Разговоры под водку

В тот вечер я опять работала в одну смену с Амандой, поэтому заранее приготовилась к сражению. Когда она, где-то через три часа после начала смены, явилась и сразу направилась в комнату для персонала, я пошла за ней. Я была такая злая, что мне было до фени, как отреагирует босс. Аманда же так увлеклась разогреванием своей лапши, что не слышала, как щелкнул замок. Но когда она обернулась и увидела меня со скрещенными руками и разъяренным лицом, то отскочила и треснулась о шкафчик с приправами.

— Кэсс, ты чего? — пропищала она, поставив трясущимися руками лапшу на стол перед собой. — Может, лапши хочешь?

— С чего это ты сегодня предлагаешь мне свою занюханную лапшу, если раньше тебе это и в голову не приходило? — спросила я, отпихнув стул и наступая на нее. По замыслу я должна была грозно нависнуть над Амандой, но мои новые кожаные сапоги жали до смерти, так что пришлось сесть. — А может, тебе еще есть, чем со мной поделиться?

— Не понимаю, что ты имеешь…

Но я давила на нее, как в сериале «Закон Лос-Анджелеса»:

— Я знаю, это твой жених сбил меня вчера ночью. Не поверю, что ты настолько глупа, чтобы отрицать это. — И я грохнула кулаком по столу. Солонка и перечница подпрыгнули. — Ты предала меня!

Класс! Не зря мы с Зарой столько времени убили на просмотр полуночного телевидения.

— Я… Я ничего не могла поделать. Они взбесились. Они ищут, кто сдал Тони копам…

Я поняла, что была права. Облегчение и триумф — вот что я почувствовала.

— Это все работники того чертового паба, Аманда. К нам это не имеет никакого отношения!

— Я… Я знаю, но они были как чокнутые, и мне пришлось им хоть что-нибудь рассказать.

Я перегнулась через стол и уставилась на нее:

— Зачем? Ты-то тут при чем? С какой стати они бы подумали, что ты что-нибудь знаешь об этом? Это же смешно.

— Они сказали, что узнали тебя. Они подумали, что ты подруга Саманты, и собирались пойти к ней…

— И что? Избить ее? Поэтому ты их натравила на меня — чтобы не сделать бо-бо своей сестренке?

Я снова хрястнула по столу, в надежде опрокинуть подставку для салфеток. Увы, не получилось.

— Ну ты и дура! Что ты думаешь, они собирались сделать? Сказать, что я не права? Они же могли меня убить! Скажи спасибо, что они не знают девушку, которая помогла мне в ту ночь, а то ты катилась бы сейчас под венец в инвалидной коляске.

По-моему, я уже смахивала на Аль Пачино. Но зато я успокоилась, да и настроение наладилось, хоть я и по-прежнему жаждала мести за полученные шишки. Она же сидела в своих ярко-розовых туфлях без задников и тряслась от страха.

Я глубоко вдохнула, но, заметив, что зрачки Аманды забегали, когда я упомянула о Джози, так и обомлела.

— Нет! — выкрикнула я.

— Мне пришлось. Они хотели знать все.

— Он всего лишь твой жених, а не ФБР. Ты не должна была… — Я тряхнула головой. — Ладно, ничего. Ты ведь не знаешь, где она живет…

И тут я перепугалась капитально — внезапно я вспомнила, как мы обсуждали, что готовить на свадьбу. Черт! Кафе!

Я вскочила:

— Они знают, где Джози работает?

По выражению ее лица я поняла, что онине только знают, но, наверно, уже выпили весь капуччинов кафе Джози.

Я стремглав выбежала из комнаты, растолкав по дороге тинейджеров, которые зависли у полки с новинками недели. На мгновение я почувствовала себя Брюсом Уиллисом, когда довольно удачно сиганула через турникет. Но потом споткнулась о порог и чуть не вспахала носом дорожку.

Захлопнув дверцу, я рванула со стоянки, стараясь вычислить, сколько мне понадобится времени, чтобы домчаться до Джозиного кафе. «Слишком много», — услужливо подсказала мне память, когда перед глазами у меня всплыло выражение лица Аманды. А ведь я еще не разговаривала с Джози после аварии!

