– И это делает тебя несчастным? Ты ее любишь?
– Беатрис? Больше не знаю. Я был очень в нее влюблен сначала. Я думаю, я был так польщен тем, что она молодая, красивая, и это она пришла за мной.
– Правда?
– Я никогда не пытался соблазнить ребенка! В принципе, меня привлекает не такой тип… Мне надоело быть одному, хотя я не отдавал себе в этом отчета. Она убедительная, ласковая… я думаю, что был готов к долгим отношениям. Единственное, она, разумеется, думала о браке.
– Брак, да. Богатство и… дети!
– Да, об этом не может быть и речи! – защищался Винсен сухо.
– Почему? Тебе только сорок три года, ты не старик, и у тебя будут средства их вырастить.
– Но нет ни охоты, ни терпения! И потом не с ней, вот. Это, без сомнений, законное желание для молодой женщины, к несчастью, я слишком во многом сомневаюсь по поводу нее. Представь себе, что я застал разговор скорее… циничный между ней и Виржилем.
Вдруг очень занервничав, он встал и сделал несколько шагов. Когда он достал свою пачку сигарет из кармана рубашки, Ален возразил:
– Нет, не здесь, это очень опасно, стоит только поджечь…
Послушавшись, Винсен опустил голову, потом снова сел, вздохнув.
– Я могу тебе довериться? Это тебя к тому же позабавит… Если бы я мог повернуть время назад, я сделал бы все возможное, чтобы сохранить Магали.
Ему было так трудно в этом признаться, что конец фразы он пробормотал.
– Ну и меня это совсем не забавляет, – медленно сказал Ален.
– А могло бы. Ты ведь меня предупреждал.
– Ты часто о ней думаешь?
– Да. С ностальгией, виной, нежностью… желанием тоже. Я всегда ее обожал, но не смог ее защитить ни от нее самой, ни от семьи. Мы должны были бы вместе состариться, вместе приобрести морщины и растрогаться от этого, это была женщина моей жизни. А я играю старого красавца рядом с девушкой, которая считает меня пижоном. Какой ребенок посреди этого ужаса, нет!
Ален согласился. Откровение Винсена не удивило, а привело в уныние.
– Я упустил многое, знаешь, – добавил Винсен устало.
Жара становилась изнуряющей, и они снова выпили, один за другим, несколько глотков лимонада.
– Я надеюсь хотя бы воспользоваться летом, чтобы помириться с Виржилем и спокойно поговорить о его будущем.
– Дай мне принять участие в вашем разговоре, я ждал тебя, прежде чем предложить ему что-то вроде… объединения, если он этого хочет.
Растерянно Винсен посмотрел на кузена.
– Ты хочешь объединиться с ним в чем?
– В хозяйстве. В том, что касается меня, это просто, у меня никогда не будет наследника, однако я не хочу, чтобы после меня все превратилось в целину или было продано непонятно кому. И потом оливковые рощи являются частью Валлонга, лучше будет, если они останутся в семье.
– Ты уже думаешь о наследстве?
– Как говорят, умереть ничего не стоит. Но речь идет не о наследстве, я не хочу приговаривать его, беднягу, к моим похоронам. Пусть он лучше примет ответственность сейчас, пока молод. Я рассчитываю передать ему долю или что-то в этом роде.
Чтобы скрыть свою неловкость, Винсен встал. Солнце было почти в зените и съедало остатки тени.
– Я хотел бы задать тебе вопрос, Ален…
Ему так не хватало уверенности, что он долго колебался, прежде чем закончить:
– Между нами, Виржиль тебе… О, я не знаю, как спросить тебя об этом!
Находясь в отчаянии от собственной трусости, он отвернулся, но почти тут-же почувствовал мощный удар кулаком по плечу.
– Посмотри мне в глаза!
