6

Пять дней они шли по горам, переползая с гребня на гребень, которые становились все ниже. По мере спуска жара усиливалась, а джунгли становились все гуще. Появились новые виды деревьев, кустарников, лиан, колючих растений. Особенно колючих. Дэйна уже не удивляло, что их с Райэнной одежда пошита из кожи; полотняные юбки разлетелись бы в клочья уже к концу первого дня путешествия, а на третий день им пришлось бы вышагивать нагишом. Даже ящеры с их толстой шкурой получали царапины.

Еще дважды на них нападали рашасы. Один приземлился аккуратно на кончик копья Райэнны, и Дэйн взмахом сабли отсек животному голову. Другого в полете перехватил громадной лапой Аратак. В мгновение ока гигантский человек-ящер схватил сопротивлявшегося и шипевшего хищника и зашвырнул его прямо в середину колючих зарослей. Побитая зверюга выбралась оттуда и метнулась в джунгли с видом, по мнению Марша, кота, застигнутого на столе с индюшкой, приготовленной ко Дню Благодарения.

На четвертый или пятый день Дэйн в разговоре с Райэнной заметил, что капитан, увидев людей в действии, стал помягче относиться к «ручным обезьянкам Аратака».

И действительно, отношение Драваша к людям стало теплее. Ночью, когда из джунглей доносились дикие крики и дюжины пар глаз отражали свет маленького костерка, он рассказывал теперь о странных мирах, которые ему довелось посетить, и о странных созданиях, с которыми им вскоре предстояло иметь дело. Как выяснилось, Драваш много лет назад, еще в юности, оказался в составе тайной экспедиции наблюдателей на этой планете.

Впрочем, капитан по-прежнему морщился, слыша очередной афоризм Аратака.

Коммуникаторы безмолвствовали. С Содружеством не было никаких контактов, за исключением связи, в которую, как подозревал Дэйн, время от времени вступал Драваш с Громкоголосым.

Чем дальше они удалялись от базы, тем чаще новые виды растительности попадались им на пути, и местами буквально приходилось прорубаться сквозь заросли с помощью похожих на мачете ножей.

На шестой, по подсчетам Дэйна, день расширяющаяся тропа вывела их в узкую долину, переходящую в широкую естественную лужайку. Оленеподобные животные скачками устремились прочь при их приближении, и Драваш указал на дальний конец лужайки, где вдоль глубокой реки тянулась серо-белая каменная дорога.

— Наша первая цель, — сказал он. — Я правильно запомнил. Это старый караванный путь.

Широкая и грязная река текла гораздо ниже уровня берегов. На противоположном берегу вставала стена джунглей. Взмахивая прозрачными крыльями, порхали насекомые размером с птичек. Что-то большое плыло посреди реки, держа над водой громадную голову как у грызуна и оставляя за собой V-образную волну, но при их приближении существо погрузилось в воду, так что Дэйн не успел его как следует рассмотреть. Он решил, что это апорра, животное размером и весом с гиппопотама, питающееся травой и водорослями и высоко ценимое аборигенами за качество мяса. Марш бы не отказался сейчас от свежего мясца, но он и Райэнна никогда не убивали для пропитания животных таких размеров, большая часть туши которого все равно осталась бы стервятникам.

Одно из насекомых пролетело слишком близко от Аратака. С поразительным проворством он протянул лапу и на лету поймал его. Дэйн отвел взгляд и слегка содрогнулся, когда ящер сунул мошку в рот и принялся жевать. Когда он впервые увидел такое, его чуть не стошнило.

— Восхитительно, — воскликнул Аратак. — Положительно, на этой планете великолепно обстоит дело с питанием!

«Так тому и быть», — решил Марш. Вечером он попытается сбить с дерева одну из сов: может быть, на вкус они напоминают куропаток.