Если Зару я знала со школы, то с Джози мы подружились в студенческие годы. Мы встретились, когда мой бойфренд начал, не переставая, бубнить о ней. Однажды ночью он целых три раза упомянул, какая на ней была юбка на лекции по психологии. И в припадке подростковой ревности я помчалась разбираться с ней в университетский бар. Она оказалась так хороша, что я чуть не умерла со стыда. О моем бойфренде она даже не слышала. Да я и сама его бросила через два дня, а с Джози мы стали подружками не разлей вода. Джози была красивой, но никогда не водилась с записными красотками. Она дружила с нами — простыми девчонками, и нам это нравилось.

Гадство! У меня не было мобильника, и я не могла позвонить Гасу — единственному другу в полиции, который у меня теперь остался. В 1989-м, помнится, он был веселым и честным малым и хорошо одевался. Он также наверняка был вооружен до зубов — особенно, если сравнивать со мной. Я в качестве средства самозащиты носила модный зонтик и отвертку. Так что Гас был именно тот, кто мне нужен.

Я проскочила на красный свет и свернула на ту сторону улицы, где в одном из домов располагалось Джозино кафе. Дорожные знаки указывали, что по новым правилам нужно снизить скорость до сорока километров в час. Но мне просто слезы на глаза наворачивались при мысли, что кто-то сейчас волочет Джози в дальнюю комнату, заломив ей руки за спину, одну-одинешеньку… И я только сильней жала на газ. Я еле сдержалась, чтобы не заорать «проваливай» на водителя шикарной машины (этот район славился магазинами одежды вроде тех, что всегда мелькают в полуденных фильмах про Родео Драйв). Потом я пронеслась мимо него и резко затормозила около кафе. Полицейской машины не было, так что я сразу кинулась внутрь. А бегунья я, как я уже говорила, так себе. В школьные годы я пропускала уроки физкультуры, так что мои суставы не были подготовлены к бегу на короткие дистанции.

Прихрамывая и потирая лодыжку, я вошла. И сразу просекла три вещи, которые меня слегка застопорили.

1. Джози выкрасила помещение в красно-каштановый цвет.

2. Она расставила длинные ряды низких ламп, что создавало настроение в духе «дринч-торч-конч».

3. Сама она сидела на черном кожаном пуфике, держа в руках огромный фужер с кусочком лимона на дне.

— Джози, слава богу! — пропыхтела я. — Кто-нибудь приходил? Я имею в виду, ты…

Едва переведя дыхание, я закрыла за собой дверь на засов и шмякнулась на другой пуфик.

— Кэсс, что случилось? — Глаза у Джози стали такие же круглые и большие, как фишки в казино.

— У Амандиного жениха болты срезало, он сбил меня с дороги. Я думала, он и сюда явится. Я так беспокоилась!

Я схватила телефон со стойки в баре, позвонила Гасу и на одном дыхании объяснила, что произошло. Он пообещал прислать машину. После этого я сгребла чашку арахиса и плюхнулась на диван, напротив Джози.

Осмотревшись, я заметила еще больше новых деталей: тяжелые хромовые пепельницы и кактусы, прячущиеся среди камней и стоящие на виду в кашпо из белого камня. Из стерео мягко лилась музыка, разжигающая аппетит к чувственным удовольствиям.

— Вот это да, Джози! У тебя тут теперь как в модном журнале «Уоллпейпер».

— Благодарю. Теперь мне месяц не на что будет есть. Но мне нравится. Последние два дня тут были рабочие, красили и проводили электричество. — Она затихла, и вдруг глаза ее сверкнули: — Подожди! Здесь действительно были какие-то незнакомые парни. Я сначала не обратила внимания — мне было некогда, я была в подсобке с Джоном. Он оборудовал систему аварийной сигнализации. Ребята, которые работали около входа, сказали, что выгнали их. Может, это они и были? — Потом Джози огляделась: — Спасибо тебе, господи, что ремонт закончился.

