Удар Ворона

      Больше он не может доверять Иелиану.
      – Все в порядке, Лер. Спасибо, что сказал. Я дам знать Тоарсену и Киселу.
      – Мне он нравится, – сказал Лер. – Немногие решаются противоречить маме.
      – Мне он тоже нравится, – согласился Форан. – Я поговорю с ним, прежде чем решать, что делать. Спасибо.
      Пока они говорили, спустилась ночь. Форан повернулся, чтобы идти в библиотеку, и увидел Память.
      – А, – сказал он. – Я не понимал, как уже поздно.
      Лер смотрел на Память, но не закричал, не убежал – вообще ничего не сделал. Форан вспомнил первые посещения Памяти. Хотел бы он хотя бы вполовину быть так спокоен. Гура завыла, но не отступила.
      Форан закатал рукав левой руки: правая болела весь день, а ведь этой рукой он держит меч. Он не помнил, чтобы боль держалась так долго, когда Память кормилась раньше, но, может, просто забыл.
      Но когда холодный рот прижался к нанесенной им ране, стало гораздо хуже. Ледяной холод был настойчивее, боль сильнее, чем прошлым вечером. Он бы помнил, если бы вчера было так же плохо.
      Форан обнаружил, что сидит на земле, прижимаясь к Леру.
      – Взяв твою кровь, я должна тебе один ответ, – сказала Память голосом, сухим, как шуршание старой листвы. – Выбери вопрос.
      – Форан. – Это произнес Лер, произнес тихо и напряженно, как во время охоты, когда дичь близко. – Посмотри между теми двумя домами на площади. Видишь их?
      Испытывая головокружение, Форан посмотрел туда, куда показывал Лер. Он едва замечал, что у ног Лера рычит собака.
      – Вчера Хиннум предупредил нас не оставаться на ночь, – говорил Лер. – Я совсем забыл. Наверно, папа и мама тоже… Хиннум сказал, что улицы принадлежат мертвым.
      «Оно совсем как человек», – подумал Форан. Того же роста и формы, но какой-то примитивный инстинкт подсказывал: то, что смотрело на них с расстояния в двадцать ярдов, давно перестало быть человеком.
      – Как нам спастись от них? – спросил Форан, глядя на мертвеца, который преследует его уже полгода, но никогда не внушал такой страх, как эта тварь… нет, зрение не подвело Лера, здесь их много, этих тварей.
      – Иди внутрь, – ответила Память шепотом. – Они идут, а у меня нет власти над мертвыми. Они потребуют дар или ваши жизни.
      – Какой дар? – спросил Форан. Но Память, очевидно, дала ответ, потому что больше ничего не сказала.
      Все еще прижимая руку и чуть пошатываясь, Форан встал.
      – Надеюсь, твоя мать что-нибудь знает и о мертвых, – сказал он.
      – Я знаю хищников, – ответил Лер. – Не поворачивайся, пока не дойдем до двери. Не отводи от них глаз – и не торопись.
      Медленно пятясь, они миновали несколько футов до двери библиотеки. Лер открыл дверь, и Форан бросил последний взгляд на собирающихся тварей, сливающихся с тенями на улицах Колосса. Потом он оказался внутри, и деревянная дверь отделила его от тех, кто его преследовал.
      Впервые Форан почувствовал, что рад оказаться в библиотеке. Мягкие огни ненавязчиво мигали из-за стенной и потолочной резьбы, создавая ощущение защиты от темноты.
 
      Сэра не слышала, как открывалась и закрывалась дверь, но заметила, как напрягся и посмотрел на лестницу Джес.
      – Лер, Форан и Гура, – сказал он. – От них пахнет страхом и кровью.
      Его голос прозвучал достаточно громко, чтобы Хиннум и Хенна прервали спор – спор, настолько насыщенный гневом и чувством вины, что Джес вынужден был отойти от Хенны и встать в стороне, рядом с другими.
      Форан поднимался по лестнице, прижимая руку, словно она болела. Вслед за ним шли Лер и Гура. Шерсть у собаки стояла дыбом, и она непрерывно оглядывалась.
