Веко у Хорриса Кью задергалось вдвое быстрее. Абернети нахмурился:
      - Надо полагать, ты научил свою спутницу бросаться на собак?
      - Гаааа! Блохи! Блохи! - крикнула птица. Бен вышел из-за стола и встал между Абернети и птицей.
      - Разве вы не должны находиться в изгнании, Хоррис? Что вас привело обратно?
      - Ваше Величество, я просто хотел бы попробовать начать все сначала. - На угловатом лице Хорриса отразилось искреннее сожаление. - У меня было двадцать лет, чтобы раскаяться, осознать свои ошибки, обдумать свои дурные поступки. Советник Тьюс подтвердит вам: мне повезло, что я убежал из Заземелья живым. Но теперь я хотел бы вернуться домой и начать новую жизнь. Это возможно?
      Бен внимательно смотрел на него:
      - Не знаю.
      - Не делайте этого. Ваше Величество, - мгновенно предостерег его советник.
      - Даже не думайте делать, великий король, - добавил Абернети.
      - Га! Ура Хоррису, ура Хоррису! - провозгласила птица.
      - Спасибо, Больши, - ласково погладил Хоррис птицу и снова посмотрел на Бена. - На тот случай, если вы разрешите мне вернуться, Ваше Величество, у меня есть план. Я ничего не буду просить ни у вас, ни у кого-то еще. Только чтобы меня не трогали. Я проживу остаток своих дней отшельником и никого не буду беспокоить. Но если появится необходимость, я буду готов служить в любом качестве. Я обладаю некоторым знанием магии, которое может оказаться полезным. Я предлагаю вам воспользоваться ею, когда вы сочтете нужным. Вы можете быть уверены, что я приду, если меня позовут.
      - Сдается мне, что именно применение магии и послужило причиной вашего изгнания, - мягко упрекнул его Бен.
      - Да-да. Увы, это правда. Но я не буду вмешиваться в дела страны или ее жителей, если меня не попросят, - сказал Хоррис. Больной глаз продолжал судорожно подмигивать. - Если я нарушу этот уговор, вы можете немедленно снова отправить меня в изгнание.
      - Нет! - сказал советник Тьюс.
      - Нет! - поддержал его Абернети. Бен старался сдерживать улыбку. Ему, наверное, следовало бы отнестись к происходящему серьезнее, но слишком трудно было заинтересоваться человеком с внешностью этого типа. К тому же его самыми страшными проступками было то, что он заставил кур летать, а коров - восстать против фермеров.
      - Га! Красивая леди! - неожиданно свистнула птица.
      Ивица улыбнулась и взглянула на Бена. Он вспомнил о ребенке.
      - Я подумаю и дам вам ответ через несколько дней, - объявил Бен, не обращая внимания на стоны советника и Абернети. - Тогда, видимо, вы сможете вернуться.
      - Буду счастлив. Ваше Величество, - отозвался Хоррис Кью, низко кланяясь. - Спасибо, спасибо вам! Я очень вам обязан.
      Он поспешно начал пятиться и был выпровожен из замка. Бен с интересом подумал, что за птица этот Больши и сколько слов она может произнести.
      - Ну, это было монументально глупое решение! - с отвращением бросил советник Тьюс. - Если мне позволено высказаться, великий король!
      - Позволено, - ответил Бен, поскольку тот все равно уже высказался.
      - А в птице действительно есть что-то знакомое, - пробормотал Абернети.
      - То, что человек выглядит безобидным, еще не значит, что он действительно таков, - не унимался советник. - В случае с Хоррисом Кью внешность не просто обманчива, она прямо-таки лжива!
      Но Бену уже надоел этот разговор, и он предупреждающе поднял руку.
      - Джентльмены! - укоризненно проговорил он, надеясь вызвать досадливые взгляды, но ему пришлось удовлетвориться враждебным молчанием. Он вздохнул. Наверное, нельзя рассчитывать, что все всегда будет получаться так, как ему хочется. Вот почему, как правило, приходится идти на компромиссы, - Мы поговорим об этом попозже, ладно?
      Ивица поднялась и встала рядом с Беном. Когда она взяла его под руку, он улыбнулся.