Я кивнула, уставившись на ее бокал. Перехватив мой взгляд, она встала, подошла к стойке бара и сделала еще две водки с тоником.

— Я не знала, что у тебя есть лицензия.

— Получила на прошлой неделе. Кофе с булочками не давали мне умереть с голоду, но и только. Вот я и сделала лаундж-бар. И работать теперь можно допоздна. Недалеко есть пара ресторанов-клубов, дальше по Дарсон-роуд, всего в пяти минутах отсюда, и мы с ними сотрудничаем. Ну, знаешь, рекламируем друг друга, помогаем и все такое. Вот, например, они не любят, чтобы до одиннадцати часов к ним приходили только выпить кофе или коктейль, потому что в это время они накрывают столы к ужину и готовят танцпол — и они выжимают из площади все, что можно. А теперь и я делаю так же.

Джози выглядела такой довольной, что я не могла не улыбнуться.

— Звучит неплохо, — пробормотала я, потягивая напиток и пытаясь успокоиться. Мои нервные ресурсы были истощены лихачеством на пути к месту возможной трагедии.

Пронзительно взвизгнули тормоза полицейской машины. Она остановилась на середине дороги, и двое полицейских быстро выскочили наружу. Я вышла им навстречу, и, пока мы входили в кафе, они забросали меня вопросами.

Джози принялась складывать пополам огромные красные салфетки. А я рассказала копам всю историю с Амандой. Потом предложила им заняться Тони и его прихвостнями.

— Вам следовало бы раньше сообщить в полицию, — сказал один полицейский, тот, что пониже и погрубей. Похоже, у копов всегда есть, что сказать. Уж я-то знаю, Гас меня всегда поправлял, если я говорила неправильно.

— Конечно, — нехотя промямлила я. Что уж говорить, тут я действительно совершила ошибку.

— Хорошо, мы пришлем кого-нибудь, пусть понаблюдают в течение недели. Если что, звоните.

Когда они ушли, я подлила себе еще водки с тоником и скоро почувствовала себя слишком навеселе, чтобы возвращаться на работу. Так что я навела порядок в задней комнате, где после косметического ремонта был настоящий бардак, а потом вознаградила себя парочкой пирожных. Аманде я позвонить не потрудилась. Пусть подергается.

Было уже три часа утра, когда я добралась до своей кровати. Похоже, поработать над отчетом для Элен вряд ли удастся. Я мечтала поскорее уснуть и снова оказаться в своем любимом сне, где мы с актером Кевином Спейси плывем в круизе по Атлантике. Ведь если вести себя правильно, сны вполне могут воплотиться в жизнь. Вот только просыпаться надо до того, как Кевин исчезнет с палубы.

Наступившее утро было ухлопано на составление чернового отчета для Элен — на следующий день у нас была назначена встреча. Прошла уже неделя с того момента, как я начала работать на нее, и теперь я чувствовала себя обязанной продолжать наше сотрудничество на самом высоком профессиональном уровне. Пусть думает, что я — настоящая сыщица.

Итак, учитывая дни, проведенные в засаде и за сбором информации в Интернете, у меня получилось плюс-минус восемнадцать рабочих часов. Я не включила время, затраченное на дорогу, но зато я включила квитанции на бензин и покупку дневника. «Нет, надо вести дневник расходов и затраченного времени постоянно», — поклялась я себе. А то несколько раз пришлось даже разными ручками писать и почерк изменять.

На уроках в художественной школе я тоже так делала. Только там речь шла о бесконечных творческих «поисках». Я что попало писала на холсте, лепила туда же картинки из журналов, делала бесконечные наброски, снова ляпала краску на холст… Получалась, конечно, мура. Но мне очень нравилось малевать все кругом. Примерно так же я поступала, когда накладывала ночной крем. В этом не было никакого смысла, но зато умиротворяло окружающих (то есть позволяло моей маме спать спокойно).

В отчете я опустила факт ранения запястья (которое хорошо заживало) и инцидент с женихом Аманды. Я также замяла детали о проникновении в дом, однако обстоятельно донесла о проныре, выгуливающей собаку, и заведенном порядке отбытия и прибытия Дэниела. Кроме того, я набросала план работы на предстоящую неделю.

