Луи Буссенар. Собрание романов. Серия 1 ("Ладомир") - Гвианские робинзоны (= Беглецы в Гвиане, Тайна золота)

      Раньше этими землями лет тридцать владел старик индеец по прозвищу Бонапарте. Отсюда и название косы - Бонапарте, данное полоске земли вдоль Марони, где размещается "коммуна" Сен-Лоран.
      Краснокожий говорил скорее всего без задней мысли, однако приходится признать, что случайность определяет многие странные совпадения в нашей жизни.
      - Там видно будет, - неопределенно ответил Робен.
      Непреклонность индейца как-то сразу улетучилась. Он прислонил к плечу свой лук и протянул руку парижанину:
      - Атука - друг белого тигра.
      - Ты по-прежнему называешь меня так, ладно, будь по-твоему! Белый тигр - банаре (друг) Атуки. Я приглашаю тебя отведать черепахи вместе со мной.
      Индеец не заставил себя долго упрашивать. Он присел на корточки, руки и челюсти его заработали с такой быстротой - без оглядки на "друга"! - что очень скоро от черепахи остался только скелет, очищенный так хорошо, словно над ним потрудились муравьи-маниоки.
      Обед, приготовленный на костре, сильно пахнул дымом, но обжора поначалу этого не замечал и, только доев последний кусок, заявил вместо благодарности:
      - Твоя еда, банаре, воняет дымом.
      - Самое время это заметить... Но у меня есть еще две черепахи, давай испытаем вечером твои способности.
      - А!.. Банаре, у тебя еще две черепахи?
      - Ну да!
      - Хорошо!
      Заметив, что его новый друг напился воды из ручья и собирается прилечь, индеец наконец задал ему свой сокровенный вопрос, не скрывая простодушного вожделения:
      - А ты не дашь Атуке тафии?
      - У меня ее нет.
      - Нет?.. Я хочу посмотреть, что у тебя в ящике.
      Робен, невольно улыбаясь, позволил туземцу сделать это. Немного он там увидел: сорочку из грубого полотна, пустую бутылку из-под водки, которую дикарь обнюхал с жадностью макаки*, маисовые початки, несколько листьев белой бумаги, маленький чехол с сухими тряпками - трут.
      ______________
      * Макака - обезьяна семейства мартышкообразных. В диком виде в Америке не встречается, название ошибочно употреблено автором.
      Атука был весьма недоволен.
      Изнемогая от усталости, Робен чувствовал, что сон одолевает его. Краснокожий присел на корточки и затянул долгую монотонную песню. Он прославлял свои охотничьи подвиги... хвастал, что на возделанной им земле растут в изобилии ямс*, бананы, просо, батат**... хижина у него самая большая... жена самая красивая... пирога самая быстрая... Он стреляет лучше всех. Никто не умеет так хорошо выслеживать маипури-тапира*** и поражать его насмерть безошибочной стрелой... Никто не может соперничать с ним в беге, когда он преследует антилопу или толстого хомяка...
      ______________
      * Ямс - растение рода диоскорея со съедобными клубнями.
      ** Батат, или сладкий картофель - растение семейства вьюнковых, родом из Центральной Америки; возделывается из-за богатых крахмалом клубней, которые заменяют жителям тропиков картофель.
      *** Тапир - непарнокопытное млекопитающее, крупное (до 300 кг весом), голова с небольшим хоботком. Обитает в болотистых местах.
      Беглец забылся глубоким сном, и долго душа его блуждала в краю сновидений. Он видел, словно наяву, милых сердцу, покинутых близких, прожив несколько часов там, за океаном, в родном краю.
      Солнце завершило две трети своего дневного пути, когда Робен пробудился.
      Чувство реальности вернулось к нему и грубо вырвало из мира дорогих и счастливых видений.
      Тем не менее сон восстановил силы нашего героя. И потом - ведь он свободен! Парижанин не слышал монотонного гудения голосов, сопровождавшего всякое утро пробуждение каторжников... не слышал надоевшего грохота барабана, ругани и проклятий...