      - Сельдерей! - громко окликнул Бен и, когда повар появился рядом с его волшебником, писцом и гонцом, спросил:
      - Как вы отнесетесь к тому, чтобы к нашей дружной компании прибавился еще один член семейства?
      - Только пусть это будет не Хоррис Кью, - опередил всех советник Тьюс, и вид при этом у него был отнюдь не виноватый.
      Глава 3
      БУРЬЯН
      Хоррис Кью удалился из Чистейшего Серебра, как ночной беглец, стараясь идти настолько быстро, насколько позволяли приличия и гордость. При каждом шаге он затравленно озирался по сторонам. Устремившись вперед, его долговязая фигура странно раскачивалась из стороны в сторону, так что даже в этой самой странной земле он представлял странное зрелище. Непонятно откуда взявшийся тик заставлял уголок его глаза подпрыгивать наподобие пойманного сверчка. На его плече сидел Больши - знамение рока.
      - Ох, ну до чего же мне не нравится этот пес! - пробурчала птица, взъерошивая перья в знак отвращения.
      Хоррис Кью поджал губы.
      - Заткнись насчет пса.
      - Он меня почти узнал! Ты заметил? Рано или поздно истина откроется, помяни мои слова!
      - Считай, что помянул. - Они перешли через мост, соединявший остров с берегом, и направились в лес к западу от озера. - Какая разница? Микса давно нет в живых.
      В прежние дни Больши принадлежал придворному волшебнику. Именно Микс с помощью колдовства усилил сообразительность Больши, надеясь, что сможет использовать птицу для того, чтобы шпионить за своими противниками. Но Больши и тогда был таким же несносным и невоздержанным на язык, как и сейчас, и быстро надоел Миксу. Когда старый король изгнал Хорриса Кью на Землю, Микс отправил с ним въедливую птицу.
      Больши съежился, превратившись в комок черных перьев.
      - Если пес сообразит, что я был связан с Миксом, Хоррис, можешь попрощаться с надеждой на то, чтобы снова оказаться в стенах замка.
      Хоррис попытался сделать вид, что ничуть не встревожен:
      - Ты беспокоишься по пустякам.
      - Мне наплевать. Не нравится мне, как этот пес смотрел на меня. И вообще мне все не нравится.
      Хоррис промолчал, ему тоже многое не понравилось. Все пошло наперекосяк с той секунды, как он произнес "Рашун, облайт, сурена..." и все такое прочее и это чудище вырвалось из Шкатулки Хитросплетений. При одной мысли о том, как все было, его бросило в дрожь. Он вспоминал, как увидел эту тварь, обернувшись на ее приветствие. Вот и сейчас этот ужас их дожидается, и вид его неописуемо отвратителен. Более мерзостного существа он в своей жизни не встречал.
      И теперь это чудовище завладело их жизнью: отдает ему приказы, словно простому слуге, говорит, куда пойти и что делать. Словно самый страшный кошмар вдруг превратился в явь. Хоррису и в голову не приходило попробовать перечить.
      - Как ты думаешь, зачем он отправил нас к королю? - вдруг спросил Больши, словно прочтя его мысли. Они миновали склон холма и вышли на опушку леса.
      Хоррис устало выдохнул:
      - Откуда мне знать? Оно приказало мне сказать все это Холидею - и я сказал. Оно велело мне это сделать, и я сделал. А ты думал, я буду спорить?
      На это Больши было нечего возразить - на его счастье, поскольку Хоррис и так уже был до крайности раздражен всем, что произошло за последние сутки. Он считал, что это Больши был во всем виноват. В плане вымогательства, в создании Скэта Минду (Скэт Минду - ну и шуточка!), в высвобождении этого чудовища, в возвращении в Заземелье. Хоррис не знал, в какую игру вовлечен, но не сомневался в том, что это опасная игра. Ведь он вернулся туда, куда не должен был возвращаться ни в коем случае, и ему никто не обрадовался. Конечно, старый король умер, а этот новый, Холидей, по крайней мере готов обдумать его прошение. Не важно. Что они тут делают? Конечно, это его родная страна, но он не хранил о ней теплых воспоминаний. В этом месте он родился (ну, это чистая случайность), вырос, попал в немалые неприятности, был объявлен персоной нон грата и насильственно выдворен. Он был совершенно счастлив в своем новом мире, в земле с молочными реками и кисельными берегами, жители которой готовы верить в Скэта Минду и платить деньги за струйку дыма и отблеск света. Он там прекрасно устроился, был доволен собой, своей жизнью и перспективами на будущее.
