ГЛАВА 1

Они шли по улице, медленно погружающейся в сумерки, и смеялись. Теплый весенний вечер обнимал всех троих, словно ласковые и нежные руки любимой. Радостное, чуть подогретое алкоголем настроение. Начало лета. Что еще нужно для счастья? В такие волшебные мгновения кажется, что юность будет длиться бесконечно. Им — молодым, умным, талантливым — подвластно абсолютно всё. Весь мир лежит у их ног. Ну а если и не лежит, то вот-вот, буквально через считаные годы, он, послушный и податливый, как тело влюбленной женщины, поймет, кто здесь хозяин. И признает право сильного. Их право. Ведь интеллект — это страшная сила. Похлеще красоты.

Парни уверены в себе «по праву рождения». Ребята из хороших семей, имеющих традиции и крепкие связи. Само собой, располагающих кое-какими капиталами.

Они двигались пританцовывая, легкой походкой, словно не чувствуя притяжения, что давит, гнет к земле остальных, простых смертных.

Окончен четвертый курс одного из престижнейших вузов России. Им еще предстояла практика, но все трое ощущали близость лета, долгожданных каникул со всеми сопутствующими радостями.

Новый Арбат, этот российский Бродвей, ослеплял разноцветными огнями, превратившими вечер в красочный карнавал. Один из юношей, допив пиво, словно баскетболист, бросил банку в стоящую в метрах пяти урну. И, попав, радостно хлопнул в ладоши:

— Есть!

Приятели дружно зааплодировали и, опорожнив емкости, атаковали мусорку. Пустые жестянки не успели долететь до цели, а пиво достигнуть молодых здоровых желудков, как все трое были мертвы.

«Последнее желание приговоренного», — усмехнулся палач и, оглянувшись, скрылся в тени переулка.

Охранник казино, вышедший покурить, впоследствии говорил, что ничего не успел заметить. Вот только что парни весело хохотали и вдруг, словно сраженные молнией, оказались лежащими на мостовой. Его, уволенного в запас офицера, при виде ужасных ран вывернуло наизнанку. Взгляд мужчины притягивала растерянная улыбка одной из жертв. Широко распахнутые глаза смотрели с недоумением, а из разорванного горла на белоснежную рубашку медленно наползало кровавое пятно.

А неон вывесок, продолжая свой ежевечерний спор с разгоравшимися звездами, заливал красочным, но оттого не менее холодным светом место трагедии.

Я опустилась на балкон и, толкнув приоткрытую дверь, вошла в комнату. Пьянящее чувство переполняло душу до краев, а на губах играла улыбка. Хотя… если верить байкам, что за столетия прочно угнездились в пустых головах обывателей, — у таких, как я, нет души. Ну и хрен с ней. Можно подумать, у них она есть. Это еще как посмотреть, господа. Не вы ли ради жизненного пространства ежедневно убиваете сотни себе — а в не таком уж далеком прошлом и мне — подобных? Войны, казни, загаженная по самое «не могу» экология. Ведь если сравнить так называемый вред, нанесенный мной за прошедший год, и тот, что, надеюсь, смогу причинить в обозримом будущем (лет эдак двести-триста) с ущербом от средней паршивости заводика, производящего… да хотя бы презервативы, то я окажусь просто невинным ягненочком. А то взяли моду, идиоты. Сначала плодятся, как кролики, потом давай фабрики строить, чтобы «изделия» выпускать. Дабы, значит, эту самую плодовитость предотвратить. Так что я — своего рода санитар. И, если волков называют санитарами леса, то я стою на страже каменных джунглей. Город — мой ареал.

К тому же эти трое давно напрашивались на неприятности. Оч-чень давно.

