Вечером в «Мире DVD» я узнала, что Аманда уже подала заявление об уходе. Наверное, предсвадебные хлопоты целиком захватили ее. Новый сотрудник по имени Барри бился с покупателями и обрадовался моему предложению расставить видео в алфавитном порядке. Мне нравилось раскладывать фильмы по алфавиту. Правда, пришлось написать его на руке, но это было как медитация. Так что, когда рядом внезапно материализовалась Зара, я уже была в состоянии, подобном дзен. Даже горе близкой подруги не могло вернуть меня в реальность.

— Кэсс!

— Ом-м, — все еще в трансе отозвалась я, когда она прикоснулась к моему плечу.

Блестящие глаза Зары опять были на мокром месте, а веки распухли и покрылись красными пятнами.

— Что случилось?

Если это опять насчет Джорджа, мне придется поговорить с ним самой.

— Знаешь, как цитируют? — Она быстро скрючила в воздухе указательный и средний пальцы, изобразив кавычки.

Я кивнула. Я и сама время от времени так делала, особенно когда произносила слово «интересно».

— А как думаешь, скобки тоже можно изобразить? — И она сложила ладони так, как будто сдвигала ими книги с обеих сторон.

Я нахмурилась:

— He думаю.

— А что, разве не классно?

— Только если под кайфом.

Она повесила голову.

— А я изобразила. Когда разговаривала с Джорджем. Знаешь, я ведь послала ему анонимный е-мейл. Я так нервничала, как он это воспримет, как отнесется, — продолжала она, немного успокоившись, — и остановилась у его стола поболтать. От него пахло, может быть потому, что он был в спортзале или еще где и вспотел. Ну вот, я начала рассказывать про кино с Хью Грантом — по телевизору показывали вчера ночью. Я волновалась, и когда сказала, что Хью был пылкий, несмотря на инцидент с этой лос-анджелесской проституткой Дивин Браун, то заключила свои слова «в скобки». Вот дура!

— И впрямь, — сказала я, еле сдерживая смех. Я и сама не слишком-то годилась на роль эксперта по тому, что классно, а что нет, но что-то мне подсказывало, что здесь речь идет явно о последней категории.

— Как тебе взбрело в голову заговорить с ним про Хью Гранта?

Она нахмурилась:

— Не знаю. Ах да, он сказал что-то наподобие того, что у меня волосы, как у актрисы Лиз Херли.

— Вот видишь. Это хороший знак.

— Ты думаешь? — просияла она.

— Определенно. Лиз хоть и кошелка, но парням нравится. Она выглядит так, как будто только и знает, что днем примеряет дамские платья, а ночью — снимает. И к тому же она не дура.

— Да? — Зара соображала с таким трудом, что от ее интенсивного мыслительного процесса чуть не лопнула пленка на DVD. — Значит, скобки — это ничего?

— Вполне.

— Вот здорово. — Зара сделала паузу, утомленно потирая лицо. — Но вообще-то… Господи, ну что же я все время ляпаю всякую ерунду.

— Аналогично. У всех такое чувство. Но сколько на самом деле ты можешь вспомнить действительно постыдных случаев?

— Целую кучу.

Я слабо улыбнулась:

— Ладно, зайдем с другой стороны. А много ли ты можешь вспомнить, что о тебе плохого говорили другие люди?

— Не много. Я помню, Кармен Джонсон говорила в старших классах, что я жирная, а Томми Тревестос, когда мы пошли в клуб, назвал меня не Зара, а Зое, это такая личинка, у которой и ног-то нет! Вот, пожалуй, и все, — мгновенно выдала Зара.

— Вот видишь! Она кивнула:

— Я знаю. Просто я его любила, а он назвал меня личинкой.

— Томми?

— Да.

— Ты же его впервые встретила той ночью!

— Видно, наркота восьмидесятых так на меня подействовала.

— Неужели кокаин? — охнула я, как-то не представляя себе Зару, употребляющую наркотики.

— А ты что, не помнишь, как мы в школе нюхали?

— Да уж…

Я глянула, как там дела у Барри с покупателями. Он болтал с двумя вострушками, одетыми как Бритни Спирс, всячески стараясь не пялиться при этом им на груди.

— Итак, что ты думаешь теперь делать?

