Глава 17

— Джо, не окажешь ли мне одну услугу? — спросил Том. — Сможешь через пятнадцать минут подбросить меня на железнодорожную станцию?

Келли встряхнула лед в стакане с лимонадом и только потом повернулась к Тому.

Он смотрел на Джо; в его фигуре, в желваках на скулах чувствовалось напряжение. Сейчас Том был одет лишь в джинсы, футболку, бейсбольную кепочку и шлепанцы.

— Мне нужно взять внаем грузовой фургон с затененными окнами; Джаз хочет создать в нем пост наблюдения, — объяснил он. — Нужный фургон я нашел только в Суомпскотте, но они открыты только до двенадцати. Следующий поезд до Суомпскотта через двадцать две минуты.

— Ты проделаешь весь обратный путь от Суомпскотта один? — удивилась Келли.

Взгляд Тома чуть задержался на ней. Келли успела причесаться и привести в порядок свой макияж. Вряд ли Том догадывался, что она разрыдалась после его ухода — такого холодного, такого внезапного. Словно он имел дело с…

Келли кашлянула.

— Вдруг у тебя снова закружится голова?

— Не закружится, — ответил он. Джо, который уже намеревался было подняться, передумал.

— Ты уверен, что достаточно хорошо чувствуешь себя для этого?

— Я чувствую себя великолепно, — раздраженно бросил Том. — У меня болит голова, но я потратил три часа, разыскивая этот фургон по телефону. Если бы у меня не было от этих звонков головной боли, это было бы чудом. И если я опоздаю на этот поезд…

— А почему бы мне не отвезти тебя в Суомпскотт? — спросила Келли. Ее губы пересохли от страха — и что он откажется, и что он согласится. О чем они будут говорить на протяжении сорокаминутной поездки? — Ты можешь не успеть на поезд, Том. А я доставлю тебя прямо на место.

Он отрицательно покачал головой.

— Спасибо, но нет. Я тебя об этом не просил.

— Не просил. Я сама вызвалась.

Джо и Чарлз удивленно переводили взгляд с Тома на Келли, подозревая, что в их диалоге есть какой-то потаенный подтекст — но, к счастью, они его не могли разгадать.

— Спасибо, но нет, — повторил Том. — Джо, так ты отвезешь меня к поезду?

Келли резко поднялась, чуть не уронив стул.

— Черт побери! То, что я сказала прошлой ночью, вовсе не означало, что мы никогда не должны разговаривать друг с другом. Я хочу, чтобы мы остались друзьями, Том!

Том не шевельнулся, никак не отреагировал, даже не моргнул.

Этого Келли вынести не могла. Черт с ним, что отец и Джо смотрят на нее. Она подошла к Тому и поцеловала его — долгим и глубоким поцелуем.

— Моя дверь будет открыта сегодня ночью. — Ее голос задрожал от еле сдерживаемых чувств. — Но если ты придешь, будь готов поговорить.

И она скрылась за дверью.

Чарлз решил проехаться до станции вместе с Томом и Джо.

Поскольку доехать до станции можно было всего за три минуты, было решено по дороге остановиться в магазинчике при пасеке: Том хотел купить бутылочку пепси, чтобы утихомирить головную боль, определенно усилившуюся после той сцены, что устроила ему Келли.

Сидя на заднем сиденье, Чарлз пытался уверить себя, что все увиденное его не касается. Его дочери уже тридцать два года; если у нее и существуют какие-то отношения вне брачных уз, это не его дело. В конце концов, на дворе двадцать первый век. Ему самому не следовало идти в церковь со своей первой женой, Дженни, — это избавило бы его от кучи неприятностей и сохранило бы немало денег.

Том вернулся к машине с бутылкой пепси в руке, и вскоре Джо уже катил по Норд-стрит.

Подъезжая к станции, Чарлз вдруг вспомнил другую поездку, на поезде, которую он совершил вместе с Джо во Франции. С ними была Сибела, а также Люк-младший, этот недоносок. Они получили шифрованное сообщение по специальной частоте французской службы Би-би-си. В сообщении было задание разрушать коммуникации немцев, чтобы не допустить переброски войск. Бои во французской глубинке становились все свирепее, и немцы спешно перебрасывали пополнение по железной дороге.

