Барраяр - Мирные действия

      Катерина глубоко нахмурилась. И оставить тебя совершенно одного стоять под градом этих отбросов?Промедлив мгновение, она ответила: – Предложенное вами решение неприемлемо. Найдите другое.
      Он испытующе взглянул ей в лицо. – Как пожелаете…
      – О чем это вы? – вопросил Никки, в замешательстве морща брови.
      – А, – Майлз коснулся пальцем губ и внимательно поглядел на мальчика. – Похоже, причина того, что мои политические противники обвинили меня в поломке респиратора твоего папы – это мое намерение ухаживать за твоей мамой.
      Никки сморщил нос, разбираясь в сказанном. – А вы правда попросили ее выйти за вас замуж?
      – Ну да. Весьма бестактным образом. Просил. – Что, он и вправду покраснел? По быстрому взгляду, который он ей уделил, она мне смогла понять, что он увидел на ее лице. Или какой из этого сделал вывод. – Но теперь я боюсь, что если мы с ней по-прежнему будем бывать где-то вместе, то люди станут говорить, что мы, должно быть, вместе замышляли дурное против твоего папы. А она боится, что если мы перестанем появляться вместе, тогда люди скажут: вот доказательство ее уверенности в том, что я – извини, что огорчаю тебя этими словами – убил его. Это называется – будь проклято и деяние, и недеяние.
      – Будь прокляты они все, – отрезала Катерина. – Меня не волнует, что подумают, скажут или сделают любые невежественные идиоты. Пусть эти самые людиподавятся своей мерзкой сплетней, – она стиснула пальцы на коленях. – Меня волнует, что думает Никки. – ДряньФормонкриф.
      Форкосиган приподнял бровь. – Думаете, эта версия не могла бы дойти до него окружным путем, как и первая?
      Она отвела глаза. Никки снова заерзал, неуверенно переводя взгляд с одного взрослого на другого. Пожалуй, решила Катерина, сейчас не самый подходящий момент говорить сыну, чтобы он держал ботинки подальше от дорогой мебели.
      – Действительно, – выдохнул Майлз. – Ну, хорошо. – Он едва заметно кивнул ей. Ее потряс представший перед внутренним взором причудливый образ рыцаря, опускающего забрало, чтобы лицом к лицу сойтись на ристалище. Минуту он разглядывал Никки, потом облизнул губы и спросил. – Так… и что ты сейчас обо всем этом думаешь, Никки?
      – Н'знаю. – Никки, так ненадолго разговорившийся, снова замкнулся, и это не было хорошо.
      – Я не о фактах. Никто не дал тебе достаточно фактов, чтобы ты мог сделать какие-то выводы. Попробуй сказать о переживаниях. О страхах. Например, меня ты боишься?
      – Не-а… – пробормотал Никки, обхватив руками колени и опустив взгляд на свои ботинки, которыми он елозил по изящной желтой шелковой обивке.
      – Ты боишься, что это может быть правдой?
      – Не может, – проговорила Катерина отчаянно. – Физически невозможно.
      Никки поднял глаза. – Но он же из СБ, мама! Агенты СБ могут сделать все, что угодно, и заставить это выглядеть чем угодно другим!
      – Спасибо за такой… вотум доверия, Никки, – сказал Майлз серьезно. – Думаю, Катерина, что на самом деле Никки прав. Я могу представить несколько правдоподобных сценариев, давших именно те вещественные доказательства, которые вы увидели.
      – Назовите хоть один, – сказала она насмешливо.
      – Самое простое – у меня мог бы быть неизвестный сообщник, – он довольно зловеще едва повел пальцами – будто кто-то прикручивал вентиль кислородного баллона у связанного. Никки, разумеется, не заметил ни жеста, ни намека. – И от этой точки можно развивать и дальше. Если могу придумать я, другие тоже смогут, и, уверен, кое-кто из них не постесняется поделиться своими блестящими фантазиями с вами.
      – Вы предвидели это? – спросила она, слегка оторопев.
      – Десять лет в СБ делают кое-что с вашим сознанием. И далеко не самое лучшее.