      И что у него есть теперь? Ничего. И во всем виноват Больши.
      На самом же деле и Хоррис был виноват в происшедшем не меньше Больши, и это его бесило сильнее всего.
      Что теперь с ним будет? Что придумал добрый старина Скэт Минду?
      - Ох, ну до чего же мне не нравится этот пес! - повторил Больши и наконец замолчал.
      Они шли все утро и к полудню добрались до Сердца. Сердце было священным местом, источником магии Заземелья, краеугольным камнем его жизни. Именно здесь все короли Заземелья, включая и Бена Холидея, были коронованы на царствие. Оно казалось лужайкой посредине леса огромных широколиственных деревьев, поросшей зелеными, золотыми и красными травами. По ее периметру величественно стояли стеной Лазурные друзья. В самом центре был помост из сияющих белизной дубовых досок. Ярко сверкали серебряные столбы, в которых были укреплены массивные белые свечи.
      Помост окружали флагштоки, на которых развевались штандарты королей Заземелья, полощущиеся морем ярких красок. Самым новым был штандарт Бена Холидея - изображение уравновешенных чаш весов на зеленом фоне. Это была память о тех годах, когда в своей прежней жизни он был адвокатом. Вокруг помоста и на всей остальной поляне были разложены белые бархатные подушечки для коленопреклонений.
      Все было чистое и прекрасно сохранившееся, словно ожидало очередной коронации.
      Хоррис Кью вышел на середину Сердца и торжественно огляделся. История страны смотрела на него со всех сторон.
      - Сними шляпу, Больши, - провозгласил он. - Мы в храме.
      Больши с сомнением озирался по сторонам. Его внимательные глазки блестели.
      - Кто же присматривает за всем этим? Хоррис изумленно посмотрел на него и вздохнул.
      - До чего же ты невежествен! Больши слетел с его плеча и уселся на одну из бархатных подушечек.
      - Так ты теперь начал обзываться, а, Хоррис? Ну это просто наглость!
      И он демонстративно нагадил на белую ткань. Хоррис на секунду возмущенно застыл, а потом его долговязое тело развернулось, словно полузмея, и его длинные руки закачались в разные стороны, будто пришитые к тряпичной кукле.
      - Мое терпение кончилось, Больши! Да я тебе, мерзкая птица, сейчас сверну твою жалкую голову!
      - А я тебе выклюю глаза, Хоррис!
      - Ах ты слабоумная галка!
      - А ты придурковатый бабуин!
      Они злобно уставились друг на друга. У Хорриса пальцы скрючились в когти, а Больши взъерошился и расправил крылья. Ярость прокатилась по ним волной, а потом отхлынула и испарилась, словно вода, попавшая на раскаленный солнцем камень. Напряженность отпустила их обоих, сменившись изумлением и неясным смущением из-за того, насколько они были несдержанны.
      - В этой глупости виновато то создание, - негромко объявил Хоррис Кью. Старый добрый Скэт Минду.
      - Надо признаться, он совсем не такой, как я ожидал, - серьезно признался Больши.
      - Это даже и не "он". Это "оно".
      - Чудище.
      - Чудовище.
      Больши прикрыл глазки.
      - Хоррис, - сказал он, и в его слова вкрались нотки печали, - что мы здесь делаем? Подожди, не отвечай ничего, пока меня не выслушаешь. Я знаю, как мы сюда попали. Механизм мне понятен. Мы выпустили это существо из Шкатулки Хитросплетений, где оно было заключено в кусочке волшебного тумана, и оно воспользовалось этим туманом, чтобы открыть проход в Заземелье. Это я понял. Но что мы здесь делаем? Правда, что? Задумайся на минуту. Здесь нам опасно находиться.
