Удар Ворона

      Он снял свою рубашку и разрезал ее на полосы. В этом году в моде широкие длинные рукава, и он поблагодарил за это портных, сворачивая рукава в тампоны. Быстрый взгляд на спину Кисела не обнаружил там крови. Значит, нож не прошел насквозь и придется беспокоиться только об одной ране. Он старался не думать о повреждениях внутренних органов, связывая полоски вместе, так что получился длинный бинт. Потом разрезал рубашку Кисела, чтобы лучше видеть рану.
      «Останови кровотечение», – сказал он себе. Об остальном позаботятся другие.
      – Я собираюсь вытащить нож, – сказал он Киселу. – Подготовься.
      Он сделал это так, чтобы капитан, если потеряет равновесие, упал бы на него. Потянул как можно стремительнее и поморщился, услышав звук ножа о кость. Вытащив нож, он бросил его на землю и как можно плотнее прижимал к ране тампон из рукава, пока перевязывал рану полоской ткани.
      Перевязав как можно плотнее, он прислонил Кисела к себе. Кисел не легок, но хотя он тяжелей Форана, Форан сумел уложить его на землю достаточно осторожно.
      Потом сразу перешел к Гуре. Большой черный пес еще дышал, но глаза его были закрыты, и на камнях было слишком много крови.
      – Мне надо идти за Ринни, – сказал Форан собаке, потом поколебался и с ножом подошел к Тоарсену.
      – Мне нужна твоя рубашка.
      Перевязка собаки заняла много времени, но Форан был удовлетворен: он сделал, что мог.
      – Не идите за мной, – сказал он. – Требую вашего повиновения как император. Если и когда заклятие рассеется, отправляйтесь к Таеру и Сэре и расскажите, что случилось. Я выручу Ринни, если смогу. Если нет, сомневаюсь, чтобы Виллон убил ее: ведь он хочет, чтобы Сэра работала на него.
      Он пошел за Ринни, потом остановился и повернулся. Он не может уйти, не рассказав о том, что узнал.
      – Заклятие – это иллюзия, – быстро заговорил он. – Как только вы поверите, на самом деле поверите, что можете двигаться, заклятие перестанет действовать.
      Он шел, еще продолжая говорить. А когда закончил, повернулся и побежал.
      Форан не Лер, но в данном случае это неважно. Он видел башню, на которую указывал Виллон: она поднималась на вершине холма над ними. Иелиан был залит кровью Руфорта и Гуры, и хотя кровь капнула лишь в нескольких местах, Форану больше следов не понадобилось. Он свернул в переулок, который как будто шел в нужном направлении.
      Переулок узкий – лишь два человека могут в нем разойтись, – и кончился он у отвесной стены утеса; в камне была вырублена крутая извилистая лестница. Заслонив глаза, Форан увидел вверху на лестнице поднимающуюся фигуру.
      Он извлек меч и тоже начал подниматься. Перил по обе стороны лестницы не было, а сама лестница даже уже переулка. К тому времени как Форан одолел третий пролет, он уже поднялся так высоко, что ошибка в выборе опоры станет смертельной. Он смотрел на ступеньки перед собой, стараясь не смотреть по сторонам.
      Прошедшие месяцы убрали жирок с его тела, но даже в своей лучшей форме Форан никогда не был хорошим бегуном. Его телосложение напоминает фигуру Кисела: говорит о силе, но не о выносливости. Но ставка – жизнь Ринни, и поэтому он поднимался как мог быстро. Недостаток воздуха вызывал головокружение и заставил в конце концов замедлить подъем. Болели ноги и бок, и, сосредоточившись на подъеме, он, может, и не заметил бы Память, если бы та не схватила его за руку, заставив остановиться.
      Он хотел что-то сказать, она рукой зажала ему рот. Холодное прикосновение заставило Форана рефлекторно откинуть голову. Но, услышав шаги над собой, он понял, что пытается сказать ему Память. Кто-то спускается по лестнице.
      Форан ждал, стараясь успокоить дыхание. Как только он остановился, Память исчезла.
      Одежда Иелиана окровавлена, на ноге рваная рана: должно быть, Гура укусила, но улыбка на лице радостная.
