Глава 20

В 23 часа 15 минут Том сдался и набрал номер сотового телефона Келли. Он знал, что она еще не спит. Он видел свет в окне ее спальни.

— Эштон слушает.

— Это только я. Это не насчет Бетси.

— О, благодарение Богу. — В голосе Келли чувствовалось явное облегчение.

— Извини, — смутился Том. — Я позвонил по сотовому, потому что боялся разбудить твоего отца… А как себя чувствует Бетси?

— Много лучше, — сказала Келли. — Доктор Мартин дал ей новое лекарство против тошноты, и с Бетси сейчас намного лучше. Она, конечно, выглядит неважно, но… — Она негромко рассмеялась, как показалось Тому, очень мелодично. — Ты позвонил мне в четверть двенадцатого, чтобы спросить о Бетси?

Он позвонил ей потому, что хотел поговорить с ней. Но явиться к ней он не мог. Разговор у дерева изменил многое в их отношениях, и Том сейчас совершенно не мог сказать, чего Келли хочет или ожидает от него. Впрочем, чего теперь от него можно ждать? Рука Тома дрогнула.

— Нет. — Он кашлянул. — Знаешь, я был полным дураком, но я… — Чувствуя, что его голос дрожит, Том замолчал. «Черт, этого только еще не хватало».

— Том, с тобой все в порядке?

На его глаза навернулись слезы. Бороться с этим было трудно, очень трудно, его молчание затягивалось. Нет, с ним не все в порядке. Нет, черт возьми.

— Извини, — сказал Том и повесил трубку.

Захватив аптечку и напялив на ноги старые отцовские ботинки, Келли поспешила к домику Джо.

Домик был погружен во тьму, но входная дверь оказалась отпертой. Впрочем, Джо всегда говорил, что у него нечего красть. Да никто и не стал бы обчищать этот домик, когда совсем рядом располагался особняк Эштонов, битком набитый разного рода ценностями.

Келли надеялась, что дождь, ливший уже несколько часов, поутих, и это так и оказалось, но все же, когда она вошла в гостиную, несколько капель упало на пол. Келли откинула со лба мокрые волосы, скинула отцовские ботинки и бросилась вверх по лестнице, прыгая через две ступеньки.

Однако дверь Тома оказалась плотно закрытой, и Келли это насторожило. Прижав аптечку к груди, она припала ухом к двери и прислушалась.

И она услышала именно то, что боялась услышать. Сдавленные рыдания. Том плакал.

О Боже! Боже! Что ей сейчас делать? Она должна войти, чтобы удостовериться, что Том не болен. Это ее долг как доктора.

Но как женщина Келли понимала, что Том не хотел бы, чтобы она видела его плачущим.

В то же время она хорошо знала, какие неожиданности могут встретиться при травмах головы. Даже если сканирование показало хорошие результаты, какой-то из кровеносных сосудов в мозгу мог ослабнуть из-за травмы или операции. Она обязательно должна поговорить с Томом, посмотреть ему в глаза, измерить кровяное давление.

Удостовериться, что его жизни ничто не угрожает.

И Келли постучала в дверь.

Внутри мгновенно наступила тишина.

Она постучала снова.

— Не входи. — Его голос звучал хрипло.

Келли подумала, что и сама готова расплакаться.

— Я должна.

— Отправляйся домой.

— Я не могу. — Она нажала на дверь. Та оказалась незапертой.

Свет в комнате не был включен, но Келли разглядела, что Том сидит на кровати. Том поспешно вскочил, вытирая лицо.

— Иисус! Что ты себе позволяешь? Убирайся!

Его голос дрожал.

— Ты звонишь мне, просишь помощи, а потом меня же выгоняешь.

— Я не просил твоей помощи.

— Тогда зачем ты мне звонил?

— Келли, пожалуйста, уйди.

Келли вошла в комнату и закрыла за собой дверь.

— О Иисус! — выдохнул Том.

— Том, я должна удостовериться, что с тобой все в порядке. — Она положила аптечку на край кровати. — У тебя кружится голова? Ты…

— Это не из-за головы. Это из-за моей чертовой жизни. Я столько работал — и завтра все это придется спустить в унитаз! Но у меня нет выбора. — Его голос срывался. — У меня, черт побери, нет выбора.

«Этот парень сломался», — поняла Келли. Ее охватила жалость. Келли обняла Тома и крепко прижала к себе.

— Извини. — Он снова начал рыдать. — О Боже, прости.

— О, Том. — Келли почувствовала, что из ее глаз льются слезы. — Я так хотела бы сделать что-то, что в моих силах, чтобы все было хорошо.