      Впервые лес показался ему прекрасным. Впервые он ощутил его неповторимое великолепие. Привольная растительность, прихотливая, неистово пышная сплеталась в многоярусный мир, простиралась всюду, сколько доставал взгляд, растворяясь вдали в голубеющих сумерках. Там и сям радужные столбы света прорывались сквозь зеленый свод, переливались множеством красок, как бы пройдя сквозь цветные стекла готических витражей*.
      ______________
      * Готические витражи - мозаичные картины из цветных стекол, особенно распространенные в старинных зданиях так называемой готической архитектуры с высокими остроконечными крышами, башнями и сводами, узкими стрельчатыми окнами.
      Мачты деревьев-великанов, опутанные снастями лиан, были щедро украшены сияющими венчиками цветов; казалось, над каждым деревом взмахнула волшебной палочкой лесная фея. Нет, это не мачты, это колонны беспредельного храма с чудесными капителями* из орхидей.
      ______________
      * Капитель - в архитектуре верхняя часть колонны, на которую опирается перекрытие.
      Радости изгнанников - увы! - недолговечны. Картины лесных красот, перед которыми даже самый равнодушный путешественник замер бы в восторге, скоро напомнили нашему беглецу, что он одинок и затерян в прекрасном, но полном опасностей, враждебном мире леса.
      ...А индеец?.. Вспомнив о нем, Робен вскочил, огляделся, но никого не увидел. Он позвал - полное молчание. Атука исчез, унеся не только двух черепах - весь продовольственный запас Робена, но также и его башмаки и коробку-рюкзак со всем необходимым для разведения огня.
      У бургундца остался только тесак, на который он случайно прилег и который не удалось похитить вороватому туземцу. Поведение краснокожего предстало перед беглецом во всей своей первобытной простоте. Его стрела, угрожающий выход, его речи были рассчитаны лишь на то, чтобы получить от белого тафию. Атука нуждался в водке.
      Обманутый в своих надеждах, он, уже не ломаясь, принял скудное угощение каторжника. С паршивой овцы хоть шерсти клок... На даровое угощение можно провести еще один бездельный, ленивый день... А это наряду с пьянством единственное "божество", объект неизменного поклонения индейца.
      Вещи Робена ему пришлись по вкусу, и он их присвоил, полагая, естественно, что доставившее удовольствие однажды приятно сохранить на будущее. Впрочем, лишая путешественника всех - весьма немногих - средств для продолжения пути, "бедный индеец" преследовал вполне определенную цель.
      Если бы у белого тигра нашлось несколько стаканов водки, дело кончилось бы точно так же. Краснокожий любит пить и бездельничать. Он не работает, не ловит рыбу и не охотится до тех пор, пока его не заставит голод. Он с удовольствием пожил бы несколько дней за счет своего банаре, а потом убежал бы, чтобы выдать его властям.
      И теперь - можно биться об заклад - он находился на пути к Сен-Лорану или, как он говорил, к Бонапарте. Ему было прекрасно известно, что администрация выплачивает вознаграждение любому, кто приведет или просто поможет поймать беглого каторжника.
      Эта премия - всего-то десять франков, - обеспечит ему десяток литров тафии, иначе говоря, десять дней сплошного пьянства. Все очень просто. Индеец раскупоривает бутылку и не переводя дыхания выхлестывает прямо из горлышка обжигающую жидкость.
      Минуту-другую он пошатывается, одурело пялится по сторонам, отыскивает подходящее местечко, растягивается там, как сытый боров, и храпит во всю мочь.
      Наутро он просыпается. Едва продрав глаза, все повторяет снова. И так продолжается - с незначительными изменениями - до полного исчерпания горячительного.
      Если рядом жена, дети, друзья, порядок остается тот же, разве что "кутеж" длится не так долго. Мужчины и женщины, взрослые и дети, даже самые маленькие, что едва научились ходить, - все охотно прикладываются к бутылке. За несколько минут они достигают крайней степени опьянения, разбредаются кто куда, шатаясь, падая, спотыкаясь, а потом валятся вперемежку друг на друга под развесистой листвой.