      – Мой император, – сказал, – не нужно было утруждать себя подъемом. Хозяин послал меня освободить вас всех. – В свободной руке – в другой был меч – он держал амулет. – Это разрушает заклятие. Я отдам его тебе. И тогда ты сможешь вернуться и освободить остальных.
      Форан ничего не ответил. При таком расположении на лестнице у Иелиана преимущество. Форан знал, что на тренировках императорской гвардии Иелиан считался лучшим фехтовальщиком. И все же, признавая преимущества Иелиана, Форан отмел все тревоги.
      Он не собирался брать амулет и покорно возвращаться. Пусть Иелиан говорит правду, но остальные взрослые люди и непосредственная опасность им не грозит. А он дал слово защищать Ринни.
      Память появилась в нескольких шагах за Иелианом.
      – Нет, – сказал Форан, делая выпад. – Он мой.
      Он не стал рубить мечом, как ожидал Иелиан. Нырнул под лезвие противника и плечом ударил его в колено. Иелиан, более легкий, чем он, отлетел в сторону. Закричав, он упал с лестницы.
      К тому времени как Иелиан умер, Форан возобновил подъем.
      – Черный здесь, – сказала Память, поднимаясь за ним. – Но я не могу убить его, он слишком силен.
      Форан оглянулся.
      – Тогда зачем ты?
      – Тот, кто убил предыдущего Черного, имел за спиной армию, Ворона рядом и охранялся силой мертвого колдуна, – ответила Память. – Чтобы убить Черного, мало императора и призрака. Мало нас всех.
      – Ты умеешь подбодрить, – сухо сказал Форан. – Кстати, я с тобой согласен. – Он надеялся перехватить Иелиана до того, как тот доставит Ринни, но слишком задержался, освобождаясь от заклятия. – Может, нам удастся отвлечь его, чтобы Ринни могла бежать.
      Наконец они оказались на вершине утеса. Сторожевая башня находилась от края дальше, чем казалось снизу. Снаружи по ней вилась лестница, но она была шире той, по которой они поднялись. И что еще лучше, у нее были перила. Верхушка башни была закрыта только наполовину, со стороны утеса, а вторая, открытая, часть была обращена к городу, и тот, кто там находился, видел всю нижнюю часть Колосса и примыкающую долину.
      – Он, там наверху, – сказал Форан.
      – Да, – согласилась Память, – он там.
      – Наверно, ты не согласишься отнести сообщение Таеру? – спросил Форан и не удивился ответу.
      – Нет, это не входит в мою цель. Я существую, чтобы уничтожить тех, кто меня убил.
      – Ты спасла меня от убийц, – сказал Форан. Дыхание его восстанавливалось.
      – Ты моя связь с жизнью, и без тебя я перестану существовать, следовательно, не отомщу.
      – Если приведешь Таера и Воронов, это может спасти мне жизнь, – предположил Форан.
      – Не прямо, – ответила Память. – Если бы я могла испытывать сожаление или печаль, то испытала бы из-за этого отказа. Но я приду к тебе и спасу, если это будет возможно.
      – Лучше, чем ничего, – сказал Форан. Он положил руку на перила лестницы, уходящей на верх башни. – Идем.
      Башня футов пятидесяти или шестидесяти в высоту, и на полпути он замедлил темп. Хотел быть отдохнувшим, когда достигнет верха. Память не пошла за ним, но он верил в ее слово: она поможет и даст ему другое оружие против Черного.
      У самого верха он пошел еще медленнее, держа меч в руке. Он не думал, что меч будет ему необходим в борьбе с колдуном, который может одним словом лишить его способности двигаться, но ощущение знакомой рукояти в руке успокаивало.
      Он остановился перед тем, как стала видна верхняя площадка, присел и прислушался. Со своего места Форан видел не только весь город, но и реку, через которую они переправились, когда вышли в долину Колосса.
      – Выпей чаю, дитя, тебе станет лучше.
      – Нет, спасибо, – вежливо, но решительно ответила Ринни.
