- Я не отступлюсь...
      - Не болтай попусту, госпожа Бездонной Пропасти. - В голосе кота прозвучали нотки усталого презрения. - Королева и ее дитя пройдут в Заземелье. Так решили эльфы, и говорить тут больше не о чем. Если тебе не нравится их решение, то почему бы тебе не поговорить об этом с ними?
      Ночная Мгла бросила на Ивицу испепеляющий взгляд, а потом повернулась к коту:
      - Эльфы не могут диктовать, что мне делать!
      - Конечно, могут, - рассудительно отозвался Дирк с Лесной опушки. - Я только что это сделал от их имени. Перестань поднимать шум. Вопрос решен. А теперь посторонись.
      - Это дитя принадлежит мне!
      Дирк быстро лизнул одну лапку и выпрямился.
      - Ночная Мгла, - обратился он ласково, - ты, кажется, хочешь бросить мне вызов? - Наступило долгое молчание. Ведьма и призматический кот стояли друг против друга в полумраке Бездонной Пропасти. - Потому что, если ты хочешь это сделать, - добавил Дирк, - ты, конечно, должна знать, что, даже если я буду побежден, вместо меня пришлют другого, а потом еще другого и так далее. Эльфы - существа очень упрямые. Уж тебе ли этого не знать!
      Ночная Мгла не шелохнулась. Когда она заговорила, в ее голосе прозвучало изумление:
      - Почему они это делают? Почему их так заботит это дитя?
      Дирк с Лесной опушки моргнул и мягко промурлыкал:
      - А вот это очень хороший вопрос. - Он встал, потянулся и снова уселся. Мне очень не терпится вздремнуть, как я всегда делаю по утрам. Я потратил на это дело уже слишком много времени. Пропусти королеву с младенцем. Сию минуту.
      Ночная Мгла медленно покачала головой, словно отрицая нечто не поддающееся словесному выражению. Секунду Ивица была уверена, что ведьма кинется на Дирка, что она будет биться с призматическим котом, используя всю свою силу и все волшебство, которым владеет.
      Но вместо этого Ночная Мгла повернулась к Ивице и тихо проговорила:
      - Я этого никогда не прощу. Никогда. Передай своему игрушечному корольку.
      А потом она исчезла в полумраке, словно призрак, скрывшийся в ночных тенях. Дитя проснулось и зашевелилось на руках у матери, сонно моргая. Ивица заглянула в глубокие складки своего плаща. Она нежно заворковала над младенцем. А когда она снова подняла глаза, Дирк с Лесной опушки уже исчез. Был ли он с нею все это время? Казалось, что эльфы прислали его на выручку, но с призматическим котом никогда нельзя было знать наверняка. Как бы то ни было, он спас ей жизнь. Или, что важнее, он спас ее дитя. Почему? И вопрос Ночной Мглы остался без ответа. Почему это дитя так важно для всех?
      Заботливо обняв его, она снова двинулась в путь.
      ***
      Время близилось к полудню, когда Бен Холидей оказался в местности, находившейся к югу от Бездонной Пропасти. Он никогда бы не добрался туда так быстро, если бы Страбон не предложил подвезти его в обмен на Шкатулку Хитросплетений. Дракон с самого начала хотел получить Шкатулку, но Бен отказывался ее отдавать: ему казалось, что наилучший вариант оставить ее у себя.
      - Отдай ее мне, Холидей, - уговаривал его дракон. - Я спрячу ее в таком месте, куда никто не доберется, в Огненных Ключах в глубине пустошей, куда никто не приходит.
      - Ну а вообще-то зачем она тебе? - спросил Бен. - Что ты станешь с ней делать?
      Дракон вернулся после своей атаки на демонов. В центре луга они с Беном стояли одни. Хоррис Кью упал на траву в нескольких шагах от них. Советник Тьюс и Абернети сюда пока не добежали.
      В голосе дракона звучало томление.
      - Я бы время от времени ее доставал, чтобы на нее полюбоваться. Драконы обожают сокровища и собирают ценности. Это все, что осталось у нас от нашей прежней жизни... Все, что осталось у меня теперь, когда я один. - Рогатая голова Страбона нырнула вниз. - Я бы спрятал ее там, где никому не найти. Я хранил бы ее только для себя.
