен ступил на поляну, как внезапно рассвело. Он едва успел спрятаться за огромным кедром, чтобы ненароком не выдать себя.
      Лай приближался. Каторжник стиснул в руке рогатину и затаил дыхание.
      Спустя минуту небольшое красивое и стройное животное, коричневое, с прямыми рожками, пробежало мимо дерева, за которым спрятался Робен.
      Это была "кариаку", гвианская косуля*. Стараясь ее достичь, в ту же секунду какое-то тяжелое тело обрушилось с высокой ветки на землю.
      ______________
      * Косуля - парнокопытное животное семейства оленей. Различные виды косуль распространены на всех обитаемых континентах.
      То был крупный ягуар*. Заслышав лай охотничьей собаки, он затаился в ветвях, готовый броситься на загнанную собакой дичь.
      ______________
      * Ягуар - крупное (длина до 2 м, хвост до 75 см) хищное млекопитающее семейства кошачьих; обитает в Южной Америке, где его нередко - и с научной точки зрения неправильно - называют тигром.
      Робен даже не вскрикнул, ни единым жестом не выдал своего волнения. Хищник, заметив его, отступил.
      Озадаченный невозмутимым видом человека, его решительной позой, ягуар прыгнул еще раз, пролетел над головой беглеца и, молниеносно взобравшись по стволу, с которого только что сорвался, снова растянулся на ветке - глухо и грозно рыча, с горящими глазами, вздыбленными усами и оскаленной мордой.
      Человек, весь напрягшись, не сводил глаз со зверя и ждал нападения, сжимая в руке рогатину. Треск раздвигаемых ветвей заставил француза повернуть голову.
      В пяти шагах от себя он увидел ружейное дуло, нацеленное прямо в него...
      - Сдавайся!.. Ну! Или я стреляю!
      Презрительная улыбка искривила губы Робена, когда он узнал Бенуа. Заносчивый и жестокий холуй пытается сыграть чуть ли не старинную мелодраму*. Шут гороховый, неужели он не видит хищника, который рвет клыками твердокаменную кору дерева, будто бумагу.
      ______________
      * Мелодрама - в литературе так называют пьесы о борьбе добра и зла, действующие лица которых проявляют повышенную и бурную чувствительность; Буссенар применяет слово для определения напряженной жизненной ситуации.
      Робен, словно укротитель в цирке, смотрел прямо в глаза ягуару, стараясь точно рассчитать каждое движение: любой слишком резкий жест мог принести смерть.
      У ягуара сузились глаза, зрачки превратились в две вертикальные щелочки. Зверь, казалось, ощущал некое магнетическое воздействие человеческого взгляда.
      Бенуа, держа ружье обеими руками, стоял в позе Вильгельма Телля* и выглядел нелепо и смешно.
      ______________
      * Вильгельм Телль - герой швейцарской народной легенды, рассказывавшей о борьбе швейцарцев против владычества Австрии в XIV в. Австрийский наместник Геслер приказал Теллю, меткому стрелку, сбить стрелой яблоко с головы маленького сына. Выполнив это, Телль убил Геслера, что послужило сигналом к началу народного восстания.
      - Ну, негодяй... Чего молчишь?
      Ягуар, все громче рыча, повернул к надзирателю морду.
      Бенуа, человек не робкого десятка, к тому же хорошо вооруженный, вскрикнул, скорее ошеломленный, чем испуганный. Потом спокойно прицелился в ягуара и выстрелил. Заряд крупной дроби задел морду, плечо и левый бок гигантской кошки. К темным пятнам на пестром одеянии зверя добавились алые, из ран потекла кровь, но уложить хищника на месте такой выстрел не мог.
      Надзиратель тотчас убедился в этом на собственной шкуре. Раненый ягуар бросился на незадачливого охотника и одним ударом лапы повалил его на землю.
      Бенуа почувствовал, как в его тело впились острые когти, прямо перед глазами распахнулась жаркая красная пасть с двумя рядами острых белых клыков.
      Машинально он ткнул в эту пасть дулом ружья. Челюсти сомкнулись, зубы ударили о металл, зверь рванулся вбок, и через мгновение приклад был раздроблен.
      Надзиратель понял, что погиб... и не позвал на помощь. К чему?.. Закрыв глаза, он ждал смертельного удара. Но тут Робен, чья благородная душа не ведала ненависти, ринулся вперед.
      Он ухватил ягуара за хвост и дернул так сильно, что хищник выпустил свою жертву, готовый броситься на нового врага, посмевшего столь бесцеремонно с ним обращаться.
      Однако противник оказался сильнее. Храбрец отбросил рогатину и выхватил тесак. Отточенное лезвие рассекло загривок зверя - могучее, словно у быка, переплетение стальных мускулов. Брызнули два пульсирующих красных фонтана и рассыпались по сторонам дождем из кровавых пенных капель.
      Надсмотрщик лежал распростертый на земле, с распоротым до кости бедром. Изломанное ружье годилось теперь разве что на рукоятку для метлы.
      Тело животного, сотрясаемое предсмертными судорогами, отделяло Бенуа от Робена. Каторжник хладнокровно обтирал пучком травы окровавленный тесак. Казалось, он совершил самое простое, обычное дело, не требовавшее никакого напряжения сил.
      Долго тянулось молчание, прерываемое лишь пронзительным лаем Фаго, который держался, однако, на почтительном расстоянии.
      - Ладно. Добивай... Теперь мой черед, - проговорил наконец надсмотрщик.
      Робен не отвечал, как будто и вовсе не слышал.
      - Ну, чего ждешь? Убей меня, и конец. На твоем месте я бы давно уже это сделал.
      Молчание.
      - А!.. Ты радуешься победе! Но половину работы за тебя выполнил зверь! Пятнистый тигр выручил тигра белого*!.. Проклятье! Мне здорово досталось... Плохо вижу... Умираю... Это конец...
      ______________
      * Негры, а также краснокожие называют "тиграми" белых каторжников-беглецов европейского происхождения. (Примеч. авт.)
      Кровь лилась и лилась из открытой раны. Бенуа уже терял сознание и мог скончаться от потери крови.
      Вступая в схватку с ягуаром, Робен поддался безотчетному порыву, инстинкт самосохранения также сыграл свою роль. Он начисто забыл в эти минуты об оскорблениях и побоях, полученных на каторге от Бенуа. Да и вообще весь ад каторжной жизни словно перестал существовать для него - ни дубинок, ни издевательств, ни тюремной жестокости с ее ловушками. Он видел перед собой только человека, тяжело раненного, который умирал у него на глазах. Француз прежде не умел делать перевязки, но интуиция и жизненный опыт и на этот раз его не подвели.
      "Пинотьер", или сухая саванна*, начинался в нескольких шагах от места, где разыгралась трагедия. Каторжник пробрался сквозь кусты и вскоре обнаружил плотный слой растительного перегноя. Нашлась неподалеку и сероватая, мучнистая глина.
      ______________
      * Саванна - местность, покрытая травянистой растительностью, среди которой встречаются одиночные деревья. Буссенар обозначает этим же словом обширные болота и трясины Гвианы.
      Из глины и перегноя он скатал большой ком, оторвал рукав от собственной рубашки, разодрал его в мелкие клочки, приготовив нечто вроде грубой корпии*, смочил ее тростниковой водкой и осторожно наложил на края раны лежавшего в забытьи Бенуа; потом взял приготовленную смесь и начал накладывать ее на ногу своего заклятого врага так же, как хирурги накладывают гипс, - слой за слоем; обернул все это сверху большими свежими листьями и крепко перетянул лианами.
      ______________
      * Корпия - раздерганная на нитки ткань, которая употреблялась вместо ваты для перевязки ран.
      Ужасная рана от бедра до колена оказалась надежно закрытой. Если не начнется воспаление, раненый должен был выздороветь с не меньшей степенью вероятности, чем после обработки раны опытным врачом.
      Вся операция длилась не более четверти часа. Мертвенно-бледные щеки Бенуа порозовели.
      Охранник зашевелился, глубоко вздохнул и пробормотал:
      - Пить!..
      Робен сорвал большой лист, свернул его и побежал к воронке, откуда извлекал глину. Воронка уже наполнялась чистой водой.
      Он приподнял голову раненого, тот с жадностью глотал воду, потом открыл наконец глаза.
      Невозможно описать изумление надзирателя, увидевшего перед собой каторжника. Бенуа невольно сделал попытку вскочить на ноги, чтобы защищаться, а может, даже нападать.
      При первом же движении острая боль пронзила его, а вид мертвого ягуара вернул ему память. Как?! Значит, это Робен, которого он преследовал со слепой ненавистью, вырвал его из смертельных объятий хищника, это Робен перевязывал ему рану и утолял его жажду?!
      Любой другой на месте надзирателя склонился бы перед таким благородным поступком, и, возможно, в свое оправдание, заговорил бы о требованиях долга, об инструкциях... а не то просто протянул бы руку и сказал: "Спасибо!"
      Бенуа разразился бранью.
      - ...Ты, негодяй, ничтожество! Подлый трус! Какого дьявола ты нянчился со мной, болван! Мне не нужна твоя жалость. Лучше убей...
      - Нет! - спокойно ответил Робен. - Человеческая жизнь священна. И потом, есть нечто лучшее, нежели месть.
      - Что же это?
      - Прощение!
      - Не знаю... И не надейся, что я скажу: долг платежом красен... Рано или поздно я изловлю тебя!
      - Как угодно. Если наши пути снова пересекутся, я буду защищать свою свободу. Не советую вам покушаться на нее. А благодарности от вас я не требую. Только помните, в заключении есть люди, как справедливо осужденные, так и безвинно пострадавшие. И никогда больше не злоупотребляйте своей властью и своей физической силой. Закон, который вы представляете, при всей его несправедливости не требует мучить людей. Я ухожу!
      - Скатертью дорога! Иди и помни, что ты сделал ошибку, пощадив меня.
      Беглый каторжник даже не оглянулся. Он исчез, будто растворился в чаще леса.
      ГЛАВА 2
      Богатая, но бесплодная природа. - Голод. - Одиннадцать скелетов. Каторжники-людоеды. - Что такое белый тигр. - Капуста в тридцать килограммов. - Первый краснокожий. - Еще один враг. - Неблагодарность и предательство. - Проданный за стакан тафии. - Одиночество. - Страшное падение. - Встреча с умирающим надзирателем и обезглавленным ягуаром. Лихорадка. - Обезьяний концерт. - Снова индеец. - Охота за человеком продолжается. - Логово белого тигра.
      Долго шел Робер, но ему все казалось, что тюрьма с ее надсмотрщиками и собаками еще недостаточно далеко. Как ни странно, он и в самом деле петлял в пределах той местности, которую так страстно хотел покинуть. Представьте себе человека, плывущего по океану на утлой барке, почти без припасов и без компаса. Так вот, девственный лес со своими непроницаемыми зелеными куполами, бесконечными пространствами трав и кустарников предлагал одинокому путнику не больше ориентиров*, чем однообразные морские волны.
      ______________
      * Ориентир - хорошо заметный предмет или особенность рельефа местности (холм, гора и т.п.), по которым можно определить свое местонахождение или нужное направление.
      Минуло уже три дня. "По оценке", как говорят моряки, Робен преодолел за это время не менее пятидесяти километров.
      Двенадцать с половиной лье* в экваториальном лесу - это необъятность. Беглецу, по крайней мере, нечего опасаться встречи с цивилизованными людьми. Однако он не защищен от многих опасностей, одна из которых - голод - таит постоянную угрозу смерти.
      ______________
      * Лье - французская миля, равная 4 км; в XX в. эта мера длины вышла из употребления.
      Из неумолимых лап этого чудовища может вырваться лишь тот путешественник, торговец или поселившийся далеко от города колонист, который заблаговременно подготовил солидные запасы продовольствия. Жертвами голода в равной степени становятся негры и индейцы, если в дождливый сезон они не в состоянии собрать выращенный урожай. Не думайте, что сказочное богатство тропической растительности, роскошные деревья, на создание которых природа поистине не пожалела творческих способностей, в изобилии предоставляют человеку необходимое пропитание.
      Нет. Это растительное великолепие бедно съедобными плодами. Ни апельсиновое дерево, ни кокосовая пальма с чудесными орехами, ни сочный банан, ни манго* с прекрасной свежей мякотью, ни даже ароматный терпентин** или хлебное дерево не произрастают в диком состоянии в бесконечных непроходимых лесах.
      ______________
      * Манго - дерево семейства анакордиевых. В Южной Америке распространено так называемое индийское манго, высотой до 20 м, с густой и широкой кроной. Сладкие и душистые крупные плоды (до 2 кг).
      ** Терпентиновое, или скипидарное, дерево - масличная культура. (Примеч. авт.)
      Они встречаются только в деревнях и поселках, куда их привозят и высаживают люди.
      Вдали от хижин человек не может утолить голод, как не может утолить жажду соленой морской водой.
      Ну, а охота?.. Рыбная ловля?.. Легко ли голыми руками убить дикое животное или поймать рыбу?
      Автор этих строк пересек леса Нового Света. Он голодал и томился от жажды в той самой зеленой пустыне, где нынче сражается со своей судьбой наш герой. Затерянный среди беспорядочного переплетения ветвей, стволов и лиан, вдали от источников питания, он пережил незабываемую встречу, которая и спустя много месяцев, уже дома, в Европе, вспоминается со щемящей тоской, вызывает неизбывную дрожь.
      На берегу бухты с прозрачной и свежей водой одиннадцать скелетов, - да, да, одиннадцать скелетов! - высохших до белизны, были разбросаны под развесистым деревом.
      Одни - лежали вытянувшись на спине, со скрещенными руками и разведенными в стороны ногами, другие - судорожно скрючились, у третьих головы наполовину ушли в почву, а на зубах сохранились остатки земли, заменявшей пищу, четвертые - скорее всего, арабы, стоически ожидавшие смерти, - присели на корточки.
      За полгода перед тем одиннадцать узников совершили побег из исправительной колонии Сен-Лоран. Их не нашли - и сами они не вернулись. Умерли от голода... А затем набежали муравьи-маниоки и оставили от погибших только обглоданные скелеты.
      Командир корабля Фредерик Буйер*, один из выдающихся офицеров нашего флота, приводит в своей прекрасно написанной книге о Гвиане еще более ужасные факты.
      ______________
      * "Французская Гвиана", автор М.-Ф.Буйер, капитан корабля. (Примеч. авт.)
      Беглых каторжников убивали их же товарищи, и затем происходили отвратительные сцены антропофагии*, которые наше перо отказывается описать!
      ______________
      * Антропофагия (греч.) - людоедство. (Примеч. авт.)
      Вот какие испытания уготовила Робену его любовь к свободе! Убежав из колонии с дюжиной галет, сэкономленной из тощего тюремного пайка, наш герой разжился еще несколькими початками маиса* да горсткой зерен кофе... Вот и все продовольствие, с которым этот бесстрашный человек пустился в тяжкий путь к заветной свободе.
      ______________
      * Маис - другое название кукурузы. В Южной Америке возделывается с древних времен.
      Его рука уже не раз ныряла в жестяную коробку, которую он нес за спиной на манер рюкзака. Коробка защищала драгоценную еду от муравьев и сырости.
      Проглоченные крохи заглушали резь в желудке, но и только. Как следует поддержать силы было нечем. Голод вскоре превратился в истинную пытку. Робен пожевал кофейные зерна, выпил воды из ручья и уселся на поваленный ствол.
      Долго он так сидел, глядя на ручеек, ничего не видя, чувствуя только пульсацию крови да сильное головокружение.
      Беглец хотел подняться и продолжить путь, но не смог. Распухшие, исколотые шипами растений ноги не держали его. Робен с трудом стянул башмаки - каторжникам администрация выдавала обувь - однако чертовы шипы, длинные, твердые и острые, как стальные иглы, легко прокалывали ее.
      - Кажется, - путник горько усмехнулся, - даже незначительные происшествия измотали меня вконец. Выходит, я уже не тот, что прежде? Чепуха! Возьми себя в руки, ну! Даже истощенный человек может продержаться без пищи, по крайней мере, двое суток. Я должен идти дальше. Должен!
      Однако было ясно, что продолжать путь с израненными ступнями невозможно. Каторжник устроился поудобнее на твердом корневище и опустил ноги в воду по щиколотку.
      Робену недавно минуло тридцать пять лет, он был высокий, сильный, хорошо сложенный мужчина, с пальцами артиста, плечами и бицепсами атлета. Лицо его с правильными и тонкими чертами обрамляла каштановая бородка, а орлиный нос и черные, проницательные глаза придавали французу выражение серьезное, задумчивое, почти суровое. Чистый высокий лоб с небольшими залысинами на висках - лоб мыслителя и ученого - не пересекла еще ни одна морщина.
      Он сильно исхудал на каторжных работах, побледнел и осунулся. На всем облике этого человека лежал отпечаток тяжелых страданий, как физических, так и нравственных.
      Бургундец* по происхождению, известный инженер, он управлял в Париже крупной фабрикой, когда произошел декабрьский государственный переворот**. Наш герой был одним из тех, кто при известии о покушении на республику преисполнился гнева и ярости и тотчас встал под ружье. На баррикадах в районе Фобур-дю-Тампль*** Робен был ранен.
      ______________
      * Бургундец - уроженец Бургундии. Так называлась в старину область Франции по берегам р.Сены; в новое время на этой территории расположено несколько районов (департаментов), названия которых совершенно иные. Слово сохранило историческое значение.
      ** Декабрьский государственный переворот произошел 2 декабря 1851 г. и установил режим военно-буржуазной диктатуры Луи Наполеона Бонапарта. Переворот сопровождался разгулом полицейского террора; в это время герой романа и был осужден одной из вершивших скорый суд "смешанных комиссий", о которых Буссенар говорит далее. Через год после переворота, 2 декабря 1852 г., во Франции была провозглашена империя.
      *** Фобур-дю-Тампль - район Парижа.
      Заботливые друзья спасли и вылечили его. Он долго скрывался, но был арестован при тайном переходе границы и предан суду. А через несколько дней смешанные комиссии внесли новое имя в свои печально известные списки, и инженер Робен отправился в Гвиану, не успев попрощаться даже с женой, доброй и стойкой женщиной, всего лишь два месяца назад ставшей матерью его четвертого ребенка и лишенной теперь всяких средств к существованию!
      Три года Робен, закусив тюремные удила, находился в обществе отвратительных подонков, лишь время от времени получая письма, на три четверти вымаранные тюремной цензурой.
      Странная вещь, и, однако же объяснимая: он обладал особым влиянием на других заключенных. Его строгое лицо, на котором никогда не проскальзывала улыбка, внушало им уважение, говорило о необычайной крепости духа.
      И потом, он был "политический". Все обитатели этого ада - от должностных лиц до уголовников - испытывали некоторую неловкость, узнавая, за что был осужден парижский инженер. В этой зловонной дыре он представлял некий островок душевной чистоты и достоинства.
      Очень характерный показатель особого отношения к французу на каторге: никто не обращался к нему на "ты". Как многие сильные люди, этот человек был добр. Одного каторжника, пораженного солнечным ударом, он принес на себе с отдаленной лесосеки, другому перевязал раны. А однажды вытащил из реки утопавшего солдата. Было и такое: одним ударом кулака бургундец свалил "знаменитого" вора, одного из некоронованных тюремных королей, который измывался над ослабевшим от лихорадки заключенным.
      Не скрывая ненависти к тюрьме, этот парижанин мужественно сносил все тяготы каторжного быта, и из уст его никто не слышал ни единой жалобы.
      Никого не удивил побег инженера, все желали ему удачи. К тому же происшествие сулило хорошие неприятности надзирателю Бенуа, которого боялась и ненавидела вся каторга.
      * * *
      Ножная ванна в холодной воде принесла Робену заметное облегчение. Он старательно удалил из обуви все шипы и колючки, растер ноги остатками водки. Зачерпнул еще воды из ручья и попил. Как быть с едой?.. Где найти пропитание? Вдруг из груди Робена вырвался крик радости: он увидел среди других деревьев симарубу.
      - Теперь-то я не умру с голоду!
      Quassia simaruba, по Линнею*, или amara simaruba, по классификации Обле**, используется в медицине благодаря тонизирующим*** свойствам коры и корней. Однако у нее нет съедобных плодов или почек.
      ______________
      * Линней Карл (1707 - 1778) - шведский ученый-естествоиспытатель, автор первой научной классификации растений.
      ** Обле Жан Батист Кристоф (1720 - 1778) - французский ботаник. С 1762 по 1764 г. путешествовал по Французской Гвиане, а в 1775 г. опубликовал труд "История растений Французской Гвианы".
      *** Тонизирующие свойства - свойства некоторых веществ, в основном растительного происхождения (например, чай, кофе), возбуждать и укреплять деятельность человеческого организма.
      Чему же тогда радовался беглец? Чем собирался утолить голод? Робен со всей быстротой, какую позволяли его больные ноги, устремился к дереву и начал разгребать сухие листья, опавшие цветы и семена, густым слоем окружавшие ствол.
      Лезвие тесака наткнулось на что-то твердое.
      - Так и есть! - воскликнул он. - Мои товарищи по несчастью были правы. Кое-что из их нелепых россказней оказалось полезным. Помню, один советовал соседу, мечтавшему о побеге: "Если увидишь в лесу симарубу с опавшими цветами, не проходи мимо: у подножия дерева наверняка найдешь земляных черепах, лакомящихся незрелыми семенами".
      Тесак каторжника как раз и натолкнулся на панцирь одной из этих крупных и вкусных рептилий. Робен перевернул ее на спину. Скоро он обнаружил еще парочку экземпляров и уложил их в той же позе. Можно было приступать к приготовлению обеда.
      Сухого валежника в лесу оказалось полно. Повсюду лежали огромные полусгнившие стволы, которые легко крошились при малейшем ударе, на растопку годился и хворост, и высохшая трава...
      Француз скоро сложил большой костер. После долгих усилий ему удалось поджечь сушняк, ударив о лезвие тесака кремнем. Затеплился огонек, вспыхнуло пламя, от костра брызнули в разные стороны рои насекомых, поднявшихся с почвы.
      Робен сунул черепаху прямо в панцире в костер, присыпал ее раскаленными углями - он знал, что так поступают туземцы, - и стал ждать.
      Пока обед поспевал, бургундец не оставался в бездействии.
      В нескольких десятках шагов от костра он рассмотрел небольшую пальму, нарушавшую своей темно-зеленой листвой однообразный строй голых стволов больших деревьев, кроны которых разворачивались в десятках метров от земли.
      На ней не виднелось ни цветов, ни плодов. Однако наш герой тотчас принялся ее рубить. Ствол дерева был не слишком толст, но волокнистое вещество коры оказалось настолько прочным, что одолеть его удалось лишь с огромным трудом.
      Вы, быть может, слышали о капустной пальме, дорогие читатели? Описывали вам пучок нежных листьев, образованных молодыми побегами и как бы собранных в початок?
      Это описание, по сути, правильное, но неполное, ибо позволяет допустить некое сходство "пальмовой капусты" с обычной, всем известной, которую достаточно мелко нарезать перед тем, как опустить в кастрюлю.
      Пальмовая капуста не такова. Чтобы убедиться в этом, проследите внимательно за действиями нашего героя.
      Робен очистил от ветвей ствол у макушки дерева и кольцевыми надрезами стал освобождать его от коры, подбираясь к основанию черешка - плодоножки молодых листьев.
      Бледно-зеленые кольца коры падали одно за другим, обнажая округлую сердцевину сантиметров восьмидесяти длиной, толщиной в руку, гладкую и белую, точно слоновая кость.
      Беглец отломил кусочек и разгрыз крепкими зубами; вкусом это вещество напоминало миндальный орех.
      Не слишком сытная пища, но на какое-то время ею можно утолить голод. Прожевав первый кусок, Робен отнес остальное к костру, хотя в печеном виде пальмовая капуста менее вкусна.
      Черепаха уже поспела. Аппетитный запах исходил от обугленных щитков панциря. Каторжник извлек добычу из костра, взломал панцирь, уселся поудобнее и разрезал жаркое. Пользуясь вместо хлеба печеной пальмовой капустой, он приступил к скромной и необычной трапезе, позабыв обо всем на свете.
      Тонкий и пронзительный свист заставил его вскочить на ноги. Что-то прямое и длинное пролетело перед его глазами и вонзилось, трепеща, в гладкую кору симарубы.
      То была двухметровая стрела, толщиной с палец. Оперенный красным конец дрожал, раскачиваясь.
      Парижанин схватил рогатину и принял оборонительную позу, вперив взгляд в то место, откуда прилетел посланник смерти. Вначале ничего не было видно, но затем лианы осторожно раздвинулись, и появился краснокожий, сжимая в руках большой натянутый лук и широко расставив ноги. Он явно собирался пустить в каторжника вторую стрелу.
      Робен зависел теперь только от милости пришельца, невозмутимого дикаря, похожего на статую из красного порфира*. Индеец, казалось, лишь обдумывал, как лучше поразить жертву. Острие стрелы медленно перемещалось сверху вниз, потом справа налево, но оставалось нацеленным в грудь белому.
      ______________
      * Порфир - общее название для горных пород, у которых в мелкозернистую массу включены крупные кристаллы; из красного порфира делают статуи и т.п.
      Вся одежда аборигена состояла из куска голубого коленкора*, пропущенного между ног и подвязанного поясом. Тело было вымазано красной краской, словно индеец только что окунулся в кровь. Загадочные линии, проведенные соком генипы** на груди и на лице, придавали ему вид одновременно и смешной и устрашающий. Длинные черные волосы с синеватым отливом, обрезанные спереди на уровне бровей, ниспадали по обеим сторонам лица до плеч. На шее красовалось ожерелье из зубов ягуара, на запястьях браслеты из когтей большого муравьеда***.
      ______________
      * Коленкор - плотная хлопчатобумажная ткань.
      ** Генипа. - Буссенар приводит местное название растения, научное название которого установить не удалось.
      *** Муравьед - млекопитающее отряда неполнозубых, все три вида этого животного обитают в Америке.
      Длинная, больше двух метров, дуга его лука из "железного дерева"* одним концом упиралась в землю, другой же ее конец торчал над головой стрелка. В левой руке, которой он также придерживал лук, зажаты были еще три стрелы.
      ______________
      * Железное дерево. - Здесь имеется в виду растущее в лесах тропической Америки гваяковое дерево с исключительно твердой и тяжелой древесиной, из которой изготавливают даже детали машин.
      Робен не мог понять, почему индеец на него напал. Прибрежные жители в низовье Марони, галиби, вообще-то безобидны, у них вполне мирные отношения с европейцами, которые снабжают их тафией в обмен на предметы первой необходимости.
      Может быть, краснокожий попросту хотел напугать его? Ведь туземцы так ловко обращаются с луком, что одним выстрелом сбивают красную обезьяну* или даже фазана** с вершин самых высоких деревьев. Большинство попадает в апельсин с тридцати шагов.
      ______________
      * Красная обезьяна - южноамериканская крупная длиннохвостая обезьяна-ревун, тело которой покрыто яркой красновато-рыжей шерстью.
