Как только они вошли в просторный холл, Беатрис была поражена суетой, которая там царила. Стажеры и секретари сновали, нагруженные делами, за перегородками раздавались телефонные звонки, и гостья, казалось, не знала, куда повернуть голову. Тем не менее, атмосфера была не только роскошной, но и рабочей, толщина ковров, дубовая обшивка стен или старая мебель были здесь, чтобы гарантировать успех работы адвокатов.

Виржиль доложил о себе Мари, потом устремился к широкому коридору, стены которого были обтянуты шелком, и дошел до обитой двери, за которой находились владения Шарля. За ним шла потрясенная Беатрис, осматривая каждую мелочь.

– Надеюсь, я ясно выразился, – прошептал он, прежде чем постучаться, – с ними шутки плохи…

Как только они вошли, он представил ее. Мари сидела на своем обычном месте, за большим столом из красного дерева. Винсен стоял, небрежно опершись о полки. Хотя они и были удивлены присутствием девушки, которая сопровождала Виржиля, но будучи людьми воспитанными, они этого не показали. Тем не менее, Винсен заметил пятнистые глаза Беатрис, когда протянул ей руку, и сказал, что у сына хороший вкус.

– Очень рад с вами познакомиться, – дружески сообщил он.

Она и представить не могла, что молодой судья Морван-Мейер был таким соблазнительным. О нем она знала только по комментариям Виржиля, малолестным, либо из разговоров во Дворце правосудия, в которых всегда говорилось о возрасте и таланте Винсена. Но не о его шарме. О нем говорили как о неуступчивом, суровом, он ей также показался очень красивым. Недавно он был назначен одним из президентов апелляционного суда, его репутация судьи была полностью признана, и Беатрис было чего смущаться, ей, которая, в общем, никогда не имела комплексов.

– Друзья моего сына всегда желанные гости, – вежливо добавил он.

Потом его взгляд, который она сразу же оценила как неотразимый, перешел на Виржиля.

– Ну, результаты?

– Полный провал.

– Ты шутишь?

– Совсем нет.

Если молодой человек сохранял еще какую-то немного искусственную уверенность, то Беатрис хотела исчезнуть, провалиться сквозь землю.

– Ну, значит, ты запишешься на второй год? – вмешалась Мари.

Виржиль немного помолчал, прежде чем ответить вполголоса:

– Нет, я бросаю.

Винсен и Мари обменялись взглядами, в то время как Беатрис в мучениях почувствовала себя обязанной что-то сказать.

– Я вас оставлю, – пробормотала она.

Что она делала здесь при этом семейном разговоре, который обострялся? Лицо Винсена ожесточилось, его сын больше ему не подчинялся.

– Останься. Я тебя прошу, – бросил ей молодой человек, цепляясь за нее, как за спасательный круг.

Он подтолкнул ее к столу Мари, к которой обратился с широкой улыбкой.

– Беатрис хотела поговорить с тобой по поводу практики. Я, может, слишком быстро этим занялся, но ты увидишь, если сможешь сделать что-нибудь для нее, потому что она великолепно себя со мной показала в этот ужасный год!

На последних словах он повернулся к отцу, который не двинулся с места и разглядывал молодую девушку, оценивая ее стройную фигуру.

– Пап, я не создан для права. Я, правда, пытался… Винсен смерил его взглядом, прежде чем ответить:

– Не в моих силах тебя заставлять, ты уже совершеннолетний.

Закону было едва два месяца, но совершеннолетний возраст упал с двадцати одного года до восемнадцати с пятого июля, и Винсен должен был считаться с этой реальностью. Тем не менее, он сыронизировал:

– Ты подумал о чем-то еще? У тебя есть планы, цели, амбиции? Потому что мне было бы любопытно их услышать!

Присутствие Беатрис обязывало его быть спокойным и учтивым, на что и надеялся Виржиль, но даже не поднимая голоса, он умел показать себя не очень любезным.

