Шкатулка хитросплетений (Хроники Заземелья - 4)

      На сутулых плечах слабо трепетали крылья - кожистые веера, слишком слабые, чтобы работать, напоминавшие какие-то нелепые придатки. Можно было подумать, что предки этой твари когда-то умели летать, но давным-давно позабыли, как это делается.
      Рыцарь почувствовал отвращение, но не отвел взгляда. Уродство - это тоже часть жизни.
      - Где мы? - спросил он химеру. - Ты осмотрелась?
      - Мы в лабиринте, - ответила она, словно этим все было сказано.
      Химера посмотрела на даму, которая при звуке ее голоса снова подняла голову.
      - Не смотри на меня! - сразу же прошипела та, отворачиваясь.
      - В какой части страны находится лабиринт? - продолжал расспрашивать сбитый с толку рыцарь. Химера снова расхохоталась:
      - В любой. - В ее пасти видны были желтые зубы и черный язык. - Во всех частях каждой части всего. Он находится на севере, на юге, на востоке, на западе и даже в середине. Мы в нем находимся, в него придем и всегда в нем будем.
      - Она безумна, - быстро прошептала дама. - Заставь ее замолчать.
      Рыцарь поправил тяжелый палаш за плечами и осмотрелся.
      - Из любого лабиринта всегда есть выход, - объявил он. - Найдем выход и из этого.
      Химера потерла руки, словно пытаясь согреться.
      - И как ты это сделаешь, сэр рыцарь? - презрительно осведомилась она.
      - Уж конечно, не сидя на одном месте, - ответил рыцарь. - Ты пойдешь с нами или нет?
      - Оставь ее! - прошипела дама, быстро встав и поплотнее кутаясь в свои темные одежды. - Ей с нами не по пути! Ей не суждено быть с нами!
      - "С нами"? - ехидно переспросила химера. - Вы теперь связаны, дама? Ты стала подругой и спутницей рыцаря? Какая неожиданность!
      Дама оскалилась на мерзкую тварь и отвернулась.
      - Я ни с кем из вас не связана. Я бы предпочла, чтобы меня убили прямо сейчас, - и делу конец.
      - Я бы тоже предпочла, чтобы тебя убили, - согласилась химера.
      Дама тут же снова стремительно повернулась к ней:
      - Ты уродливая зверюга, химера. Будь у меня зеркало, я бы сейчас поднесла его к твоей морде, чтобы ты увидела, насколько ты отвратительна!
      Химера содрогнулась от этих слов, а потом прошипела в ответ:
      - А тебе нужно было бы засунуть зеркало внутрь, чтобы увидеть мерзость, овладевшую твоей душой!
      - Прекратите ссору! - прогремел рыцарь, становясь между ними. Он вдруг преобразился: мужчина в темной одежде и кольчуге стал еще темнее. Казалось, окружающий его свет был втянут куда-то. Он был словно закован в тени. Прекратите, - повторил он уже спокойнее. Темная оболочка вокруг него исчезла, и он снова стал собой.
      Наступило долгое молчание, когда все трое смотрели друг на друга. Потом дама сказала рыцарю:
      - Я тебя не боюсь.
      Рыцарь устремил взгляд в темноту, словно не слышал ее слов. В глазах его отражалась растерянность - воспоминания об упущенных возможностях и неиспользованных шансах.
      - Мы пойдем туда, - проговорил рыцарь и сделал первый шаг.
      ***
      Они шли весь остаток дня, но лес, который был лабиринтом, не менялся. Полумрак упорно не рассеивался, туман цеплялся за вершины деревьев, а те не редели, если не считать попадавшихся время от времени полян. Ни вид, ни характер местности ничуть не менялись. Рыцарь вел их пешком (куда делся его конь?), стараясь двигаться по прямой, надеясь, что в какой-то момент лес кончится и появятся холмы или степи, которые должны же, конечно, находиться за деревьями, и тогда он сможет определить, что им следует делать дальше, В пути он все время пытался разобраться в своих отрывочных воспоминаниях. Пытался сообразить, что он здесь делает, что привело его в это унылое место. Попытался припомнить, как с ним оказались дама и химера. Он старался пробиться сквозь туман, затянувший почти все его прошлое. Он был рыцарем на службе короля, победителем множества сражений, и это было практически все, что он знал.