      Приливная волна гнева, забросившая ее сюда, отступала, оставляя ее в одиночестве на пустынном берегу. Она не собиралась вести такие откровенные разговоры при Никки. Но Формонкриф свел на нет все шансы по-прежему защищать мальчика неведением. Возможно, Майлз прав. Они стоят перед необходимостью с этим разобраться. Каждому из троих придется решать этот вопрос – неважно, готов он или нет, много ему лет или мало.
      – Подтасованные факты лишь заведут тебя все дальше. Рано или поздно все сведется к одному лишь доверию. Или недоверию. – Он повернулся к Никки. Глаза его были непроницаемы. – А правда такова. Никки, я не убивал твоего отца. Он вышел из купола с почти пустым баллоном респиратора, не проверив его, а потом задержался снаружи слишком долго. Я совершил две грубых ошибки, не позволивших мне его спасти. Не очень-то это было хорошо, но теперь я ничего исправить не могу. Единственное, чем я могу искупить происшедшее – позаботиться о… – внезапно оборвав фразу, он чрезвычайно осторожно посмотрел на Катерину, – … проследить, что о его родных позаботились и они ни в чем не испытывали нужды.
      Она кинула на него ответный взгляд. Тьен, пока он был жив, меньше всего беспокоился о своей семье, раз он так поступил: жену оставил нищей, свое собственное имя – тайно опозоренным, а Никки – невылеченным от серьезной наследственной болезни. Но маленькому мальчику нечасто случалось задуматься даже о самой страшной ошибке Тьена, о бомбах замедленного действия, подложенных им под будущее Никки. Во время похорон, задумавшись, она спросила Никки, какие счастливые моменты с папой он помнит. Он вспомнил, как Тьен возил их на море – на целую замечательную неделю. Катерина, воскресив в памяти тот факт, что билеты на монорельсовую дорогу и места в гостинице достались им милостью ее брата Хьюго, промолчала. С горечью она подумала: Тьен всегда был склонен к хаосу, и даже из могилы он пытается разрушить ее стремление к покою. Пожалуй, для Никки было полезно услышать, как Форкосиган предложил взять ответственность на себя.
      Плотно стиснув губы и с чуть повлажневшими глазами, Никки переваривал прямой ответ Майлза. – Но… – начал он и замолк.
      – Ты должен был задуматься над кучей вопросов, – чуть подбодрил его Майлз. – Назови несколько. Или хотя бы один-два.
      Никки опустил взгляд, снова поднял. – Но… но… почему он не проверил свой респиратор? – Помедлив, он затараторил: – Почему вы не могли своим поделиться? Что за две ваши ошибки? О чем вы соврали маме, раз она так рассердилась? Почему вы не моглиспасти его? Как вы поранилисебе все запястья? – Никки глубоко вздохнул, кинул на Майлза до крайности обескураженный взгляд и почти завопил, – И я должен убить вас, как капитан Форталон?!
      Майлз, следивший за этим бурным потоком слов с напряженным вниманием, последним вопросом оказался явно обескуражен. – Извини. Кто?
      Смутившаяся Катерина пояснила вполголоса, – Капитан Форталон – его любимый персонаж из сериала. Он скачковый пилот, участвует вместе с принцем Ксавом в различных галактических приключениях и доставляет Сопротивлению контрабандное оружие во время Цетагандийской войны. Есть целый цикл серий про то, как он одного за другим выслеживает предателей, заманивших в засаду его отца, лорда Форталона, и мстит им за его смерть.
      – Я этот сериал как-то пропустил. Должно быть, меня не было на Барраяре. И вы разрешаете ему смотреть все эти жестокости, в столь раннем возрасте? – Глаза Майлза внезапно зажглись.
      Катерина стиснула зубы. – Этот сериал был заявленкак образовательный, учитывая историческую точность деталей.