      Бен прервал этот разговор, чтобы вступиться за перепуганного Хорриса Кью, на которого набросился вымокший и злющий Абернети. С помощью советника Тьюса ему удалось кое-как восстановить между ними некое подобие мира. Пришлось напомнить выходящему из себя писцу, что маг как-никак спас всем им жизнь. Потом Бен отправился отпустить Каллендбора и его армию, взяв с лорда Риндвейра клятву, что тот через это неделю явится к королю с объяснениями всех своих поступков. Он приказал своим стражникам разогнать тех, кто пришел в поисках кристаллов мысленного взора, а получил гораздо больше, чем рассчитывал. Все эти люди были очень рады возможности отправиться восвояси.
      И тут он вспомнил про Ивицу. Он сразу же бросился к Землевидению и нашел ее как раз в тот момент, когда она выбиралась из Бездонной Пропасти. Владения Ночной Мглы, с ужасом подумал он, самое неподходящее место для сильфиды. Вспомнил слова, которые сказала ему ведьма при расставании. Он думал о том, что Ночная Мгла сделала бы с Ивицей, если бы ей представилась вдруг такая возможность.
      Ехать верхом до Бездонной Пропасти надо было два дня - слишком долгий срок при данных обстоятельствах. И Бен заключил сделку со Страбоном. Дракон подвезет его до владений ведьмы и обратно, а в обмен получит Шкатулку Хитросплетений. Только дракон должен пообещать, что ее больше никто не увидит, что никто, включая и его самого, никогда не попытается ее открыть. Страбон согласился. Он дал твердое и нерушимое обещание. Он дал свое драконье слово.
      - Этого достаточно, - прошептал на ухо советник Тьюс. - Слово дракона для него закон.
      И вот Бен влез на спину Страбону, и они понеслись сквозь штормовые ветры и дождь и в конце концов вырвались из туч к чистому небу. Солнце снова лило свет на землю, золотя степи и холмы, простирающиеся к северу, прорезая светлую полосу в отступающем мраке.
      - Она здесь, Холидей, - бросил через плечо Страбон, когда подлетали к месту. Его острые глаза разглядели сильфиду намного раньше Бена.
      Они стремительно приземлились на вершине холма, вокруг которого раскинулся редкий лес. Ивица появилась на другой стороне луга, поросшего цветами и окаймленного Лазурными друзьями, и Бен, забыв обо всем на свете, кинулся ей навстречу. Она окликнула его, сияя улыбкой, и на глазах у нее снова выступили слезы.
      Он подбежал к ней и резко остановился: сверток, который она несла в руках, стал хрупким препятствием между ними. Что это у нее?
      - С тобой все в порядке? - встревоженно спросил он, спеша убедиться в том, что она здорова, мечтая поскорее просто услышать ее голос.
      - - Да, Бен, - ответила она. - Ас тобой? Он счастливо улыбнулся.
      - Я люблю тебя, Ивица, - сказал он.
      Бен почувствовал, как волнение сдавило ей горло.
      - Иди посмотри на наше дитя, милый, - прошептала Ивица.
      Бен шагнул вперед, преодолев то небольшое расстояние, что разделяло их. Его переполняли ожидание и недоверие. Все случилось слишком быстро, думал он.
      Еще не пора. По ней даже не видно было, что она беременна. Как она могла так скоро родить?
      Но сияние ее улыбки прогнало все его вопросы. - Дитя? - переспросил он, и она кивнула. Ивица раздвинула складки плаща, чтобы Бен мог посмотреть. Он наклонился, чтобы лучше видеть.
      Пара ослепительно-зеленых глаз удивленно уставилась на него.
      Глава 23
      БЕСТСЕЛЛЕР
      Журналист отпивал понемногу ананасово-клубничный коктейль в гостиной Гарольда Крафта в его роскошном доме на Бриллиантовом мысе и смотрел через огромный простор веранды и плавательного бассейна на только чуть-чуть более огромный простор Тихого океана. День клонился к вечеру, солнце медленно опускалось на запад, к прямой линии горизонта. Постепенная смена освещения обещала очередной невероятно прекрасный гавайский закат. Гранитные полы гостиной и веранды блестели, словно инкрустированные крупицами золота. Камень заканчивался у бассейна, сооруженного таким образом, что дальний его конец, расположенный чуть ниже, создавал впечатление, будто вода переливается из бассейна и водопадом стекает в океан. В одном конце веранды приветливо бурлило джакузи. В другом конце царили бар и пространство для приготовления еды, снабженное всем на свете, включая пустые кокосовые орехи, в которых приготовлялись тропические напитки во время вечеров, часто устраиваемых писателем.