      Он упрямо цеплялся за это воспоминание, и оно не давало ему скатиться в безумие, куда его могли бы столкнуть безрезультатные попытки восстановить в памяти хоть что-то еще.
      Им попадались ручьи, из которых можно было попить, - и они пили, но никакой еды не находили. И тем не менее голода они не чувствовали. И дело было не в том, что они чем-то наелись, - скорее голод их просто покинул. Рыцаря это озадачило, но он не стал говорить об этом вслух. Они шли весь день сквозь полумрак, который почти не менялся, а когда наконец наступила темень, остановились.
      Они оказались еще на одной поляне, очень напоминавшей ту, первую. Лес вокруг не изменился. Они уселись втроем в сгустившемся мраке и уставились в темноту. Рыцарю не пришло в голову разжечь огонь. Им не было ни холодно, ни голодно, и в свете они не нуждались. В темноте они прекрасно видели. А еще они могли слышать звуки, которых не должны были бы слышать. Химера сидела чуть в сторонке, не желая снова выносить презрение дамы да и вообще не считая себя с ними чем-то связанной. Даже во время пути рыцарь ощущал эту отстраненность химеры, словно она сознавала, что их всегда будет разделять стена. Тварь скорчилась в темноте и, казалось, вросла в землю.
      Дама сидела лицом к рыцарю.
      - Ты мне не нравишься, - зло сообщила она. - Я рада была бы увидеть тебя мертвым. Он бесстрастно кивнул:
      - Знаю.
      Она весь день была молчалива и погружена в свои мысли, двигаясь послушно, но неосознанно. Он время от времени поглядывал на нее: иногда она была открыто враждебна, иногда - так же растерянна и задумчива, как он сам. Она держалась так, словно на ней была броня, - прямо, гордо и смело, но в ней ощущалась ранимость, которую никак не могла скрыть и, казалось, даже понять, словно это было для нее чем-то новым и неожиданным.
      - Почему бы тебе просто не отвести меня обратно? - вдруг настоятельно спросила она. - Почему ты не подчиняешь себе здешние обстоятельства? У тебя тут нет противника, с которым ты мог бы сражаться. Нет битвы, из которой ты мог бы выйти победителем. Почему ты так делаешь? Разве я тебе враг?
      - Ты так сказала.
      - Но только потому, что ты выкрал меня из моего дома! - с отчаянием выкрикнула она. - Только потому! - Она передвинулась по траве и подсела к нему почти вплотную. - Почему ты меня взял? - Он не мог дать ей ответа. Он его не знал. - Это твой король приказал тебе? Почему? - Он не мог вспомнить. - Что ему от меня нужно? Я никогда ему не помогу, что бы он там ни думал! Я не стану ни женой его, ни наложницей! Я буду его самым заклятым врагом, пока не умру!
      Рыцарь вдохнул лесной воздух, пахнущий зеленой свежестью листьев и трав, мускусной влагой почвы, едкой сухостью коры и старой древесины. Как ответить на ее вопросы? Почему он не знает ответов? Он ушел в себя, пытаясь найти покой. Утешительно было понять, кто он и чем занимается. Ощущение некой надежности давали его сила и умение, вес оружия, ловко пригнанная одежда и кольчуга.
      Но доспехов по-прежнему не было. Он ощутил их присутствие, становясь между дамой и химерой, но они так и не объявились. Почему так произошло? Доспехи потянулись к нему - и все же не показались, словно играли в кошки-мышки. Его доспехи словно безжизненны и в то же время словно обладают жизнью. Парадокс. Как и висящий у него на груди медальон, он - часть того, что он такое и кто он такой. Тогда почему он не может вспомнить, откуда они появляются?