      – Когда я был в возрасте Никки, моей манией был лорд Форталия Храбрый, легендарный герой Периода Изоляции, – стоило дойти до воспоминания об этом имени, и в его голосе прорезались нотки заядлого рассказчика. – Если задуматься – все тоже началось с головида. Хотя, прежде чем разочароваться в этом увлечении, я уговорил дедушку взять меня с собой в Имперский архив – порыться в подлинных документах. Оказывается, Форталия был не просто легендой, хотя и не все его реальные приключения оказались столь героическими. Думаю, я до сих пор смогу напеть все девять куплетов песни, которая…
      – Пожалуй, не стоит, – проворчала она.
      – Ну, могло быть и хуже. Рад, что вы не давали ему смотреть « Гамлета».
      – А что такое «Гамлет»? – немедленно задал вопрос Никки. Он начал чуть расслабляться.
      – Еще одна великая драма о мести за отца, на этот раз – древняя театральная пьеса со Старой Земли. Принц Гамлет возвращается домой из университета… кстати, сколько лет этому твоему капитану Форталону?
      – Он старый, – сказал Никки. – Двадцать.
      – А, ладно, и ты таким будешь… Никто не ждет от тебя свершения действительно хорошей мести, пока ты не вырос хотя бы настолько, чтобы начать бриться. Так что у тебя есть еще несколько лет, прежде чем начинать об этом беспокоиться.
      Катерина чуть не закричала Лорд Форкосиган!, оскорбленно протестуя против подобного черного юмора, когда заметила, что Никки заметно расслабился. К чему это Майлз ведет? Она придержала язык и, почти не дыша, позволила ему рассказывать дальше.
      – Так что в пьесе принц Гамлет приезжает домой на похороны отца и узнает, что мать вышла замуж за его дядю.
      Никки вытаращил глаза: – Замуж за своего брата?
      – Нет, нет! Это не стольпикантная пьеса. За другого дядю, папиного брата.
      – О. Тогда все нормально.
      – Это ты так думаешь, а Гамлету намекают, что его старика убил этот самый дядя. К сожалению, он не знает, сказал ли его осведомитель правду или солгал. Так что на протяжении следующих пяти актов он вслепую бродит вокруг, убив в состоянии аффекта чуть ли не всех действующих лиц.
      – Ну и глупо, – с презрением высказался окончательно расслабившийся Никки. – Почему бы ему просто не взять фастпентал?
      – Увы, его еще не изобрели. В противном случае пьеса была бы куда короче.
      – О, – Никки хмуро и пристально поглядел на Майлза. – А выможете взять фастпентал? Лейтенант Формонкриф… он сказал, что нет. И что это очень удобно, – два последних слова Никки произнес, в точности передразнив насмешливый тон Формонкрифа.
      – Ты имеешь в виду, можно ли допросить с этим препаратом меня? Нет. У меня на него нестандартная реакция, от чего результаты делаются недостоверными. Что было очень полезно, пока я служил в СБ, но далеко не так хорошо сейчас. Если честно, это чертовски не удобно. Но даже если бы он и действовал, мне не разрешили бы подвергнуться публичному допросу и снять с себя подозрения в убийстве твоего папы. Потому что это затрагивает некие вопросы безопасности. Даже наедине с тобой – по той же самой причине.
      Никки ненадолго затих и вдруг выпалил: – А лейтенант Формонкриф называл вас лордом-мутантишкой.
      – Так многие говорят. За глаза.
      – Он не знает, что я тоже мутантишка. Как был мой папа. Вы злитесь, когда вас так называют?
      – В твоем возрасте мне это здорово докучало. А теперь больше не важно. Теперь можно как следует корректировать гены, и я не передал бы своим детям по наследству никаких заболеваний, будь я хоть вдесятеро сильнее искалечен. – Его губы дрогнули; он специально не взглянул в сторону Катерины. – Если допустить, что когда-нибудь мне удастся уговорить некую храбрую женщину выйти за меня замуж.
      – Спорим, лейтенант Формонкриф не захотел бы нас… не захотел бы жениться на маме, если бы знал, что я мутантик.
      – В таком случае советую рассказать ему об этом сразу, – невозмутимо парировал Форкосиган.
