Королева в изгнании

      - Папа, это Соня, - сказала она, продолжая смеяться. - А я - рядом.
      Отец уже освободил одну сонину руку, но теперь кинулся к ней.
      - Да нет, - возразила его порыву Маша, - ты развязывай ее, развязывай, а меня - потом.
      - Ну уж нет, - пробурчал тот и точно так же, как только что "Николай", нашел веревку, только не на ноге, а на руке, и стал теребить ее. Свет не помог бы ему, но он не сообразил этого и раздраженно крикнул:
      - Да посветите же кто-нибудь!
      Оба фонаря повернулись к нему. И это стало ошибкой - и того, кто скомандовал, и тех, кто повиновался. Воспользовавшись суматохой и тем, что сейчас на нее никто не смотрит, Лиза Деева бросилась к выходу. И успела, проскочив мимо фигур с фонарями, вылететь в коридор.
      - Стой, стреляю! - кинулся за ней один из неизвестных спасителей. Затем, почти одновременно, раздались грохот падающего тела, какой-то странный хлопок, выстрелы и страшный истошный женский крик.
      Соня к этому моменту свободной рукой уже сумела отвязать другую, а Маша помогла отцу освободить себя полностью. И она бросилась в коридор на этот дикий нечеловеческий крик.
      То, что она увидела там, сознание сумело объяснить не сразу. Да и то - с подсказки.
      По полу, рыча и воя, катался огромный огненный ком.
      - Запнулась о горящую паяльную лампу, и та взорвалась! - взволнованно выкрикнул спутник отца. - Тушить бесполезно...
      Обезображенное обгорелое и еще горящее существо подползло к его ногам.
      - Убей меня, убей, - с трудом разобрала Маша ее вой. Человек с фонарем растерянно отступил.
      - Дайте сюда, - властно произнесла Маша и вырвала из его рук пистолет. Прицелилась, вытянув обе руки, и сделала три выстрела в упор.
      Тело Шахини обмякло и затихло. Маша вернула пистолет ошарашенному хозяину и вернулась в "колбасный цех". Соня помогала отцу обыскивать стоящих у стены мужчин, разыскивая оружие. Второй человек с фонариком держал их под мушкой.
      Машу трясло. Это было второе убийство, которое она совершила за последние дни. Да, она не могла винить себя в этом: в обоих случаях ее вынуждали обстоятельства. Но она чувствовала омерзение к себе и чисто физическую дурноту, хотя последнее, возможно, объяснялось чадом и вонью, заполнившими помещение.
      Закружилась голова. Маша ухватилась за косяк, согнулась, и ее выполоскало на пол.
      В комнате вспыхнул свет. Она выпрямилась. Только сейчас смогла разглядеть сопровождавших отца людей (второй уже протиснулся мимо нее внутрь). Обоим лет по двадцать пять, оба коротко острижены, широкие, явно качки. Один - в спортивном костюме и кожаной куртке, другой - в кожаном же плаще и черных джинсах.
      За спиной Копченого и его сообщника застегнули наручники. Рты залепили пластырем. Гога пришел в сознание и даже смог идти, обняв одного из здоровяков.
      Вышли в "холодильник". Там Маша увидела прикованных наручниками к крюкам для туш "Николая" и "алкаша". Так же победители поступили и со второй парой бандитов.
      Все происходило быстро и в почти полной тишине. Только в этот момент молчание нарушила Маша:
      - Я видела, как эти туши двигаются вверх. Им руки не вырвет?
      - Нет, там желоб, - пояснил один из новых друзей, - он ниже человеческого роста. Просто, через пару часов они въедут на кухню вместо туш...
      Через час Гога был отвезен домой, а Машу, Отца и Соню кормила счастливая и умирающая от любопытства Варвара Сергеевна.
      Как выяснилось, двое сопровождавших Павла Ивановича когда-то были его студентами, а ныне - инструкторами школы милиции. Исчезновение Маши обозлило отца, но от решения помочь ей он не отступил. Вернувшись домой, твердо взвесил свои возможности и осознал, сколь они невелики. Действительно, Маше он был бы только обузой.
      Вот тогда-то он и позвонил в школу милиции своим ученикам (их обоих зовут Сашами). Во-первых, он знал, что они всегда будут рады ему помочь и не станут болтать лишнего, во-вторых, у них есть оружие, и они прекрасно им владеют. В третьих, наконец, оба они держат руку на пульсе питерского криминального мира.
