Радаманов. Это известно.
      Саввич. Ну, а если вы к двум прибавляете два и вдруг получаете три с четвертью?
      Радаманов. Тот, кто складывал, ошибся спросонок.
      Саввич. Вам угодно пошутить? Так вот о чем я вам заявляю, Радаманов! Я вас люблю.
      Радаманов. Благодарю вас.
      Саввич. Я люблю мое человечество, люблю мой век. О, век гармонии! Горжусь тем, что я один из тех, кто прокладывает путь человечеству к совершенному будущему.
      Радаманов. Как? То, что есть, вы считаете недостаточно совершенным? О, Саввич! Вам трудно угодить!
      Саввич. Не смейтесь. Век несовершенный, настанет же совершенный. Но в нашем веке вы самый лучший. Вот за это я вас и люблю. Так вот что я вам скажу: если вы прибавляете к двум два и не получаете четырех, а меньше, то значит, что одна из двоек неполноценна. Вот одна из двоек перед вами. Я документально докажу вам, что в ней полных два, а вторая двойка не полная.
      Радаманов. Час от часу не легче! Что же это? Выходит, что неполноценна Аврора?
      Саввич. Да, это ужасно, но это так. Я давно уже заметил это и, признаюсь, скрыл это. Моей мечтой было жениться на ней и некоторую порчу ее замечательного механизма, исправить, чтобы вернуть великому веку женщину с задатками выдающегося ученого, украшение нашей жизни!
      Радаманов. Вы меня испугали. Какая же болезнь у нее?
      Саввич. Атавизм. Кровь предков, оказывается, кричит в ней. Так вот, Радаманов, она отказалась от меня. Пусть будет так, но я никогда не откажусь от нее...
      Радаманов. Позвольте...
      Саввич. Погодите, я договорю. Моя мечта разбита, не знаю навсегда ли, но ее я, и, заметьте, бескорыстно, спасу! Ей угрожает опасность!
      Радаманов. Какая?
      Саввич. Вот эта четверка, которая ввалилась в Блаженную Землю как метеор! Если хотите знать, это самый скверный случай. И хуже всего появление Рейна.
      Радаманов. Что вы говорите, Саввич? Рейн - блестящее явление.
      Саввич. О, это мы еще проверим!
      Радаманов. Да, милый человек, люди с того времени, как стоит земля, не знали такого открытия!!
      Саввич. Проверим, проверим! И если это действительно необыкновенное изобретение заслуживает внимания, мы обратим его на пользу живущим. Но сам Рейн и эти его спутники возбуждают во мне антипатию неодолимую и будят тревогу! Они заразительны, Радаманов! Они пришли из тех времен, которые вызывают в здоровом человеке ужас и ничего более. Они лишние здесь! И вот тут уже я говорю с вами не просто как человек, а как тот, кому доверили Институт гармонии, я не допущу их разрушить Блаженную Землю.
      Радаманов. Позвольте! Зачем и как им разрушать Блаженную Землю?
      Саввич. Я не бросаю слов на ветер. Они пришли! Они анархичны! Они неорганизованны, они больны и они заразительны. На их мутные зовы последуют отзвуки, они увлекут за собой, и вы увидите, что вы их не ассимилируете! Они вызовут брожение. Словом, Аврору я Рейну не отдам!
      Радаманов. Позвольте!.. Он в браке!
      Саввич. Браки! Вы почитайте про их браки! Это хаос! Болезни, вырождение...
      Радаманов. Да может быть, он вовсе и не собирается?..
      Пауза.
      Саввич. Радаманов! Я знаю, о чем я говорю. Это было бы так же дико, как если бы вы вздумали жениться на этой Марии Павловне или как ее там называли в варварском прошлом!..
      Радаманов. Я прошу вас, Саввич, не трогать Марию Павловну, она не имеет отношения к этому делу. И она, кроме всего прочего, ничуть не заслуживает порицания.
      Саввич. Да вы гляньте на ее лицо!
      Радаманов. Саввич! Прекратите этот разговор!
      Саввич. У нее асимметричное лицо! Вся эта компания немыслима здесь.
      Радаманов. Саввич!
      Саввич. Пусть летят туда, откуда они прилетели!
      Радаманов. Большой вопрос - улетят ли они!
      Саввич. Виноват! Ведь он же конструирует.