       О чудо,Никки ответил мимолетной лукавой усмешкой.
      Что это за секрет? Тайны настолько жуткие, что о них нельзя даже упоминать; мысли, такие пугающие, что заставляют онеметь ясный юный голосок – и все они вытянуты на белый свет грубоватым ироничным юмором. И внезапно ужасное видится не столь беспросветным, страх отступает, и каждый может говорить о чем угодно. А невыносимое кажется чуть легче.
      – Никки, проблемы с секретностью, о которых я упомянул, не дают мне рассказать тебе все.
      – Да, знаю, – Никки опять ссутулился. – Потому что мне только девять.
      – Девять, девятнадцать или девяносто – не это важно. Но, думаю, можно рассказать тебе куда больше, чем ты знаешь сейчас. Я хотел бы дать тебе поговорить с одним человеком, имеющим полномочия решать, какие подробности знать тебе нужно и безопасно. Его отец тоже погиб при трагических обстоятельствах, когда он был совсем маленьким, так что он побывал в том же положении, в каком ты сейчас. Если хочешь, я устрою эту встречу.
      Кого он имел в виду? Должно быть, одного из высокопоставленных чинов СБ. Но судя по собственному неприятному опыту общения с СБ на Комарре, Катерина полагала, что эти люди и дорогу к Главной площади добровольно не подскажут, не то что такое.
      – Ладно… – произнес Никки медленно.
      – Хорошо, – проблеск облегчения мелькнул во взгляде Майлза и тут же исчез. – Тем временем… полагаю, эта клевета еще не раз к тебе вернется. Может быть, от взрослого, может – от кого-то из твоих сверстников, подслушавшего разговоры взрослых. В этих россказнях, вероятно, все исказят и перепутают. Ты знаешь, как ты должен отреагировать?
      Никки со свирепым видом двинул кулаком в воздух. – Врезать им по носу?
      Катерина виновато вздрогнула; Майлз уловил, как она съежилась.
      – Я надеюсь, что твой ответ будет более зрелым и аргументированным, – благочестиво выговорил ему Форкосиган, кося на нее глазом. Черт его побери – смешить ее в такой момент! Может быть, его самогослишком давно никто не бил кулаком в нос? Она фыркнула, и его губы дрогнули в довольной улыбке.
      Продолжил он уже серьезнее: – Вместо этого я бы тебе посоветовал просто ответить – кто бы с тобой ни заговорил – – что все это неправда, и отказаться разговаривать на эту тему дальше. Если они не отстанут, скажи им, что им надо говорить с твоей мамой, или с дедушкой и бабушкой Фортиц. А если они все равно не отстанут, позовимаму, дедушку или бабушку. Ты и без меня знаешь, какая это гадость. Вряд ли достойные взрослые люди стали бы втягивать тебя в нее, но, к сожалению, дело в том, что к тебе будут приставать типы, не соображающие, что делают.
      Никки медленно кивнул. – Вроде лейтенанта Формонкрифа. – Катерина почти видела облегчение, которое принесла Никки возможность навесить ярлык на своего недавнего мучителя. Объединиться против общего врага.
      – И это самое вежливое из возможных определений.
      Никки замолчал, переваривая услышанное. Дав ему немного подумать, Майлз предложил всем направиться на кухню и подкрепиться закусками, добавив, что ящик с очередным выводком котят только недавно занял свое – уже ставшее традиционным – место рядом с плитой. Матушка Кости накормила Никки с Катериной всякими вкусностями, которые могли бы поднять настроение и каменной статуе. Насколько глубока была стратегия Майлза, стало ясно, когда кухарка повела мальчика в дальнюю часть помещения, и Майлз с Катериной на какое-то время остались практически наедине.
      Сидя на табурете рядом с Майлзом, Катерина облокотилась на разделочный стол и оглядела кухню. За плитой Матушка Кости вместе с очарованным Никки стояли на коленях возле коробки с пушистыми мяукающими комочками.
      – Что это за человек, с которым, по вашему мнению, стоит увидеться Никки? – тихо спросила она.