      По телефону он не стал объяснять ничего, просто попросил приехать как можно быстрее по очень важному делу. Они появились у него через сорок минут и выслушали его возбужденный рассказ. А еще минут через двадцать, сделав несколько телефонных звонков, уже точно знали, где искать Шахиню...
      Ела Маша через силу. Варвара Сергеевна приготовила гуляш, а после сегодняшних событий его вид, запах, а главное - сознание того, что это ЖАРЕНОЕ МЯСО, вызывали у ней легкую тошноту. За то Соня набросилась на еду как тигр: больше суток у нее не было во рту ни крошки. Только уничтожив все, что ей подкладывали, она кинулась к телефону и, позвонив маме, успокоила ее.
      Когда она вернулась к столу, Маша сказала ей:
      - Ну, вот и все, Соня. На этом все твои напасти закончились. Я была их причиной. Не знаю, простишь ли ты меня когда-нибудь, но я сделала все что могла.
      Все примолкли.
      - Ты теперь уедешь домой? - нарушила тишину Соня.
      - Да. Завтра же.
      - Как грустно. Я впервые в жизни нашла настоящего друга. Даже если ты так и не считаешь. - Она произнесла это как бы с легким вызовом.
      - Я так считаю...
      - И ты всегда - желанная гостья в этом доме, - вмешалась Варвара Сергеевна. - Ты похожа на Машу, а мы все ее так любим...
      И все сидящие за столом некоторое время шмыгали носами и утирали глаза. Но вскоре ситуация из мелодраматической превратилась в комическую. Когда, просморкавшись, Павел Иванович жалобно спросил:
      - Дочка, а я тебя что же, теперь всегда только ТАК видеть буду?..
      И тут только Маша вспомнила о своей выходке и дала ему посыл на видимость.
      4
      Добравшись от аэропорта на тачке до города и проезжая через него к дому, Маша поймала себя на мысли, что на этот раз она вернулась сюда НАСОВСЕМ.
      Последнее "приключение" еще раз подтвердило ее нынешнее, нажитое методом проб и ошибок понимание ценностей в человеческой жизни. Ни ее сверхъестественный дар, ни деньги не отвели от нее беду, даже наоборот, именно они чуть не стали причиной ее гибели. А спасли ее - любовь отца и его друзья. Любовь и дружба.
      И каким-то косвенным образом это сознание заставляло ее предпочесть Москве и Питеру маленький провинциальный РОДНОЙ городок.
      Был вечер, около десяти. Дома она появилась внезапно, без звонков и телеграмм, и они с матерью чуть не задушили друг друга в объятиях.
      Мама сильно постарела со дня их последней встречи в Ленинграде. Даже как-то "усохла". Степан Рудольфович же - наоборот - расплылся еще сильнее, стал еще крикливее и, как показалось Маше, еще глупее.
      Все время, пока мама собирала на стол, он громогласно сообщал о своей радости по поводу встречи с любимой падчерицей и о своих сожалениях по поводу ее для него невидимости. (В этом случае Маша решила не открывать, что научилась снимать свои чары.)
      - Ох, и красавица, наверное, стала! Ох и красавица! - кричал Степан Рудольфович, прихлопывая в ладоши. И, потирая их, подмигивал жене: - Ну, это повод, повод! Тут уж никто не скажет, что это не повод!
      Как ни странно, сейчас он вызывал у Маши некоторую симпатию. Наверное потому, что не был для нее не опасным, не авторитетным. Он был жалок, а жалость вызывает сострадание.
      А вот с мамой ее детский контакт потерялся начисто. Маша не могла понять, кто из них изменился так, что взаимопонимание стало невозможным. Или они изменились обе? Но разговаривая, рассказывая о себе, она несколько раз ловила себя на ощущении, что общается с абсолютно чужим человеком.
      В течении ужина в гостиной (бывшей машиной комнате) отчим почти в одиночку высосал бутылку водки и стал подначивать остальных к исполнению хором песни "Миллион алых роз". Не встретив горячей поддержки ни со стороны видимых, ни со стороны невидимых членов семьи, он обиделся, удалился в спальню, стал петь там в одиночку, но вскоре голос его уступил место мощному храпу.
      Маша с матерью еще немного поговорили, но беседа быстро иссякла, а возникшая тишина почему-то была неловкой.