Иной раз почитаешь байки, что про нас пишут, и возникает впечатление, что авторы подобных шедевров в школе упорно игнорировали уроки биологии. Из принципиальных, так сказать, соображений. И, недоумки чертовы, даже не подозревают, что в природе всегда должно царить равновесие. Ведь если хищник — а я без ложной скромности признаю себя таковым — начнет направо и налево без разбора и надобности уничтожать «мирное население», он очень быстро умрет от голода. В естественных условиях зверь, живущий охотой, убивает столько, сколько необходимо для пропитания, причем ограничителем является именно чувство насыщения. Сытый тигр равнодушно проводит взглядом молочного теленка, даже если вдруг, по дурости хозяина, тот начнет пастись у него перед мордой.

А теперь представьте, что полосатому дана возможность плодить новоявленных «тигрят», сиречь конкурентов? Уменьшая тем самым свои «охотничьи угодья»? Нет, дорогие мои. Природа всё устроила мудро. И раз уж я есть, то смело могу объявить себя частью целого.

Я сбросила испачканную кровью одежду и прошла в ванную. Включив горячую воду, насыпала морской соли и влила пену. Эх, море, море. Печально, конечно, но теперь предстоит довольствоваться лишь ночными купаниями. А ведь в детстве я так любила солнце…

Ароматная вода ласково обняла грешное тело, и, откинув голову, я закрыла глаза. Боже, если Ты есть, ответь мне: за что?

Ведь ничто не предвещало, что придется ступить именно на этот путь. Будучи нормальной жизнерадостной девчонкой, я, как и все, не верила в байки. И, смотря фильмы на «эту» тему, лишь снисходительно улыбалась. Но, видно, и впрямь судьба такой. Причем именно мужского рода. Это к самцам она приходит в облике женщины. Загадочной, желанной и недоступной. К нам, слабым и ранимым существам, Рок является в виде мужчины. Фатума. Странно всё же звучит: Фа-а-тум…

Хотя о каком Роке может идти речь в восемнадцать лет? Глупости, блажь взбалмошной девчонки…

С самого детства мы пребываем в полной уверенности, что наш мир, такой реальный, физически ощутимый, является единственно возможным.

Увы… как оказалось, прав тот, кто сказал, что «мы живем в вымышленной вселенной, которая лишь на одну десятую состоит из наших собственных впечатлений и на девять десятых — из сообщений, приходящих от других. Мы не можем контролировать эту информацию и не имеем возможности определять ее источник, поэтому вынуждены слепо доверять ей».

Вот и я, под влиянием момента решив проверить ничтожно малую часть — мизер, один бит! — поступающей извне информации, круто изменила свою судьбу, свернув с уютной и светлой жизненной магистрали, что уготовили нам предки. Или же, может, наоборот, встала на собственный, единственно возможный путь?

Я провела рукой по воде с пенной шапкой — она послушно всколыхнулась, создавая иллюзию покачивания, — и, закрыв глаза, невольно вспомнила свои тогдашние ощущения… Всего год прошел… Так мало. И всё же, Господи, как давно всё это было…

Временами я проваливалась в тягучее забытье, и, как впоследствии вспоминалось, это было лучшим из ощущений. Плохо понимая, что к чему, окутываемая густыми черными волнами, бессмысленно и без малейших проблесков, хоть отдаленно похожих на мысли, я плыла по иллюзорным водам темной реки, отдавшись на милость течения.

В те мгновения я практически ничего не чувствовала и, кажется, толком не осознавала себя. Временами от страха впадала в истерику, на смену которой приходил всё тот же ужас. Взгляд застилала пелена, сквозь которую проступали видения, навеянные по большей части больным воображением. Было всё равно и очень хотелось умереть…

Зазвонил, прервав воспоминания, мобильник, и, не открывая глаз, я нашарила аппарат.

— Как настроение, маленькая? — Голос говорившего искрился весельем.

— Прекрасно, милый. — Я невольно улыбнулась, представив собеседника.