– В девятнадцать лет, полагаю, ты знаешь, чему посвятишь свою жизнь?

– Ну, я… Мне надо подумать.

– А… И сколько времени это у тебя займет?

– Мне хотелось бы отдохнуть один год в Валлонге.

– Один год? – повторил Винсен недоверчиво. – Но это касается тех, кто много работал! Не хочешь ли ты сказать, что тебе нужна передышка? И почему Валлонг, это на другом конце Франции!

– Это рай. И потом там мама и Ален.

– И что? Ты же не будешь прятаться в юбках матери? Что касается Алена, он ничего не может для тебя сделать.

– Я не столь уверен. Его страсть к земле достаточно… заразительна. Я знаю, что ему пришлось бороться с дедушкой, чтобы воплотить в жизнь свои идеи, но мир изменился, ты не покончишь со мной так же.

– Покончишь? Что это за жаргон? Ты хочешь, чтобы Ален взял тебя земельным рабочим с моего благословения?

Раздраженный, Винсен подошел к Мари, готовый призвать ее в свидетели. Однако обратился сначала к Беатрис:

– Я глубоко опечален, мадемуазель. На самом деле я думаю… Пойдемте со мной, секретарь Мари назначит вам встречу.

Дружески, но сдержанно он положил ей руку на плечо и повел к двери. Вынужденная идти перед ним по коридору, Беатрис почувствовала, что не может сопротивляться, и решила бросить Виржиля на растерзание судьбы. Они остановились в большом холле перед столом регистратуры, девушка разговаривала по телефону, но тут– же прервалась.

– Мэтр Морван-Мейер примет мадемуазель в начале недели, подберите ей время в часы приема…

Когда он наклонился к одному из ежедневников, пытаясь прочитать вверх ногами, у Беатрис наконец-то появилось время его рассмотреть. Прямой кос, светлые глаза, обрамленные длинными ресницами, высокие скулы, две морщины, которые отмечали его впалые щеки: его профиль ей понравился…

– Вот, – сказал он, протягивая ей карточку – Во вторник в десять часов, подойдет?

Его внимание было очень приятно ей, если только это не было простой вежливостью.

– Очень любезно с вашей стороны, месье, – пробормотала она.

Она, безусловно, должна была сказать ему что-то еще, чтобы он не подумал о ней ничего такого и не забыл о ней, как только она уйдет.

– У Виржиля ничего не получится, если он продолжит в том же духе, – добавила она второпях. – Я вела у него семинары в этом году: по-моему, он ненавидит право.

– Возможно. Потом, это ведь не передается по наследству!

Чтобы смягчить сухость своей реплики, он улыбнулся и уточнил:

– Он не должен был просить вас служить ему громоотводом… Какое ребячество!

Он проводил ее до выхода и открыл дверь. Не задумываясь, она повернулась к нему и протянула руку.

– Буду ли я иметь честь видеть вас здесь во вторник? – поинтересовалась она с искусственной непринужденностью.

– Меня? Нет, я здесь не работаю, я…

– Я знаю, вы господин судья. Все это знают. Она решительно задержала его руку на две секунды дольше и исчезла в подъезде здания.

Тифани и Лея подняли стаканы, чтобы выпить.

– За нас! – сказали они одновременно.

Одни в просторной кухне они открыли бутылку мюскаже, чтобы отметить свое недавнее поступление в университет. Тифани собиралась учиться на юридическом факультете, в традициях семьи, а Лея хотела углубиться в медицину, к большой радости дяди Готье. Кому-то в этом поколении надо было принять эстафету, но не это было причиной ее выбора, она действительно чувствовала себя увлеченной науками, в которых всегда добивалась отличных результатов. Тремя месяцами раньше она попросила разрешить ей присутствовать на операции в качестве простой зрительницы, и опыт ее воодушевил. Добросовестный Готье не скрыл от нее всех трудностей, которые ее ожидали, и одновременно всех радостей. Он обожал свою профессию, о которой мог говорить лирически, и по окончании их разговора она окончательно убедилась в правильности выбора.