Мэллори проснулась в постели Дэвида — но того уже не было рядом.

Дождь все еще лил. Мэллори слышала, как он барабанит по крыше.

В углу, рядом с чертежным столом Дэвида, горела лампа. Дэвид сидел за столом, склонившись над одной из своих работ и придерживая левой рукой длинные волосы.

На нем были только шорты, и в свете лампы были хорошо видны мускулы его плеч и спины.

Мэллори почувствовала, что сердце ее сильно забилось, кровь быстрее побежала по венам, в груди стало тепло. Странно, этот человек рождал в ней противоречивые чувства — желание и умиротворенность одновременно.

Когда она беседовала о нем с Анджелой, та сказала только две вещи: что ее дети будут слегка косоглазыми и что Дэвид ее не оставит — подразумевалось, что лучшей партии ему не найти.

Это еще не было одобрением их отношений с Дэвидом, но Мэллори была благодарна Анджеле уже за то, что замечание о косоглазии было сделано, когда Дэвид находился в ванной комнате.

Что касается второго высказывания матери, то Мэллори горячо надеялась, что это окажется правдой и Дэвид никогда ее не покинет.

Анджела видела в этом человеке лишь его взъерошенные волосы, неуклюжесть и неловкость. Мэллори видела красивого парня, который ее любит.

Она не заметила, что шевельнулась в кровати, но поняла это, потому что Дэвид быстро обернулся.

— Тебе мешает свет?

— Нет. — Мэллори приподнялась на кровати, кутаясь в простыню. Ходить обнаженной, как это часто делал Дэвид, она не привыкла. — Что ты делаешь?

Дэвид подсел к ней на кровать, протянул руки и прижал к себе. Его руки были теплыми и нежными.

Мэллори посмотрела на черновые наброски, которые сделал Дэвид. На одном из них была изображена Ночная тень, которая, грозно нахмурившись, смотрела на главаря шайки оборванцев. Рядом с Ночной тенью были аккуратно выписаны слова: «Если я ошибусь в тебе, я стукну тебя так, что кишки вылетят из твоего носа. Ты понял?»

Мэллори перевела взгляд на Дэвида и рассмеялась:

— Это звучит очень знакомо. Дэвид улыбнулся:

— Это звучит хорошо, но лучше этого не делать.

Мэллори заметила блеск в его глазах — но Дэвид не поцеловал ее. Он просто смотрел на нее.

И Мэллори смотрела на него — чувствуя, как в ней растет желание, а дыхание становится прерывистым.

Она снова хотела его. Хотела заняться с ним любовью.

Дэвид поцеловал ее долгим поцелуем.

— Я никогда не устану заниматься с тобой любовью, Ночная тень.

Простыня Мэллори упала.

Том лежал на спине. Одна его рука обнимала за плечи Келли, второй он прикрыл глаза. Том не мог припомнить, уставал ли он так когда-нибудь в жизни.

И еще он не мог вспомнить, чтобы когда-либо он был так сломлен и плакал. Разве что когда ему было четырнадцать и его предполагаемый отчим колотил его по какой-то пустяковой причине — что-то вроде пролитого на стол пива, — а его мать за него не вступилась.

Или, может, когда в пятнадцать мать приказала ему собрать вещи и навсегда перебраться в дом Джо?

Или когда он узнал, что Анджела беременна и никогда теперь не сможет покинуть этот иссушающий душу городишко?

Или когда пятнадцатилетняя Келли прошептала ему просьбу прийти завтра снова — и он по ее глазам понял, что надо сломя голову бежать из городка, иначе он не покинет его никогда?

Именно поэтому он уехал. Хотя потом и пытался убедить себя, что это из-за того, что Келли молода. Но ведь он мог бы просто подождать. Он этого не сделал. Келли относится к тем, кого можно ждать вечно. Можно было просто приглушить их отношения — до поры.

Келли любила его. И Том это знал. И если бы он остался, у него было бы то, что сейчас есть у Мэллори и Дэвида.

У них были бы дети, потому что он обязательно женился бы на Келли. И теперь он лежал бы в кровати со своей женой, а не с посторонней женщиной, которую и любовницей-то не назовешь.

Конечно, в этом случае он бы не попал в спецподразделение ВМС, но ведь очень скоро он и так вылетит оттуда.

Эх, если бы тогда, уезжая, он знал, чем все это кончится! Вряд ли бы он уехал.

— Все эти размышления меня доконают, — вздохнул Том. Приподняв голову, Келли посмотрела на него.

— Не думай больше обо всем этом.

Но он этого не мог.

— Что было бы, если бы я не уехал, Келли?