      - Знаю, знаю, - вздохнул Хоррис.
      - Так, хорошо. Почему бы нам не убраться куда-нибудь еще? Куда-нибудь, где менее.., страшно. Почему бы и нет? Может, оно согласится, чтобы мы отправились куда-нибудь еще? Может, оно даже пойдет на то, чтобы нас отправить туда, если само хочет остаться. В конце концов зачем мы ему?
      Хоррис кинул на него испепеляющий взгляд:
      - И куда мы направимся, Больши? Туда, откуда пришли, где нас ждет паства, чтобы растерзать на куски? Ты прекрасно позаботился об этом варианте.
      - Это не я, Хоррис! Я тебе уже говорил. Это Скэт Минду. Или кто он там на самом деле. - Больши перелетел на одну подушечку поближе. - Ты спрашиваешь, куда мы можем направиться? Вариантов масса. Я читал про некоторые. Как насчет того места с дорогой из желтого кирпича и Изумрудным городом, где бегает крошечный народец? Жевуны, кажется?
      Хоррис посмотрел на него и вздохнул.
      - Больши, это же ненастоящее место. Это было в книге.
      Больши безуспешно попытался нахмуриться:
      - Нет, не в книге! Это было на самом деле.
      - Нет, Больши. У тебя опять заскок. Это была страна Оз. Это ненастоящая страна. Ел выдумали, - С волшебниками и прочим? С колдуньями и говорящими обезьянами? Это не выдумка. Это правда! Реальность!
      - Это была книга, Больши. Сказка!
      - Ну ладно, Хоррис, ладно. Пусть сказка. - Птица щелкнула клювом. Минуту подумав, она сказала:
      - Хорошо. А как насчет той страны с маленьким народцем, у которого мохнатые ножки?
      Хоррис побагровел.
      - Что с тобой разговаривать! - прошипел он яростно. Не глядя прошел мимо Больши и зашагал к лесу. - Давай-ка просто доложимся, да и дело с концом!
      Он исчез за деревьями, оставив Сердце позади. Больши последовал за ним. С солнечной лужайки они попали туда, где даже в полдень было сумрачно и прохладно, где тени словно паутиной опутывали лес. Они двигались молча. Хоррис решительно шагал между деревьями, а Больши перелетал с ветки на ветку, то вырываясь далеко вперед, то возвращаясь обратно. Погрузившийся в мрачные раздумья Хоррис демонстративно его не замечал.
      Почти в километре от Сердца, где переплетавшиеся ветви почти скрыли свет, они спустились по крутому склону туда, где густые заросли кустарника окружили нависшую скалу. Пробравшись через кусты, они оказались у массивного плоского камня, верх и все стороны которого были испещрены какими-то знаками. Хоррис уставился на камень, испустил свой самый усталый вздох, вытянул руки и в нужной последовательности прикоснулся к нескольким из символов. Он быстро отступил в сторону, когда дверь открылась, скрежеща камнем о камень. Больши снова опустился ему на плечо, и оба наблюдали, как медленно вырисовывается темное отверстие пещеры.
      Довольно неохотно они прошли внутрь. Дверь со скрежетом закрылась у них за спиной.
      В пещере был свет, который вел их в самую глубину: какое-то тусклое свечение, словно исходившее от скалы. Кое-где она поблескивала наподобие серебряной руды. Пятна и полосы фосфоресценции были разбросаны хаотично, но давали достаточно света, чтобы можно было пробираться относительно легко. В пещере было жарко. Это была неприятная жара, которая проникала в кожу, создавая ощущение липкости и зуда. И еще в воздухе неприятно пахло. Хоррис и Больши сразу узнали этот запах и поняли, откуда он исходит.
      Очень быстро они оказались в самой глубине пещеры. Тут свет был самым ярким, жара - самой жаркой, а вонь - самой сильной. В этом месте пещера расширялась и потолок ее уходил вверх метров на пять. Вниз с него свисали сталактиты, напоминавшие средневековую ловушку из копий. В зале было пусто, если не считать шаткой деревянной кровати у одной стены и не менее шаткого деревянного стола, на котором стоял металлический тазик для умывания. Постель была не застлана, тазик - с водой. Рядом с тазиком стояла Шкатулка Хитросплетений.