      – Уже ночь, – сказал Форан. – По улицам бродят мертвецы. И надеюсь, это не так плохо, как выглядит.
      – Магия не имеет власти над мертвыми, – сказала Хенна. Она говорила быстро, но в голосе ее не было паники. – Хиннум, они могут войти сюда?
      – Раньше они меня не тревожили, – ответил Хиннум. – Но за вами они придут. Дверь могла бы их задержать, но они уже почуяли кровь, Хенна. Сэра, ты понимаешь, что я имел в виду, называя их созданиями духа.
      Да, она понимала. Трудно подействовать, но, если Черный сумел привязать свою магию к духу, что-нибудь можно сделать. Если только их не слишком много.
      – Конечно, – сказала Хенна. Голос ее звучал взволнованно. – Простите. Я забыла. Как на горе Имен. Трудно помнить все. Джес, отойди от лестницы.
      – У меня есть средства, которые не пускают их в библиотеку, – сказал Хиннум. – Но после ухода Виллона я ни разу не пускал их в ход. Мне не нужно было защищать себя: мертвым нужны кровь и плоть, а я в моей нынешней форме ничем их не привлекаю.
      – А что случится, если они найдут нас? – спросил Иелиан. Он встал и высвободил меч. Сталь действует против некоторых существ магической природы, но на мертвых она не подействует.
      – Нехорошо мертвым трогать живых, – сказала Сэра. Этим ее знания и ограничивались. Ее старый учитель больше интересовался туманниками, водяными демонами и тому подобными существами.
      – Я почти ничего не помню о мертвых, – сказала Хенна.
      – Они убили всех колдунов, которые остались со мной после смерти, – сказал Хиннум. – Бегство не поможет, магия тоже. Мне потребовалось много времени, чтобы научиться защищать своих учеников, и теперь учить вас слишком долго. У нас минуты, а не дни, перед тем как не выдержат двери.
      – Память сказала, что они потребуют платы за нашу жизнь, – подсказал Форан. – Но что это нам дает?
      – Сэра. – Подчеркнуто спокойный голос Таера прорезал напряженную атмосферу. – Я оставил лютню в лагере, в своей сумке. Можете ли ты или Хенна как-то достать ее?
      Сэра посмотрела на него. В подобных обстоятельствах просьба казалась странной. Может, она не поняла.
      – Что?
      Он обнял ее за плечи и улыбнулся ей, усталость в его глазах слегка рассеялась.
      – Есть много песен о мертвых, Сэра, и еще больше рассказов. Форан говорит, что мертвые придут за даром. Но я слышал только об одном даре, который способны принять мертвые. Это музыка.
      – Я слышал об этом, – негромко сказал Тоарсен. – Няня рассказывала мне о барде, который провел ночь в замке, населенном привидениями. Он до утра пел им. – Тоарсен заколебался, но добавил: – Он замолк чуть раньше, чем можно было, потому что его отвлекла песня соловья.
      – Я знаю эту историю, но, к счастью для нас, в Колоссе нет птиц, чтобы отвлечь меня, – сказал Таер. – Так что достань мою лютню, милая.
      – Они идут, – произнес странный, лишенный тонов голос. Посредине библиотеки стояло темное существо. Слишком высокое и худое для человека, оно было окружено черным туманом, который клубился, словно от невидимого ветра. Оно казалось совершенно неуместным, как будто должно было не стоять на виду, а укрываться в углах, где собираются тени.
      Форан сделал шаг вперед, встав между существом и остальными, и Сэра поняла, что это его Память. Она выглядела более материальной, чем накануне, как будто теперь она ближе к живым, чем к мертвым.
      И тут послышался глухой удар, который эхом отразился от стен и заставил Джеса заворчать.
      – Сэра, – сказал Таер, – мне кажется, лютня нужна как можно скорее.
      Сэра открыла рот и закрыла. Таер знает, в каком состоянии его орден. Знает, что конвульсии чаще происходят, когда он поет. Ему не нужно напоминать об этом.
      Она наклонила голову и закрыла глаза.