— Ты насчет Джорджа?

— Естественно, насчет Джорджа, — сказала я нетерпеливо. — Он ведь тебе все еще нравится, правда же?

— Еще как!

— Вот и хорошо. Все еще у вас сложится, и довольно скоро.

— А еще мне кажется, что я немножко влюблена в Ли Райена.

— А это еще кто такой, черт его возьми?

Зара раньше никогда не признавалась, что влюблена в кого-нибудь, а тут за последние пару дней мы имеем Джорджа, Томми Тревестоса, а теперь еще этого Ли.

— Он из мальчиковой группы «Блю». Именно о таком я всю жизнь мечтала…

— А, понимаю, — сказала я, слегка покривив душой. — Что за тинейджерские замашки, ей-богу?

— Каждую субботу я встаю и смотрю передачу «Видео хите» — он там всегда.

— Что ж, это нормально, — сказала я, размышляя о том, что Зара и Малкольм — это противоположные полюса, но обоих почему-то привлекает одно и то же музыкальное видеошоу, галопирующее по всем каналам через всю Австралию.

— И еще я купила журнал «Гелфренд», потому что там была статья о нем.

— Ты купила журнал для девочек от восьми до пятнадцати лет?

— Точно так.

— Нам с тобой нужно серьезно поговорить. Начнем, или подождем, пока ты опять будешь пьяная в сандаль?

— Лучше пьяная.

— Нет, ты скажи, ты их регулярно покупаешь, эти журналы?

— Ну-у, после того как я начала читать «Гелфренд» и узнала все ужастики из личной жизни тех, кому нет и тринадцати, я почувствовала себя намного лучше.

Я дошла до боевика «Сильнейший удар». Мои коленки чесались и горели — я закончила этот ряд, сидя на жестком ковровом покрытии. Да и пояс на юбке был слишком тугой. Вечером не будет мне никакого жирного коктейля, только жареная картошка и все.

— А почему именно эта группа?

— Потому что они поют о любви и, несмотря на свой потрясный вид, все равно страдают.

— Ага, прямо изнывают.

— Точно.

— Зара, ты просто жертва маркетинга, — сказала я, приводя юбку в порядок.

— Я знаю, что попалась на крючок глобальной стратегии, но когда они поют в такой тоске и печали… Мое сердце просто превращается в желе.

— И они к тому же симпатичные.

— Да.

— Да еще и танцуют.

— М-м-м.

— Как на рок-фестивале.

— Ну-у да, — сказала она неуверенно.

— Зара! Ты меня просто поражаешь. Это парни. А парни идут на все. Представь, ты встречаешь какого-нибудь симпатягу в пабе, который старается запудрить тебе мозги и произвести впечатление. Потом заманивает тебя к себе домой, клянется, что только помассирует тебе спинку, а потом хоп, и все! Ты же не хочешь, чтобы в первый раз все было так?

— Нет, — сказала она и уставилась в окно. — А знаешь, один парень предлагал мне однажды помассировать, только не спинку.

— А что, грудь?

— Ага.

— Но ты, надеюсь, сказала «нет»?

— Это были восьмидесятые. К тому же, может, после всех дурацких танцев, которые мы тогда танцевали, грудь и надо было помассировать.

— Может быть, — согласилась я, не зная, что ей еще сказать, — ну тогда ладно.

Наверное, мы обе одновременно представили одну и ту же сцену, потому что мне стало неловко.

— Но это было не слишком возбуждающе, — сказала она спустя некоторое время.

Удовлетворенная ее ответом, я встала и подрыгала ногами, чтобы разогнать мурашки. На Зарино счастье, подростки уже ушли.

— Что ты делаешь после работы? — спросила она.

— Хочу завалиться спать. Завтра рано вставать.

— Нравится тебе работать сыщиком, как Коломбо?

— До сих пор нравилось, — сказала я, но дыхание у меня перехватило. Я вдруг поняла, что уже несколько раз была близка к тому, чтобы попасться.

— О, кстати, — воскликнула Зара, порылась в сумке и вытащила что-то завернутое в пластиковый пакет с ручками. Я просияла. Зара всегда приносила вкуснейшие закуски.

— Это не шоколад, не думай, — сказала она, увидев выражение моего лица. — Это настоящий газовый баллончик.