      Из дальнего угла пещеры послышался шорох.
      - Вы сделали, как вам было зелено? - угрожающе прошипел голос.
      Отвечая, Хоррис старался не дышать, чтобы не вдохнуть лишней вони.
      - Да. Точь-в-точь как было велено.
      - Каков был ответ?
      - Он сказал, что подумает. Но волшебник и писец будут стараться убедить его, чтобы он не разрешил мне остаться.
      В ответ послышался смех. Чудовище зашевелилось в полутьме: приподняло туловище, выпрямило конечности. По правде говоря, было очень нелегко сказать, что именно происходит, и это сбивало с толку. Хоррис снова вспомнил момент, когда впервые увидел это создание, и вдруг понял, что уже не знает толком, что именно это было. Существо, бывшее Скэтом Минду, умело показаться только какой-то своей частью - мельканием туловища, или конечности, или головы (но не лица), намеком на цвет или форму. И в конце концов оставалось скорее некое впечатление, нежели определенный образ. И неизбежно было это нечто неприятным, резким и отталкивающим.
      - Ты меня боишься? - мягко спросил голос. В дымном полумраке блеснуло что-то гадко-зеленое.
      Хоррис вдруг пожалел, что вернулся. Возможно, Больши был все-таки прав. С каким безумием они связались, освободив это чудовище? Оно было заключено в Шкатулке Хитросплетений и обманом вынудило их его выпустить, используя Больши в качестве связного, а Хорриса - в качестве колдуна. Оба послужили отмычками к замкам, державшим его в плену. В самой глубине души Хоррис Кью понимал, что вся эта история с созданием Скэта Минду вообще была не его идея, все это исходило от этой штуки из Шкатулки Хитросплетений, от этой штуки, которая была заперта в волшебных туманах, отправлена в изгнание так же, как были отправлены они сами. Это существо было осуждено на забвение, но судьба сделала Хорриса и Больши невольными его спасителями.
      - Что мы здесь делаем? - вдруг спросил Больши. Его тоненький голосок дрожал от испуга.
      - Что я вам велю, - прошипел голос. Скэт Минду вышел из сумрака, поднимаясь, как клубы дыма, которые почему-то сгустились во что-то смутно знакомое, хотя еще не до конца оформившееся. Его запах заставил Хорриса и Больши отступить назад, и смех его был негромким и довольным. Передвигаясь, чудовище колебалось, как поверхность протухшей лужи. Во внезапно наступившей тишине они расслышали шипение его дыхания. Оно было громадное, жирное и властное, в нем ощущалось что-то древнее и ужасное.
      - Меня зовут Бурьян, - вдруг прошептало чудовище. - Я из народа, жившего в волшебных туманах, один из них, пока много столетий назад меня не поймали, навсегда заключив в Шкатулку Хитросплетений. Я был могучим чародеем - и опять им стану. Вы мне поможете.
      Хоррис Кью прокашлялся:
      - Я не вижу, что мы можем сделать. Бурьян засмеялся:
      - Я буду твоими глазами, Хоррис Кью. Я вижу тебя лучше, чем ты сам себя. Ты зол из-за того, что потерял все, что имел в том мире, но то, чего ты хочешь больше всего, находится здесь. Ты испуган тем, что с тобой сделали, но недостающую тебе смелость смогу восполнить я. Да, я тебя подставил. Да, ты действовал под моим влиянием. И снова будешь - и ты, и птица. Так устроен мир, Хоррис. Эльфы из волшебных туманов заточили меня в Шкатулку Хитросплетений с помощью заклинаний, которые нельзя было снять изнутри, - это можно было сделать только снаружи. Кто-то должен был их произнести - и я избрал тебя. Я нашептывал тебе заговоры. Я руководил твоей магией. Ты по очереди произносил заклинания Скэта Минду. Один за другим ты поворачивал ключи, державшие меня в заточении. Когда настало время, чтобы я вышел, я заставил птицу признаться в том, что Скэт Минду - это розыгрыш. Мне нужно было, чтобы тебе пришлось бежать. Но бежать ты мог, только освободив меня. Впрочем, не отчаивайся. Все так и должно было произойти, так было суждено. Судьба связала нас.