Элен была на собрании, когда я ей позвонила. Приняв к сведению мое сообщение о затраченном времени и ничего не сказав о собачнице, она условилась встретиться со мной завтра утром в кафе и повесила трубку.

В тот вечер я пошла к Заре, чтобы набрать и распечатать отчет на ее компьютере, пока она будет делать тыквенное ризотто. Зара что-то была не в духе и открыла бутылку дешевого шампанского, которую раскопала в холодильнике. Пока я работала, она пыталась развеселиться в гостиной: громко включила Мадонну и так начала скакать в своей коротенькой зеленой ночной рубашке, что хоть сейчас на сцену с ирландским коллективом «Риверданс». Да, видно, дело было не только в неприятностях на ее работе.

— У тебя проблемы? — спросила я, когда она села на диван. — Как Джастин? С ним все в порядке?

Зара тяжело дышала от физических упражнений. У меня же просто глаза слипались — так я устала. Мне стало дурно от одного бокала шампанского.

— Да. С ним прямо зашибись, как все в порядке. У всех все просто в охрененном порядке.

— Да? А зачем ты тогда четыре раза подряд прокрутила песню «Material Girl»?

Я подала ей стакан воды с аспирином. Она залпом выпила, потом хрястнула пустым стаканом прямо по деревянному кофейному столику. Вот те на! Раньше Зара никогда не позволяла себе поставить стакан вот так, без подставочки. Она совсем не какой-нибудь компьютерный червь. Она очень серьезно относилась к чистоте и гигиене и всегда пользовалась подставками. У нее их было столько, что хватило бы на всю Австралию (не то что у Дэниела в доме — дай бог, если одна найдется). Короче, аккуратности ей было не занимать.

А вот скромности…

— Зара, прикрой свой неполотый девственный сад, — сказала я, натягивая ночнушку ей на бедра.

— Ну и что? Все равно никто не хочет сорвать мои цветы, — заявила она и рыгнула. — Я уж и не пропалываю. Земля вся сухая…. — Она поколебалась и пробурчала: — …как глина. Твердая и растрескавшаяся.

— Какие эффектные метафоры! И кто, хм, как ты думаешь, мог бы занять вакантное место садовника?

— Никто, — сказала она, но ее нижняя губа дрогнула.

— Ну правда, кто?

— Ну, есть один… С работы.

На работе Зара ненавидела всех, включая начальника и свою золовку, которая тоже там работала. «Работа с порнопродукцией — это пятно позора, которое никогда не удастся стереть», — всегда говорила она.

— А как же пятно позора?

— Фигня все это!

Она злобно ткнула кулаком подушку, лежащую около нее, и тут заметила на ней грязные пятна. Наклонившись поближе, она стала их разглядывать, потом захихикала. Я напомнила себе, что лучше сейчас не заикаться про утреннее похмелье.

— Что именно?

Романтическая влюбленность и Зара — это просто две несовместные вещи. Раньше я некоторое время думала, что она лесбиянка — пока не узнала, что она семь раз смотрела фильм «Дитя карате». Вообще-то мы уже столько времени дружим, что ничего нового друг о друге уже, наверное, не узнаем. Но все же меня периодически раздирает любопытство — уж не собралась ли Зара соблюдать свой целибат до гробовой доски?

— Все! Все — уроды! — ответила она, вставая. Пошатываясь и спотыкаясь, Зара прошла на кухню и принесла стакан воды и пакет сырного печенья. Плюхнувшись на прежнее место рядом со мной, она разодрала его, как дикарь. Скоро все ее лицо покрылось крошками.

— Зара, что происходит? Если это не Джастин, значит, кто-то с работы. Это же я, Кэссиди. К-э-с-с-и-д-и Б-л-э-р, — повторила я, как будто она оглохла. — Это я убирала за тобой после того, как ты перебрала в колледже. Я три раза подряд смотрела с тобой фильм «Свободные». Это я ходила с тобой учиться танцевать брейк-данс.