Он чуть не потерял равновесие и машинально схватился за руку Алена, который ее тряс, гремя:
– Ответ – нет! Я всегда смотрел на твоих детей и детей Мари, как на своих! Я его очень люблю, потому что у него много качеств, которые ты даже не заметил, потому что его бунты напоминают мне мою молодость и потому что он на самом деле пристрастился к земле. Ничего больше! Это понятно?
– Да, но не…
– Но что?
– Не злись! Достаточно того, что ты это говоришь…
– Ты мог сам об этом догадаться. Если ты когда-нибудь будешь интересоваться судьбой Леи, никто не будет подозревать тебя в том, что ты ей увлекся! Почему ты считаешь меня отверженным? Ты считаешь себя обязанным судить меня? Твой сын! Черт-те что, мне это снится!
отпустил Винсена и отошел от него. Намек был отвратителен. Он никогда не смотрел на Виржиля иначе, как на потерянного мальчика, за которого был частью ответственен.
– У тебя, правда, плохой характер, ты никогда не изменишься, – сказал Винсен, подходя к нему.
Он толкнул его дружески, чтобы рассеять это недоразумение.
– Ты единственный человек на свете, которому я полностью доверяю. Мой вопрос показался тебе оскорбительным? Это было всего лишь любопытство. Идиот, согласен… Но я тебя не сужу, ты ошибаешься, если думаешь так.
– У тебя плохо получилось! – пробормотал Ален.
Ничего больше не объясняя, он толкнул его к тропинке, которая шла по пологому спуску.
– Мы вернемся тем путем, пока ты не получил солнечный удар.
Они оба истекали потом, рубашки приклеились к спине, волосы прилипли ко лбу. Разные, но похожие, соединенные чем-то более сильным, чем все их ссоры. Они ругались, не доходя до ненависти, несколько раз чуть не подрались, избегали друг друга, сохраняя взаимное уважение. То, что привязывало их одного к другому, не имело названия, но было нерушимо.
Вдали, в долине, на солнце сверкала река, и Ален показал пальцем в ту сторону.
– Уровень тревожно понижается, он никогда не опускался настолько, весной или летом всегда бывают грозы, чтобы принести воды. Жара не редкость в это время, но сейчас начинается настоящая засуха, уже несколько месяцев не упало ни одной капли…
Они остановились на мгновение, держа руку козырьком. Уже скоро будет десять лет, как Филипп утонул здесь, они вспомнили об этом с одинаковой тревогой.
– Я думаю, не вырыть ли нам бассейн где-нибудь, – вздохнул Винсен. – Ты не возражаешь?
– Это хорошая идея, – ответил Ален напряженно. – Река больше никого не привлекает, и время ничего не изменит. В такую жару молодым надо бы купаться, вместо того чтобы сидеть дома… Поговорим об этом с остальными, я за.
Как этого и хотела Клара, Валлонг основательно касался всех пятерых, потому что все решения, касающиеся владения, могли приниматься или финансироваться только с согласия всех. Малейшее изменение, самое незначительное нововведение собирало семейный совет, заставляя их объединяться, что было одновременно и сближением, и совместным движением вперед. Они обменялись долгим взглядом, прежде чем в тишине снова продолжили путь.
Эрве, который больше не мог сдерживать свое нетерпение, позвонил Мари к концу первой недели каникул и сообщил о своем приезде. Хотя она и ждала его, подсознательно, встреча этого человека с ее семьей, и особенно с Леей, составляла для нее настоящую проблему. Слишком независимая и слишком скрытная, чтобы представить кого-либо своим братьям или кузенам, она создавала впечатление такой одинокой, что сюрприз должен был быть огромным. Тем не менее, в сорок шесть лет она, казалось, избавилась от своих страхов, комплексов, от всего, что ей до этого мешало быть счастливой.