      - Мама, я пойду к Алке сбегаю, - поднялась Маша из-за стола.
      - Вернешься?
      - Нет, наверное, у нее переночую.
      ...Дверь отворила Алкина мама.
      - Маша! Откуда ты взялась?! Боже мой, да ты становишься все красивее и красивее! Алла! - позвала она. - Ты только глянь, кто пришел!
      Появившуюся в прихожей Алку Маша просто не узнала. То, что совсем еще недавно было лишь намеком на женственность, с удивительной силой сквозило теперь в каждом ее жесте, в каждом взгляде и мимолетной улыбке, усиливаясь еще и умелым макияжем. И это было особенно странно, если учесть, что одета она была по-домашнему - в симпатичный, но простенький красный халатик.
      Невольно сравнивая ее с собой, Маша с удивлением призналась себе в том, что сейчас Алка, несмотря на неправильность черт лица, пожалуй, более привлекательна для мужчин, чем она.
      - Машка! - как будто бы обрадовалась подруга. Но что-то в интонации его голоса было неестественно. - Ну, ты даешь! Я-то думала тебя там убивают, или что-то еще... Ждала твою Шахиню...
      Да, вот в чем дело. Алка просто перетрусила, и это нормально.
      - Все обошлось, - махнула Маша рукой, стянула с ног кроссовки и привычно, без приглашения, направилась к двери алкиной комнаты.
      - Машка, подожди, - остановила ее Алка, и Маша увидела, что она нервничает. Сильно нервничает. Чуть ли не до крови кусает губы... - Хотя ладно. Заходи.
      Из-за двери комнаты раздавалась тихая красивая музыка. Маша пожала плечами, толкнула дверь... и остолбенела.
      На диване, сложив ноги по-турецки сидел одетый в махровый халат Атос.
      На столике возле дивана стоял магнитофон, и Атос ковырялся в нем отверткой.
      Услышав скрип двери, он поднял голову, сквозь Машу увидел Алку и соскочил с дивана:
      - Вот теперь совсем другое дело! Есть высокие, все звучит, - он шагнул к Алке (Маша успела отодвинуться) и обнял ее за талию. - Мадам, позвольте пригласить вас. Крис де Бург исполняет песню "Леди ин ред" специально в вашу честь. - И он попытался коснуться губами ее губ.
      Алка замотала головой и отстранилась.
      - Леша, подожди. У нас гости.
      - Гости? - дурашливо развел он руками, отпуская ее. - Не вижу...
      - У нас Маша.
      Выражение его лица моментально изменилось. Буквально - исказилось. Словно от боли.
      - Маша? Где? - произнес он медленно и сделал шаг назад.
      - Она тут. Стоит рядом с тобой, - ответила Алка.
      - Маша, - позвал Атос.
      Она хотела ответить, но оказалось, что не может выдавить ни звука. Она сделала глубокий вдох и лишь после этого смогла отозваться:
      - Да, я здесь. Я, кажется, не вовремя...
      Вместо Атоса ответила Алка:
      - Нет, Машка, давай, лучше все решим. Леша не в гости ко мне пришел. Он живет здесь. - Она говорила все более взволнованно. - Я знаю, Машка, ты можешь испортить нам всю жизнь, но я его люблю, - и тут она вдруг заплакала и уткнулась лицом в грудь Атосу. - Мы уже заявление подали... Ой, как это все стыдно...
      - Не унижайся, Алла, - сказал Атос, поглаживая ее волосы. - Пусть делает, что хочет. Только не унижайся.
      Да вы что?! - закричала Маша. - Идиоты что ли?! Я что - зверь?! Да, мне больно, но я что, убивать что ли вас буду?! Какие же вы дураки, Господи!!! - Она закрыла лицо руками.
      Алка оторвалась от Атоса и схватила в объятия Машу:
      - Машка, ты прости меня. Мне всегда твои мальчики нравились, но это совсем другое. Это серьезно. Правда.
      - Ну, а как бы мы с тобой?.. - невпопад сказал Атос. - Я же тебя не вижу.
      - Да успокойся ты, - Маша потрясла Алку за плечи. - Все нормально. Вам хорошо, и порядок. - Как она ни старалась, но в этих ее словах все же прозвучала горечь. - Потом обратилась к Атосу: - Посмотри сюда.