      Возможность получить желанный напиток руководила поведением Атуки: он рассчитывал вскоре вернуться к своему "банаре". Убедившись, и не без оснований, что ему самому не удастся доставить белого тигра в Сен-Лоран, он отправился за подмогой.
      Каторжник не сможет уйти далеко. Индеец, используя врожденное умение идти по следу, наверняка выведет к цели представителей власти. Его "друга" схватят, а он получит награду...
      Робен не сомневался в происходящем ни минуты. Ему необходимо как можно скорее бежать куда глаза глядят, бежать словно дикому зверю, увеличивать расстояние между собой и преследователями, идти, пока есть силы, идти до полного изнеможения.
      Вперед! Не заботясь больше о ногах, которые снова кровоточат от любого прикосновения колющих и режущих трав, он устремляется напрямик через лес, обходя большие группы деревьев, перепрыгивая через поваленные стволы, раздвигая завесы лиан, иногда пробираясь ползком среди бурелома.
      Вперед! И не обращать внимания на близость свирепых хищников, на ядовитых змей в густой траве, на тучи насекомых, укусы которых порой смертельны, на топкие, бездонные воронки заболоченных участков, которые подкарауливают его в саванне... Все это грозные опасности для беглеца, но еще опаснее для него люди из Бонапарте.
      Животные нападают не всегда, хищник не всегда безжалостен, потому что не всегда испытывает голод. И только человеческая ненависть постоянна.
      Вперед! И плевать на ядовитые испарения, которые поднимаются от болот, удачно прозванных "саваном для европейцев"! Надо идти, прокладывать курс, как говорят моряки. Охотники за людьми появятся здесь не позже завтрашнего дня.
      Француз двигался в полубредовом состоянии, но лихорадочное возбуждение придавало ему сил. Он несся, словно пришпоренный конь, смутно чувствуя и понимая, что рано или поздно свалится и уже больше, быть может, не встанет...
      Упала ночная мгла, взошла луна, заливая мягким светом лес, который тотчас наполнился разнообразными звуками.
      Робен, казалось, не слышал ничего. Он даже не заботился о том, чтобы расчищать дорогу, не замечал камней, не обращал внимания на шипы и колючки.
      Вся его жизнь сосредоточилась на одной-единственной задаче: двигаться вперед.
      Где он находился? В какую сторону направлялся? Он не имел о том ни малейшего представления.
      Он бежал.
      Это беспорядочное движение длилось всю ночь. Утреннее солнце уже рассеяло ночные тени, а изгнанник, обливаясь потом, не в силах отдышаться, с кровавой пеной на губах и глазами, готовыми выскочить из орбит, все еще продолжал безумный путь.
      Но даже его могучая натура в конце концов не выдержала. Ему почудилось, что на его злосчастную голову навалился весь огромный зеленый свод. Потеряв равновесие от неодолимого головокружения, Робен споткнулся, зашатался и тяжело рухнул на землю.
      * * *
      Надзиратель Бенуа мучился ужасно. Его бедро, распоротое когтями хищника, сильно распухло под повязкой и чехлом, наложенными рукою каторжника.
      Кровотечение остановилось, но без немедленной медицинской помощи раненый был обречен.
      Его терзала лихорадка, ужасная гвианская лихорадка, которая приобретает самые разные формы, вспыхивает даже от ничтожной причины и скоро приводит к трагическому концу.
      Укус ядовитого паука или фламандского муравья, несколько минут солнечного перегрева или, наоборот, слишком холодное купанье, длительная ходьба, нарушение режима, волдырь, вскочивший на ноге из-за тесной обуви, нарыв и еще Бог знает какие причины вполне достаточны для того, чтобы вызвать лихорадку.
      Голова раскалывается от боли. Суставы вначале очень болезненны, потом теряют подвижность. Начинается бред, переходящий в полное и тяжелое беспамятство, нередко приводящее к смерти.