      Дама стояла перед ним безмолвной мраморной статуей, пристально глядя на него. Ему казалось, что она пытается вырваться из себя - и не может. Что она от него скрывает? Что-то пугающее. Какое-то глубокое, тайное признание.
      Она сложила тонкие руки у себя на коленях. Лицо ее медленно наполнилось презрением.
      - Ты бессилен, - горько объявила она. - Ты лишен воли и способности к самостоятельным поступкам. Ты инструмент любого, кто надел корону. Как печально!
      - Я слуга короны.
      - Ты ее раб. - Она чуть наклонила голову, и волосы ее блеснули искрой черного огня. Ее взгляд пронзал его. - Ты не способен принять решение, противоречащее приказу твоего господина. Ты не способен сам выносить суждения. Ты взял меня в плен, не спросив, зачем это нужно. Ты делаешь все, что тебе велят, и тебя не заботят причины твоих поступков.
      Ну какой смысл с ней спорить. Им обоим это ничего не даст. Он плохо владел словами, а она не обладала чувством чести и не умела повиноваться. Они пришли из разных жизней.
      - Кто он, этот король, пожелавший мной обладать? - демонстративно осведомилась она. - Назови его имя.
      И он снова не смог ответить. Он уставился на нее, чувствуя себя загнанным в тупик.
      - Ты настолько невежествен, что даже такого не знаешь? - настаивала она, и ирония придала ее гневу еще большую остроту. - Или боишься назвать его мне? Кто именно?
      Он молчал, но отвести взгляд не мог. Она медленно покачала головой. Лицо у нее было жесткое и холодное, с этими темными волосами и бледной кожей, упрямым подбородком и сверкающими глазами. Но одновременно она была прекрасна. Она была безупречна, словно любимое воспоминание, приукрашенное временем, сточившим все острые углы, стершим все шероховатости, скрывшим все изъяны. Она очаровывала его, даже не прилагая к этому никаких усилий, не добиваясь этого. Она вела его мимо своего гнева и отчаяния, увлекая от того, что было, к тому, чего никогда не должно быть.
      - Что бы я тебе ни сказал, - заставил он себя ответить, - это тебе ничего не даст.
      - Так хотя бы попробуй! - прошептала она, и голос ее вдруг смягчился. Дай мне хоть что-то!
      Но он не мог. Ему нечего было сообщить. У него был только он сам, а он был ей не нужен. Ей нужны были причины, понимание - их у него не было. Он был в таком же недоумении, как и она сама, попав в неизвестное ему место, в непонятную ему ситуацию. Лабиринт был тайной, которую он не мог разгадать. Чтобы сделать это, надо было сначала из него вырваться. А это, как интуитивно чувствовал он, будет непросто.
      - Ты не испытываешь ко мне совсем никакой жалости? - печально спросила она, но на этот раз в ее голосе прозвучала мгновенно выдавшая ее фальшь.
      - Мои чувства не имеют никакого отношения к происходящему. Я выполняю то, что от меня требуется.
      - И что же от тебя требуется? - взвизгнула она, снова переполняясь гневом и горечью, отбросив всю напускную беспомощность. - Ты выполняешь то, что тебе приказывают, жалкая ты тварь! Ты кланяешься и унижаешься, потому что больше ничего не умеешь! Что от тебя требуется? Лучше бы мне попасть в самую черную пропасть на земле, чем хоть раз выполнить чей-то наималейший приказ!
      Он невольно улыбнулся.
      - Так и получилось, - ответил он. - Где же мы еще, если не там?
      Она вмиг отпрянула от него, жалкая, растерянная. Они долго молча сидели рядом. Химера спала, гнусаво всхрапывая, подергивая конечностями, словно ступни и ладони ей прижигали раскаленным железом. Дама один раз взглянула на нее и снова отвела глаза. Она не смотрела назад. Она не смотрела на рыцаря. Она смотрела в какую-то точку чуть вправо от себя, где трава в тени увяла, а почва растрескалась и пошла пылью. Она сидела так очень долго, а рыцарь незаметно наблюдал за нею - помимо воли, неохотно. Она была настоящей тайной, но причина ее страданий была гораздо более глубокой, чем она готова была ему признаться. Эта причина была громадной и тщательно скрытой, и его слабый разум не позволял ему проникнуть в ее источник.