Когда Мари об этом думала, то понимала, что ее восхищение Шарлем слишком долго ее ослепляло. В то время, когда она была молоденькой девушкой, потом молодой женщиной, ни один мужчина не заслужил ее расположения, настолько она была переполнена своей привязанностью к дяде. Его огромный талант адвоката, его обаяние угрюмого красавца, и даже страдание, которое он мог вызывать, относили всех студентов к разряду детей без интересов. Она тщетно преследовала несбыточную мечту, желая найти кого-то, кто на него походил, потом она оставила поиск, посвятив себя работе и детям. Сегодня она, наконец, ощущала безумное желание жить, обрести потерянные годы, и одновременно она считала, что Эрве стал зрелым мужчиной, способным ее соблазнить, удержать дольше, чем на время непродолжительной связи. Короче, она хотела любить, насколько могла.
Когда Эрве появился в Валлонге в пятницу вечером, он вышел из своей машины в плачевном состоянии. Покинув Париж на рассвете, он проехал за рулем около восьми часов под палящим солнцем. Он попробовал откинуть верх у своего кабриолета, но жгучий воздух вызвал y него удушье, и он отказался от этой затеи. Он шел по длинной аллее платанов, которая вела к поместью, и чувствовал себя грязным и изнуренным.
Винсен, который стоял на крыльце, принял его первым. Эрве его быстро узнал, даже если никогда не был представлен ему официально, он его часто замечал в коридорах Дворца правосудия, судья Морван-Мейер был известен в профессиональном кругу. Они обменялись несколькими фразами вежливости, стараясь не разглядывать друг друга с излишним любопытством, потом Винсен проводил его в дом.
– Вам должно быть хочется освежиться. Я сначала покажу вам вашу комнату. Потом я предупрежу Мари, она вас ждет.
Первым впечатлением Эрве, когда он зашел в холл, была неожиданная свежесть. Потом он был поражен импозантностью комнат, их тщательным оформлением. На втором этаже Винсен проводил его по длинной галерее до изысканно провансальской комнаты с занавесками веселой расцветки, белыми стенами, вдоль которых стояла арльская мебель, элегантная и скромная.
– Вы у себя. Ванная комната рядом… Оставшись один, Эрве с облегчением вздохнул.
Первый член племени принял его учтиво. Это воодушевляло. Мари предупредила его, что будет пятнадцать взрослых, один ребенок, два малыша, которые проведут лето вместе, – клан, во чрево которого будет нелегко попасть. Она с иронией уточнила, что он должен, прежде всего, понравиться ее двум братьям и двум кузенам, четырем мушкетерам, которые ее всегда защищали и не упустили бы случая поджарить его на гриле. Он принял душ, тщательно побрился. Переоделся. Прежде чем спуститься, он сквозь закрытые жалюзи осмотрел парк. Поместье, казалось, было райским уголком, и он удивился, что Мари не говорила ему о нем хвалебными словами.
– На что ты смотришь? – спросила она, прямо позади него.
– На земли…
Пока он поворачивался, он почувствовал сначала ее духи, потом увидел ее всю загоревшую в короткой юбке и белой майке поло, что придавало ей вид молодой беззаботной девушки, далекой от образа занятого адвоката, одевающегося только в строгие костюмы.
– Я же тебе уже объяснила, это не мое, речь идет о семейном доме.
– Не имеет значения, чей дом, и неважно, что за семья!
Он нежно поцеловал ее в висок, потом обнял и, прижимая к себе, пробормотал:
– Я счастлив, что я здесь.
– Тебя принял Винсен? Как он тебе?
– Он вылитый отец. Я почувствовал себя на двадцать лет моложе, в институте, когда мы все умирали от зависти, что ты была племянницей знаменитого Шарля Морвана-Мейера, того, чьи защитительные речи мы ходили слушать с блокнотами! Если мне не изменяет память, у Винсена тот же взгляд и почти такая же походка. Я спешу познакомиться с другими!
– Я их тебе представлю, давай спустимся…
– Подожди! Я сначала хочу кое-что узнать. Ты же не думаешь, что я буду спать здесь один? Это прекрасная комната, но я приехал увидеть тебя.
– Ты меня видишь! – сказала она с иронией. – И я покажу тебе дорогу в мою спальню, не беспокойся.
