Даркоувер (№1) - Вынужденная посадка

Вырубка, на взгляд Мак-Арана, являла собой престранное зрелище; небольшие купола из пластика и синтетического волокна, едва выдержавшие напор бурана, усиливались каркасами из местной древесины; надзор и уход за нагромождениями сложной техники осуществлялся бригадой корабельных механиков – в форме и под началом главного, инженера Патрика; а новогебридцы – те сами вызвались (насколько понимал Мак-Аран) работать в садоводстве и в лесу.

В руках у Рафаэля были два клочка бумаги – старая земная привычка рассылать меморандумы в письменном виде сохранялась до сих пор; вряд ли она продержится долго – запасы бумаги не бесконечны. Интересно, что придумают на замену? Систему колокольных сигналов, свою для каждого – как делалось на Земле в некоторых больших универмагах, когда требовалось привлечь внимание какого-то конкретного человека? Или придумают, как делать бумагу из местного сырья, и многовековой привычке не суждено отмереть? Один из клочков бумаги требовал от Мак-Арана зайти в госпиталь для, как это было сформулировано, «профилактического осмотра»; другой – к Морэю для «профессионального освидетельствования».

В основном, известие о том, что компьютер вышел из строя, и вопрос о ремонте корабля больше не стоит, было встречено достаточно спокойно. Один-два человека из экипажа пробормотали себе под нос, что того, кто это сделал, следует линчевать; но в данный момент не представлялось ни малейшей возможности выяснить, кто почистил банки данных астрогационного компьютера или заложил самодельную бомбу в машинное отделение. Что касается бомбы, то подозрение пало на одного из корабельных энергетиков, который незадолго до массового улета подал заявление о приеме в коммуну Новые Гебриды, и чье изувеченное тело было найдено неподалеку от места взрыва; копать глубже ни у кого желания не было.

Затишье, подозревал Мак-Аран, было не более чем временным, раньше или позже новые бури обязательно разразятся; но в данный момент все поневоле вынуждены были сплотиться, дабы устранить ущерб, причиненный массовым улетом, и подготовиться к неведомым тяготам надвигающейся зимы. Мак-Аран и в собственных-то чувствах не больно был уверен – но, по крайней мере, он с самого начала был морально готов к колониальной жизни; в глубине души ему даже казалось, что колонизация дикой планеты – занятие куда увлекательнее освоения мира, по которому уже основательно прошлась нивелирующая гребенка Экспедиционного Корпуса. Но к чему Мак-Аран никак не был морально готов – так это к тому, что они окажутся отрезанными от земной цивилизации: ни тебе регулярного межзвездного сообщения, ни связи с остальной Галактикой – на многие-многие поколения, если не навсегда. Вот с этим свыкнуться было тяжело; может, даже невозможно.

На двери кабинета Мак-Арана встретила табличка! «Входить без стука». Отворив дверь, он обнаружил, что у Морэя уже есть посетитель – молодая девушка, судя по одежде, из новогебридцев.

– Да, да, конечно, милая моя, понимаю, вы хотели бы работать в садоводстве – но в вашем личном деле говорится, что вы специалист по керамике, а это для нас очень важно. Вам никогда не приходило в голову, что самое первое ремесло почти у всех цивилизаций было гончарное? Да и в любом случае… насколько я помню из доклада Медслужбы, вы ждете ребенка.

– Да, как раз вчера у меня была церемония Возвещения. Но у нас принято, чтобы женщины работали до самых родов.

По лицу Морэя промелькнула слабая улыбка.

– Я рад, – проговорил он, – что у вас такой боевой настрой. Но в колониях женщинам не разрешается заниматься физическим трудом.