      ** Фазан - птица семейства фазановых, насчитывающих около 180 видов, обитающих в Европе, Азии, Америке. У самцов яркое, красивое оперение.
      Вряд ли индеец мог промахнуться на столь малом расстоянии.
      Наш герой решил показать незнакомцу, что ничуть не боится его. Он отбросил свою рогатину, скрестил руки на груди и, глядя прямо в лицо врагу, стал медленно приближаться. По мере того, как бургундец подходил, рука, натягивавшая тетиву, расслаблялась, а выражение черных раскосых глаз смягчалось.
      Грудь белого почти коснулась кончика стрелы, и стрела медленно опустилась.
      - Белый тигр не боится... - с трудом выговорил галиби на креольском наречии* - языке своей расы, которым пользуются также и негры с побережья Марони.
      ______________
      * Креольское наречие - так называют всякий язык, сложившийся на основе сильно упрощенной грамматической и словарной системы одного из европейских языков (в данном случае - французского) и включающий также многие слова местных говоров. Служит для повседневного общения в разноязычной среде.
      - Да, я тебя не боюсь. Но я вовсе не белый тигр (как мы помним, туземцы так называли беглых каторжников).
      - Если ты не белый тигр, зачем пришел сюда?
      - Я свободный человек, как и ты. Я никому не желаю зла. Я хочу здесь жить, расчистить поле, выращивать урожай, построить хижину...
      - Ты лжешь! Если ты не каторжник, то почему ты без ружья?
      - Клянусь здоровьем моей матери, калина (индейцы, которых белые называют "галиби", сами называют себя "калина"), клянусь тебе, я никогда не совершал преступлений. Никогда не убивал! Никогда не крал!
      - Ты поклялся своей матерью... Это хорошо... Я тебе верю! Но почему ты не возле своей жены и детей? Почему ты приходишь к индейцу, хочешь забрать его землю, его добычу? Атука не хочет! Уходи к своим белым!
      Упоминание о жене и детях всколыхнуло память Робена, и он почувствовал, что к горлу подступил комок. Он не хотел обнаруживать перед краснокожим свои чувства. Распрямившись, француз с достоинством произнес:
      - Моя жена и мои дети бедны. Я приехал сюда, чтобы заработать для них пропитание, чтобы дать им кров.
      - Атука не хочет! - гневно повторил туземец. - Он не пойдет к белым, чтобы стрелять фазана, строить хижину или сажать маниоку*. Пускай белый человек остается у себя, а индеец - у себя.
      ______________
      * Маниока (тапиока, кассава) - растение семейства молочайных, родом из Южной Америки. Возделывается ради клубней, из которых приготавливают муку. В сыром виде клубни (их вес до 10 кг) ядовиты, но при варке или печении ядовитые вещества разрушаются.
      - Пойми, Атука, все мы люди и все равны... Здешняя земля принадлежит мне точно так же, как моя земля принадлежит тебе.
      - Ты лжешь! Копни эту землю своим ножом, и ты найдешь там кости моего отца, кости калина, моих предков... Если ты отыщешь там кости хотя бы одного белого, я тебе отдам всю землю, а сам стану твоим верным псом...
      - Атука, я не собираюсь жить именно здесь. Я направляюсь к неграм бони. Здесь я просто по пути и не хочу задерживаться.
      При этих словах индеец, несмотря на всю свою хитрость и самообладание, не мог скрыть разочарования.
      Все его рассуждения о земле предков и о погребенных в ней костях соплеменников преследовали одну цель, весьма ничтожную, как мы скоро узнаем.
      Внезапно лицо туземца прояснилось.
      - Если ты не белый тигр, тогда пойдем со мной в Бонапарте. Там ты найдешь белых людей, хижину, мясо, тафию, рыбу...
      При слове "Бонапарте", которое он никак не ожидал услышать из уст индейца, Робен пожал плечами. Потом он вспомнил, что исправительная колония стала называться Сен-Лоран лишь несколько лет назад.
      Раньше этими землями лет тридцать владел старик индеец по прозвищу Бонапарте. Отсюда и название косы - Бонапарте, данное полоске земли вдоль Марони, где размещается "коммуна" Сен-Лоран.
      Краснокожий говорил скорее всего без задней мысли, однако приходится признать, что случайность определяет многие странные совпадения в нашей жизни.
      - Там видно будет, - неопределенно ответил Робен.
      Непреклонность индейца как-то сразу улетучилась. Он прислонил к плечу свой лук и протянул руку парижанину:
      - Атука - друг белого тигра.
      - Ты по-прежнему называешь меня так, ладно, будь по-твоему! Белый тигр - банаре (друг) Атуки. Я приглашаю тебя отведать черепахи вместе со мной.
      Индеец не заставил себя долго упрашивать. Он присел на корточки, руки и челюсти его заработали с такой быстротой - без оглядки на "друга"! - что очень скоро от черепахи остался только скелет, очищенный так хорошо, словно над ним потрудились муравьи-маниоки.
      Обед, приготовленный на костре, сильно пахнул дымом, но обжора поначалу этого не замечал и, только доев последний кусок, заявил вместо благодарности:
      - Твоя еда, банаре, воняет дымом.
      - Самое время это заметить... Но у меня есть еще две черепахи, давай испытаем вечером твои способности.
      - А!.. Банаре, у тебя еще две черепахи?
      - Ну да!
      - Хорошо!
      Заметив, что его новый друг напился воды из ручья и собирается прилечь, индеец наконец задал ему свой сокровенный вопрос, не скрывая простодушного вожделения:
      - А ты не дашь Атуке тафии?
      - У меня ее нет.
      - Нет?.. Я хочу посмотреть, что у тебя в ящике.
      Робен, невольно улыбаясь, позволил туземцу сделать это. Немного он там увидел: сорочку из грубого полотна, пустую бутылку из-под водки, которую дикарь обнюхал с жадностью макаки*, маисовые початки, несколько листьев белой бумаги, маленький чехол с сухими тряпками - трут.
      ______________
      * Макака - обезьяна семейства мартышкообразных. В диком виде в Америке не встречается, название ошибочно употреблено автором.
      Атука был весьма недоволен.
      Изнемогая от усталости, Робен чувствовал, что сон одолевает его. Краснокожий присел на корточки и затянул долгую монотонную песню. Он прославлял свои охотничьи подвиги... хвастал, что на возделанной им земле растут в изобилии ямс*, бананы, просо, батат**... хижина у него самая большая... жена самая красивая... пирога самая быстрая... Он стреляет лучше всех. Никто не умеет так хорошо выслеживать маипури-тапира*** и поражать его насмерть безошибочной стрелой... Никто не может соперничать с ним в беге, когда он преследует антилопу или толстого хомяка...
      ______________
      * Ямс - растение рода диоскорея со съедобными клубнями.
      ** Батат, или сладкий картофель - растение семейства вьюнковых, родом из Центральной Америки; возделывается из-за богатых крахмалом клубней, которые заменяют жителям тропиков картофель.
      *** Тапир - непарнокопытное млекопитающее, крупное (до 300 кг весом), голова с небольшим хоботком. Обитает в болотистых местах.
      Беглец забылся глубоким сном, и долго душа его блуждала в краю сновидений. Он видел, словно наяву, милых сердцу, покинутых близких, прожив несколько часов там, за океаном, в родном краю.
      Солнце завершило две трети своего дневного пути, когда Робен пробудился.
      Чувство реальности вернулось к нему и грубо вырвало из мира дорогих и счастливых видений.
      Тем не менее сон восстановил силы нашего героя. И потом - ведь он свободен! Парижанин не слышал монотонного гудения голосов, сопровождавшего всякое утро пробуждение каторжников... не слышал надоевшего грохота барабана, ругани и проклятий...
      Впервые лес показался ему прекрасным. Впервые он ощутил его неповторимое великолепие. Привольная растительность, прихотливая, неистово пышная сплеталась в многоярусный мир, простиралась всюду, сколько доставал взгляд, растворяясь вдали в голубеющих сумерках. Там и сям радужные столбы света прорывались сквозь зеленый свод, переливались множеством красок, как бы пройдя сквозь цветные стекла готических витражей*.
      ______________
      * Готические витражи - мозаичные картины из цветных стекол, особенно распространенные в старинных зданиях так называемой готической архитектуры с высокими остроконечными крышами, башнями и сводами, узкими стрельчатыми окнами.
      Мачты деревьев-великанов, опутанные снастями лиан, были щедро украшены сияющими венчиками цветов; казалось, над каждым деревом взмахнула волшебной палочкой лесная фея. Нет, это не мачты, это колонны беспредельного храма с чудесными капителями* из орхидей.
      ______________
      * Капитель - в архитектуре верхняя часть колонны, на которую опирается перекрытие.
      Радости изгнанников - увы! - недолговечны. Картины лесных красот, перед которыми даже самый равнодушный путешественник замер бы в восторге, скоро напомнили нашему беглецу, что он одинок и затерян в прекрасном, но полном опасностей, враждебном мире леса.
      ...А индеец?.. Вспомнив о нем, Робен вскочил, огляделся, но никого не увидел. Он позвал - полное молчание. Атука исчез, унеся не только двух черепах - весь продовольственный запас Робена, но также и его башмаки и коробку-рюкзак со всем необходимым для разведения огня.
      У бургундца остался только тесак, на который он случайно прилег и который не удалось похитить вороватому туземцу. Поведение краснокожего предстало перед беглецом во всей своей первобытной простоте. Его стрела, угрожающий выход, его речи были рассчитаны лишь на то, чтобы получить от белого тафию. Атука нуждался в водке.
      Обманутый в своих надеждах, он, уже не ломаясь, принял скудное угощение каторжника. С паршивой овцы хоть шерсти клок... На даровое угощение можно провести еще один бездельный, ленивый день... А это наряду с пьянством единственное "божество", объект неизменного поклонения индейца.
      Вещи Робена ему пришлись по вкусу, и он их присвоил, полагая, естественно, что доставившее удовольствие однажды приятно сохранить на будущее. Впрочем, лишая путешественника всех - весьма немногих - средств для продолжения пути, "бедный индеец" преследовал вполне определенную цель.
      Если бы у белого тигра нашлось несколько стаканов водки, дело кончилось бы точно так же. Краснокожий любит пить и бездельничать. Он не работает, не ловит рыбу и не охотится до тех пор, пока его не заставит голод. Он с удовольствием пожил бы несколько дней за счет своего банаре, а потом убежал бы, чтобы выдать его властям.
      И теперь - можно биться об заклад - он находился на пути к Сен-Лорану или, как он говорил, к Бонапарте. Ему было прекрасно известно, что администрация выплачивает вознаграждение любому, кто приведет или просто поможет поймать беглого каторжника.
      Эта премия - всего-то десять франков, - обеспечит ему десяток литров тафии, иначе говоря, десять дней сплошного пьянства. Все очень просто. Индеец раскупоривает бутылку и не переводя дыхания выхлестывает прямо из горлышка обжигающую жидкость.
      Минуту-другую он пошатывается, одурело пялится по сторонам, отыскивает подходящее местечко, растягивается там, как сытый боров, и храпит во всю мочь.
      Наутро он просыпается. Едва продрав глаза, все повторяет снова. И так продолжается - с незначительными изменениями - до полного исчерпания горячительного.
      Если рядом жена, дети, друзья, порядок остается тот же, разве что "кутеж" длится не так долго. Мужчины и женщины, взрослые и дети, даже самые маленькие, что едва научились ходить, - все охотно прикладываются к бутылке. За несколько минут они достигают крайней степени опьянения, разбредаются кто куда, шатаясь, падая, спотыкаясь, а потом валятся вперемежку друг на друга под развесистой листвой.
      Возможность получить желанный напиток руководила поведением Атуки: он рассчитывал вскоре вернуться к своему "банаре". Убедившись, и не без оснований, что ему самому не удастся доставить белого тигра в Сен-Лоран, он отправился за подмогой.
      Каторжник не сможет уйти далеко. Индеец, используя врожденное умение идти по следу, наверняка выведет к цели представителей власти. Его "друга" схватят, а он получит награду...
      Робен не сомневался в происходящем ни минуты. Ему необходимо как можно скорее бежать куда глаза глядят, бежать словно дикому зверю, увеличивать расстояние между собой и преследователями, идти, пока есть силы, идти до полного изнеможения.
      Вперед! Не заботясь больше о ногах, которые снова кровоточат от любого прикосновения колющих и режущих трав, он устремляется напрямик через лес, обходя большие группы деревьев, перепрыгивая через поваленные стволы, раздвигая завесы лиан, иногда пробираясь ползком среди бурелома.
      Вперед! И не обращать внимания на близость свирепых хищников, на ядовитых змей в густой траве, на тучи насекомых, укусы которых порой смертельны, на топкие, бездонные воронки заболоченных участков, которые подкарауливают его в саванне... Все это грозные опасности для беглеца, но еще опаснее для него люди из Бонапарте.
      Животные нападают не всегда, хищник не всегда безжалостен, потому что не всегда испытывает голод. И только человеческая ненависть постоянна.
      Вперед! И плевать на ядовитые испарения, которые поднимаются от болот, удачно прозванных "саваном для европейцев"! Надо идти, прокладывать курс, как говорят моряки. Охотники за людьми появятся здесь не позже завтрашнего дня.
      Француз двигался в полубредовом состоянии, но лихорадочное возбуждение придавало ему сил. Он несся, словно пришпоренный конь, смутно чувствуя и понимая, что рано или поздно свалится и уже больше, быть может, не встанет...
      Упала ночная мгла, взошла луна, заливая мягким светом лес, который тотчас наполнился разнообразными звуками.
      Робен, казалось, не слышал ничего. Он даже не заботился о том, чтобы расчищать дорогу, не замечал камней, не обращал внимания на шипы и колючки.
      Вся его жизнь сосредоточилась на одной-единственной задаче: двигаться вперед.
      Где он находился? В какую сторону направлялся? Он не имел о том ни малейшего представления.
      Он бежал.
      Это беспорядочное движение длилось всю ночь. Утреннее солнце уже рассеяло ночные тени, а изгнанник, обливаясь потом, не в силах отдышаться, с кровавой пеной на губах и глазами, готовыми выскочить из орбит, все еще продолжал безумный путь.
      Но даже его могучая натура в конце концов не выдержала. Ему почудилось, что на его злосчастную голову навалился весь огромный зеленый свод. Потеряв равновесие от неодолимого головокружения, Робен споткнулся, зашатался и тяжело рухнул на землю.
      * * *
      Надзиратель Бенуа мучился ужасно. Его бедро, распоротое когтями хищника, сильно распухло под повязкой и чехлом, наложенными рукою каторжника.
      Кровотечение остановилось, но без немедленной медицинской помощи раненый был обречен.
      Его терзала лихорадка, ужасная гвианская лихорадка, которая приобретает самые разные формы, вспыхивает даже от ничтожной причины и скоро приводит к трагическому концу.
      Укус ядовитого паука или фламандского муравья, несколько минут солнечного перегрева или, наоборот, слишком холодное купанье, длительная ходьба, нарушение режима, волдырь, вскочивший на ноге из-за тесной обуви, нарыв и еще Бог знает какие причины вполне достаточны для того, чтобы вызвать лихорадку.
      Голова раскалывается от боли. Суставы вначале очень болезненны, потом теряют подвижность. Начинается бред, переходящий в полное и тяжелое беспамятство, нередко приводящее к смерти.
      Бенуа все это хорошо знал, и его охватил страх. Затерянный в лесу, тяжело раненный, один-одинешенек, если не считать собаки, - было от чего потерять спокойствие человеку даже самой крутой закалки!
      От жажды у него пересохло в горле, и, хотя в нескольких шагах призывно журчал ручей, он не мог до него дотащиться.
      - Прощелыга!.. Слизняк! Мерзавец! Только подумать, что все это из-за него! - почем зря крыл он Робена. - И еще разыгрывает из себя важного господина... Он меня прощает! Сволочь! Ну, погоди... Попадешься ты мне, я тебе покажу прощение! Замолчи, Фаго! - крикнул он на собаку, храбро лаявшую на мертвого ягуара. - Боже, какая жажда! Пить!.. Воды! Пить!.. А эти трое скотов, которых я там оставил... Где они? Хоть бы хватило ума идти по моему следу...
      Гнев, как видно, придал надзирателю сил. Изнемогая от жажды, он, цепляясь руками за траву и за корни, опираясь на локти и здоровое колено, умудрился проползти несколько метров.
      - Наконец-то! - Бенуа с жадностью глотал воду. - Как это прекрасно пить... Вроде заново родился... Может, я поправлюсь? Не хочу умирать! Мне надо выжить... Выжить и отплатить с лихвой. Еда у меня есть, слава Богу! И защищаться есть чем: моя сабля... Вот она, милая подруга инвалида! А где мой пистолет? Вот он. В порядке. Отлично! Жаль, что не могу развести огонь... Тысяча чертей! Боль такая, словно дюжина собак грызет мое бедро! Ладно, только бы в ране черви не завелись. Бенуа, мальчик мой, тебе предстоит тяжелая ночь! Дай Бог, чтобы эти дураки добрались до меня к утру... Стоп, а где же Фаго? Гнусное животное! Он меня бросил! Собаки неблагодарны, как люди!.. Солнце уже садится... Ночь будет хоть глаз выколи. Нет... луна. Как все нелепо... быть в таком положении одному...
      Если ночи тянутся бесконечно для того, кто медленно вершит свой путь, то как же тягостны они для тех, кто страдает и ждет! Представьте себе больного, чей взор прикован к циферблату часов в мучительной надежде ускорить движение стрелок. И это длится всю ночь. Он отсчитывает минуту за минутой, следит за вращением большой стрелки, тогда как маленькая, кажется, совсем застыла на месте, и он не в силах уловить даже малейшее ее перемещение.
      Перенесите эту пытку под развесистые тропические деревья, в тишину бездонного одиночества - и вы поймете страдания надзирателя.
      Луна прошла уже половину своего пути. Раненый лежал, не смыкая глаз. В глубокой тишине особенно оглушительным показался внезапный и резкий шум над головой, - рев, который почти невозможно описать, нечто похожее на паровозный гудок в момент, когда поезд на всей скорости входит в туннель, плюс к этому истошный визг дюжины свиней.
      Этот неимоверный концерт начинается одновременно на высоких и низких нотах, напоминая некий дуэт: звук перекатывается, меняется, усиливается, слабеет, наконец прекращается, а затем все повторяется сначала.
      - Дьявол!.. - пробормотал Бенуа в момент затишья. Эта сумасшедшая музыка его ничуть не удивила. - Только этого не хватало... Проклятые красные обезьяны! Каким ветром их сюда занесло?
      Охранник не ошибся. Стая обезьян-ревунов затеяла свой обычный предрассветный концерт на верхушке дерева, под которым он лежал. Бенуа видел при лунном свете, как обезьяны собрались в кружок вокруг вожака, который один испускал все эти дикие завывания, один исторгал из своей глотки высокие и низкие ноты одновременно, и пение его разносилось далеко по округе...
      Поорав в полное свое удовольствие, он делал паузу, и его слушатели, без сомнения очарованные, издавали в ответ хриплые крики радости.
      Несколько слов об этих странных четвероруких. Гвианская обезьяна-ревун (по-латыни stentor seniculus), называемая также красной обезьяной, а на местном наречии алуате, достигает метра сорока сантиметров от морды до кончика хвоста. У нее огненно-рыжая масть, а лапки и хвост черные с рыжеватым отливом.
      Изучение ее голосового аппарата позволяет понять удивительную способность издавать одновременно высокие и низкие звуки. Мне довелось препарировать старого самца, и я понял, что выдыхаемый воздух может проходить прямиком через горловую щель, образуя пронзительный, высокий звук. Так называемая иоидная кость (у человека - маленькая косточка в виде подковки, расположенная между основанием языка и гортанью) у обезьяны достаточно велика, примерно с яйцо индюшки, и образует полость, похожую на трубку органа*. Когда ревун поет, его глотка сильно раздувается. Воздух, проходя сквозь эту полость, многократно усиливает голос и производит низкий звук, вот почему красная обезьяна обретает не доступную другим живым существам способность петь дуэтом.
      ______________
      * Орган - большой духовой музыкальный инструмент с многочисленными мехами, нагнетающими воздух в трубы и трубки различных музыкальных тембров. Устанавливается в церквах и больших концертных залах.
      Поет, как правило, вожак стаи, а не его скромные подданные. Если один из них, охваченный восторгом, попытается вплести в концерт свою ноту, ведущий солист немедленно вразумит выскочку и заставит его умолкнуть.
      Слушатели имеют право только восторгаться.
      Бенуа, отнюдь не восхищенный воплями четвероруких, лежал и злился. Ревуны не собирались покидать занятое место. Стая ликовала. Вскоре обезьяны принялись цепляться хвостами за ветки; они болтались вниз головами, словно диковинные люстры, и в этом положении продолжали издавать хрипло-гортанные одобрительные выкрики, в то время как вожак, теперь тоже висевший вниз головой, завывал с такой силой, что у прочих лесных обитателей едва не лопались барабанные перепонки.
      - Сейчас я вам заткну глотки! - не выдержал охранник и, взведя курок пистолета, выстрелил в обезьян. В мгновение ока стая улетучилась. Но едва лишь воцарилась тишина, как в отдалении раздался звук выстрела.
      Надежда вспыхнула в сердце раненого.
      - Меня ищут! Крепись, малыш!
      Он перезарядил оружие, перемежая стонами отборную ругань, а затем выстрелил в воздух. Послышался ответный выстрел, уже более близкий.
      - Ну, порядок! Через четверть часа мои бездельники подойдут. Еще немного, и я поднимусь на ноги. Берегись, Робен!
      Предвидение надзирателя вполне оправдалось. Его товарищи, обнаружив, хотя и с большим опозданием, что попались на удочку, погнавшись за чучелом, двинулись по следам Бенуа. Вояки вооружились факелами, изготовленными из каучукового дерева*. Во главе процессии громко лаял верный Фаго, который при виде хозяина принялся прыгать и радостно повизгивать.
      ______________
      * Каучуковое дерево. - Здесь: гевея бразильская, из ее сока добывается природный каучук (резина).
      На скорую руку соорудили носилки и с большим трудом доставили домой раненого, который впал в горячечный бред.
      Не прошло и полутора суток, как в колонии появился индеец Атука. Он рассказывал каждому встречному и поперечному о том, как обнаружил "белого тигра", и предлагал - за надлежащее вознаграждение - провести вооруженных людей по его следам.
      Бенуа, конечно, прослышал об этом. Он пригласил индейца к своему ложу, пообещал ему все, чего тот хотел, выбрал для него двоих спутников и велел им выступить в путь немедленно, хорошенько вооружившись и запасшись продовольствием.
      Отдавая такой приказ без ведома главного начальника, старший надзиратель рассчитывал отличиться, возвратив беглеца, и тем самым отвести от себя бурю, которая должна была разразиться над его головой после выздоровления.
      Тюремщики, ведомые индейцем, для которого в лесу не было тайн, довольно скоро напали на след. Робен в своем отчаянном и запутанном движении оставлял немного видимых примет, но краснокожий держал след как хорошая ищейка, и узнавал по примятой траве, сорванному листу, потревоженной лиане, что "белый тигр" проходил здесь.
      Спустя четыре дня они обнаружили в кустах отпечаток, оставшийся вроде бы от падения чьего-то тела, а на белом камне неподалеку темнело кровавое пятно.
      Беглец, должно быть, здесь упал. Быть может, его настиг и растерзал какой-то хищник?..
      Атука отрицательно покачал головой. Он бесшумно скрылся в кустах - ушел на разведку, отсутствовал примерно час и возвратился, прижимая палец к губам.
      - За мной! - прошептал он.
      Спутники молча последовали за ним. Не более чем в пятистах метрах они обнаружили поляну, в центре которой стояла хижина из листьев и ветвей давней постройки, но еще крепкая; над крышей подымалась тоненькая струйка дыма.
      - Там белый тигр, - радостно заявил индеец.
      - Молодец, калина, - похвалил один из спутников. - Бенуа теперь не пойдет под арест, а ты получишь награду. Сейчас мы схватим этого бродягу!
      ГЛАВА 3
      Вампир. - Прокаженный из безымянной долины. - Рай бедняка. - Товарищ по несчастью. - Приступ злокачественной лихорадки. - Средства народной медицины. - Соревнование шпанской мухи и хинина. - Фламандские муравьи. "Именем закона!.." - На что способен краснокожий ради бутылки тафии. - Змея ай-ай. - Телохранители прокаженного. - Нападающие отступают. - Опасная встреча лагерной охраны с тригоноцефалом. - Заклинатель змей. - Мытье без мыла.
      Изнемогая от усталости, не в силах перевести дыхание после бешеного бега, измученный жарой, Робен свалился как подкошенный. Он потерял сознание.
      Его тело скрылось в высокой траве. Смерть от истощения казалась неминуемой. Несчастный обречен был испустить последний вздох, даже не приходя в себя.
      Стало быть, он больше не в силах бороться за жизнь, и новое имя пополнит список жертв каторги, новый скелет забелеет на мрачном тропическом погосте?..
      Плотный и упругий растительный ковер смягчил удар при падении, и тело, похожее на труп, долгие часы оставалось распростертым на мягкой травяной подстилке. Ни один ягуар в поисках добычи не показался вблизи, не набежали и муравьи-маниоки. Это была счастливая случайность.
      Беглец медленно приходил в себя, он не в состоянии был бы определить, сколько времени пролежал здесь. Парижанин все еще находился во власти прострации*, причины которой затруднился бы объяснить, хотя сознание к нему возвращалось.
      ______________
      * Прострация - крайнее изнеможение, полубессознательное состояние.
      Невероятно, но он не ощущал никакой тяжести в голове, тиски, сжимавшие его череп, как будто внезапно ослабли, звона в ушах больше не было. Наш герой отлично слышал пронзительный свист пересмешника, глаза его воспринимали свет, пульс бился равномерно, легкое дыхание полнило грудь. Лихорадка как будто отступила.
      Но слабость была такая, что Робен не мог приподняться. Тело словно налилось свинцом. Еще ему чудилось, что по лицу и шее течет тепловатая жидкость, у нее какой-то душный, особый запах...
      Он посмотрел на рубашку и обнаружил на ней большое ярко-красное пятно.
      - Да я просто в луже крови... Где я? Что произошло?
      Каторжник ощупал себя со всех сторон, потом ему удалось подняться на колени.
      - Нет, я не ранен... но эта кровь... О господи! До чего же я ослабел!
      Бургундец находился в довольно широкой долине, окаймленной невысокими лесистыми холмами, между ними протекал неглубокий ручей с прозрачной свежей водой.
      Такие ручьи и бухточки в изобилии встречаются в Гвиане, они служат единственным вознаграждением природы за те адские муки, что претерпевают здесь люди.
      Робен с трудом дотащился до воды, напился, сбросил свои лохмотья и вошел в протоку. Он старательно смыл с лица и груди кровяные сгустки и, завершив омовение, уже выходил из ручья, как то же самое ощущение теплой текущей жидкости вновь обеспокоило его. Он тронул рукой лоб, глянул - ладонь была испачкана кровью.
      Ощупывание лба и висков ничего не дало: никакой раны на коже не оказалось. Откуда же кровь?