      Она никогда раньше, до того, как отобрала камень Таера, не делала этого и не знала, как найти лютню Таера, если волшебный канат не показывает дорогу. Но сегодня многое по-новому, и она призвала свою магию и объяснила, что ей нужно.
      Лютня почти такая же часть его, как карие глаза и ямочки на щеках. Найти и призвать лютню оказалось легче, чем она думала, потому что лютня хотела быть с ним. Сэра подозревала, что Таер способен призвать ее и сам. Она открыла глаза и увидела инструмент на полированном полу у ног мужа.
      Таер наклонился и поднял лютню. Поморщился и распрямился медленнее, чем наклонялся. Снаружи послышался еще один удар в дверь.
      – Я становлюсь слишком стар для таких приключений, – сказал Таер. – Спасибо за лютню, любимая. – Он осмотрелся. – Пусть все соберутся вокруг.
      Сам он сел на стул и устроился поудобнее.
      – Садитесь, – велел он всем. – Я хочу, чтобы они смотрели на меня, а не на вас. Это включает и тебя, – обратился он к Памяти.
      К удивлению Сэры, та опустилась на пол. Когда Таер что-нибудь говорит таким тоном, очевидно, его слушают даже такие существа, как Память. Сама Сэра села на скамью рядом с Таером, который принялся настраивать лютню.
      Форан сел на пол, и его охранники расположились вокруг. Джес и Хенна сидели с одной стороны группы, Лер – с другой, хотя оказался рядом с Памятью. Впрочем, между ними устроился Хиннум.
      – Ринни, садись рядом со мной, – пригласил Форан. – Думаю, до конца этой ночи твоя мама будет очень занята.
      Так самый уязвимый ребенок оказался в середине, а Форан ухватил Гуру за ошейник, прежде чем Сэра его об этом попросила.
      Таер продолжал настраивать лютню, когда дверь подалась. Послышался треск, скрип вырываемых гвоздей, и Сэра поняла, что деревянная дверь раскололась. Все посмотрели на лестницу, но там ничего не было видно. И не слышно, кроме звуков настраиваемых струн.
      Волна ужаса прокатилась по залу, гораздо хуже того, что вызывал у окружающих Джес.
      Таер сыграл быстрый аккорд и продолжал настройку.
      – Слишком долго не касался ее, – сказал он. – Струны не хотят звучать верно.
      – Папа, – сказал Лер, глядя на лестницу. – Играй.
      На верху лестницы показалась пятнистая серая рука и потащила за собой тело.
      – Бежим!
      Иелиан вскочил, но Руфорт и Кисел схватили его за руки и снова усадили.
      Существо, появившееся на верху лестницы, выглядело более человекоподобно, чем Память, но это сходство делало его еще ужасней. У него была пара глаз и то, что когда-то могло быть носом. С головы свисали несколько прядей волос. Существо посмотрело на них и щелкнуло челюстями.
      – Сиди! – прошипел Тоарсен Иелиану, который снова попытался встать. – Бегство не поможет.
      – Не поможет, – подтвердила Память голосом, подобным шелесту листьев на ветру. – По ночам по улицам Колосса ходит смерть.
      – Спасибо! – рявкнул Форан Памяти, когда Иелиан сделал еще одну попытку убежать. – Это очень помогло. Лучше помолчи. Иелиан, сядь! Гура, лежать!
      Гура и Иелиан одинаково неохотно опустились на пол. Ринни свернулась и прижалась лицом к боку собаки, а Форан свободной рукой – другой он удерживал за ошейник собаку – неловко потрепал девочку по спине.
      – Мама, Защитник хочет выйти, – сказал Джес. – Но я думаю, все и так испуганы.
      – Пусть выходит, – ответила Сэра; у нее пересохло во рту, и голос звучал хрипло. – Вряд ли он может ухудшить положение.
      Кто-то, должно быть Иелиан, закричал, когда Джес превратился в черного волка, чуть меньше Гуры. Защитник бросил на Иелиана взгляд и оскалил зубы, прежде чем посмотреть на тварь на лестнице. Его низкое рычание глухо отразилось от высокого потолка.
      Руфорт дернулся и чуть отодвинулся, прежде чем остановиться.