      По самым скромным оценкам, этот дом стоил пятнадцать миллионов долларов, хотя цены на недвижимость всегда целиком зависят от рынка и не поддаются объективному анализу. Расположенные поблизости дома шли по десять миллионов и больше, но в отличие от этого особняка они были лишены как обширного земельного участка, так и великолепной панорамы, охватывавшей почти весь Гонолулу. Незастроенные участки в этом районе стоили по пять миллионов. Сам журналист жил в Сиэтле, в доме, купленном пятнадцать лет назад за сумму, несколько меньшую, чем та, которую Гарольд Крафт зарабатывал за один месяц.
      Крафт вернулся из своего кабинета, куда ходил, чтобы ответить на телефонный звонок, оставив журналиста попивать великолепно смешанный коктейль и восхищаться роскошным видом. Коротко извинившись за то, что отсутствовал так долго, он прошел к бару, налил себе чаю со льдом, подошел к дивану, где его терпеливо дожидался журналист, добившийся права взять у него интервью, и снова уселся. Он был высок и строен, в волосах и в бородке клинышком начала пробиваться седина, но двигался он, как длинный, ленивый и изящный кот. На нем были шелковые брюки и рубашка и кожаные сандалии ручной работы. Его загорелое лицо украшал орлиный нос, бежевые глаза смотрели удивительно проницательно. Ходили слухи относительно косметических операций и жесткого режима тренировок, но для богачей и знаменитостей в этом не было ничего необычного.
      - Хорошие новости, - с улыбкой сообщил он. - Раз уж вы находитесь здесь, могу ими поделиться. Киностудия "Парамаунт" только что купила права на "Волшебника". Два миллиона долларов аванса. Они хотят, чтобы главную роль играл Шон Коннери, а принца - Том Круз. Ну, что скажете?
      Журналист уважительно улыбнулся:
      - Скажу, что вы стали на два миллиона долларов богаче. Примите мои поздравления. Крафт чуть поклонился:
      - Погодите, пока включится торговля. Вот где настоящие деньги.
      - Вы пишете свои книги в расчете на продажу экранизаций? - спросил журналист.
      Пока он от Крафта добился слишком мало, чтобы это удовлетворило его самого или его журнал. Крафт за два года опубликовал три романа, которые почти все время оставались в списках бестселлеров. Только книг в твердом переплете было продано свыше пяти миллионов. Но больше о нем никто ничего не знал. Несмотря на свой шумный успех и славу, он во многом оставался загадкой. Он утверждал, что находится в изгнании, но отказывался говорить, откуда его изгнали. Он утверждал, что он политэмигрант.
      - Я пишу, чтобы меня читали, - непреклонно ответил писатель. - А все, что происходит потом, решает потребитель. Конечно, я хочу заработать деньги. Но больше всего я хочу быть счастливым.
      Журналист нахмурился:
      - Это звучит немного...
      - Наивно? Да, наверное, это так. Но я в жизни немало испытал и перепробовал, и побывал во многих местах, а в результате не получил практически ничего. Что у меня есть - только я сам, а мое творчество - это продолжение моей личности. Знаете, ведь очень трудно отделить одно от другого. Писатель не может просто отметиться на проходной, отправляясь домой по окончании рабочего дня. Он постоянно носит свою работу с собой: думает о ней, оттачивает каждую фразу, словно чистит фамильное серебро. Если вы ею недовольны, вы вынуждены жить с этим недовольством. Вот почему я хочу быть счастливым в том, чем занимаюсь. Быть счастливым важнее, чем быть богатым.
      - А быть счастливым и богатым еще лучше, - напомнил ему журналист. - За вами числится несколько поразительных успехов подряд. А вы часто вспоминаете свое житье до того, как вас начали публиковать?
      Крафт улыбнулся:
      - Постоянно. Однако я заметил попытку обойти меня. Позвольте вам напомнить, что, сколько бы вы ни старались, вы не заставите меня рассказать о моей прежней жизни. Только на этих условиях я согласился давать вам интервью, так ведь?
      - Так вы сказали. Но моим читателям очень любопытно побольше узнать о вас. Вы не можете этого отрицать.
      - А я и не отрицаю. И очень ценю их интерес.
      - И все-таки не поведаете, как вы жили до того, как начали печататься?
      - Я дал обещание этого не делать.
      - Кому?
      - Неким людям. Большего я говорить не намерен. Увольте!
