ЗИМНЯЯ ВИШНЯ

Что ни говори, а комфорт — великая вещь. Поднимаясь в Шереметьеве-1 к депутатскому залу, провожаемая взглядами прочих пассажиров, я ощущала свою весомость и значимость, несмотря на шесть часов утра. Чартерный рейс — это уют, спокойствие, отсутствие часовых ожиданий в аэропорту и полупустой салон самолета ЯК-40, где предупредительный экипаж готов исполнить каждую просьбу.

Я не впервые летела чартером и не впервые с интернациональной командой — были не только австрийцы, немцы, но и французы и американцы. Из сложной ситуации с переводом мы выходили просто: я выбирала себе «жертву» — какого-нибудь австрийца — и честно выкладывала ему краткое содержание того, о чем шла речь на переговорах. Он хлопал глазами, пытаясь переварить эту информацию. Но прочие «народы мира» взирали на него с надеждой, и, вздохнув, он начинал переводить на английский язык, понятный и близкий всем европейцам. Тактика достаточно простая. Этот раз тоже не будет исключением;

Четыре часа полета обещали быть приятными. Американцы и французы моментально вступили в спор, чьи самолеты лучше. Поодаль расселись немцы и австрийцы, и не успел самолет оторвать шасси от земли, как их круглые головы поникли в сладкой дремоте. Ясно, предыдущий вечер в отеле был проведен бурно и закончился поздно.

Лично я тоже рассчитывала на короткий отдых. Ночь была проведена без сна — по приказу городских властей под нашими окнами всю ночь асфальтировали улицу — стучали отбойные молотки, суперсовременная машина с жутким грохотом пожирала старый асфальт...

Но расслабиться не удавалось — стюардесса без конца совала в руки то поднос с роскошным завтраком, то фрукты, то напитки, предлагала видеофильм. Четыре часа пролетели незаметно. Самолет заходил на посадку. На полосе нас уже ожидал микроавтобус принимающего уральского завода.

— Вы, конечно, устали с дороги и проголодались, — пробасил начальник отдела по внешнеэкономическим связям. — Сейчас мы угостим вас обедом по-уральски.

— Как обед, почему обед? — заволновались на разных языках мои подопечные. — Мы уже ели в самолете!

Но нас никто не слушал, микроавтобус гнал по полумощеной дороге в город, в салоне мощно гремел голос Анжелики Варум, воспевающей зимнюю вишню.

В специальном кабинете для иностранных гостей при заводской столовой на столе уже высились прозрачные бутылки «Столичной», боржоми и другие неведомые мне емкости. Сервировка ослепляла. Гости ошарашенно воззрились на высокие хрустальные фужеры.

— Мы из НИХ будем пить водку?! — раздались полувосхищенные-полуиспуганные возгласы, в то время как официантки вносили подносы с дымящимся борщом.

Самое проклятие для переводчика — переговоры за столом. Пока все успевают прожевать, проглотить, что-то сказать, переводчик так и сидит с одиноким кусочком на вилке и без конца говорит. В этот раз страдали мы вдвоем — я и repp Шёнхерр, моя очередная жертва. Мы переводили уральские легенды, описание местного края, его обычаев и историю завода.

Когда повеселевшие румяные гости и хозяева входили сплоченным коллективом в кабинет заместителя генерального директора завода господина Мызина, каблук моего сапога застрял в щели у порога. Так получилось, что процедура представления и знакомства прошла без меня. В кабинет я вошла последней. Разноцветные глаза господина Мызина (один карий, другой голубой) довольно откровенно обежали мой силуэт, а бархатный голос потребовал занять место рядом с ним. «Этого мне не хватало», — подумала я, усиленно морща лоб и придавая себе вид очень деловой леди.

Переговоры начались. Завод продавал свою продукцию нашей транснациональной компании, а мы через своих посредников реализовывали эту продукцию в другие страны мира. Сидящие за столом жаждали новых контрактов. Технические вопросы решались быстро — в дверь то и дело входили специалисты по производству, транспорту, упаковке. Да, Мызин сумел вышколить свой персонал. Ближе к вечеру, когда контуры предстоящего сотрудничества и контракта уже вырисовались, Мызин пригласил нас на ужин. Господин Шёнхерр закатил глаза.

— Я больше не могу переводить, — пожаловался он.

Дорога, по которой нас везли, превратилась из асфальтовой в проселочную, а потом и вовсе нырнула в лес. Нервно обсуждая стратегию на завтра, мои подопечные не заметили, как густые ели царапали своими лапами окна машины. Мы ехали по тайге. Вскоре показался уютный домик — загородная резиденция для отдыха и приема гостей. Из трубы стоящей рядом баньки курился дымок.