      – Позвольте мне сперва удостовериться, что он захочет сделать то, что нам нужно, и сможет выделить на это время, – осторожно ответил Майлз. – Вы с Никки, разумеется, пойдете к нему вместе.
      – Понимаю, но… думаю, Никки склонен сторониться незнакомцев. Убедитесь, что этот человек понимает: из того, что Никки начинает отвечать односложно, вовсе не следует, что его не мучает отчаянное любопытство.
      – Я сделаю так, чтобы он понял.
      – У него большой опыт общения с детьми?
      – Нет, насколько я знаю. – печально улыбнулся Майлз. – Но, возможно, он будет благодарен за практику.
      – При таких обстоятельствах – вряд ли.
      – При этих обстоятельствах – боюсь, вы правы. Но я доверяю его суждению.
      Несметное число так и оставшихся между ними вопросов пришлось отложить: подбежал Никки с новостью, что у всех новорожденных котят голубые глаза. Его лицо больше не кривила гримаска истерии, как было по приезде сюда. На кухне прекрасно стало видно, как он сейчас себя чувствует; с радостью отвлекшись на лакомства и на зверюшек, он, несомненно, стал куда спокойнее. Катерина сделала вывод, что теперь его внимание вполне переключилось. Я была права, что отправилась к Майлзу. И откуда Иллиан это знал?
      Катерина позволила Никки рассказывать обо всем, пока тот не выдохся. – Нам надо идти. Тетя удивится, что это с нами стряслось. – В торопливо нацарапанной записке она упомянула, кудаони ушли, но не написала, зачем; в тот момент Катерина была настолько расстроена, что даже не попыталась упомянуть подробности. Ей еще предстоит, думала она безо всякого удовольствия, объяснять дяде с тетей про всю эту отвратительную грязь; но они хотя бы знают правду и смогут разделить ее негодование.
      – Пим может отвезти вас, – немедленно предложил Майлз.
      В этот раз он не предпринял никаких попыток задержать ее здесь, отметила она с мрачным удивлением. Да уж, урок он усваивает быстро!
      Обещав, что позвонит ей тут же, как только выяснит насчет обещанной Никки встречи, Майлз сам усадил их в заднее отделение лимузина и провожал взглядом, пока они не выехали за ворота. И во время этой поездки Никки тоже молчал, но молчание было теперь далеко не таким удручающим.
      Чуточку спустя он спросил, кинув на нее странный, оценивающий взгляд. – Мама… Ты отказала лорду Форкосигану, потому что он мутант?
      – Нет, – незамедлительно и твердо ответила она. Никки приподнял брови. Мысленно вздохнув, она поняла: если он не получит более подробного ответа, то, чего доброго, придумает свой собственный. – Видишь ли, он нанял меня сделать сад не потому, что этот сад ему был нужен или он считал, что я хорошо справлюсь с этой работой. Он просто полагал, что это даст ему возможность почаще со мной видеться.
      – Ну, – сказал Никки, – смысл в этом есть. Ведь так и случилось, верно?
      Ей удалось сдержать сердитый взгляд. Для Никки ее работа ничего не значит – а чтозначит? Если можно сказать о чем угодно и кому угодно… – А тебе понравилось бы, если бы кто-то пообещал тебе помочь стать скачковым пилотом, и ты бы трудился, вкладывал в это дело всю душу, а потом оказалось бы, что от тебя обманом добивались чего-то другого?
      – О! – в его глазах забрезжило смутное понимание.
      – Я рассердилась потому, что он пытался манипулировать мной, использовать то положение, в котором я оказалось, – причем таким образом, который я нахожу навязчивым и оскорбительным. – На секунду задумавшись, она непроизвольно добавила: – Кажется, это в его стиле. – Может ли она научиться уживаться с подобным стилем? Может ли он, черт возьми, научиться не поступать с ней так? Притерпеться или научиться? Можем ли мы оба сделать и то, и другое?
      – Так… он тебе нравится? Или нет?