      - Бог мой, здесь приходится изобретать то, что людям дала цивилизация. У негра или индейца через пять минут было бы зеркало. Возьмем с них пример.
      Несмотря на возрастающую слабость, парижанин отыскал несколько крупных зеленовато-бурых листьев водяной лилии. Срезать один из них, погрузить горизонтально в воду и удерживать в нескольких сантиметрах от поверхности было несложно.
      Его лицо, отраженное как бы в стекле с подкладкой из оловянного листа, предстало перед ним с такой отчетливой яркостью, как будто он гляделся в самое лучшее зеркало.
      - Так вот оно что, - сказал каторжник, после внимательного осмотра, обнаружив маленький шрам над левой бровью у самого виска, - меня укусил вампир*!
      ______________
      * Вампиры, или десмоды - семейство летучих мышей, обитающих в Южной Америке. Питаются кровью домашних животных, иногда и человека. При укусе вампир вводит в рану вещество, которое препятствует свертыванию крови, поэтому кровотечение бывает длительным. Буссенар преувеличивает, описывая прожорливость вампиров, опасность кровопотери, - она не столь велика и жизни не угрожает. Вампиры опасны тем, что переносят бациллы бешенства.
      И, вспомнив свою встречу с индейцем, свое отчаянное бегство, лихорадочный бред и наконец обморок, воскликнул:
      - Какая странная у меня судьба! То меня преследуют дикие звери, то гонятся по пятам охотники за людьми, а теперь выходит, что ненасытное обжорство мерзкого животного спасло мне жизнь!
      Робен не ошибся. Он бы погиб, если бы не вампир, который сделал ему сильнейшее кровопускание. Летучие мыши-вампиры питаются исключительно кровью млекопитающих. Они кусают только сонных животных, при случае не пропускают и человека, жадность их не знает границ.
      Эта летучая тварь снабжена хоботком, или, точнее сказать, ее рот переходит в маленькую трубочку-присоску, снабженную крохотными сосочками. Вампир приближается к жертве, мягкими взмахами больших перепончатых крыльев вызывая ощущение приятной свежести и тем самым усиливая сонное состояние. Затем отвратительный рот медленно приникает к избранному месту, а крылья продолжают трепетать. Пробуравливание кожи животного или человека проходит постепенно и безболезненно. Мышь понемногу высасывает кровь, наполняясь словно живая медицинская банка. Насытившись, она снимается с места, оставляя открытую рану.
      Если бы этим все и ограничивалось, беда была бы невелика. Двести или двести пятьдесят граммов крови, потребляемые крылатым вурдалаком во время "трапезы", не причинят особого ущерба "объекту", хотя это и вызывает некоторую слабость. Но после кровопускания почти никогда не наступает пробуждение, кровь льется всю ночь, а это уже ощутимый вред для здоровья. Человек теряет силы и рискует самой жизнью, если особый укрепляющий режим не восстановит потерю в кратчайший срок.
      Немало путешественников, захваченных врасплох в своих постелях, не принявших мер предосторожности и не прикрывших ноги, шею или голову, просыпается в теплой кровавой ванне! И сколько уже заплатило жизнью, а в лучшем случае тяжелой болезнью, за свою небрежность! В лесной чаще мало кто располагает средствами, необходимыми для восстановления ослабленного организма. Люди становятся легко уязвимы для тропических заболеваний, сопротивляться которым можно лишь в хорошем физическом состоянии.
      Но воистину нет худа без добра. Наш герой убедился в этом. Обильное кровопускание в данном случае спасло ему жизнь.
      Робен медленно натянул на себя одежду. Преодолевая слабость, он с превеликим трудом вырезал палку, чтобы опираться при ходьбе. Плевать! Его железная воля вернется к нему не сегодня, так завтра.
      Он должен идти. Итак, снова вперед!
      Истинное упорство в конце концов бывает вознаграждено.
      - Что это?!. - воскликнул парижанин через несколько минут. - Неужели я брежу?.. Да нет... Немыслимо... Как! Банановое дерево!.. И эта поляна... просека... Растения с треугольными листьями... Да ведь это батат! А вон кокосовая пальма... ананасы... маниока... Как хочется есть! Умираю от голода! Быть может, я попал в индейскую деревню?
      Повинуясь неудержимому порыву, не размышляя больше ни о чем, француз срезал ананас. Он разрывал чешуйчатую мякоть, вбирал ее полным ртом, обливаясь душистым соком.
      Съев ароматный плод, Робен почувствовал себя бодрее. Стебель ананаса он снова воткнул в землю, выкопав для этого лунку*. Притоптал землю вокруг отростка и направился к хижине, которую только теперь заприметил совсем неподалеку.
      ______________
      * Трогательный обычай, которого неизменно придерживаются лесные бродяги. Съев плод, они высаживают в землю оставшийся стебель; через полгода, укоренившись, он созревает снова. (Примеч. авт.)
      Это уединенное обиталище показалось ему довольно удобным. Покрытая исключительно прочными листьями пальмы ваи, крыша могла спокойно служить лет пятнадцать. Стены из перекрещенных жердей непроницаемы для дождя. Дверь была плотно закрыта.
      - Это негритянская хижина, - размышлял наш инженер, оценивая форму постройки, свойственную поселениям негров. - Хозяин где-нибудь недалеко... Кто знает, быть может, это такой же изгнанник, как и я... Участок у него превосходный.
      Робен постучал в дверь. Ответа не последовало.
      Пришлось стукнуть кулаком сильнее.
      - Что вам угодно? - откликнулся на местном наречии надтреснутый голос.
      - Я ранен и хочу есть.
      - Бедняга! Вам нельзя войти в мой дом.
      - Умоляю вас! Откройте!.. Мне худо... - с трудом выговорил каторжник, охваченный новым приступом слабости.
      - Я не мо-гу, - отвечал тот же голос, в котором на этот раз звучали слезы. - Берите все, что хотите... Только к дому не прикасайтесь... Вы можете заболеть и умереть.
      - Ко мне!.. Помогите! - прохрипел бургундец, оседая на землю.
      Дребезжащий и хриплый голос - наверняка он принадлежал старику попросту рыдал.
      - О, месье, мой несчастный белый друг! Что мне делать, ну что же делать? Я не могу допустить, чтобы он умер... Нет, нет...
      Дверь наконец отворилась, и Робен, не способный пошевелиться, с ужасом увидел такое страшилище, какое не примерещится человеку и в самом жарком горячечном бреду.
      Бугристый лоб усеян гноящимися нарывами, редкие белые волосы лишь кое-где торчат вокруг покрытой пятнами плеши. Отвратительные бородавки громоздятся одна на другую, глубокие синеватые морщины избороздили воспаленное обезображенное лицо.
      Блекло-голубой глаз, безжизненный и полуразложившийся, выступал из орбиты, как яйцо из скорлупы. Левая щека - сплошная рана, а уши... белые хрящи видны из-под лоскутьев черной кожи. Провалившийся рот без зубов, руки без ногтей с бугорчатыми пальцами, скрюченными и окостенелыми. Одна нога намного толще другой, раздутая, бесформенная, кожа на ней натянута, лоснится и, кажется, вот-вот лопнет под давлением распирающего ее отека.
      Старый негр, несмотря на изглодавшую его проказу*, на слоновую болезнь**, которая не позволяла ему согнуть ногу в колене, короче говоря, несмотря на все свое уродство, не утратил выражения доброты и той удрученности, какая отличает людей обездоленных.
      ______________
      * Проказа, или лепра (отсюда упоминаемое Буссенаром далее название лечебницы для прокаженных - лепрозорий) - тяжелая болезнь, считающаяся острозаразной и поражающая все органы человека.
      ** Слоновая болезнь, или акромегалия - болезнь, при которой ненормально разрастаются кости конечностей или нижней челюсти.
      Он то ходил взад и вперед, то крутился на месте, похлопывая себя по изувеченной ноге, воздымал уродливые пальцы и, не смея прикоснуться к упавшему Робену, причитал:
      - Боже, как быть? Боже, что делать? Мне нельзя к нему прикасаться, и вам, месье, нельзя прикасаться к несчастному прокаженному... Попробуйте подняться сами. Поднимитесь и перейдите в тень под дерево! Там вам будет лучше.
      Первое впечатление улеглось, парижанин взял себя в руки. Прокаженный вызывал у него сострадание, к которому примешивалось отвращение.
      - Спасибо, добрый человек, - проговорил он не слишком уверенно, спасибо за вашу заботливость. Но я чувствую себя лучше и должен идти дальше.
      - Прошу вас, месье, не спешите... Я дам вам попить, дам фруктов, рыбы... У старого Казимира все это есть там, в хижине!
      - Хорошо, приятель, хорошо... Я согласен, - бормотал растроганный Робен.
      В груди у обездоленного существа билось поистине участливое сердце...
      Старый негр земли под собой не чуял от радости, стараясь изо всех сил услужить незнакомцу, но принимая при этом меры предосторожности, дабы избежать прикосновения, которое, как он полагал, опасно для гостя.
      Радушный хозяин ушел в свою халупу и вскоре вынес тыквенную бутылку на конце длинной палки. Предварительно он подержал ее над огнем очага, чтобы уничтожить заразу, потом засеменил с бутылкой к ручью, наполнил ее свежей водой и протянул больному, который с жадностью напился.
      Вскоре до Робена донесся запах пекущейся рыбы, - Казимир бросил на раскаленные уголья кусок копченой кумару. Вкусная рыба быстро обжаривалась, потрескивая и дразня аппетит.
      Бургундец считал, что огонь очищает все, и насыщался без опасений заразиться проказой. Негр испытывал неподдельный восторг от того, с каким упоением Робен воздавал должное его гостеприимству и кулинарному искусству.
      Казимир, говорливый, как многие представители его расы, словоохотливый, как все привыкшие к одиночеству люди, облегчал душу после долгих лет молчания.
      Очень скоро он угадал, кто перед ним. Впрочем, для чернокожего отшельника это не имело значения. Добрый человек видел перед собой страждущего, этого было достаточно. Несчастный постучался к нему в дверь, он гость, стало быть, дорог вдвойне.
      Негр любил белых всем сердцем. Они были добры к нему! Он стар... правда, он не знает, сколько ему лет. Родился рабом в селении Габриэль, принадлежавшем некогда месье Фавару и расположенном на реке Рура.
      - Я негр из поселка, месье, - сообщал он не без гордости. - Я умею готовить, управляться с лошадьми, ухаживать за плантациями гвоздики...
      Месье Фавар был добрым господином. В Габриэле не знали, что такое кнут. Черные дети вырастали в доме. С ними хорошо обращались.
      Казимир прожил долгую жизнь. Он и состарился в поселке. Незадолго до 1840 года у него появились первые признаки проказы, страшной болезни, которая свирепствовала в Европе в средние века и до сих пор нередко встречается в Гвиане, так что местные власти вынуждены были основать лепрозорий* в Акаруани.
      ______________
      * Лепрозорий - лечебное учреждение для прокаженных.
      Больного изолировали. Для него построили хижину неподалеку от поселка, снабдили всем необходимым на первый случай.
      Затем пробил памятный и волнующий час, когда свершился великий акт справедливости: отмена рабства*! Все негры стали свободными. Все люди получили равные права. Не было между ними больше различий, кроме различий ума и способностей, не было иного превосходства, кроме превосходства опыта и личных заслуг.
      ______________
      * Отмена рабства во Французской Гвиане (рабами были привезенные из Африки негры) в первый раз произошла в 1794 г. В начале XIX в. рабство было вновь восстановлено и окончательно отменено только в 1848 г.
      Колониальная промышленность получила тяжелый удар. Ее процветание, основанное на несправедливой оплате труда, на эксплуатации дармовой рабочей силы, было подрублено под корень. Плантаторы, привыкшие сорить деньгами, в большинстве случаев оказались без средств, жили одним днем. Очень многие не сумели приспособиться к требованиям оплачивать труд. А за тяжкую работу на плантации платить надо немало!
      Однако негры многого не требовали, - лишь бы им предоставляли рабочие места. Волшебное слово "свобода" удваивало их силы.
      Как бы там ни было, но колонисты, не умея организовать совместный труд, забросили свои поселения. Негры разбрелись, получили участки, занялись корчеванием, разведением плантаций, работали каждый на себя и жили свободно. Теперь все они - равноправные граждане!
      Но и после отмены рабства многие оставались у бывших хозяев, трудились с охотой и бесплатно проливали свой пот.
      Так поступили и жители Габриэля. Но в один прекрасный день хозяин покинул поселок. Рухнули взаимоотношения личной привязанности и общих нужд. Негры мало-помалу перебрались в другие места. Казимир остался в одиночестве. В довершение несчастья его лачугу снесло наводнением. Лишенный средств к существованию, без права жить среди людей, всеобщее пугало из-за своей страшной болезни, он ушел куда глаза глядят, долго брел, очень долго, и наконец обосновался здесь.
      Местность оказалась необычайно плодородной. Казимир обустроился, работал за четверых, смиренно ожидая часа, когда душа его расстанется со своей жалкой оболочкой.
      Он стал прокаженным из безымянной долины.
      Работа делала его жизнь осмысленной.
      Робен молча слушал рассказ доброю человека. Впервые после отъезда из Франции он почувствовал себя почти счастливым. Природа щедро наделила красотой и плодородием эту долину - подлинный рай для обездоленного судьбой негра. В хриплом голосе старика звучали тепло и душевное расположение. Нет больше каторги, нет застенка, нет площадной брани...
      Если бы беглец мог обнять человеческое существо, пораженное несчастьем куда большим, чем его собственное! Страдания породнили его с Казимиром.
      "Как хорошо было бы здесь поселиться... - думал Робен. - Но достаточно ли далеко я забрался?.. Да черт с ним, останусь... Буду жить возле этого старика, помогать ему в хозяйстве... Он тоже нуждается в заботе..."
      - Дружище, - сказал парижанин прокаженному, - болезнь тебя терзает, ты плохо себя чувствуешь, ты одинок. Быть может, скоро у тебя не хватит сил работать мотыгой*... Начнешь голодать. Когда придет смерть, некому будет закрыть тебе глаза. Я тоже несчастен. У меня больше нет родины, и я не знаю, есть ли еще семья... Ты хочешь, чтобы я остался здесь вместе с тобой? Желаешь ли ты, чтобы я делил все твои труды и заботы? Я говорю от чистого сердца. Отвечай же!
      ______________
      * Мотыга - простейшее орудие для рыхления земли (твердый наконечник прикреплен под прямым углом к деревянной рукоятке), известно с глубокой древности.
      Старый негр, казалось, потерял дар речи. Он не смел поверить услышанному, он плакал и смеялся одновременно.
      - Ах, месье... Ах, месье... Мой дорогой белый сын!
      Но тут отшельник подумал о проклятии своей болезни, с новой силой осознал его... закрыл лицо изуродованными пальцами и упал на колени.
      * * *
      Робен спал под банановым деревом. Во сне его преследовали кошмары.
      Наутро приступ лихорадки возобновился и скоро перешел в горячечный бред.
      Казимир не растерялся. Прежде всего нужно было соорудить убежище для нового друга, по возможности обеззаразить хижину. Он схватил мотыгу, перекопал земляной пол, снял верхний слой и перенес землю в дальний конец плантации. Затем рассыпал по полу горящие уголья, "прокалил" всю поверхность, после чего, ловко орудуя тесаком, покрыл ее свежими пальмовыми листьями, которые он рубил и выкладывал по полу, не прикасаясь к ним руками.
      Подготовив таким образом ложе для больного, чернокожий заставил его подняться, приговаривая:
      - Ну, дружище, ну, поднимайся... Я помогу тебе перейти на постель...
      Бургундец, послушный, как ребенок, вступил в хижину, вытянулся на зеленой постели и погрузился в тяжелый сон.
      - Ах, бедный господин!.. - восклицал время от времени негр. - Такой больной! Он бы погиб, если бы не пришел ко мне... Нет, нет. Казимир не даст ему умереть...
      Приступы лихорадки были частыми. Вскоре уже раненый снова бредил. Затылок разламывался от боли, бредовые видения проносились перед глазами, как бы затянутыми кровавой пеленой, на которой корчились и извивались омерзительные чудовища.
      К счастью, негр издавна был знаком с народными лечебными средствами, к которым прибегали местные старухи.
      На своем любовно возделанном участке Казимир выращивал не только фрукты и овощи, но и растения, которыми пользуется креольская медицина* для лечения больных.
      ______________
      * Креольская медицина - т.е. народные лечебные средства и приемы, которыми пользовались креолы - потомки африканских рабов в Гвиане.
      Там рос "калалу", мелко нарезанные плоды этого растения входят в состав освежающего напитка, а из отвара мякоти готовят отличные смягчительные припарки. Далее "япана", или гвианский чай, возбуждающее и потогонное средство; "батото" - кустарник с необычайно горькими листьями, обладающими жаропонижающими и обеззараживающими свойствами, подобно хинину* или салициловой кислоте**; "тамарин" - слабительное; "адский калалу", настой из семян которого на водке используется против змеиных укусов, и так далее.
      ______________
      * Хинин - очень горький лекарственный порошок, добываемый из коры растущего в Южной Америке хинного дерева. Им лечат малярию.
      ** Салициловая кислота. - Здесь: лекарственный порошок (сохраняет название химического вещества, из которого приготовлен), употребляемый при лечении воспалений.
      Состояние Робена требовало немедленного и самого энергичного лечения. Казимир это хорошо понимал. Несмотря на кровопускание, так своевременно выполненное вампиром, француз все же страдал от опасного прилива крови. Срочно требовался нарывной пластырь.
      Нарывной пластырь! В тропиках, на пятом градусе северной широты! У негра не было ни шпанских мушек*, ни нашатырного спирта, способных произвести нарывное действие.
      ______________
      * Шпанская мушка - жук семейства нарывников; высушенные насекомые использовались в медицине для приготовления нарывного пластыря.
      Но старый доктор "без диплома" не растерялся.
      - Одну минуточку, месье... Одну минуточку... Я скоро вернусь...
      Он вооружился длинным ножом, побрел, прихрамывая, к воде и внимательно обследовал берег ручья.
      - Ага! Нашел... Отлично... - бормотал он, время от времени наклоняясь и что-то подбирая. - Так, так, это именно то, что надо...
      Свои находки он бросал в плетеную чашку. Затем вернулся в хижину.
      Казимир отсутствовал не более десяти минут.
      С серьезным и сосредоточенным видом стоя возле больного, он с большой осторожностью вынул из чашки длинненькое насекомое, сантиметров полутора, блестящее, словно из лакированного черного дерева, с тонким щитком и округлым, подвижным брюшком. Придерживая насекомое за голову, приставил его другой оконечностью к коже за ухом больного. Появилось короткое и острое жало, быстро "пробурившее" кожный покров.
      - Ну-ка, ну-ка! - гнусаво приговаривал лекарь-самоучка. - Вот так хорошо... Хорошо...
      Отбросив насекомое, старик взял другое, заставил его проделать ту же операцию за вторым ухом. Потом приложил к коже еще одно, чуть пониже... Затем четвертое, пятое, шестое...
      Больной стонал, - очевидно, эти короткие "пункции"* причиняли ему боль.
      ______________
      * Пункция - прокол кожи или стенки какой-либо полости тела (сустава, сосуда и т.д.) с лечебной целью или для того, чтобы определить болезнь.
      - Ну, ну... - повторял наш эскулап, - не бойтесь! Маленькое кусачее животное очень полезно для месье!
      Операция и в самом деле принесла пользу. Не прошло и четверти часа, как два большущих волдыря, заполненных желтоватой жидкостью, вздулись у Робена за ушами. Действие оказалось такое же, как после двенадцати часов применения наилучших нарывных пластырей.
      Больной как будто ожил; хриплое прерывистое дыхание с каждой минутой становилось тише, ровнее. Горевшие нездоровым румянцем щеки побледнели. Научная медицина была непричастна к этому чуду, которое вершилось на глазах.
      - Это фламандский муравей, хороший, хороший, он сделал то, что нужно, пробубнил довольный Казимир и, не мешкая, проколол оба пузыря длинной колючкой. Из отверстий в коже брызнули струйки бледно-желтой жидкости. Негр хотел было приложить к ранкам вату, пропитанную растительным маслом, но побоялся прикоснуться к больному и заразить его проказой. Главное сделано...
      К каторжнику вернулось сознание, или, вернее, мягкая сонливость пришла на смену болезненному обмороку. Чуть слышным голосом он пробормотал слова благодарности и погрузился в дрему.
      Добрый негр добился воистину чудесного успеха, применив самое простое народное средство. Укусы фламандских муравьев чрезвычайно болезненны, а яд почти мгновенно вызывает нарывы. Между прочим, сходным действием обладают укусы "кипящих" муравьев в Экваториальной Африке. Наружный кожный покров набухает, как от ожога кипятком, результаты укусов такие же, какие дает применение шпанских мушек.
      Когда больной приходит в сознание, крепкая настойка из листьев "батото" дополняет лечение; на парижанина все это подействовало так сильно, что через сутки он, хоть и очень слабый, уже находился вне опасности.
      Кто же обучил старого негра медицине, которая столь удивительно сходна с приемами наших врачей?..
      Ведь близость между действиями дикарей, изучавших книгу природы, и ученых мужей, поседевших над трудами о болезнях, и в самом деле поразительна.
      Беглец, вырванный из лап тропической лихорадки, был спасен. Теперь ему по-прежнему угрожала лишь человеческая ненависть.
      Минуло четыре спокойных дня, Робен понемногу набирал силы, как вдруг Казимир, бывший в отлучке несколько часов, просунулся в хижину в полной растерянности.
      - Дорогой друг! К нам идут какие-то злые белые...
      - А!.. - воскликнул гость. - Белые... Враги... А нет ли с ними индейца?
      - Да! С ними калина...
      - Вот как! Ладно же! Я все еще слаб, но буду защищаться! Живым не сдамся, слышишь?
      - Слышу... Но я не позволю им тебя убить! Оставайся тут... Спрячься... Старый Казимир хорошо их проучит...
      Робен схватил было свой тесак, но, увы, он оказался слишком тяжел для его ослабевшей руки. Парижанин понял замысел своего спасителя, укрылся под зелеными листьями и затаился.
      Чьи-то поспешные шаги не заставили себя долго ждать. Послышался громкий и грубый голос, затем - клацанье ружейного затвора...
      Пришельцы воспользовались словами, которые в цивилизованной стране звучат зловеще, а здесь, возле убогого шалаша, к их мрачному смыслу примешивался известный комизм:
      - Именем закона! Откройте дверь!
      Негр медленно отворил дверь и выставил наружу изъеденное проказой лицо. Это зрелище поразило белых, а индеец просто остолбенел.
      Несколько секунд все молчали.
      - Входите, прошу вас! - Казимир попытался придать своим чертам выражение самого сердечного гостеприимства, но от этого его физиономия сделалась еще безобразнее.
      - Это прокаженный, - сказал один из пришельцев, одетый в форму военного надзирателя. - Так я и полез в эту хибару! Недоставало только подцепить проказу!
      - Так вы не войдете ко мне?..
      - Ни за что на свете! У тебя там все насквозь пропитано проказой! "Фаго" здесь не станет прятаться.
      - Кто его знает, - возразил второй надзиратель. - Мы сюда тащились не для того, чтобы возвращаться с пустыми руками. Если принять меры предосторожности... В конце концов, мы же не дети.
      - Ну, делай как знаешь... А мне дай Бог унести отсюда ноги. От одного вида этого курятника можно схватить болезнь.
      - А я войду, - сказал индеец, помышляя лишь о награде и о множестве стаканов тафии, которые он купит, получив деньги.
      - Да и я тоже, черт возьми, - подхватил более решительный надзиратель. - Не умру же я от этого, пропади оно пропадом!
      - Входите, прошу вас! - Чернокожий хозяин просто таял от удовольствия.
      Надзиратель с саблей в руке осторожно вошел в хижину, едва освещенную тонкими лучами, пробивавшимися сквозь плетеные стены.
      Индеец последовал за ним на цыпочках. Подвесная койка была единственной "мебелью" в лачуге. На полу несколько самых простых предметов домашнего обихода - ножи, глиняные горшки для воды, ящик с маниокой, миски, ступка, длинный обрубок черного дерева и круглая пластина листового железа.
      В углу - постель из кое-как набросанных пальмовых листьев, несколько связок маиса, сухие лепешки.
      И это все.
      - А там под этим, - рявкнул надсмотрщик, концом сабли указывая на постель из листьев, - там что-нибудь есть?..
      - Я не знаю, - ответствовал негр с выражением полной тупости на безобразном лице.
      - Не знаешь? Ну, я сейчас сам узнаю!
      И надзиратель поднял саблю, собираясь проткнуть груду листьев.
      Пронзительный, хоть и негромкий свист внезапно раздался в наступившей тишине, и охранник замер с поднятой рукой и с выставленной вперед правой ногой, ни дать ни взять учитель фехтования.
      Страх приковал его к месту. Испуганный индеец выскочил наружу. Достойный краснокожий, казалось, совершенно забыл о радостях предстоящей пьянки.
      - Ай-ай!.. - в ужасе вопил он. - Ай-ай!
      С полминуты надзиратель не мог опомниться. Прокаженный, не двигаясь с места, смотрел на него с безыскусной простотой во взгляде.
      - Почему же вы не ищете?
      Человеческий голос привел служителя закона в чувство.
      - Ай-ай!.. - пробормотал он. - Это ай-ай!
      И он завороженно уставился на две светящиеся точки, которые покачивались из стороны в сторону как бы на конце гибкого троса, спиралью поднявшегося из маленькой черной коробки.
      "Малейшее движение, и я покойник! Скорее прочь!"
      Очень, очень медленно, с большой осторожностью охранник подтянул к себе правую ногу, затем отступил левой, попятился еще и наконец достиг двери.
      И тут новое шипение раздалось над самой его головой в тот момент, когда вояка уже с облегчением перевел дух. Волосы у него встали дыбом от страха, кожа под ними, кажется, зашевелилась.
      Нечто длинное и тонкое с противным сухим шуршанием соскользнуло с толстой жерди, которая поддерживала крышу хижины.
      Надзиратель поднял голову и чуть не упал - в нескольких дюймах от его лица повисла змея с раскрытой пастью и направленными вперед ядовитыми зубами.
      Человек в ужасе отпрянул и взмахнул саблей. К счастью для него, удар пришелся точно и снес змее голову.
      - Здесь змеиное гнездо! - выкрикнул надзиратель.
      Дверь за спиной надсмотрщика оставалась широко раскрытой. Он проскочил ее со скоростью циркового акробата, прыгающего сквозь горящий обруч, и успел увернуться от третьей змеи, которая, извиваясь, ползла по земле.
      Вся сцена длилась не более минуты. Второй надзиратель, встревоженный криками индейца, был озадачен видом своего товарища, побледневшего, покрытого потом, с искаженным от страха лицом.
      - Что там такое? Да говори же!
      - Полно змей... там... внутри... - с трудом выговорил первый.
      Негр вышел из хижины со всей поспешностью, какую позволяла ему больная нога.
      Вид у него был перепуганный.
      - Ах! Месье... Змеи... Их так много... Полон дом...