Несмотря на ее видимую непринужденность, она начинала нервничать. Присутствие Эрве приносило ей настоящее удовольствие. Но через несколько минут он окажется перед Леей. Это неизбежное столкновение показалось ей вдруг мучительным и опасным испытанием. Она не только не знала, какой будет реакция дочери, оказавшейся лицом к лицу со свалившимся с неба отцом. Потом и Сирил тоже отважится потребовать правду об отце. На вопросы, которые оба до этого момента задавали, она всегда отказывалась отвечать. С самого их детства она обозначила границы их любопытства, объясняя, что у нее была очень свободная молодость, что она хорошо развлеклась, но что все забыла о своих юношеских связях. Ее сын, потом ее дочь, она их пламенно хотела, не считаясь с псевдоморалью, без угрызений совести и без сожалений. Они выросли, окруженные семьей, с уверенностью, что их любят. Они никогда не чувствовали необходимости сломить защиту их матери. Приезд Эрве перевернет все это, вынося на первый план необходимость сказать им то, что невозможно вечно откладывать.
Когда Мари прошла перед ним в патио, где все собрались за аперитивом, у нее были немного влажные руки, а голосу не хватало уверенности. Она представила ему сначала свою мать, Мадлен, потом своих братьев и невестку, племянников, своего кузена Даниэля с супругой, детей Винсена и последней Беатрис. Потом она проводила его до Сирила, которому он пожал руку, и наконец, остановилась перед Леей.
– Моя дочь, которая учится на медицинском факультете…
Эрве был слишком смущен всеми этими новыми лицами, чтобы заметить, кто есть кто, но взгляд Мари быстро перешел с него на дочь, замечая сходство: рот, ямочка на подбородке, форма и цвет глаз. Лея была так похожа на этого незнакомца, что Мари почувствовала, как краснеет, однако никто, кажется, ничего не замечал. Винсен стал накрывать на стол, ему сразу стали помогать Тифани и Лея. Как только ее дочь удалилась от Эрве, Мари глубоко вздохнула и села на качели, где к ней почти сразу присоединился Ален.
– Так это он, Эрве… – сказал он тихим голосом.
– Как он тебе?
– Трудно сказать, он здесь всего пять минут! Но почему ты тревожишься по этому поводу? Ты имеешь право иметь друга и пригласить его, не делай такое лицо. Ты хочешь, чтобы я им занялся, дал ему почувствовать себя в своей тарелке?
Она вдруг положила голову на плечо брата и прошептала:
– Ален, это должно бросаться в глаза…
– Что?
– Посмотри на него внимательно и посмотри на Лею. Я его знаю уже двадцать лет… Делаешь выводы?
После долгого молчания, пока он разглядывал Эрве, Ален вздохнул:
– Добро пожаловать к Морванам! Бедняга… Он об этом знает?
– Нет.
– И ты собираешься ему рассказать?
– Да, но я сомневаюсь.
– Ты, Мари?
В момент, когда она собиралась ответить, перед ними появился Винсен.
– Что вы замышляете?
– Мы доводим до точки следующий скандал, – ответил Ален с неотразимой улыбкой.
Винсен сел на качели рядом с кузеном, которого небрежно толкнул.
– Я понимаю, что ты хочешь сказать, в первый раз я узнал что-то раньше тебя!
Не переставая улыбаться, Ален повернулся к сестре:
– А, ты доверилась сначала ему? Это естественно, потом господин судья был единодушно выбран главой клана… – произнес он очень сдержанно.
Вместо того чтобы оскорбиться, Винсен радостно покачал головой в знак согласия, и Ален рассмеялся.
– Раз тебе так нравится быть главой, ты будешь удовлетворен! Мы как раз советовались, не будет ли лучше тебе поговорить со счастливым папочкой?
Растерявшись от этого неожиданного предложения, Мари хотела было возразить, но в то же время поняла, что это неплохая мысль, и замолчала.