      – Что-то коснулось меня, – негромко сказал он.
      – Таер, неужели эта проклятая штука еще не настроена? – спросил Форан, глядя, как тварь втащила на верх лестницы вялые ноги и поползла вперед.
      Присутствие мертвых давило на Сэру, сгибало ее плечи. Их много, не только та тварь, которую они видят, и одно из них коснулось Руфорта. Она сама чувствовала их вокруг себя.
      – Таер, – повторил Форан, когда тварь оказалась уже почти рядом с прижавшимися друг к другу людьми.
      Джес прошел вперед и остановился между тварью и своими спутниками. Он зарычал громче, и библиотеку заполнило зловоние гниющей плоти.
      Таер свирепо улыбнулся, и его пальцы легли на струны.
      При первой же ноте тварь хныкнула и начала рассеиваться; зловоние тоже уменьшилось.
      Вначале Таер играл печальную песню о девушке, которая вышла замуж за моряка. Моряк уплыл и не вернулся. Песня была мелодичная и медленная, и пальцы Таера ни разу не ошиблись. Голос тоже.
      Тоарсен однажды шумно втянул воздух, но Сэра, посмотрев на него, не увидела ничего необычного. Тоарсен пригнулся, наклонил голову, но непохоже, что он может убежать.
      Музыка Таера как будто сдержала неизбежный кризис. Сэра составляла заклятие, позволявшее ей снова увидеть мертвецов, и библиотека показалась зимним полем с множеством костров. Мертвые окружили их кольцом, они состояли из духа и чего-то еще, что она не могла определить. Это была красная дымка, перемежавшаяся золотом. Сэра оторвала от них взгляд, чтобы убедиться, что орден Таера держится, потом снова принялась наблюдать за мертвыми. Она хотела убедиться, что они не приближаются.
      Закончив первую песню, Таер осмотрел аудиторию – ту, что мог видеть. И начал солдатский марш, который Сэра раньше никогда не слышала. Мелодия захватывала, и, начиная второй куплет, Таер сказал:
      – Подпевайте, если хотите.
      Подхватили Лер и Джес, и Ринни запела сопрано. Сэра обнаружила, что и сама негромко подпевает. В четвертом куплете вместо имени, которое должно было там быть, он произнес ее имя, и Сэра поняла, что он сражается.
      – Сэра, – повторил Таер.
      Она оторвала взгляд от мертвых и увидела, что орден почти совершенно спал с него, осталось лишь несколько прядей его духа и ее магии. Она ухватила канат, соединявший Таера с его камнем, и с силой потянула.
      – Так лучше, – сказал Таер и снова присоединился к хору.
      Она продолжала держать канат. Ей было бы легче помогать Таеру, если бы она знала, как взаимодействуют орден и дух у здорового носителя. Но она слишком внимательно наблюдала за мертвыми, прежде чем Таер не отвлек ее.
      Теперь Сэра решила понаблюдать за Лером, но взгляд ее сначала упал на Память. Она видела фигуру Памяти, но своим магическим зрением в глубине этой фигуры видела не черное, а пурпурное. Внутри, под защитой ордена, скрывался Странник, мягко светившийся голубым светом духа. Он встретил ее взгляд, удивился, но потом в голове она услышала шепот: «Пусть сыграет „Падение Черного“, как пел мне».
      – Таер, – прошептала она так, чтобы не помешать пению. – Память говорит, что ты должен спеть «Падение Черного», как пел ей.
      Таер удивленно взглянул на нее, но кивнул. Он запел, и Сэра заметила, что дух Таера стал заметнее и прочнее, особенно там, где к нему присоединялись обрывки его ордена.
      И Сэра подумала, не поможет ли музыка Таера преодолеть заклятие Черного.
      Таер закончил песню, потом, настроив минорную струну, начал мощное арпеджио, музыку печальную и жалобную. Его искусные пальцы летали над струнами лютни, и вот он менее тревожным тоном начал историю Падения Тени.
      – Так это случилось.