Джо попросил Чарлза пойти с ними. В тот вечер у них не хватало людей. Джо и Сибеле требовалась помощь, а Люка-старшего, Мари и Доминик не было дома.

Нога у Чарлза уже слушалась достаточно хорошо, и он передвигался без палки. Была некоторая ирония в том, что именно в эту ночь Джо поначалу планировал перевести Чарлза через линию фронта. Передача Би-би-си поломала эти планы.

Положение осложнялось тем, что не прошло и недели с того самого дня, когда Джо понял, что Сибела пришла к нему лишь потому, что была отвергнута Чарлзом. После этого все хозяйство дома Сибелы словно рухнуло. Неудивительно, что Люк-старший, Мари и Доминик ушли.

Поначалу Чарлз отказался помогать. Что он мог сделать? О взрывчатке и подрыве поездов он не знал ничего. Кроме того, как он и говорил раньше, он вовсе не был героем. Свой лимит героизма он уже исчерпал — и спасибо за внимание.

Но вечером, когда настало время идти, Чарлз обнаружил, что спешно одевается. Оставить этих двоих без своей помощи он не мог.

Сибела дала ему пистолет и буквально навязала еще один. Свой «вальтер» она спрятала на поясе брюк. Сибела была одета в мужскую одежду, лицо она намазала сажей.

Идти по городу оказалось страшно. Постоянно приходилось прятаться от немецких патрулей в тени домов, затаив дыхание и не выдавая себя ни единым движением. Единственная ошибка могла стоить им всем жизни. Это невероятно изматывало и истощало нервную систему. Неужели Джо и Сибела проделывали это почти каждую ночь?

Потом они быстро пошли к деревне, находившейся у самой железной дороги. Путь охранялся — немцы ожидали партизан.

Но Сибела задумала поставить мины прямо рядом с немецкими казармами, возле станции, поблизости от окраины города. Можно было почти гарантировать, что это место немцы не охраняют.

Джо заложил мины под рельсы, Люк-младший заминировал дрезину. Пока эти двое делали свое дело, Сибела и Чарлз следили за тем, что происходит вокруг.

Чарлзу было страшно. Не за себя. За Сибелу. И ему очень не нравилось то, что происходило вокруг. Как никогда раньше, он хотел домой…

Когда машина Джо, подъехав к железнодорожной станции, остановилась, Том сказал:

— Спасибо, что подвезли.

Джо лишь молча кивнул.

Открыв дверцу, Том выбрался из машины.

Чарлз поспешно опустил стекло:

— Кстати, чуть не забыл. Если ты обидишь Келли, я тебя убью. Медленно и мучительно.

Конечно, Келли говорила ему, что не собирается замуж за Тома, но Чарлз знал, чего стоят слова женщины. Впрочем, он и сам не мог определить, как бы отнесся к такому браку — с радостью или негодованием.

Том, к счастью, был достаточно сдержан.

— Мистер Эштон, могу вас заверить, что в мои намерения не входит…

— Меня не волнуют твои намерения. Я знаю, что ты не собираешься ее обидеть. Я просто предупреждаю тебя — не делай этого.

Нажав кнопку, он поднял стекло.

Какое-то мгновение Чарлз думал, что Том постучит в стекло и потребует продолжения разговора. Но тут к станции стал подходить поезд, и Том рванулся к платформе.

Джо некоторое время смотрел вслед Тому.

— Он хороший парень, — наконец произнес он. — И он любит Келли. Я в этом совершенно уверен. Не знаю, что это на них нашло сегодня в доме, но я думаю, что и она любит его, хотя оба не хотят в этом признаться.

Чарлзу эти слова не понравились. Он считал, что о своей любви люди должны хорошо знать.

— Вот как? — проворчал он. — Если она любит его, у него появляется возможность в самом деле ее обидеть.

Как там звали этих глупых музыкантов, которые несколько лет назад написали эту дурацкую песню с припевом: «Все, что нам нужно, — это любовь»? Что эти ребята знали про любовь? Для Чарлза любовь, когда он нашел ее, оказалась проклятием и источником душевных мук.