Он и в самом деле очаровашка. Симпатичный и уютный недотепа, подобранный мною полгода назад на одной из дискотек. Рыжий, в постоянно съезжающих с носа очках и с доброй улыбкой. Несмотря на то что он старше меня на год, я сразу прониклась к нему каким-то материнским чувством, словно желая немедленно получить компенсацию за то, чего лишена навсегда.

И, поговорив с полчаса, с ходу предложила Игорю стать моим секретарем. Ошарашенный, он стал отнекиваться, но толстенная пачка иностранных денежек все же склонила чашу весов в мою пользу.

— Столик заказан. Карета подана. Скрипачи держат смычки наготове в ожидании прибытия Золушки.

— Через пятнадцать минут. — Я издала чмокающий звук. — Целую.

— Ой! — как всегда притворно, испугался он. — Я пропал! — И отключился.

Естественно, ни о каких отношениях между нами не могло быть и речи. По крайней мере, сейчас. Нормальный мужчина и такая, как я… Я открыла глаза и улыбнулась. Может быть, потом… лет через десять… А пока пусть насладится тем, чего по какому-то капризу — уж не судьбы ли? — я лишила себя. Сама.

Нехотя я вылезла из ванны и, выдернув пробку и глядя, как стремительно убывает вода, насухо втерла волосы. Затем собрала их в «конский» хвост и стала одеваться. Пожалуй, избавлю вас от созерцания моего вечернего туалета. Тем более что одевалась я в мужскую одежду. Вот разве что плотный кожаный лифчик нулевого размера или, скорее, топик, призванный нивелировать грудь и дополнить мое сходство с высоким стройным юношей.

Погасив свет, я, как обычно, пренебрегла дверью и, выйдя на балкон, прыгнула с тридцатого этажа. Нет, что ни говорите, а во всём, при желании конечно, можно отыскать что-то хорошее. Способность летать, например.

Мягко приземлившись, тихо, как мышка, прошла вдоль дома и, сделав вид, что только что появилась из подъезда, приблизилась к ожидавшей машине.

— Привет.

— Здорово.

Мы с Игорем пожали друг другу руки, и я уселась на заднее сиденье.

— Поехали, — сказал он, и «мерседес» плавно тронулся.

— Кто на этот раз? — лениво полюбопытствовала я, впрочем, без особого интереса.

— Да так… — неопределенно хмыкнул Игорь. — Бугай какой-то с Украины. А тебе что, не всё равно?

Я пожала плечами. В самом деле, какая разница, с кем придется драться сегодня? Мальчики-украинцы всегда отличались завидным ростом и хорошим сложением. Так что угрызения совести меня не мучили. В конце концов, каждый выбирает сам. И не моя вина, что этот совершенно незнакомый мне парень с детства мечтал стать кулачным бойцом.

Я улыбнулась. Три месяца назад, когда, дурачась, решили сделать ставку на мое участие в одном из полуподпольных турниров, я очень хотела выступать в, если можно так выразиться, естественном обличье. И скольких трудов стоило Игорю отговорить меня от этой затеи!

— Пойми же, Майя! — До сего момента всегда и во всём соглашавшийся Игорь покраснел от смущения. — Никто не поверит, что девушка может победить мужика. Все подумают, что это подстава. И твоя затея провалится, не успев встать на нетвердые ножки.

— А если посильнее бить? — Я наивно захлопала глазами. Всё же я была восемнадцатилетней девчонкой со всеми свойственными возрасту заблуждениями.

— Тогда тем более ничего не выйдет. Большая часть всё равно останется при своем мнении. А человек понимающий сразу смекнет, что здесь дело нечисто.

— Подумаешь, — завела волынку я, но мой секретарь жестко пресек выпендреж.

— Ты не всемогуща, Майя. Ты — всего лишь обыкновенная женщина с небольшими отклонениями от нормы. А люди отнюдь не дураки. После двух-трех побед на твое лежбище средь бела дня наедет отряд «Альфа». И, представь себе, пули у них в автоматах окажутся серебряными.