– Статья четвертая…

– Статья четвертая, – перебил Морэй, и лицо его посуровело, – придумана для Земли и для земных условий. Аланна, пора бы уже и запомнить, что мы на планете с другой силой тяжести, другим спектральным классом солнца и другим содержанием кислорода в атмосфере. Нам еще повезло: кислорода здесь чуть больше, сила тяжести чуть слабее… Но даже на самых райских планетах всегда устанавливается какой-то переходный период, и статистика тут не в нашу пользу, особенно с таким мизерным населением. Так вот, первые пять – десять лет половина женщин стерильны; у остальных же в половине случаев дело кончается выкидышем. А из родившихся детей половина умирает, не прожив и месяца – в течение тех же пяти – десяти лет. Аланна, в колониях женщин следует беречь как зеницу ока. Пожалуйста, будьте благоразумны – а то, не дай Бог, придется вас госпитализировать и колоть успокоительное. Если вы хотите иметь живого здорового ребенка – пожалуйста, будьте благоразумны.

В конце концов Аланна удалилась – ошарашенная услышанным, сжимая в кулачке направление на амбулаторное обследование в госпитале; Мак-Аран занял ее место перед заваленным бумагами столом.

– Ну что, слышали? – поморщился Морэй. – Как вам понравилась бы такая работка – нагонять страх на юных девиц, ждущих ребенка?

– Не слишком, – отозвался Рафаэль.

Раз начав, он никак не мог прекратить думать о Камилле, тоже беременной. Значит, по крайней мере, она не стерильна. Но один шанс из двух, что у нее случится выкидыш – и потом вероятность не более пятидесяти процентов, что ребенок выживет… Безжалостная вещь – статистика; по спине у Мак-Арана пробежал холодок. А с Камиллой Морэй уже беседовал? Что она сказала? Согласилась ли… как это он сказал… быть благоразумной? Половину последней десятидневки Рафаэль ее практически не видел; она безвылазно пропадала с капитаном в компьютерном терминале.

– Спуститесь на землю, – прервал его раздумья Морэй. – Вам, можно сказать, повезло, Мак-Аран, – вас ждет работа по специальности.

– Как это?

– Вы геолог – и в качестве геолога вы нам и нужны. Вы же слышали, что я говорил Аланне: первое ремесло, которое нам надо развивать и как можно быстрее – горшечное. А для этого нам нужен каолин – или какой-нибудь его заменитель. Нам нужен надежный строительный материал – вроде цемента или бетона; нам нужен известняк или какой-нибудь другой похожий на него мягкий камень; нам нужны силикаты, чтобы делать стекло, не говоря уже о всевозможных рудах… Короче, нам нужен подробный геологический обзор этой части планеты – и до наступления зимы. Не буду врать – обзор этот не на самом первом месте в нынешнем списке приоритетов; но на втором или третьем точно. У вас получится в ближайшие день-два набросать план полномасштабной геологической экспедиции – и чтоб я хоть примерно представлял, сколько людей вам понадобится?

– Конечно, конечно… только мне казалось, вы говорили, что у нас не будет возможности поддерживать технологическую цивилизацию…

– Не будет, – кивнул Морэй, – по крайней мере, в том смысле, как понимает это инженер Патрик. Без тяжелой промышленности, без механизированных средств передвижения… но такой вещи, как нетехнологическая цивилизация, не существует в природе. Даже у пещерных людей была своя технология – они обрабатывали кремень… впрочем, вы наверняка видели реконструкции первобытных «цехов» в музее антропологии. Я никогда и не замышлял отката к варварству. Вопрос только в том, какие технологии мы сможем себе позволить – особенно, первые три-четыре, поколения.

– Вы планируете настолько далеко?

– Приходится.

– Вы сказали, что мое направление – не самое приоритетное… А какое самое?