      Радаманов. Ничего не выйдет.
      Саввич. Как?
      Радаманов. Он не может установить рычаг. Этот актер сломал рычаг, улетая, а шифр остался у Рейна в квартире.
      Саввич. Это ужасно! Стало быть, этот Рейн и эта, как ее, Мария Павловна станут нашими вечными гостями.
      Радаманов. Да что это как вам далась Мария Павловна! Попрошу вас оставить ее!
      Саввич. Простите. Я позволил себе говорить о ней только потому, что я знаю, что вы никогда не будете к ней иметь никаких отношений.
      Радаманов. Простите меня, я занят.
      Саввич. Я удаляюсь. Вот рекомендую вам. Удостоверьтесь, какой литературой развлекали себя эти, ну, словом, жители двадцатого века! Чацкий - болван!
      Радаманов. Что это такое?
      Саввич. "Горе от ума".
      Радаманов. А это насчет чего?
      Саввич. А это галиматья!
      Радаманов. Ну что ж вы, голубчик? У меня же времени нет, чтобы путное что-нибудь прочитать, а вы мне галиматью предлагаете!
      Саввич. До свидания! (Уходит.)
      Радаманов (к портьере). Убедительно прошу вас, простите меня и не обращайте внимания на его слова. Он ворвался ко мне, и я думал, что он уйдет через минуту.
      Мария (у зеркала). Асимметричное лицо? Ну что ж, проживу и с таким лицом! Ревнивый дурак!
      Радаманов. Я, право, не виноват.
      Мария. Решительно ни в чем!
      Радаманов. Кто это ревнивый дурак?
      Мария. Саввич.
      Радаманов. Как? Вы думаете, что Саввич говорил это из ревности?
      Мария. Я в этом уверена, хотя, впрочем, нет, беру свои слова обратно. Я забыла, что у меня иные понятия.
      Радаманов. Во всяком случае, забудемте все, что бы он ни говорил.
      Мария, Охотно. Ну, Павел Сергеевич, мне пора. До свиданья.
      Радаманов. О, нет, Мария Павловна, как же так? Ведь мы же не поговорили.
      Мария. Ну, давайте поговорим.
      Пауза.
      Я только сейчас сообразила, как высоко мы над землей. Ведь, наверно, если броситься вниз, то что будет?
      Радаманов. Вы умрете, не долетев до нижней галереи.
      Пауза.
      Так говорят врачи. Я сам не падал.
      Пауза.
      Моя Аврора все время читает древнюю литературу и время от времени мне дает книги. Я в этом, конечно, ничего не понимаю, но чувствую какую-то странную прелесть... Башня... кто-то на башне распевал. Это в ваше время?
      Мария. Так трудно сказать. Я не знаю, о чем вы говорите. Нет, в мое время на башне никто не распевал.
      Радаманов. Я, знаете, человек очень занятой, кроме того вы знаете, у меня около года тому назад умерла жена. Впрочем, простите, я говорю совершенно бессвязно.
      Пауза.
      Мария. А зачем вы заставили меня спрятаться за портьерой?
      Радаманов. Я не хотел вас отпустить...
      Мария. Ага.
      Пауза.
      У вас что-то плохо идут слова с языка, Павел Сергеевич. Поэтому я скажу. Я пришла по вашему зову, чтобы поблагодарить вас за то внимание, с которым вы отнеслись ко мне. Вы - необыкновенно приятный человек, Павел Сергеевич. И кроме того, я хотела вас попросить, чтобы вы указали мне, что мне делать в этой новой жизни.
      Радаманов. Я готов вам всячески служить, но дело в том, что Рейн лучше меня может помочь вам в этом. Право, ваш удел завиден, вы - жена гениального человека.
      Мария. Это верно. Я с ним поговорю. До свидания, Павел Сергеевич. (У машины.) Скажите, Павел Сергеевич; а это может быть, что ему не удастся установить опять рычаг?
      Радаманов. Увы! Может быть.
      Мария. Ага. Ну, до свидания.
      Радаманов. То, что я позвал вас, а также то, что я вас спрятал за портьерой, надо полагать, преступно и уж во всяком случае мне не к лицу. Дело в том, что вы мне очень нравитесь. Что вы на это скажете, Мария Павловна?
      Мария. Я скажу, что это интереснее, чем про башню, как кто-то распевал.