— Но ведь это нелепо.

— Запрещено, я знаю. Я купила его через Интернет, доставили сегодня утром. Друг Джастина, Грэхем из Иллинойса, заказал его для меня. Смотри, он завернул его в майку с надписью «Чудесный штат Иллинойс». Возьмешь майку?

— Нет, — сказала я, безвольно держа пакет. Зара внимательно посмотрела на меня:

— Тебе нужна защита. Я, конечно, хочу, чтобы ты изучила военное искусство и все такое, но до тех пор хоть сможешь смыть им чью-нибудь косметику.

— Спасибо. — Я нервно оглянулась и вдруг увидела нас на экране — расплывчато и в черно-белом изображении. Я была светлее, чем Зара. Господи, куда меня опять черти понесли? Уже и моя честная подруга Зара импортирует незаконные предметы ради моей защиты.

— Да ладно, Кэсс. Думаешь, тебе одной нравится нарушать закон? А баллончик все-таки носи.

— Хорошо.

— И помни, что ты — презирающая закон, храбрая и циничная сыщица. И про долги по кредитке не забывай.

— Да, конечно.

Барри обернулся и посмотрел на нас. Почувствовал, наверно, что что-то не так, раз уходившая Зара расплылась в такой счастливой улыбке. Обычно она так не улыбается. Компьютерщики вообще не улыбаются.

— У тебя все нормально? — спросил он вежливо.

— Да! — в сердцах крикнула я и снова опустилась на колени, чтобы в тишине закончить с алфавитом.

На улице похолодало. Я решила отказаться от униформы «Аделаидских муравьев» и выбрала черный джемпер, розовую мини-юбку, черные колготки, сапоги до колен и черное укороченное кожаное пальто. Ну просто Бонни и Клайд! Да еще этот баллончик…

Сбросив пальто в прихожей, я опять прошла в спальню Дэниела. Его дом мне уже был как родной. Я прибыла к десяти часам, так что пришлось посидеть в машине с журналом, пока все не разошлись на работу.

Подойдя к дверям спальни, я почувствовала нечто необычное. Волосы у меня почему-то встали дыбом, как при опасности. Если бы я была профессиональным сыщиком, я бы насторожилась. Но я им не была, поэтому только почесала затылок и, напевая песню Фрэнка Синатры «Fly Me to the Moon», вошла в спальню. И тут я съехала на другую тональность — в постели спал Дэниел.

Я попятилась и чуть не умерла от ужаса, когда Дэниел вдруг закашлялся. Но он был в забытьи или напичкан лекарствами. Тонкая струйка мокроты вытекала у него изо рта, и он тяжело дышал.

Сердце у меня колотилось еще сильнее, чем в тот день, когда я встретила здесь мисс Кроссовкинг, но я все-таки наскоро провела инвентаризацию тумбочки. Кодеин, таблетки от простуды, синутаб от насморка… Он наглотался таблеток и был теперь похож на Джерри Гарсиа, только с насморком.

Шестое чувство подсказывало мне — надо уносить ноги. Но тут я увидела, что на покрывале лежит один из тех фотоальбомов, которые я видела в книжном шкафу. Я подтянула его к себе, подкралась к переключателю и, сделав свет послабее, чтобы сгустить сонную атмосферу, на цыпочках вышла из спальни. В комнате с тренажером я прислонилась спиной к стене и съехала вниз, пристроив альбом на коленях.

На каждом снимке были девушки. Правильные девушки с рыжими волосами, суровые брюнетки, ветреные блондинки, тревожные анорексички, экзотичные двадцатилетки… На некоторых фотографиях был и сам Дэниел, на большинстве одни только девушки. На обороте одного снимка стояла дата: июнь, 1998.

Я начала записывать: «Стройная рыжеволосая, 4 октября, 1997. Нервная блондинка, 21 июня, 1993. Счастливая в альтернативной одежде, март, 1996…» И так с восьмидесятых годов по сей день. Элен появлялась на нескольких снимках, но не так часто, как Мэнди с перманентом или Диана, которую он сфотографировал в начале девяностых, как раз когда девушка постриглась — на кой черт, неизвестно. Свои длинные русалочьи волосы она обкорнала под жуткий шлем а-ля Моника Левински.