По радио глухо звучала песня Франсуазы Арди, которую они не слушали, откровенничая.

– Виржиль сошел с ума. Уехал, ничего не сказав, папа способен отправиться за ним даже в Валлонг! – воскликнула Тифани.

– Он поехал на поезде?

– Да. Так как у него почти не было денег, мне пришлось ему одолжить.

– Ну да, когда Винсен узнает, стекла задрожат! – заключила Лея.

Тифани пожала плечами, смирившись. Она не боялась отца, которого безгранично любила, и который всегда был очень мил с ней; тем не менее, накануне Виржиль вызвал у него такую ярость, что его голос гремел по всему особняку несмотря на закрытые двери. После того как молодой человек наконец вышел из гостиной очень бледный, он укрылся в своей комнате и собрал чемоданы.

– Я не могла ему отказать, – пробормотала Тифани. – Нужно было видеть его лицо сегодня утром… Мне кажется, он не спал всю ночь.

Когда брат к ней постучался незадолго до шести, Сирил только что ушел, и она почувствовала беспокойство при мысли, что они могли столкнуться.

– О чем ты думаешь? – спросила Лея. – Я ненавижу этот блаженный вид, ты как будто мечтаешь об очаровательном принце!

– Кто знает.

– Да нет, не ты, моя старушка, ты слишком земная, ты приведешь нам парня с нужными анкетными данными, и, таким образом, у твоего отца будет повод порадоваться.

Они всегда прекрасно понимали друг друга, потому, что были одного возраста и являлись единственными дочками среди четырех непоседливых мальчиков.

– Что за повод, мои дорогие? – спросил Винсен, входя в кухню. – Есть хорошая новость, которой я не знаю?

Мари, которая шла за ним, заметила бутылку.

– Пьянствуете перед ужином?

– Просто немного белого вина, мама…

– Ты дашь нам попробовать? – попросил Лею Винсен.

Он посмотрел на нее ласковым взглядом, на который она ответила широкой улыбкой. Он все время уделял ей особое внимание, играя роль главы семейства, которую он взял на себя. Ибо хотя Мари и была хорошей матерью, ее дети нуждались в мужском внимании.

Пока он искал стаканы в буфете, Мари села на лавку, краем глаза наблюдая за дочерью. Она находила ее все более красивой, но не могла на нее смотреть, не думая об Эрве. Сходство становилось кричащим, невозможно было его не заметить.

– Пап, – пробормотала Тифани, – Виржиль просил тебе передать, что…

– А сам он не может сказать?

Винсен повернулся уже злой, и Тифани закончила, вздохнув:

– Он поехал к маме.

– В Сен-Реми? Он мог бы меня предупредить, он определенно не слишком смелый! Когда он должен вернуться?

– Я не знаю… Не сразу, я думаю… Ну, не раньше, чем через несколько недель… или несколько месяцев.

Озадаченный, Винсен мгновение помолчал и покинул кухню, не проронив ни слова.

– О, впереди прекрасный вечер, – вздохнула Мари. – Так, девочки, вы начинаете готовить ужин.

После смерти Клары кухарка работала только на полставки, как и уборщица, и каждый вносил свой вклад, даже Мадлен, составляя меню. Мари печально посмотрела на двух девушек, прежде чем отправиться на поиски Винсена. Она нашла его в будуаре на втором этаже, как и ожидала, он набирал номер.

– Подожди! – крикнула она. – Кому ты звонишь? Магали?

– Нет, Алену.

Она быстро подошла к нему и положила трубку.

– Тебе лучше отложить это на завтра.

– Почему?

– Ты и так достаточно накричал на сына. И если Ален станет его защищать, ты в итоге сцепишься и с ним! Ты понимаешь, что ты делаешь то же самое, что и Шарль?