      - Значит, ты не живешь в этой хижине?
      - Живу, месье, но не всегда...
      - Как же она превратилась в змеиное логово? Змеи поселяются только в заброшенных домах...
      - Я не знаю.
      - Ах, ты не знаешь! По-моему, ты много чего знаешь, да прикидываешься дурачком.
      - Я там не заводил змей, нет!
      - Хотел бы тебе верить! Ну так вот, чтобы не случилось с тобой ночью несчастья, я пущу огонька в твое жилье!
      Старого негра бросило в дрожь. Если его хижина загорится, новый друг погибнет... В его голосе звучало неподдельное чувство, когда он принялся умолять тюремщиков о пощаде.
      Он всего лишь бедный человек, очень старый и очень больной. Он никому не причинял зла, ни единой душе, эта лачуга для него - вся его жизнь, все, что он имеет. Если ее сожгут, где ему искать кров? С изувеченными руками он не сможет построить другую хижину...
      - В конце концов, он правду говорит... - заметил тот, кто побывал в хижине. Радуясь избавлению от смертельной опасности, бедняга хотел лишь одного: поскорее убраться отсюда. - Держу пари, что наш беглый прохвост не спит в одной постели с такими товарищами. Индеец надул нас. Одно из двух: либо Робен уже очень далеко, либо он мертв.
      - Ей-богу, ты прав! Мы сделали все, что могли.
      - Если ты согласен, не будем задерживаться.
      - Конечно, согласен. Пускай черномазый сам разбирается со своими постояльцами, а мы уходим.
      - Погоди, а где же индеец?..
      - Индеец обвел нас вокруг пальца и смылся. Ищи ветра в поле!
      - Ну, если он попадется мне в руки, я ему дам хорошую взбучку!
      Вполне философски отнесясь к своей неудаче, тюремщики отправились восвояси.
      Глядя, как они удаляются, Казимир смеялся.
      - Ха-ха-ха!.. Змея "ай-ай"... Гнездо змей... Ха-ха-ха!.. Эти змеи - мои маленькие добрые друзья!
      Он возвратился в хижину и тихо посвистел. Едва различимая дрожь передалась на какое-то время койке, потом все стихло.
      И не осталось больше никаких признаков присутствия пресмыкающихся, кроме сильного запаха мускуса*.
      ______________
      * Мускус - вещество с резким запахом, вырабатывается железой, расположенной на животе у самца кабарги - небольшого жвачного животного, обитающего на Дальнем Востоке. Буссенар говорит о сходном запахе, т.к. кабарга в Гвиане не водится.
      - Друг мой! - окликнул старик. - Как ты там себя чувствуешь?
      Бледный, как мел, Робен постепенно высвободился из укрытия, в котором провел четверть часа в отчаянном напряжении.
      - Они ушли?..
      - Да, мой друг, они ушли... С пустыми руками. Они испугались... О, как они испугались!
      - Как тебе удалось обратить их в бегство?.. Я слышал, как они просто выли от страха... И потом этот запах...
      Прокаженный поведал своему гостю, что он, Казимир, - заклинатель змей. Он умеет их вызывать, может не только безнаказанно брать их в руки, но даже не боится их укусов, для него они безвредны. Ему не страшны не только буасиненга, змея с гремучками, но и грозная граж, и ужасная ай-ай, названная так потому, что укушенный успевает перед смертью испустить одно лишь это восклицание.
      Невосприимчивость к змеиному яду Казимиру помог приобрести месье Олета, хорошо известный в Гвиане: с помощью своих снадобий и прививок он умел сделать безопасным укус любой из змей.
      - Я не боюсь укусов, потому что месье Олета "умыл" меня от змей, говорил Казимир. - Когда пришли ваши белые враги, я позвал змей. Эти белые не "умыты", они испугались и убежали.
      - А если бы одна из них укусила меня?..
      - О! Никакой опасности. Я положил возле вас траву. Змеи не любят эту траву, они туда не пойдут*. А теперь оставайтесь на месте. Индеец убежал в большой лес, он очень злой. Он не получит свои деньги, не купит тафии, и он будет за вами следить.
      ______________
      * Немало аналогичных историй о змеях рассказывали мне люди, заслуживающие доверия. Вот какой случай описал один из высокопоставленных чиновников Гвианы. Дело происходило в Кайенне у него на глазах. Взяли двух огромных живых тригоноцефалов. Месье Олета, о котором говорилось выше, принял участие в опыте. Ему представился отличный случай продемонстрировать свое искусство. Привели двух небольших собак. Обеих укусили змеи.
      - Какую из двух вы желали бы спасти? - поинтересовался Олета.
      Ему указали. Он тут же заставил собаку выпить свое лекарство, а также ввел несколько капель под кожу животному. И через четверть часа псина весело лаяла, полностью здоровая, тогда как вторая издыхала в страшных корчах. И это не все. Олета получил укус от одной из граж, преднамеренно или случайно - дела не меняет. И с ним ровным счетом ничего не произошло! Сто пятьдесят человек были свидетелями этого эксперимента на улице Шуазель. Месье Олета умер лет десять назад, передав рецепты своему сыну. Я виделся с этим последним в Ремире. И у меня еще будет повод вспомнить о нем на последующих страницах. (Примеч. авт.)
      Добряк не ошибся. Не прошло и шести часов после спектакля, разыгранного для непрошеных гостей, как бессовестный Атука объявился вновь.
      - Ты плохой человек, - сказал он. - Ты помешал поймать белого тигра!
      - Убирайся отсюда, скверный калина, - ответил негр. - Ничего ты здесь не найдешь! Уходи! А не то старый прокаженный накличет на тебя беду!
      При этих словах индеец, суеверный, как и все представители его племени, пустился наутек в страшном испуге.
      ГЛАВА 4
      Проекты невероятные, но осуществимые. - Проказа не всегда заразна. Сооружение лодки. - "Эсперанс". - Признательность отверженного. - Записная книжка каторжника. - Жемчужина в куче грязи. - Письмо из Франции. - Слишком поздно! - За работу! - Что произошло 1 января 185... года в мансарде на улице Сен-Жак. - Семья осужденного. - Дети, плачущие, как взрослые. Великодушный замысел парижского рабочего. - Нищета и гордость. Воспоминание об изгнании. - Пожелания на Новый год. - Беспокойство, тоска и тайна.
      В своем беспорядочном лесном "марафоне", со всеми его стычками и неожиданными происшествиями, Робен не слишком отклонился от первоначально намеченного маршрута.
      Он не хотел удаляться от Марони, разделяющей Голландскую и Французскую Гвианы, и ему, в общем, удалось придерживаться северо-восточного направления, в котором и пролегает русло реки от устья до пятого градуса северной широты.
      У парижанина не было никаких инструментов, при помощи которых он мог бы определить, где находится; беглец лишь приблизительно оценивал и пройденное расстояние, и свои координаты. Он очень стремился быть поближе к Марони, большой судоходной реке, так как это рано или поздно позволило бы установить связь с цивилизованными людьми.
      Новообретенный товарищ Робена был неспособен дать ему необходимые сведения. Бедному старому негру безразлично было его местонахождение, лишь бы удавалось поддерживать убогое существование. Он слышал, что река находится в трех или четырех днях пути к западу, вот и все. Он не знал даже названия речки, воды которой орошали долину.
      Бургундец предполагал, что речка эта - Спарвайн. Если догадка верна, то пребывание у прокаженного не обещает ему сколько-нибудь надежного убежища. Администрация колонии оборудовала близко к речному устью реки площадку для лесоразработок; рабочая команда заключенных находится там постоянно. Не исключено, что в один прекрасный день какой-нибудь из бывших сотоварищей Робена или даже надзиратель случайно забредет на поляну, где стоит хижина Казимира.
      Здоровье и силы вернулись к нашему герою, а вместе с ними непреодолимая потребность любой ценой сохранить свободу, добытую в тяжких страданиях.
      Уже месяц пролетел с того дня, как его врагов обратил в паническое бегство боевой змеиный отряд под командой Казимира. Робен скоро привык к спокойной жизни, ее размеренный распорядок очищал его тело и душу от наследия каторги.
      Но его не покидала мысль о близких. Каждый день и каждый час полнились нежными и грустными воспоминаниями о них. Каждую ночь проходили перед ним во сне дорогие, щемящие душу видения.
      Как им сообщить, что час освобождения пробил? Как их увидеть? Или хотя бы подать им знак о том, что он жив, не подвергая себя при этом новой опасности?
      Самые фантастические проекты рисовались его воображению. Иногда ему хотелось перебраться на голландский берег, пересечь всю соседнюю колонию и достичь Демерары, столицы Британской Гвианы. Там он смог бы устроиться на работу и скопить денег на самые неотложные нужды, а потом наняться матросом на корабль, идущий в Европу.
      Однако доводы Казимира вдребезги разбивали неосуществимый план. Голландцы непременно арестовали бы беглого каторжника, но даже если бы ему чудом удалось избежать этого, у него не было ни малейшего шанса добраться до английской колонии, с которой Франция не заключала соглашения о выдаче преступников.
      - А если подняться вверх по течению Марони?.. - возникала новая идея. По карте выходит, что главный приток Марони, Ауа, сообщается с бассейном Амазонки. Нельзя ли добраться до Бразилии по реке Ярри или по другому притоку?..
      - Не надо рисковать, мой друг... Подождите немного...
      - Да, мой добрый Казимир, я подожду... Сколько смогу. Мы запасемся продовольствием, построим лодку, потом уедем вместе.
      - Прекрасно!
      Лишь после долгих уговоров и просьб Робен согласился на то, чтобы чернокожий принял участие в его опасном предприятии. И не потому, что он так уж боялся общения с прокаженным, вовсе нет! Но Казимир был очень стар. Имел ли Робен право воспользоваться привязанностью старика, которую тот испытывал к нему с первого дня, чтобы сорвать с места обездоленного прокаженного, заставить его покинуть райский уголок, возделанный искалеченными руками, расстаться с единственным своим утешением, с милыми привычками отшельника, которые он приобрел, живя свободной и привольной жизнью?..
      Француз не был эгоистом. Он всей душой откликался на преданность старика и старался, как мог, улучшать и разнообразить его скудный быт.
      Но Казимир так горячо настаивал на своем отъезде, что в конце концов Робен сдался. Старик расплакался от радости и на коленях благодарил белого друга.
      Смущенный и тронутый, бургундец непроизвольно обнял старика за плечи и поднял его с земли.
      - Ах! - в отчаянии воскликнул негр. - Вы ко мне прикоснулись! Теперь вы заболеете проказой!
      - Нет, Казимир, не бойся. Я счастлив пожать руку славному человеку, который живет только для добрых дел! Поверь, мой друг, твоя болезнь не так заразна, как об этом думают. У себя на родине, во Франции, я долго учился. И скажу тебе, многие врачи, очень ученые люди, считают даже, что проказа вообще не передается. Некоторые из них жили и работали в странах, где свирепствует проказа, и они говорят, что болезнь можно остановить, если человек уедет из тех мест, где он заболел. Значит, тем более надо увезти тебя в новые края...
      Казимир понял одно: его белый друг не бросит старого негра. Мало того, он пожал Казимиру руку! За последние пятнадцать лет такого с ним не случалось ни разу.
      Больше они не колебались. Надо соорудить легкую лодку с малой осадкой, нагрузить ее припасами на дорогу - прежде всего мукой из маниоки (куак) и сушеной рыбой.
      Они поплывут по реке, но двигаться будут только по ночам. Днем пирогу придется прятать среди лиан и густых прибрежных зарослей, а самим отдыхать в тени под деревьями.
      Они поднимались бы вверх по течению Марони вплоть до ее слияния с большим притоком, отделяющим Голландскую Гвиану и связанным с бассейном крупной реки английской колонии Эссекибо.
      Там бы они были уже в безопасности, потому что Джорджтаун*, или Демерара, расположен как раз в устье этого притока.
      ______________
      * Джорджтаун (Демерара) - столица Британской Гвианы.
      Таков был в общих чертах великий проект, не учитывающий, однако, возможных изменений из-за непредвиденных обстоятельств. Что же касается неимоверной трудности плана, друзья отдавали себе в этом полный отчет, но старались отгонять тяжелые мысли.
      Необходимые припасы постепенно накапливались. Надо было лишь своевременно собирать щедрые земные плоды и заботиться об их сохранности. Главной проблемой оставалось средство передвижения. Лодка из коры не годилась для долгого и сложного пути. Она пропускает воду, и потому продукты, единственный источник существования, постоянно будут под угрозой. И потом, такая лодка недостаточно прочна, она плохо выдерживает удары и резкие толчки, а на гвианских реках и протоках множество порогов и перекатов.
      Решили выдолбить пирогу из цельного ствола, как у индейцев из племен бош и бони*. Для этой цели лучше всего подходило дерево, именуемое на местном наречии "бемба": его древесина не гниет и не пропитывается водой.
      ______________
      * Бош, бони - названия креольских племен.
      Лодка, заостренная и приподнятая с обоих концов, может плыть и вперед и назад, - и с того, и с другого конца оставляют в ней цельную древесину полуметровой толщины, так что удары о камни не страшны. Длина лодки пять метров, кроме двух пассажиров она способна поднять до пятисот килограммов груза.
      Но прежде всего требовалось отыскать соответствующее дерево, не слишком большое и не слишком маленькое, без единого дупла, а главное - поблизости от реки и от их участка.
      Не меньше двух дней ушло на блуждания среди гвианских деревьев-великанов, которые, как известно, не растут группами, а разбросаны на значительном расстоянии друг от друга.
      Подходящий ствол был наконец найден и заслужил одобрение Казимира, главного инженера плавучей конструкции. Сразу же принялись за работу. Однако продвигалась она крайне медленно. Топорик старого отшельника отскакивал от упругой, крепкой древесины, оставляя на ней лишь поверхностные зарубки.
      К счастью, негр до тонкостей знал все приемы лесных обитателей. Если железо оказалось бессильным, надо призвать на помощь огонь. Развели костер у самого основания дерева, и оно понемногу возгоралось, обугливалось, тлело от жара в течение сорока восьми часов и обрушилось среди ночи с ужасным шумом.
      Казимир мгновенно проснулся, сел на постели и радостно возвестил:
      - Друг мой, вы слышали?! Бу-ум!.. Оно упало... слышите, какой треск?
      Робен был обрадован не меньше старика и не смог больше уснуть в эту ночь.
      - Отлично, это начало нашего освобождения. Нам не хватает инструментов, чтобы выдолбить лодку, но...
      - О!.. - прервал его чернокожий. - У негров бош и у негров бони тоже нет инструментов. Они делают лодки при помощи огня...
      - Да, я знаю об этом... Они сначала выжигают свои пироги, а потом выстругивают тесаками или даже острыми камнями... Но я придумал кое-что получше!
      - Что придумал мой друг?..
      - У тебя есть мотыга, притом мотыга хорошая... Я наточу ее как следует, приделаю рукоятку покрепче, и из нее получится прекрасное тесло*. Вот увидишь, с таким инструментом пирога выйдет красивая и блестящая, как лист барлуру, гладкая и снаружи и внутри.
      ______________
      * Тесло - плотничий инструмент, металлическое лезвие которого как бы служит прямым продолжением деревянной рукоятки.
      - Так точно, мой друг, так точно! - весело согласился негр.
      Сказано - сделано, и двое мужчин, приспособив мотыгу к ее новой роли, отправились на свою строительную площадку.
      Они взяли с собой дневной запас провизии и шли, оживленно болтая.
      - Вот увидишь, Казимир, - говорил Робен, который сделался гораздо общительнее с тех пор, как его жизнь обрела цель, и эта цель стала приближаться, - вот увидишь, через какой-нибудь месяц мы двинемся в путь... И очень скоро окажемся далеко отсюда. В свободной стране. Там я уже не буду диким зверем, на которого устраивают охоту, каторжником, которого загоняют в западню... не буду дичью для индейцев и для тюремщиков... Белый тигр исчезнет!
      - Правду говорит мой друг, чистую правду, - вторил парижанину старый негр, счастливый его радостью.
      - А потом, подумай только... Я увижу мою жену, моих дорогих малышей. Забыть хоть на миг о прошлых мучениях... Стереть поцелуем каторжную печать... Сжать их в объятиях... услышать их голоса! Надежда на это придает мне силы. Кажется, я весь этот лес могу изрубить в щепки! Вот увидишь, какую я выдолблю лодку... нашу маленькую замечательную лодку, мою единственную надежду! Послушай, давай придумаем для нее имя. Пусть называется "Эсперанс" - "Надежда"...
      Они подошли к прогалине, образовавшейся на месте падения бембы, которая повалила немало соседних деревьев. Солнечный свет свободно лился сквозь возникшую в зеленом куполе брешь.
      - Итак, за работу! Мой...
      Бургундец не окончил фразу. Он словно окаменел при виде вооруженного короткой саблей мужчины, одетого в рубище каторжника. Тот как из-под земли вырос... Голос его прозвучал вполне обыденно:
      - Гляди-ка! Да это Робен... Вот уж не ожидал встретить вас здесь!
      Робен безмолвствовал, потрясенный. Встреча пробудила в душе весь пережитый кошмар каторги... Тюрьма вновь предстала перед ним во всей ее гнусности. Военный трибунал, двойные кандалы. Водворение в казарму. Парижанину даже в голову не пришло, что этот арестант мог тоже находиться в бегах, как и он сам.
      Каторжник здесь наверняка не один. Где-то поблизости находится вся шайка отверженных в сопровождении надзирателей.
      Да что же это, в самом деле! Столько мучений - и напрасно? Значит, прощай свобода, которую только-только успел вкусить? Жаркая волна залила тело и мозг инженера. Горячечная, мгновенная мысль - убить! Кому он нужен, этот бандит, появление которого сулило грозную опасность...
      Однако беглец тотчас устыдился своего бессознательного порыва и овладел собой.
      Пришелец, кажется, и не заметил смятения Робена, и не удивился его молчанию. Он продолжал:
      - А, понимаю... вы не расположены к беседе... Не важно, я все равно рад встрече...
      - Так это вы... - с трудом выдавил из себя наш герой. - Гонде, если я не ошибаюсь.
      - Так точно, Гонде... Он самый, во плоти, от которой, по правде говоря, остались только кожа да кости. Тюремное меню не улучшилось после вашего отбытия и, клянусь Богом, адская жара и работа, которой нас заставляют заниматься, не позволяют шибко растолстеть...
      - Но что вы здесь делаете?
      - Кому-нибудь другому на вашем месте я посоветовал бы не совать нос в чужие дела... Но вы имеете право знать. Я всего-навсего лесной старатель. Ищу деревья.
      - Ищете деревья?
      - Вот именно. Да вы и сами знаете, что на лесоразработках администрация старается выбрать человека, который в лесу как дома и хорошо разбирается в породах деревьев. Такой человек бродит по лесу, отыскивая самые ценные объекты, метит их, а государственные "пансионеры" потом их обрабатывают для начальства.
      - Да, я об этом слыхал...
      - До того, как попасть в кутузку, я работал по черному дереву... Мастером был, не зря меня в колонии сразу прозвали Гонде-чернодеревщик. И поставили на эту должность - искать деревья. Платят самое большее сорок сантимов* в день. Вот я и свалился на вас, как снег на голову. Однако вид у вас прегордый. Так, мол, и так, живу на собственную ренту...
      ______________
      * Сантим - мелкая монета; в одном французском франке 100 сантимов.
      - А где же все остальные?
      - Ну, не меньше чем в трех днях пути отсюда. На этот счет можете быть спокойны.
      - Так вы не убежали из колонии?
      - Я не такой дурак! Мне осталось шесть месяцев отсидки, а там я выйду на поселение. Да, через полгода меня освободят, но жить я обязан в Сен-Лоране. В качестве концессионера*.
      ______________
      * Концессионер. - Здесь: лицо, получившее право и возможность создать какое-либо предприятие.
      - Значит, вы - не беглый?
      - Я ведь уже сказал, что нет. Вам это не по сердцу? Вы хотели бы, чтобы я туда не вернулся? Для вас это надежнее. Да не тревожьтесь. Хоть я и не беглый, но каторгу ненавижу не меньше вашего. "Фаго" не донесет на убежавшего товарища.
      Робена передернуло. Каторжник это заметил.
      - Не надо обижаться, когда я называю вас товарищем. Я знаю, что вы прочим не ровня, а, так сказать, товарищ по несчастью... Если хотите знать правду, то все мы восхищались тем, как ловко вы смылись. А Бенуа! Охранники притащили его чуть живого. Вот уж кто рвет и мечет! Просто спятил от злости. Да что теперь говорить, вы так крепко сшиты, что унесли шкуру целехонькой оттуда, где всякий другой сложил бы кости. К тому же вы человек смелый. Вы не из наших, но мы вас уважаем!
      - Собираются ли меня преследовать? - принужденно спросил Робен, как бы сомневаясь, стоит ли черпать сведения из подобного источника.
      - Разве только Бенуа... Он вас ненавидит, вы для него что красная тряпка для быка. С утра до вечера ругается так, что несчастные сестры милосердия в больнице просто места себе не находят. И вся ругань, само собой, по вашему адресу. Я уверен, что когда он встанет на ноги, то попытается во что бы то ни стало вас зацапать. Но это еще надо посмотреть, как у него получится! Вы не мальчик, пока он соберется, успеете да-алеко уйти. И вообще, большинство считает вас покойником.
      Лесной старатель, болтливый, как все каторжники, когда им выпадает случай пообщаться с не их поля ягодой, говорил и говорил.
      - Вам здорово повезло, что вы встретили старого негра. От такого страшилища сам черт убежит, поджавши хвост, а вам от него прямая польза. Да, между прочим, я нынче утром обнаружил на земле поваленную бембу, но мне и в голову не пришло, что это вы ее повалили. Из такого ствола выйдет отличная пирога. Погодите-ка, у меня идея! Просто замечательная! Я здесь на полном попечении администрации. Она снабдила меня прекрасным топором. Хотите, помогу вам?
      - Нет! - решительно ответил Робен, которому такой помощник был не по душе.
      Каторжник понял без объяснений причину отказа. Он вздрогнул, на его бледном, хотя по выражению смелом и даже дерзком, лице, появилась гримаса страдания.
      - Ну да, конечно... - произнес он упавшим голосом. - Наш брат ничего не смеет предлагать порядочным людям... Всяк сверчок знай свой шесток. А ведь это тяжко - слыть "преступником" среди честных... без надежды на возрождение. Я это хорошо знаю. К вашему сведению, я из порядочной семьи, получил некоторое образование, мой отец был одним из лучших специалистов по дереву в Лионе. К несчастью, я потерял его в семнадцать лет. Завязались дурные знакомства. Меня привлекали удовольствия. Я часто вспоминаю слова моей бедной матери: "Сынок, я вчера слышала, что молодые люди из нашего города устроили дебош. Провели потом ночь в полицейском участке. Если бы с тобой случилось такое, я бы, наверное, умерла с горя". Через два года я оступился. И получил срок - пять лет каторжных работ! Матушка два месяца была между жизнью и смертью. Два года ее терзала душевная болезнь. Поседела вся. Когда меня увозили, ей еще не было сорока пяти, а выглядела она на все шестьдесят. Здесь, на каторге, я ни разу ничего не украл. Я не хуже и не лучше других, но я осужденный. Вот говорю вам об этом, а даже заплакать не могу... Вас каторга облагородила, а меня растоптала!
      Робен, поневоле взволнованный, подошел к собеседнику и, чтобы положить конец тягостной сцене, предложил Гонде разделить с ним трапезу.
      - Мне бы тоже следовало отказаться, но я не хочу разыгрывать гордеца и принимаю ваше приглашение. Вы все такой же, не меняетесь, и это уже не первое доброе дело, которое вы делаете для меня.
      - Как это? - удивился парижанин.
      - Да очень просто, черт побери! Это вы меня вытащили из Марони в тот день, когда я, не в силах бороться с течением, шел ко дну. Вы рисковали жизнью, чтобы сохранить каторжнику его жалкое существование... Теперь вы поверите, что я могу только молиться за успех затеянного вами дела, и молиться от всего сердца.
      - В самом деле, я припомнил эту историю. Спасибо вам за добрые чувства.
      - Бог мой, я чуть не забыл самое главное: письмо!
      - Какое письмо?
      - Недели через две после вашего побега вам пришло письмо из Франции. Администрация его распечатала. Начальники болтали между собой об этом. Нам все рассказал парнишка из транспортированных, который им прислуживает. Будто бы у вас там есть друзья, которые хлопочут о помиловании. Дело двигалось не слишком быстро, но если бы вы сами обратились с просьбой, то могли бы добиться благоприятного решения...
      - Никогда в жизни! - перебил его инженер, весь побагровев от внезапного гнева. Однако первая вспышка почти тотчас уступила место раздумью. Имеет ли он право лишать родных опоры и моральной поддержки? Быть может, надо пойти на это унижение, чтобы изменить их жизнь? Впрочем, все равно уже поздно... Последние слова парижанин повторил вслух.
      - Вот и начальники говорили: "Слишком поздно!" Но если бы вы и не получили помилования, вас могли сделать концессионером, с правом вызова вашей семьи.
      - А, бросьте! Концессионер... Моя жена и дети здесь, в этом аду?
      - Черт побери, но ведь это самый верный способ увидеться с ними! Правда, все это одни только слухи да разговоры... Надо бы узнать точное содержание письма.
      - Письмо... Будь проклята моя глупая поспешность! Но сделанного не поправишь да и не окупит мучений короткая минута радости.
      - Погодите, дайте мне сказать два слова, я буду краток. У меня есть хорошая мысль. Я сейчас живу почти как вольный человек. Во мне не сомневаются и правильно делают, потому что сроку моему вот-вот конец. Я отправлюсь на лесоразработки и разыграю приступ сенной лихорадки. Как - это мое дело, я знаю некоторые штуки... Меня отвезут со Спарвайна в Сен-Лоран, положат в лазарет, а там я разобьюсь в лепешку, чтобы выведать, чем кончились разговоры о вас. Как только этого добьюсь, тут же выздоравливаю и возвращаюсь сюда с новостями. Идет? Я в большом долгу перед вами и был бы счастлив оказать вам услугу.
      Робен молчал. Его раздирали противоречия. Он не мог преодолеть неприязнь к подобному посреднику в столь важном для него совершенно личном деле.
      Каторжник смотрел на инженера умоляюще.
      - Ну прошу вас! Дайте мне возможность совершить доброе дело! Во имя моей бедной матери, честной и святой женщины, которая тогда, быть может, простит меня! Во имя ваших маленьких детей... страдающих без отца... там, в большом городе...
      - Хорошо, отправляйтесь! Да, да, отправляйтесь!
      - Благодарю вас, благодарю... Еще одно только слово: у меня есть маленькая записная книжка, где я записываю свой маршрут и найденные деревья. Книжка моя собственная. Я за нее заплатил. Там есть еще несколько чистых листков. Осмелюсь предложить их вам для письма во Францию. Голландское судно с грузом леса находится сейчас на рейде поселка Кеплера. Скоро око отплывает в Европу. Берусь доставить ваше послание на борт корабля. Найдется же там добрый человек, которые не откажется переслать его вашей семье, особенно если узнает, что вы политический. Ну как, согласны?