Терпение мое было на исходе. К тому же она не предложила мне печенья.

— Знаешь, — дрожащим голосом сказала Зара и вытерла глаза, — мне так грустно.

«Слава богу, она хоть что-то сказала», — устало подумала я.

— Понятно, — сказала я, собираясь произнести какие-нибудь банальности, но она оборвала меня.

— Ничего тебе не понятно! Это из-за Джорджа. С работы. Я люблю Джорджа с работы, — и она залилась слезами.

Я уставилась на нее в недоумении. Ничего удивительного, что Зара почти не пьет.

Не то чтобы я чувствовала себя неловко, если кто-нибудь проявлял излишнюю эмоциональность. Просто этот день, а теперь и вечер вышибли из меня все остатки душевного равновесия. Зара пила, а тем более танцевала, очень редко. Она всегда была опрятной и осторожной, никогда не впадала в истерику, не трепалась о парнях (или о девушках, если уж на то пошло). Я прямо разнервничалась.

Зара же совсем раскисла. Мы сидели на диване, и я нервно похлопывала ее по коленке, а она вытирала нос о свой рукав и мою майку. Она рассказала, что сначала они с Джорджем переписывалась по е-мейл. Потом улыбались друг другу около автомата с кофе и краснели в лифте. Фактически они разговаривали только на собраниях, где кроме них всегда было еще человек десять. А сегодня, о боже, случился облом. Она решила подойти к нему в кафетерии.

— И что? Он ведь тебе понравился, правда же? Ну подошла, что в этом плохого. Вся эта любовь по е-мейлу слишком затянулась, пора с этим кончать. Вы же не сможете проверить, подходите друг другу или нет, без конца обмениваясь электронными смайликами или подмигиваниями.

— У него от ног пахнет! А изо рта несет, как у каннибала!

Я поморщилась:

— Может быть, просто так совпало. Может, он луку наелся. Может, он как раз в эту минуту мучился, вспомнив, что забыл почистить зубы.

— Я просидела несколько часов, все думала об этом. Я больше к нему не подойду.

— Зара, но он ведь тебе нравится? Так в чем же дело? Если у него пахнет изо рта, просто скажи ему об этом и все. Ты думаешь, у тебя одной переживания? А занудушка-Сэм? Помнишь, как он носился вокруг дома в длинных подштанниках и с мешком на башке. А я тем не менее в него влюбилась!

— А ты бы сказала занудушке-Сэму, если бы от него плохо пахло?

К счастью, от Сэма пахло туалетной водой и дорогими вещами из чистой шерсти, но я поняла, куда она клонит, и сказала:

— О'кей, тогда купи ему жвачку: «Ментос» — свежее дыхание и все такое.

— В лифте я разговаривала с посыльным Бенни, — она отхлебнула воды и продолжила: — Бенни у нас — офисный сплетник. Он в курсе всех событий. Как обычно, он начал болтать обо всех понемножку, а потом перешел на Джорджа. Он сказал, что от дыхания Джорджа зачахли два растения, и никто больше не хочет ходить с ним на «Эмото».

— «Эмото»?

— Ну, это такие занятия, полное название — «Эмоциональный отклик». Это тест на эмоциональность и рациональность. Как ты ведешь себя в конфликтной ситуации на работе и все такое. Ну, всякая лабуда. И Джордж теперь сам для себя должен писать отклик.

— Бедняжка Джордж.

— Да уж.

— Тебе его жалко? Так помоги ему. Ведь у парня уже и работа страдает.

— Ну.. — Казалось, она даже протрезвела. Наверное, я слишком сильно на нее нажала.

— Он же тебе нравится, вот и помоги ему. Если ты тоже ему нравишься, он поймет, как тяжело тебе было сказать ему об этом ужасном запахе.

— Но мы никогда не разговариваем. Наверно, еще рано.

— А вдруг поздно? Скорее всего, он сейчас в недоумении, почему никто с ним не разговаривает. Сидит один, переживает.