      Бенуа все это хорошо знал, и его охватил страх. Затерянный в лесу, тяжело раненный, один-одинешенек, если не считать собаки, - было от чего потерять спокойствие человеку даже самой крутой закалки!
      От жажды у него пересохло в горле, и, хотя в нескольких шагах призывно журчал ручей, он не мог до него дотащиться.
      - Прощелыга!.. Слизняк! Мерзавец! Только подумать, что все это из-за него! - почем зря крыл он Робена. - И еще разыгрывает из себя важного господина... Он меня прощает! Сволочь! Ну, погоди... Попадешься ты мне, я тебе покажу прощение! Замолчи, Фаго! - крикнул он на собаку, храбро лаявшую на мертвого ягуара. - Боже, какая жажда! Пить!.. Воды! Пить!.. А эти трое скотов, которых я там оставил... Где они? Хоть бы хватило ума идти по моему следу...
      Гнев, как видно, придал надзирателю сил. Изнемогая от жажды, он, цепляясь руками за траву и за корни, опираясь на локти и здоровое колено, умудрился проползти несколько метров.
      - Наконец-то! - Бенуа с жадностью глотал воду. - Как это прекрасно пить... Вроде заново родился... Может, я поправлюсь? Не хочу умирать! Мне надо выжить... Выжить и отплатить с лихвой. Еда у меня есть, слава Богу! И защищаться есть чем: моя сабля... Вот она, милая подруга инвалида! А где мой пистолет? Вот он. В порядке. Отлично! Жаль, что не могу развести огонь... Тысяча чертей! Боль такая, словно дюжина собак грызет мое бедро! Ладно, только бы в ране черви не завелись. Бенуа, мальчик мой, тебе предстоит тяжелая ночь! Дай Бог, чтобы эти дураки добрались до меня к утру... Стоп, а где же Фаго? Гнусное животное! Он меня бросил! Собаки неблагодарны, как люди!.. Солнце уже садится... Ночь будет хоть глаз выколи. Нет... луна. Как все нелепо... быть в таком положении одному...
      Если ночи тянутся бесконечно для того, кто медленно вершит свой путь, то как же тягостны они для тех, кто страдает и ждет! Представьте себе больного, чей взор прикован к циферблату часов в мучительной надежде ускорить движение стрелок. И это длится всю ночь. Он отсчитывает минуту за минутой, следит за вращением большой стрелки, тогда как маленькая, кажется, совсем застыла на месте, и он не в силах уловить даже малейшее ее перемещение.
      Перенесите эту пытку под развесистые тропические деревья, в тишину бездонного одиночества - и вы поймете страдания надзирателя.
      Луна прошла уже половину своего пути. Раненый лежал, не смыкая глаз. В глубокой тишине особенно оглушительным показался внезапный и резкий шум над головой, - рев, который почти невозможно описать, нечто похожее на паровозный гудок в момент, когда поезд на всей скорости входит в туннель, плюс к этому истошный визг дюжины свиней.
      Этот неимоверный концерт начинается одновременно на высоких и низких нотах, напоминая некий дуэт: звук перекатывается, меняется, усиливается, слабеет, наконец прекращается, а затем все повторяется сначала.
      - Дьявол!.. - пробормотал Бенуа в момент затишья. Эта сумасшедшая музыка его ничуть не удивила. - Только этого не хватало... Проклятые красные обезьяны! Каким ветром их сюда занесло?
      Охранник не ошибся. Стая обезьян-ревунов затеяла свой обычный предрассветный концерт на верхушке дерева, под которым он лежал. Бенуа видел при лунном свете, как обезьяны собрались в кружок вокруг вожака, который один испускал все эти дикие завывания, один исторгал из своей глотки высокие и низкие ноты одновременно, и пение его разносилось далеко по округе...
      Поорав в полное свое удовольствие, он делал паузу, и его слушатели, без сомнения очарованные, издавали в ответ хриплые крики радости.