      - О да, конечно, - тихо проговорил Робен.
      Он исписал две странички бисерным почерком, добавил адрес и вручил письмо чернодеревщику.
      - Итак, я отправляюсь, - сказал тот. - Сегодня же вечером заболею лихорадкой. Прячьтесь получше! До свидания!
      - До свидания!
      Гонде исчез в густых зарослях.
      Старый Казимир хранил молчание в течение всего этого разговора, смысл которого остался для него во многом недоступным. Его сильно удивил преобразившийся облик друга.
      Робен был и в самом деле неузнаваем. Глаза горели, на бледном лице заиграл румянец. Свойственная ему молчаливая сдержанность уступила место внезапной говорливости. Голос его звучал без умолку... Он рассказывал, захлебываясь в словах, о своей работе, борьбе, о своих надеждах и разочарованиях. Он пытался растолковать непросвещенному старику негру разницу между уголовным и гражданским правом*, между рецидивистами** и политическими. Он пытался объяснить, какая пропасть разделяет тех и других. Бедный негр никак не мог уяснить, за что же так сурово карают людей, которые не совершили никакого преступления.
      ______________
      * Уголовное право - свод законов об ответственности за уголовные преступления (кражи, ограбления, убийства и т.п.); гражданское право - свод законов об имущественных и личных взаимоотношениях граждан страны.
      ** Рецидивист - уголовный преступник, неоднократно отбывавший наказание по приговору суда.
      - А теперь, - заключил бургундец, - когда я почти спокоен за судьбу моих близких, рукоятка топора жжет мне руки! За работу, Казимир, за работу! Будем долбить и тесать эту колоду без передышки, завершим дело нашего освобождения, и пусть наша лодка побыстрее и подальше увезет нас от зловещих берегов...
      - Так и будет, - ласково поддержал его старик.
      И двое мужчин горячо взялись за работу.
      * * *
      Дней за сорок до побега Робена в Париже, на улице Сен-Жак разыгралась трогательная сцена. Было первое января. Сильный мороз, нечастый гость в столице Франции, да еще в сочетании с леденящим северным ветром, превратил огромный город чуть ли не в сибирскую глухомань.
      Женщина в трауре, бледная, с глазами, покрасневшими от холода, а может быть, и от слез, медленно поднималась по грязной лестнице одного из тех огромных и уродливых каменных домов, какие еще встречаются в старых парижских кварталах. Настоящие казармы с бесчисленными закутками, доступные и людям с самым тощим кошельком; в таких домах находит пристанище множество обездоленных.
      Женщина держалась с достоинством и с достоинством носила бедное вдовье одеяние, свидетельствовавшее о постоянных заботах и о мужественной борьбе с нуждой.
      Поднявшись на шестой этаж, она перевела дыхание, вынула из кармана ключ и осторожно вставила его в замочную скважину. На негромкий звук отпираемого замка тотчас откликнулся хор детских голосов.
      - Это мама! Мама!
      Дверь отворилась, и четверо мальчуганов, из которых старшему было лет десять, а младшему не более трех, обступили вошедшую. Она расцеловала каждого с той нервной и пылкой нежностью, в которой одновременно угадывались и радость, и душевная боль.
      - Ну что, мои милые, вы хорошо себя вели?
      - Хорошо, - ответил старший серьезным тоном маленького мужчины. Смотри, мама, Шарль даже награжден крестом за хорошее поведение.
      - Вот он, - с важным видом произнес очаровательный трехлетний бутуз, указывая пухлым пальчиком на крестик у себя на груди, который по всем правилам, на красной ленточке, был пришпилен к его серому шерстяному костюмчику.
      - Замечательно, детки, очень хорошо. - И мать снова обняла детей.
      Только теперь она заметила в глубине комнаты рослого юношу, лет двадцати с небольшим, в черной шерстяной блузе. Он стоял и с выражением явной неловкости на лице вертел в крепких, сильных руках маленькую фетровую шляпу.
      - Ах, это вы, дорогой Никола, добрый вечер, мой друг, - приветливо поздоровалась женщина.
      - Да, мадам, я пораньше ушел из мастерской, чтобы забежать к вам... Поздравить с Новым годом, пожелать добра и счастья вам и детям... и дорогому патрону*... месье Робену... да, и ему!
      ______________
      * Патрон - покровитель, хозяин.
      Она вздрогнула. Красивое лицо, осунувшееся от житейских тягот, побледнело, кажется, еще сильнее. Женщина подняла глаза к большому портрету, позолоченная рама которого так не вязалась с голыми стенами мансарды*, со случайной и разрозненной мебелью, - жалкими остатками былого благополучия.
      ______________
      * Мансарда - комната со скошенным потолком под самой крышей дома.
      Крохотный букет анютиных глазок - большая редкость в эту пору года! стоял в стакане с водой перед портретом молодого мужчины в расцвете сил, с энергичным и выразительным лицом, тонкими каштановыми усами и блестящими глазами.
      Скромный подарок, который преподнес парижский рабочий своему покровителю, - свидетельство душевной деликатности простого ремесленника, наполнило глаза хозяйки дома слезами.
      Стоя перед портретом отца, дети тоже расплакались, заметив слезы матери. Страдания в юном возрасте особенно остры. Мучительно было видеть, как молча, без единого слова, плачут четыре малыша, для которых горе сделалось таким же привычным, как для других детей беззаботный смех.
      Между тем первый день Нового года шел своим чередом. Маленькие лавчонки торговали так же бойко, как и большие магазины, Париж праздновал, детвора радовалась новым игрушкам, и взрывы веселого смеха доносились не только из особняков, но и из мансард. А дети осужденного плакали.
      Они не просили игрушек. Они давно уже лишились многих детских радостей и научились обходиться без них. Да и какие могут быть радости у сыновей изгнанника?.. Что значил для них Новый год? Такой же хмурый и бесцветный, он занимался безо всякой надежды, он не сулил ничего хорошего.
      Женщина вытерла слезы и протянула руку молодому рабочему:
      - Спасибо! Спасибо от него и от меня...
      - Мадам, нет ли новостей?
      - Пока ничего. Мне все труднее с деньгами... Работа дает мало. Молодая англичанка, которая брала у меня уроки французского, заболела. Она уезжает на юг. Скоро у меня останется одна только вышивка, а от нее так устают глаза...
      - Мадам, но вы забыли о моей работе! Возьму сверхурочные часы. Ну и... зима-то не навек!
      - Нет, дорогой Никола, я ничего не забыла, я знаю вашу доброту и самоотверженность, вашу привязанность к моим ребяткам, но я ничего не могу принять от вас.
      - Да ведь это такие пустяки! Патрон заботился обо мне, когда мой отец погиб при взрыве машины. А кто помогал моей больной матери? Бедная мама умерла со спокойной душой, и этим я тоже обязан патрону. Нет, нет, ваша семья для меня вовсе не чужая!
      - И ради нас вы готовы изнурять себя работой, когда вам самому едва хватает на жизнь!
      - На жизнь хватает всегда, когда руки и голова умеют трудиться. Подумайте только, механик-наладчик, да еще сверхурочные часы... Я буду получать как старший мастер!
      - И будете отдавать деньги нам, лишая себя необходимого...
      - Но ведь это ради моей семьи!
      - Да, мое дитя, это родная для вас семья, и, однако, я должна отказать. Ладно, поживем - увидим... Если нужда станет нестерпимой... и, не дай Бог, начнут болеть дети... Голод... Сохрани нас Господь! Это было бы ужасно. Но я надеюсь, что до этого не дойдет. Поверьте, я так тронута вашим великодушным предложением, как будто уже приняла его.
      - Ну... а его не собираются перевести оттуда? Я слышал, что кое-кто уже возвращен из Бель-Иля* и Ламбессы...
      ______________
      * Бель-Иль - небольшой остров, лежит в 40 км от южного берега Бретани (Франция). Здесь находилась центральная тюрьма одиночного заключения.
      - Это те, кто подавал прошение о помиловании. Мой муж никогда не станет просить тех, кто его осудил. Он не изменит своей натуре, главное для него честь, собственное достоинство.
      Молодой человек молча опустил голову.
      - Впрочем, - мадам Рсбен понизила голос, - я напишу ему, или, вернее, мы все вместе напишем ему письмо... Верно, дети?
      - Да, мама, - отозвались старшие, а маленький Шарль, присев на корточки в углу, с серьезным видом изобразил какие-то каракули на листочке бумаги и вручил его матери, очень довольный собой:
      - Вот, мама, письмо... для папы!
      Жена осужденного отлично знала, через сколько чужих рук пройдет ее послание, прежде чем попадет к мужу, знала, как много вымарывают в письмах к политическим, и писала всегда очень просто и сдержанно, с единственной целью подбодрить заключенного и при этом не навлечь на него гнев тюремного начальства.
      Как же он должен был ценить благородство самоотверженной матери, мужество верной подруги, хоть она и удерживалась от слов любви и нежности, которые готовы были сорваться с ее пера! Врожденная деликатность не позволяла ей отягощать своей душевной болью и без того нелегкую жизнь каторжника.
      "Мой дорогой Шарль, - писала она, - сегодня первое января. Минувший год был очень печален для нас, ужасен для тебя. Принесет ли наступивший облегчение твоим страданиям, утешение в нашей скорби? Мы надеемся на это, как и ты, наш дорогой и благородный мученик, и эта надежда придает нам силы.
      Я не падаю духом, а как же иначе! И наши славные дети, маленькие мужчины, тоже вполне достойны тебя. Анри сильно вырос. Он успешно занимается и очень серьезен. Это твоя копия. Эдмон и Эжен становятся уже большими мальчиками. Они веселые по нраву, немного легкомысленны, как и я... до нашего несчастья. Что касается маленького Шарля, то невозможно и мечтать о более нежном существе.
      Очаровательный румяный мальчуган, красивый и умненький! Представь себе, что вот сейчас, когда Шарль услышал, что я пишу тебе, он принес мне исчерканный, аккуратно сложенный листок со словами: "Вот, мама, письмо для папы!"
      Я работаю. И нам вполне хватает на все наши нужды. По крайней мере, об этом не тревожься, мой добрый Шарль, и помни, если наша жизнь и тягостна без тебя, то материальные потребности более или менее удовлетворены. Твои друзья постоянно предпринимают какие-то усилия ради тебя. Достигнут ли они цели? Необходимым условием считается, чтобы ты подал просьбу о помиловании...
      Согласишься ли ты возвратить свободу такой ценой? Если нет, то нас уверяют, что ты мог бы стать концессионером на территории Гвианы. Я не знаю, в чем это заключается. Но мне ясно одно: я смогла бы приехать к тебе вместе с детьми. Меня ничто не пугает. Там, с тобой, даже жизнь в нужде была бы счастьем!
      Напиши, как я должна поступить. Время дорого. Каждая минута, пробежавшая вдали от тебя, мой милый узник, так тосклива, а ведь мы могли бы еще быть счастливы в той жаркой стране.
      Наберись мужества, любимый, мы посылаем тебе наши самые горячие приветы, самые крепкие поцелуи от всего сердца и всю нашу любовь".
      Рядом с подписью матери под письмом стояли уже вполне взрослый росчерк Анри, старательно выписанные дрожащими буквами имена Эдмона и Эжена, а также размазанный отпечаток указательного пальца Шарля, который пожелал, чтобы мама непременно приложила его руку к посланию.
      Через три дня письмо отправилось в дальнюю дорогу из Нанта на паруснике, взявшем курс прямо на Гвиану. В то время сообщение, хотя и менее регулярное, чем теперь, когда ввели трансатлантические рейсы, было, однако, не менее частым, и мадам Робен каждые пять или семь недель получала весточку от мужа.
      Январь и февраль прошли без новостей, настал март, но ответа все не было. Беспокойство бедной женщины росло, и тоскливое предчувствие беды охватило ее со всей остротой, когда однажды утром она получила письмо с парижским штемпелем: ее просили зайти "для получения весьма важной информации" к поверенному, по имени ей совершенно незнакомому.
      Она немедля отправилась по указанному адресу и увидела сравнительно молодого человека, одетого с претензиями на моду, с лицом и манерами несколько простоватыми, но в общем вполне приличного.
      Он сидел один-одинешенек за письменным столом в стандартно меблированной конторе среди бесчисленных картотек и бюро*.
      ______________
      * Бюро. - Здесь: высокий, со многими ящиками, письменный стол, за которым обычно работают стоя.
      Мадам Робен представилась. Незнакомец сдержанно поклонился.
      - Мадам, у вас с собой приглашение, которое я имел честь направить вам вчера?
      - Вот оно.
      - Хорошо. Позавчера я получил от моего корреспондента из Парамарибо новости о вашем муже...
      Бедняжка почувствовала, как сердце ее сжалось в невыносимой тоске.
      - Парамарибо... мой муж... не понимаю...
      - Парамарибо, или Суринам, столица Голландской Гвианы.
      - Но мой муж... Говорите же! Скорей сообщите, что вам известно.
      - Ваш муж, мадам, - сказал молодой человек будничным тоном, как будто речь шла о чем-то самом обычном, - ваш муж сбежал из исправительной колонии Сен-Лоран.
      Шаровая молния, упавшая к ногам мадам Робен, меньше потрясла бы ее, чем эта неожиданная новость.
      - Сбежал... - пробормотала она. - Сбежал!..
      - Как я имел честь, мадам, сообщить вам об этом. И притом с искренним удовлетворением. Кроме того, я должен с радостью вручить вам личное письмо вашего мужа, которое было вложено в конверт моего корреспондента. Вот оно, держите!
      Потрясенная таким оборотом дела, несчастная женщина едва устояла на ногах, туман поплыл у нее перед глазами. Но природная стойкость помогла ей взять себя в руки, и она принялась разбирать торопливые карандашные строки, набросанные Робеном на листках записной книжки возле бухты Спарвайн.
      Конечно же, это был почерк ее мужа, его подпись, абсолютно все, включая некоторые тайные условные знаки, разгадку которых знала только она.
      - Но, значит, он свободен!.. И я могу увидеться с ним!
      - Да, мадам, разумеется. На ваше имя ко мне поступили необходимые средства, присланные моим корреспондентом в форме переводного векселя. Они в полном вашем распоряжении. Но вы должны понимать, что действовать следует тайно. Ваш муж не покинул пределы Гвианы, там он находится в большей безопасности, чем где бы то ни было. Полагаю предпочтительным, чтобы вы отправились на встречу с ним туда. Вы отплывете из Амстердама на голландском судне, чтобы избежать формальностей с паспортом. Высадитесь в Суринаме, и мой корреспондент проводит вас к месту, где вы увидитесь с супругом.
      - Но, сударь, объясните мне... Откуда деньги?.. Кто этот корреспондент?
      - Клянусь Богом, мадам, я решительно ничего больше не знаю. Ваш муж свободен, он желает вас видеть, средства в ваше распоряжение переданы через моего посредника, как и просьба ко мне обеспечить вашу безопасность вплоть до посадки на голландский корабль.
      - Ну что же! Пусть так и будет. Я согласна. Но могу ли я взять с собой детей?
      - Конечно, мадам.
      - Когда нужно быть готовой к отъезду?
      - Чем скорее, тем лучше.
      Таинственный поверенный распорядился временем так удачно, что уже спустя двадцать четыре часа мадам Робен покидала Париж вместе с сыновьями и прямодушным порывистым Никола, который ни за что не пожелал расставаться с семьей своего патрона.
      Все шестеро высадились в Суринаме после тридцати пяти дней благополучного плавания.
      ГЛАВА 5
      Сооружение лодки. - Дерево для весел. - Почти как в Гребном клубе. Возвращение посланца. - Копия, не уступающая оригиналу. - Что можно приготовить из маниоки. - Ядовито, но съедобно. - Украденная пирога. Пожар. - Непоправимое. - Кто предатель? - Отчаяние старика. - Тот, кого уже не ждали. - Зеленая крепость и тайная тропа. - Атлантика шире, чем Сена в Сент-Уене. - Тайное благодеяние. - "Тропическая птица". - Голландский капитан говорит намеками. - Без родины. - "Это его... убивают!"
      Робен и старый негр трудились так упорно, состязаясь в твердости с поверженным стволом бембы, столь усердно долбили, резали, жгли, кромсали, полировали, что пирога в скором времени была готова.
      С оснасткой управились проще и быстрее. Две маленькие и легкие скамьи из очень прочного дерева, удобного в обработке, установили поперек корпуса и накрепко соединили с плоскими бортами при помощи "лап". Сквозные отверстия диаметром около пяти сантиметров позволяли в случае необходимости установить небольшую бамбуковую мачту.
      Хотя прибрежные жители в бассейне Марони, и негры и краснокожие, имеют обыкновение выходить в плавание только на веслах, нередко бывает, что, пересекая сильные течения, они поднимают при попутном ветре соломенные циновки вместо парусов. Это у туземцев единственный способ использовать ветер, потому что они не умеют обращаться с парусами, как это делают матросы.
      Если в лодке нет циновок, а ветер дует, то они ложатся плашмя на дно и выставляют навстречу ветру широкие листья растений. Ничего не стоящие и занимающие мало места заменители парусов помогают гребцам осваивать азы морского дела. Но ветер приходит им на подмогу только на больших реках. Вообще же индейцы и негры выбирают для поселений более укромные места, на берегах маленьких бухт и протоков, а там высокие стены зелени почти смыкаются, не пропуская ни малейшего дуновения.
      Наши друзья хотели употребить вместо паруса крепкую хлопчатобумажную ткань с подвесной койки Казимира.
      Оставалось изготовить весла. Серьезный вопрос! Очевидно, не годится мастерить этот важнейший компонент плавательного процесса из чего попало. Индейцы пользуются двумя видами весел. Один напоминает по форме грелку, насаженную на ручку, ее плоская загребающая часть не шире ладони. Другой похож на лопату хлебопека - но с очень короткой рукояткой.
      Обе эти разновидности - как бы упрощенная форма большого весла, употребляемого индейцами бони и бош, которые могут грести и тридцать, и сорок дней подряд, не уступая лауреатам Гребного клуба*. Такое весло, длиной до двух метров и даже более, обладает красивой копьевидной лопастью. Метровая рукоятка, вначале слегка приплюснутая, к середине округляется, затем снова сплющивается и постепенно расширяется по изящной кривой линии, дающей начало гребной лопатке. Лопатка имеет ширину не более двенадцати сантиметров, толщину в полсантиметра и завершается острием.
      ______________
      * Гребной клуб - английский спортивный клуб в Лондоне.
      Трудно себе представить нечто более красивое, изящное, законченное и вместе с тем более прочное, чем такое весло. Просто поразительно, что его изготавливают при помощи всего лишь одного короткого и широкого ножа.
      Именно этой форме и отдал предпочтение Казимир, изъявляя глубокое пренебрежение к другим индейским веслам, более тяжелым и менее поворотливым, да и не таким красивым, хоть они и раскрашены с помощью сока генипы.
      Наилучшее дерево для изготовления весла - ярури, так и называемое "весельным". Зрение у старого негра, хоть он и был одноглаз, оказалось острым и цепким, и вскоре чернокожий отыскал великолепный экземпляр ярури, который и был повержен тем же способом, что и бемба.
      Любопытная подробность, которая показывает, насколько наблюдательны те, кого мы привычно зовем "дикарями": это дерево раскалывается почти без усилий, а точнее, расщепляется на планки большой длины, толщиною в ладонь.
      Ярури легко поддается обработке, как только его срубят, и за несколько дней сушки достигает несравненной крепости, сохраняя гибкость.
      Скрюченные пальцы старика, негодные для тяжелой работы, орудовали коротким ножом с удивительной ловкостью. Он начал обработку древесины с дробных и быстрых, точно рассчитанных ударов, снимал мелкую стружку и, все время постукивая по планке, придавал ей форму весла.
      Четыре дня ушло на изготовление четырех весел, одну пару необходимо было держать про запас, на случай аварии.
      К великой радости обоих отшельников, все подготовительные работы завершились, и Робен готов был тут же пуститься в плавание. Но надо было дождаться возвращения каторжника-чернодеревщика.
      А Гонде не появлялся довольно долго. Больше трех недель минуло после его ухода, и для нашего изгнанника, которого больше не занимал ежедневный самозабвенный труд, время тянулось бесконечно.
      Напрасно добрый Казимир изощрялся на все лады, рассказывал ему увлекательные истории, которые хранились в тайниках памяти прокаженного, об охоте, стрельбе из лука и всевозможных превратностях первобытной жизни. Беспокойная тоска изводила парижанина.
      Кто его знает, что случилось с лесным старателем, всего можно ожидать в этих бескрайних просторах, населенных опасным зверьем, полных препятствий, усеянных незримыми ловушками, очагами болезней...
      - Ну, хватит! Напрасно сидим, - испускал глубокий вздох Робен. - Завтра трогаемся!
      - Нет, мой друг, - неизменно ответствовал негр, - вы слишком нетерпеливы, подождем немного. Он не успел еще обернуться в оба конца.
      Наступал следующий день, и ничего не менялось.
      Провели испытание пироги. Ее устойчивость, несмотря на малую осадку, была безупречной. Она легко повиновалась инженеру, который очень скоро приобрел необходимые навыки гребца.
      Казимир держался позади. Он рулил и подгребал. Эта позиция требовала большой сноровки, потому что ход лодки изменялся от малейших усилий. Туземные пироги, без киля, с округлым дном, чрезвычайно легки на ходу: не лодки - скорлупки, и послушны даже малым толчкам.
      Заметим прежде всего, что туземное лопатообразное весло не позволяет развить такую скорость, как обычно, кроме того использовать последнее в тесных гвианских бухточках и протоках невозможно. С местным же веслом "пагай" - можно спокойно плыть и в узком ручье. Гребец погружает весло вертикально, пока лопасть не скроется под водой. Рука в верхнем положении толкает держак весла, одновременно нижняя, на уровне лопасти, выполняет протягивающее движение и служит точкой опоры. Это простой рычаг.
      Лодка скользит довольно быстро. Гребцы повторяют одни и те же движения, в том числе и рулевой, который для того, чтобы держать или менять при необходимости направление, иногда использует свое весло как кормовое. Преимущество пироги по сравнению с европейскими весельными шлюпками еще и в том, что ее экипаж обращен лицом в сторону движения.
      Чтобы занять время и восстановить душевное равновесие друга, старый Казимир заботливо обучал его всем этим приемам. И преуспел настолько, что его ученик и сам стал мастером.
      Пять недель миновало после ухода Гонде.
      Совершенно отчаявшись, бургундец уже собрался покинуть мирное жилище прокаженного, когда в самый канун твердо назначенного к отъезду дня вдруг появился Гонде - бледный, худой, чуть не падая с ног от усталости.
      Его встретили криками радости.
      - Наконец-то! Да что же с вами случилось, бедный мой приятель? - Робена поразил облик пришельца.
      - Не сердитесь на меня за такую задержку, - отвечал тот слабым голосом. - Я уж думал, что погибну. Врач не признал меня больным, и Бенуа, который сам еле ходит, избил до полусмерти. Тогда меня отправили в больницу... там понемногу пришел в себя... Но Бенуа мне за это заплатит!
      - Письмо... - с тревогою сказал Робен. - А что с письмом?
      - Хорошие новости. Лучше, чем я ожидал.
      - Говорите же! Говорите скорей, что вам удалось узнать!
      Осужденный сел, вернее, рухнул на бревно, вытащил из кармана свою записную книжечку и вынул из нее сложенный листок бумаги. Шарль с жадностью схватил его.
      Это было письмо, написанное мадам Робен первого января в мансарде на улице Сен-Жак. Вернее, копия письма.
      Парижанин читал и перечитывал, с упоением, с дрожью, впившись глазами в разбегавшиеся строчки. Его руки нервно подрагивали, слезы туманили взор. Этот несгибаемый человек плакал, как ребенок. То были светлые, счастливые слезы, единственное проявление радости у тех, кто много страдал.
      Обеспокоенный негр не смел вмешиваться. Робен ничего не видел, ничего не слышал. Теперь он перечитывал письмо вслух, бесконечно повторяя милые имена детей, мысленно воскрешая сцену, которая предшествовала написанию письма, целиком ощущая себя в кругу далекой семьи.
      Казимир слушал, сцепив руки, и тоже плакал.
      - Это хорошо... - бормотал он. - Добрая мадам... славные малыши... я рад...
      Инженер вернулся наконец на грешную землю. Подняв глаза на каторжника, он ласково сказал:
      - Вы совершили доброе дело, Гонде! Благодарю вас... от всей души!
      Гонде мучила лихорадка, голос его звучал еле слышно:
      - А! Не стоит благодарности... Не о чем говорить... А вы спасли мне жизнь. И говорили со мной как с человеком... со мной, павшим так низко. Вы показали мне, как надо переносить незаслуженные страдания. Хороший пример для осужденного! Я почувствовал угрызения совести...
      - Ладно, ладно, будет об этом. Но вы должны укрепиться в своих новых чувствах... Особенно прошу: не мстите человеку, который вас избил. Преодолейте себя, станьте выше этого.
      Каторжанин опустил глаза и ничего не ответил.
      - Как же вам удалось раздобыть письмо?..
      - Очень просто. Полицейские - народ лопоухий. Они по глупости положили письмо в ваше досье. Конторский служащий взял его ненадолго и принес мне, я снял копию, а он потом положил письмо на место. Вот и все. Я мог забрать оригинал, но вам это, наверное, не понравилось бы. Кража есть кража... Хотя письмо-то ваше. Но если бы письмо пропало, это привлекло бы внимание к вам, ведь только вы в нем заинтересованы. По правде говоря, после вашего бегства в колонии все вверх тормашками. Поговаривают об увольнении Бенуа. Допросы за допросами... Вообще-то вас уже числят в покойниках... Почти все, за исключением, быть может, этого треклятого Бенуа! Так что прячьтесь как можно надежнее!
      - Прятаться! Есть заботы поважнее. Ничто больше не привязывает меня к этому злосчастному месту! Я хочу бежать далеко, навсегда распрощаться с этим адом. Завтра же трогаемся в путь! Ты слышишь, Казимир?
      - Завтра, - эхом отозвался негр.
      - Но вы не должны сейчас появляться, - возразил каторжник, - по крайней мере в лодке! В устье реки полно рабочих, и охрана удвоила бдительность. Подождите хотя бы, пока я найду другой участок с нужными породами, и лесоразработки переведут туда...
      - Мы отправляемся, говорю вам.
      - Это невозможно! Послушайте меня, потерпите еще неделю...
      - Неужели вы не понимаете, что каждая минута промедления для меня хуже смерти! Любой ценой, хоть силой, надо вырваться отсюда!
      - Но вы безоружны... и у вас нет денег, а они понадобятся в цивилизованных местах.
      - Быть так близко от цели - и не разорвать последние путы... Ну, ладно! Пусть будет по-вашему. Мы подождем.
      - В добрый час! Я рад, что вы согласились со мной! - воскликнул чернодеревщик и поднялся с бревна, собираясь в обратный путь.
      Казимир вступил в разговор:
      - Вам надо поесть на дорогу...
      - Да я и не очень хочу, лихорадка отбивает аппетит...