      Он ощутил, что в нем поднимается какое-то странное чувство. Ему следовало бы сказать что-то, что умерило бы ее боль. Ему следовало бы сделать что-то, что облегчило бы груз ее страданий. И тут он задумался над словами, которые она ему выпалила, над обвинениями, которые она ему бросила. В них была правда. Он отдан служению другому человеку, подчинен чужим желаниям, отстаивает чужие интересы. В этом суть его жизни в качестве защитника короля. Рыцарь в доспехах, чьи оружие и сила решают все проблемы, - вот его роль. Если задуматься, то это казалось слишком малым. Это было определением его сути и тем не менее вмещалось в одну только фразу. И это - сумма всех его элементов? Неужели в нем больше ничего нет?
      Кто он?
      - Знаешь ли ты, что ты со мной сделал? - вдруг услышал он вопрос дамы. Он мгновенно повернулся к ней. Она не смотрела на него. Ее взгляд был по-прежнему устремлен на тот же кусок голой земли. По ее щекам пролегли влажные полосы, начинавшиеся от холодных, пустых глаз. - Знаешь ли ты? - с отчаянием прошептала она.
      ***
      Ночные тени окутывали и Заземелье. Все восемь лун зашли, тучами затянуло небо и скрыло звезды. Темнота была глубокой. После дневной жары воздух стал безветренным и влажным, и вся земля затихла, упарившись.
      Бурьян не испытывал неприятных ощущений, выйдя из пещеры и углубившись в окружавший ее лес. Он был волшебным существом и не конфликтовал с природой, в каком бы настроении она ни находилась. Чудище двигалось вперед, как облако черного тумана: таким оно стало после своего долгого плена в Шкатулке Хитросплетений. Но эта нематериальная форма уже начинала сгущаться и определяться, потому что свобода возвращала ему лицо и тело, которым оно обладало прежде. Уже очень скоро оно получит обратно и то, и другое. Тогда будет возможно отомстить всем тем, кто причинил ему зло. Этой мести Бурьян жаждал отчаянно.
      Долгие века у него не было никаких других мыслей. Когда-то он был могущественным эльфом, существом, чья волшебная сила потрясала и внушала трепет. Он использовал ее таким образом, что вызвал ярость и отвращение своих родичей, обитавших в волшебных туманах - мире всех эльфов. Они объединились, поймали его в тот момент, когда он считал себя неуязвимым, и заточили его. Его бросили в туманы Шкатулки Хитросплетений - устройства, которое они создали с помощью собственного волшебства и из которого ничто не могло вырваться. Снаружи на Шкатулку поместили замки - и Бурьян не мог до них дотянуться.
      Такое заточение должно было вымотать его, разрушить его волю, заставить забыть все, что он знал до заключения, и в конце концов превратить в пыль. Но эта попытка не удалась. Он оставался в ловушке очень долго, но ничего не забыл, и его ненависть к тем, кто был виновен в его пленении, только росла.
      И стала очень большой.
      Бурьян легко двигался в ночи. До места назначения идти было недолго, и он не спешил. Он подождал, чтобы Хоррис Кью и птица заснули: ему надо было скрыть от них свои планы. Они по-прежнему должны считать его своим другом. Конечно, он им не был. Человек и птица были пешками, и Бурьян соответственно ими распоряжался. Если им нравилось считать себя чем-то большим, если они считали нужным делать это из-за собственной жадности и глупости - тем лучше. Это в естественной природе вещей. Они смертные существа и поэтому стоят намного ниже Бурьяна. Ими всегда можно пожертвовать.