      Радаманов. Я позвал вас с тем, чтобы сказать вам, что я всячески удержу себя от этого чувства и ничем не нарушу покой, главным образом, конечно, свой.
      Мария. Ну, прощайте, Павел Сергеевич. Больше вы меня не увидите.
      Радаманов. Позвольте, что это значит?
      Мария. А я вам помогу сберечь ваш покой.
      Радаманов. Позвольте, я не понимаю...
      Мария. Отстаньте от меня!
      Бунша. Я извиняюсь...
      Радаманов. Голубчик, ну что же вы не позвонили мне, прежде чем подняться?
      Бунша. Здравствуйте, мадам Рейн. Очень удобный аппарат, но сколько я ни дергал...
      Радаманов. Ну что ж дергать? Он просто закрыт. Я закрыл его, чтобы никто не приходил.
      Бунша. Ага.
      Радаманов. Вы же должны были быть в Индии?
      Бунша. Не долетели мы.
      Радаманов. Ничего не понимаю?
      Мария. Ну, прощайте, Павел Сергеевич.
      Радаманов. Подождите, Мария Павловна.
      Мария. Нет, нет, прощайте.
      Радаманов. Так что вы говорите? Индия... Ах ты, Боже мой!..
      Бунша. Не долетели мы, товарищ Радаманов. И все из-за Милославского. Уже показалась, а он говорит: а ну ее к чертовой матери! - и повернули.
      Радаманов. Ну, и что же? Ну?
      Бунша. Я к вам с жалобой, товарищ Радаманов. (Вынимает бумагу.)
      Радаманов. Я все никак не могу привыкнуть; почему вы меня зовете товарищ Радаманов... Ну, впрочем, все равно. Какая жалоба? Ну что вас беспокоит?
      Бунша. Институт гармонии.
      Радаманов. Но я читал уже в газете, что поясница ваша уже прошла...
      Бунша. Ну что ж поясница, Павел Сергеевич, что поясница! На меня совсем внимания не обращают!
      Радаманов. А чего бы вы хотели?
      Бунша. Видите ли, там в Банном переулке такая дама осталась, что прямо можно сказать - карга.
      Радаманов. Это кто же?
      Бунша. Супруга моя.
      Радаманов. Так.
      Бунша. Так вот я бы хотел жениться.
      Радаманов. Понял. Саввич вам не дает разрешения на женитьбу? На ком вы хотите жениться?
      Бунша. На ком угодно.
      Радаманов. Впервые слышу такой ответ и совершенно поражен!
      Бунша. Институт гармонии обязан обо мне заботиться.
      Радаманов. То есть?
      Бунша. Обязан мне невесту подыскать.
      Радаманов. Душа моя, Бунша-Корецкий! Институт это не свадебное бюро! Поймите... Слово "бюро" вам было известно?
      Бунша. По обмену комнат...
      Радаманов. Что? Ну, ладно. Институт регулирует брачные отношения, заботясь о чистоте рода, но делает это чрезвычайно тонко. Он и не стремится стать конторой по выдаче разрешений на свадьбы. Да сколько мне помнится, случаев запрещения почти не бывало...
      Бунша. Вот вы поподробнее мне, Павел Сергеевич, изложите, а то ни от кого не добьешься...
      Радаманов. Нет. Нет. Простите, голубчик, я безумно занят... В другой раз... Вы не заметили, куда она направилась?..
      Бунша. Кто?
      Радаманов. Мария Павловна...
      Бунша. Трудно установить.
      Радаманов. Институт не сваха, невест не подыскивает. Так что вы уж сами потрудитесь разыскать женщину, которая вам по сердцу... И... понятно?
      Бунша. Мне понятны всякие теории, потому что я слушал всевозможные публичные лекции. Но теорию необходимо увязывать с практикой. В бесклассовом же обществе...
      Радаманов. Ах, черт возьми!.. Извините... Я знаю, что нам трудно понимать друг друга... Но это моя вина... Я рассеян, ибо я спешу...
      Бунша. Вот бумага, в которой все изложено по интересующему меня вопросу...
      Радаманов. Не надо, не надо, голубь мой Бунша, писать никаких бумаг. Я же говорил вам об этом. У вас было принято, а у нас нет. Мы избегаем... (По аппарату.) Связь. Радаманов. Справку. Срочно. Где сейчас госпожа Рейн. Просить пожаловать ко мне. (Бунше.) Яростно избегаем бумаг. Да-с.