– Пропитание, – со всей приземленностью реалиста отозвался Морэй. – Опять же, нам еще повезло. Почва тут плодородна – правда, еле-еле, так что придется все время накачивать ее удобрениями и компостом – и возможности для развития сельского хозяйства есть. А то мне приходилось видеть планеты, где добыча пропитания – столь тяжкое дело, что даже развитие простейших ремесел пришлось бы отложить на два-три поколения. Колонизации такие планеты не подлежат – но нам, можно сказать, еще сравнительно повезло. А тут могут оказаться даже пригодные для одомашнивания животные; этим сейчас занимается Мак-Леод. Следующее по приоритетности направление – жилье… Кстати, когда будете делать обзор, посмотрите заодно в нижних предгорьях, нет ли там каких-нибудь пещер поуютней. Не исключено, что в пещере будет теплее, чем в любом из наших жилищ – зимой, по крайней мере. Ну а после пропитания и жилья можно позаботиться о простейших жизненных удобствах – одежда, керамика, освещение, музыка, садовый инвентарь, мебель… В общем, понятно. Давайте, Мак-Аран, составьте план экспедиции, и я дам вам столько людей, сколько потребуется. – Он опять хмуро усмехнулся. – Как я уже говорил, вам еще повезло. Сегодня утром мне пришлось объявить специалисту по дальней космической связи, что работы по специальности ему не светит поколений, по меньшей мере, десять, и предложить на выбор стать фермером, плотником или кузнецом!

Когда Мак-Аран выходил от Морэя, мысли его непроизвольно вернулись к Камилле. Ей что, тоже предстоит похожий выбор? Да нет, ни в коем случае: как может цивилизованное общество обойтись без компьютерной библиотеки! Не факт, правда, что Морэй с его безжалостным списком приоритетов думает точно так же.

Полуденное солнце висело высоко в небе, красное, как воспаленный и налитый кровью глаз; на земле лежали бледно-лиловые тени. Направляясь к госпиталю, Мак-Аран обратил внимание на маленькую фигурку, складывающую вдали из камней невысокую изгородь; это отец Валентин в одиночестве совершал свое покаяние. В принципе, Мак-Аран соглашался с теорией, что колония не может позволить себе разбрасываться рабочими-руками; и что пускай лучше в расплату за свое преступление отец Валентин займется общественно-полезным трудом, чем «будет повешен за шею на веревке вплоть до последующего удушения»; и в памяти Мак-Арана до сих пор свежо было воспоминание о том, как он чуть не убил капитана Лейстера в безумном припадке ревности – так что искренне ужасаться преступлению священника он никак не мог. Решение капитана сделало бы честь царю Соломону; отцу Валентину было приказано похоронить мертвых – и тех, кто пал от его руки, и остальных жертв массового улета – установить надгробные плиты и обнести кладбище изгородью от диких зверей или возможного вандализма и осквернения; а также соорудить памятник над братской могилой погибших при аварии. Мак-Аран, честно говоря, с трудом понимал, зачем им сейчас нужно кладбище – разве лишь напоминать, что смерть и жизнь, безумие и рассудок соседствуют бок о бок. Плюс таким образом можно было держать отца Валентина подальше от остальных колонистов – не осознающих, как близки они были к тому, чтобы повторить его преступление – по крайней мере, какое-то время, пока страсти успеют несколько улечься; а тяжелый труд хоть чуть-чуть утолит мучающую несчастного отца Валентина нестерпимую жажду покаяния.

Почему-то при виде этой одинокой согбенной фигуры Мак-Арану расхотелось проходить «профилактический осмотр»; подождет до другого раза. Он направился в сторону леса, вдоль длинных зеленеющих грядок садоводства, где трудились новогебридцы. Аластэр, опустившись на колени, пересаживал крошечные ростки из глубокого, наполненного компостом таза в землю. Мак-Аран помахал ему рукой, и тот ответил улыбкой. «Они-то ничуть не жалеют о случившемся, – подумал Мак-Аран, – этот мир словно специально создан для них». Аластэр что-то сказал парню, державшему таз с ростками; потом поднялся и вприпрыжку направился к Мак-Арану.

– Патрон … Ну, Морэй… говорит, вы скоро отправляетесь в геологическую экспедицию. Насколько вероятно найти какие-нибудь подходящие силикаты, чтобы изготовить стекло?