      - Тогда давайте поговорим о ваших персонажах и попробуем проникнуть в вашу жизнь через черный ход, если можно так выразиться. - Журналист лелеял мечту когда-нибудь тоже опубликоваться. Он воображал, что прекрасно владеет словом. - Они основаны на реальных людях из вашей прошлой жизни? Например, недальновидный король вашей волшебной страны, его недотепистый придворный волшебник и грубоватый пес, который служит ему писцом?
      Крафт медленно кивнул:
      - Да, такие люди существуют.
      - А как насчет вашего главного героя, ренегата-волшебника, который в каждой книге спасает положение? В нем есть немного от вас?
      Крафт скромно кашлянул:
      - Чуть-чуть.
      Журналист помолчал, чувствуя, что ему наконец удалось за что-то зацепиться.
      - А вы когда-нибудь баловались магией? Ну, знаете, пробовали заклинания и тому подобное? Это было частью вашей жизни?
      На мгновение Крафт ушел в воспоминания. Когда он вернулся оттуда - а мысли уносили его так далеко, - лицо его стало серьезным.
      - Вот что, - проговорил он. - Я нарушу свое правило никогда не говорить о моем прошлом и кое в чем вам откроюсь. Было время, когда я действительно пробовал свои силы в магии. По мелочам, на самом деле ничего серьезного. Если не считать того, что в один прекрасный день я натолкнулся на нечто, оказавшееся весьма и весьма опасным. Моей жизни и жизни очень многих грозила опасность. Я пережил этот ужас и дал обет неким людям, что больше никогда не буду пользоваться.., то есть снова баловаться магией. И слово свое держу.
      - Так что волшебство в ваших книгах, магия, заклинания и все такое прочее имеют некоторое основание в реальной жизни?
      - Да, некоторое.
      - А ваши сюжеты, эти увлекательные рассказы о чудовищах и эльфах, таинственных существах и волшебниках вроде вашего героя, они тоже основаны на реальной жизни?
      Крафт медленно приподнял и опустил левую бровь. На мгновение закусил губу.
      - Писатель излагает то, что хорошо знает. Нужен жизненный опыт. Он обычно принимает несколько иной вид, чем в реальности, но он всегда присутствует.
      Журналист серьезно кивнул. Удалось ли ему узнать из разговора что-то новое? Он точно не знал. Все казалось весьма неопределенным. Как сам Гарольд Крафт. Журналист постарался скрыть смущение, наклонившись проверить крошечный диктофон, стоявший на столе. Кассета по-прежнему вращалась.
      - Можно ли сказать, что приключения, которые вы описываете, каким-то образом отражают вашу собственную жизнь? - попробовал он сформулировать вопрос по-другому.
      - Да. Это будет точно и справедливо.
      - Каким? Крафт улыбнулся:
      - Вам следует воспользоваться вашим воображением, сэр.
      Журналист ответил ему улыбкой, хотя в пору было заскрипеть зубами с досады.
      - А у вас остались еще сюжеты для новых книг, мистер Крафт?
      - Зови меня Гарольдом, пожалуйста, - попросил писатель, подчеркивая свои слова быстрым взмахом руки. - После трех часов, проведенных вместе в траншеях журнализма, мы имеем право перейти на "ты". И в ответ на твой вопрос я скажу да. У меня еще остались сюжеты для книг и, как я хотел бы надеяться на время, чтобы их написать. Я и сейчас работаю над очередной книгой. Ее название "Заклинание хищника". Хотите посмотреть обложку?
      - Горю желанием.
      Они встали и прошли из гостиной по короткому коридору в рабочий кабинет Крафта. На многочисленных столах высились персональные компьютеры и принтеры, повсюду грудами лежали книги и бумаги. По стенам были развешаны оправленные в рамки обложки книг. Центр комнаты занимал письменный стол из дорогого дерева коа, где высилась кипа исписанных листов, откуда Крафт извлек цветную фотографию и протянул журналисту.
      На фотографии была изображена птица. Оперение ее было полностью черным, если не считать хохолка из белых перьев. Птица налетала на злобное существо, напоминающее заросли чертополоха. Из огромных когтей птицы ударяли молнии. При ее приближении какие-то черные создания убегали в лес.
      Журналист несколько секунд завороженно рассматривал фотографию.
      - Очень живописно. А птица тоже представляет собой кого-то из вашей прежней жизни?
      Хоррис Кью, называвшийся теперь Гарольдом Крафтом, серьезно кивнул:
      - Увы, бедный Больши. Я хорошо его знал, - проговорил он трагически.
      И печально поцеловал фотографию.