      Несколько слов об этих странных четвероруких. Гвианская обезьяна-ревун (по-латыни stentor seniculus), называемая также красной обезьяной, а на местном наречии алуате, достигает метра сорока сантиметров от морды до кончика хвоста. У нее огненно-рыжая масть, а лапки и хвост черные с рыжеватым отливом.
      Изучение ее голосового аппарата позволяет понять удивительную способность издавать одновременно высокие и низкие звуки. Мне довелось препарировать старого самца, и я понял, что выдыхаемый воздух может проходить прямиком через горловую щель, образуя пронзительный, высокий звук. Так называемая иоидная кость (у человека - маленькая косточка в виде подковки, расположенная между основанием языка и гортанью) у обезьяны достаточно велика, примерно с яйцо индюшки, и образует полость, похожую на трубку органа*. Когда ревун поет, его глотка сильно раздувается. Воздух, проходя сквозь эту полость, многократно усиливает голос и производит низкий звук, вот почему красная обезьяна обретает не доступную другим живым существам способность петь дуэтом.
      ______________
      * Орган - большой духовой музыкальный инструмент с многочисленными мехами, нагнетающими воздух в трубы и трубки различных музыкальных тембров. Устанавливается в церквах и больших концертных залах.
      Поет, как правило, вожак стаи, а не его скромные подданные. Если один из них, охваченный восторгом, попытается вплести в концерт свою ноту, ведущий солист немедленно вразумит выскочку и заставит его умолкнуть.
      Слушатели имеют право только восторгаться.
      Бенуа, отнюдь не восхищенный воплями четвероруких, лежал и злился. Ревуны не собирались покидать занятое место. Стая ликовала. Вскоре обезьяны принялись цепляться хвостами за ветки; они болтались вниз головами, словно диковинные люстры, и в этом положении продолжали издавать хрипло-гортанные одобрительные выкрики, в то время как вожак, теперь тоже висевший вниз головой, завывал с такой силой, что у прочих лесных обитателей едва не лопались барабанные перепонки.
      - Сейчас я вам заткну глотки! - не выдержал охранник и, взведя курок пистолета, выстрелил в обезьян. В мгновение ока стая улетучилась. Но едва лишь воцарилась тишина, как в отдалении раздался звук выстрела.
      Надежда вспыхнула в сердце раненого.
      - Меня ищут! Крепись, малыш!
      Он перезарядил оружие, перемежая стонами отборную ругань, а затем выстрелил в воздух. Послышался ответный выстрел, уже более близкий.
      - Ну, порядок! Через четверть часа мои бездельники подойдут. Еще немного, и я поднимусь на ноги. Берегись, Робен!
      Предвидение надзирателя вполне оправдалось. Его товарищи, обнаружив, хотя и с большим опозданием, что попались на удочку, погнавшись за чучелом, двинулись по следам Бенуа. Вояки вооружились факелами, изготовленными из каучукового дерева*. Во главе процессии громко лаял верный Фаго, который при виде хозяина принялся прыгать и радостно повизгивать.
      ______________
      * Каучуковое дерево. - Здесь: гевея бразильская, из ее сока добывается природный каучук (резина).
      На скорую руку соорудили носилки и с большим трудом доставили домой раненого, который впал в горячечный бред.
      Не прошло и полутора суток, как в колонии появился индеец Атука. Он рассказывал каждому встречному и поперечному о том, как обнаружил "белого тигра", и предлагал - за надлежащее вознаграждение - провести вооруженных людей по его следам.
      Бенуа, конечно, прослышал об этом. Он пригласил индейца к своему ложу, пообещал ему все, чего тот хотел, выбрал для него двоих спутников и велел им выступить в путь немедленно, хорошенько вооружившись и запасшись продовольствием.
      Отдавая такой приказ без ведома главного начальника, старший надзиратель рассчитывал отличиться, возвратив беглеца, и тем самым отвести от себя бурю, которая должна была разразиться над его головой после выздоровления.