Она толкнула его в кресло, продолжая говорить.

– Не забывайся, Винсен. У тебя был очень сложный отец, ты не одобрял его обращение с Аленом… Не относись к своему сыну с презрением, ему не на кого положиться. Он имеет право быть не как все. Разве я была как все?

– Нет, но ты знала, чего ты хочешь, Мари. И Ален тоже. Тогда как Виржиль ничего не хочет, он может все бросить, не пытаясь найти ничего взамен.

– Май 68-го прошел через это…

– Хорошее оправдание лени!

– Ты несправедлив.

Винсен пожал плечами, но его ярость постепенно уходила. Побег сына не очень удивлял его. Они противостояли друг другу уже давно, а точнее, с тех пор, когда Винсен против его воли привез его в Париж. Он говорил, что ему не хватает матери так же, как и Одетты, к которой он испытывал настоящую нежность, и его желание вернуться в Валлонг спровоцировало уже много конфликтов.

– Он сердится на меня из-за развода, – вздохнул Винсен, – и он берет себе Алена в качестве образца для подражания, зная, что меня это раздражает…

– Ален – бог для всех наших детей, я думаю, мы ничего не можем с этим поделать.

– Тебя это устраивает… но не меня!

– Чем тебе мешает Ален? Его… ориентация?

– Не упрекай меня в этом, Мари. Я знал, что твой брат предпочитает мужчин задолго до того, как ты сама это узнала, и это ничего не изменило в моем отношении к нему.

– И, тем не менее, ты его ненавидишь!

Он, казалось, растерялся, услышав это. Потом быстро покачал головой.

– Это не то слово. Ты обвиняешь меня в том, что я ничего не помню, но я не в силах забыть его поведение! Он даже не пришел на похороны папы…

Отсутствие, которое Винсен все еще не простил ему. Это было очевидно. Мари не ответила, а лишь села напротив него. Она знала: он достанет сейчас пачку сигарет, что он почти сразу же и сделал. Он курил очень редко, но часто вертел пачку, когда находился в замешательстве.

– И в день похорон бабушки он меня прямо оскорбил… Он все путает. Историю наших родителей и нашу… Когда я смотрю на тебя, Мари, я не вижу в тебе дочь Эдуарда, я вижу тебя, тебя. Мою кузину. Поразительную женщину, которую я обожаю. Я бы испытывал то же и к Алену.

– Он, по-видимому, не был в этом уверен. Последнее, что он хотел бы услышать в то время, это то… что был сыном такого мерзавца.

Воцарилось молчание, и они не пытались его прервать, уйдя каждый в свои мысли. Они вспомнили чтение дневников Юдифи в ту самую ночь, когда узнали правду. Шарль только что умер в больнице. Вместе, все пятеро, они собрались открыть несгораемый ящик его стола. Они нашли несколько маленьких черных блокнотиков, которые молча вытащили один за другим. После этого Ален никогда не был прежним.

После долгой паузы Винсен пробормотал:

– Злопамятность, прошлое, все эти ужасы… это много значит, в конечном счете… Посмотри на нас! Иногда мне кажется, что мы должны поговорить с детьми, – это история их семьи, и они имеют право знать, – но, тем не менее, я не могу на это решиться. Каждый раз, когда кто-то из них задает вопрос, я уклоняюсь. Я думаю, что боюсь…

– Я тоже. И что касается меня, это еще хуже, потому что они спросят не только по поводу их дедов! В один прекрасный день они захотят узнать, с кем я их сотворила.

Ее голос принял такую странную интонацию, что Винсен, заинтригованный, поднял голову.

– Эрве все еще тебя мучит?

– Мучение чрезмерно. Я регулярно встречаю его во Дворце правосудия, у меня создается впечатление, что он делает все, чтобы встать у меня на пути.

– И это тебя беспокоит?