      Сэра десятки раз слышала эту историю, поэтому почти не вслушивалась в слова. Она смотрела на мертвых: по-видимому, музыка их удовлетворяла, потому что они оставались на месте. Струны лютни сплетали героические баллады и праздничные песни в единую мелодию, которая приобретала ритм сердцебиения.
      – Этот молодой человек был хорошим королем, то есть поддерживал порядок среди дворян, способствовал их процветанию и не давал остальным умереть с голоду.
      Голос Таера сливался с музыкой.
      Убедившись, что мертвые удовлетворены рассказом Таера, Сэра снова принялась на примере Лера рассматривать, как выглядят отношения ордена и духа у здорового носителя.
      Запах вначале ее не удивил, хотя, если бы она была внимательна, то могла бы понять, что в библиотеке не может пахнуть лошадьми.
      – Я чувствую аромат цветов, – прошептал Лер.
      И как только он это сказал, Сэра тоже уловила этот запах. Она огляделась, но мертвые не приближались.
      «Ага, – подумала она, возвращаясь к своим наблюдениям за Лером, – неудивительно, что мастера Пути с таким трудом отрывали орден, им требовались месяцы, чтобы отделить орден от духа: дух неразрывно переплетается с прядями ордена».
      Она слышала удары мечей о мечи, но когда посмотрела, не увидела ничего, что могло бы объяснить эти звуки – или неожиданный запах пота бойцов.
      – Никто из стражников или дворян не мог устоять против его меча или посоха, – говорил Таер.
      Сэра недоверчиво посмотрела на него. Она поняла: как она двадцать лет – все время, что они женаты, – сдерживала магию, то же самое делал и он.
      – В каждой деревне он открыл библиотеки, – произнес Таер, и запах пыли и плесени перекрыл истинный запах библиотеки: здесь пахло только кожей, пергаментом и сберегающим заклятием. – А в своей столице он собрал больше книг, чем когда-либо собирали раньше или позже. Возможно, это и была причина того, что с ним случилось.
      Она была так зачарована тем, что он делает, что не сразу поняла, что канат магии Черного, который она прочно держит, тот самый канат, что привязывает орден Таера к камню, вырывается, – и она, не успев потянуть его назад, поняла, что он тянет не туда. Он тянулся к Таеру. И Сэра выпустила его.
      – Шло время, и король старел и седел, а сыновья его становились сильными и мудрыми. Народ без тревоги ждал смерти старого короля, зная, что престол перейдет к его старшему сыну.
      Таер на мгновение замер, так что тишина ждала так же, как ждали люди смерти короля.
      Два мгновения тишины, три… и он начал минорную ноту, поддерживающую печальную мелодию, с какой начал рассказ.
      – Однажды вечером старший сын короля лег в постель, жалуясь на головную боль. На следующий день он ослеп и покрылся язвами; к вечеру он умер. Чума обрушилась на дворец, и, прежде чем она ушла, королева и все члены семьи мужского пола умерли.
      Знакомая мелодия извивалась под тяжестью горя. Отдельные возгласы звучали, как плач вдов.
      И тут удивленный возглас Лера заставил Сэру оторвать взгляд от Таера: она была совершенно захвачена магией его слов и музыки.
      Она увидела Хиннума и Память, так отличающихся от остальных, которые жались к Таеру. Увидела мертвых. Увидела своих детей, Форана и его охранников. Увидела Гуру. Увидела их всех в блеске духа, ордена и темной сердцевины, которая, как она решила, должна быть душой.
      Перед ними, неподвластная магическому зрению Сэры, стояла дочь Безымянного короля Лориель. Сэра не понимала, откуда она знает, кто это: перед ними стояла женщина, которую ее муж вызвал звуками свой музыки. Он привел ее сюда, реальную, как в жизни, привел своей силой. Сэра зачарованно смотрела, как Лориель бежала от чудовищ, захвативших замок ее отца.
      Музыка стала воинственной, резкие удары по лютне порождали барабанный бой и топот марширующих войск: Таер рассказывал, как Лориель создала армию, которая будет сражаться до конца. Резкие, диссонансные, немузыкальные струны замолкли, но за ними последовала какофония резких воплей и криков – Таер рассказывал о смерти Лориель. И все время, сквозь все звуки, слышался ритм ударов сердца Безымянного короля.