       «Нравится»– это, разумеется, неподходящий термин для всей этой путаницы восхищения, гнева и страстного желания, для глубокого уважения, перемешанного с таким же недовольством, вместе плавающих в темном омуте застарелой боли. Прошлое и будущее вступили в бой у нее в голове. – Не знаю. Иногда – да, нравится. Очень.
      Еще одна долгая пауза. – Ты влюблена внего?
      Все свои знания о взрослой любви Никки главным образом почерпнул из головида. Частью своего рассудка она тут же перевела этот вопрос как Куда ты собираешься прыгнуть и что будет со мной?И все же… он не мог ни разделить, или даже просто представить себе всю сложность ее любовных надежд и опасений, но он, конечно, знал, как должна Правильно Закончиться такая история.
      – Не знаю. Порой, думаю – да.
      Он одарил ее взглядом, в котором читалось «взрослые все ненормальные». И в общем ей оставалось лишь согласиться с этим.

Глава 14

      Из архивов Совета Графов Майлз получил все копии дебатов по искам о наследовании, охватывающие последние двести лет. Вместе со стопкой подборок из собственного документохранилища особняка Форкосиганов они заняли сейчас два стола и бюро в библиотеке. Майлз с головой ушел в полуторавековой давности отчет о трагедии, случившейся в семье четвертого графа Форлакиала, когда в дверях приемной появился оруженосец Янковский и объявил: – Коммодор Галени, милорд.
      Майлз удивленно поднял взгляд. – Спасибо, Янковский. – Оруженосец кивнул в ответ и ретировался, благоразумно прикрыв за собой двойные двери.
      Галени прошелся по большой библиотеке, оценив разбросанные бумаги, пергаменты и свитки бдительным взглядом бывшего историка.
      – Ты что, готовишься к экзаменам? – спросил он.
      – Да. Кстати, у тебя же докторская по барраярской истории. Какие наиболее интересные споры по наследованию Округа приходят тебе на ум?
      – Конь лорд Полуночник, – тут же ответил Галени. – Чей голос в Совете неизменно звучал как «не-е-ет».
      – Это у меня уже есть. – Майлз махнул рукой в сторону груды бумаг на дальнем конце инкрустированного стола. – Что тебя сюда привело, Дув?
      – Официальное дело СБ. Запрашиваемый Вами, Милорд Аудитор, аналитический отчет относительно некоторых слухов о покойном муже госпожи Форсуассон.
      Майлз сердито на него взглянул и напомнил: – СБ по всем статьям опоздала. Вчера это было бы куда лучше. Чертовски мало смысла в том, чтобы приказывать мнесдать назад и тем временем позволять этому идиоту Формонкрифу застать врасплох подобным оскорблением Катерину с Никки. О Боже, и в их собственном доме!
      – Да. Иллиан рассказал об этом Аллегре. А Аллегре – мне. Жаль, что мнерассказать некому… Я вчера до полуночи завяз в отчетах осведомителей и перекрестных проверках – премного Вам благодарен, милорд. До самого позднего вечера я так и не смог выстроить ничего похожего на нормальное, достоверное обоснование.
      – О. О, нет. Аллегре ведь не мог свалить это… это дело о клевете персонально на тебя?! Садись, садись. – Майлз махнул рукой, и комаррец вытащил себе стул из-за угла стола.
      – Разумеется, он так и сделал. Я был свидетелем происшедшего на твоем жутком званом ужине, с которого, кажется, все и началось, И, что существенней, – я уже нахожусь в списке лиц, осведомленных насчет комаррского расследования. – Галени уселся с утомленным ворчанием, машинально пробежав взглядом по разложенным документам. – Аллегре ни за что не стал бы расширять этот список, раз имел возможность этого избежать.
      – М-м, полагаю, в этом есть смысл. Но я думал, что у тебя вряд ли найдется время.
      – У меняего и нет, – горько сказал Галени. – С тех пор, как меня произвели в руководители Департамента по делам Комарры, я стал отрабатывать еще дополнительных пол-смены после ужина. Вот этиммне пришлось заняться вместо сна. Теперь я подумываю отказаться от перерывов на еду – просто пристрою к письменному столу тюбик с питательной смесью и буду прикладываться к нему время от времени.