      Бурьян перевалил за вершину холма и оказался на краю Сердца. Остановившись, он выпустил свои щупальца зрения и слуха, вкуса и запаха и не обнаружил ничего необычного, ничего опасного. Он осмотрел ряды белых бархатных скамей и подушек для коленопреклонения, блестящий помост и штандарты, кольцо Лазурных друзей. Он смаковал присутствие волшебства, исходившего от земли здесь, в источнике жизни всей страны. Сила этого волшебства была колоссальной, но Бурьян был пока еще не готов в нее вмешаться. Этой ночью она послужит совсем другой цели. Более сильное волшебство может использоваться для создания меньшей по силе магии. Так будет и сегодня.
      Бурьян сконцентрировался и отправил формулу вызова, которую приготовил заранее. Огненные линии, которые не жгли и не дымили, ударяли в землю и исчезали. Ответ был получен тотчас же: резкий скрежущий грохот, стон рушащейся каменной стены. Через мгновение грохот затих и наступила звенящая тишина.
      Бурьян ждал.
      И тут воздух перед ним разодрался, словно сделанный из ткани: сначала треснул, а потом расползся в стороны. В разрыве прогремел гром, гулкий и угрожающий. В ночи образовалась дыра, и из этой дыры раздались стук и бряцание облаченных в доспехи всадников и шипение и вопли животных, на которых они ехали. Звуки страшно усиливались по мере того, как всадники набирали скорость. Яростный ветер пронесся по всему Сердцу, разрывая штандарты и свистя в ближайших деревьях.
      Бурьян не двинулся с места.
      Со страшным ветром и шумом из дыры в пространстве и времени материализовались те, кого он призвал. Они были построены из пластин и шипов брони, щетинились оружием, ехали на кошмарных чудовищах, лишенных названия. Их было пятеро, массивных темных существ, которые исходили паром даже в этой жаркой ночи, чье дыхание со свистом и хрипом вырывалось из-под забрал их шлемов. Они были худыми и бездушными, как темные привидения, и от их тел распространялось невообразимое зловоние.
      Прибыли демоны Абаддона.
      Первым ехал тот, кого называли Железным Марком - их избранный вождь, громадный угловатый урод с выгравированными на доспехах змеями и ожерельем из вражеских голов вокруг шеи. Он поманил остальных, и они встали рядом, держа оружие наготове. И все как один стали наступать на Бурьяна.
      Бурьян дал им приблизиться. Когда они оказались на расстоянии плевка, он исчез на их глазах во вспышке зеленого света, возник в качестве одного из них, снова исчез и, наконец, появился в виде двух змеиных глаз. Пробравшись под их доспехи, он любовно их облизал, показывая, что они - дружественные создания. Он нарисовал им картины ужасов, которые когда-то творил своему народу, и дал демонам посмаковать его злобность.
      Когда они убедились в том, что имеют дело с одним из своих, обладающим не меньшей силой, чем они сами, и что он вызвал их не случайно. Бурьян мягко зашипел, чтобы заставить их внимательно вслушаться в его слова, и сказал:
      - А что, если я приготовлю путь, по которому вы свободно войдете в Заземелье? - Он помолчал, слушая их нетерпеливое рычание. Все было слишком легко. - Что, если Заземелье и его жители будут отданы вам навсегда?
      Право, слишком легко.
      Глава 7
      ВИДЕНИЕ
      Расставшись с Матерью-Землей, Ивица какое-то время шла по лесу в направлении Вечной Зелени, погрузившись в раздумья. День был ярким и солнечным, напоенным запахом летних цветов и зеленых трав, лес был переполнен шумом и пением птиц. Под пологом громадных деревьев было красиво, тепло и уютно, но Ивица ничего не замечала. Она шла, ни на что не обращая внимания, погрузившись в себя, снова и снова возвращаясь к тому, что Мать-Земля сказала ей о ребенке.
      Полученные указания не давали ей покоя. Она должна собрать почвы из этого мира, из мира Бена и волшебных туманов. Она должна смешать их и пустить в них корни, чтобы дитя могло благополучно родиться. Она не знала, сколько времени ей для этого отпущено. Не знала, когда родится ребенок. Не знала, где это произойдет. Не могла поручить кому-то другому собрать для нее эти почвы - она должна сделать это сама. Бен не может идти с нею. Он не может ей помочь. Никто не может.