Тихо рассмеявшись, Келли положила голову на его плечо. Ее лежащая на груди Тома рука была теплой.

— Я бы потеряла девственность до совершеннолетия.

— Я люблю тебя.

Он почувствовал, как Келли замерла. Это было странное ощущение. Келли словно застыла.

— Я не жду от тебя какого-то ответа. Просто мне кажется, что я должен был тебе это сказать. — Определенно, настало время сменить тему разговора. — Сегодня вечером я еще раз побывал в комнате 104. Знаешь, что я там нашел?

— Нет, — тихо отозвалась Келли.

— Я нашел отпечатки пальцев Марии Консуэлы, Джинни Гиптено, Глории Хайнес и Эрика Романа. Все они работают в гостинице «Болдуинз-Бридж». Я нашел даже старые нечеткие отпечатки Джорджа и Хелен Уотерз, а также мистера Эрнста Роддимана. Это прежние владельцы гостиницы. Но я не нашел больше ни одного следа Ричарда Раковского. Ни снаружи, ни внутри чемодана, ни на двери туалета, ни на телевизоре или телефоне. Нигде.

Несколько часов ушло на то, чтобы снять отпечатки — и все это под страхом, что Ричард Раковский может вернуться в любой момент. Конечно, команда Тома стояла на страже и могла бы дать сигнал по рации, но все равно времени было бы слишком мало, чтобы убежать или даже спрятаться.

Том взбил подушку и поставил ее так, чтобы можно было сесть в кровати.

— Ты, наверное, удивишься, узнав, что я там находился почти до полуночи, но так и не получил от моей команды сигнала. Это меня удивило. Похоже, этот номер необычный. Возможно, Торговец собирается перенести туда бомбу в самую последнюю минуту. Похоже, он решил лишний раз не светиться в людном месте. А может, это сумасшедший, и он боится людей.

Том взглянул Келли прямо в глаза.

— Это он, Келли, я знаю, что это он, Я совершенно в этом уверен. Я знаю, что он появился в городе, чтобы устроить взрыв на праздновании в честь Пятьдесят пятой. Мне нужно сообщить об этом. Пусть мне не верят. Пусть у меня есть только фотография человека и тот факт, что отпечатки хозяина номера есть на одной лишь бутылке. — Его голос дрогнул. — Но когда я обдумал все, я начал сомневаться. Может, я и в самом деле сумасшедший. Что, если эта моя уверенность из-за травмы? И все же я решил… — Том запнулся, а потом негромко кашлянул. — Я должен позвонить адмиралу Кроули.

Да, именно это он и сделает утром, как только проснется.

И раздумывать тут нечего. Это единственное правильное решение в данной ситуации, и он обязательно должен это сделать.

Даже если это будет означать конец его карьеры и изменение всей его жизни.

— Если я ошибаюсь… — Он помолчал, стараясь справиться с дрожью в голосе. — Если я ошибаюсь и охочусь за уже мертвым террористом, значит, я не должен командовать шестнадцатым экипажем «Морских львов». И тогда мне придется смириться с увольнением по состоянию здоровья. Это не то, на что я надеялся, но по крайней мере мне будет не стыдно увольняться.

— Есть другой вариант. — Келли приподнялась. — Что, если тебе взять еще несколько месяцев на поправку?

— Нет, — возразил Том. — Если я позвоню утром адмиралу Кроули и подниму тревогу, дополнительных месяцев мне не дадут. Контр-адмирал Такер держит моего доктора на поводке. Я абсолютно уверен, что меня сразу же отправят на медкомиссию. И то, что я увидел в Массачусетсе мертвого террориста, не позволит мне легко пройти эту комиссию. Мало того, что меня уволят, — я останусь с клеймом психа до конца своих дней.

На глаза Келли навернулись слезы.

— Но я должен обо всем сообщить, — тихо продолжал Том. — Нельзя просто так оставить это дело.

— Я могу как-то тебе помочь? — спросила Келли. — С кем-то поговорить, кому-то позвонить или…

Том отрицательно покачал головой.

«Я тебя люблю». Зачем он сказал ей это? Это оставит шрам в ее душе. Так же как и все его разговоры о террористах.

— Том. То, что ты говоришь…

— Нет, — оборвал ее Том. — Хватит об этом! Давай помолчим.

Кивнув, Келли замолчала. Она не знала, что сейчас лучше сделать — уйти или остаться.

— Хочешь, я побуду с тобой? — спросила она.

— Да.

Наклонившись, Келли поцеловала его. Том протянул ей руки, и она скользнула в его объятия, подумав, что чувствует себя здесь удивительно на своем месте.