– Понятия не имею. А в чем дело?

– В здешнем климате будет не обойтись без оранжерей, – ответил Аластэр. – Парниковый эффект, плюс защита от снежных бурь. Пока что мы пытаемся обойтись пластиковыми панелями, отражателями из фольги и ультрафиолетом, но долго так не продержаться. И посмотрите заодно, если сможете, как тут с естественными удобрениями и нитратами. А то почва не больно-то плодородная…

– Постараюсь, – пообещал Мак-Аран. – А на Земле вы тоже занимались сельским хозяйством?

– Упаси Господи! – состроил гримасу Аластэр. – На Земле я был автомехаником. А капитан еще хотел подключить меня к энергетикам. Теперь я готов ночи напролет молиться за неизвестного благодетеля, который взорвал корабль.

– Хорошо, я попробую найти какие-нибудь силикаты, – пообещал Мак-Аран, пытаясь вспомнить, на каком месте в морэевском списке приоритетов стояло производство стекла. И музыкальных инструментов. Вроде бы, на довольно высоком. Дикарские племена и то не обходились без музыки; что уж говорить о новогебридцах, у которых пение в крови. «Если зима будет действительно такая жуткая, как представляется сейчас, – не исключено, только музыка и поможет нам не сойти с ума; могу поспорить, Морэй – до чего же скрытный тип! – об этом уже подумал».

Словно в ответ на эти мысли, одна из трудящихся на грядках девушек негромко затянула печальную песню. Голос ее, низкий и хрипловатый, чем-то напоминал голос Камиллы; а слова старой гебридской песни отдались в голове у Мак-Арана грустным монотонным звоном:

О Каристьона,

ответь на мой зов!

Не дает ответа.

Горе мне…

О Каристьона…

«Камилла, почему ты избегаешь меня, почему не отвечаешь мне? Ответь на мой зов!.. Горе мне…»

Злые кошки на сердце скребутся,

а из глаз слезы горькие льются.

О Каристьона… ответь на мой зов!

«Камилла, я понимаю, тебе нелегко, но почему, почему ты избегаешь меня?»

Зажав в кулаке направление на осмотр, Камилла медленно и неохотно вошла в госпиталь. Приятно, конечно, было хоть ненадолго отвлечься от изрядно опостылевшего за последние несколько дней компьютера – но, увидев вместо главврача Ди Астуриена («Тот хотя бы говорит по-испански!») Юэна Росса, она раздраженно нахмурилась.

– А где главврач? У вас нет допуска на обследование экипажа!

– Старик сейчас оперирует того беднягу, которому прострелили колено во время Призрачного Ветра; да и в любом случае, всякая текучка висит на мне. В чем дело, Камилла? – на молодом лице его расплылась обворожительная улыбка. – Чем я не подхожу? Честное слово, у меня великолепная характеристика. К тому же я думал, мы друзья – по крайней мере, собратья по несчастью, первые жертвы Ветра. Ты что, покушаешься на мой авторитет?

– Юэн, негодник, – невольно улыбнулась Камилла, – ты просто невозможен! Да, пожалуй, это именно текучка. Пару месяцев назад главврач объявил, что наши контрацептивы больше не действуют – и, похоже, мне как раз не повезло. Я хотела бы поскорее сделать аборт.

Юэн негромко присвистнул.

– Прошу прощения, Камилла, – мягко произнес он. – Ничего не получится.

– Но я же беременна!

– Значит, поздравляю – или что там еще полагается говорить в таком случае. Может быть, ты даже войдешь в историю как первая здешняя мать – если, конечно, тебя не опередит кто-нибудь из коммуны.

Камилла недоуменно нахмурилась.

– Полагаю, мне все же придется обратиться к доктору Ди Астуриену, – деревянным голосом произнесла она. – Вы, судя по всему, не знакомы с правилами Космофлота.

Юэн с жалостью посмотрел на нее; с правилами Космофлота он был знаком, и даже слишком хорошо.