И поэтому позднее он стал избегать любви, всякой привязанности. Потому-то он и не допускал в свой мир свою вторую жену, Тину. И потому он держался в стороне от дочери — чтобы когда-нибудь привязанность к ней не принесла разочарования.

Может, Келли и Тому повезет, и их отношения останутся случайными. Случайные встречи друг с другом, случайный секс. И никакой любви.

Никакой привязанности.

Никакой сердечной боли.

И никаких вопросов, «что было бы, если» и «что могло бы произойти», которые мучают потом всю жизнь.

Приняв душ, Келли начала прибирать в комнате.

Нижнее белье и футболку следует отправить в шкаф на полки. Другую одежду — в платяной шкаф на вешалки.

Внезапно в голову ей пришла мысль — кого это она дурачит? Она живет именно здесь, хотя и пытается уверить себя, что живет в Бостоне. Где бы она сейчас ни развешивала одежду, совершенно ясно, что в свои тридцать два года она перебралась обратно, в город своего детства.

Хотя это звучало почти торжественно, слова эти содержали печальный подтекст. Ее отец умирает, и именно это было причиной ее появления здесь. Она смогла приехать сюда только потому, что ее оставил муж и у нее нет детей. Если бы она не потерпела крах во всем, в чем только возможно, она бы здесь не появилась.

И она не может жаловаться на судьбу — в ее неудачах есть доля и ее вины. Первый брак был столь кратковременным, что его и браком считать нечего. А Гэри… Она сама виновата в том, что Гэри забыл ее и обрюхатил «Мисс Большие сиськи», Тиффани. Если бы Келли была первоклассной женой, Гэри не стал бы искать удовольствий на стороне. Однако роль жены Келли провалила. Из нее получился отличный педиатр, весьма неплохая хозяйка и приличный персональный помощник, но когда их с Гэри жизни соединились, ему было рядом с ней просто скучно, даже в сексе. Спустя какое-то время их объединяла одна только привычка.

Гэри перестал видеть в ней куколку, которую он когда-то усердно старался затащить в постель. Вместо этого она стала хорошенькой горничной, занимающейся его грязным бельем. Привычка убила страсть.

По-видимому, брак всегда приводит к подобному результату. Келли была полна решимости больше в подобный капкан не попадаться. Зачем тратить свою жизнь на роль домашней прислуги человека, который смотрит сквозь тебя?

Конечно, есть в разрыве и ее вина — она ничего не сделала, чтобы вызвать в Гэри интерес, встряхнуть его. В конце концов, она могла надеть нижнее белье попричудливее, затащить Гэри в какую-нибудь телефонную будку пообъемистее, прийти к нему в офис и запереться изнутри на ключ. Тогда появилась бы вероятность, что он не станет смотреть на сторону.

С Томом, однако, у нее получилось. Она никогда бы не подумала, что способна на то, что произошло сегодня. Она пришла к нему с твердым намерением его соблазнить.

Однако предыдущий вечер закончился совсем не так, как она рассчитывала. Тому было мало кружевного нижнего белья — ему были нужны еще и чувства, и долговременная дружба.

И потому Том оделся и ушел, словно она для него совершенно ничего не значила.

Не этого она хотела. Или именно этого?

Она хотела только поиграть в глубокие чувства. Самих чувств она боялась — можно серьезно полюбить, а это грозит сердечной болью при расставании.

Этой боли у нее уже было предостаточно.

Впрочем… Похоже, она обманывает себя. Слишком уж сильными оказались ее чувства к Тому, слишком тяжело переживает она его уход. Нет. Правда состоит в том, что она боится полюбить Тома, чтобы не испытать той же боли, что пережила при его внезапном отъезде шестнадцать лет назад.

Вот чего она боится на самом деле. И даже если их отношения приведут к браку, нет гарантии, что их счастье будет длиться долго. Скорее всего оно прекратится совсем скоро. И снова несколько томительных лет будет посвящено лишь вопросу, кто заедет в химчистку по дороге с работы.