      Нет, почти никто. Эльфы выберут для нее проводника, который поведет ее на двух последних этапах путешествия. Но кого они пришлют?
      Она холодела внутри, несмотря на то что день был теплый. В тот единственный раз, когда она побывала в мире Бена, она там чуть не погибла, так что воспоминания, оставшиеся у нее от того визита, были отнюдь не добрыми. А волшебные туманы были даже хуже, потому что таили неизвестность, - ее пугало то, что могло с ней там произойти. Потомкам эльфов их предательский характер даже более опасен, чем людям. Туманы могут так сбить вас с толку, настолько лишить разума и воли, так изменить вашу сущность, что в конце концов вы будете для себя окончательно потеряны. Туманы выводят на поверхность те страхи, которые вы прячете в самой глубине души, облекают их в плоть и дают им власть уничтожить вас. Жизнь в туманах эфемерна, ее создают мысли и фантазии. Реальностью является то, что вы сами за нее сочтете, и эта трясина может поглотить вас, не оставив даже следа.
      Страх Ивицы перед миром эльфов достался ей в наследство от предков, тех, кто когда-то был эльфами, кто пришел из туманов. Конечно, не все ее предки ушли оттуда: некоторые остались, удовлетворяясь своим бессмертием. Иногда она во сне слышала их голоса: они звали ее, уговаривали вернуться к их образу жизни. Прошли уже сотни лет со времени ухода эльфов из туманов, но призывный шепот не замолкал.
      Для нее он был одной из реалий жизни, как и для других потомков эльфов. Но вот только ей придется вернуться, несмотря на все предостережения, которые неукоснительно передавались от родителей к детям всех потомков эльфов, нельзя идти обратно, нельзя возвращаться. Но она это сделает. Она рискнет всей своей жизнью ради ребенка. Ел потребности и потребности ребенка - этот конфликт грозил разорвать ее на части.
      Она продолжала идти вперед, споря сама с собой. Лес начал заметно меняться: деревья поднимались выше, местность выглядела по-другому. Она увидела, что подходит к Вечной Зелени. В ее планы не входило посещение города. Там находился ее отец, а она не хотела с ним видеться. Он был хозяин речных просторов, предводитель потомков эльфов, Владыка Озерного края. Они никогда не были близки и еще сильнее отдалились друг от друга, когда она пренебрегла пожеланиями отца и пошла к Бену Холидею, который только появился в Заземелье. Она знала, что они с Беном предназначены друг для друга, что у них будет общая жизнь, и решила, что, каковы бы ни были последствия, она найдет способ быть с ним. Некстати оказалось и то, что ему удалось стать королем, когда другие, жаждавшие захватить власть над Заземельем (включая и ее отца), надеялись, что у него ничего не получится. Некстати было и то, что она ушла жить к человеку, бросив свой народ. Отношения портила и ее близость с матерью. Владыка Озерного края все еще был влюблен в мать Ивицы, единственную женщину, которую он пожелал и которой не смог овладеть. Он стал отцом Ивицы в ту единственную ночь, когда был близок с этой лесной нимфой, а потом она снова вернулась к своей прежней жизни, так как была слишком своевольной, чтобы жить где-то, кроме своего дикого леса. Владыке Озерного края было почти нестерпимо, что она время от времени является своей дочери и, по обычаю эльфов, танцует для нее, делясь чувствами и мыслями, которые не принадлежат миру слов. У него было много жен и еще больше детей. Он должен был бы быть доволен жизнью. Но он не был доволен. Ивица считала, что без ее матери он никогда не будет по-настоящему счастлив.
      Она пробралась по коридору из гигантских белых дубов и косматых гикори, который вел к серебряной ленте реки, впадавшей в Иррилин, направляясь к старинным соснам, где в сумерки к ней придет мать. Она вспоминала свою прежнюю жизнь, жизнь до Бена, которую вела здесь, в Озерном крае, в качестве ребенка его Владыки. Она почти все время была одна и никогда не чувствовала себя любимой. Она держалась только благодаря твердой уверенности в том, что ждет ее в будущем, ожиданием Бена и своей жизни с ним: это ей еще в раннем детстве обещала Мать-Земля, и эта мечта питала и поддерживала ее. Мечта эта долго не осуществлялась, но, считала она, не жалко было любого срока, лишь бы она осуществилась.