– Ну… нет, совсем нет.

Он посмотрел на нее, пытаясь понять, что она хотела ему сказать. Когда она ему доверилась, растерянная первым визитом Эрве, ему не стоило никакого труда ее успокоить. Пока этот мужчина не увидит Лею, она ничем не рисковала, она могла все отрицать, она единственная знала отцов своих детей. Эрве хотел встретиться с ней только для того, чтобы попасть в контору Морван-Мейер. Пока он оставался в стороне, у него определенно были другие заботы, нежели бегать за старым увлечением, которое было лишь эпизодом молодости, о последствиях которого он не знал.

– Я, наконец, согласилась с ним пообедать на прошлой неделе, – резко призналась она. – И честно говоря, хорошо провела время.

Пораженный, он начал понимать и чуть не засмеялся.

– Мари! Ты случайно не… не хотела бы…

– Он стал, пожалуй, лучше, чем был. Он постарел. Ты меня слушаешь?

Смеясь, Винсен наклонился вперед, чтобы хлопнуть ладонью по коленке кузины.

– Я тебя обожаю! Первый раз в жизни ты мне признаешься в такой вещи, знаешь? До сих пор ты никому не доверяла, ни слова о твоих дружках. Итак, у мэтра Эрве Рено есть шанс тебе понравиться? Снова понравиться? Замечательно, что это выпало ему!

Он собирался еще что-то добавить, но на лестничной площадке раздался голос Леи, которая звала их к ужину, и они оба застыли.

– Я не собираюсь говорить ему о Лее в ближайшем будущем, – прошептала она.

Он кивнул, подтверждая правильность ее решения, и поднялся. Их разговор заставил его забыть о Виржиле, у которого была отсрочка до завтра, а может и больше. Мари привела ему аргументы, к которым он не мог остаться равнодушным, ибо каким бы хорошим ни было его отношение к отцу, он не желал походить на него. Иногда Шарль ошибался, мучимой слепой местью. Винсен не имел никакого желания повторять отца.

Беатрис понадобилось две недели, чтобы решиться. Она написала длинное благодарственное письмо Виржилю, потому что Мари наняла ее как практикантку на один год, но ее посыльный остался без ответа. Она должна была начать работать в конторе Морван-Мейер с первого октября, и с того момента у нее будет шанс видеть Винсена каждый понедельник вечером. Но она не могла ждать так долго. Две недели она размышляла и была как на иголках. Роясь в памяти, она старалась воссоздать его образ по обрывкам откровений Виржиля по поводу его отца. Разведен. Без любовницы или известной его сыну связи. Погруженный в свою работу и семейные обязанности. Карьерист. Мрачный. Запертый во Дворце правосудия с утра до вечера.

Наконец она решила выследить его там. Сначала она сказала себе, что одна встреча в коридоре могла показаться естественной, случайной. Тогда как увести его от банального обмена вежливыми фразами? Перебирая все варианты, она отказалась от обманчивой надежды, что он поддастся на эту уловку. Если она хотела добиться его внимания, она должна была найти что-то другое, чем его зацепить и рассмешить. Она была на это способна при условии, что преодолеет неожиданное смущение, которое он ей внушал.

Представляя разные ситуации, она выбрала одну, которая была также самой рискованной, – она собиралась решительно появиться перед ним. Она запаслась терпением, и все утро просидела на скамейке из красного велюра под безразличным наблюдением привратника. По этому случаю она оделась с особым старанием, выбрав небесно-голубое платье с крестообразным вырезом и разрезом сбоку, подчеркнуто широким поясом из бежевой кожи под цвет туфель лодочек.

Немного раньше тринадцати часов Винсен наконец вышел, и Беатрис чуть не растерялась, когда он прошел мимо, даже не заметив ее.

– Господин судья! – крикнула она, разом встав.

Удивленный, он обернулся и, наконец, ее увидел.