– Ди Астуриен ответил бы точно так же, – мягко сказал он. – Ты ведь наверняка слышала, что в колониях аборты делают только в самых крайних случаях – если точно известно, что ребенок будет страдать тяжелыми наследственными заболеваниями, или если роды угрожают жизни матери; честно говоря, я не уверен даже, что прогнозирование наследственности нам здесь под силу. Высокая рождаемость абсолютно необходима – по меньшей мере, первые три поколения; наверняка же ты знаешь, что Экспедиционный Корпус и заявлений не принимает от женщин, если те переросли репродуктивный возраст или отказываются подписать обязательство иметь детей.

– Но мой случай особый! – вспыхнула Камилла. – Я-то ни в какой Экспедиционный Корпус заявлений не подавала, я офицер Космофлота! К тому же ты и сам прекрасно знаешь, что для женщин с учеными степенями делается исключение – иначе ноги бы моей не было в колониях; мне слишком дорога моя карьера! Юэн, я этого так не оставлю! Черт возьми, не могут же меня заставить иметь ребенка! Что за бред!

Юэн печально улыбнулся.

– Камилла, сядь и успокойся, – произнес он. – Во-первых, милая, тот факт, что у тебя ученая степень, делает тебя для нас вдвойне ценной. Твои гены гораздо нужнее нам, чем твои инженерные таланты; таланты такого рода пригодятся тут поколений через пять-шесть, в лучшем случае. Но без твоих генов, без твоих выдающихся математических способностей генофонд наш значительно обеднеет, а этого допустить никак нельзя.

– Ты хочешь сказать, что меня заставят рожать? Я что вам, доисторическая женщина, ходячее чрево с какой-нибудь дикарской планеты? – Лицо ее побелело от ярости. – Немыслимо! Да все женщины из экипажа тут же объявят забастовку, стоит им услышать это!

– Сомневаюсь, – пожал плечами Юэн. – Во-первых, ты поставила закон с ног на голову. Экспедиционный Корпус даже не рассматривает заявлений от женщин, если у них плохая наследственность, если они вышли из репродуктивного возраста или не желают подписывать обязательства иметь детей – и только в порядке исключения принимаются женщины старше репродуктивного возраста: если имеют ученую степень. В любом же другом случае шансы отправиться в колонии становятся практически нулевыми – ты вообще в курсе, сколько обычно приходится ждать? Я прождал четыре года; родители Хедер внесли ее в списки, когда ей было, десять – а сейчас ей двадцать три. А после того как приняли новые демографические законы, некоторым женщинам приходится ждать по двенадцать лет, только чтобы завести второго ребенка. Двенадцать!

– Делать им больше нечего, что ли! – в голосе Камиллы звучало отвращение. – Один ребенок – уже более чем достаточно; если, конечно, у женщины есть что-то в голове, кроме застарелых комплексов и неврозов!

– Камилла, – Юэн старался говорить как можно мягче, – всему этому есть чисто биологическое объяснение. Еще в двадцатом веке экспериментировали на крысах – да и опыт гетто кое-чему научил; короче, выяснилось, что первейшая реакция на критическое перенаселение – атрофия материнского инстинкта. Это патология в чистом виде. Человек – рассудочное животное; поэтому социологи выдумали всякую там эмансипацию и прочее – но на самом-то деле все сводится к обычной патологической реакции на перенаселение. Если нельзя было позволить женщинам иметь детей, приходилось изыскивать им какое-нибудь другое занятие – ради их собственного душевного здоровья. Но это проходит. Отправляясь в колонии, женщины подписывают обязательство иметь не меньше двух детей – но большинство из них, стоит вырваться с Земли, снова обретают умственный и эмоциональный баланс, и в средней колониальной семье обычно четыре ребенка – что, в общем-то, близко к норме, с точки зрения психологии. К тому времени, когда тебе придет черед рожать, нормальный гормональный баланс, будем надеяться, восстановится, и из тебя выйдет превосходная мать, Если же не восстановится – что ж, ребенок все равно унаследует твои гены; а приемную мать можно будет всегда найти среди тех женщин, которые пока стерильны. Поверь мне, Камилла…

– Хочешь сказать, что я должна родить этого ребенка?