      Она вышла к потоку, нашла мелководье и перебралась на другой берег. Тут она впервые почувствовала на себе чей-то взгляд и остановилась. Взгляд этот был смелым и долгим. Она повернулась к нему навстречу, но глаза уже исчезли. Видимо, это был такой же потомок эльфов, как и она, - возможно, кто-то из подданных ее отца. Ей следовало бы знать, что она не сможет прийти в Озерный край незамеченной. Ей следовало бы знать, что ее отец этого не допустит.
      Она вздохнула. Теперь, когда он знает, что она здесь, он настоит на том, чтобы с ней поговорить. И скорее всего это может произойти прямо тут.
      Она снова повернулась к речке и попила из быстрины. Вода здесь была чистой и вкусной. Она взглянула на свое отражение в ярком блике, упавшем на поверхность: маленькая и стройная женщина, с виду почти девочка. Большие выразительные глаза, волной ниспадающие на плечи густые волосы, тонкие и нежные, как паутина, там, где они шли по наружной стороне ее рук и ног, окрашенные во всевозможные оттенки зеленого. Она была такой, какой отражалась сейчас в водах потока, но к тому же она регулярно преображалась в деревце, в честь которого получила свое имя. Это было результатом ее генетических особенностей, но именно это сейчас стало причиной путешествия, в которое она вынуждена отправиться. Ивица на минуту попыталась представить себе, насколько все было бы иначе, обладай она другой кровью, родись от других родителей. С тем же успехом можно было задуматься над тем, что случилось бы, если бы она родилась человеком.
      Ивица встала - и перед ней оказался Владыка Озерного края. Он был высок и худ, кожа у него была почти серебряного цвета, зернистая и блестящая, волосы на макушке, загривке и плечах были густыми и черными. Его лесная одежда была облегающей и неброской и подпоясывалась ремнем. На голове была тонкая серебряная диадема - знак его власти. Черты лица его были мелкими и резкими, нос почти отсутствовал, рот в виде узкой прорези не выдавал его чувств.
      - Даже для вас это быстро, - приветствовала она отца.
      - Пришлось спешить, - ответил тот, - раз моя дочь явно не намеревалась меня посетить.
      Его низкий голос звучал ровно. Он был один, но Ивица знала, что его прислужники находятся поблизости, прячась среди деревьев так, чтобы все слышать и быстро откликнуться, если их позовут.
      - Вы правы, - словно извиняясь, сказала она. - Не намеревалась.
      Ее честность была для него неожиданностью.
      - Смелые слова ребенка своему отцу. Ты теперь жена Его Величества и поэтому мною брезгуешь? - В его голосе появились гневные нотки. - Ты забыла, кто ты такая и откуда ты? Ты забыла свои корни, Ивица?
      Она не пропустила ехидный намек.
      - Я ничего не забыла. Скорее, помню даже слишком хорошо. Я не чувствую, чтобы мне здесь были рады, отец. По-моему, вам не очень-то приятно меня видеть.
      Мгновение он молча смотрел на нее, потом, понурив голову, сказал:
      - Ты считаешь, что это из-за твоей матери? Из-за моих чувств к ней? Возможно, и так, Ивица. Но я научился справляться с этими чувствами. Я понял, что это необходимо. Так ты пришла, чтобы увидеться с ней? - Он заглянул в ее глаза.
      - Да. - Дочь смело выдержала взгляд отца.
      - Относительно ребенка, которого ты ждешь? Ивица невольно улыбнулась. Ей следовало бы знать: у Владыки Озерного края повсюду шпионы, а они с Беном и не пытались скрывать известие о ребенке.
      - Да, - надменно ответила она.
      - Ребенка от Холидея, наследника престола. - Каменное лицо отца ничего не выражало, но голос выдал его чувства. - Ты должна быть довольна, Ивица.