Было выпито немало. Гостей неоднократно водили в баню. Молодой специалист завода, взявший на себя функции переводчика, дал мне возможность немного отдохнуть, тем более что по московскому времени я уже должна была лечь в постель и спать с учетом недополученных накануне часов сна. Но после «рашн экзотик банья» все захмелели, говорили вразнобой и не обращали внимания ни на время, ни на условности. Пролив на скатерть компот, француз не придал этому никакого значения и, поставив локти прямо в лужу, продолжил задушевную беседу. Немцы уютно похрапывали в креслах.

От духоты, гомона и позднего времени у меня голова шла кругом. Как назло, магнитофон крутил одну и ту же песню, и бесконечный припев о зимней вишне назойливо звучал весь вечер.

— А нельзя ли уже в гостиницу? — осторожно поинтересовалась я у Мызина — единственного человека, сохранившего трезвомыслие в этой компании. Словно не слыша меня, он приказал откупорить еще бутылку вина и с бокалом подсел ко мне. Начинается, с досадой подумалось мне. Бархатные интонации голоса Мызина усилились, он проникновенно смотрел мне прямо в глаза своими разноцветными глазами и рассказывал о нелегкой судьбе. А я представляла себе мужа, тоскливо ожидавшего меня дома в потоке децибелов. Ситуация не из приятных. Но они встречались в моей практике неоднократно, и я уже знала, как мягко, не обижая, отклонить ухаживания разомлевших поклонников. Я ни в коем случае не должна забывать, что передо мной сидит в первую очередь ЗАКАЗЧИК.

В этот раз, высвободив свою руку, я встала и громким голосом скомандовала:

— Стэнд ап! Ауфштеен!

Проснувшиеся немцы таращили глаза. Американцы и французы помогали подняться друг другу с жестких стульев. Поддерживаемые хозяевами, гости транспортировались в микроавтобус. Всю дорогу герр Шёнхерр мычал мотив шлягера Анжелики Варум. Часы на руке показывали четыре утра, о московском времени лучше было забыть. В глазах жгло, словно песку насыпали. А завтра подъем — в семь.

На следующее утро я окончательно проснулась, вдосталь набегавшись по этажам, барабаня в двери заспавшихся подопечных, призывая их собираться поскорее. Хмурые господа, появившиеся только через сорок минут, жаждали одного — минеральной воды. Я мечтала о кофе.

В кабинете директора нас ждало и то и другое, а также мой вчерашний поклонник Мызин. Вошел генеральный директор завода. Вопрос он решил очень быстро, ценя свое и чужое время. Контракт был готов к подписанию. Ошалевшие от такой оперативности, быстро ставя свои подписи на контракте, господа запивали победу, однако только минералкой.

Мызин проводил нас до самого трапа самолета. Когда все вошли в салон, он придержал меня за локоть и сказал:

— Извините, если что не так. Но я поражен. Вы такая... Просто как зимняя вишня...

ПОЛЕТЫ В АФРИКУ

Шурша, как змея, из норки факсового аппарата медленно выползла бумага: «В настоящее время завод принять ваш запрос не может ввиду загруженности производства. Не видим целесообразности проведения переговоров в этом квартале. Подпись — главный инженер Филиппов».

Фрау Де Рока, весьма серьезная и высокопоставленная дама из Вены, которую наш начальник Лемке боялся как огня, кратко скомандовала:

— А мы туда поедем! Я и Марина. Под мою ответственность.

Водитель нашего представительства Сева позавидовал, выгружая нас в аэропорту:

— Везуки! Погреетесь там после этого холода. Сейчас в Молдавии жара, как в Африке. Хоть корзинку винограда привези!

Чем хороши самолеты авиакомпаниии «Трансаэро»? Сервисом. Чем они плохи лично для меня? Взлетом и посадкой. В отличие от наших ТУ «боинги» «Трансаэро» имеют маленький разбег и резкий, почти вертикальный взлет. Мое давление бунтует против таких перегрузок. А мадам сидит у иллюминатора и щебечет как ни в чем не бывало. Она опытная путешественница, облетела весь мир и теперь, несмотря на свой немолодой возраст, полна энергии. Элегантный стюард в бордовой униформе разнес напитки. Фрау Де Рока взяла бокал красного вина, которое очень уважала, и, наклонившись ко мне, таинственно спросила:

— Вам рассказать историю, почему я никогда не сижу у прохода, а прошу для себя место только у окна?