– Беатрис Одье, – напомнила она, подходя к нему. – Мы встречались в тот день, когда Виржиль…

– Я прекрасно знаю, кто вы, мадемуазель Одье.

Так как он употребил фразу, подобную той, какую произнесла она, когда они встретились в первый раз, дополнив ее обаятельной улыбкой, она почувствовала себя глупо. Она боялась, что он ее не узнает или отделается от нее через две секунды, но, он был здесь и внимательно ее слушал.

– Во-первых, я хотела вас поблагодарить, – удалось ей произнести.

– Не стоит больше об этом.

– И пригласить вас пообедать.

Освобожденная, потому что ей удалось выразиться внятно, она, наконец, подняла на него глаза, поймала его бледный взгляд, который так хорошо запомнила.

– Я думаю, вам это должно показаться немного… нелепым? – рискнула она.

– Ну… нет, мне это действительно кажется хорошей идеей, но…

– Вы, безусловно, очень заняты!

– Да, очень.

– Представляю. Тогда, когда вам будет удобно. Неважно когда.

Она поняла, что ей удалось его заинтриговать, когда она увидела, как его глаза прищурились в секундной улыбке.

– Сегодня будет очень удобно при условии, что будет быстро.

Это было очко в его пользу, и она наклонилась довольная.

– Тогда по крок-месье, если хотите! Пошли?

Бок – о– бок они прошли по коридорам и галереям Дворца правосудия. Он был в легком костюме серо-голубого цвета со светлым галстуком и в белой рубашке. У него мог бы быть строгий вид, но он был просто элегантен.

– Я знаю одно симпатичное кафе на площади Дофин, надо просто обойти дворец, – сообщил он.

Из вежливости он подстроил свой шаг под Беатрис, которая молчала. Она пыталась собраться, разработать тактику. Быстрота победы немного выбила ее из колеи, ей надо было собраться с духом, чтобы пойти на штурм. Она подождала момент, пока сядет напротив него за отличным столиком, к которому их поспешил проводить метрдотель, чтобы спросить его:

– У вас есть время выпить аперитив? Если нет, то мы сразу перейдем к основному блюду.

– Мы все закажем вместе, хорошо? Что вы будете?

– Сначала бокал шампанского, потом жареный морской язык.

Развеселившись ее манерой говорить, он подал знак официанту, который почти сразу принес им стаканы.

– За что будем пить, мадемуазель Одье? Я думаю, мы будем говорить о Виржиле, и вы сообщите мне что-то, что он не осмелился мне сообщить сам? О чем идет речь на этот раз? Он хочет на вас жениться?

Некоторое время она была озадачена, пока не поняла масштаб недоразумения. Если он согласился с ней идти, думая, что это касается его сына, он вернется на землю.

– Виржиль? – медленно повторила она. – Нет, совсем нет.

Перед недоумением, которое выражало лицо Винсена, она должна была побороть переполняющую ее панику.

– Ваш сын мой ученик, и он стал моим другом. Это слишком сильно сказано, но я не могу найти другого слова. Я очень ему благодарна, что он представил меня своей тете Мари… и вам. Ничего больше.

Он продолжал ждать с бокалом шампанского в руке, глядя на нее своими серыми глазами.

– Не это явилось причиной моего появления во дворце сегодня, – уточнила она.

Не переставая смотреть на нее, он поставил бокал, к которому не притронулся.

– Хорошо. Я вас слушаю.

Что он сейчас представлял себе? О чем его спросить сейчас? Она вдруг потеряла почву под ногами и начала краснеть. Ситуация становилась невыносимой, она покажется смешной и доставит ему неприятности. Или разозлит его. Или еще хуже. Как она могла подумать, что он поймет ее с полуслова и потом поддастся ее обаянию!

– Я чувствую себя очень неловко, – призналась она разом, – я думаю, у меня было намерение вас очаровать.