      Хоррис решил, что это звучит не слишком приятно, но, с другой стороны, невольно заинтересовался: возможно, он мог с этого что-то поиметь.
      - У вас есть виды на нас? - осторожно спросил Хоррис Кью.
      - Очень даже привлекательные, - прошептал Бурьян. - Я знаю историю вас обоих. Ты, Хоррис, был изгнан за свои понятия относительно того, какой должна быть магия. А птица была изгнана за то, что оказалась большим, чем то, на что рассчитывал ее создатель.
      Как это ни странно, Хоррис и Больши немедленно согласились с такой оценкой (хотя Больши и не нравилось, что его все время называют просто "птица"), - Вы мешали и досаждали тем, кто прикидывался вашим другом, а на самом деле боялся вас и видел в вас соперников. Такова природа тех созданий, с которыми мы имеем дело. - Бурьян медленно отступил обратно в темноту, дым и тени у стены пещеры. При движении послышалось какое-то царапанье, как будто ножом счищают чешую с рыбы. Казалось, такой звук несовместим с существом столь нематериальным.
      - Разве вы не хотели бы отомстить этим глупцам? - вопросил Бурьян.
      Конечно, Хоррис и Больши очень бы этого хотели. Но все эти успокаивающие слова не уменьшили их опасливого отношения к Бурьяну. Им не нравилось это существо, не нравились его вид и запах, не нравилось оно само, и они по-прежнему считали, что там, откуда они явились, им было гораздо лучше. Тем не менее им хватило ума это не высказывать. Они просто стали ждать, что еще скажет Бурьян.
      А тот вдруг расползся в темноту, поглощая свет, и атмосфера пещеры навалилась на них, словно крышка гроба.
      - Я возьму себе во владение волшебные туманы, откуда меня изгнали, и буду повелевать теми, кто был свободен, пока я томился в заточении. Я сделаю их своими рабами, пока мне это не надоест, а потом запру в такой темноте, что они будут безостановочно вопить, чтобы смерть их освободила.
      Хоррис Кью с трудом проглотил вставший в горле комок и даже забыл попятиться. Сидевший у него на плече Больши так стиснул когти, что Хоррису стало нестерпимо больно.
      - Тебе, - тихо прошипел Бурьян, - я отдам Заземелье. Целиком, полностью, страну и ее людей - и делай с ними что хочешь.
      Заполнившая пещеру тишина стала бездонной. Хоррис вдруг обнаружил, что потерял способность думать. Заземелье! Что он будет делать с Заземельем? Он попытался заговорить - и не смог. Он словно пересох весь, от кончика носа до мизинца на ноге, и вся его жизнь мага превратилась в смутное воспоминание, казавшееся таким же летучим, как дым.
      - Вы Хотите отдать нам Заземелье? - вдруг проскрипел Больши, словно не расслышал.
      Бурьян грубо и пугающе расхохотался:
      - Этого в вашем изгнании не мог бы дать вам даже Скэт Минду, а? Но, чтобы заслужить такой дар, вы должны делать то, что я вам велю. Выполнять все в точности. Поняли?
      Хоррис Кью кивнул. Больши тоже.
      - Скажите! - резко зашипел Бурьян.
      - Да! - выдохнули оба, ощущая, как на шее сжимаются невидимые пальцы. Пальцы сомкнулись и не" двигались немыслимо длинную минуту, а потом разжались. Хоррис и Больши задыхались и жадно глотали воздух во вновь воцарившейся тишине.
      Бурьян снова отступил. Его вонь была настолько сильной, что на мгновение им показалось, будто в пещере больше не осталось воздуха. Хоррис Кью упал в почти полной тьме пещеры на колени. Его мутило, и он так боялся чудовища, что единственной мыслью его было повиноваться и делать все, что от него потребуют, лишь бы только ему не стало еще хуже. У Больши дыбом встал его белый хохолок. Он закрыл свои блестящие птичьи глазки и весь затрясся.