      - Съешьте немного батата, и вашу лихорадку как рукой снимет.
      Робен понимал, что бедняга отказывается из-за непреодолимого отвращения, которое вызывал у него прокаженный, что он опасается даже непрямого соприкосновения с ним.
      - Идемте, идемте, нельзя же отпускать вас во время приступа. Я сам приготовлю вам настойку, - предложил Шарль.
      На этот раз Гонде согласился с охотой, проглотил, крепко поморщившись, противное на вкус питье, а затем ушел, унося с собой завернутую в листья еду на дорогу и не забыв повторить настоятельную просьбу отложить отъезд.
      Впрочем, им и требовалось не меньше недели для пополнения продовольственных запасов. Мы уже говорили, что в дороге путники могут рассчитывать только на взятое с собой, жестокий опыт бургундца убедил его в этом. Бог весть, что бы случилось с ним, если бы не спасительная хижина старого негра, не его запасы, воскресившие беглеца.
      Прежде всего следовало приготовить "куак", или муку из маниоки, главную часть продовольствия, затем запастись копченой рыбой.
      О маниоке, о том, как ее используют в пищу, Робен имел весьма смутное представление, а проще сказать - никакое. Каторжникам готовят еду из привозной муки и сухих овощей, доставляемых из Европы. Инженер отведал куак только в хижине прокаженного, но не знал способа приготовления. Латинские названия маниоки, играющей для жителей тропической Америки такую же роль, как рожь для северных народов, парижанину были известны, но одно дело заучить эти названия по учебнику и совсем другое - суметь приготовить из маниоки муку.
      К счастью, рядом с ним находился местный человек, "дитя природы", со всеми необходимыми приспособлениями.
      - Ну что же, пора тереть маниоку.
      Тереть! Что это значит?
      За два дня до того друзья собрали клубни маниоки, и теперь они громоздились у сарая изрядной горкой.
      Старик взял полуметровый брусок "железного дерева", сантиметров десяти в поперечнике. На одной стороне бруска были вырезаны зубцы. Они-то и служили теркой.
      - Это граж*, - сказал негр.
      ______________
      * Граж (фр. grage) - терка. В Гвиане этим словом обозначают чрезвычайно ядовитую змею, тригоноцефала, жесткие чешуйки которой похожи на зубцы терки. (Примеч. авт.)
      - Ну и отлично, а что я должен делать?
      - Тереть корни, чтобы получилась мука.
      - Однако, - возразил Робен, - если мне придется работать таким, с позволения сказать, инструментом, я провожусь целый месяц, не меньше.
      - Потому что вы не умеете.
      И добряк, довольный тем, что учит такого умного человека, упер терку одним концом ему в грудь, а другим - в косяк хижины, так что инструмент образовал нечто вроде подпорной арки, а затем, быстро очистив крупный клубень, вложил его в руки парижанина:
      - Теперь трите!
      И удивленный Робен, принявшийся энергично водить мучнистым клубнем по острым зубцам, убедился, как легко маниока превращается в мелкую крошку, осыпаясь, подобно древесным опилкам, на устланную широкими листьями землю.
      - Так, так, - приговаривал Казимир, подавая ему следующий клубень, предварительно очищенный ножом от кожуры.
      Ученик, обладавший не только физической силой, но и упорной волей, за несколько минут добился успеха. Он тер попеременно обеими руками без передышки, и слегка влажная сыпучая горка у его ног росла на глазах. Чернокожий время от времени пытался умерить его пыл, опасаясь, что неосторожным движением инженер может повредить руку о зубцы терки. Если в ранку попадет млечный сок растения, тогда дело плохо. Казимир пытался растолковать это Робену.
      - Вы можете умереть, - твердил он.
      - Не беспокойся, старина... Хоть я и новичок в такой работе, но из книг мне известно, что свежая маниока содержит сильно ядовитый сок. Ученые люди получили его в чистом виде и убедились, что от нескольких капель собака умирает через три минуты. Считают, что в соке маниоки есть синильная кислота. Любопытно узнать, каким образом ты избавишь муку от этой гадости.
      Дело оказалось недолгим и несложным. К одной из перекладин в хижине было подвешено странное приспособление, напоминающее толстую и длинную, по меньшей мере двухметровую змею или, скорее, снятую "чулком" кожу такой змеи. Верхнее отверстие оставалось открытым, нижнее - крепко и плотно завязано. Приспособление было искусно сплетено из тонких, необычайно прочных волокон арумы (maranta arundinacoea). Плетеные стенки представляли собой отличный фильтр.
      Робен давно уже интересовался этим предметом, и Казимир на его вопросы неизменно отвечал:
      - Это уж для маниоки*...
      ______________
      * "Уж для маниоки". - Так действительно называют в Гвиане это необходимое орудие производства. (Примеч. авт.)
      Следовавшие затем объяснения бывали так запутаны и невнятны, что Робен ничего не мог уразуметь. Теперь ему предстояло увидеть "ужа" в действии.
      - Берите муку и насыпайте внутрь... - велел негр.
      Француз повиновался и до отказа заполнил емкость сырой мучнистой массой. Раздувшаяся трубка едва не лопалась, напоминая хорошо пообедавшего удава, подвешенного на крюк для совершения многотрудного таинства пищеварения.
      В нижней части "трубы" имелась петля, также изготовленная из арумы. Предназначение этой петли бургундец разгадал очень быстро.
      Уже не спрашивая разъяснений у негра, Робен просунул в петлю длинный и крепкий брусок дерева, один конец которого укрепил под перекладиной, а на другой навалился всем своим весом, образуя мощный рычаг.
      Под сильным давлением ядовитая жидкость выступила сквозь плетеные стенки каплями, которые вскоре соединились и потекли тоненькой струйкой. Казимир был в восторге.
      - О друг, очень, очень хорошо! Вы работаете как настоящий негр!
      Чувствительный к похвале, заключающей максимум уважения, которое белый способен завоевать в глазах черного, Робен удвоил усилия. В скором времени струйка жидкости иссякла, потом перестало и капать из "ужа". Тут за дело взялся старик. Он извлек плотно спрессованную муку и разложил ее на листьях под палящим солнцем. Мука сияла белизной, не уступая пшеничной, только "помол" был гораздо более крупным.
      Через два часа мука высохла, как трут. Негр вооружился ситом (его называют здесь манаре, а плетут из той же арумы) и, пока его компаньон продолжал энергично перетирать корни, просеял высушенную муку, чтобы удалить из нее остатки твердого волокна.
      Так началась эта работа, роли распределились, несколько дней друзья были заняты одним и тем же делом, однообразие которого нарушалось кой-какими добавочными операциями, нужными для приготовления экваториальной "манны"*.
      ______________
      * "Манна". - Имеется в виду библейская легенда о "манне небесной", которая ниспослана была израильтянам во время их 40-дневного странствия в пустыне. Считается, что такой "манной" могли быть переносимые ветром на далекое расстояние мелкие съедобные лишайники (комочки диаметром до 4 см).
      Робен продолжал перетирать клубни маниоки и отжимать сок, а Казимир после сушки и просеивания рассыпал мучнистую массу по широкой пластине листового железа, которая подогревалась на слабом огне, и непрерывно помешивал белую "кашицу" деревянной палочкой. При этом улетучивались не только последние капли яда, но и остатки влаги. Совершенно чистое питательное вещество имело вид неодинаковых по размеру гранул*, сухих и твердых, пригодных для долгого хранения в закрытых сосудах.
      ______________
      * Гранула - твердая овальная или округлая крупинка вещества.
      Из этого и готовят куак, который вместе с кассавой составляет основу питания всех племен американской тропической зоны, местный хлеб. Достаточно добавить к муке немного воды, довести смесь до кипения - и получается густая желтоватая масса, вкусная и питательная. Европейцы скоро привыкают к ней.
      Кассава отличается от куака способом приготовления: мучнистую смесь не помешивают палочкой, а используют кольцевой бортик высотой сантиметра три. Форму заполняют тестом, получается нечто вроде блина или лепешки. Как только она затвердеет, бортик убирают, а лепешку все время перевертывают, чтобы не подгорела и не слиплась с соседней. Когда она хорошо прожарится с обеих сторон, ее снимают и выставляют на солнце. Сверху накладывают следующие, и мало-помалу вырастает горка из нескольких дюжин аппетитных лепешек.
      Приготовление куака и кассавы - наиболее важная работа у туземцев, быть может, единственная, во время которой они, весьма склонные к ленивому безделью, не могут позволить себе расслабиться. И самый важный груз в их постоянных перемещениях составляют терка, "уж для маниоки" и, главное, железный лист, из тех, что привозили европейцы в незапамятные времена. Эти листы - наиболее ценный предмет торгового обмена, в семье он передается по наследству из поколения в поколение.
      Владелец такой пластины - уже богач. Ее потеря равносильна бедствию. Бывает, что на целое селение в несколько десятков человек имеется всего лишь одна пластина, напоминающая простейшие очаги средневековья*.
      ______________
      * Средневековье - средние века, время, начавшееся после истории древнего мира и продолжавшееся до начала новой истории, т.е. с V по середину XVII в.
      Наши компаньоны проявили в заготовке съестных припасов такое же рвение, как при сооружении лодки. Они понимали, насколько это важно. В тропиках ничто не заменит куак. Рожь на экваторе не сеют: солнце настолько ускоряет развитие растения, что зерно не успевает вызреть. Хлебная культура превращается в разновидность бесплодного пырея.
      На день здоровому человеку нужно около 75° граммов куака, на двоих полтора килограмма. Путешествие наших отшельников, по их прикидкам, должно было занять не менее трех месяцев. Стало быть, следовало запасти самое меньшее сто тридцать пять килограммов. Осторожность подсказывала им цифру 160 - на случай непредвиденных обстоятельств.
      Вполне понятно, что эта нелегкая работа, невзирая на бурную энергию Робена, отняла у компаньонов около двух недель. Весь урожай прокаженного пошел в дело.
      И вот наконец куак надежно помещен в объемистые глиняные кувшины, которые негр в свое время выменял у индейцев, и готов к погрузке на борт пироги. Лепешки, отлично высушенные, завернуты в плотные листья.
      Оставалось запасти копченую рыбу. Но эту задачу решить было проще.
      С самого начала заготовительных работ Гонде больше не появлялся. Его отсутствие беспокоило парижанина. Не заболел ли бедняга?.. Может, даже умер?
      Удалось ли ему добиться, чтобы лесоразработки перенесли на другое место? Или работы ведутся все еще в устье реки?
      Наутро после окончания хлопот с маниокой Робен решил осмотреть пирогу, которую они с Казимиром искусно спрятали в маленькой бухточке в зарослях лиан.
      Это место находилось в трех часах ходьбы: обычная, не слишком утомительная прогулка... Инженер взял с собой немного провизии, вооружился ножом и крепкой палкой и вышел на рассвете со своим неизменным компаньоном, довольным, словно школьник на каникулах.
      Путники шли, весело переговариваясь, размышляя о будущем, строя планы, осуществление которых было уже так близко. За разговорами дорога прошла незаметно. Друзья добрались до места, где была спрятана лодка.
      Казимир предложил проплыть по заливу, и Робен не захотел лишать старика удовольствия. Вот и знакомый шатер из лиан, под которым укрыто надежно привязанное суденышко.
      Изгнанник нащупал якорь, укрепленный на корневище, ухватился за канат, чтобы подтянуть лодку, но не ощутил никакого сопротивления. Холодный пот прошиб бургундца, когда он увидел обрезанный конец лианы.
      Предчувствуя непоправимую катастрофу, он бросился в самую гущу зарослей и начал отчаянно рубить их. Скоро обнажилась большая прогалина. Ничего!
      Может, во время дождей лодка наполнилась водой и затонула? Лежит себе на дне бухты... И даже лучше, если так, по крайней мере не рассохлась.
      Робен нырял раз за разом, шарил, высматривал, поднимался на поверхность набрать воздуху и снова погружался в воду... Безрезультатно. Негр топтался на берегу, тоже пытаясь обнаружить пропажу, но, разумеется, не нашел ничего.
      Сомнений быть уже не могло: пирога украдена. Француз был в отчаянии, но старался подбодрить старика.
      - Мужайся, Казимир, - твердил он плачущему товарищу, - мужайся! Мы построим новую лодку. Всего три недели задержки... К счастью, запасы продовольствия у нас готовы и в безопасности.
      Грустным было их возвращение. Оба почему-то спешили, обоим хотелось поскорее оказаться дома. Еще несколько минут, и они будут на месте... И тут до них донесся горький запах дыма. Выйдя из леса на поляну, они увидели этот дым - тяжелые черные клубы. Хлопья гари носились в воздухе, лезли в ноздри, от них запершило в горле.
      Робен бросился к хижине, которую скрывали от него банановые деревья.
      Хижины не было! Кучка дымящейся золы - вот и все, что осталось. Инструменты, земледельческие орудия, запасы продовольствия - все пропало. Пожар уничтожил все.
      * * *
      Всего несколько часов назад Робен произнес:
      "К счастью, запасы продовольствия у нас готовы и в безопасности".
      Какой жестокий, издевательский урок преподнесла ему судьба! Никогда еще он не был так близок к цели, ни разу со дня побега не предчувствовал с такой остротой грядущий миг полной свободы...
      И вот все рухнуло, все погибло, развеялось как дым над поляной... Достаточно было одной искры из плохо погашенного очага, чтобы в несколько мгновений истребить плоды тяжких и долгих трудов. Прощай надежда покинуть колонию в скором будущем, мало того - им со стариком грозит голод.
      Бедный старый негр оцепенел в отчаянии. На него было больно смотреть. Он тупо уставился на кучу золы, похоронившей убежище его печальной старости, на обугленные остатки деревянных подпорок, установленных его искалеченными руками, на закопченные горшки с горелой мукой, на незатейливые инструменты, верно служившие ему в одиноких трудах...
      Он только смотрел... Молча - у него не вырвалось ни жалобы, ни стона.
      Иначе вел себя белый. Его натура была создана для борьбы. Он вздрогнул при виде пожарища, побледнел - и только.
      Странная и, однако же, объяснимая вещь: гибель лачуги не произвела на него такого сильного впечатления, как похищение пироги. Ведь пожар мог возникнуть случайно, тогда как исчезновение лодки - без сомнения дело рук человеческих, и при этом рук врага.
      Он строил самые различные предположения, но ни одно из них не отвечало на вопросы: кто совершил кражу? С какой целью?
      Надзиратель скорее всего находился еще в колонии. Если бы ему и сообщили о пребывании беглеца возле бухты, то он явился бы сюда с отрядом охранников и арестовал ненавистного ему Робена без особого труда.
      Гонде? Конечно, странно, что он, доставив письмо, исчез, как сквозь землю провалился... Нет. Этому невозможно поверить. Он был искренен, он раскаивался, его желание отблагодарить спасителя выглядело естественно.
      Но почему он так настойчиво уговаривал их не покидать своего обиталища?.. Ему явно хотелось помешать их отъезду... Было в его упорстве что-то сомнительное или, по крайней мере, преувеличенное...
      Робен снова и снова твердил себе, что он чересчур недоверчив. А что, если это индеец? Жалкий, спившийся краснокожий, для которого спиртное предел мечтаний... Пьянство убило в нем совесть и вообще все человеческое. Он, пожалуй, мог бы и лодку украсть, и в озлоблении сжечь хижину... Цель его вполне проста и план по-своему хитер: лишить изгнанника возможности передвигаться, "запереть" в долине, а потом извести голодом. От голода даже сильный "белый тигр" ослабеет, а если хижина старого негра, эта защищенная змеями крепость, обратится в пепелище, тогда наш славный Атука приведет сюда охранников, "белый тигр" станет их легкой добычей, а на индейца прольется желанный дождь из тафии, по которой томится его пересохшая глотка...
      Это предположение казалось, по зрелом размышлении, наиболее вероятным.
      Значит, действовать надо немедля. Сетовать бесполезно, это лишает воли к борьбе, а Робен должен бороться и выиграть схватку с бедой.
      - Казимир... - негромко окликнул он прокаженного.
      Голос товарища вывел беднягу из оцепенения. Он вдруг застонал - тонко и жалобно, как больной ребенок.
      - О!.. О!.. Плохо мне... Плохо... О, добрый Боже! Умираю...
      - Мужайся, дружище! Нам послано тяжелое испытание. Надо его преодолеть.
      - Я не могу... Не могу больше, мой дорогой белый друг. Казимир умрет там, где был его дом.
      - Казимир, я починю наши инструменты. Ведь у них только рукоятки сгорели, а я приделаю новые. Я построю тебе новую хижину. Обещаю. У тебя будет крыша над головой, даю слово. Буду сам тебя кормить... Успокойся, мой бедный старый ребенок...
      - Я не могу... Нет, я не могу... - повторял со слезами чернокожий. - Я уже мертвый... О мама, о моя добрая мать...
      - Не плачь, Казимир, - ласково продолжал уговаривать парижанин. - Я понимаю твое горе... Но мы не должны оставаться здесь. Это опасно.
      - Куда же вы хотите уйти? Несчастный прокаженный не может идти, куда уж мне.
      - Я понесу тебя, если потребуется. Соберись с духом... Нам необходимо уйти.
      - Хорошо, я пойду... - покорно согласился старик.
      - Бедный ты мой, добрый ты мой человек... Наверное, жестоко заставлять тебя, но как быть иначе? На сегодняшнюю ночь я сооружу шалаш, а завтра с утра постараемся скрыться в лесу, не слишком далеко от твоего участка. Как-нибудь перебьемся... У нас есть ямс, батат, бананы, немного маниоки... Я раздобуду еды.
      - Да, хорошо, - последовал безучастный ответ. - Вы очень добры... Белый друг великодушный, как добрый Бог...
      - Ну, в добрый час! Идем же, старина... Я буду работать за двоих, сил и умения мне хватит. Ничего, справимся! Не все потеряно.
      - В самом деле, не все потеряно, - повторил его слова чей-то голос. - И надо признать, что есть еще отчаянные парни на земле!
      Робен резко обернулся - перед ним стоял Гонде.
      - С вами стряслась беда, и немалая, - продолжал каторжник. - Лодка пропала. Я это обнаружил, когда огибал бухту. Ваш участок разорен, хижина сгорела. И это тем более скверно, что путь для вас сейчас открыт.
      - Значит, вы добились цели?
      - Как нельзя успешнее! Мне удалось отыскать целый лес красного дерева.
      - Вот незадача, что у нас так не вовремя все это стряслось!
      - Не волнуйтесь, там работы не менее чем на три месяца, а за это время вы уже будете далеко.
      - Если бы так...
      - Уверен, что так и будет. Больше того, я думаю, что из ваших бед вы извлечете пользу для себя.
      - Что вы хотите этим сказать?
      - Что сезон дождей длится от шести недель до двух месяцев, а после него наступает, хоть и ненадолго, время хорошей погоды, когда боши и бони спускаются в долину. Вы наймете гребцов с лодками, и вместо пропавшей пироги у вас будет сколько угодно других!
      - Вряд ли можно доверять этим людям. Вот вам живой пример: индеец Атука, мой недолгий гость, готов заложить меня за бутылку водки!
      - Бони и боши - негры. Они не предатели и не пьяницы. Уверяю вас, что в их лодках вы будете в полной безопасности. Это люди смелые, преданные и никогда не выдадут тех, кому оказали гостеприимство.
      - Правда-правда, - подтвердил Казимир. - Он хорошо говорит.
      - Значит, по вашему мнению, надо остаться здесь еще на несколько недель?
      - Не здесь, то есть не на этом самом месте, а подальше. Вам надо поставить хижину в лесной чаще и при этом не оставить за собой никаких следов... Особенно - зарубок. Индейцы хитры, как обезьяны. Но я даю слово, что они вас не найдут...
      - А во сколько нам обойдется негритянская лодка?
      - У вас еще есть в земле и на деревьях достаточно плодов, чтобы прокормить двадцать человек в течение месяца. После сезона дождей у негров Марони кончаются все запасы, они тощают с голодухи, просто кожа да кости. За продовольствие они сделают для вас все, что захотите.
      - Это подходяще, тем более что я не вижу иного выхода из положения.
      - Если я могу быть чем-то полезен, располагайте мной. Вы же знаете, что я предан вам всей душой.
      - Да, теперь я это знаю, Гонде, я верю вам.
      - И правильно делаете... Среди нашего брата есть, конечно, полная дрянь, но есть и другие... Кто, выбрав путь, идет по нему до конца. Благодаря вам я вышел на верную дорогу. Лучше поздно, чем никогда... Значит, так. Недалеко от того места, где вы прятали лодку, на правом берегу есть глухие заросли. Такая чащоба, что не продерешься. Полное бездорожье. Там кругом торчат ауары, вы же знаете, какие у них колючки! Пройти можно только по руслу ручья, который впадает в бухту: глубина примерно метр, и ширина такая же. Ручей теряется в заболоченной саванне, а за саванной и находится то место, о котором я говорю.
      - Но как же мы перейдем трясину?
      - Я знаю проход, узкий, но с твердым грунтом. Должно быть, это скальная порода. Идти надо осторожно, опираясь на палку, но ничего, удержаться можно... А уж если проберетесь туда, черта с два кто-нибудь вас найдет!
      - Отлично! Если мы пройдем по руслу ручья, никаких следов не останется. Решено, выступаем завтра.
      - Да, завтра! - эхом отозвался Казимир, которого уже успокоили решимость и хладнокровие товарища.
      - Я провожу вас, - помолчав, сказал каторжник. - Вы позволите мне остаться с вами?
      - Оставайтесь.
      Наутро они втроем покинули безымянную долину.
      - Добрый Бог не захотел, чтобы я умер здесь, - изрек Казимир.
      * * *
      - Если есть на земле уморительно смешная страна, то она перед вами. Чудней не сыщешь. Негры, одетые кто во что горазд, деревья без ветвей, с колючками вместо листьев, похожие на трубы в банях "Самаритэн", стенки у домов плетеные, зато окна со ставнями. А насекомые! Жалят беспощадно с утра до вечера. Солнце палит, тени не сыщешь, жара как в плавильной печи. Фрукты... О, эти фрукты, вкусом похожие на консервы с примесью скипидара... Всего месяц назад я обморозился, нынче мои обмороженные уши горят, а нос облупился... Ну и страна!
      Женщина в глубоком трауре, с побледневшим от усталости лицом слушала, невесело улыбаясь, бурные речи высокого парня, неподражаемый акцент которого выдавал обитателя парижского предместья.
      - А кроме того, - продолжал молодой человек, - в каждом доме обезьяны и попугаи орут, горланят так, что уши вянут, барабанные перепонки лопаются. Язык местных жителей... ну, они лопочут, как у нас в овернских деревнях...* "Таки", "лугу", "лугу", "таки" - только это и слышишь. Попробуй пойми, что он тебе хочет сказать! А пища! Рыба жесткая, как подметка, и какая-то кашица или пюре, просто жуть, от одного вида бросает в дрожь... Однако все это чистый кайф по сравнению с путешествием... Сколько воды! Боже праведный, сколько воды! А я-то, я ведь не бывал даже на пляже Сен-Фор в купальный сезон, Сену видел только в Сент-Уене! Я слышал, что путешествия формируют характер. Надеюсь, меня теперь есть из чего формировать! Однако я разболтался, как попугай, с которым хотел было сегодня утром поиграть, а он прокусил мне палец. Ладно, это пустяки, как бы не разбудить детей... Дай Бог, чтобы они видели сладкие сны, лежа в этих нелепых приспособлениях, которые здесь называются гамаками.
      ______________
      * Овернь - район Франции, где развито сельское хозяйство. Диалект жителей Оверни сильно отличается от общеразговорного французского языка.
      - Я не сплю, Никола, - раздался детский голос из гамака, над которым была натянута противомоскитная сетка.
      - Ты все-таки проснулся, Анри, - огорчился Никола.
      - И я тоже, - откликнулся второй детский голос.
      - Надо спать, Эдмон! Ты же знаешь, что днем нужно оставаться в постели, чтобы не получить солнечный удар.
      - Я хочу увидеть папу. Мне надоело все время спать.
      - Будьте умницами, дети, - сказала мать. - Завтра мы уезжаем.
      - Вот здорово! Мамочка, я очень рад!
      - Мы снова поплывем по воде, да, мама?
      - Увы! По воде, мой дружок!
      - Значит, у меня снова будет морская болезнь... Ладно, пускай, зато потом я увижу папу!
      - Итак, решено, мадам Робен? Завтра покидаем эту негритянскую страну, которая у нас называется Суринам, а у них Парамарибо... Мы отплыли сюда из Голландии месяц с небольшим назад... Пробыли здесь только четыре дня, и пожалуйте... снова отплываем, чтобы встретиться наконец с патроном. Я, например, с удовольствием покидаю эту страну. Там, куда мы направляемся, может быть, и не лучше, но, по крайней мере, будем все вместе. Ах, мадам, ведь вы до сих пор толком ничего не знаете!
      - Ничего, дорогой мой. По правде говоря, мне кажется, что я во сне так неожиданно и быстро все изменилось и меняется каждый день. Заметь, однако, что наши таинственные друзья выполняют все свои обещания. Нас встречали здесь, как и в Амстердаме. Без их помощи мы просто пропали бы в незнакомой стране, не в состоянии даже объясниться. Посредник, встречавший нас, взял на себя все хлопоты, и завтра мы выезжаем. Больше мне ничего не известно. Эти незнакомцы бесстрастно вежливы, официальны, как чиновники, и пунктуальны, словно инструкция! Такое впечатление, что они выполняют чей-то приказ.
      - О да! Все это точь-в-точь относится к нашему посреднику с его очками и бараньей прической. Месье ван дер... ван дер... черт побери, вылетело из головы. Он очень выдержанный, но шустрый и сметливый, как и подобает еврею. Пока что нам не приходится на них жаловаться. Мы путешествовали как послы. Конец увенчает дело. Что ж, взойдем еще раз на корабль, покачаемся на русских качелях, которые не остановятся, пока нам не пораструсит внутренности, как салат в салатнице... Повеселимся!
      - Наберемся мужества! - невольно улыбнулась мадам Робен, которую забавляли шутливые сетования Никола. - Через три дня будем на месте.
      - Да я это просто ради красного словца... Тем более что и вы и дети спокойно переносите дорожную сумятицу, а это главное.
      На следующий день шестеро пассажиров поднялись на борт красивого двадцатичетырехтонного катера "Тропик Бэрд", который дважды в месяц обслуживал голландский берег, поддерживал связь с поселками на реке Суринам, поставлял продовольствие экипажу плавучего маяка "Лайт Шип", стоявшего на якоре в устье реки.
      Посредник, о котором нам известно лишь то, что он являлся одним из богатейших в колонии еврейских купцов, руководил посадкой. Дети были в легких фланелевых костюмчиках и в широких белых сомбреро, чтобы уберечь головы от беспощадных лучей тропического солнца. Никола тоже нацепил экзотический головной убор и стал похож на ярмарочного торговца пряниками.
      Капитан лично встретил пассажиров, посредник обменялся с ним несколькими словами по-голландски и спустился в лодку. Якорь выбран, приливная волна высока, через несколько минут начнется отлив. "Тропик Бэрд" красиво накренился на правый борт, паруса наполнились ветром, и вот уже судно летит по волнам...