Я была само внимание.

— Однажды я летела в Африку, в Тунис, на переговоры. Это был мой «сейлз-тур», я облетала заказчиков с целью продать нашу продукцию. Предполагалось, что в Тунисе я пробуду один день — утром прилечу, вечером улечу, поэтому я ничего с собой не взяла, кроме портфеля с бумагами. Я сидела у прохода. Самолет то и дело бросало в воздушные ямы, и в очередной раз стюардесса, пронося мимо меня поднос с не менее чем двадцатью стаканами кока-колы, опрокинула его на мой светлый костюм да еще уселась сверху сама. Да-да, так сильно тряхнуло самолет! Я была буквально вымыта кока-колой. Конечно, экипаж старался стереть с меня пятна и страшно извинялся. Но мне-то что! Меня ждали важные заказчики, а в моих туфлях хлюпала кола. И что же? Как только я появлялась у заказчиков и объясняла происхождение бурых пятен на своем костюме, все сочувственно смеялись, приходили в хорошее настроение и были более благосклонны ко мне. Я вернулась с портфелем заказов назад. А та авиакомпания даже не оплатила мне химчистку. Хотя для полета обратно она предоставила мне место в практически пустом бизнес-классе. Но это, вероятно, оттого, что от меня несло кока-колой и неизвестно чем еще, — весело закончила свой рассказ мадам.

В это время наш самолет совершил посадку и в иллюминатор захлестали струи ливня. Выйдя на трап, мы поежились от пронизывающего холода и дождя. «Вот тебе и Африка», — сказала я себе. Конечно, нас никто не встречал. У выхода из здания аэропорта роились частники. — Такси! Такси! — заклинали они нас.

— Ja, ja, taxi. — Фрау Де Рока с высоко поднятой головой направилась прямо в дождь к оранжевому «Москвичу».

В маленьком провинциальном городке, куда мы прибыли спустя два часа, свободных мест в единственной гостинице, конечно, не было. Понадобилось несколько пятидесятидолларовых купюр, чтобы нам открыли «бронированные» номера. Ночь прошла под бесконечный шорох дождя. Меня мучил старый кошмар — снилось, что я должна сдавать в школе выпускной экзамен по математике, с ужасом понимая, что я ничего не знаю и ничего не помню. Все мои попытки использовать калькулятор провалились — в калькуляторе отсутствовала самая нужная мне клавиша вычленения квадратного корня. Я хорошо знаю, к чему мне снится этот сон, — к большим проблемам. Так как буфет в гостинице был закрыт на ремонт, мой дорожный набор — кипятильник, банка растворимого кофе и пачка крекеров оказался кстати. Фрау Де Рока восхитилась моей предусмотрительностью и, макая печенье в чашку с кофе, прикидывала вслух план на сегодняшний день.

Мы спустились в холл, я попросила телефон и набрала номер приемной главного инженера Филиппова. Мой голос там хорошо знали, любезно поздоровались. Но когда секретарь главного инженера услышала, что мы в городе, в нескольких минутах езды от завода, в трубке воцарилась поистине вселенская тишина. Потом трубка коротко тукнула — секретарь побежала в кабинет докладывать начальству о ЧП. Через десять секунд в трубке раздался голос Филиппова.

— Раз приехали, — проворчал он с явной досадой, — высылаю машину. Ждите!

Фрау Де Рока потирала руки от удовольствия:

— Первый барьер взят!

Нас сразу провели в огромную переговорную комнату, похожую на стеклянный куб, продуваемый всеми ветрами, и оставили одних. Дверь, скрипнув, отворилась, и в темном проеме вырисовалась долговязая фигура.

— Старший инженер Сычков, — представилась фигура. — Я побуду тут вместе с вами.

— Фантастиш! — обрадовалась мадам, ласково глядя на робеющего молодого человека. — Ну расскажите нам что-нибудь.

Старший инженер поведал нам о жизни завода — в городе не было дома, где хотя бы один член семьи не работал на нем.

— Продукция у нас качественная, производство современное. Каждую неделю сидят то американцы, то французы. Наши цены выше, чем в России или на Украине, но все равно нашу продукцию отрывают с руками.

— Замечательно! — Мадам постучала колпачком золотой ручки по идеально ровным зубам. — Это все бизнес. А теперь расскажите нам, юноша, о светской жизни в вашем городе.

— Какой? — округлил глаза старший инженер.

— Что у вас можно посмотреть, где развлечься вечером, — пояснила фрау Де Рока, явно забавляясь ситуацией.