– Именно должна, – ответил Юэн, и голос его неожиданно посуровел, – и не ты одна; если, конечно, у вас получится нормально доносить. Пятьдесят процентов – вероятность, что у тебя случится выкидыш. – Глядя Камилле в глаза, он ровным, без выражения, голосом сообщил ей те же цифры, что Мак-Аран слышал утром от Морэя. – Если нам повезет, Камилла, то получается, что сейчас нестерильных женщин пятьдесят девять. Если даже все они забеременеют в этом году, то в лучшем случае выживут двенадцать детей… а если мы не хотим, чтобы наша колония вымерла, то должны увеличить свою численность человек хотя бы до четырехсот, прежде чем самые старшие женщины выйдут из репродуктивного возраста. Очень долго мы будем балансировать на грани – и у меня такое ощущение, что если женщина откажется иметь столько детей, сколько она способна физически, ее просто не поймут: она будет даже не Врагом Общества Номер Один, а…

В голосе Юэна сквозила суровость; но, благодаря обостренной чувствительности, какой наделил его еще первый Ветер, он словно бы собственными глазами увидел чудовищные картины, разворачивающиеся перед мысленным взором Камиллы:

«Не личность, а просто вещь, ходячее чрево, инструмент для продолжения рода, безгласный, безмозглый… просто племенная кобыла…»

– Камилла, не так все мрачно, честное слово, – сочувственно проговорил он. – Твои таланты зря не пропадут. Но ничего тут уже не изменишь. Я понимаю, тебе, наверно, тяжелее, чем другим – но все тут в одинаковом положении. От этого зависит наше выживание. – Он отвел глаза, такая нестерпимая мука была в ее взгляде.

– Может быть, – произнесла она, горько скривив губы, – в таком случае лучше было бы и не выживать.

– Думаю, этот разговор стоит отложить на другой раз, когда ты будешь лучше себя чувствовать, – тихо сказал Юэн. – Я выпишу тебе направление на предродовое обследование у Маргарет…

– …никогда!

Юэн вскочил с места. Сделав за спиной Камиллы знак медсестре, он крепко схватил девушку за локти так, что та не могла пошевелиться. В предплечье Камиллы вонзилась игла; девушка метнула на Юэна сердитый, подозрительный взгляд, но глаза ее уже начали затуманиваться.

– Что…

– Безвредное успокоительное. Запасы уже подходят к концу, но пока можно позволить себе такую роскошь, – спокойно пояснил Юэн. – Камилла, а кто отец? Мак-Аран?

– Не твое дело! – огрызнулась она.

– Согласен – но я же не любопытства ради; это нужно для генетического архива. Капитан Лейстер?

– Мак-Аран, – сердито, но без прежнего пыла произнесла Камилла; и внезапно острой, грызущей болью резануло воспоминание: как они были счастливы, пока дул Ветер…

Юэн с глубоким сожалением посмотрел на забывшуюся тяжелым сном девушку.

– Свяжитесь с Рафаэлем Мак-Араном, – распорядился он. – Пусть будет рядом, когда она придет в себя. Может, у него получится вправить ей мозги.

– Как можно быть такой эгоисткой! – с ужасом в голосе произнесла медсестра.

– Она воспитывалась на орбитальной станции, – объяснил Юэн, – и в колонии Альфы. В пятнадцать она поступила на службу в Космофлот, и всю жизнь ей втолковывали, что деторождение – не для нее. Ничего, научится. Это только вопрос времени.

Боюсь, подумал он, большинство женщин из экипажа думают точно также; а стерильность может быть вызвана факторами далеко не только физиологическими, но и психологическими. И сколько может понадобиться времени, чтобы преодолеть давно и прочно вбитые страх и отвращение…

Да и возможно ли это – поднять численность колонии выше порога выживания на столь суровой и негостеприимной планете?