На сей раз я точно переборщила. Бедный Джордж. Улучив момент, когда Зара отвернулась, смахивая со стола крошки от печенья, я выдохнула себе в ладонь и принюхалась. Вроде ничего. А вдруг таких вещей сам не замечаешь, ну, как не замечаешь, что твои шутки не смешные? Надо будет все-таки купить «Тик-так».

— Он не ребенок.

— Каждый до известной степени ребенок. Знаешь, это ужасно — думать, что другие тебя не любят. А друзья у него есть?

— На работе?

— Угу.

Казалось, она задумалась.

— По-моему, нет. Раньше он водился с Дереком, но тот получил работу в Брисбене и переехал.

— Дерек тоже так благоухал?

— Ну, сосновым лесом от него не пахло.

— Ладно, зайдем с другой стороны. Кто организовал это «Эмото»?

— Дейрдре, девушка из отдела охраны труда.

— Так. А есть у них занятия по укреплению межличностных отношений? Ну, когда каждый пишет о другом все, что ему не нравится. Анонимно. Ну, типа, чтобы открыть глаза тем, которые не подозревают, что они гнусавят, когда говорят по телефону, или тем, которые слишком громко смеются.

Я вспомнила случай из личной жизни — однажды на Рождество на дискотеке мне вручили коробку носовых платков, потому что я все время чихала. Я сделала вид, что мне очень смешно, но на самом деле готова была сквозь землю провалиться от стыда.

— Не дожидайся, пока кто-нибудь опозорит его перед всеми, скажи ему сама — тихо и нежно. Стань ему другом. Кому-то из близких следовало бы это сделать раньше. Может, они и пытались, только он не слушал. Если ты этого не сделаешь, то сама пожалеешь.

Кажется, я ее так и не убедила.

— Ну, не знаю.

— Или пошли ему анонимный е-мейл.

Тут Зара повеселела:

— Вот это хорошая идея. Как я сама не додумалась? Можно послать ему открытку по е-мейлу, а потом сказать… — Тут она снова нахмурилась: — А что, если он поймет, что это от меня?

— Ну, если ты подберешь правильные слова, то не поймет.

— Можно попробовать.

— Послушай, Зара, ты сказала, что любишь его. Может, ты спьяну это ляпнула, но все равно нужно сказать ему правду. Представь, а что, если он сидит и думает: «Мне так нравится Зара, я хочу пригласить ее на свидание… Но эти ее козюли!»

— Да, ты права.

— Ну, вот и хорошо.

Я встала, стряхивая с брюк крошки от печенья, и начала собирать свои вещи. Нужно покормить Джока и на боковую.

— Зара, — сказала я, закидывая ремешок сумки на плечо, — а у тебя и правда козюли.

Выходя, я думала о том, как было бы хорошо, если бы изобрели такую кнопку, нажав на которую можно было бы стереть из прошлого все неудачи. Я понимаю, плохие воспоминания помогают нам не вляпываться в неприятности по второму разу, это такой механизм самозащиты. Но все же так мучительно вспоминать, как я травила на вечеринках дурацкие истории, как забывала имена друзей, представляя их, как к моей туфле однажды прилип кусок какашки, а я так и ходила по школе… Нет, это какое-то самоистязание. Лучше сфокусироваться на чужих обломах. Итак, утром я опять пойду в дом Дэниела, после того как пошлю отчет Элен.

«Любимый, я скучаю по тебе. Не могу дождаться, когда приду домой и снова упаду в твои пылкие объятия. Мое сердце изнывает от тоски по тебе. Мои пальцы горят от нетерпения прикоснуться к тебе, мои губы ищут твои…»

Это было уже третье письмо. Я скривилась от смешанного чувства жалости и отвращения. Похоже, эта Сьюзи, библиотекарша на общественных началах, совсем потеряла голову. Прочитав первое письмо, я сначала подумала, что теперь у меня есть, что доложить Элен и растопить ее невозмутимость. Но я ошиблась.