      Шесть часов утра. Фейерверк солнечных лучей вспыхнул над зубчатой стеной леса, подступавшего к самому берегу.
      Удаляющийся город, вода, бурлящая под форштевнем, высокие мангровые деревья*, застывшие на своих пьедесталах из переплетенных корней, - все словно охвачено заревом пожара.
      ______________
      * Мангровые деревья - вечнозеленые деревья с надземными дыхательными корнями, растут на илистых побережьях приливно-отливной полосы тропиков.
      Птицы, застигнутые врасплох взрывом яркого света, взмыли в воздух. Хохлатые цапли, крикливые попугаи, фламинго в розово-красном оперении, белые чайки, быстрокрылые фрегаты, кружили над кораблем, как бы посылая ему пожелания доброго пути на разные голоса.
      Форт Амстердам со своими зелеными откосами и темными пушками, которые вытянулись в траве словно огромные рептилии*, вскоре исчез из виду. Потянулись поселки с высокими фабричными трубами, повитыми дымом. Плантации сахарного тростника сливались в огромное биллиардное поле нежно-зеленого цвета. Негры, которые издали казались совсем маленькими, следили за проплывающим судном и что-то кричали вслед.
      ______________
      * Рептилия - то же, что пресмыкающееся (ужи, змеи, ящерицы, крокодилы).
      Вот и "Решительность", великолепная плантация, на которой гнут спины более полутысячи рабов. А вон и корабль-маяк "Лайт Шип" со своим черным экипажем и мачтой, увенчанной мощным прожектором. Лоцман вышел и занял рабочее место. Он останется там, пока проходящее судно не скроется из виду. Наконец перед ними океан - беспредельность грязно-желтой мутной воды с короткими и крутыми волнами, на которых катер немедленно заплясал.
      Путешествие из Французской Гвианы в Голландскую выполняется с большой легкостью благодаря течению, которое идет с востока к северу-западу и выносит суда из экваториальной области. Переход от Марони к реке Суринам нередко занимает всего лишь двадцать четыре часа. Легко, однако, понять, насколько это же течение затрудняет путь в обратную сторону. Если нет попутного ветра, бывает, что корабль болтается в море восемь, десять, а то и более дней, не продвигаясь ни на милю.
      Именно такая опасность подстерегала и наших пассажиров. Скорость течения - полтора узла, что составляет две тысячи семьсот семьдесят восемь метров в час. К счастью, вскоре поднялся бриз, к тому же с кормы - случай совершенно исключительный! - и это позволило катеру преодолевать течение со скоростью около четырех узлов.
      Мадам Робен сидела вместе с детьми под тентом на корме, безучастно глядя на пенный след, оставляемый судном, нечувствительная к качке и даже к палящему солнцу: она отсчитывала каждую минуту и мысленно измеряла оставшееся расстояние. Ребятишки, все четверо, неплохо переносили болтанку. Только бедный Никола беспомощно распростерся на бухте троса, досиня бледный; зажимая ноздри, он вел безуспешную борьбу с приступами тошноты.
      Легонькое суденышко с наполненными парусами не крутилось на месте, однако испытывало довольно сильную боковую качку, и при каждом толчке молодого человека буквально выворачивало наизнанку, белый свет ему был не мил, и бедняге казалось, что он вот-вот отдаст Богу душу.
      Голос капитана вывел мадам Робен из забытья. Почтительно сняв фуражку в белом чехле, капитан произнес тоном глубокого уважения:
      - Вы принесли удачу нашему кораблю, мадам... Никогда еще плаванье не было столь благоприятным...
      - Вы, должно быть, француз? - спросила женщина, обратив внимание не только на утонченную вежливость, но и на прекрасное произношение моряка.
      - Я капитан голландского судна, - сказал офицер, избегая прямого ответа на вопрос. - Наша профессия требует знания нескольких языков. Впрочем, в том, что я говорю на языке вашей родины, моей заслуги нет: мои родители французы.
      - О, месье, вы так или иначе мой соотечественник! Я уже много дней в пути, но совершаю его вслепую, он так загадочно начертан... объясните же мне хоть что-то... Где я должна встретиться с тем, чью участь оплакиваю? Кто те люди, кому я буду обязана своим счастьем? Что надлежит мне сделать?
      - Мадам, я не знаю, откуда поступают приказы, которым я счастлив повиноваться. Кое-что я предполагаю, но это не моя тайна. Вам, мужественной подруге осужденного, я могу сказать лишь одно: я не без причины распоряжаюсь здесь как командир, к тому же ваш супруг - не первый политический заключенный, совершивший побег. К сожалению, голландское правительство, которое прежде закрывало глаза на эти побеги, нынче - из опасения дипломатических осложнений - не делает различия между уголовными преступниками и политическими и возвращает французским властям и тех и других. Поэтому нам приходится действовать в глубокой тайне, принимать все меры предосторожности. Ваш муж, мадам, должен находиться в Парамарибо, а вам предстоит подняться по течению Марони, избегая населенных мест, и терпеливо дожидаться его прибытия в условиях, надо признать, не слишком легких...
      - Бедность и лишения меня не тревожат. Я выдержу. У моих детей нет больше родины, они будут жить там, где их отец. Уж лучше эта убогая страна, чем Франция, которая выдворила нас и с которой я тем не менее рассталась со слезами на глазах...
      - Наряду с прочими необходимыми предосторожностями, - продолжал капитан, при всей своей сдержанности явно взволнованный словами женщины, - я просил бы вас, мадам, хотя мне трудно говорить об этом, пойти на некоторые уловки, необходимые, чтобы ввести в заблуждение ваших земляков в том случае, если мы вынуждены будем пристать к французскому берегу.
      - Говорите, что нужно делать? Я готова.
      - Вы понимаете... Ваше появление с детьми в таком месте... Словом, оно озадачило бы, вызвало ненужные расспросы... Придется сделать так, чтобы я сыграл роль их отца... Вы говорите по-английски?
      - Свободно.
      - Отлично! Забудьте на время родной язык. Ни одного французского слова! Если с вами заговорят, о чем-то спросят, отвечайте только по-английски. Что касается детей... Ваш старший сын тоже знает английский?
      - Да.
      - Ну, а остальные... Постараемся сделать так, чтобы других детей не увидели. Мое судно останавливается в Альбине, напротив фактории*, основанной голландским купцом. Под предлогом семейной прогулки, например, к водопаду Гермина, я препоручу вас двум членам моего экипажа, неграм, которым вполне доверяю. Они высадят вас на островке, туда на веслах три четверти часа, и останутся в вашем распоряжении. Я не двинусь с места, пока мои люди не вернутся и пока я не получу ваше письменное подтверждение, что вы встретились с мужем.
      ______________
      * Фактория. - Здесь: торговый поселок, основанный иностранным торговым предприятием в колонии.
      - Хорошо. Я все поняла. Что бы ни случилось, я не поддамся слабости... Уже давно я простилась с цивилизованной жизнью. Она похитила у меня счастье. Быть может, первобытное существование, которое нас ожидает, принесет облегчение, избавление от бед. В любом случае верьте мне, капитан, - а вы олицетворяете для меня и детей всех наших неизвестных благодетелей, - что моя благодарность глубока и неизменна. Где бы вы ни были и как бы ни сложилась наша судьба, вас будут благословлять те, кто страдает и ждет. И дети наши навсегда сохранят к вам признательность...
      Как и говорил загадочный голландец, его пассажирка принесла удачу "Тропик Бэрд". Никогда еще на памяти гвианских матросов этот рейс не совершался столь быстро. Катер летел как на крыльях, и через тридцать шесть часов после прощания с рекой Суринам на горизонте появился остров Клотильда, расположенный напротив мыса Галиби в устье Марони.
      Ширина реки в этом месте очень велика: противоположный французский берег едва можно было различить. Судно со спущенным флагом вошло в устье реки, благополучно миновало барьерную мель и, придерживаясь голландского берега, бросило якорь напротив поселка Альбина, не приближаясь к французской колонии.
      Капитан без промедления нанял туземную лодку, приказал соорудить в ее средней части навес из пальмовых листьев, чтобы защитить пассажиров от палящих лучей солнца, и щедро загрузил ее провиантом. Негр бони, с которым капитан повстречался на берегу, собирался в свою деревню вверх по течению Марони. За несколько блестящих побрякушек он согласился присоединиться к двум матросам. Помощь человека, знающего толк в речном плавании, была очень кстати.
      Вместо двадцати часов они потратят на дорогу к водопаду Гермина часов двенадцать.
      Для большей безопасности отплыли ночью. Успех по-прежнему сопутствовал им.
      Мадам Робен с детьми, все еще не опомнившись от фантастического калейдоскопа невероятных событий, провела уже несколько часов на крохотном островке округлых очертаний, который в поперечнике имел не более сотни метров. Он весь утопал в пышной зелени, если не считать крохотного песчаного пляжа и выступающих в центре гранитных утесов.
      Маленькие робинзоны оглашали воздух радостными криками. Никола, позабыв о морской болезни, делил с ними счастье бытия. Разбили бивуак*. Бони поймал изрядную рыбину, которая теперь жарилась на костре. Уже собирались приступать к первой трапезе, когда на французском берегу, примерно в двух километрах от островка, появилось облачко дыма, а через несколько секунд донесся звук выстрела. Черная точка, которая могла быть только лодкой, отделилась от берега и быстро понеслась к середине реки. Послышался второй выстрел, и другая лодка устремилась вдогонку за первой.
      ______________
      * Бивуак - место привала, ночлега на пути.
      В дикой глуши любое происшествие становится событием. А уж это... Ведь в первой лодке скорее всего находились беглецы, которых пытались захватить любой ценой, поскольку, не колеблясь, применили оружие.
      Первая лодка быстро приближалась. Она опережала вторую, но не намного, идя по диагонали к голландскому берегу. Вскоре можно было различить фигуры двух мужчин, которые гребли с отчаянной энергией. Во второй лодке сидело четверо, из них двое вооруженных.
      Беглецы направляли свою лодку так, чтобы островок отделял их от преследователей. Это был единственно возможный маневр.
      У мадам Робен сжалось сердце. Что за драма разворачивалась при ней на этой злосчастной каторжной земле?
      Перепуганные дети примолкли. Никола пытался привести в боевую готовность - впрочем, весьма неумело - свою двустволку, подаренную голландским офицером.
      Разгадав замысел убегавших, преследователи устремились им наперерез. Они непрерывно вели огонь. Очевидно, их ружья обладали большой прицельной дальностью стрельбы: в воде возле самой лодки беглецов то и дело вздымались фонтанчики от пуль.
      До островка оставалось не больше сотни метров, когда пуля перебила рукоятку весла у первого гребца. Он схватил запасное весло и удвоил усилия.
      Мадам Робен видела теперь, что это белый, а позади него сидит негр с непокрытой головой.
      Все вдруг поплыло у нее перед глазами, женщина вскрикнула... Пошатываясь, она сделала несколько неверных шагов, и новый отчаянный, безумный крик вырвался из ее груди:
      - Это он! Это его... убивают!
      И несчастная француженка без памяти упала на песок.
      ГЛАВА 6
      Пейзажи тропической зоны. - Возвращение "Эсперанс". - Бесполезная пальба. - Ловкий маневр. - Вместе!.. - Преодоление порога. - Водопад Гермина. - Искусство лодочников Марони. - "Папа!.. Я хочу есть!" - Молочное дерево. - Заблуждения природоведа из Сент-Уена. - Растительный "яичный желток". - В стельку пьяные рыбы. - "Робиниа Нику", или пьянящее дерево. Волшебная ловля рыбы. - Электрический угорь. - Робинзоны становятся коптильщиками. - Кому они обязаны счастьем?.. - Что происходит с тигром, наевшимся перца. - Когда смеются над лесным владыкой.
      Буквально погребенные под непроницаемым покровом зелени, каторжник и старый негр долго ожидали дня освобождения.
      Мысль о погребении, напоминающая о шахтерах, заваленных в мрачных галереях каменноугольных копей, могла бы показаться странной, когда речь идет о лесе. Однако особого преувеличения здесь нет. Самые пышные гиперболы*, самые смелые сравнения, самые энергичные определения не дают достаточного представления о гнетущем чувстве полного одиночества, оторванности от мира людей, которое способны вызывать глухие места бескрайних лесных пространств.
      ______________
      * Гипербола - сильное преувеличение.
      Вообразите густолиственные зоны, которые наслаиваются одна на другую, образуя зеленые горы; ряды огромных стволов, которые сдваиваются, удесятеряются, множатся без конца и края, превращаясь в неодолимые стены; добавьте оплетающие все кругом лианы - они окутывают человека, словно плотная драпировочная ткань, - и перед вами предстанет мрачная бездна, черная шахта, влажное подземелье девственного леса.
      В старом Париже есть темные улочки с обшарпанными домами, осклизлой мостовой, затхлым воздухом - улица Мобюэ, улица Венеции или улица Брантом. Солнце никогда не осушает бегущих по их мостовым потоков грязи, они днем и ночью погружены во мрак, в котором задыхаются уличные фонари. Если взглянуть с крыши дома в тесные дворы, глубокие и темные колодцы, то увидишь, как на дне их копошатся еле различимые, почти бесформенные существа.
      Но всего в нескольких шагах от этих клоак льются волны чистого воздуха и яркого света, блистает великолепие огромного города. Таковы и леса Гвианы, которые таят среди тропической пышности уголки мрака, забвения и безысходности.
      Здесь встречаются две мощнейшие созидательные силы природы: экваториальное солнце, круглый год щедро нагревающее жаркую землю, и богатая влагой почва, образованная из многовековых органических отложений, с избытком насыщенная питательными веществами.
      Зерно, этот скромный зародыш великана, сказочно быстро прорастает в благоприятной среде. Не по дням, а по часам побег развивается в тропической теплице и уже через несколько месяцев превращается в дерево. Его макушка тянется кверху, тонкий и тугой ствол похож на трубку, через которую солнце вытягивает земные соки.
      Молодому дереву нужен воздух. Ему нужен свет. Бледные, анемичные листья, как у растений, не знающих дневного тепла, нуждаются в хлорофилле*, как наша кровь - в гемоглобине**. Только солнце способно помочь выжить дереву. И единственной целью молодой поросли становится стремление вверх, погоня за горячими поцелуями светила. Нет силы, которая могла бы сдержать этот порыв. Деревья пробивают плотный шатер листвы и добавляют новую каплю к зеленому океану.
      ______________
      * Хлорофилл - вещество, которое окрашивает растения в зеленый цвет.
      ** Гемоглобин - вещество, окрашивающее кровь в красный цвет; переносит кислород из органов дыхания ко всем другим органам. Недостаток гемоглобина свидетельствует о заболевании или истощении.
      Чудеса растительного мира впечатляющи, поразительны. Чтобы составить о них представление, нужно побродить под тесными переплетениями ветвей, являющими собой единое и нерасторжимое целое, поглядеть на могучие корни, возле которых беспрерывно происходит зарождение новых жизней.
      Ничтожно малым и слабым кажется человек, понуро бредущий по необозримой тропической чаще! Медленно его продвижение среди гигантов, - и, несмотря ни на что, он пробирается вперед, с компасом в одной руке, с крепким ножом - в другой, напоминая муравья, отважно буравящего почву горы своим стрекалом.
      Двое наших героев жили после двойного несчастья, которое их постигло, в растительных катакомбах*, утеряв всякий счет времени. Им недоставало воздуха и света. Ни одна птица не нарушала своим пением могильную тишину: пернатые обитатели леса опасаются жить в таких местах, где им труднее уберечься от хищников. Ни травинки, ни цветка на лоснящихся от влаги корневищах, похожих на основания колонн готического собора**. Только зеленоватые мхи, напитанные водой, как губки, а под ними - кишащий мир ящериц, змей, сколопендр, жаб, гигантских пауков и скорпионов.
      ______________
      * Катакомбы - система подземных пещер, естественных или искусственных, в переносном смысле слова - мрачное подземное обиталище.
      ** Готический собор. - Готические витражи - мозаичные картины из цветных стекол, особенно распространенные в старинных зданиях так называемой готической архитектуры - с высокими остроконечными крышами, башнями и сводами, узкими стрельчатыми окнами.
      Робен и Казимир около месяца скрывались в этом рассаднике лихорадки, где жить было необычайно тяжко. Даже пламя костра разгоралось с трудом из-за недостатка кислорода в воздухе.
      Раз в два дня парижанин отправлялся за провиантом и приносил с пепелища бананы, маис, плоды ямса, батат. Скудного пропитания хватало только, чтобы заглушить сосущую боль в желудке, приостановить смертельную работу голода. К счастью, человеческий организм таит в себе некий запас прочности, скрытые жизненные ресурсы.
      Лесные отшельники с часу на час ждали нужного сигнала, но пока ожидания их были тщетны. Однажды утром Робен вышел по обыкновению постоять возле мутной речки - и вдруг подскочил словно ужаленный. Легкая лодка с четырьмя веслами болталась перед ним на воде, привязанная к толстому корню. Это оказалась та самая пирога, которую построили они с Казимиром и назвали "Эсперанс" и которая так неожиданно исчезла.
      Откуда она взялась - и к тому же готовая к отплытию? Большая связка спелых бананов лежала в ней, еще ямс, печеные бататы и - самое удивительное! - сухари и бутылка можжевеловой водки. Стало быть, лодка оставалась затопленной со дня исчезновения... скорее всего так, потому что ее влажные и грязные борта успели обрасти водорослями.
      Инженер не стал размышлять о необычности происшествия, озабоченный лишь тем, как вырваться из заточения. Разгадку Шарль отложил на будущее. Бегом он бросился к их с чернокожим убежищу.
      - Казимир! Мы едем!
      - Куда, друг?..
      - Наша пирога нашлась! Она там, совсем близко! Значит, выход через залив свободен, и мы можем покинуть это гиблое место и прорваться к Марони!
      - Хорошо, друг, я еду с вами!
      Нет возможности воспроизвести здесь восторженные восклицания и поток недоуменных вопросов добряка. Но если Казимир говорил много, то и делал не меньше. Пораженная слоновой болезнью нога, казалось, весила не больше другой. Старик двигался так быстро, так ловко управлялся с последними приготовлениями, что ему удалось занять место в лодке почти одновременно с компаньоном. Детская радость осветила изуродованное лицо негра, когда он крепко ухватился за рукоятку весла.
      Челнок, направляемый двумя гребцами, медленно скользил между водорослей, которые с легким шорохом терлись о борта, и устремлял свой бег к широкой бухте.
      Ничего подозрительного вокруг, никаких помех. Перед ними снова открылся светлый простор. Зорко глядя по сторонам, навострив слух и напрягая мышцы, беглецы бесшумно погружали весла в воду, стараясь не стучать о борт.
      Они миновали место, где велись лесоразработки, теперь совершенно безлюдное. Пирога то и дело проплывала мимо огромных бревен, привязанных к пустым бочкам, по воле волн и течения бревна медленно влеклись в сторону Марони. Все складывалось как нельзя удачнее. Еще несколько минут - и они выйдут из опасной зоны. Спарвайн становился все шире, приближаясь к месту впадения в Марони, которая уже показалась вдали.
      Друзья приостановили пирогу, внимательно огляделись по сторонам, осмотрели берег, заводи, торчащие корни, поваленные стволы. Ничто не внушало подозрений.
      - Вперед, как можно быстрее вперед! - негромко скомандовал француз.
      Суденышко заскользило стрелой по глади широкой Марони; противоположный берег стал виден, хотя до него было километра три, не меньше.
      Спутники готовы были поверить в свое спасение. Они уже отплыли от опасных берегов метров на четыреста, когда позади послышались громкие крики и ругань. Грянул выстрел. Неточно направленная пуля взметнула воду метрах в двадцати от лодки.
      - Вперед!.. Казимир, вперед! - выдохнул Робен, налегая на весла.
      Отраженные от поверхности воды, крики четко доносились до ушей беглецов:
      - Стой! Стрелять буду! Стой!..
      Второй выстрел, а затем и третий подтвердили вполне серьезные намерения кричавших.
      Робен оглянулся и увидел, что четырехвесельная шлюпка отделилась от берега и преследует их.
      - Держись, Казимир, держись, дружище! Мы опередили их намного. Бандиты! Живым я им не дамся!
      - Да, да, друг! Я жму изо всех сил! Плохие люди нас не догонят, нет!
      - Греби к островку, вот там, впереди... Как будто мы решили высадиться!
      - Да, да, хорошо... Это хорошо!
      - У самого берега сделаем поворот и обогнем остров... Тогда нам пули не страшны.
      Расстояние между "Эсперанс" и островком быстро сокращалось, но и погоня наддала. Пули сыпались дождем, к счастью - все мимо. И вдруг одна из них расщепила весло в руках у Робена. Он чертыхнулся и схватил запасное. В эту секунду и раздался отчаянный крик женщины, которая узнала мужа.
      Робен увидел фигуру в черном, рухнувшую на песок, взбудораженных и растерянных детей, негров, махавших руками. Какой-то человек в европейской одежде бросился навстречу пироге...
      Нет, это не могли быть враги. Душераздирающий крик не таил в себе угрозы.
      Но эта женщина... И дети... Здесь!
      Боже правый!
      До берега оставалось не более восьмидесяти метров. Мышцы Робена напряглись до того предела, за которым человек падает замертво. Пирога неслась как на крыльях. Еще минута - и нос ее глубоко врезался в песок. Одним неистовым прыжком бургундец выскочил на берег, поднял свою бесчувственную жену и застыл на месте, глядя широко раскрытыми глазами на безмолвных и перепуганных детей.
      Враги приближались. Быстро опомнившийся Шарль узнал Никола, увидел негра бони, опершегося на ружье, заметил и большую лодку с навесом из пальмовых листьев.
      - Месье Робен!.. - не выговорил, а скорее простонал молодой человек.
      - Никола!.. Ко мне! Быстрее в лодку!.. А вы, друзья, оставайтесь здесь! - крикнул Робен голландским матросам.
      Левой рукой поддерживая жену, еще не пришедшую в себя, правой он ухватил за рубашку самого младшего сына, бросился с ними к лодке и кое-как усадил их туда. Никола прибежал с остальными тремя мальчиками. Казимир спешил за ними.
      - Скорее! - торопил Робен. - Отплываем!
      Негр бони молча повиновался.
      - Весла!
      Один из голландских матросов подал весла. Казимир занял переднее место, Робен сел посредине, бони - на корме.
      - Толкай!
      Лодка отвалила от берега. Два негра из Суринама, пораженные разыгравшейся сценой, остались на островке возле увязшей в песке "Эсперанс".
      Бони понял маневр. Он вырулил и обогнул остров. Нападающие скрылись из виду. Робен выиграл время: преследователи не сразу сообразят, что на островке остались только двое с "Тропик Бэрд".
      Погоня, конечно, возобновилась, но без особой надежды на успех. Лодка, правда, нагружена потяжелее, чем пирога с беглецами, но присутствие негра бони - большое преимущество. Он один стоит целой команды гребцов.
      К сожалению, пассажиры лодки оставались в пределах досягаемости карабинов. Неустрашимый Робен, безразличный к собственной гибели, дрожал при мысли о жене и детях, которых вновь обрел таким неожиданным, необыкновенным образом. Согнувшись над веслом, он все силы и помыслы сосредоточил на спасительном для преследуемых маневре. Он не мог даже бросить взгляд на детей, оцепеневших от страха. Мадам Робен медленно приходила в чувство. Никола прижимал смоченный холодной водой платок ей то ко лбу, то к вискам.
      - Спасен!.. Он спасен! - прошептала наконец женщина.
      - Папа, папа! - вдруг закричал Анри. - Они снова хотят стрелять!
      В ту же секунду пуля чиркнула о борт лодки и упала в воду, подняв фонтанчик брызг.
      Неистовая ярость охватила инженера. Эти люди не знают ни совести, ни чести, они готовы убить детей! Он, Робен, сохранил жизнь своему палачу Бенуа, мало того - спас ему жизнь. Но сегодня преследователи угрожали его детям, его бесстрашной, преданной жене, которую он не успел еще обнять после долгой разлуки. Ее и детей могли убить у него на глазах.
      Кровь хлынула смельчаку в лицо, ненависть перехватила дыхание. Рискуя замедлить движение лодки, он выхватил у негра длинное ружье. Тот сразу понял его намерение и вынул из-за щеки (вполне надежное хранилище!) две пули... Инженер ловко, твердой, привычной рукой загнал пули в оба ствола.
      - Негодяи без сердца и совести! - крикнул Робен. - Остановитесь, или я вас прикончу!
      Озадаченные его решительным видом и опасаясь взрыва отчаяния у такого человека, охранники опустили карабины. Теперь они волей-неволей должны были прервать свою охоту: вскипающая бурунами вода говорила о приближении порога.
      Лодка направлялась к водопаду Гермина.
      Бони Ангоссо единственный мог преодолеть полосу камней, вокруг которых бешено крутились и хлестали волны. Двумя точными ударами весла он развернулся на месте и очутился впереди.
      Казимир и Робен пересели на скамьях так, чтобы плыть лицом вперед, и отец увидел наконец перед собой своих милых сыновей и их отважную мать. Маленький Шарль, не подозревая об опасности, в полном восторге хлопал в ладоши.
      Оставим их на время и попытаемся объяснить, почему Робен и прокаженный оказались поблизости от водопада Гермина, тогда как, по их предположениям, они должны были достичь его только через четыре часа после выхода из бухты.
      Это произошло из-за ошибки в географических названиях. Гонде был вполне уверен, что перед ними речка Спарвайн, однако дело обстояло совсем иначе. Территория, по которой Гонде бродил в поисках нужных деревьев, находилась гораздо дальше от колонии, чем он думал, - километрах в пятнадцати вверх по течению. Разработчики с двух участков лесозаготовок редко общались между собой. Каторжник вообще не знал о существовании первого из них. А поскольку меньший участок также назывался Спарвайн, то старатель распространил это имя и на протекавшую здесь речку. На самом деле то был водоем Сакура.
      Отсюда и ошибка Гонде в определении места, где находился речной порог. Островок Суанти-Казаба лежит в пятнадцати километрах от Спарвайна и связан с другой рекой, протекающей по голландской территории. В те времена эта река была еще безымянной, только в 1879 году два француза, Казальс и Лабурдет, исследовавшие золотоносный район на левом берегу Марони, нанесли ее на карту как залив Рейтер.
      Приливное течение, которое ощущается за восемьдесят километров от морского побережья, повлекло беглецов к водопаду Гермина. Преследователи не могли близко подойти к нему на управляемой рулем килевой лодке. Затея была обречена на неуспех с самого начала, и все, что осталось охранникам, - это с досадой следить, как пирога ловко, словно рыба, лавирует среди волн, и посылать ей вслед бессильные проклятия.
      Водопад Гермина - самый простой из всех порогов на Марони. Каменные завалы образуют нечто вроде естественного шлюза* шириной около восьмисот метров и с перепадом воды не более пяти метров. Наклон не слишком крутой. Не требуется даже особой ловкости, чтобы на местной лодке - без киля и без руля, с высоко приподнятыми носом и кормой - выполнить такой переход.