12

Сидя подле спящей Камиллы, Мак-Аран прокручивал в памяти недавний разговор с Юэном Россом. Объяснив все насчет Камиллы, врач задал один-единственный вопрос.

– Не помнишь, Рэйф, занимался ты еще с кем-нибудь сексом во время Ветра? Поверь, это не просто досужее любопытство. Некоторые вообще не могут вспомнить или называют добрых полдюжины имен. Собрав до кучи кто что точно помнит, можно будет начать действовать методом исключения; я имею в виду составление генетического архива. Например, если какая-нибудь женщина говорит, что отец ее будущего ребенка – кто-то из трех данных мужчин, достаточно взять у всех троих кровь на анализ, чтобы хоть примерно установить, кто на самом деле отец.

– Только с Камиллой, – чуть помедлив, отозвался Мак-Аран.

– Удивительное постоянство, – улыбнулся Юэн. – Надеюсь, ты сумеешь хоть немного вправить ей мозги.

– Честно говоря, с трудом представляю себе Камиллу в роли матери, – медленно проговорил Мак-Аран, чувствуя себя предателем.

– Какая разница? – пожал плечами Юэн. – У нас будет предостаточно женщин, желающих, но не способных иметь детей: кто не доносит до срока, у кого родятся мертвые. Если ей так уж неохота возиться с воспитанием, в чем, в чем, а в приемных матерях у нас недостатка не будет!

И вот Мак-Аран не сводил взгляда со спящей на кушетке Камиллы, а в душе у него закипало негодование. Любовь между ними, даже в лучшие моменты, возникала из антипатии, колебалась между враждебностью и безудержной страстью; и вот сейчас гнева было не сдержать. «Испорченная девчонка, – проносилось в голове у Мак-Арана, – всю жизнь все ей потакали – и вот стоило появиться хоть малейшему намеку на то, что нужно поступиться собственным удобством ради каких-то других соображений, она тут же поднимает шум! Черт бы ее побрал!»

Можно было подумать, ожесточенность его мыслей передалась Камилле, беспокойно дремлющей в ослабевающих тенетах навеянного уколом сна: голубые глаза ее, окаймленные длинными черными ресницами, широко раскрылись, и непонимающий взор, пройдясь по полупрозрачному пластику стен госпитального тента, остановился на Мак-Аране.

– Рэйф?

На мгновение по лицу ее скользнула тень боли. «По крайней мере, – подумал Рафаэль, – она больше не зовет меня Мак-Араном».

– Мне очень жаль, что ты не слишком хорошо себя чувствуешь, любовь моя, – как можно мягче произнес он. – Меня попросили немного посидеть с тобой.

Нахлынули воспоминания, и лицо Камиллы заледенело; Мак-Арану показалось, что боль ее передалась ему со всей остротой и пронзительностью, и былое негодование как рукой сняло.

– Камилла, честное слово, мне очень жаль. Я понимаю, ты этого не хотела. Если уж тебе надо кого-нибудь ненавидеть, ненавидь лучше меня. Это моя вина; понимаю, я действовал совершенно безответственно…

Его нежность, его готовность принять на себя всю вину обезоружили ее.

– Нет, Рэйф, – с болью в голосе проговорила она, – так нечестно. Когда все случилось, мне хотелось этого ничуть не меньше, чем тебе, поэтому не надо терзаться. Беда в том, что все мы давно разучились ассоциировать секс и беременность, мы для этого теперь слишком цивилизованны. К тому же никто из нас не мог знать, что стандартные контрацептивы не работают.

Мак-Аран нагнулся к кушетке и взял Камиллу за руку.

– Ладно, значит, мы виноваты оба. Но неужели ты не можешь попробовать вспомнить то время? Как нам было хорошо?

– Тогда я была не в себе. И ты тоже.