      - Нам могут угрожать враги, - прошептал Бурьян, и голос его напомнил царапанье грубого наждака по дереву. - Чтобы можно было действовать, надо убрать их с нашего пути. Вы мне в этом поможете.
      Хоррис молча кивнул. Говорить он не решался, опасаясь, что ляпнет что-нибудь не то, и ужасно жалел, что не научился раньше держать свой чародейский язык за зубами.
      - Ты напишешь три письма, Хоррис Кью, - прошипело чудовище. - Напишешь прямо сейчас. - Скрывавший его сумрак шевельнулся, и глаза его (кажется) нашли Больши. - А когда он закончит, ты их доставишь.
      ***
      На замок Чистейшего Серебра опустилась ночь. Солнце скрылось за горизонтом, окрасив небо в густо-красные и лиловые тона, которые сначала зажгли облака на западе, а потом и саму землю. Тени удлинились и стали еще темнее, отразившись от полированной поверхности замка и от окружавшей его воды, и, наконец, растворились в сумерках, освещенных всеми восемью лунами, которые были в той редкой фазе, когда появлялись в ночном небе одновременно.
      Взяв Ивицу под руку, Бен Холидей поднялся по лестнице в спальню, время от времени улыбаясь своим мыслям. Он все еще был под влиянием новости относительно ребенка. Дитя! Казалось, он никогда не устанет повторять эти слова. При этом у него начинала кружиться голова, и он чувствовал себя чудесно и одновременно ужасно глупо. Сейчас уже все в замке знали о ребенке. Даже Абернети, который обычно не давал воли своим чувствам, узнав прекрасную новость, крепко обнял Ивицу. Советник Тьюс немедленно начал строить планы воспитания и образования ребенка на ближайшие двадцать лет. Казалось, никто не удивился тому, что будет дитя, - словно в рождении ребенка, здесь и сейчас, нет ничего странного.
      Бен помотал головой. Это будет мальчик или девочка? А может, двое? Знает ли Ивица? Следует ли ему спросить у нее? Он жалел, что не знает, что делать кроме как повторять еще и еще раз, как он счастлив.
      Они поднялись до площадки, выходившей на крепостной вал, и Ивица увлекла его под звездное небо. Они прошли к зубчатой стене и стали смотреть через озеро на темную землю. Они, взявшись за руки, молча стояли в тишине, касаясь плечом друг друга.
      - Мне надо на время уйти, - тихо сказала Ивица. Это было настолько неожиданно, что на минуту Бену показалось, что он ее плохо расслышал. Она не смотрела на него, но ее пальцы предупреждающе сжали ему руку. - Дай мне закончить, ничего пока не говори. Я должна сказать о ребенке матери. Она должна знать, чтобы танцевать для меня. Помнишь, я рассказывала тебе, как нашу совместную жизнь предсказало переплетение цветов, служивших постелью при моем зачатии? Это было той ночью, когда я впервые увидела тебя в Иррилине. Я сразу же поняла, что для меня больше никто никогда не будет существовать. Это предсказание произошло благодаря танцу моей матери. - Теперь она посмотрела на Бена, и ее глаза стали громадными и бездонными. - Потомки эльфов видят в настоящем часть будущего, читают в том, что есть, то, что будет. Таким даром обладает каждый из нас, Бен, а для моей матери будущее часто является в ее танце. Так было и когда я видела ее во время поисков черного единорога. И теперь тоже так будет.
      Казалось, она закончила свое объяснение.
      - Ее танец расскажет нам что-то о будущем ребенка? - удивленно спросил Бен.
      Ивица медленно кивнула, не спуская с него глаз. Ее безупречные черты в звездном свете казались мраморными.
      - Не нам, Бен. Мне. Она расскажет только мне. Она будет танцевать только для меня, а не для чужака. Пожалуйста, не сердись, но я должна идти одна. Не сердись!