      Бунша. Зря звонили, Павел Сергеевич. Невозможно найти. Вот если бы вы пожаловали к нам, я любую даму вам могу найти в кратчайший срок. Надо было в милицию позвонить. Она могла быть у меня в домовой конторе, или и кооперативе, или у парикмахера. У нас так всегда и находили. Но если у человека аппарат за плечами, он сорвался и полетел, и никакая милиция его не разыщет. [На каждом шагу аппараты.] А вдруг ей фантазия в Голландию улететь?
      Радаманов. В Голландию? В Голландию? Неужели я так глупо поговорил? Простите, отлучусь. Я занят.
      Бунша. Но вы хоть скажите, что говорить-то даме. У себя на пороге бесклассового общества я знал, что говорить, но в этой ситуации - теряю темпы.
      Радаманов. Вы человек любознательный... (На ходу.) Знакомьтесь...
      Бунша. Что говорить-то ей?..
      Радаманов (улетая), Я полюбил вас с первого взгляда!..
      Бунша. Я полюбил вас... На этом далеко не уедешь. Женщины про любовь не любят слушать. Если б вот сказать: переезжайте ко мне с первого взгляда, у меня отдельная комната. Но когда у каждого по пять-шесть комнат?! Анна Васильевна!
      Анна. Добрый день. А вы что здесь делаете в одиночестве?
      Бунша. Мечтаю.
      Анна. Не буду вам мешать.
      Бунша. Нет, остановитесь. Я вас полюбил с первого взгляда.
      Пауза.
      Анна. Продолжайте.
      Бунша. В общем, все.
      Анна. Благодарю вас.
      Пауза.
      Бунша. Я делаю вам предложение. Простая, казалось бы, вещь, и можно бы понять с первого слова.
      Анна. А? Благодарю вас, вы меня очень тронули, но, к сожалению, мое сердце занято.
      Бунша. Это неинтересно. Попрошу вас короче. Вы отказываете мне?
      Анна. Отказываю.
      Бунша. Вы свободны.
      Анна. В жизни не видела более оригинального человека, чем вы.
      Бунша. Не будем терять времени. Вы свободны.
      Анна. Павел Сергеевич не был здесь?
      Бунша. Улетел.
      Анна. Вы не знаете, куда?
      Бунша. Я же не Бюро связи?
      Анна. Простите. (Уходит.)
      Бунша выпивает спирту из крана.
      Аврора. А отец улетел?
      Бунша. Улетел, мадемуазель Радаманова. Виноват. Будьте добры присесть. Увидев вас, я полюбил вас с первого взгляда. Есть основания полагать, что и я вам нравлюсь. Не будем терять времени. (Обнимает Аврору и целует ее в щеку)
      Аврора (ударив его по уху). С чего вы взяли, старый слюнтяй, что вы мне нравитесь? Какой нахал!
      Бунша. Вы зарываетесь, Аврора. Так в бесклассовом обществе не поступают.
      Аврора. Дурак какой! (Уходит.)
      Бунша (у перил). Ничего, ничего, Аврора Павловна. Ударим по рукам зарвавшегося члена общества.
      Саввич (входит, говорит по аппарату). Где Радаманов?
      В аппарате. "Неизвестно".
      Бунша. Кому неизвестно, а мне известно. За Марьей Павловной поехал.
      Саввич. За Марьей Павловной?
      Бунша. Факт.
      Саввич. Зачем?
      Бунша. Об этом будет у нас отдельный разговор. А пока что у меня к вам есть дело.
      Саввич. По Институту гармонии?
      Бунша. Именно по Институту гармонии.
      Саввич. Слушаю вас.
      Бунша. Эх, молодой человек! Я полюбил вас с первого взгляда.
      Саввич. Что такое? Повторите, что вы сказали?
      Бунша. Я не допущу над собой насилия. Неодолимая симпатия.
      Саввич. Я так и подозревал. Вы к тому же еще и...
      Бунша. Без паники, прошу вас. Это было только предисловие.
      Саввич. Мне не нравится такие предисловия!
      Бунша. Полюбив вас с первого взгляда, я решил оказать вам усдугу.
      Саввич. Ни в чьих услугах я не нуждаюсь.