И тут меня осенило. Внешне девушки были не похожи одна на другую. Он снимал всех: и тех, с кем переспал лишь однажды (таких он обычно щелкал, пока они спали), и тех, с кем встречался по полгода и больше. На каждой фотографии было по девушке, и на каждой именно они находились в фокусе. Люди вокруг и детали обстановки фотографа не интересовали. Неудивительно, что у Элен возникли подозрения. С этим парнем, действительно, что-то не так.

Может, все фото — просто на память? Вполне возможно, что он встречался со всеми этими девушками ради спортивного интереса. Тогда на снимках представлены его трофеи. Он менял девушек как перчатки, чтобы доказать что-то самому себе. Или ему просто нравилось потом смотреть на их фотки? Я прислушалась к тяжелому храпу Дэниела, положила альбом на кровать и, засунув записи в сумку, тихонько выбралась из дома. На улице шел настоящий ливень. Шлепая к машине, я предвкушала тот момент, когда залезу под одеяло и смогу спокойно просмотреть свои заметки. Потом нужно будет позвонить Элен и задать ей несколько вопросов. И только подъезжая к дому, я поняла, что надо было бы еще пошарить в книжном шкафу. Наверняка там лежат и другие лакомые кусочки. Вот черт!

Дома я прикончила три порции сладостей и с удовольствием влезла в розовые спортивные штаны и старую севшую майку. Телевизор почему-то нагрелся. Наверное, Джок подсел на шоу Джерри Спрингера. Не зря он так ловко научился управляться с пультом. Сейчас он сидел нахохлившись — ему явно не нравилось, что я дома. Я зажгла ароматические свечи, чтобы улучшить его и свое настроение, и стала разрабатывать дальнейший план.

На глаза мне попался баллончик, подаренный Зарой. Я взвесила его в руке. Нет, как бы самой не пришлось умываться слезами. Положив баллончик на стол, я села и начала работать.

Список вопросов к Элен начинался так: «Кто, черт бы их побрал, все эти бабы? Не из-за этих ли красавиц она шпионит за Дэниелом?»

В дверь позвонили. Все еще думая о Дэниеле, я открыла. В коридоре стоял Сэм Таскер. Он был в темном костюме и красно-коричневой рубашке, что придавало ему сходство с мафиози. Ух ты!

— Красивый костюм, — сказала я.

— Спасибо. Кэссиди, мне нужно поговорить с тобой. Можно войти?

И он переступил порог, прежде чем я успела сообразить, как ответить. Нечего его было впускать. Он представитель закона, а моя вторая работа, мягко говоря, не совсем легальна. У меня правонарушений — вагон и маленькая тележка. К тому же две вешалки с бельем висели прямо около моей кровати.

Подростком я то и дело хулиганила, но ни разу не попалась. Теперь же, когда я начала выруливать на твердый путь, у меня было два варианта — или штраф в тридцать тысяч долларов, или три года тюряги.

Между тем, подойдя к кофейному столику, Сэм обернулся и улыбнулся мне. Кажется, нижнее белье он не заметил.

— Хороший баллончик.

— Э-э-э, спасибо… Это реквизит. Для пьесы, которую мы играем.

— Кто это «мы»?

— Местная театральная группа.

— А не уличный театр?

— Нет.

— Не импровизированный уличный театр, а настоящая театральная группа. Так?

— Не-ет.

Обычно вранье у меня прокатывает гладко, но тут под его взглядом я заколебалась.

— Настоящая театральная группа, я спрашиваю?

— Очень даже настоящая, — сказала я, хотя ни фига не знала о театре, — мы ставим, м-м-м, пьесу Джорджа Фейма.

— Значит, Фейм. С газовым баллончиком. А ты кого играешь?

Я подвинулась к окну:

— Мы роли еще не распределяли.

— Тогда о реквизите тоже пока не будем?

— Да, лучше не будем.

В комнату влетел Джок, пронзительно пискнул и сунул голову под крыло. Я была искренне разочарована, что Джок не клюнул Сэма в щеку. Может, попробовать его натаскать?

— Это Джок.

— Привет, Джок, — сказал Сэм и пододвинулся поближе к попугаю.