      Тюремщики, ведомые индейцем, для которого в лесу не было тайн, довольно скоро напали на след. Робен в своем отчаянном и запутанном движении оставлял немного видимых примет, но краснокожий держал след как хорошая ищейка, и узнавал по примятой траве, сорванному листу, потревоженной лиане, что "белый тигр" проходил здесь.
      Спустя четыре дня они обнаружили в кустах отпечаток, оставшийся вроде бы от падения чьего-то тела, а на белом камне неподалеку темнело кровавое пятно.
      Беглец, должно быть, здесь упал. Быть может, его настиг и растерзал какой-то хищник?..
      Атука отрицательно покачал головой. Он бесшумно скрылся в кустах - ушел на разведку, отсутствовал примерно час и возвратился, прижимая палец к губам.
      - За мной! - прошептал он.
      Спутники молча последовали за ним. Не более чем в пятистах метрах они обнаружили поляну, в центре которой стояла хижина из листьев и ветвей давней постройки, но еще крепкая; над крышей подымалась тоненькая струйка дыма.
      - Там белый тигр, - радостно заявил индеец.
      - Молодец, калина, - похвалил один из спутников. - Бенуа теперь не пойдет под арест, а ты получишь награду. Сейчас мы схватим этого бродягу!
      ГЛАВА 3
      Вампир. - Прокаженный из безымянной долины. - Рай бедняка. - Товарищ по несчастью. - Приступ злокачественной лихорадки. - Средства народной медицины. - Соревнование шпанской мухи и хинина. - Фламандские муравьи. "Именем закона!.." - На что способен краснокожий ради бутылки тафии. - Змея ай-ай. - Телохранители прокаженного. - Нападающие отступают. - Опасная встреча лагерной охраны с тригоноцефалом. - Заклинатель змей. - Мытье без мыла.
      Изнемогая от усталости, не в силах перевести дыхание после бешеного бега, измученный жарой, Робен свалился как подкошенный. Он потерял сознание.
      Его тело скрылось в высокой траве. Смерть от истощения казалась неминуемой. Несчастный обречен был испустить последний вздох, даже не приходя в себя.
      Стало быть, он больше не в силах бороться за жизнь, и новое имя пополнит список жертв каторги, новый скелет забелеет на мрачном тропическом погосте?..
      Плотный и упругий растительный ковер смягчил удар при падении, и тело, похожее на труп, долгие часы оставалось распростертым на мягкой травяной подстилке. Ни один ягуар в поисках добычи не показался вблизи, не набежали и муравьи-маниоки. Это была счастливая случайность.
      Беглец медленно приходил в себя, он не в состоянии был бы определить, сколько времени пролежал здесь. Парижанин все еще находился во власти прострации*, причины которой затруднился бы объяснить, хотя сознание к нему возвращалось.
      ______________
      * Прострация - крайнее изнеможение, полубессознательное состояние.
      Невероятно, но он не ощущал никакой тяжести в голове, тиски, сжимавшие его череп, как будто внезапно ослабли, звона в ушах больше не было. Наш герой отлично слышал пронзительный свист пересмешника, глаза его воспринимали свет, пульс бился равномерно, легкое дыхание полнило грудь. Лихорадка как будто отступила.
      Но слабость была такая, что Робен не мог приподняться. Тело словно налилось свинцом. Еще ему чудилось, что по лицу и шее течет тепловатая жидкость, у нее какой-то душный, особый запах...
      Он посмотрел на рубашку и обнаружил на ней большое ярко-красное пятно.
      - Да я просто в луже крови... Где я? Что произошло?
      Каторжник ощупал себя со всех сторон, потом ему удалось подняться на колени.
      - Нет, я не ранен... но эта кровь... О господи! До чего же я ослабел!
      Бургундец находился в довольно широкой долине, окаймленной невысокими лесистыми холмами, между ними протекал неглубокий ручей с прозрачной свежей водой.
      Такие ручьи и бухточки в изобилии встречаются в Гвиане, они служат единственным вознаграждением природы за те адские муки, что претерпевают здесь люди.