      Виллон рассмеялся. Форан закрыл глаза: этот смех напомнил ему, как любил он старика, два-три раза в год приезжавшего в Таэлу навестить мастера Имтарига; он всегда готов был рассказать что-нибудь интересное, и у него всегда находилась какая-нибудь экзотическая сладость для одинокого мальчика-императора. Именно Виллон помог Форану перенести похороны его дяди. Он взял Форана за руку и негромко сказал:
      – Твой дядя любил тебя, мальчик, хотя трудно так сказать о таком человеке. Он мне говорил, что ты станешь великим императором.
      И тем не менее именно деяния Виллона привели дядю к смерти – и они же погубили отца Форана, которого он помнил очень смутно: помнил запах свежего воздуха и лошади и сильные руки, лежавшие на его плечах. В картинной галерее дворца висит портрет отца Форана, но на нем чужой человек с носом Форана и красивыми светло-каштановыми волосами.
      – Мой отец позаботится, чтобы ты умер, – сказала Ринни. «Не самые мудрые слова, учитывая ситуацию», – подумал Форан.
      – Ты так уже говорила, и это становится скучно. Важно то, что Таер – Бард. Он отличный Бард. За долгие годы я слышал пение многих Бардов, но ни один не был так хорош, как твой отец. – Голос Виллона прозвучал низко и жестко. – Но никакой Бард мне не ровня. Он не может запеть меня на смерть, Ринни. Не может тронуть меня. А пока у меня ты, не может меня тронуть и твоя мать, и другой Ворон.
      – О моей матери заботятся, – сказала Ринни. Она говорила не как десятилетний ребенок, а как взрослый. – И не зря. Мама говорит, что моего папу недооценивают. В нем видят певца, человека, способного развлечь, веселого и жизнерадостного. Но они не понимают, что за этим скрывается нечто совсем другое. Когда мама была девочкой, весь ее клан умер, уцелели только она и ее брат. Потом умер и брат. Она мне говорила, что после этого безопасность могла найти только под защитой моего отца. Запомни, запомни: Ворон искал безопасности у моего отца.
      Форан заметил, что поднялся ветер, спине стало холодно.
      – Помню, – небрежно ответил Виллон. – Я был там и помню женщину, почти ребенка, искавшую взрослого мужчину, который бы позаботился о ней. Бард – хранитель прошлого, дитя. Его долг в клане – хранить его тайны и напоминать всем, кем они когда-то были. А Таер – Бард.
      – Да, мой отец Бард, – негромко согласилась Ринни. – Но он не только Бард.
      Послышался звук удара, Форан вскочил и начал двигаться.
      – Не играй со мной, дитя, – сказал Виллон. – Сиди спокойно.
      Форан двигался как можно неслышнее и был вознагражден, увидев спину Виллона всего в четырех футах от себя. Ринни лежала на земле, лицо ее было в синяках от ударов Иелиана. Форан приобрел большой опыт в кабацких драках, и на его взгляд у Ринни была рассечена губа, из нее капала кровь.
      Но Виллон повернулся, прежде чем Форан смог напасть, и улыбнулся.
      – Я так и думал, что тебе пора появиться. А кстати, где мой Иелиан?
      Если ложь могла бы чем-нибудь помочь, Форан солгал бы.
      – Мертв, – ответил он. Лицо Виллона затвердело.
      – Жаль. Он был мне полезен.
      – Как тебе удалось спрятать его от Джеса и Лера? – спросил Форан. – Они чувствуют, если кто-то запятнан тенью.
      «Пусть говорит, – думал Форан, – и пусть Ринни призовет свою бурю». После первого тревожного взгляда он не смотрел на Ринни. Хотел, чтобы все внимание Виллона было сосредоточено на нем.
      – Он не был тронут тенью, – ответил Виллон. – Мне ничего не потребовалось делать, чтобы он стал моим. Он из числа тех, кто питается силой Сталкера, силой разрушения. У меня есть и другие, но он был перспективным мальчиком и заслуживал награды, которую сейчас я мог бы ему дать.
      Форан фыркнул и вышел на открытую половину, к парапету по пояс высотой – теперь только он отделяет от пропасти и камней у подножия утеса.