      – Думаю, спустя какое-то время Делия этому воспротивится.
      – Да, проблема еще и в этом, – добавил Галени раздраженным тоном. Майлз ожидал услышать нечто сенсационное, но Дув не стал вдаваться в подробности. Ладно, ему это на самом деле надо? Майлз вздохнул. – Извини, – произнес он.
      – Да, ну ладно. У меня превосходные новости – с точки зрения СБ. Ничто не свидетельствует о даже поверхностной утечке сведений по засекреченным аспектам смерти Тьена Форсуассона. Никаких ни имен, ни намеков на… технические подробности, ни даже слухов о финансовых махинациях. По прежнему полное и столь желательное для нас отсутствие упоминания о комаррских заговорщиках во всех вариантах сценариев убийства Форсуассона.
      –  Вариантахсценариев…! Так сколько же версий гуляет… нет, не говори ничего. У меня лишь без толку давление подскочит. – Майлз заскрипел зубами. – И что, предполагают, что я прикончил Форсуассона – мужчину вдвое крупнее меня – с помощью какого-то дьявольского трюка бывшего эсбешника?
      – Может быть. Одна из версий дошла даже до того, что ты действовал не в одиночку, а твоими приспешниками были подлые и продажные сотрудники СБ. Которые у тебя на жаловании.
      – Такое мог предположить лишь тот, кому никогда не доводилось заполнять секретные бухгалтерские отчеты для Иллиана, – проворчал Майлз.
      Галени пожал плечами, соглашаясь с этой шуткой.
      – И было ли… нет, дай-ка я сам тебе скажу, – продолжил Майлз – Вы не проследили никаких утечек информации из дома Фортица.
      – Ни одной, – подтвердил Галени.
      Майлз вполголоса проворчал несколько удовлетворенных проклятий. Он знал, что не ошибся в Катерине. – Окажи любезность лично мне – обязательно подчеркни этот факт в документе, который ты отошлешь Аллегре, ладно?
      Галени сделал осторожный и неопределенный жест открытой ладонью. Майлз глубоко выдохнул. Никаких утечек, никакого предательства: просто праздная злоба и случай. И едва уловимая возможность шантажа. Шантажа, обрушившегося на него самого, на его родителей – когда они об этом узнают, а это должно случиться скоро, – на Фортицев, на Никки, на Катерину. Они посмелидоставить огорчение Катерине… Он осмотрительно сдержал свою кипящую ярость. Здесь нет места гневу. Только расчетам и неумолимым действиям.
      – В любом случае, собирается ли СБ что-то со всем этим делать? – спросил Майлз наконец.
      – Сейчас – как можно меньше. И не потому, что у нас работы выше крыши. Разумеется, мы продолжим отслеживать все данные по любым ключевым понятиям, способным снова привлечь общественный интерес к нежелательным моментам. Этот вариант хуже, чем не привлекать внимания вообще, но гипотеза убийства полезна нам в одном. Любой, кто откажется поверить в гибель Тьена Форсуассона по простой случайности, получит правдоподобную легенду, полностью объясняющую запрет на проведение дальнейшего расследования.
      – Да уж, полностью, – прорычал Майлз. Вижу, куда идет дело.Он откинулся на спинку стула, упрямо скрестив руки на груди. – Означает ли это, что я могу действовать по своему усмотрению?
      – А-а… – произнес Галени. Он растянул этот звук как можно дольше, но в конце концов «а-а» иссякло, и он был вынужден сказать: – Не совсем.
      Майлз оскалил зубы и выжидательно уставился на Галени, а тот – на него.
      Майлз сломался первым. – Проклятье, Дув, я что же, должен стерпеть и проглотить все это дерьмо?
      – Да ладно, Майлз, тебе и раньше случалось маскироваться. Я думал, вы – тайные оперативники – такими вещами упиваетесь.
      – Но я никогда не гадил в моем собственном ящике с песком. Не там, где мне придется жить. Мои дендарийские задания строились по принципу «ударь-и-беги». И вся вонь обычно оставалась далеко позади.