      Робен с трудом дотащился до воды, напился, сбросил свои лохмотья и вошел в протоку. Он старательно смыл с лица и груди кровяные сгустки и, завершив омовение, уже выходил из ручья, как то же самое ощущение теплой текущей жидкости вновь обеспокоило его. Он тронул рукой лоб, глянул - ладонь была испачкана кровью.
      Ощупывание лба и висков ничего не дало: никакой раны на коже не оказалось. Откуда же кровь?
      - Бог мой, здесь приходится изобретать то, что людям дала цивилизация. У негра или индейца через пять минут было бы зеркало. Возьмем с них пример.
      Несмотря на возрастающую слабость, парижанин отыскал несколько крупных зеленовато-бурых листьев водяной лилии. Срезать один из них, погрузить горизонтально в воду и удерживать в нескольких сантиметрах от поверхности было несложно.
      Его лицо, отраженное как бы в стекле с подкладкой из оловянного листа, предстало перед ним с такой отчетливой яркостью, как будто он гляделся в самое лучшее зеркало.
      - Так вот оно что, - сказал каторжник, после внимательного осмотра, обнаружив маленький шрам над левой бровью у самого виска, - меня укусил вампир*!
      ______________
      * Вампиры, или десмоды - семейство летучих мышей, обитающих в Южной Америке. Питаются кровью домашних животных, иногда и человека. При укусе вампир вводит в рану вещество, которое препятствует свертыванию крови, поэтому кровотечение бывает длительным. Буссенар преувеличивает, описывая прожорливость вампиров, опасность кровопотери, - она не столь велика и жизни не угрожает. Вампиры опасны тем, что переносят бациллы бешенства.
      И, вспомнив свою встречу с индейцем, свое отчаянное бегство, лихорадочный бред и наконец обморок, воскликнул:
      - Какая странная у меня судьба! То меня преследуют дикие звери, то гонятся по пятам охотники за людьми, а теперь выходит, что ненасытное обжорство мерзкого животного спасло мне жизнь!
      Робен не ошибся. Он бы погиб, если бы не вампир, который сделал ему сильнейшее кровопускание. Летучие мыши-вампиры питаются исключительно кровью млекопитающих. Они кусают только сонных животных, при случае не пропускают и человека, жадность их не знает границ.
      Эта летучая тварь снабжена хоботком, или, точнее сказать, ее рот переходит в маленькую трубочку-присоску, снабженную крохотными сосочками. Вампир приближается к жертве, мягкими взмахами больших перепончатых крыльев вызывая ощущение приятной свежести и тем самым усиливая сонное состояние. Затем отвратительный рот медленно приникает к избранному месту, а крылья продолжают трепетать. Пробуравливание кожи животного или человека проходит постепенно и безболезненно. Мышь понемногу высасывает кровь, наполняясь словно живая медицинская банка. Насытившись, она снимается с места, оставляя открытую рану.
      Если бы этим все и ограничивалось, беда была бы невелика. Двести или двести пятьдесят граммов крови, потребляемые крылатым вурдалаком во время "трапезы", не причинят особого ущерба "объекту", хотя это и вызывает некоторую слабость. Но после кровопускания почти никогда не наступает пробуждение, кровь льется всю ночь, а это уже ощутимый вред для здоровья. Человек теряет силы и рискует самой жизнью, если особый укрепляющий режим не восстановит потерю в кратчайший срок.
      Немало путешественников, захваченных врасплох в своих постелях, не принявших мер предосторожности и не прикрывших ноги, шею или голову, просыпается в теплой кровавой ванне! И сколько уже заплатило жизнью, а в лучшем случае тяжелой болезнью, за свою небрежность! В лесной чаще мало кто располагает средствами, необходимыми для восстановления ослабленного организма. Люди становятся легко уязвимы для тропических заболеваний, сопротивляться которым можно лишь в хорошем физическом состоянии.
      Но воистину нет худа без добра. Наш герой убедился в этом. Обильное кровопускание в данном случае спасло ему жизнь.