      – Он был плохим слугой для такого человека, как я, или даже как ты. Он не послушался приказа: убил собаку и Руфорта. Если бы он этого не сделал, вероятно, я бы не смог разрушить твою иллюзию.
      – Смерть всегда служит Сталкеру, – сказал Виллон, следуя примеру Форана. – Возможно, он был слишком ревностным, но зато верным.
      Форан позволил себе скривить губы.
      – Ему нравилось убивать. Он служил тебе, потому что ты позволял ему это делать. Но если бы у него была возможность, он убил бы и тебя.
      Он вынудил Виллона занять такое положение, что колдун больше не находился между Ринни и лестницей.
      – Но ведь гораздо интереснее работать с тиграми, чем с овцами, верно, Форан?
      – Ты смерд, – Холодно сказал Форан, отходя еще дальше от лестницы, чтобы показать, что он нисколько не боится колдуна. – Мы не давали тебе разрешения обращаться к Нам так фамильярно. Безымянный король правил миром, Виллон. Потребовались усилия всего человечества и смерть великого колдуна и великого воина, чтобы нанести ему поражение. Он был королем. У тебя было вдвое больше времени, чем у него, но кем ты правил? Безумным мальчишкой, который мертвым лежит у подножия этого утеса? Тайным обществом глупцов, которые заботились только о себе и не выстояли перед Бардом, оказавшимся у них в плену? – На лице Виллона появилась краска гнева, а Форан тем же голосом сказал: – Беги, Ринна. – И продолжил: – Где страшные твари, ответившие на призыв Безымянного короля? Ты неудачник, слабоумный, не обладающий силой.
      – А ты император пустоты, Форан. Ты всего лишь пьяница, возомнивший себя правителем. У тебя нет власти, иначе ты бы не оказался здесь.
      Он красноречиво взмахнул руками.
      Форан не слышал шагов Ринни и не мог посмотреть, воспользовалась ли она тем небольшим преимуществом, которое он ей дал.
      – Я устал от тебя, император, – сказал Виллон. – Умри. И как только он произнес последнее слово, Форан почувствовал, что не может дышать.
      – Нет! – закричала Ринни. – Прекрати!
      Ниоткуда возник порыв ветра и ударил Черного, сбил его с ног – и Форан снова смог дышать.
      Он побежал, подхватил Ринни и толкнул ее к лестнице.
      – Беги! – крикнул он, поворачивая назад, к колдуну. Может, если бы он не отвлекся на Ринни, то успел бы, но теперь он смог преодолеть только половину расстояния, когда колдун встал, сделал жест и произнес что-то мрачное и отвратительное.
      Что-то ударило Форана в грудь с силой копыта боевого коня. Он пошатнулся и спиной упал на парапет. Если бы колдун перестал давить на него своей силой, Форан удержался бы, но сила не ослабевала, он перевалился через край и упал.
 
      – Мы не можем бежать, – сказал Таер Хиннуму и сам удивился своему спокойствию. Сэра у него под рукой дрожала. Таер засвистел – таким свистом он созывал детей на обед или на работу. Даже если Джес спит, он отзовется.
      – Вы не можете победить, – сказал Хиннум. – Кольцо не заменит Жаворонка, даже если этот орден принадлежал вашей дочери.
      – Тем не менее, – ответил Таер, подбирая меч и лютню, – а лютня постоянно нужна Барду, – мои дети нуждаются во мне.
      – Вы единственная надежда мира, – говорил Хиннум. – Вы не можете принести мир в жертву ради своих детей. – Он помолчал. – У меня были внуки. Они умерли в Колоссе.
      Сэра надела на палец кольцо с тигровым глазом.
      – Иногда жертвы необходимы, – сказала она. – Иногда. Но не всегда требуется одинаковая жертва, Хиннум. Смерть Колосса была единственным способом спасти мир. Если бы не умерли твои дети, сегодня все были бы мертвы. А смерть моих детей позволит только оттянуть конец. – Она повернулась и посмотрела на собирающиеся грозовые тучи. – Вы с Хенной считаете, что единственное средство победить Черного – имена Старших богов, но у нас их нет.
      На ее лице видно было напряжение прошедшего дня. Щеки впали, словно она месяцами голодала, вокруг глаз темные круги, а волосы растрепаны. Таеру она показалась прекрасной.