Сычков поскреб затылок. Потом еще раз. Потом прошелся пятерней по всей голове, но так и не смог выудить из нее никакой информации о развлечениях в родном городе. Я ясно читала в его глазах ответ: «Летом работа на участке да водка с телевизором весь год». В присутствии австрийской дамы он постеснялся озвучить свои мысли.

Вскоре милого Сычкова сменил главный инженер. Он сел за стол напротив нас и долго, пытливо вглядывался в наши лица. Пауза затягивалась.

— Да... — кисло протянул Филиппов, подведя итог своему явно неутешительному осмотру.

Мы с мадам переглянулись. Фрау Де Рока затараторила со скоростью пулемета. Она перечислила все неудобства, которые нам пришлось перенести во время путешествия, не забыла упомянуть отсутствие холодной воды и завтрака в гостинице, посетовала на неприветливую погоду. Она прямо обвинила Филиппова в пережитых неприятных минутах, напомнив о том, что мы всего лишь слабые женщины.

— Так почему же, — ее голос поднялся до драматических нот, — вы, как джентльмен, не можете дать нам хотя бы маленькую складскую партию вашей продукции?!

Она протянула к нему руки, словно главный инженер мог вложить в ее ладони эту маленькую партию со склада. Момент был в высшей степени эмоциональный. Господин Филиппов был потрясен.

— Мне надо посоветоваться с директором, — резко дернулся он в сторону двери.

Через двадцать минут в переговорную Филиппов ввел директора завода. Директор поздоровался, остановился напротив мадам и взглянул на Филиппова, как бы спрашивая: «Эта, что ли?» Филиппов кивнул. Директор протянул фрау Де Рока свою визитную карточку, пожал ей руку и пробасил:

— Я дал задание печатать контракт для вас.

— Ура! — Мадам была готова расцеловать стоящих перед ней мужчин. Филиппов благоразумно отошел на несколько шагов. Вечером он принес нам в гостиницу готовый подписанный контракт.

— Данке шён, — церемонно принял он из рук фрау Де Рока подписанный ею экземпляр.

Дождливым пасмурным утром заводская машина отвозила нас в аэропорт. Водитель гнал как сумасшедший.

— Мы же не кирпичи! — возмущалась мадам.

У обочины дороги стояли закутанные в целлофан тетеньки, продававшие виноград.

— Остановите, пожалуйста, — попросила я шофера. Притормозив у женщины, обставленной симпатичными корзиночками разных размеров, я не торгуясь купила одну с душистым сладким молдавским виноградом. Он благоухал почти на весь салон самолета, летевшего в Москву. Дождь хлестал и там, в небесах, наш лайнер раскачивало, и табличка «Пристегните ремни» горела все время.

— Вам сок, минеральную, вино? — вежливо осведомился стюард.

— Вино, — попросила фрау Де Рока.

В тот момент, когда рука стюарда протянула к сидевшей у окна мадам бокал вина, самолет тряхнуло, и рубиновая жидкость выплеснулась мне на юбку.

— Майн готт! — вскричала фрау. — Я вас сглазила! Она не успокаивалась весь полет, меняя разные салфетки, пытаясь оттереть пятно.

В Москве ярко светило солнце, началось бабье лето. Нас встречал улыбающийся и такой родной Сева.

— Ух ты, спасибо! — обрадовался он винограду. И, кивая на мою юбку, спросил: — Небось там все время вином угощали? Везуки! Ну, как там погода? — И, не дожидаясь моего ответа, добавил: — А у нас здесь — Африка!

ЛИСТОПАД

— Оля, накройте нам, пожалуйста, в беседке, — распорядился Лемке, обращаясь к горничной.

Оля сделала большие глаза. Шеф отошел, и она почему-то шепотом спросила:

— Беседка — это где?

Действительно, в нашем ультрасовременном офисном здании из стекла и бетона трудно было заподозрить наличие такого романтического места.

— Ты пойди узнай, где накрывать, — умоляла меня Оля, — а то сейчас заказчики придут, кофе попросят... Шуму будет — страсть!

Лемке задумчиво тасовал карты в компьютерном пасьянсе.

— Оля просила уточнить, — по-немецки обратилась я к нему, — где накрывать ленч.

Лемке, не оборачиваясь, буркнул:

— Всегда надо повторять, никакой дисциплины! Я же сказал — в переговорной!

— Тьфу, — проворчала Оля, — лучше бы он по-русски вообще не говорил!