      Бунша. Ах, не нуждаетесь? Ну, вы свободны.
      Саввич (на ходу). Мы вами займемся.
      Бунша. Дерзить в бесклассовом обществе не очень разрешается. Займитесь, займитесь! А он в это время Авророй займется.
      Саввич. Что вы хотели мне сказать?
      Бунша. Ничего. Извините, что побеспокоил, что вошел без доклада. Видно, что бюрократизм еще не изжит окончательно. А пора бы!
      Саввич. Простите, я погорячился.
      Бунша. Ничего, ничего. До свидания.
      Саввич. Что вы начали говорить об Авроре? Прошу вас.
      Пауза.
      Быть может, я тоже могу быть вам чем-нибудь полезен?
      Бунша. Это взятка называется, молодой человек. За это, знаете... У нас за такие предложения в домкоме ого-го-го как грели!
      Саввич. Я повторяю вам, я был взволнован, я не прав.
      Бунша. Принимаю ваши извинения. (Вынимает бумажку из кармана.) Тринадцатого мая сего года в половине первого ночи Аврора целовалась с физиком Рейном. С тем же физиком она целовалась пятнадцатого мая. Семнадцатого мая на закате солнца у этой машины она целовалась опять-таки с этим же физиком, причем произнесла следующие слова: "Ты ворвался в эту жизнь", а дальнейшие слова не разобраны, потому что они меня увидели. Восемнадцатого мая тот же Рейн держал руку на ее талии... Девятнадцатого...
      Саввич. Довольно! (Разрывает бумагу в клочки.)
      Бунша. Оправдательный документ рвать нельзя. Хорошо что я копийку снял на машинке.
      Саввич. Довольно! (Уходит.)
      Бунша. Будете знать, как по щекам хлестать, Аврора Павловна!
      Голос Милославского по аппарату: "Болван здесь?"
      Бунша. Меня разыскивает.
      Милославский (входит). Куда ты скрылся? Я думал, где ты треплешься? А ты уж, оказывается, дома.
      Бунша. У меня дел по горло было здесь.
      Милославский. Отчего у тебя глаз подбит?
      Бунша. Я с аэроплана упал, честное слово.
      Милославский (по аппарату). Что на завтрак сегодня? Угу. Пришлите. Садись, отец.
      Бунша. Мерси.
      Стол.
      Милославский. Такой бы стол на Арбате в "Праге" накрыть. Никакой Кочубей так не ел. Сейчас бы цыган сюда и трамвай... Эх...
      Бунша. Про трамвай я не понимаю.
      Милославский. Трамваев мне не хватает... Я люблю трамваи. Весело, шумно... Хочешь я тебе часы подарю?
      Бунша. Удобно ли это будет?
      Милославский. Очень удобно, но только строжайший секрет. Никому не показывать. Ни при ком не вынимать.
      Бунша. А как же я время буду узнавать?
      Милославский. Они совершенно не для времени, а на память как сувенир. Ты какие больше любишь, открытые или глухие?
      Бунша. Такое изобилие часов меня наводит на всякие размышления.
      Милославский. Вот поделись с кем-нибудь этими размышлениями, я тебе мгновенно голову и оторву. Глухие?
      Бунша. Глухие.
      Милославский. Получай.
      Бунша. Большое спасибо, но видите ли, здесь буква "ха", а мои инициалы "С. В. Б.".
      Милославский. Без капризов. У меня не магазин.
      Бунша. Где вы их все-таки приобрели?
      Милославский. В частных руках.
      Рейн. Как ни придешь, вы за едой. Вас же повезли Индию осматривать?
      Милославский. Ничего решительно интересного там нет.
      Рейн. Да вы там пять минут были, что ли?
      Милославский. Мы и одной минуты там не были.
      Рейн. Так какого же черта вы говорите, что неинтересно!
      Милославский. В аэроплане рассказали.
      Бунша. Полное однообразие.
      Рейн. Вы-то бы уж помолчали, Святослав Владимирович! Большое разнообразие вы видели в вашем домкоме.
      Бунша. И даже очень.
      Милославский. Словом, милый человек и академик, говорите, что е вашей машиной? Будьте любезны доставить нас туда, откуда взяли.
      Рейн. Я вам не извозчик.