      – Искушение битвы, – сказал Таер Хиннуму, – перенять победоносную тактику противника. – Он открыл загородку загона, вывел Скью и начал седлать его. – Виллон мог схватиться с нами в ту ночь, когда мы разгромили Путь, но он предпочел бежать и выбрать более подходящее место и время. Возможно, он слишком старательно скрывался все эти годы – и потому бежал. Не знаю. Если мы последуем его тактике, нам придется оставить своих солдат на поле битвы и бежать, пока не будем лучше готовы для встречи с ним.
      – Да, – подтвердил Хиннум.
      Сэра и Хенна предоставили им разговаривать, а сами тем временем седлали лошадей.
      Затягивая подпругу Скью, Таер покачал головой.
      – Так мы не победим, Хиннум. Играть на пользу врагу – так победы не достигнешь. Виллон не стареет: он может и подождать. Ты говоришь, что он сейчас здесь. Если мы уедем, чтобы подготовиться к верной победе, мы его никогда не найдем. Он прятался много лет, еще пятьдесят для него никакой разницы. – Он перевел дыхание. – Возможно, нам не удастся уничтожить его. Может, такая возможность исчезла годы назад, когда Виллон убил Мехиллу. А может, она исчезла сегодня утром, когда мы разрешили Леру, Ринни и остальным идти за именами. Но если мы уйдем по своей воле, победы над Черным не будет. Ты пожертвовал детьми ради мира. Я готов сделать то же самое – но не ради хрупкого шанса спасти мир.
      Появился Джес.
      – Папа? – Он напрягся, посмотрел на Сэру, и Защитник спросил: – Что случилось?
      – Здесь Виллон, – сказал Таер. – Похоже, он захватил Лера и остальных.
      Защитник сделал глубокий вдох.
      – Я пойду за ними.
      – Нет, – сказал Хиннум. – В одиночку у тебя нет ни шанса.
      – Иди, – сказал Таер, прекрасно понимая, что, возможно, посылает сына на смерть. – Мы пойдем за тобой быстро, как сможем. Направимся прямо в храм Совы.
      Защитник принял волчий облик, встряхнулся и побежал. Хиннум развел руки.
      – Ты скормишь детей Черному одного за другим.
      – Нет, – сказала Сэра. Она испытывала такой сильный гнев, что у нее дрожал голос. – Джес почти невосприимчив к магии. Он выиграет время, чтобы мы успели добраться.
      – Я готова, – сказал Хенна, садясь верхом.
      – Подождите, – сказал Хиннум. Он какое-то время смотрел себе под ноги, потом встал на колени перед Хенной. – Я подвел тебя однажды. Но больше не подведу. Как Защитник, я отправляюсь к Черному и буду сдерживать его, пока вы не появитесь, или умру в этой попытке. Я считаю это глупостью. Я не верю, что это поможет. Но я иду.
      – Ты никогда не подводил меня, – нежным голосом сказала Хенна. – Ни разу.
      Хиннум, как Джес, сменил облик. Вместо фигуры юноши появилась сорока с черными крыльями и глазами. Она поднялась в воздух.
      – Колдуны не могут менять форму, – сказал Таер. – Даже Вороны не могут.
      – Хиннум может, – отозвалась Хенна. – Хиннум может много такого, что другим колдунам и не снилось.
 

* * *

 
      Ринни в ужасе смотрела, как Форан падает со стены. Она была так рада его видеть, хотя понимала, что он не сможет ее спасти.
      Что-то холодное ухватило ее за плечо и подняло на ноги.
      – Лети, Баклан! – прошелестела Память у самого ее уха. – Лети!
      И она сбросила ее с башни, а Черный в гневе кричал ей вслед.
      Ветры, которые утешали ее с того мгновения, как Иелиан бросил ее на пол сторожевой башни, подхватили ее руки и ноги.
      «Верь нам, – сказали они, а потом, как Память Форана: – Лети, Баклан, лети!»
      И она полетела.