— Я бы на твоем месте его не трогала, — предупредила я, страстно желая, чтобы Джок проявил свой мерзкий характер. — Он дикий, руку в момент откусит.

Мы оба посмотрели на Джока, и я просто взбеленилась, увидев, как он изображает из себя хорошенького и совершенно безвредного попугайчика. Куда делось его пагубное пристрастие к шоу Джерри Спрингера? Неужели насилие все-таки не было его второй натурой?

Сэм повернулся ко мне:

— Что у тебя на уме, Кэссиди Блэр?

— Какая честь! Кэссиди Блэр!

— Что тебя так тянет к дому номер семнадцать на Риверсайд-авеню?

Так, спокойно. Я плюхнулась на диванную подушку и тут же поняла, что лопухнулась. Когда я сидела, то была на несколько футов ниже Сэма. И это была не только психологическая проблема. Его мужское достоинство оказалось как раз на уровне моих глаз.

Он немного походил и уселся в кресло рядом со мной, положив ноги на кофейный столик. Я вздрогнула, когда его сверкающие черные туфли легли на стопку журналов «Вог», под которыми были спрятаны номера «Зе фейс», сохранившиеся с того времени, когда я думала, что клетчатая мини-юбка и драные чулки — самое то. Мне нравилось, пролистывая их, вспоминать старые добрые времена, когда умение зарабатывать на жизнь не казалось столь же важным, как умение правильно шнуровать ботинки «Док Мартенс». Тем временем ноги Сэма закрыли улыбающееся лицо модели Эль Макферсон.

— Я знаю, ты там была, — сказал он.

Я переключила внимание с его туфель на его лицо.

— Ты что, следил за мной?

— Ага.

— И что, арестуешь меня? Или ограничишься тем, что истопчешь все мои журналы, чтобы у меня начался невроз и булимия?

Он глянул на свои туфли и поспешно сел, аккуратно подобрав ноги. На полу валялась бутылка из-под пива и обертка от батончика «Марс». Господи, ну что я за свинья? Прямо как Гомер Симпсон из мультика.

— Что читаешь? — Он наклонился, чтобы посмотреть название. — Это «Вог»?

— Да! Что в этом плохого?

— Просто я не думал, что ты похожа на девушку, которая читает такие журналы.

— Я похожа на девушку, которая читает «Вог». Весьма. На самом деле я только один раз подписалась, потому что они обещали три коробки шоколада первым двум сотням подписчиков. Но я всегда мечтала стать девушкой с обложки «Вог».

Я оглядела свою экипировку. Да… Мечтать не вредно.

— Итак, что ты делала на Риверсайд-авеню? — Сэм взял журнал и начал его рассеянно листать.

— Ничего. Ходила к другу.

— Дэниелу Глассу?

— Может быть.

— Значит, к Глассу. — Он помолчал и добавил: — А ведь он живет один.

— Да, один. Я выгуливаю его собаку.

— У него уже есть, кому ее выгуливать. Бойкая девушка по имени Джуди.

Вот гад!

— Молодец, навел справки. Но вообще-то, тебе пора, мне нужно работать.

— Для «Мира DVD»?

— Да, люблю, знаешь ли, просматривать дома музыкальные каталоги, и все такое.

Я подошла к столу и запихнула компромат о посещении дома Дэниела в ящик. Потом повернулась и задвинула ящик задницей, поймав при этом взгляд Сэма. Мне показалось, что лед в наших отношениях растаял. Но это было только одно мгновение, а потом между нами опять выросла глухая стена.

— Я должен сообщить об этом.

Боже мой! Ни в жизнь больше не открою дверь, не посмотрев в глазок.

— Почему?

— Это моя работа.

— И что же это за работа, если не секрет?

— Я детектив.

Я так и обомлела:

— Но почему ты следишь за мной? В этом городе наверняка найдется что-нибудь посерьезнее, чем мои мелкие делишки.

— Конечно, но доложить все равно придется.

Я сложила руки в жесте подчинения и пошла на кухню.

— Хочешь чаю? Кофе? Воды?

— Кофе был бы кстати, — сказал Сэм, барабаня пальцами по подлокотнику. Может быть, он тоже нервничал, но из-за чего?

— Хорошо. У меня даже печенье есть.

Я принесла пачку печенья и кинула ему на колени. Красивые колени.