      Робен медленно натянул на себя одежду. Преодолевая слабость, он с превеликим трудом вырезал палку, чтобы опираться при ходьбе. Плевать! Его железная воля вернется к нему не сегодня, так завтра.
      Он должен идти. Итак, снова вперед!
      Истинное упорство в конце концов бывает вознаграждено.
      - Что это?!. - воскликнул парижанин через несколько минут. - Неужели я брежу?.. Да нет... Немыслимо... Как! Банановое дерево!.. И эта поляна... просека... Растения с треугольными листьями... Да ведь это батат! А вон кокосовая пальма... ананасы... маниока... Как хочется есть! Умираю от голода! Быть может, я попал в индейскую деревню?
      Повинуясь неудержимому порыву, не размышляя больше ни о чем, француз срезал ананас. Он разрывал чешуйчатую мякоть, вбирал ее полным ртом, обливаясь душистым соком.
      Съев ароматный плод, Робен почувствовал себя бодрее. Стебель ананаса он снова воткнул в землю, выкопав для этого лунку*. Притоптал землю вокруг отростка и направился к хижине, которую только теперь заприметил совсем неподалеку.
      ______________
      * Трогательный обычай, которого неизменно придерживаются лесные бродяги. Съев плод, они высаживают в землю оставшийся стебель; через полгода, укоренившись, он созревает снова. (Примеч. авт.)
      Это уединенное обиталище показалось ему довольно удобным. Покрытая исключительно прочными листьями пальмы ваи, крыша могла спокойно служить лет пятнадцать. Стены из перекрещенных жердей непроницаемы для дождя. Дверь была плотно закрыта.
      - Это негритянская хижина, - размышлял наш инженер, оценивая форму постройки, свойственную поселениям негров. - Хозяин где-нибудь недалеко... Кто знает, быть может, это такой же изгнанник, как и я... Участок у него превосходный.
      Робен постучал в дверь. Ответа не последовало.
      Пришлось стукнуть кулаком сильнее.
      - Что вам угодно? - откликнулся на местном наречии надтреснутый голос.
      - Я ранен и хочу есть.
      - Бедняга! Вам нельзя войти в мой дом.
      - Умоляю вас! Откройте!.. Мне худо... - с трудом выговорил каторжник, охваченный новым приступом слабости.
      - Я не мо-гу, - отвечал тот же голос, в котором на этот раз звучали слезы. - Берите все, что хотите... Только к дому не прикасайтесь... Вы можете заболеть и умереть.
      - Ко мне!.. Помогите! - прохрипел бургундец, оседая на землю.
      Дребезжащий и хриплый голос - наверняка он принадлежал старику попросту рыдал.
      - О, месье, мой несчастный белый друг! Что мне делать, ну что же делать? Я не могу допустить, чтобы он умер... Нет, нет...
      Дверь наконец отворилась, и Робен, не способный пошевелиться, с ужасом увидел такое страшилище, какое не примерещится человеку и в самом жарком горячечном бреду.
      Бугристый лоб усеян гноящимися нарывами, редкие белые волосы лишь кое-где торчат вокруг покрытой пятнами плеши. Отвратительные бородавки громоздятся одна на другую, глубокие синеватые морщины избороздили воспаленное обезображенное лицо.
      Блекло-голубой глаз, безжизненный и полуразложившийся, выступал из орбиты, как яйцо из скорлупы. Левая щека - сплошная рана, а уши... белые хрящи видны из-под лоскутьев черной кожи. Провалившийся рот без зубов, руки без ногтей с бугорчатыми пальцами, скрюченными и окостенелыми. Одна нога намного толще другой, раздутая, бесформенная, кожа на ней натянута, лоснится и, кажется, вот-вот лопнет под давлением распирающего ее отека.
      Старый негр, несмотря на изглодавшую его проказу*, на слоновую болезнь**, которая не позволяла ему согнуть ногу в колене, короче говоря, несмотря на все свое уродство, не утратил выражения доброты и той удрученности, какая отличает людей обездоленных.