– Разговор мужчины с мужчиной, – продолжал Ален, – это будет менее болезненно для всех. Скажем, что у него будет непреодолимое желание сбежать. Или разъяриться, или что-либо другое…
Винсен закатил глаза, разозленный, что кузены так легко поймали его в ловушку.
– И мне надо будет этим заняться? Перед ужином или после? Вы дадите ему поесть или я казню его сейчас?
– Потом! – не думая, воскликнула Мари. – Потом, пожалуйста…
То, как Эрве прореагирует, показалось ей вдруг намного важнее, чем она себе представляла. А также тревожнее, и не только по отношению к Лее.
Они встали из-за стола уже после половины, одиннадцатого. Ужин прошел весело благодаря остроумию Даниэля, который всегда умел вызвать оживленную беседу. Ночь была жаркой, без единого дуновения ветерка, на небе были звезды. Винсену удалось отвести Эрве в сторону и предложить ему прогуляться по парку.
Они вместе спустились по ступенькам крыльца после того, как зажгли фонари.
– Если вас это интересует, – легко сообщил Винсен, – Ален покажет вам свои оливковые рощи завтра, но, думаю, Мари намеревалась показать вам окрестности.
– Всегда сложно сказать, что происходит в голове у Мари! – смеясь, ответил Эрве.
Он предложил Винсену маленькую сигару, но Винсен отказался движением головы.
– Именно о ней я и хочу поговорить. Она должна была вас предупредить: два брата и два кузена ее церберы!
– Я должен выдержать вступительный экзамен?
– В каком-то роде…
Винсен остановился, Эрве повернулся, и его лицо оказалось на свету.
– Я знаю, что вы знакомы уже давно, что вы были очень… привязаны друг к другу лет двадцать назад.
– Очень привязаны? – удивился Эрве. – Она не дала нам возможности, к сожалению. Я очень счастлив, что волею судеб снова ее нашел.
– Я не думаю, что это была случайность.
– Почему же? Потому что я пришел в контору Морван-Мейер? Это правда, что в моей попытке было немного любопытства, но ничего предосудительного или корыстного, могу вас успокоить.
– Я не беспокоюсь, в любом случае не по этому поводу.
Эрве нахмурил брови, заинтригованный. Он плохо различал выражение лица Винсена, который стоял спиной к крыльцу, и он начинал чувствовать себя неловко. Следующий вопрос внезапно его потряс.
– Как вы находите ее детей?
– Ее детей? Ну, но… Очень хорошо воспитаны, очень динамичны. Сирил мне показался очень умным, хотя я с ним толком и не поговорил, что касается Леи, она красивая, забавная, непосредственная.
Он не знал больше что добавить, полностью потерявшись, и Винсен продолжил.
– Лее будет девятнадцать лет в апреле, – медленно сказал он. – По гражданскому состоянию она родилась без отца… Но Мари, знает, с кем она зачала свою дочь, прошло ровно двадцать лет. Сделайте подсчеты.
После многозначительного молчания Эрве отступил на два шага назад и наткнулся на платан. Он открыл рот, покачал головой, сделал жест бессилия.
– Я сожалею, – добавил Винсен. – Вы бы, конечно, предпочли, чтобы вам это сообщила она?
– Вы… Вы говорите серьезно? Речь идет о каком-то испытании?
– Нет, это было бы бестактно.
– Я боюсь, что плохо понял или… Извините меня, я не могу осознать.
– Это причина, по которой Мари отказалась принять вас в контору. Она не хотела представлять вас раньше, чем это необходимо. Сходство было таким явным, когда вы стоите рядом с Леей.
– Но она, именно она, в курсе…
– Конечно, нет.
Эрве бросил свою сигару на землю, затушил окурок ботинком, потом нагнулся, чтобы его поднять.
– Месье Морван-Мейер, – начал он неуверенно.
– Зовите меня Винсен.