«А что, если никогда с ним не расставаться? Что, если просто сказать, что и я его люблю? Пусть проснется завтра утром и увидит меня рядом с собой в своей постели».

И Келли стянула с себя сорочку.

А потом они оба забыли и о времени, и о пространстве.

Чарлз остановился в коридоре, ведущем из гостиной на открытую площадку верхнего этажа. На площадке он увидел Келли, которая сидела возле перил, прижав колени к груди.

Ее наряд удивил Чарлза — на его дочери были только белая ночная сорочка и… его старые ботинки.

Келли смотрела на океан, наблюдая за восходом солнца.

Шторм, грохотавший всю ночь, утих, но ветер еще был сильным, и ночная сорочка Келли с шумом трепетала на ветру. Келли выглядела усталой и бледной, под глазами были черные круги.

Чарлз неслышно повернул назад. Он знал, как выглядит человек, который хочет побыть один. Он часто видел такого человека в своем зеркале.

Но тихо исчезнуть, имея металлическую палку в руке, было трудным делом. Палка звякнула черт знает обо что, и Келли повернула голову.

Она попыталась улыбнуться, но это у нее не получилось.

— Ты сегодня рано встал. Не спится? — Она попыталась произнести это совершенно спокойно, но и это ей не удалось.

Что-то с ней было не так, и Чарлз спросил:

— С тобой все в порядке?

— Да. Я чувствую себя прекрасно. — И на лице ее появилась кривая улыбка.

— Ладно, — кивнул Чарлз. — У меня тоже все прекрасно. — То, что он еще не умер, вполне можно назвать словом «прекрасно». Если же не брать этого в расчет, то ночь, по правде говоря, была ужасной — он почти не спал от" боли.

Келли пристально вгляделась в его лицо:

— Ты уверен? Ты выглядишь…

Она была слишком тактична, чтобы закончить свою мысль. Он выглядел так, словно только что вернулся из преисподней. Как восьмидесятилетний старик, умирающий от рака.

Чарлз знал, что не должен говорить дочери о своем состоянии. Особенно сейчас, когда она, похоже, в любую минуту готова разрыдаться.

— Со мной все в порядке, — успокоил ее он. Он тоже умел притворяться.

— Ничего с нами не в порядке! — взорвалась Келли. Она резко поднялась с пола. — Ты умираешь, а я… — Ее губы дрогнули — точно так же, как тогда, когда она была маленькой девочкой. — Мне чертовски надоела жизнь.

— Да, с нами не все в порядке, — согласился Чарлз.

— Это не из-за Тома. Он любит меня. — Как она ни крепилась, на ее глазах появились слезы — и опять она напомнила Чарлзу маленькую Келли. — Но я его не люблю. И не хочу любить. Я отказываюсь любить его снова.

И она сбежала с открытой площадки вниз — и это тоже было как в детстве.

— Дурочка, — проворчал Чарлз, словно Келли была еще здесь. — Я и не знал, что у меня растет дурочка. Человек не может выбирать, кого он любит. Как тебе пришла в голову эта мысль?

Том приступил к делу. Подумав, он решил не звонить адмиралу Кроули, а обратиться непосредственно в ФБР. Несколько лет назад он работал со специальным агентом Дунканом Лэндом. И хотя они не поддерживали потом тесных контактов, Том знал, что Дункан его не забыл.

Он позвонил Дункану прямо домой и подробно рассказал все — о травме головы, о диагнозе «паранойя», о своих сомнениях. До праздничной церемонии оставалось всего два дня, и это очень тревожило Тома. Слушая, как Дункан все реже и реже откликается на его слова, Том понял, что его рассказ всерьез не воспринимается.

Тем не менее Дункан выслушал его до конца. Но Том сразу понял, что после этого разговора Дункан позвонит Кроули.

Том был разочарован. Но чего он ждал? Весь сегодняшний день шел неудачно с самого пробуждения, когда Том обнаружил, что Келли в его постели нет.

В ответ на его признание в любви Келли оставила его, даже не дождавшись рассвета.

Том начал набирать телефон Кроули, надеясь, что соединится с адмиралом первым. Однако соединили его не сразу.

— Ну, парень, на этот раз ты сел в лужу, — сказал Кроули вместо приветствия. — Я только что говорил с Ларри Такером, который хочет послать патруль, чтобы тебя забрали. Он разговаривал с главой Управления по борьбе с терроризмом в ФБР, который сказал…

— Сэр, эта опасность не выдуманная, — прервал Кроули Том. — Празднование будет через два дня, а я здесь совсем один. Мне нужна помощь.

— Думаю, ты поставил себя в такое положение, когда я тебе помочь ничем не могу.