      – Помогите Форану, – приказала она ветрам, которые плавно опускали ее вдоль крутой стены, так что она не упускала Форана из виду. Она приземлилась и постаралась сохранить равновесие, не упасть. Она стояла на коленях в десяти футах от тела Форана. И даже не вставая, поползла к нему.
      Крови нет, подумала она. Если бы ветры ее не послушались, кровь была бы. Если он мертв, должна быть кровь. Но если он не мертв, он должен дышать.
      – Форан? – сказала она.
      Его глаза распахнулись в почти комическом удивленном выражении. Он как будто все еще не дышал, но перевернулся и сел. Глаза у него слезились, он сделал небольшой вдох – и Ринни ослабла от облегчения. Она узнавала эти признаки: ведь она и сама пару раз падала с чердака или с крыши амбара.
      – У тебя просто перебило дыхание, – сказала она. – Все будет в порядке.
      – Черный идет, – сказала Память откуда-то из-за нее. Форан, который все еще не мог нормально дышать, встал.
      Ринни, увидев, что лежит перед ними, схватила его за руку. Иелиан больше никого не ударит ножом. Девочка отвернулась, но Форан удержал ее за руку.
      – Подожди. У него амулет… нет, не смотри.
      Он оставил ее на мгновение и тут же вернулся, разочарованно качая головой.
      – Бесполезно.
      Взял ее за руку, и они побежали.
      – Что ты искал? – спросила Ринни.
      – Амулет, который может развеять заклятие Черного.
      – А ты как освободился?
      Он улыбнулся ей, хотя в глазах его была усталость.
      – Никто не приказывает императору, – объяснил он. – Это невозможно и невероятно.
      Ринни попыталась связать его ответ со своим вопросом, но не смогла.
      – Его заклятие – иллюзия, – подсказал Форан. – И когда я перестал в нее верить, смог двигаться.
      – Он ранил кого-то до того, как забрал меня, – сказала Ринни. – Я помню кровь и лай Гуры.
      Форан крепче сжал ее руку.
      – Руфорт мертв. С Киселом, думаю, все будет в порядке. Гуру я перевязал, но она потеряла много крови.
      – Смотри, вот Лер, – добавил Форан.
      Ринни посмотрела вперед и увидела бегущего к ним брата. Форан слегка распрямился, и они побежали быстрее. Лер добежал до них и побежал с ними.
      – Черный идет за нами, – сказал Форан брату Ринни. – Надо убираться отсюда.
 
      Способность снова дышать позволила Форану обращать внимание на окружающее, поэтому он увидел Тоарсена и Кисела раньше, чем они его. Тоарсен сумел более профессионально перевязать Кисела, и тот теперь был на ногах.
      Кисел не выглядел умирающим. С другой стороны, он не был похож на человека, способного добежать до лагеря.
      – Гура!
      Ринни подбежала к косматой черной собаке, но та была зловеще неподвижна.
      По пустым улицам разнесся крик сокола. Форан посмотрел на небо в сторону башни, но птицу не увидел.
      – На крыше здания через улицу, – мрачно сказал Лер. – Это ведь он?
      – Да. Придется пятиться. Тоарсен, следи за Киселом, – сказал Форан, не спуская глаз с наблюдающей за ними птицы. – Гура жива?
      – Да, – неохотно ответил Лер. Он, как и Форан, знал, что самое правильное было бы перерезать собаке горло.
      – Сможешь нести ее? – спросил Форан.
      Виллон играл с ними. Ни один из них ему не пара. Только Ринни и Лер имеют в своем распоряжении какую-то магию. Лук Лера остался в лагере, а охотничий нож, единственное оружие Ястреба, против Виллона не годится.
      – Да, могу, – негромко ответил Лер.
      «Если нам предстоит умереть, – подумал Форан, – умрем вместе».
      – Собака была ранена, когда защищала Ринни, – сказал он вслух. – Мы заберем ее, если сможем.
      – Это ведь Черный? – спросил Тоарсен. – Почему он просто смотрит на нас?
      – Может, ждет, когда мы убьем собаку, – ответил Форан.

Глава 20

      Лер крякнул, поднимая собаку. «Она должна весить 140–150 фунтов, – подумал Форан. – Он не сможет донести ее до лагеря. Да и Кисел не дойдет до него».