      Милославский. Что значит не извозчик? Я разве просил вас меня сюда переселять?
      Рейн. Дорогой мой! То, что произошло с нами, именуется катастрофой. Вы случайная жертва эксперимента. А впрочем, почему жертва? Тысячи людей были бы благодарны, если бы их перенесли в эту жизнь! Неужели вам здесь не нравится?
      Бунша. |
      } Не нравится!
      Милославский. |
      Рейн. Сожалею и приму все меры к тому, чтобы вернуть вас в прежнее состояние. Но не скрою от вас, что это чрезвычайно трудно.
      Бунша. Подаю на вас заявление! Из-за вас я отлучился из Союза без разрешения и стал белым эмигрантом. Не желаю быть невозвращенцем!
      Рейн. Святослав Владимирович! Вы кретин.
      Бунша. Ругайтесь, ругайтесь...
      Рейн (Мшюслввскому), А вы? Скажите же, наконец, кто вы такой и из какой эпохи?
      Милославский. В чем дело? Эпоха, эпоха!
      Рейн. В каком году вы родились?
      Милославский. Тысяча девятисотого года рождения.
      Рейн. Позвольте! Одного года со мною? Но как же, я не понимаю, вы оказались в моей комнате. Я думал, что вы...
      Бунша. У меня есть на этот счет соображения...
      Милославский. Солист государственных театров, и вопрос исчерпан.
      Рейн. Скажите, солист, как вы вышли из машины?
      Милославский. Был пьян и не помню.
      Рейн. Ничего не понимаю. Где вы работали? В каком театре вы работали?
      Милославский. В Большом и в Малом. На премьерах.
      Рейн. Господи! У вас широчайшее поле для работы здесь. Но все утверждают, что вы упрямитесь. И никто не слышал от вас ни одной строчки, кроме этого Кочубея. Что за дикое упрямство! У вас широчайшее поле для работы. Вам Аврора предлагала прочесть доклад о состоянии театра в ваше время. Почему вы отказались?
      Милославский. Я стеснялся.
      Рейн. Черт знает какую чушь вы говорите!
      Милославский. Драгоценный академик! Починяйте вашу машину, и летим отсюда вон! Хочешь, я на колени стану? (Становится.)
      Бунша (становится на колени). И от своего имени умоляю. Увезите нас.
      Рейн. Бросьте вы эту gетрушку. Ну, слушайте. Случилась беда. Одной части не хватает. Платиновой пластинки, на которой нарезаны цифры. А их пятьдесят. Без нее я не могу установить машину ни на какой полет. Мария Павловна, когда ухватилась рукой за механизм, выронила ее, очевидно.
      Милославский. Ключик золотой?
      Рейн. Вот именно.
      Милославский. Ура!
      Рейн. Не надрывайтесь зря. На нем выложено было шестизначное число, а я его не помню. И вспомнить его немыслимо.
      Милославский. Чего ж ты молчал? А? (Подбегает к шкафу, трогает костюм Рейна.) Искать надо! Он в костюме.
      Рейн. Все обыскано, успокойтесь, дорогой артист. Он потерян.
      Милославский. Не может он быть потерян. Где-нибудь он да находится!
      Рейн (обыскав костюм). Тьфу, черт. Только меня заразил своей истерикой.
      Милославский. Не у меня ли? (Ищет.) Нет, нету.
      Рейн. А каким же образом он может...
      Милославский. Святослав, ищи в своем.
      Бунша. Довольно странно...
      Милославский. Ищи!
      Бунша (вынимает ключ). Ключ!
      Милославский. Вот, пожалуйста!..
      Рейн. Что такое?! Послушайте, Святослав Владимирович, что это значит?
      Бунша. Я не понимаю, что это значит.
      Милославский. Как ты смел, старая калоша, дотрагиваться до такой тонкой и оригинальной машины? А?
      Бунша. Выше моих сил понять, что это значит...
      Милославский. Нет, ты ответь, как ты осмелился тронуть государственное изобретение гения? Женечка, хотите, я ему по шее дам?
      Бунша. Не понимаю этого подозрительного происшествия. Честное слово... И более всего не понимаю, каким же образом ключ попал в новый костюм!..
      Милославский. Довольно! Ты действовал в состоянии рассеянности.
      Бунша. Если только я действовал, то в состоянии рассеянности...
      Рейн. Довольно! Неважно!