      Он неловко улыбнулся:
      - Но я могу пройти с тобой почти весь путь. По крайней мере до старых сосен. Она покачала головой:
      - Нет. Пойми, пожалуйста. Это должен быть мой крест, а не твой. Это путешествие не только в Озерный край, но и в меня саму, и принадлежит оно мне одной. Я совершу его как мать твоего ребенка и как дитя потомков эльфов. В нашей жизни будут и другие путешествия, принадлежащие нам обоим, путешествия, в которых ты сможешь участвовать. Но это принадлежит только мне. - Она увидела в его взгляде сомнение и помедлила. - Я знаю, что это нелегко понять. Это имеет отношение к тому, что я пыталась тебе сказать раньше. В Заземелье детей вынашивают и рожают совсем не так, как в твоем мире. Существуют различия, которые связаны с магией, питающей нашу землю, дающей жизнь всем нам, но в особенности потомкам эльфов. Мы связаны с Заземельем как люди, которые всю свою жизнь заботились о нем и врачевали его. Это - наше наследие и наши узы.
      Бен кивнул, чувствуя, что внутри у него что-то оборвалось.
      - Не понимаю, почему мне нельзя пойти с тобой, Ивица!
      Он увидел, как у нее перехватило горло. В глазах ее стояли слезы.
      - Знаю. Я пыталась найти возможность рассказать тебе все, объяснить. Но, наверное, мне просто придется попросить тебя мне поверить.
      - Я тебе верю. Всегда. Но понять мне трудно. И дело было не только в этом. Он встревожился. Он боялся расставаться с ней со времени их возвращения на Землю за Абернети и пропавшим медальоном, когда она чуть не умерла. Он заново пережил все кошмары смерти Энни и их неродившегося ребенка и гибели части его души, которая принадлежала им; Во время расставания с Ивицей, каким бы необходимым и коротким оно ни было, этот страх снова возвращался. И этот раз не был исключением. Скорее, это чувство еще усилилось из-за того, что ему так трудно было понять причины их расставания.
      - Когда тебе надо уходить? - спросил он, все еще не примирившись с этой мыслью. Казалось, вся его радость куда-то улетучилась.
      - Завтра, - ответила она. - На рассвете. Его отчаяние удвоилось.
      - Ну по крайней мере возьми с собой Сапожка. Возьми кого-нибудь для сопровождения!
      - Бен. - Она взяла его за обе руки и придвинулась так близко, что он увидел в ее глазах свое отражение. - Со мной никто не пойдет. Я пойду одна. Тебе не надо тревожиться. Я буду в безопасности. За мной не надо присматривать. Ты это знаешь. В Заземелье у потомков эльфов есть свои методы защиты. Я буду на родине моего народа.
      Он сердито встряхнул головой:
      - Не понимаю, как ты можешь быть в этом уверена! Ну почему ты должна идти одна?!
      Несмотря на все его усилия сохранять спокойствие, он повысил голос и начал говорить гневно. Сделав шаг назад, он постарался отстраниться от нее. Но Ивица не отпустила его рук.
      - Дитя важно для нас, - мягко сказала она.
      - Я это знаю!
      - Ш-ш, ш-ш! Мать-Земля говорила нам о его важности - помнишь? Он глубоко вздохнул:
      - Помню.
      - Тогда смирись с тем, что наши потребности должны отступить перед потребностями ребенка, - прошептала она. - Пусть это больно, пусть непонятно, пусть нам хочется, чтобы все было по-другому. - Она помолчала. - Мне это нравится не больше, чем тебе. Ты мне веришь?
      Он был застигнут врасплох. Ему и в голову не приходило, что она приняла такое решение под чьим-то давлением.
      - Да, верю, - сказал он наконец.
      - Если бы можно было, я взяла бы тебя с собой. Если бы можно было, я бы не расставалась с тобой ни на секунду. Но, увы, нельзя. Природа вещей не позволяет, чтобы мы всегда были вместе.
      Она ждала, что Бен ответит. Он долгое время молча смотрел на нее, осмысливая ее слова. А потом сказал:
      - Наверное, ты права.
      - Все будет хорошо, - пообещала она ему. Ивица обняла его и прижала к себе. Он уткнулся лицом в ее зеленоватые волосы и почувствовал, что ему уже больно оттого, что она уходит. Страх черной тучей клубился в уголках его сердца. Он вновь осознал, насколько они разные - человек и сильфида - и сколького он еще о ней не знает.