Она прочла отчет, уплетая сандвичи с сыром. Я же потягивала клубничный коктейль и думала, что пора менять запаску. Желудок мой злобно урчал всякий раз, когда мимо проносили горячие блины или яичницу, но я крепилась. Этой ночью мне приснился сон, как будто я сидела на коленях Сэма и мы целовались взасос. А потом мои бедра раздались, превратились в огромные ломти колбасы и придушили его. Я проснулась вся в поту.

Элен кивнула и засунула отчет в портфель. Я набралась храбрости и прошептала, что мне нужно знать, какими противозачаточными средствами они пользовались. Она посмотрела на меня так, как будто я дала ей пощечину.

— Это еще зачем?

— Затем, что я нашла упаковку от презервативов под кроватью Дэниела, рядом с его ботинками.

Судя по выражению ее лица, она явно предпочитала такой метод контрацепции, как спираль.

— Мы отказались от презервативов, после того как оба прошли обследование, — сказала она так, словно это я во всем виновата.

Мне стало понятно выражение «принести плохие новости» и почему того, кто их приносит, обычно убивают. Что ж, на этой работе мне явно не увернуться от пуль. Пора покупать пуленепробиваемый жилет.

— Она, скорее всего, давнишняя, — сказала я обнадеживающе.

— Без сомнения, — фыркнула Элен раздраженно. Казалось, ее огромные ноздри живут своей жизнью.

Мы решили, что все подозрительные факты я отмечу и в другом отчете, в конце недели. Тогда она сможет выбрать, продолжать ли ей роман с Дэниелом или послать его к чертям.

Завернув недоеденный сандвич в салфетку, она встала:

— Позвонишь мне в субботу и сдашь следующий отчет. И я надеюсь получить что-нибудь более конкретное.

С этим она и ушла. Поспешное отбытие. Наверное, хотела показать, что последнее слово все равно за ней.

Я уже сомневалась, действительно ли она хотела, чтобы я нашла компромат на Дэниела. Может, он ей просто надоел и она искала предлог? Возможно, втайне она хотела, чтобы он ей изменил, потому что тогда ее подозрения были бы оправданы, и в результате никакой ее вины в том, что она наняла меня, не было бы. Или я все выдумываю?

Когда я собрала свои вещи и приготовилась отчалить, то обнаружила, что Элен не ушла. То есть она вышла из кафе, но так и стояла на тротуаре, понуро уставившись под ноги. У меня перехватило дыхание, потому что я поняла — Элен плакала. Издалека было видно, что ее большой нос весь покраснел. На душе кошки заскребли, будто я в чем-то виновата, но я сказала им «брысь». У меня достаточно опыта, чтобы знать — мужчины и не на такое способны.

Итак, я думала, что нашла доказательства, пока не увидела на сентиментальном письме номер два дату. Оказалось, оно было написано девять лет назад. Я проверила и другие. Все они были давнишними, как и открытки, вложенные в письма. Они были написаны другим почерком — тринадцать лет назад. У Сьюзи была плохая привычка рисовать вместо точек маленькие любовные сердечки над буквой I. Симона, написавшая открытки, имела склонность к плюшево-игрушечным метафорам: «Ты мой пушистый мишка, ты мой маленький ути-пути». Что за тошнотворная слащавость!

Я торчала у Дэниела уже целый час, было почти одиннадцать. Снова зайдя в чуланчик с рухлядью, я проверила книжный шкаф. Замкнуто. Надо расспросить о нем Элен. Записывая, чтобы не забыть, я оглядела остальную часть комнаты. Потом проверила еще раз тумбочку около кровати. Вибратор лежал на том же месте, но кто-то его почистил.

Я сунула нос и внутрь тумбочки. Там навели порядок. Я сделала опись содержимого, поставила время и дату. Как и в прошлый раз, я обшарила карманы пальто, заглянула за ящики, под ящики, между матрасами и рамой кровати. Под кроватью опять набралась пыль. А в обувном ящике, под грудой старых вонючих кроссовок я нашла диковинную коллекцию.

Там хранилась малюсенькая засушенная розовая роза. Ее увядшие зеленые листья, словно когти, сжимали лепестки. А вот серебряная рамка на несколько фотографий. Я вытащила ее. Внутри была фотография обнаженной девушки с длинными рыжими волосами и мелкими чертами лица, которая лежала на ковре. А рядом была вставлена фотография огромной немецкой овчарки, роняющей слюни на тот же ковер.