В оперативность ментов — а о том, что помимо доблестной милиции в России имеются и другие силовые ведомства, я в ту пору задумывалась слабо — не очень-то и верилось. И потому я презрительно скривила губы:

— П-фуй!

— А как же «Кладбище вампиров»? — Да уж… что есть, то есть.

Такое неофициальное название среди археологов получило странное захоронение, относящееся к концу десятого — началу одиннадцатого веков. Его обнаружили в тысяча девятьсот девяносто четвертом году возле чешского городка Челаковице. В одиннадцати ямах лежали останки тринадцати человек, связанных кожаными ремнями, с осиновыми кольями, воткнутыми в сердце. У некоторых покойников к тому же были отрублены руки и головы. Согласно языческим верованиям и ритуалам, так поступали с вампирами, встающими по ночам из могил и пьющими людскую кровь. Исследования показали, что захороненные кости принадлежат местным жителям примерно одного возраста.

В общем, уговорил меня Игорек. Да, может, оно и к лучшему. Надевая кепку, из-под которой торчал «конский» хвост, и темные очки, я отгораживалась от всего. В том числе и от своей женской сущности. Да и жалости к соперникам как-то поменьше. Всё честно. Один на один. Вот только… Ох, ну даже неловко иной раз. «Куда им, с голыми пятками да супротив моей шашки»?

Если мимо вас не прошла вышеуказанная реплика, то, наверное, вы поняли, что я… ну-у… как бы это…

Ну, в общем, она самая… Со всеми вытекающими, как говорится, в виде несколько большей физической силы и оч-хорошей реакции. Ну просто о-очень хорошей. Летать умею, опять же… Так что любой нормальный мужик против меня — словно младенец. Интересно, тот корейский виртуоз поединков из Сеула тоже?.. Не в этом ли заключался его секрет? Кто не в курсе, поясняю: речь идет о человеке по имени Ким Ду Ок — знаменитом мастере восточных единоборств, почившем недавно в возрасте восьмидесяти восьми лет. Но скончавшемся ли?

Щуплого телосложения, от земли до макушки неполные полтора метра, этот старичок за считаные секунды укладывал самых мощных противников. Китайская газета «Чайна геральд» сообщала, что при покадровом просмотре видеосъемок, которые велись во время поединков, отчетливо видно, как Ким исчезает в одном месте, оставляя там лишь тающий силуэт, и тут же появляется в другом. И пока противник продолжал атаку на «мираж», маэстро оставалось сделать лишь легкую подсечку…

Хотя вряд ли он выдал кому-нибудь свой секрет. Нормальные, иные ли мы всегда и во всём остаемся людьми. А человек, как известно, слаб. И, извините, эгоистичен…

Мы подъехали к цирку шапито, расположенному в одном из городов Подмосковья, и вошли через служебный вход.

Подогретый алкоголем народ негромко, как и положено поддатым гражданам, шумел. На арене кто-то кого-то мутузил. Полуголые официантки сновали между столиками, разнося напитки, тихонько повизгивая от звонких шлепков по тугим попками и радостно улыбаясь щедрым чаевым. Вместо рядов сидений на широких ступенях стояли столики, за которыми восседали «дамы и господа». Почтеннейшая публика, так сказать…

ГЛАВА 2

— Найди его! — В голосе говорившего звучала безысходность.

— Мы работаем, Сергей Сергеевич. Проверили охранника. — Сидевший за столом человек лет сорока с майорскими погонами нервно крутил в руках карандаш.

— Ну ты хоть мне-то лапшу на уши не вешай, — устало потерев глаза, отмахнулся собеседник. — Мы оба прекрасно знаем, что швейцар тут ни при чем.

— Он охранник, — словно цепляясь за рассыпающуюся на глазах версию, уточнил майор.

— Да какая разница. — Высокий крепкий мужчина с размаху ударил рукой по столу. — Не он это! Понимаешь? Не он!

— Мы будем работать.