      Трудно было сосредоточивать внимание на реальности заклятия Черного, когда невозможно оторваться от богатого баритона Таера. Тем не менее она продолжала наблюдать, как сила музыки медленно заставляла заклятие Черного отпускать добычу. Сэра достала камень из сумки на поясе, куда его положила, и камень согрел ее руку.
      Крик снова привлек ее внимание к полю битвы, в которое превратилась библиотека. Она не могла бы сказать, кто кричал: ее мальчики, мертвые или это какая-то причуда магии Таера.
      Сэра узнала широкое поле, по которому они ехали несколько дней назад, но теперь здесь повсюду лежали тела, и от запаха разложения тянуло на рвоту.
      Медные звуки лютни продолжали создавать мерный ритм Черного, но мелодия дрогнула, стала тише. Она увидела Эрнава Рыжего, сражающегося с Безымянным королем, который был страшно испуган. Мелодия под пальцами Таера начала запинаться, стихать, словно слишком устала, чтобы продолжаться, гордые звуки воинственной музыки стали болезненно медленными.
      Со своей рыжей бородой Эрнав немного походил на Таера, и Сэра подумала, что, наверно, поэтому она заплакала, когда Эрнав погиб в конце битвы. А может, потому, что гранат в ее руке разлетелся на мелкие осколки, и Таера с ног до головы окутала ткань его ордена.

Глава 18

      – Что ж, – сказал Таер, продолжая наигрывать мелодию, которая всю ночь не подпускала к ним мертвых, – на этот раз прошло получше.
      Он посмотрел на Сэру.
      – Что-то изменилось. Что ты сделала?
      – Мне следовало бы задать этот вопрос тебе, – ответила Сэра. – Ты сказал, что кое-чему научился в темнице Пути, но это нечто необыкновенное. Я знаю, Барды могут сделать так, что их рассказы кажутся реальными. Но я никогда не понимала, что это значит.
      – Я знала нескольких Бардов, которые своей силой умели создавать картины, зрелища, звуки, – сказала Хенна. – Но я никогда не слышала, чтобы они воссоздавали реальность своими рассказами.
      Таер улыбнулся.
      – Я не очень много знаю о том, как все происходило в действительности. Но приводит в замешательство, верно? Когда я впервые понял, что в этой истории верно рассказываю подробности смерти Эрнава Рыжего, у меня сердце едва не остановилось. Вероятно, следовало предупредить вас. Но с того первого раза я больше никогда не пытался. И не был уверен, что сработает. – Он взглянул на Память. – А ты что думаешь?
      – Ты лучше себя контролируешь, – ответила Память. – Твоя сила больше не растекается по сторонам, чтобы ею мог кормиться кто угодно.
      – И меня не нужно было подхватывать и спасать. – Пальцы его начали новую мелодию, легкую и воздушную, которая словно расчищала атмосферу, сгустившуюся после смерти Рыжего Эрнава. – Я добавил немного музыки в наше положение.
      – Кисел, ты куда? – спросил Тоарсен. Действительно, Кисел встал и медленно пошел к полкам.
      – Мы нужны ей, – сказал он. – Разве вы не слышите ее плач?
      Джес метнулся вперед и встал на пути Кисела, ворча на что-то перед ними.
      И тут Сэра тоже услышала. Душераздирающий женский плач.
      Она перелезла через стол Таера, так как это был кратчайший путь, взмахом руки отсылая остальных: все тоже начали вставать.
      – Играй, Бард, – предложила Хенна. – Спой что-нибудь. Что-нибудь веселое.
      Таер начал известную песню пьяниц.
      Джес мешал ему пройти, поэтому Кисел остановился, но по щекам его бежали слезы.
      – Ей так печально, – сказал он Джесу. – Прочему мы не можем помочь ей?
      Черная шерсть на спине волка стояла дыбом. Сэра медленно подошла к Киселу, она не хотела, чтобы он от неожиданности сделал что-нибудь неразумное. Он борется с наваждением, иначе и Джес его не остановил бы.