Я вытащила заднюю картонку, но никакой надписи там не было, так что я все описала и задвинула ящик обратно. Небольшой дневник путешествий содержал подробности об отпуске, со ссылкой на девушку со странным именем Алекс, или сокращенно «А». Я поняла, что это девушка, потому что там было написано, что ее груди напоминали воздушные шары, готовые лопнуть. Ну и прочая чушь.

Что ж, и это пойдет. Я пролистала дневник. Меж страниц лежали билет на мюзикл «Кошки» (ходил дважды в течение одной недели, в феврале, семь лет назад) и счет за парковку. Зачем это хранилось, я не разгадала, но на всякий случай все записала.

Я опять заползла под кровать и пошарила под сервантом и шифоньером. На мне все еще была униформа «Аделаидских муравьев» — длинная черная прямая юбка и зеленый шерстяной затасканный пуловер, который я раскопала на дне своего гардероба. Я стряхнула пыль с юбки и рукавов — вымыть руки не было времени.

Этим утром я тихонько проскользнула к Дэниелу через боковую калитку. Вокруг никого не было. Я бросила собаке два сандвича. Потом прошла к задней двери и отомкнула ее. Жевательная резинка была на месте.

Ящик для одеял в спальне Дэниела был так плотно заполнен простынями и наволочками, что я встала на него и, поднявшись на цыпочки, потянулась к верхней полке гардероба — там лежал какой-то чемодан. Я расстегнула молнию и, как только взглянула на свалявшийся темно-синий джемпер и джинсы «варенки», сразу поняла, что это было печальное хранилище для старой одежды восьмидесятых годов. Он, наверно, думал, что мода на нее вернется.

— Мечтай, мечтай, приятель! — пробормотала я.

Я положила все эти древние шмотки назад и застегнула чемодан. Потом снова передвинула ящик с простынями, поставив его на прежнее место, к стене под окном.

Я осмотрела комнату повнимательнее. Итак, он хранит всякое утильсырье. Но среди этого второсортного хлама может найтись настоящий золотой ключик. Большинство людей хранят личные вещи именно в спальнях, как будто здесь их не найдет шпионский глаз. Я снова подошла к шифоньеру, где только что прогулялась по карманам пальто. Там висел застегнутый на молнию чехол для костюмов, в котором томился один — из коричневой вискозы с белыми вкраплениями. Возможно, его хозяин надеялся, что в нем можно будет кадрить женщин и двадцать лет спустя.

Но напрашивался и другой вывод. Когда я просмотрела свой список с письмами, дешевыми сувенирами и всякой мелочью, то поняла, в чем суть. Что, если Дэниел копил весь этот мусор потому, что тот что-то значил для него в эмоциональном плане? Что, если большой нелепый джемпер из чемодана надевался по случаю свидания со Сьюзи, а горчичная рубашка с вышитой вставкой помнила груди Алекс? Я осторожно спустила чемодан и тут же нашла подтверждение своих предположений.

За ним висело красное атласное женское белье — комбинация из топа и трусов — с маленькими сверкающими стразами, которых особенно много было по краям выемки на груди. Вещичка из ранних девяностых. Либо Дэниел тайком наряжался в белье двенадцатилетней девочки, готовящейся к первому выходу на рок-концерт, либо это был еще один сувенир.

Заткнув в трусы блокнот с заметками, я двинулась в пропахшую потом комнату с тренажером. Пара снарядов и маленькое стерео были такими же пыльными, как и подоконник, так что я ни к чему не стала прикасаться.

На полке камина были свалены в кучу компакт-диски — звуковая дорожка к фильму «Бойцовский клуб», пара дисков Криса Айзека. Неплохо, хотя было ясно, что в последнее время он их не слушал. Я обнаружила, откуда шел запах пота — воняло отвратительное грязное полотенце. И тогда до меня дошло, что я еще не видела прачечную. Я закрыла комнату и отправилась ее искать.