Не в силах больше ни секунды выдерживать его взгляд она опустила глаза и теперь видела только свои волосы. Очень красивые коричневые волосы, длинные, блестящие, гладкие, которые придавали ей некое сходство с азиаткой. У нее на шее было простое колье, сделанное из маленьких серебряных шариков, светящихся на ее матовой коже.

– Вы не пьете? – спросил он почти нежно.

Она выпрямилась, поняла, что он ей любезно улыбается.

– За вас, – пробормотала она.

Они молча выпили маленькими глоточками, ожидая, что ощущение неловкости уйдет.

– Вам нужно только щелкнуть пальцами, чтобы все молодые люди вашего возраста бросились к вашим ногам, – сказал он, наконец. – Интересоваться таким, как я, было бы полной глупостью. Мы это быстро забудем и закончим обед. Кстати, это я вас приглашаю, само собой.

Теплота его голоса была столь же неотразима, как и нежность в его глазах. Она думала, что заплачет от злости, если он продолжит на нее так смотреть, но, к счастью, он отвел взгляд на официанта, чтобы попросить еще шампанского.

– Я хочу еще раз выпить с вами, – сообщил он. – Мне уже давно не делали такого комплимента.

– Я не верю ни одному вашему слову! – тут же ответила она. – Вы можете соблазнить любую, вы просто этого не замечаете.

Он разразился смехом, и она почувствовала себя немного лучше.

– Вы, правда, очень забавная! – весело добавил он. – И очень красивая.

Пойманная врасплох, она попыталась подстроиться под его иронический тон.

– Вы так считаете?

– Да.

– Но я вам не нравлюсь, так?

– Да нет, нравитесь.

– Тогда скажем… не настолько?

– Намного больше.

Он больше не смеялся и смотрел на нее по-другому. Она ухватилась за свой шанс, убежденная, что другого у нее не будет.

– Вы все еще торопитесь?

– Нет, уже нет.

Удивленный собственными словами, он попытался вспомнить все свои послеобеденные встречи. Он, может, мог еще выкроить полчаса из переполненного графика, но не более.

– У меня есть время, чтобы как минимум выпить кофе и пригласить вас на ужин. При условии, что вы не передумаете. Вы, правда, этого хотите?

Он дал ей шанс отступить, но она отмела его нетерпеливым жестом.

– Скажите мне, где и когда, чтобы я могла подумать, что мне надеть.

И снова она увидела, как он смеется, и поняла, что победила.

В Провансе, несмотря на конец лета, стояла жара. Оливки еще не успели созреть, но урожай должен был быть хорошим. Ален только что закончил обследование самого старого участка, того, где оливковые деревья были многовековыми. Он их спасал уже два раза – сначала, когда он только устроился в Валлонге, двадцать пять лет назад, а потом во время морозов 1956-го.

Он спускался по холму, посвистывая, в рубашке, промокшей от пота, но жара ему не мешала. Издали он заметил Виржиля, который поднимался к нему, спотыкаясь о камни.

– Если ты хочешь работать со мной, тебе надо вставать раньше! – крикнул он ему.

Не двигаясь с места, он дождался, пока молодой человек к нему подойдет.

– Завтра утром я буду готов, обещаю. Во сколько ты начинаешь обход?

– На рассвете, когда еще прохладно. Виржиль осмотрелся, потом вздохнул. Он был счастлив, что оказался в Валлонге.

– Я обожаю это место!

Он протянул руку к оливке, но не стал ее рвать, зная, что она несъедобная.

– Сколько нужно килограммов, чтобы сделать литр масла? – спросил он.

– Пять или шесть, если ты хочешь чистый сок.

Ален посмотрел на Виржиля, который изучал плоды с серьезным видом, потом улыбнулся. Когда-то он задавал те же вопросы Ферреолю, старому рабочему, который терпеливо посвящал его в секреты мастерства.

– Тебе надо многому научиться, – заключил он. – Ты, правда, решился?