      Галени пожал плечами без особого сочувствия. – Еще я должен подчеркнуть, что это лишь первые результаты. Отсутствие утечки информации сейчасне означает, что нечто не… не прорвется наружу позже.
      Майлз медленно выдохнул. – Хорошо. Скажи Аллегре, что у него есть козел отпущения. М-э–э. – И добавил мгновение спустя: – Но на признание свой вины я не пойду. Это был несчастный случай с респиратором. И точка.
      Галени махнул рукой, соглашаясь. – СБ не возражает.
      Это хорошо, напомнил себе Майлз, что в комаррском деле секретность не нарушена. Но этот же факт убивал его слабую, безмолвную надежду отдать Ришара с приятелями на неласковую милость СБ. – Пока это лишь сотрясение воздуха, пусть так и будет. Но дай Аллегре понять, что если дойдет до формального обвинения в убийстве перед Советом… – И что тогда?
      Галени сощурил глаза. – У тебя есть основания считать, что кто-то выдвинет против тебя обвинение? Кто?
      – Ришар Форратьер. Я получил от него нечто вроде… личного обещания.
      – Но он же не может. Только если уговорит кого-то из членов Совета сделать это за него.
      – Сможет, если победит лорда Доно и будет утвержден графом Форратьером. – А мои коллеги скорее всего поперхнутся лордом Доно.
      – Майлз… СБ не можетобнародовать улики, имеющие отношение к смерти Форсуассона. Даже в Совете Графов.
      По выражению на лице Галени Майлз перевел эту фразу как « особенноне в Совете Графов». Зная все причуды этого государственного органа, Майлз сочувственно ответил. – Да. Понимаю.
      – Что ты намерен делать? – обеспокоенно произнес Галени.
      У Майлза были более веские причины избегать подобного развития событий, чем нежелание играть на нервах СБ. Целых две причины – мать и сын. Если он все сделает верно, никакие маячащие на горизонте юридические дрязги даже не коснутся ни Катерины, ни ее Никки. – Свою работу – ни больше и ни меньше. Немного политиканства. В барраярской манере.
      Галени с сомнением оглядел его. – Ладно… если ты и правда намерен изображать невинность, тебе нужно это делать поубедительней. Ты… дергаешься.
      Майлз… дернулся. – Есть вина и вина. Я невиновен в предумышленном убийстве. Но виновен в том, что напортачил. И не я один – нас таких целая команда. Во главе с этим идиотом Форсуассоном лично. Если бы он только… черт возьми, ведь каждый раз, стоит сойти с борта челнока в комаррском куполе – и тебя усаживают смотреть ролик по правилам пользования респиратором. А он там прожил почти год. Ему говорили… – на секунду он затих. – Впрочем, я сам, к примеру, прекрасно знал, что мне нельзя выходить из купола, не уведомив об этом мою охрану.
      – Как показывает практика, в небрежности тебя никто не обвиняет.
      Майлз горько скривил рот. – Они льстят мне, Дув. Льстят.
      – С этим я тебе помочь не могу, – сказал Галени. – У меня достаточно своих собственных неупокоенных призраков.
      – Шах, – вздохнул Майлз.
      Целую долгую минуту Галени глядел на него, затем выпалил: – По поводу твоего клона.
      – Брата.
      – Да, про него. Знаешь ли ты… понимаешь… какие у него, черт возьми, намерениянасчет Карин Куделки?
      – Это вопрос СБ или лично Дува Галени?
      – Дува Галени. – Галени выдержал еще более длительную паузу. – После той… сомнительной услуги, какую он мне оказал тогда на Земле в нашу первую встречу, – я был рад видеть, что он жив и спасся. Меня не особенно потрясло ни то, что он объявился здесь, ни – я уже был знаком тогда с твоей матерью – что твоя семья приняла его. Я даже смирился с тем, что, вероятно, мы будем с ним видеться время от времени. – Его ровный голос чуть надломился. – Но я не ожидал, что он превратится в моего свояка!