Утренний инцидент был исчерпан. Я ерзала на месте, соображая, как половчее отпроситься у Лемке на завтра. Завтра — пятница, и моя подруга и сокурсница Света, работающая в другом отделении нашей фирмы, выходит замуж. Я приглашена в качестве свидетельницы.

Когда Лемке, благодушный после ленча в «беседке», вернулся в свой кабинет, я проследовала за ним и застыла посереди комнаты в позе безутешного отчаяния.

— Что такое? — вздрогнул шеф.

— Свадьба, — трагичным голосом ответила я.

— Ваша?! — ужаснулся шеф. (Пугаться есть причины — вот уже полгода, как я развелась с Сашей, своим первым супругом, и теперь могу испытать судьбу вторично в любое время.)

— Нет, подруги, — поспешила я успокоить начальника. Лемке притих.

— И что вы хотите от меня? Я зажмурилась:

— Отпустите меня на завтра, на целый день.

— МАРИНА! — загремел Лемке. — Но ведь у вас полно работы!

На свет божий была извлечена папка. Диких размеров. А в ней — ГОСТы, ТУ, технические обоснования, частично отпечатанные вслепую, частично написанные от руки.

— Я обещал офису в Вене, что в понедельник перевод будет готов.

— Я все сделаю в выходные, — угрюмо пообещала я.

— Ну, раз так... — Он замолчал в некотором замешательстве.

— Огромное спасибо! — скороговоркой пробормотала я и вылетела из его кабинета, не давая начальнику опомниться.

В половине восьмого вечера, полуослепшая, одуревшая, еле разгибая спину, я встала с рабочего места. Не сделано даже одной трети. «Вот это да, Марина, сама себя загнала в ловушку. Перевести это невозможно! Как они это писали? Нумерация страниц какая-то странная. Как у Винокура „здесь играем, здесь не играем, а здесь рыбу заворачивали“. В выходные придется попахать».

Хорошо, что я заранее успела купить подарок к свадьбе, осталось найти только хороший букет. Но это не проблема. Цветы продаются у любой станции метро. Я заперла на ключ офис, попрощалась с охранником и машинально заглянула в ящичек приходящей корреспонденции. Корзинка для почты отделения, где работала Света, была полна факсов и распечаток электронной почты с поздравлениями от коллег из Вены. Я их засунула в сумку, свернув в трубку. Светке будет приятно, если я принесу их ей завтра. В метро было полно народу, несмотря на уже прошедший час пик. Я втиснулась в вагон, меня сразу же прижали к крашеной блондинке в мохеровом шарфе. Мохер топорщился во все стороны, и все стоящие в пределах«его досягаемости пассажиры усиленно отворачивали головы от его длинных, противно щекочущих волос. Слева от блондинки стоял симпатичный молодой человек с большим букетом, умудрявшийся спастись от мохера и одновременно уберечь цветы. Он заговорщицки подмигнул мне. Я улыбнулась в ответ — мы были товарищами по несчастью. Поезд то набирал скорость, то резко сбрасывал ее, нас мотало из стороны в сторону, то прижимая к обладательнице шарфа, то отбрасывая от нее. Мои мучения закончились на станции „Китай-город“, где я делала пересадку. Вместе со мной вышел тот самый молодой человек с букетом.

— Теперь ни за что не стану носить мохер... — Ему явно хотелось продолжить наш начавшийся в вагоне диалог.

— Да, — вяло поддакнула я, еще не решив, говорить с ним или нет.

— Вам до какой станции? — не унимался мой спутник.

— А вам? — агрессивно отозвалась я.

— До «Пушкинской»... — растерялся молодой человек.

— Нам в разные стороны! — отрезала я, отправляясь на свою платформу.

Молодой человек больше не преследовал меня. Из черного зева туннеля показался поезд. И в этот момент весьма спешащий гражданин оттолкнул меня почти к краю платформы. Стремясь сохранить равновесие, я расставила локти, и моя папка с переводами, которую я держала в руках, упала на мраморный пол. Поток воздуха закружил выпавшие из папки листочки. Ситуация была критической. Кто-то бросился мне помогать, кто-то спокойно наступал на мои ГОСТы, пробираясь к вагону. Входящие и выходящие пассажиры равнодушно попирали ногами мое домашнее задание, и мне ничего не оставалось делать, как грустно ожидать отхода поезда. Металлический голос возвестил о следующей станции, поезд дернулся. Листочки закружились и опали. Я поднимала жалкие остатки технического обоснования, со следами ботинок, порванные, помятые. Расстроенная донельзя, я доехала до своей станции, купила букет роскошных белых роз и поплелась домой. Настроение у меня было самое непраздничное.