      Своим духовным зрением она видела мертвеца, стоящего в нескольких шагах перед Киселом. Джес как будто тоже его видел, потому что все его внимание было направлено на это же место. Либо мертвеца сдерживает музыка Таера, либо, чтобы он мог кормиться, жертва должна прийти к нему сама. Сэра мало знала о таких вещах: возможно и то и другое.
      Она схватила Кисела за руку.
      – Это как картина, – негромко заговорила она. – Печалит тебя или трогает, но ты не можешь ее изменить. Женщина, которая здесь плачет, давно умерла. Ты ничем не можешь ей помочь.
      – Если никто ей не поможет, она будет плакать вечно, – ответил он, но теперь его слова звучали не так напряженно, более обычно.
      – Никто не может помочь ей, Кисел, – повторила Сэра и потянула его за руку. – Вернись и сядь.
      Он повернулся и, спотыкаясь, пошел к своему месту. Сэра вела его, а Джес охранял их спины.
      – Она была так прекрасна, – прошептал Кисел, садясь. – И так печальна.
      – Знаю, – сказал Джес.
      Тоарсен обнял Кисела и на мгновение сжал, прежде чем отпустить. Он коротко кивнул Сэре: то ли благодарил, то ли обещал присмотреть за ним, а может, и то и другое – она не знала.
      Сэра со вздохом облегчения отказалась от магического зрения: от него у нее начинала болеть голова. Она посмотрела на Джеса.
      – Ты ее видел?
      Он кивнул, садясь рядом с Хенной, положил морду ей на колени.
      – Она была прекрасна.
      Сэра наклонилась и почесала его за ушами, одновременно осматривая остальных. Все выглядели потрясенными, но буйная песня Таера, смешная и слегка неприличная, делала свое дело. Лер и Форан подпевали, и спустя несколько строк к ним присоединился и Тоарсен.
      Сэра пробралась назад к столу Таера. Проходя мимо Иелиана и Форана, она потрепала их по плечу: они выглядели так, что явно в этом нуждались. Потом села на скамью, снова прислонилась к колену Таера и позволила звукам старой побитой лютни проникать, успокаивая: Таер в безопасности.
      Теперь она хорошо представляла себе, как можно освободить ордены от камней Пути; Хенна сможет это сделать. Они знают, кто такой Черный. Знают, что он ждет их в Редерне. Хиннум и Хенна, несмотря на непрерывные споры, были уверены, что найдут способ уничтожить Черного и тем самым освободить Форана от его Памяти. Им теперь нужно только отыскать Жаворонка, и Хенна знала молодого человека, который охотно поможет, хотя на поиски его может уйти несколько месяцев.
      – Сэра, – сказал Таер, когда его умные пальцы кончили очередную мелодию и начали проигрыш между песнями, – я чувствую себя лучше. Расскажи, как ты сумела освободить меня.
      Она улыбнулась ему.
      – Вороны высокомерны. Когда возникает проблема, мы верим, что только мы способны разрешить ее. – Она разжала ладонь, в которой все еще держала остатки граната. – Ты сам уничтожил заклятие, когда рассказывал о Безымянном короле.
      – Неужто? – Он удивленно поднял брови. – Все равно, думаю, весь остаток ночи уйдет на веселую музыку.
      Его прозаический ответ не соответствовал облегчению, которое она увидела в его взгляде.
      Он начал красивую балладу, написанную молодым человеком для возлюбленной, которая должна была выйти за другого. Баллада соответствовала диапазону его голоса, мелодия действовала успокаивающе – прекрасная поддержка в преодолении страха перед мертвыми.
      Сэра встала и прошла к Ринни. По пути посмотрела на Память, но без магического зрения она выглядела точно так же, как в тот момент, когда вошла в библиотеку.
      Ринни, свернувшись, спала рядом с Гурой; собака по-прежнему смотрела на мертвых, которых Сэра не видела. Но Гура не казалась встревоженной, только настороженной. В такой же позе рядом с Хенной сидел волк. Сэра зевнула и легла рядом с Ринни, нашла что-то мягкое, на что положить голову, и закрыла глаза. Музыка Таера продолжала беречь ее от беды.