      Он повернулся на голос, и Маша дала ему слабый посыл на видимость.
      - Маруся!.. - воскликнул он. - Я вижу тебя. Только ты... прозрачная. Как призрак.
      - Для тебя я всегда буду такой, - усмехнулась она. - Чтоб не передумал. - Она помолчала, пытаясь проглотить подкативший к горлу комок. - Ладно. Давайте о деле. Где деньги?
      - Все у меня. - Взметнулась Алка. - Даже на адвоката не пришлось тратиться, Лешу и так отпустили, и дело закрыли.
      - Давай их сюда.
      Алка открыла шкаф и выволокла оттуда чемодан.
      - Почему ты их в милицию-то не сдала?
      - Не знаю... Жалко было. Решила, если позвонишь, еще раз скажешь, тогда и сдам.
      - Молодец, - усмехнулась Маша, открывая крышку. Отмерила на глаз половину содержимого и, загребая горстями пачки стодолларовых бумажек, выложила их на диван. - Это вам. Мой свадебный подарок.
      - Машка, перестань, это же целое состояние!
      - Вот и хорошо. Проводи меня.
      Тут словно ожил Атос:
      - Если ты думаешь меня купить... - начал он. Но Маша прервала его:
      - Молчи уж... Киса.
      И он осекся.
      Он смотрел на нее глазами побитой собаки. А Маша-призрак, Маша недосягаемая мечта, выходя из комнаты, бросила ему только:
      - Пока.
      Алка не произнесла больше ни слова. Только ее рыжая мама искренне возмутилась:
      - Уже уходишь?! Я даже покормить тебя не успела!
      Видно она не была в курсе истории знакомства дочери с женихом.
      - Я не голодна, - заверила Маша, натягивая шубку. - До свидания.
      И вышла в ночь, держа в руке значительно полегчавший чемодан.
      Стоя на обочине и пытаясь поймать машину, она попробовала разобраться в своих чувствах. И неожиданно обнаружила, что никакой трагедии не случилось. Ощущала она не более, чем легкую обиду. Она уже НЕ ЛЮБИТ АТОСА, вот в чем дело. Уже давно не любит. А думала о нем просто по привычке...
      Притормозила машина.
      - Куда? - спросил водитель.
      Маша хотела назвать домашний адрес, но губы сами произнесли совсем другое. И, уже садясь, она поняла, наконец, что едет к человеку, которого ДЕЙСТВИТЕЛЬНО хочет видеть.
      Дверь отворилась.
      - Привет, - произнес Игорь так, словно они расстались с ним полчаса назад. - Подожди. - Он сходил на кухню и вернулся с огромным букетом роз. - Я ждал тебя, - сказал он, протягивая ей цветы.
      Ждал? Но ведь с той ночи, которую она провела здесь, она даже ни разу не вспомнила о нем. Они вообще не договаривались, что когда-нибудь встретятся, а уж тем более не говорили о точной дате. Как же он мог ждать ее?
      - Как ты узнал?
      - Я ждал тебя каждый день. Помнишь, как Карлсон обижался, что у Малыша не готовят каждый день торт со сбитыми сливками? Я не хотел, чтобы ты обижалась. А тех денег, которые ты заплатила мне за поездку в Новосибирск, на цветы хватало. Свои бы я не тратил, я ведь жадный. - Он осторожно снял шубку с ошалевшей Маши, повесил, затем обернулся, обнял и поцеловал ее в губы.
      И Маша как будто растворилась в этом поцелуе.
      Потом, когда он отпустил ее, она встряхнула головой, поморгала, улыбнулась и сказала:
      - Слушай, а ты умеешь с толком тратить деньги! На-ка, распорядись и этим, - и подала ему чемодан.
      - Что там? - спросил Игорь, взвешивая его на руке.
      - Баксы. Сотенные.
      - Солидно, - усмехнулся он. - Неплохое приданое.
      - Даже так?
      - А разве нет?
      Она слегка нахмурилась, потом улыбнулась и сказала:
      - Да.
      - Случилось чудо! Друг спас друга! - закричал он дурашливым "карлсоновским" голосом. Затем поставил чемодан на пол и вновь, обняв, поцеловал ее долгим-долгим поцелуем.
      - Слушай, - возмутилась Маша, пытаясь отдышаться, - может быть, ты меня все-таки пригласишь в комнату?
      - Посмотрим.