— Итак, рассказывай, почему ты следишь за мной.

— Ты приходила к Нилу. Думаю, неспроста.

— Ты ошибаешься. То, что я навестила Нила, не имеет ничего общего с тем, чем я теперь занимаюсь, — сказала я, в очередной раз покривив душой. (Хотя это и была ложь, но не то, о чем подозревал Сэм.) — Я не торгую наркотиками.

— И все-таки, что же ты замышляешь? — спросил он, уминая печенье и все еще притворяясь, что читает журнал.

Я расставила чашки, принесла кофейник и оперлась ладонями о край стола:

— Сначала скажи, почему ты так решил.

— Потому что сегодня я был у тебя на хвосте, но мне помешали.

Я понуро смотрела в чашу с фруктами на кухонной стойке, в которой начали медленно гнить мандарины.

— И что?

— Сегодня я следовал за тобой до Риверсайд-авеню, пока кто-то не позвонил на пост и не сообщил о скрывающемся в засаде злодее, то бишь обо мне. Обнаружила меня соседка, какая-то мамаша-неврастеничка.

Я покатилась со смеху:

— Тебя застукала мать Пенни? Тебя? Копа? Когда ты следил за мной?

— Да, забавно, — проговорил он низким голосом.

— И тебе пришлось еще как-то выпутываться и объяснять, как ты там оказался, да?

— Точно. И вот что я тебе скажу — я видел, как ты прокрадывалась в дом на прошлой неделе, притом несколько раз. Что ты там делала? Прятала наркотики, ворованные вещи? Ты всегда выходила с пустыми руками.

Я вздохнула и призналась:

— Упаси боже! Я не воровка. Я просто проверяю бой-френда одной девушки. Она считает, что он ей изменяет.

— А он изменяет?

— Я так не думаю. Хотя там есть кое-что подозрительное.

— Та тощая кляча?

Я даже привстала:

— Ты ее тоже видел?

— Да, несколько раз.

Ничего себе! Как же я следила за домом, что не заметила, что Сэм там был?

— Но где ты прятался?

— В белом «фольксвагене».

— О, а я-то думала, что это какой-то студент…

Мы молча жевали.

— Похоже, печенье — твоя любимая еда, — наконец сказал он с намеком на улыбку, что было уже хорошо.

— Как и твоя, мне кажется.

За окном смеркалось, и я щелкнула включателем. Я знала, что у меня красивая улыбка. Давным-давно, когда я была юная и смешливая, у меня было много парней. Теперь я не такая юная и не так часто улыбаюсь. Да и парней у меня нет.

Я обернулась к нему с ослепительной улыбкой (как мне казалось):

— Еще кофе?

— Спасибо, — сказал он, озабоченно нахмурясь. — У тебя болит голова?

— Да нет. С чего ты взял? — сказала я, проходя на кухню.

— Ты морщишься.

— Разве? — удивилась я и попробовала слегка расслабить мышцы лица.

Он не отвечал.

— У меня есть вино. Не желаешь стаканчик? — крикнула я уже из кухни, с мажорными нотками в голосе.

— Нет, спасибо.

Ну и пошел ты к чертовой бабушке!

Я открыла бутылку красного, которое Джози принесла несколько месяцев назад. Улучив момент, пока Сэм, перекладывая мои журнальные кипы, отвернулся к окну, я поправила лифчик, чтобы грудь была повыше, и намазала на руки чуть-чуть крема, пахнущего розами.

— И все-таки выпей… — Я постаралась, чтобы это прозвучало томно и лениво.

Мы помолчали. Как раз когда я подумала, что хорошо бы поставить что-нибудь из джаза, Сэм заговорил:

— Вино, действительно, хорошее. Знаешь что, обещай, что дашь мне знать, если что-то случится.

— Случится где?

— В доме. Ты сказала, что там что-то нечисто. Если это так, мы должны знать об этом. Ты скажешь мне?

— Ладно.

— Ну, вот и хорошо. Я доверяю тебе, но наблюдаю за Нилом. Там тоже не все в порядке. — Я заулыбалась, но он продолжил: — Но знай: если я услышу, что ты нарушаешь закон или делаешь какие-нибудь глупости, я намотаю тебя на леску, как тунца.

— Как тунца?