 
      Форан уснул, должно быть, вскоре после Сэры. Он проснулся от запаха чего-то дикого и сладкого, раскрыл глаза, увидел волосы Сэры и понял, что удары, которые он слышал, это ее сердцебиение. Он торопливо распрямился и оглянулся: не заметил ли кто-нибудь.
      Конечно, проснуться рядом с чужой женой – для него знакомое дело, а этот случай гораздо невиннее, чем другие. Тем не менее в комнате ее муж и дети.
      Джес, в человеческом облике, лежавший рядом с Хенной, дружелюбно улыбнулся ему и поднес палец к губам. Он единственный не спал.
      – Ты не спал всю ночь? – хриплым шепотом спросил Форан.
      Джес кивнул, хотя и не выглядел уставшим. Форан приподнялся, медленно отодвинулся от Сэры. Встал и потянулся, разминая спину.
      Таер спал на столе, лютня лежала на нем. Форан улыбнулся, но потом понял, что среди спящих не все. Он помнил, как после невероятной песни Таера исчезла Память. Иелиан и Лер, должно быть, уже проснулись. Хиннум, решил он, его не касается.
      Он помахал Джесу и вышел. Судя по высоте солнца, еще только середина утра. Кто бы мог подумать, что мы переживем эту ночь?
      – Доброе утро, – сказал Лер, прислонившийся к стене у разбитой двери. – Я слышал, как встал Иелиан, но когда вышел, его уже не было.
      Форан кивнул.
      – Наверно, пошел в лагерь. Он единственный, кто пытался убежать.
      – Кроме собаки, – сказал Лер. Форан улыбнулся.
      – Глупый пес не бежал, он попытался напасть.
      Вскоре начали шевелиться остальные. Когда все проснулись, Джес разбудил родителей, и все направились в лагерь.
      Форан ночью ничего не заметил, но при свете дня стало заметно, что оба Ворона осунулись, да и Таер выглядел не лучше. Сэра уловила озабоченный взгляд Форана и улыбнулась ему.
      – Все в порядке, просто слишком много магии вчера и мало сна.
      – Два дня здесь, и мы нашли почти все, за чем пришли, – сказал Форан. – По правде говоря, я не думал, что мы найдем что-нибудь после Падения Тени. Ни Колосс, ни Хиннума, не узнаем, кто такой Черный.
      Она улыбнулась, и все ее лицо осветилось: он никогда не видел, чтобы она так улыбалась. На мгновение она стала прекрасна.
      – По правде говоря, Форан, – ответила она, – я тоже иногда не надеялась на это.
 
      – Спасибо за то, что поговорил с мамой, – сказала Ринни, одной рукой держась за спину Гуры, другой – за его руку.
      – Готов в любое время, – ответил он.
      Они оставили лагерь чуть раньше, чем планировала Сэра. Хенна подошла к нему после завтрака и спросила, готов ли он выйти раньше намеченного.
      – Таер, Сэра и Джес должны еще поспать, – сказала она. – Но если все в лагере, они не смогут уснуть.
      Поэтому Форан собрал всех, включая Ринни и Гуру, и направился к храму Совы. Иелиан, которого они, вернувшись после ночи, застали в лагере, сумел преодолеть смущение из-за своего поведения ночью. Он предложил прихватить с собой завтрак и осмотреться, раз уж есть немного времени.
      Лер уже запомнил карту города, и Форан решил, если они выживут – а сейчас начинало казаться, что это им удастся, – попросить Лера составить карту дворца в Таэле. Может, Лер сумеет найти путь к южной башне, где никто не бывал уже лет тридцать, потому что не знал, как добраться до нее.
      Поскольку вчера они осмотрели Университетский район, сейчас прошли его и обнаружили рампу, ведущую в нижний город.
 

* * *

 
      – Интересно, – сказала Ринни.
      Форан был согласен с нею. Они с час бродили по Торговому району и видели только дома, закрытые и недоступные. Но вот улица, по которой они шли и которая, извиваясь, огибала подножие холма, вдруг резко повернула и вышла на торговую площадь, как и пообещал Лер.