      Форан оглянулся на сокола: тот по-прежнему смотрел на них. Вероятно, переноска собаки – самая легкая из их проблем.
      – Форан, куда ты идешь? – спросил сокол. – Беги, Форан, беги. Тебе не поможет…
      Что-то, чего Форан не видел, ударило птицу и сбило ее с насеста.
      Откуда-то сзади вылетела сорока, приземлилась и превратилась в Хиннума.
      – Бегите, – сказал он, не отрывая взгляда от большой птицы, барахтающейся на земле перед ними. – Я не могу долго его удерживать.
      – Пойдем, – облегченно сказал Форан.
      – Сюда, – показал Лер и пошел вперед с Гурой на руках.
      Путешествие стало кошмаром. Они шли не быстро, потому что Кисел был ранен, а Лер нес собаку. Форан шел сзади, часто поворачиваясь, чтобы видеть, что за ними.
      Небо, еще утром такое яркое и голубое, теперь потемнело и стало грозным. Так как Ринни что-то говорила про себя и часто спотыкалась, Форан был уверен, что она имеет отношение к надвигающейся буре. Он вспомнил рассказ Лера о молнии, которая ударила тролля, и решил, что Иелиан ошибался: Баклан может предложить не только хорошую погоду фермерам. Если у Ринни есть достаточно времени, она становится грозным противником.
      С того места, где они оставили Хиннума и Черного, доносились какие-то звуки и вспышки света. Иногда такие звуки сопровождались дрожанием земли под ногами.
      Когда дошли до основания рампы, Форан сказал:
      – Лер, дай мне собаку и возьми мой меч. Присматривай за Киселом. Можешь иногда поддерживать его с другой стороны.
      Он взял собаку и побежал по длинной рампе. То, что в первый день прихода в мертвый город показалось Форану инженерным чудом, теперь превратилось в пытку.
      Кисел очень старался, но он потерял много крови и двигался очень медленно. Лер подставил плечо под то, которое не поддерживал Тоарсен, прежде чем они оказались в десяти ярдах от основания.
      – Дай мне меч, – сказал Джес, заставив всех вздрогнуть. Форан не заметил, как он появился; судя по лицу Лера, никто этого не заметил.
      – Не делай так, – раздраженно сказал Лер брату, который при свете дне появился словно ниоткуда.
      – Не останавливайтесь, – сказал Форан.
      – Мама, папа и Хенна на пути сюда, – сообщил Джес. – Хиннум почувствовал магию Черного и отправился помогать, чем сможет.
      – Мы его видели, – ответил Форан. Он тяжело дышал: крутой подъем делал Гуру все тяжелее и тяжелее. – Он напал на Виллона, поэтому мы смогли уйти. Они там очень шумят.
      – Слышу, – коротко подтвердил Джес. Форан всегда поражался, как разительно меняется Джес, обычно такой медлительный и молчаливый.
      – А я ничего не слышал с того времени, как мы начали подниматься, – сказал Лер. – Надеюсь, это не плохая новость.
      При этих его словах подлетела потрепанная сорока и села на плечо Ринни.
      – Идите, – прохрипела она, неуверенно покачиваясь. – Идите.
      Кисел покачнулся, и Тоарсен и Лер вынуждены были опуститься на колени.
      – Джес, возьми собаку, – сказал Форан, передавая вяло свисающее животное в руки, прежде чем Джес сумел возразить. Потом наклонился и поднял Кисела на плечи.
      – Тоарсен, обнажи меч. Лер, возьми мой меч у Джеса, пока он не бросил его или собаку. Ринни, поддерживай птицу: она тоже может упасть.
      Кисел тяжелее Форана, но все же император крупней Тоарсена или Лера. Ноги Форана болели еще от подъема на сторожевую башню, а ребра ныли от падения, но Джес сказал, что Таер близко.
      – Позволь мне взять Кисела, – сказал Тоарсен, когда рампа наконец кончилась. – Ты без сил.
      Форан покачал головой. Тоарсен мускулист, но он слишком мало весит, чтобы долго нести Кисела.
      – Как кровотечение?