— Не работать! Землю носом рыть надо! — Мужчина вскочил и, с силой хлопнув дверью, выскочил из кабинета.

Майор подошел к окну, забранному решеткой, и бездумно уставился в утреннее небо. Стопроцентный висяк. Этот еще… Нет, он, конечно, уважает чужое горе и искренне скорбит, оплакивая рано ушедших из жизни мальчиков. Но как подступиться к этому делу, не представляет. Все необходимые процессуальные процедуры проделаны неукоснительно. Завтра, то есть уже сегодня, оперативники начнут скрупулезно исследовать прошлое ребят. Видать, что-то есть в их прошлом, раз напоролись на такое. О том, что убийство связано с деятельностью только что покинувшего кабинет человека, ему и думать не хотелось. Уж больно высоко летал Сергей Сергеевич.

Долетался, сукин сын…

Но пренебречь его просьбой майор не мог. Тяжко вздохнув, он достал из ящика стола кипятильник. Через три часа начинается новый рабочий день, так что домой идти нет смысла. Вот сейчас попьет чайку, покемарит пару часиков и примется за работу.

Чистые, стерильные стены. Белые жалюзи на окнах и мерный стрекот аппаратуры, поддерживающей жизнедеятельность. Медсестра куда-то вышла, и в палате остался лишь пациент, уже два дня находящийся в коме. Когда-то сильное и выносливое, его тело беспомощно лежало на кровати, не способное теперь выполнять простейшие функции. Вдох-выдох.

Во сколько же обойдутся Светлане эти никому не нужные и ни к чему не обязывающие вдохи? Двух пенсий уж точно не хватит. И, бедная моя, она будет голодать, постепенно продавая нажитые за годы совместной жизни вещи. Страшная, незавидная участь.

Я перелетел в другой угол и взглянул на лежащее в кровати тело с другого ракурса. Мое тело. Эх, подвело ты хозяина. Не выдержало… Хотя… Семьдесят девять — по нынешним временам для мужчины почтенный возраст. Так что можно и уйти. Но, повинуясь главному инстинкту, организм крепко держался за жизнь, упрямо не желая отпустить тонкую ниточку, отделяющую от небытия. Кто знает, может, он и прав. Ведь в нашем роду и мужики, и женщины доживали как минимум до восьмидесяти пяти. Бабушка так вообще в девяносто семь преставилась. Причем до последнего дня находилась в здравом уме и при памяти. За пять дней до смерти в огороде работала. Так что не мне себя осуждать.

Конечно, при желании можно легко оборвать эту самую нить, избавив бренные останки от незавидного существования, а Свету от лишних горестей. Но, даже будучи атеистом, я не могу… Тем более теперь, вися под потолком и воочию убедившись, что «что-то во всём этом есть».

Нет, я, конечно, не раз читал о том, что-де «учеными проведены исследования, в результате которых выяснилось, что в момент смерти тело человека становится легче на семьдесят грамм». И кучу всякой чуши вроде дебатов на тему: «Уж не душа ли это?»

Но в таком состоянии, находясь одной своей половинкой в коме, а другой летая по палате, я почти верил во все эти бредни. Да и бредни ли?

Если это и галлюцинации, то, должен вам сказать, вполне последовательные и не лишенные логики. И тем не менее абсурд. Мистика какая-то.

Собственно, что я теряю, согласившись? Как ни пытался я придумать причину для отказа, но в глубине души знал, что мысленно уже приступил к работе. Ну не чушь ли? «В глубине души, парящей над кроватью». Хе-хе.

Они заглянули в палату вчера вечером. И, выразив соболезнования по поводу безутешности супруги, спросили, не соглашусь ли пройти для приватной беседы. Признаться, я не совсем пришел в себя и согласился скорее машинально, чем обдуманно. Сделав руками какой-то загадочный пасс, один из троицы, по-видимому главный, открыл прямо в воздухе нечто вроде портала. И, приглашающе кивнув, шагнул внутрь. Оставшиеся двое, потеряв ко мне всякий интерес, последовали за ним, и я остался один на один с неровно мерцающим прямоугольником.