– Очень хорошо, Винсен, так будет проще… Послушайте, я так взволнован, что наговорю вам сейчас, конечно, глупостей, но тем хуже, ничто в мире не могло меня так щедро одарить, как то, что…
Он восстановил дыхание, заколебался, потом быстро продолжил:
– Лея, правда? Это невероятно, чудесно! Это также жутко нечестно, я сойду с ума, если стану считать потерянные годы… Я любил Мари тогда, и я так же люблю ее сегодня, но между нами огромная пустота, дыра, где меня нет… Она сделала все без меня, она не хотела меня. Тогда, знаете, у нее уже был Сирил, и я обожал ее. Потерял голову, коченея от любви к молодой независимой матери, которая работала со знаменитым адвокатом, которая смотрела на всех свысока… Я хотел принять меры предосторожности, в двадцать пять мы уже были не дети, но она меня уверила, что нет необходимости, потому что она больше не может иметь детей. Ее жизнь была организована, как и ее ложь, я ничего не заметил. И когда она порвала со мной, я не понял, я не сделал ничего плохого, и был искренне ранен…
Его голос сорвался, и он отвернул голову, в то время как Винсен стоял молча, опечаленный за него.
Наступила долгая тишина, во время которой Эрве удалось взять себя в руки, перебороть эмоции, которые переполняли его.
– Я ждал всего, что угодно, кроме этого. Я считаю, что это самая лучшая новость за всю мою жизнь! Но что мне сейчас делать? Вы поговорите с девушкой, с… моей дочерью?
– Мари займется этим сама, как только вы ее успокоите.
– Успокою? Ее? Да это я умираю от страха! Почему надо было, чтобы… Неужели она хоть на секунду могла представить себе, что я убегу?
– В такого рода ситуациях, я предполагаю, все возможно.
– Нет, нет, тут вы становитесь нечестным! Винсен немного улыбнулся, сраженный искренностью Эрве.
– В глазах девятнадцатилетней девушки, я спрашиваю себя, являюсь ли я достойным отцом?
– Вы отлично выглядите.
– Достаточно хорошо? Потому что она должна была уже давно его идеализировать!
Удивление, неверие и тревога в ожидании встречи с Мари и Леей, которые закрылись в библиотеке. Ночь грозила быть долгой для него. Было ли у него время, по крайней мере, для того, чтобы подготовить слова, которые, как ему казалось, он никогда в жизни не сможет произнести.
Когда проснулся Сирил, вставало солнце. Тифани, как всегда, свернулась около него клубочком. Это прикосновение было им теперь необходимо. Он немного подвинулся, и его лицо утонуло в ее шелковых волосах. Он взял ее руку в свою. Через несколько минут ему надо было вставать, покидать теплую кровать, которую они разделяли, расстаться с ней до завтрака, уважая убийственные семейные обычаи. Но Винсен отнесся с пониманием, и он заслуживал некоторых уступок. На авеню Малахов или в Валлонге он не хотел наткнуться на Сирила, выходящего полуголым из комнаты его дочери, он очень ясно дал это понять.
С бесконечными предосторожностями он освободился от Тифани, поднялся, позаботившись о том, чтобы накрыть ее простыней, потом выскользнул из комнаты. В доме было тихо в такое раннее время, он к этому привык, поэтому очень удивился, увидев на кухне Лею, когда спускался из душа.
– Ты упала с кровати, моя крошка? – пробормотал он, взяв кофейник.
– Я не ложилась спать, – ответила она странным голосом. – Вчера вечером у меня был разговор с мамой, скорее поучительный…
– По какому поводу?
– Этот мужчина, Эрве. Ты знаешь кто это?
– Ее друг или что-то в этом роде, нет?
Сирил сделал несколько глотков горячего кофе, ожидая ответа, не выражая ни нетерпения, ни особого интереса.
– Не только, – с трудом выговорила она. – Кажется, это еще и мой отец.
Пораженный, он смотрел на нее в упор в течение долгой минуты, прежде чем пробормотал:
– Боже мой, Лея, но это потрясающе! Это правда?