      - А вы - нет, - с ехидцей произнесла она.
      - Этот ребенок не будет потомком эльфов и, значит, не будет одним из нас. Это дитя - наполовину человек. Я хотел бы, чтобы это было не так.
      Она покачала головой:
      - Вы смотрите на все с точки зрения ваших собственных интересов, отец. Это ребенок Бена Холидея и, следовательно, еще одна помеха вашим попыткам завладеть троном Заземелья. Теперь вы уже не можете просто его пережить. Вам придется иметь дело и с его ребенком. Разве вы не это имели в виду?
      Владыка шагнул вперед и остановился прямо перед ней.
      - Я не стану с тобой спорить. Я разочарован тем, что ты и не собиралась сообщить мне о рождении моего внука. Ты готова была рассказать об этом своей матери, и желала, чтобы я узнал об этом последним.
      - Но вам же было очень легко быть в числе первых, правда? - спросила она. - С вашими-то шпионами.
      В наступившей накаленной тишине они смотрели друг на друга - сильфида и речной дух, дочь и отец, разделенные расстояниями, которые ничем не измерить.
      Владыка отвел взгляд. Солнце отражало блики на его серебристой коже, пока он смотрел в тени, отбрасываемые огромными лесными деревьями.
      - Это моя родина. Здесь мой народ. Важно, чтобы я в первую очередь помнил о них. Ты забыла, что это значит. Мы смотрим на вещи по-разному, Ивица. И всегда было так. Я всегда был слишком далек от тебя, чтобы суметь изменить это. Отчасти я сам в этом виноват. Мое отношение к тебе было испорчено тем, что твоя мать отказалась со мной жить. Я не мог смотреть на тебя, не вспоминая ее. - Он пожал плечами, медленно и картинно, словно отбрасывая в прошлое то, чего уже не вернешь. - И все же я любил тебя, дитя мое. И сейчас люблю. - Он снова посмотрел на нее. - Ты не веришь этому, да? Не принимаешь этого.
      Она почувствовала, как в душе ее что-то слабо шевельнулось - воспоминание о том времени, когда ей этого хотелось больше всего.
      - Если вы меня любите, - осторожно сказала Ивица, - тогда дайте мне слово, что всегда будете защищать мое дитя.
      Он посмотрел на нее долгим и жестким взглядом, словно видел кого-то другого, а потом положил узловатую руку себе на грудь.
      - Даю, - пообещал он. - В той степени, в какой это зависит от меня, твое дитя всегда будет в безопасности. - Он помолчал. - Но просить меня давать в этом слово было излишне.
      Ивица заглянула отцу в глаза:
      - А мне кажется, что, возможно, и следовало. Владыка Озерного края вздохнул:
      - Ты несправедлива ко мне, дочь. Но я могу это понять. - Он обратил свой взор к небу. - Ты сейчас пойдешь к матери или заглянешь со мной в город, в мой дом? Твоя мать, - поспешно добавил он, - не придет до ночи.
      Ивица мгновение колебалась, и несколько секунд ей казалось, что она могла бы принять его приглашение, потому что оно было сделано от души, без задних мыслей: она это почувствовала. Но потом все-таки отрицательно покачала головой.
      - Нет, я не могу, - сказала она. - Мне.., надо побыть одной, прежде чем с ней встретиться.
      Владыка Озерного края кивнул, словно ожидал именно такого ответа.
      - Ты не думаешь, что она... - начал он и замолк, не в силах продолжить. Ивица ждала. Он отвернулся, потом снова посмотрел на нее:
      - Ты не думаешь, что она потанцует и для меня тоже?
      Ивице вдруг стало грустно за отца. Ему было очень трудно задать ей этот вопрос.
      - Нет, не думаю. Если вы со мной пойдете, она даже не покажется.
      Он снова кивнул, как будто и этот ответ не был неожиданным. Тогда она нежно взяла отца за руку:
      - Но я спрошу ее, не потанцует ли она для вас в другой раз.