Затем оглянулся на беспомощного себя и, в сердцах плюнув, шагнул следом.

— Присаживайтесь! — Хозяин апартаментов сделал любезный жест.

Я ожидал увидеть-что-то вроде казенной и неуютной небесной канцелярии. Это же помещение напоминало скорее гостиную, обставленную со вкусом и с некоторой претензией на роскошь.

— Что-нибудь выпьете? — Хозяин открыл бар.

— Водки! — ни минуты не колеблясь, потребовал я. — Уж тут-то ты, голубчик, просчитался. Не могут духи пить, есть и отправлять естественные потребности.

— Конечно, не могут, — протягивая мне налитый до краев тонкостенный стакан, подтвердил искуситель. — Но стоит немного задуматься, что есть материя, и привычные вещи порой так и норовят встать с ног на голову.

Я сделал глоток и невольно поперхнулся. Водка оказалась противной и чуть тепловатой. Под ироничным взглядом своего визави я залпом опорожнил стакан и занюхал рукавом.

— Как пошла? — заботливо осведомился он.

Я лишь кивнул, давая понять, что всё в норме, и, прикрыв глаза, почувствовал, как внутри разливается забытое тепло.

Не будучи алкоголиком, тем не менее иногда люблю пропустить стаканчик. Любил, поправился я.

— Удивлены?

— Не то слово, — мимоходом взглянув на хозяина, подтвердил я. — Объяснения-то предполагаются?

— А как же. — Он широко улыбнулся. — За тем вас сюда и пригласили.

Он извлек из бара коробку сигар и протянул мне.

Я не курил… Господи, сколько же не курил-то? Сорок пять лет. И теперь хотел было отрицательно помотать головой, но потом, решив, что раз уж это бред, то можно всё, взял одну и, откусив кончик, поднес огонь.

— Итак?

— Большинство людей не задумываются о способе существования материи. Живут себе люди и живут. А пройдя путь, тихо-мирно отходят в мир иной.

Я согласно кивнул.

— Все мы слышали о наличии у разумных так называемой души, — продолжил он, — но вот получить ответ удавалось немногим…

— И вы, как я понимаю, один из этих… избранных. — Мой собеседник улыбнулся одними губами.

— Совершенно верно. Итак, ответ, возможно, кроется в знаменитом парадоксе Шрёдингера.

Знакомство со строением атома происходит в школе на примере планетарной модели Резерфорда. Гуманитарии так и остаются потом в святой убежденности, что атом устроен с дивной простотой — с электронами-планетами, вращающимися вокруг центрального ядра — Солнца. Однако в реальности всё намного сложнее. Еще на заре двадцатого века физики обнаружили, что электроны обладают загадочным свойством исчезать с одной орбиты и тут же появляться на другой. Чтобы как-то объяснить этот феномен микромира, ученые вынуждены были допустить, что элементарные частицы могут существовать и в виде корпускул, и в виде волн. Знаменитый Луи де Бройль предположил также, что каждой частице соответствует волна, заполняющая всё пространство. Амплитуда этой волны максимальна там, где вероятнее всего находится частица. Но в любой момент без видимого перехода она может изменить местоположение. Чем вам не телепортация?..

Один из основоположников квантовой физики, австрийский исследователь Эрвин Шрёдингер, размышляя о странностях поведения частиц, поставил в тысяча девятьсот тридцать пятом году мысленный эксперимент, который до сих пор смущает умы.

«Допустим, — сказал Шрёдингер, — в закрытом ящике находится кошка. Там же есть счетчик Гейгера, баллончик с ядовитым газом и радиоактивная частица. Если последняя проявит себя как корпускула, счетчик радиоактивности сработает, включит баллончик с газом, и кошка умрет. Если частица поведет себя как волна, счетчик не среагирует, и животное соответственно останется в живых. Что можно сказать о кошке, глядя на закрытый ящик?