      Форан тяжело дышал, и ему трудно было говорить.
      – Плохо, – ответил Тоарсен. – Он без сознания…
      – Тише, – сказал Джес, опуская собаку на землю и оглядываясь. – Он идет.
      И тут же сменил облик, превратившись в горную кошку. Такой огромной кошки Форан никогда не видел.
      – Нет, – сказала сорока. – Нет. Им понадобятся все шесть орденов. Я остановлю его.
      Она, неловко взмахнув крыльями, снялась с плеча Ринни, но уже второй взмах получился уверенней.
      – Тоарсен, возьми Гуру, – сказал Форан. – Идем.
      Он не знал, сколько еще они прошли. Мир Форана сузился: он знал только, что нужно переставить одну ногу, потом другую. И когда услышал топот копыт, наклонился и осторожно положил Кисела на булыжники.
      – Теперь все будет в порядке, – сказал он раненому. – Таер здесь.
 
      Скью приближался, скользя по булыжникам, и Таер соскочил и наклонился над Киселом, прежде чем лошадь успела остановиться.
      Пальцы его ощутили пульс, слишком быстрый и слабый. Таер поднял голову и оглядел остальных членов группы.
      – Где Руфорт и Иелиан? – спросил он. Тоарсен осторожно положил Гуру рядом с Киселом.
      – Руфорт мертв, – сказал он. – Мы с Киселом отобрали Иелиана из Воробышков как верного человека. Но мы ошиблись. Иелиан убил Руфорта.
      Форан, бледный и вспотевший, поднял руку.
      – Я знал, что здесь что-то не так. Он говорил Руфорту, что Путь платил ему, но я узнал об этом только вчера и не успел выяснить. Я тоже виноват.
      – Иелиан был человеком Черного, папа, – сказала Ринни.
      И когда Таер раскрыл объятия, она побежала к нему. Маленькое лицо в синяках, подбородок распух. Нижняя губа разбита и опухла. Таер перевел взгляд с нее на Форана.
      – Тоже Иелиан, – сказал Форан. – Но разбитая губа – это вина Виллона.
      – Рассказывайте, – сказала Сэра. Она начала осторожно осматривать Гуру, хотя Таер видел, что глаза ее гневно сверкают. – Садись, Форан. Если будешь продолжать покачиваться, упадешь. Что случилось, Лер?
      – Иелиан заманил нас – наверно, они с Виллоном договорились. Прежде чем мы поняли, что что-то неладно, Виллон лишил нас возможности двигаться.
      Он перевел дыхание.
      – Папа, Виллон рассказал, почему убежал от нас с Джесом той ночью в Таэле. Он пожертвовал своими людьми, чтобы мама могла получить камни всех орденов. Сам он не мог понять, почему у него не получается, но думал, что у мамы, Хенны и Брюидд может получиться. Он знал о картах Волиса. И когда мама и Хенна не смогли поправить камни, он захотел, чтобы они пришли сюда. Он напал на тебя, чтобы заставить нас прийти. Хиннум знал, как заставить камни действовать, но не хотел рассказывать Виллону. И Виллон послал маму, чтобы выведать это у Хиннума.
      – Но что это дало бы ему? – спросила Хенна. – Мы бы тоже ему не рассказали.
      – У мамы есть люди, которые ей дороги, – ответил Лер. – Виллон обещал не трогать никого из нас, если мама сумеет заставить камни нормально действовать для него. Он взял Ринни в заложницы и оставил нас, чтобы мы, когда рассеется заклятие, все рассказали вам.
      – Он захватил Ринни? – переспросила Хенна, склонившаяся к Киселу. – Так почему она здесь? Ее освободил Хиннум?
      – Нет, – ответила Ринни. – Это был Форан. Он вырвался из заклятия Черного, пришел и спас меня.
      – Форан спас тебя от Черного? – недоверчиво спросила Хенна.
      – Не совсем, – сухо поправил Форан.
      Таер крепче сжал плечо Ринни: он едва не потерял ее.
      – Но что произошло?
      – Он освободился от заклятия Черного и объяснил нам, как это сделать, – сказал Тоарсен, почтительно кивнув в направлении Форана.