Он поставил кружку на стол, взял свою сестру за талию, прокатил ее по всей длине скамейки, чтобы звучно поцеловать в щеку.
– Как тебе повезло!
Его энтузиазм, общение, вызвало, наконец, у Леи улыбку.
– Повезло? Может быть…
– Конечно, да! К тому же он очень хорош.
– Ты думаешь?
– А ты нет?
– Да… Но мне не мешало то, что у меня не было отца…
– Надеюсь, что с первым маме тоже посчастливилось! – весело бросил он.
Он был слишком влюблен в Тифани и слишком счастлив с ней, чтобы печалиться по поводу своего происхождения. Мысль об отце его не занимала, в то же время сообщение сестры вызвало у него любопытство. Сейчас, когда он мог видеть человека, который породил Лею, он начинал спрашивать себя, а кто же имел светлые кудрявые волосы. На кого должен быть похож тип, который сумел понравиться его матери настолько, что она его выбрала для зачатия первого ребенка? Когда он уже собирался задать следующий вопрос, на кухне появился Виржиль.
– Привет! – сухо бросил он. – Алена здесь нет?
– Я его пока не видела, – ответила Лея, – я думаю, он спит.
Сирил поднял голову на Виржиля, с которым обменялся холодным взглядом. Враждебность вернулась с самого первого дня, как только они вместе оказались за столом, и их долгая разлука ничего не изменила. Напротив, они, казалось, всегда завидовали друг другу, Сирил, потому, что Виржиль в какой-то степени присвоил себе Алена, Виржиль потому, что Сирил все еще был образцовым сыном, каким сам он не являлся.
– Хочешь кофе? – любезно предложила Лея.
– Нет, спасибо, я уже выпил.
С первого дня он отдалился от остальных членов семьи, бросил их в Валлонге и укрылся в овчарне. Как будто он не мог вынести даже мысли о том, что будет жить с ними под одной крышей. К тому же он работал. Он больше не был студентом или учеником и смотрел на кузенов свысока.
– Когда увидишь его, скажи, что я жду его в овчарне.
Он обратился к Лее командным тоном, не обращая внимания на Сирила, потом поспешно ушел из кухни с очень деловым видом.
– Какой мерзавец, – пробормотал Сирил. – Ему хотелось произвести на нас впечатление, но он даже не осмеливается пойти разбудить Алена! Если это срочно, я займусь этим.
Он налил кофе в чистую чашку, которую Лея ему протянула, и положил два кусочка сахара. На втором этаже он нашел Алена спящим у себя в комнате. Два окна были широко открыты в парк, и было очень жарко.
– Ты решил поваляться утром? – протрубил Сирил, поставив дымящуюся кружку на ночной столик.
– Я поздно лег спать – проворчал Ален. – Что случилось?
Он выпрямился, откинул простыни и посмотрел на Сирила.
– Новая драма? В любом случае спасибо за кофе…
Его каштановые локоны беспорядочно падали на его лукавые глаза. Он был загорелый, худой и нервный, готовый с улыбкой начать рабочий день.
– Виржиль тебя искал, он просил тебя прийти к нему в овчарню.
– Уже? Но, в конце концов, сколько времени?
– Шесть тридцать.
– Тогда я не опоздал!
Он отодвинулся немного, чтобы дать Сирилу сесть на край кровати.
– Как дела, крестник? По-прежнему влюблен в Тифани?
– Все больше и больше! Не стоит над этим смеяться…
– Да я не смеюсь, я считаю, у вас есть все шансы.
– Думаешь?
Развеселившийся взволнованной фразой молодого человека, Ален закатил глаза.
– Я тебя никогда не обманывал, если мне не изменяет память. Тифани не просто красивая, она милая, умная… И она тебя обожает, достаточно посмотреть на вас, чтобы понять. Кстати, старайтесь скрывать это, потому, что Виржилю очень трудно принять ситуацию.