С житейской точки зрения, кошка либо жива, либо нет. Но законы квантовой физики предполагают, что кошка и жива и мертва одновременно с вероятностью ноль целых пять десятых. И такое ее странное состояние будет продолжаться до тех пор, пока какой-нибудь наблюдатель не устранит эту неопределенность, заглянув в ящик».

Шрёдингер и сам был не рад, когда запустил в оборот такую абстракцию. Ученые всех стран переполошились. Выходит, и человек может быть наполовину жив — наполовину мертв или наполовину здесь — наполовину там? Особенно возмущались по этому поводу наши научные идеологи. В СССР, как вы помните, царил практически поголовный атеизм. Ведь по всему выходило, что квантовая физика допускала существование Бога — того самого стороннего наблюдателя, от которого зависит состояние человечества, живущего в «ящике» под названием Земля! Цензура вычеркивала малейшее упоминание о «кошке Шрёдингера»…

— Можно еще стаканчик? — попросил я, пытаясь переварить сказанное.

Хозяин налил еще, и, залпом выпив, я кивнул на опорожненную посуду.

— Так это тоже… гх-м… «волновые двойники»?

— Совершенно верно, — усмехнувшись, подтвердил он. — Постепенно всё немного успокоилось. Специалисты сошлись на том, что законы микромира не стоит переносить на большой мир. Другими словами — что дозволено электрону, то человеку ни-ни. Но недавно ситуация вновь стала зыбкой. Сначала физик Дэвид Ричард из Массачусетского университета показал, что квантовая физика распространяется не только на элементарные частицы, но и на молекулы, принадлежащие уже макромиру. Потом Кристофер Монро из американского Института стандартов и технологий экспериментально показал реальность парадокса «кошки Шрёдингера» на атомном уровне.

Опыт выглядел следующим образом: ученые взяли атом гелия и мощным лазерным импульсом оторвали у него один из двух электронов. Получившийся ион гелия обездвижили, понизив его температуру почти до абсолютного нуля. У оставшегося на орбите электрона существовало две возможности — либо вращаться по часовой стрелке, либо против. Но физики лишили его выбора, затормозив частицу всё тем же лучом лазера. Тут-то и произошло невероятное. Атом гелия раздвоился, реализовав себя сразу в обоих состояниях — в одном электрон крутился по часовой стрелке, в другом против. И хотя расстояние между этими объектами всего восемьдесят три нанометра (в школьный микроскоп не разглядишь), но на интерференционной картине отчетливо просматривалось: вот след одного атома, вот другого.

Это был реальный физический эквивалент «кошки Шрёдингера», которая и жива и мертва одновременно. И, как утверждают некоторые энтузиасты, теперь ничто уже не мешает утверждать, что не только микро-, но и макросистемы, например человек, при определенных условиях способны раздваиваться или, как электрон, исчезать в одном месте и появляться в другом.

«Энтузиаст хренов…» — пронеслось у меня в голове. Нет, говоря словами ученых мужей прошлого: «Этого не может быть, потому что не может быть никогда».

— Ну-ну. — Глядя на меня, собеседник иронично осклабился и, пожав плечами, добавил: — Не вы первый и, надеюсь, не вы последний.

Да кто он такой вообще? Если дьявол — то, извините, продвинутый какой-то. Мистификация? Но зачем? Кому нужно разыгрывать скромного военного пенсионера, уже лет двадцать как вышедшего в отставку?

В то, что это галлюцинации, верилось слабо, так как об этом самом Шрёдингере я слышал впервые. Ну, если быть точным, то во второй раз. Лет пятнадцать назад, еще пацаненком, ходившим пешком под стол, внук любил смотреть мультфильм про черепашек-ниндзя, кажется. И одного из рисованных персонажей, по-моему, звали Шрёдингер. Впрочем, может, я и ошибаюсь.