– Да! Да… Пожалуйста.

– О, да мне это в радость, не беспокойся. Ты позвонил отцу?

– Нет, и не буду этого делать. Мне не в чем перед ним отчитываться!

Агрессивность его тона не удивила Алена. Он знал Виржиля с самого рождения и прекрасно представлял силу его протеста.

– Он все равно тебя спросит, прежде чем оставить в покое.

– Как он может быть таким ограниченным, таким эгоистичным, таким непреклонным! – взорвался Виржиль.

– Это ему надо сказать, не мне.

Молодой человек чуть было не ответил, но в последний момент решил промолчать. Он любил Алена по многим причинам, включая прямоту, он не мог сердиться на него за то, что он не вмешивался.

– Хорошо, – согласился он. – Я позвоню ему сегодня вечером… Он, конечно, захочет с тобой поговорить.

– Ну, ты мне передашь трубку.

– Ты думаешь, он способен сюда приехать?

– Я также думаю, что у него много работы.

– О да! Его чертовски священная работа! Его дела, его сумбурные письма, его аресты… я слышу это годами!

Снова он впал в ярость, и Ален перебил его.

– Твой дедушка был намного хуже, но это не помешало мне добиться того, что я хотел. Прекрати жаловаться, Винсен мальчишка по сравнению с Шарлем.

Я не могу даже представить, что бы он сделал, если бы я уехал не спросив его.

– Он, тем не менее, оставил тебя в покое! Ален изобразил безрадостную улыбку.

– Чтобы больше меня не видеть. Он меня ненавидел, в то время как твой отец тебя любит, ты не так несчастен, как ты думаешь. Пойдем…

Они стали спускаться к равнине, покидая тень оливковых деревьев. Когда они проходили мимо плетня, Виржиль протянул руку, чтобы сорвать аппетитные красные ягоды.

– Ты хочешь отравиться? – воскликнул Ален, ударив его по рукам.

– Это не боярышник? Мама делает из него варенье.

– Это тамус, он ядовитый. Я научу тебя различать. Что касается твоей матери, я напоминаю тебе, что она пригласила нас на ужин. Но с обедом нам надо справиться самим. Омлет пойдет? Завтра, я тебя предупреждаю, твоя очередь становиться за плиту.

Их жизнь вдвоем не была еще организована, и Виржиль засмеялся, воодушевленный перспективой свободы, которая открывалась перед ним.

– Я могу доверить тебе секрет? – спросил он веселым тоном.

– Лучшее средство сохранить его, никому об этом не говорить, – заметил ему Ален с улыбкой.

– Может быть, но надо кому-то это сказать, а ты, все знают, что ты не расскажешь.

Доверие, с которым относился к нему Виржиль, тронуло его. Он умел нравиться своим племянникам и их кузенам, потому что он всегда находил время, чтобы их выслушать и постараться понять.

– Давай…

– Я влюблен.

– Лучшее, что может произойти в твоем возрасте.

– Ты считаешь?

– Я в этом уверен.

– И ты не хочешь знать, о ком идет речь? – настаивал Виржиль.

– Ты скажешь мне это через две секунды. Я ее знаю?

– Нет, ты ее никогда не видел. Ее зовут Беатрис и ей двадцать четыре года. Проблема – она живет в Париже.

– Пригласи ее сюда на выходные.

– Мы не слишком близки для этого, но я надеюсь, что она приедет. Она брюнетка с потрясающими голубыми глазами.

– Браво, я всегда предпочитал брюнеток, – спокойно сказал Ален.

Изумленный, Виржиль на мгновение остановился. Он не знал ни как сформулировать вопрос, который вертелся у него на языке, ни должен ли он был его задавать.

– Но я думал, что…

– Что? – спросил его Ален, поворачиваясь.

Он снисходительно смерил Виржиля взглядом, с ироническим блеском в золотистых глазах.