      ______________
      * Шлюз - особое сооружение для перемещения судов на участках реки с разным уровнем воды.
      Бони Ангоссо, с детских лет знакомый с этим трудным маневром, огибал острые выступы темных скал, уверенно и точно выбирая нужный проход. Время от времени бурлящая вода, к ужасу детей, грозила перевернуть утлую пирогу, но своевременный удар весла выравнивал положение суденышка и позволял ему благополучно продолжить путь.
      Ангоссо, немного говоривший на креольском наречии, объяснил Робену, что в верховьях реки есть куда более грозные и опасные пороги, например, Синга-Тетей, который находится чуть выше того места, где реки Ава и Тапанаони, сливаясь, образуют полноводную Марони. Спуск там особенно страшен. Вода ревет и клокочет в узких проходах среди скал, пенится, рассыпается шумными каскадами и вырывается с адским грохотом на простор, образуя множество опасных водоворотов.
      Синга-Тетей на языке негров бони означает "Смерть человеку". Мало кто может преодолеть этот порог. Гребцы бросают весла. Работают только двое длинными и крепкими шестами-такари - один впереди, другой сзади. Каждый из этой пары становится, уперев конец шеста себе в грудь. Все остальные ложатся на дно лодки, крепко уцепившись обеими руками за борта. Радужно сверкающая водяная пыль слепит глаза, лодка легким перышком летит по гребню волны. Мощное течение швыряет ее во все стороны, удары о камни так сильны, что, кажется, хрупкая посудина вот-вот разлетится в щепки. Передний гребен, полусогнувшись, направляет конец своего такари на скалу и, не дрогнув, грудью принимает удар, на который она откликается гулко, словно туземный барабан тамтам. Гибель грозит каждую минуту. Маневр выполняется снова и снова, то одним, то другим гребцом, и, как правило, с одинаковым успехом. Наконец, после нескольких минут мучительного напряжения, люди в лодке, промокшие, оглушенные, полной грудью вдыхают воздух на спокойной глади воды, а те, кто преодолевали порог в качестве пассажиров, на всю жизнь сохраняют воспоминание о головокружительном маршруте, отмеченном поминутными глухими ударами такари в грудь тех, кто проводил лодку сквозь буруны.
      Для Ангоссо еще не настал час показать способности лодочника-гимнаста. Достаточно было весла, чтобы управлять лодкой. Зорко вглядываясь в бурлящие струи, славный парень, истинное дитя природы, иногда вскрикивал от радости, заметив в воде рыбу, какой-нибудь великолепный экземпляр кумару. Он тотчас начинал ее громко восхвалять: какое нежное и сочное у нее мясо, как душист ее жир, вот была бы добыча!.. И негр поглядывал с вожделением на свой двухметровый лук, на стрелу с тройным острием - она всегда попадает в цель...
      - Увы! Белый господин, и вы, госпожа, и маленькие белые господа, все вы очень спешите, и Ангоссо не может подстрелить кумару...
      Солнце пекло нещадно. Худо было, что котелок с едой опрокинули во время внезапного появления Робена на островке, а в лодку садились так поспешно, что не прихватили с собой ни крошки съестного.
      Красноречие Никола вскоре увяло. В животе у него было пусто. Дети хныкали, изнывая от жары на дне пироги. Им давно уже хотелось есть и пить, но накормить ребят было решительно нечем, а тепловатая речная вода не столько утоляла, сколько распаляла жажду.
      Мучения делались час от часу невыносимее. Пора было причалить к берегу и сделать передышку, тем более что преследователи давно скрылись из виду, а пороги остались далеко позади. Робен первым почувствовал необходимость остановки, а когда маленький Шарль с трудом выговорил пересохшими губами: "Папа! Я хочу есть", инженер обратился к Казимиру:
      - Казимир, нам надо пристать к берегу. Нельзя плыть дальше. Дети хотят пить и есть. Посоветуй, как быть?.. Я готов ко всему. Усталость для меня не помеха, я теперь могу горы перевернуть.
      - Мы поищем место для высадки, - отвечал старик, перебросившись несколькими словами с Ангоссо.
      Пирога круто развернулась и пошла к берегу под прямым углом. Через полчаса она вошла в маленькую бухточку, затерянную под сенью густых высоких деревьев. В бухточку впадал неширокий ручей.
      - Мой добрый друг, старый Казимир доволен. Я накормлю детей молоком и яичными желтками.
      Робен взглянул на своего спутника с беспокойством: уж не тронулся ли умом добряк от жары. А Никола, который не понимал креольского наречия, разобрал только, что речь идет о молоке и почему-то о яйцах.
      - Бедный старик рехнулся, я не вижу ни птиц, ни коров, ни коз, а эти деревья вряд ли могут нестись или доиться... Хотел бы я знать, как он выйдет из положения...
      Орудуя широким ножом с ловкостью и быстротой фехтовальщика, негр бони набросал на землю кучу веток. Разложить две жерди, соединить их третьей, поперечной, на этой раме укрепить самые длинные и густые ветви - это привычное дело заняло у Ангоссо немного времени. Через три минуты была готова так называемая ажупа, нечто вроде матраца из свежей зелени. Дети вместе с матерью с удовольствием расположились на нем.
      Робен нетерпеливо вышагивал, наблюдая за спокойными, но быстрыми действиями негра. А тот уже извлек из лодки две чашки, обмазанные водонепроницаемой смолой, называемой в этих краях мани и представляющей собой сгущенный древесный сок. Затем, углядев два великолепных дерева с блестящими красноватыми стволами, высотой не меньше тридцати метров, сделал на коре глубокие надрезы почти у самой земли.
      И к великому изумлению бравого Никола, из этих надрезов тотчас выступили белые, крупные и густые капли, которые сливались воедино и сбегали тонкими струйками по наклонным разрезам в подставленные чашки.
      - Да это же молоко! Настоящее молоко! Кто бы мог подумать! - Молодой человек взял наполненную чашку и протянул ее Шарлю.
      - Держи, малыш, выпей свеженького молочка!
      Ребенок прильнул к посудине, с жадностью глотая целебную влагу.
      - Ну как, вкусно, мой милый?
      - Да, - с чувством подтвердило дитя. - А теперь дай молочка маме, а потом Эжену, а потом Эдмону, а потом Анри...
      Но второй страждущий уже хлебал вовсю. Чашки ходили по кругу, и когда все утолили жажду и отчасти голод, за дело взялся Никола с такими комическими ужимками восторга и наслаждения, что все, в том числе и Робен, смеялись от души.
      - Знаете, патрон, я никогда в жизни не пробовал ничего подобного! Древесное молоко! Это даже и вообразить не могут в Париже, где молоко разбавляют водой, не всегда чистой. Ей-богу, признаюсь вам, я начинаю верить, что они отыщут для нас и яйца. Ну ладно! Уж это дерево я теперь не спутаю с другими. Хотелось бы знать его название. Я не очень-то старательно изучал ботанику в школе.
      - Это балата, - пояснил Казимир.
      - Совершенно верно, - вмешался Робен, - это балата, молочное дерево, по-латыни mimosops balata. Я часто проходил мимо этих исполинов и не узнавал их. Видишь ли, Никола, для изучения природы одних книжек мало...
      - Сущая правда! Нужна практика. Понимаете ли, практика...
      Молодой человек внезапно осекся, и было из-за чего. Круглый предмет величиной со сливу ренклод сорвался с дерева, под которым он сидел, и плюхнулся ему прямо на шляпу.
      Юноша поднял голову и увидел Ангоссо, оседлавшего одну из толстых ветвей. Он улыбался - шире некуда, в полном восторге от собственной проделки.
      - Яичный желток! - вскричал Никола с радостью, подбирая упавший предмет - круглый, как мячик, красивого оранжевого цвета и весьма твердый на ощупь.
      - Вы можете его съесть, - заметил Казимир. - Он хороший.
      - Не откажусь! Тем более что на дереве их полно, всем хватит. Надо проверить, не насиженное ли это яичко!
      И бравый парень впился зубами в плод, собираясь разделаться с ним по-своему, но тотчас сморщился от боли.
      - Ай! Да там внутри цыпленок.
      - Какой еще цыпленок?
      - Это я так, к слову... Малыш у этой высокорослой "наседки" - косточка, и претвердая, доложу я вам! Я чуть зубы не сломал. И вот что забавно: косточка с одной стороны совсем гладкая, а с другой шероховатая... Как будто ее руками сделали.
      - Но это, по крайней мере, съедобно?
      - Не хуже чего-нибудь другого. Немного суховато, крошится, но вкусно. Ей-богу, хоть это и не настоящий желток, но мой желудок согласен и на подделку... Да вы сами попробуйте, - заключил юноша, спасаясь бегством из-под дерева, с которого бони обрушил на землю целый дождь плодов.
      "Яичный желток" - именно так называют в Гвиане этот плод - объявили замечательно вкусным все члены маленькой колонии, а дети, насытившись, тут же заснули крепким сном.
      Робен, кое-как утолив голод необычной едой, с беспокойством подумывал о завтрашнем дне. Он знал, что эта пища утоляет лишь первые позывы голода, но уже вскоре окажется недостаточной. Дети и их мать нуждались в укрепляющих продуктах, особенно в этих широтах, где анемия* правит свой мрачный бал.
      ______________
      * Анемия - сильное малокровие.
      Ангоссо, добрый гений минувшего дня, вывел инженера из раздумья.
      - Надо опьянить речку, - сказал негр без предисловий.
      - Как ты говоришь? - переспросил Робен, полагая, что недослышал.
      - Надо опьянить речку, - повторил тот, - чтобы поймать рыбу. Для этого следует собрать нику, тут ее много растет.
      - Да-да, - подтвердил Казимир. - Рыба любит нику. Она пьет, а потом становится пьяной, как индеец.
      - Ну а дальше что?
      - Мы берем ее голыми руками, вялим и коптим, а дети кушают вкусную рыбу.
      - Не понимаю, что все это значит, но опьяняй воду, если надо. Я могу помочь?
      - Оставайтесь с мадам и детьми, а бони пойдет за нику.
      Негр отсутствовал больше часа, и Робен уже считал минуты, когда появился Ангоссо, нагруженный, словно мул* контрабандиста.
      ______________
      * Мул - помесь лошади и осла; считается упрямым и "злонравным" животным.
      Но, в отличие от вполне симпатичного однокопытного, о котором сложилось несправедливое мнение как о непокорном упрямце и который таскает свою поклажу на спине, чернокожий удерживал огромную вязанку свежесрезанных лиан на голове.
      Весила эта вязанка не менее сорока килограммов. Покрытые коричневой кожурой полуметровые отрезки лиан были собраны в пучки вроде тех, что вяжут французские виноградари из виноградной лозы. Кроме того, бони держал в руке маленький букетик из листьев и желтых цветов, которые бургундец тут же узнал.
      - Это пьяное дерево! - воскликнул он.
      - Нику, - поправил сияющий Казимир.
      Старший мальчик проснулся и с любопытством приподнял голову. Отец обратился к нему:
      - Ну, мой дорогой Анри, вот благоприятный случай, чтобы заняться ботаникой. Мы проведем в этих краях много дней, а может быть, и лет, и только природа предоставит нам необходимые средства к существованию. Нам нужно хорошо изучить ее, чтобы с успехом использовать ее дары. Потребность жить усилит нашу тягу к познанию. Ты хорошо меня понимаешь, дитя мое?
      - Да, папа, - ответил ребенок, глядя на отца с любовью и восхищением.
      - С помощью вот этого растения - я узнал его вид и семейство, но до сих пор как-то не думал о его свойствах - наши спутники собираются добыть для нас много рыбы. А это превосходная пища, и нам следует научиться добывать ее самим... Погляди на эти листья и цветы, запомни их хорошенько...
      Мальчик взял букетик из рук Ангоссо, всмотрелся внимательно, стараясь запомнить приметы растения. Робен продолжал:
      - Это растение из семейства бобовых, к которому принадлежит и акация. По странному совпадению око, призванное сохранить нашу жизнь, носит наше же имя. Это так называемая робиния, по-латыни robinia nikou, а имя ей дал наш однофамилец Робен, садовник Генриха IV*. Собственно говоря, и все семейство родственных растений называется "робиниевые"**. Туземное слово "нику" добавил ботаник Обле, для того, я думаю, чтобы выделить разновидность, которая находится перед нами. Ты все понял, сын, все запомнил?
      ______________
      * Генрих IV (1553 - 1610) - король Франции с 1589 г., первый из династии Бурбонов.
      ** Робиниевые - род деревьев и кустарников семейства бобовых, происходящих из Америки. Садовник, о котором рассказывает сыну Робен, привез в 1600 г. из Америки в Европу дерево этого рода с душистыми белыми цветами, получившее название белой акации.
      - Да, папа, теперь я всегда узнаю это растение.
      - Муше*, идите сюда, - позвал Ангоссо, который во время ученого собеседования успел перегородить течение ручья легкой запрудой из покрытых листьями веток.
      ______________
      * Муше - искаженное французское "месье" (monsieur).
      Бони уложил в лодку связки лиан. Затем усадил туда семью Робена, всех шестерых, а также Казимира и Никола, схватил весло и быстро пересек заливчик, образованный устьем ручья. Негр причалил к противоположному берегу.
      Хижину из листьев соорудили очень быстро, а затем, покончив с необходимой для лесной стоянки предварительной работой, Ангоссо взялся за выполнение главной задачи по "опьянению" ручья. К берегу подступали бурые, сильно пористые, словно губка, скалы. Ангоссо взобрался на одну из них, схватил пучок нику, подержал его в воде, уложил на соседней скале и принялся нещадно колотить по стеблям короткой и крепкой дубинкой, пока стебли не превратились в кашу.
      Сок струился вниз со скалы и окрашивал воду в красивый опаловый цвет.
      - И это все? - поинтересовался Робен.
      - Да, муше, - ответил негр, продолжая орудовать дубинкой.
      - Тогда я могу тебе помочь, это вовсе не так трудно!
      И французский инженер с усердием последовал примеру своего туземного наставника. Они "переработали" таким образом все пучки лиан. Ставшие молочно-белыми, воды ручья постепенно смешивались с водой маленького залива, которая в свою очередь приобретала перламутровый оттенок.
      - А, вот теперь хорошо, хорошо... - приговаривал негр. - Подождем еще немного...
      Бони со свойственным людям его расы особым чутьем на удивление точно выбрал место для рыбной ловли: сюда попадали рыбы не только из ручья, но также из затопленной саванны, из самой Марони и даже морскую рыбу заносило приливным течением из океана, до которого было почти сто километров.
      Ждать пришлось недолго. Наметанным глазом Ангоссо увидел, что вода в некоторых местах как бы подрагивает.
      - Начинается... Надо идти к запруде.
      Робен хотел отправиться один, оставив жену и детей на попечении Казимира и Никола, но они с таким жаром упрашивали его, что он взял с собой всех. Поскольку лес был непроходим, снова поплыли в лодке.
      Поистине необычное зрелище открылось им! Вода словно кипела. Впереди, позади, справа и слева от лодки рыбы большие и малые поднимались из глубины к поверхности. Исчезали на мгновение, чтобы всплыть кверху брюхом, и болтались на воде, как мертвые. Но на самом деле, опьяненные соком нику, они лишь потеряли способность двигаться, ускользать от опасности, прятаться, защищаться. Их были тысячи, с разинутыми ртами, оттопыренными жабрами, бьющие по воде ослабевшими плавниками.
      Лодка направилась к запруде, куда сносило течением все это множество водоплавающих. Ангоссо пришлось расчищать проход ударами весла.
      Наконец причалили. Робен предостерегал детей, запрещал им прикасаться к рыбам. Среди них кишело немало опасных, с ядовитыми шипами или острыми, как бритва, зубами.
      Как вытащить на берег всю эту трепещущую массу? Парижанин спросил об этом бони. Нечего и думать погрузиться в воду, где рискуешь напороться на колючего ската или на хищную пирайю.
      Ангоссо довольно улыбался; ни слова не говоря, он развернул свой гамак с широкими ячейками и прочными креплениями, сквозь которые были продеты длинные веревочные оттяжки.
      Чернокожий привязал к гамаку камень, опустил самодельную сеть на дно ручья, удерживая в руке одну из оттяжек; другую он передал Робену. Соединив усилия, они вдвоем вытянули на берег гамак, превращенный в сеть и полный серебристых обитателей вод Гвианы. Едва опорожненный, гамак-сеть был закинут снова; гора добычи росла, несмотря на протесты Робена, который твердил, что уже хватит, довольно, улов некуда девать.
      Каких только рыб не было здесь! Плоские, округлые, в чешуе или без нее, с зубастой пастью или гладкими челюстями, с ядовитыми шипами на спине, змееподобные, - одним словом, самые разнообразные и по облику и по названьям: парассисы, губаны, кефаль, калканы, большеголовые аймары, необычайно вкусные под острой приправой, кумару, пирайи, пресноводные скаты кирпичного цвета с тремя или четырьмя парами глаз, с грозными колючками, белые карпы, усачи... и еще множество других, пока еще не известных соответствующей отрасли науки - ихтиологии.
      Среди рыб известных и довольно часто упоминаемых натуралистами и путешественниками, были пучеглазые прыгуны*, живородящие рыбки от двенадцати до двадцати сантиметров длиной, без чешуи, необычайно подвижные: прыгун не случайно так назван, он выскакивает из воды и прыжками несется по ее поверхности метров тридцать, а то и больше. Обитает это создание возле низких берегов, и места его скопления так плотны, что одним выстрелом дробью можно поразить две-три дюжины сразу. Наконец, чтобы завершить длинный и далеко не полный перечень, упомянем родственницу сома, так называемую пемекру.
      ______________
      * Прыгун. - Скоре всего речь идет о рыбе из семейства илистых прыгунов; благодаря особому устройству плавников прыгуны могут передвигаться по поверхности воды и даже по суше.
      Бони только что ударил ножом плашмя по голове одну из этих большущих рыбин. К немалому удивлению парижанина, из-под жабер рыбы вырвалась целая стайка мальков, длиной и толщиной не более сигареты. Мальки немедля облепили большую рыбу, уже мертвую, плотной гирляндой.
      Казимир принялся рассказывать Робену о привычках пемекру. Во время нереста самец собирает икру самки и прячет икринки в своих зубчатых жабрах. Появившиеся из икринок мальки несколько дней не покидают спасительное убежище. Подрастая, они начинают выплывать, но держатся поблизости от отца. При малейшей опасности самец широко раскрывает жабры, словно наседка крылья, и все мальки собираются и прячутся. Так объяснил старик и добавил:
      - Он очень хороший папа, он отпускает своих детей только тогда, когда они станут сильными. Он хороший папа.
      Робен протянул было руку, чтобы поймать одного из мальков и рассмотреть поближе, но Казимир остановил его:
      - Не трогайте, не надо! Он очень злой! Кусает больнее, чем скат!
      Ангоссо все еще продолжал свои операции по заготовке рыбы, хотя ее накопилось уже столько, что можно было досыта накормить полторы сотни голодных мужчин. Но славный парень, "опьянив" целый залив, хотел, чтобы все его обитатели попали в его руки. Единственная уступка, на которую он согласился, - это выпускать обратно в воду самых мелких рыбешек. Гора съестного воодушевляла его. Он готов был есть три-четыре дня подряд без передышки, транжирить добытое как попало, не думая о том, что через неделю может снова наступить голод.
      Туземцев не переделаешь. Предусмотрительность, экономия, мысль о завтрашнем дне - все это им не свойственно. Если на охоте убивают тапира, все племя усаживается возле горы мяса и дружно наедается до отвала. Взрослые и дети, старые и малые едят и едят - через силу, вплоть до несварения желудка.
      Ангоссо прервал работу, обнаружив крупного, длиной больше метра угря, более подвижного, чем прочие обитатели реки. Возможно, он был меньше одурманен или уже "протрезвел", - во всяком случае, пленник быстро извивался в траве. Робен занес над ним нож.
      - Не трогайте, муше! - крикнул бони, но его предупреждение запоздало.
      Удар обрушился на голову угря. Но странное дело: нож выпал из руки инженера, а сам он вскрикнул от боли.
      - Это угорь-трясучка, - сказал Казимир. - Плохое животное!
      Дети подняли крик:
      - Папа, он тебя укусил? Тебе очень больно?
      - Нет, нет, мои хорошие. - Робен постарался улыбнуться. - Ничего страшного, пустяки.
      - А кто это?
      - Электрический угорь.
      - О! - удивился Эжен. - Угорь электрический, как телеграф?
      - Да нет же, - начал объяснять Анри. - Сейчас я тебе расскажу, что это такое. Я читал об этом. Ну, такая рыба, которая вырабатывает электричество, как машина, где быстро крутится стеклянное колесо. Если ты просунешь палец между двумя пластинками, тебя сильно ударит током. Ну вот! И угорь тоже бьет током, как будто у него в голове электрическая машина. Правда, папа?
      - Примерно так. Твое краткое объяснение, Анри, вполне правильно. Может быть, нам еще представится случай получше изучить это удивительное создание. Запомните только, что трогать его опасно и что электрический разряд для него такое же средство нападения и защиты, как ядовитые зубы для змей. Будьте осторожны и не прикасайтесь к каким бы то ни было тварям или насекомым в мое отсутствие.
      - Копченый угорь-трясучка очень вкусный, - заметил Казимир.
      - Да, это верно. Я просто забыл, что этого угря можно закоптить, как и всякую другую рыбу. Но мы заболтались, а вот Ангоссо не говорит ни слова, зато делает дело.
      - Он готовит нам поесть, - сказала мадам Робен, - а мы даже не в состоянии ему помочь. Когда мы, цивилизованные люди, попадаем в условия дикой природы, то много проигрываем по сравнению с ее "некультурными" обитателями.
      - Мы не так много времени провели вместе с Ангоссо, но уже знаем, как "опьянить" воду... Скоро научимся коптить и рыбу, и дичь. А ловкость и навыки этого бони действительно достойны восхищения. Посмотри, какой он умелый дровосек!
      Чернокожий хлопотал за троих. Для начала он вбил в землю четыре колышка с раздвоенными, как у рогатки, верхними концами, соединил их перекладинами. Образовался четкий четырехметровый квадрат, приподнятый на полметра над уровнем земли. Штук двадцать тонких жердочек были уложены на эти опоры, образовав простейшую коптильню.
      На земле под этим сооружением бони разложил листья и мелкие ветки, а на жердочках равными рядами - рыб. Мадам Робен и дети хотели ему помочь в этой несложной работе, однако негр решительно воспротивился, и не без оснований: тут нужна была осторожность. Вот не совсем еще уснувшая аймара внезапно захлопнула зубастую пасть, и Ангоссо ловко увернулся от укуса; потом понадобилось лишить ската колючек, а электрического угря обезглавить, так как электрические органы находятся у этой рыбы именно в голове.
      Итак, чернокожий стряпчий "зарядил" коптильню, а затем поджег кучу веток и листьев, от которых повалил густой пахучий дым. Менее чем за полчаса негр соорудил еще две такие же коптильни, и они тоже задымили, словно угольные печи, и запахло от них весьма аппетитно.
      Но это не все. Копчение - операция достаточно долгая и трудоемкая. Она требует не менее двенадцати часов неусыпных забот. Нельзя разводить чересчур сильный огонь, но и нельзя позволить ему угаснуть. Горящие угли должны располагаться не слишком близко к мясу, но и не слишком далеко от него. Не случайно появилось присловье: "Поваром становятся, коптильщиком рождаются". Слова эти вполне подходили к Ангоссо: он делал свое дело не только умело, но, можно сказать, вдохновенно.
      Первый обед семейства гвианских робинзонов включал только рыбные блюда, и ему недоставало хлеба и соли. Но это не уменьшило общего веселья, которое сделалось прямо-таки бурным из-за неожиданных протестов Никола: он попросту отказывался есть без хлеба, заявив, что найти на деревьях пайковый солдатский хлеб или хотя бы простой сухарь пара пустяков. Ведь одно дерево уже напоило их молоком, другое - угостило яичными желтками. Анри вычитал в книжках про электрических угрей, а он, Никола, знает о существовании хлебного дерева. Все потерпевшие кораблекрушение питались его плодами. Об этом писали в журналах и книгах. И сам он не прочь отведать пищу своих предшественников.
      - Ну, мой бедный Никола, я вижу, что ваши представления об американских тропиках совершенно превратны. Вы полагаете, что хлебное дерево растет здесь в своем первозданном виде. Вы ошибаетесь, мой друг. Оно родом из Океании. Хлебное дерево завезли на Антильские острова и в Гвиану, но его еще надо культивировать, по крайней мере произвести массовые посадки. Если же оно и встречается кое-где в лесах, то разве что на месте заброшенных поселений.
      - Получается, что нам придется обходиться без хлеба до тех пор, пока... Ну, я не знаю, до каких пор...
      - Успокойтесь, у нас будет маниока.
      - Я беспокоюсь не столько о себе, сколько о мадам и детях.
      - Не сомневаюсь, мой друг, ведь я знаю, что у вас доброе сердце. Мы будем питаться преимущественно рыбой, но не только ею. Прежде чем наши запасы истощатся, я надеюсь, нам удастся обеспечить себя пропитанием на будущее.
      Зашло солнце, и сразу стемнело. Поляну новых робинзонов освещали только красноватые огоньки коптилен, на которых потрескивали все новые партии рыбы.
      Только теперь изгнанники, все силы и помыслы которых до сих пор поглощала борьба с опасностями и голодом, нашли время для спокойного разговора. Если ты несчастен до такой степени, что потерял всякую надежду, если на каждом шагу возникает смертельная угроза, человека уже ничем не удивишь. События самые невероятные оставляют его невозмутимым и легко вписываются в область реальной жизни.
      Робен так долго мечтал о свободе, так долго лелеял мысль о радости, которую принесет ему встреча с близкими, что даже не особенно удивился, когда это безмерное, неописуемое счастье оказалось реальностью. Его тайные мольбы осуществились, неизвестно как и почему, и поначалу он не испытывал потребности разгадывать эту загадку, настолько душа его была переполнена.
      Дети уже спали, Анри и Эдмон блаженствовали на подвесной койке бони. За десять минут горячее солнце высушило эту рыболовецкую снасть... Мадам Робен, сидя возле мужа, держала на коленях уснувшего Шарля; Робен с нежностью смотрел на Эжена, которого сморил сон на руках у отца, но ребенок продолжал обнимать его за шею.
      Муж рассказывал жене о побеге из колонии, и при всей своей смелости женщина содрогалась от одной мысли о перенесенных им лишениях и опасностях. В свою очередь она поделилась подробностями парижской жизни, рассказала о загадочном письме, о деликатных и вместе с тем настойчивых заботах о ней незнакомых и таинственных людей, описала путешествие в Голландию, плавание через Атлантику, прибытие в Суринам, почтительное внимание голландского капитана, так хорошо говорившего по-французски.
      Шарль-старший был взволнован. Кто эти неведомые благодетели? Для чего им столько предосторожностей? Почему они так тщательно скрывали, словно нечто недостойное, свою благородную деятельность? Мадам Робен не могла дать никакого объяснения. При ней было письмо парижского поверенного, но его почерк ничего им не подсказал.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.