Но чтобы связать случайно услышанное когда-то имя, причем напрочь забытое, со всем этим?.. И уж насколько себя знаю, я всегда был далек от теоретической физики. Да что там, наука занимала очень мало места в моей жизни.

— Действительно интенсивное изучение проблемы началось после Второй мировой. Феномен того периода еще ждет своих исследователей, а я пока попытаюсь вскользь коснуться темы. С тысяча девятьсот сорок пятого по тысяча девятьсот сорок девятый годы у США была сильнейшая армия, монопольно владеющая грозным атомным оружием. И американцы почувствовали себя нацией, повелевающей всем остальным миром. Ничтоже сумняшеся они действительно поигрывали «атомной дубиной для русского парня», не видя достойного противника своей богатырской силе. Теософы прокомментировали бы случившееся так: в отместку за возросшую национальную гордыню Бог наслал на Америку великий страх. Всего за четыре года она испытала сразу несколько шоковых инъекций. Американцы ощутили себя беззащитными перед угрозой еще более могущественных сил.

— Ну слава тебе господи, — съехидничал я, — хоть в чем-то догнали и перегнали.

— Совершенно верно. — Новоявленный Асмодей, серьезно глядя мне в глаза, кивнул. — Не только догнали и перегнали, но теперь вынуждены, если можно так выразится, тянуть за собой. Не давая отстать в этом вопросе и экономя огромные усилия, которые в противном случае были бы потрачены на шпионаж и контрмеры.

— Ну да, ну да… — Я глубоко вздохнул. — Не хочешь иметь врага — преврати его в друга.

Как видно, в этой «небесной канцелярии», или — черт их разберет — «преисподней», всё же существовал какой-то регламент, так как мой собеседник, взглянув на часы, произнес:

— Если не возражаете, перейдем к делу.

Я не спорил, да и покажите мне идиота, решившего бы в такой ситуации прекословить.

— Обследование показало, что у вас произошло кровоизлияние в мозг. Фактически ваша несомненно достойная жизнь приблизилась к завершению. Хотя… Сердце у вас вполне здоровое. Остальные органы тоже в норме, относительно, конечно, — поправился он. — Но для своих семидесяти девяти вы выглядите очень и очень неплохо. При должном уходе и использовании современных технологий в таком состоянии вы сможете существовать еще лет тридцать, если не больше. Но…

Собеседник сделал многозначительную паузу, и я невесело улыбнулся. В том-то и дело, что «но». Нет у нас со Светой таких денег, чтобы оплатить эти самые «современные технологии». Обе пенсии плюс страховка не покроют расходов по содержанию даже в течение года.

Конечно, моя жена женщина отважная и достойно встретит удар судьбы. Я представил, как она выносит из дома вещи, и мне стало горько. К тому же внук… Сын с невесткой вроде неплохо зарабатывают, но на то, чтобы оплатить учебу в частном колледже, у них явно не хватит. А ведь еще два карапуза растут…

— Мы предлагаем вам заключить стандартный контракт на двадцать пять лет. Оплату аппаратуры по обеспечению жизнедеятельности берет на себя Управление. Зарплата плюс премиальные будут регулярно переводиться на любой из указанных вами счетов.

Глядя на мое ошарашенное лицо, змий-искуситель утвердительно кивнул и, прощаясь, протянул руку.

— Мы вас не торопим… Подумайте, скажем… до завтра. — И, давая понять, что аудиенция окончена, добавил: — Наши люди с вами свяжутся.

Вот такие пирожки… Я смотрю на самого себя и на беззвучно глотающую слезы Свету. Двадцать пять лет… Ей сейчас семьдесят шесть, и кто знает, сможет ли она протянуть так долго. Возможно, я смогу убедить работодателя увеличить штат еще на одного человека? Потом, когда закончится отведенное ей время.