— Но почему я не имею права обратиться в ФБР? Здесь будут сенаторы. Представители из Англии и Франции. Если бомба взорвется — нет, адмирал, когда эта бомба взорвется…

— Черт бы тебя побрал, Том. Может, хватит? Ты не понимаешь, как бредово это звучит?

— Сэр, а что, если я прав?

— Сынок, у тебя была серьезная травма, которая повлияла на твою способность оценивать окружающее. Все, что я могу тебе посоветовать, — это провериться в ближайшем военном госпитале.

— Да, сэр, — пообещал Том. — Я сделаю это, сэр. На следующей неделе, когда этот праздник завершится и окажется, что я ошибся, я туда пойду. Но до этого… Знаете, в этом городе есть много людей, за судьбу которых я боюсь, и я не брошу их, пока угроза не будет нейтрализована или не будет доказано, что ее не существует.

Мэллори все еще находилась в кровати, когда Брэндон своим ключом открыл дверь квартиры Дэвида.

— Bay, — протянул он, столь же не ожидавший увидеть Мэллори, как и она его. — Извини, я не знал, что ты здесь.

Он опустил в карман ключ, но не повернулся, чтобы уйти.

— Я пришел стянуть немного молока.

— Его не осталось, — сказала Мэллори, пряча записку, оставленную ей Дэвидом, под подушку.

— Черт, — проворчал Брэндон.

Мэллори натянула простыню по самую шею, но открыла тем самым то, что ниже, и потому поспешно прикрылась руками, надеясь, что Брэндон ничего не заметил. И что он немедленно уйдет.

Но он не ушел. Вместо этого Брэндон сел на край кровати.

— Кто бы мог подумать? — с глупой улыбкой произнес он. — Восхитительная Мэллори в комнате нашего маленького Дэвида.

— Он не маленький, — холодно сказала она. — Ты не возражаешь, если я немного посплю? Брэндон не двинулся с места.

— Знаешь, Дэвид годами рисовал свою Ночную тень. Он буквально влюбился в нее, он дал ей твое лицо. Последнее, что оставалось, — это переспать с ней. — Брэндон рассмеялся. — Надеюсь, он не заставляет тебя летать, как Ночная тень?

Мэллори не рассмеялась. Даже не улыбнулась.

— Очень смешно, Брэндон. Уходи.

— Стоит ли? — подмигнул ей Брэндон. — Дэвид не придет сюда еще несколько часов. А здесь так уютно… Он потянул за простыню. Мэллори ухватилась за нее крепче.

— Не смей.

— Ну, расслабься, я только шучу. — Он встал и, благодарение Богу, направился к двери. Но у самой двери обернулся. — Дэвид живет в мире своих фантазий. Смотри, завтра он перебежит к принцессе Лее или адвокатше Труа. Подумай об этом! Увидимся, Ночная тень.

Только когда он закрыл за собой дверь, Мэллори вытащила записку, которую оставил ей Дэвид.

На записке была изображена она сама, спящая в кровати, и Дэвид, наклонившийся, чтобы поцеловать ее на прощание. Над ее головой Дэвид поместил большой овал, в котором было написано: «Не могу дождаться момента, когда вернусь, чтобы снова заняться любовью с Ночной тенью»…

Ночная тень.

Он всегда звал ее Ночной тенью. «Я люблю тебя, Ночная тень».

О Боже! Что, если Брэндон прав? Что, если Дэвид равнодушен к ней самой, а любит выдуманный им образ?

А Мэллори совсем не походила на Ночную тень, и это было совершенно ясно. Общим у них была только внешняя оболочка.

Ночная тень была отважной, сильной и уверенной в себе. Она являлась совершенством.

Мэллори же была незаконнорожденным ребенком городской шлюхи. А это значит, что, не видя подтверждения образа Ночной тени, Дэвид, возможно, скоро устанет от Мэллори Паолетти.

Том швырнул телефон через всю комнату.

Джаз не взглянул на него, даже не моргнул. Он спокойно завершил свой телефонный разговор, после чего мягко положил трубку на рычаг.

— У меня будут Дженк, Нилсон и Лопес, сэр. — Крутанувшись на вращающемся кресле, он повернулся к Тому. «Сэр» было произнесено тихо, но оно определенно было произнесено. — Однако все они смогут приехать только рано утром в среду.

— Черт.

— Лучше в это время, чем вообще никогда. Том потер лоб.

— Я уже ни в чем не уверен. Думаю, тебе, Старрету и Лок следует немедленно покинуть город. Если я окажусь не прав с Торговцем, это может отразиться на вашей карьере. Я не хотел бы причинить вам вреда.