      Милославский. Эх! Вкладывай ключик, летим сегодня!
      Рейн. "Вкладывай ключик"! Погодите, дорогие мои. Это не так просто. Надо отлить пластинки с этим же шифром.
      Милославский. Это минутное дело...
      Бунша. Я понимаю, ежели бы в старом жилете, но как же он перепрыгнул в новый?..
      Милославский. Да ну тебя, в самом деле!
      Рейн. И вот что, если вы хотите действительно, чтобы я перевез вас обратно, ни одной живой душе вы не скажете ни слова о том, что нашелся ключик.
      Милославский. Товарищ Рейн! (Бунше.) Ты усвоил, что тебе сказано? Ну, смотри у меня.
      Рейн. Ко мне идут. Вот что. Вы идите, погуляйте.
      Входит Аврора.
      Аврора. А, какая милая компания!
      Милославский. Мое почтение, Аврора Радаманова.
      Аврора (Бунше). А вы что ж не здороваетесь? А? Неудобно, а?
      Бунша. Здравствуйте, я стараюсь разобраться в одном вопросе... Да я ничего не говорю!
      Милославский. Ох, наделает он бед!..
      Рейн. Поручаю вам его...
      Милославский. Будьте благонадежны, он не пикнет!.. (Авроре.) Чрезвычайно приятно было бы посидеть с вами, но, к сожалению, некоторые дела. (Бунше.) Идем, все равно ты ни до чего не додумаешься! (Рейну.) Только уж вы, пожалуйста, работайте, а не отвлекайтесь в сторону.
      Рейн. Это что за указания такие?
      Милославский. Ничего, ничего, ничего... (Авроре.) До приятного свидания! (Бунше.} Ну!.. (Уходит с Буншей.)
      Рейн. Аврора! (Обнимает ее.)
      Милославский (выглянув). Я же просил вас, Женюша, работайте, не отвлекайтесь. Пардон, мадемуазель! Ушел, ушел. Проверил и ушел! (Скрывается.)
      Аврора. Изумительная пара! Одни? Ты знаешь, третий день я не могу остаться наедине с тобой...
      Рейн. У тебя монгольские глаза!
      Аврора. Ты дурак! (Целуются.)
      Дуэт Рейна и Авроры.
      Звонок.
      Да. (Рейну.) Отец. (По аппарату.) Хорошо, я уйду. Ты можешь с ним поговорить. (Уходит.)
      Радаманов. Извините, Рейн, что я прервал вашу беседу с Авророй. Но дело мое крайней важности.
      Рейн. Я слушаю вас.
      Радаманов. Вот в чем дело. Я только что с заседания Совета Народных Комиссаров.
      Рейн. Слушаю.
      Радаманов. Заседание это было целиком посвящено вам.
      Рейн, Слушаю.
      Радаманов. Вот что мы постановили. Признать за вашим изобретением не государственное значение, а сверхгосударственное. Вас самих постановлено считать человеком гениальных способностей и в силу этого поставить вас в условия исключительные. В такие условия мы ставим, лиц, польза которых для блага человечества не укладывается ни в какие нормы. Другими словами говоря, ваши потребности будут удовлетворены полностью и желания ваши будут исполняться полностью. Вот все, что я хотел вам сообщить. При этом еще добавлю, что я поздравляю вас.
      Рейн. Прошу, вас передать Совету мою признательность.
      Радаманов. Мне хотелось бы знать, Рейн, что вы сообщите мне.
      Рейн. Я польщен и прошу передать...
      Пауза.
      Радаманов. И это все?
      Рейн. Право, не знаю, что еще сказать...
      Радаманов. Рейн! Я никак не ожидал этого от вас. Ну что ж, мне придется вам помочь. Вы должны были ответить мне так: "Я благодарю государство и прошу немедленно принять мое изобретение и работу над ним под контроль".
      Рейн. Как? Меня будут контролировать?
      Радаманов. Голубчик, прошу вас помыслить, могло ли это быть иначе?
      Рейн. Я начинаю понимать. Скажите: если я восстановлю машину...
      Радаманов. Я не сомневаюсь в этом...
      Рейн. ...я буду иметь право совершать на ней полеты самостоятельно?
      Радаманов. Ни в каком случае, мой дорогой и очень ценимый нами человек.