А ей хотелось быть женщиной, на которую Том всегда смотрел бы со страстью и желанием, как это было сегодня.

До того, как он повернулся и ушел.

Келли открыла дверь на балкон и, сделав шаг через порог, втянула в легкие свежий океанский воздух.

Тридцать минут на поезде до Суомпскотта.

От пятнадцати до тридцати минут до пункта проката машин — смотря по тому, где он находится.

Двадцать минут на оформление всех бумаг по аренде фургона.

Еще сорок — сорок пять минут езды до дома, в зависимости от интенсивности движения. Согласно ее подсчетам, Том скоро должен приехать.

Келли опустилась в кресло-качалку и стала ждать.

Глава 18

Чарлз вошел в свою комнату, чувствуя себя очень уставшим. Впрочем, уставшим он чувствовал себя все последние дни. Оставалось жить всего месяца три — и он, похоже, их все проведет в кровати.

Когда он и Джо вернулись домой, то обнаружили в гостиной весь прибывший отряд. Друзья Тома выглядели очень грозно. Высокий чернокожий по прозвищу Джаз почти не улыбался, а молодой парень с цепями на ботинках вызывал в памяти «ангелов ада». Было видно, что он очень старается понравиться дамочке с волосами до плеч.

Но не тут-го было. Как бы ни суетились «ботинки с цепями», красотка молча смотрела в книгу, не поворачивая даже головы в сторону «ботинок». Похоже, она была столь же умна, как и красива.

А красива она была на редкость. Чарлз даже слегка пофлиртовал с ней, когда она решила отдохнуть от всех в его комнате. Звали эту девушку Элисса. Это имя Чарлзу понравилось. Она очень мило улыбалась и тоже слегка флиртовала — совсем немножко, поскольку армейская служба приучила ее быть сдержанной.

Чарлз самостоятельно забрался в кровать — если бы проводились олимпийские игры среди умирающих, за этот подвиг он бы получил девять целых и девять десятых. Десять ему не получить, потому что немецкий судья непременно захотел бы ему отомстить.

Небеса знают, что он дал немцам достаточно поводов для ненависти, и эта ненависть была взаимной.

Хотя по отношению к немцам у Чарлза была не только ненависть. Это было сочетание ненависти и страха — страха, от которого порой выступал пот.

Считалось, что Эштонов никогда и никто не мог заставить бояться — а ему приходилось бояться почти весь 1944

Год. Чарлз до сих пор отчетливо помнил, как стоял в темноте у железнодорожной станции в ту удушливую жаркую летнюю ночь, уверенный, что, если даже немцы и не заметят его, он отдаст Богу душу от страха.

Он боялся буквально каждой клеточкой своего тела, напряженно вслушиваясь, не приближаются ли немцы, пока Люк-младший минировал дрезину.

Сердце стучало в груди. Со своего поста Чарлз не мог видеть Сибелу, и это выводило его из себя. Ему следовало переместить свой пост направо.

А когда она вошла в его комнату, ему следовало заняться с ней любовью.

Когда он об этом подумал, тогда все и произошло. В один миг. До сих пор Чарлз не знает, как это случилось. Он смотрел на ближние деревья, следя, не появятся ли немцы, а в следующее мгновение его уже с силой 'швырнуло вниз, забило рот землей — и только после этого уши заложило странным грохотом; огонь опалил волосы.

Сибела!

Чарлз с трудом поднялся на ноги — и тут же грохнулся на землю. Боже, его колено вывихнуто или перебито. Та же чертова нога, которую он лечил на протяжении нескольких недель.

Положение было хуже некуда, но единственное, на что Чарлз был способен в эту минуту, — это сжать зубы и ползти к месту, где он в последний раз видел Сибелу.

И тут он увидел ее. Благодарение Богу, она была жива.

В свете огня от горящей дрезины Чарлз мог видеть маленькую струйку крови у ее уха.

Он должен как-то помочь ей выбраться отсюда. Откуда-то уже слышались отрывистые выкрики немцев и лай собак. И лай, и выкрики удивительно напоминали друг друга и одинаково повергали в ужас.