В голосе ее было столько горечи, что Мак-Аран дернулся, как от боли. Камилла попыталась высвободить руку, но он удержал в ладони ее тонкие пальцы.

– Камилла, сейчас я вполне в здравом уме – по крайней мере, так мне кажется – и я по-прежнему тебя люблю. Мне не хватает слов, чтобы выразить, как сильно.

– А мне казалось, ты должен меня ненавидеть.

– Ну как я могу тебя ненавидеть? Конечно, меня беспокоит, что ты не хочешь этого ребенка, – добавил он, – и будь мы на Земле, может, я и согласился бы, что у тебя есть право выбора… сохранять ребенка или нет. Конечно, это меня тоже беспокоило бы… и я, разумеется, не собираюсь сокрушаться насчет того, что нашему ребенку предоставляется шанс выжить.

– Значит, – вскинулась Камилла, – ты рад, что меня хотят заставить рожать?

– Ну как могу я быть рад чему бы то ни было, что делает тебя такой несчастной! – в отчаянии воздел руки Мак-Аран. – Ты думаешь, мне приятно видеть тебя в таком состоянии? Это меня просто убивает! Но ты беременна, и тебе плохо, и если тебе делается хоть немного лучше, когда ты даешь волю языку… Камилла, я люблю тебя, и что мне остается, кроме как все выслушивать и пытаться изредка вставить что-нибудь обнадеживающее? Если бы только ты не была так несчастна – а я так беспомощен!

Его беспокойство и смятение передались Камилле в полную мощь – и она, привыкшая ассоциировать этот эффект исключительно со временем Ветра, была поражена настолько, что былое негодование и жалость к себе как рукой сняло. Она медленно приподнялась на кушетке и взяла Рафаэля за руку.

– Рэйф, ты ни в чем не виноват, – тихо произнесла она, – и если мое поведение так тебя беспокоит, я… попробую исправиться. Не в моих силах притворяться, будто я хочу ребенка… но если иначе никак – а иначе, похоже, никак – я рада, что он твой, а не чей-то другой… Полагаю, – добавила она, слабо улыбнувшись, – при том, как все было, это мог быть кто угодно… но я рада, что это был ты.

Рэйф Мак-Аран обнаружил, что потерял дар речи – а потом понял, что тот ему, в общем-то, и не нужен. Он нагнулся и поцеловал Камилле руку.

– Я сделаю все, что смогу, лишь бы тебе было полегче, – пообещал он. – Боюсь только, в моих силах очень немногое.

Последними на профессиональное освидетельствование к Представителю Колонии явились главный инженер Лоуренс Патрик и капитан Лейстер.

– Знаете, Морэй, – сказал Патрик, – до того, как заняться фотонным приводом, я работал в фирме, проектирующей, малые вездеходы. Железа, уже снятого с корабля, хватит на несколько таких машин – и на каждую можно поставить маленький реактор-конвертер. Наверняка это очень помогло бы при поиске полезных ископаемых, и я готов организовать сборку. Когда можно будет приступить?

– Простите, Патрик, – произнес Морэй, – но в лучшем случае через несколько поколений.

– Не понимаю. Разве это не помогло бы при поиске и добыче полезных ископаемых? Или вы задались целью создать уклад настолько дикарский и варварский, насколько возможно? – сердито выпалил инженер. – Не хватало еще, чтобы в Экспедиционном Корпусе оказалось сплошное засилье антитехнократов и неоруралистов!

– Никакого засилья, – невозмутимо покачал головой Морэй. – К вашему сведению, свою первую колонию я организовывал с широким использованием электричества и вообще по последнему слову техники, и до сих пор очень ею горжусь; честно говоря, я намереваюсь – точнее, ввиду нашей с вами общей беды, правильней было бы сказать намеревался – удалившись на покой, поселиться именно там. И мое назначение в колонию Короны как раз и означает, что я специализируюсь в основном на технических цивилизациях. Но так уж вышло…