      Рейн. Нарком Радаманов, все ясно мне. Прошу вас, вот моя машина. Сам же я лягу на диван и шагу не сделаю к ней, пока возле нее будет хоть один контролер.
      Радаманов. Не сердитесь на меня. Вы рассуждаете как дитя. Мыслимо ли, чтобы человек, совершивший то, что совершили вы, лег на диван. Ну, вы ляжете и... умрете, как я понимаю. Так, что ли?
      Рейн. Вы не будете меня кормить?
      Радаманов. Вы обижаете нас. Нашего дорогого гостя мы не будем кормить!.. Ах, что вы говорите, Рейн.
      Рейн. Машина принадлежит мне.
      Радаманов. Ах, дорогой! Поистине вы человек иного века! Она принадлежала бы вам, если бы вы были единственным человеком на земле. А сейчас она принадлежит всем.
      Рейн. Я человек иной эпохи и прошу отпустить меня.
      Радаманов. Дорогой мой, безумцем я назвал бы того, кто отпустил бы вас.
      Рейн. Что это значит?
      Радаманов. Я с увлечением читал в газете о том, как к вам появился этот, ну, как его... царь Иван Грозный... Он в девятнадцатом веке жил?
      Рейн. В шестнадцатом.
      Радаманов. Прошу прощения. Я плоховато знаю историю. Да это и неважно. Иван ли, Сидор, Грозный ли... Голубь мой, мы не хотим сюрпризов... Вы улетите... Кто знает, кто прилетит к нам?
      Рейн. Довольно. Я понял. Вы не отпустите меня.
      Радаманов. Ах, голубь мой. Зачем же такие жестокие слова! Мы просим, мы молим вас остаться с нами, не покидать нас. Вы не пожалеете, смею уверить вас. О, Рейн. Пройдет краткий срок, и ваша психология изменится резчайше. О, как жаль, что вы не родились в наш век. Забудьте свою эпоху!
      Рейн. Я пленник!
      Радаманов. Вы терзаете меня, Рейн. Я даю вам честное слово наркома. Мне верят все, что мы дадим вам возможность совершить те путешествия, которые вам будут интересны. Я обещаю вам это. Но вы совершите их вместе с нами. Человечество поставит вам памятник! О, Рейн! Вы только подумайте, какую чудовищную пользу вы принесете людям. Мы обследуем иные века и возьмем из них все, что нужно. Я не могу сравниться с вами, мой драгоценный! Я посредственность, но я кое-что знаю и пылаю при одной мысли о проникновении во время. Как велик радиус действия машины? Я надеюсь, что она не может бить по бесконечности? Надеюсь, потому что мой мозг не вместил бы этого, я сошел бы с ума!
      Рейн. Конечно, не бесконечен. Я полагаю, примерно лет четыреста.
      Радаманов. А от нашей, значит, тоже на четыреста... А от той, куда мы прилетим, еще на четыреста... О, Рейн! Мы, возможно, еще при нашей жизни увидим замерзающую землю и над ней тусклый догорающий шар солнца... О, Рейн!
      Рейн. Я понял. Мне интересно, как же вы всетаки осуществите контроль надо мной? Чтобы вы ни говорили, а ведь вам придется прибегнуть к насилию. Я ведь варвар... Милиционера вы, что ли, приставите ко мне?
      Радаманов. Обидел, обидел. Единственный экземпляр милиционера в Москве находится в пятом проспекте Голубой Вертикали, во втором этаже, шестой шкаф... да, да, Аврора затащила меня... он восковой, душечка моя золотая, и платье его пропитано нафталином... Душистый мой ананас... не обижайтесь, так маленькой меня называла Аврора... вы возбуждаете во мне нежность!..
      Рейн. Ананас интересуется вопросом о том, как вы осуществите контроль?
      Радаманов. Единственным способом, какой мы применили бы ко всякому, в том числе и ко мне. Вы, пушистый коврик, по выражению той же Авроры, вы обнимете меня, вынете механизм, сдадите его мне, я запру его в кассу, а завтра с утра мы вам дадим подручных инженеров. Они будут глядеть вам в глаза, Рейн! О такой славе, как ваша, никто не мечтал на земле... Впрочем, плохо знаю историю... Затем что... затем... все магазины будут торговать вашими бюстами... Что нужно вам еще, о сын нашего, нашего века!