– Виржиль! Зачем он вмешивается? – взорвался Сирил. – У Тифани есть родители, она не нуждается в советах старшего брата, пусть оставит ее в покое!
Улыбка Алена исчезла, и он внимательно посмотрел на Сирила.
– Послушай меня секунду, ладно? Так как вы проведете часть лета вместе, избегайте взаимных провокаций. У вас нет причин ненавидеть друг друга, к тому же ваши споры выводят из себя Мари. Вы заставляли нас терпеть это годами, но сейчас вы уже взрослые и можете себя сдерживать… У Виржиля очень сложный характер. Он очень раздражителен. Он такой. И он чувствует себя отвергнутым Винсеном, который, наоборот, повел себя очень доброжелательно с тобой. Виржиль должен пережить свой университетский провал, он отдалился от семьи, потому что вы все глупо соперничаете, а он не хотел прослыть кретином. Я понимаю его…
– Ты?
– Да, я, но сейчас речь не обо мне. Я хотел бы, чтобы ты был немного терпимее, сдержаннее. Ты можешь себе это позволить, ведь когда ты счастлив, все просто.
Сирил посмотрел еще немного в глаза Алена, потом отвернулся. Не было никаких сомнений, что он счастлив. До сих пор ему легко давались экзамены, право на самом деле его привлекало, и его карьера была, казалось, предрешена. Мари скоро откроет перед ним двери конторы Морван-Мейер, и что еще важнее, Винсен однажды примет его как зятя.
– Хорошо, – согласился он. – Я не буду искать столкновений, обещаю.
С удовлетворенной улыбкой Ален дал ему пустую чашку в руки и толкнул, чтобы встать.
– Иди, развлекись, я приму душ, у меня работа! Выходя из комнаты, он чуть не ударил Лею, которая шла вдоль галереи с тяжелым подносом.
– О, что ты делаешь, моя красавица? Несешь завтрак?
– Не для тебя, сожалею, ты уже выпил свой кофе! – возразила она.
Из-за спины Алена Сирил посмотрел на кучу тостов, баночек с вареньем и медом, праздничную посуду. Он расплылся в улыбке, ничего не сказав, и проводил сестру в другой конец дома. Перед комнатой Эрве он остановился.
– Я постучусь, открою, дам тебе зайти и закрою за тобой, – прошептал он, – Удачи…
Он подмигнул ей, в ответ она слегка кивнула головой, слишком взволнованная, чтобы говорить.
Через неделю каникул Винсен поддался искушению и отправился в Сен-Реми. Галерею было легко найти, но он удивился ее солидности, так же, как и невиданной роскоши, которая там царила. Когда он вошел, Магали сидела за столом из дикой вишни, изучая каталоги Нью-Йоркской выставки. Увидев его, она сразу же поднялась, чтобы встретить его, ослепительная в белом льняном костюме. Глубокий вырез и короткие рукава жакета открывали ее загорелую кожу.
– Ты пришел купить у меня картину? – весело спросила она.
Они быстро поцеловали друг друга в щеку и слегка натянуто обнялись.
– Я не большой любитель, я просто пришел с тобой поздороваться…
Вместо того чтобы рассмотреть ее, а он умирал от этого желания, он бросился разглядывать творения, представленные в галерее.
– Я тебе расскажу немного о художниках или тебе на них плевать? – спросила она смеясь.
– Я предпочел бы кофе, если ты можешь уйти на пять минут.
– Нет необходимости, у меня здесь есть аппарат, пойдем.
Она взяла его за руку и отвела в глубину комнаты, где был устроен уголок настоящей гостиной. Два клубных кресла из красной кожи стояли рядом с низким столом, на сервировочном столике была маленькая итальянская кофеварка с изысканными чашками из китайского фарфора. Она показала на пустой мольберт.
– Здесь мои клиенты могут поразмышлять над тем, хотят ли они сделать покупку. Я ставлю холст, который их заинтересовал, и у них есть время спокойно его рассмотреть. Присаживайся…