Драваш, чьи гастрономические привычки не отличались от Аратаковых, кивнул, терпеливо соглашаясь, — его большие глаза, как заметил Дэйн, тоже устремились на поиски насекомого, — но черный ящер вздрогнул, когда Аратак добавил:

— И справедливо замечает Божественное Яйцо, что тот, кто довольствуется простой пищей, не устрашится несчастий и полный желудок даст ответ на любой из вопросов, терзающих беспокойный человеческий ум.

Дэйн ожидал услышать саркастический ответ Драваша, но тот промолчал, очевидно привыкнув к мысли, что возражать — только время терять. Пока Аратак жив, он не прекратит восхищаться вслух мудростью Божественного Яйца, и тут уже ничего не поделаешь. Капитан лишь кротко заметил:

— Жаль, что философия не заменяет еду и питье, а то бы мы никогда не испытывали голода.

Аратак выудил из зубов хитиновый кусочек крылышка и произнес:

— Увы, философия одна, без пищи и питья, является скудным кормом; однако же пища и питье без философии недолго смогут удовлетворять существо разумное.

Марш счел хорошим знаком, что рептилии стали переходить на местную пищу, это следовало бы сделать всем четверым, поскольку, как только они окажутся среди аборигенов, начинать будет поздно. Пока же Дэйн и Райэнна попробовали с предосторожностями лишь несколько местных корешков и фруктов; времени охотиться не было, приходилось полагаться лишь на рацион неприкосновенного запаса, которого оставалось совсем мало, но как только они присоединятся к какому-нибудь каравану, им придется полностью переключиться на местную кухню.

Марш посмотрел на струящиеся воды, в которых скрылась апорра, и подумал о луке и стрелах. Аборигены почему-то так и не изобрели этого оружия, охотясь с копьями. Однажды вечером в лесу он и в самом деле принялся мастерить лук, но ящеры отнеслись к этому с таким ужасом, словно он, Дэйн, намеревался заявиться в город аборигенов в скафандре и с лазерным пистолетом.

«Неужели ты ничему не научился, просматривая материалы видеозаписей? Обезьяноподобные здесь не пользуются ни луками, ни реактивными снарядами! А не пользующийся копьем превращается в изгоя!»

Марш пытался протестовать — по его мнению, аборигены просто еще не додумались до лука, — и Драваш посмотрел на него так сердито, словно Дэйн лишний раз подтвердил общее мнение о тупости человекообразных.

— Они не знают, что такое лук. Разве ты не видел снимки с настенных росписей в Кишлоре?

Дэйн видел, но просто не обратил внимания, и Драваш повторил, рыча от злости:

— Они не пользуются никаким метательным оружием! Наложено строжайшее табу… Даже детей обучают тому, что бесчестно и греховно швырнуть даже камень!

Так Дэйн впервые услышал об эффективном воздействии запрещения оружия. Это его озадачило. Но он понимал, что еще многому предстоит обучиться.

Они вышли на дорогу. Громадные блоки беловатого камня без всякого раствора были так плотно пригнаны друг к другу, что между ними не пролезло бы и лезвие ножа. Марш припомнил, как ему рассказывали, что примерно в то же время земной истории на Земле тоже строились такие вот дороги, типа канала, окаймленного каменными стенами; правда, под действием времени внешние стены таких земных дорог уже рассыпались, а башмаки бесчисленных путников за века протерли в камнях углубления. А здесь недавний дождь оставил на дороге небольшие лужицы; вода не вся смогла стечь через очень дряхлые выпускные отверстия, хоть и не такие старые, как сама дорога. Два ящера с видимым удовольствием шлепали по этим лужам, как какой-нибудь горожанин, когда оставлял каменное полотно, может быть, с радостью шагал по траве обочины. Дэйн и Райэнна двигались ближе к краю, переступая через трещины, в которые пыталась ворваться поросль, посланная джунглями. Однако было заметно, что эту поросль недавно срезали и выщипывали, — Марш решил, что существует общая договоренность между племенами, чтобы каждый проходящий караван выполнял свою часть работы по очистке дороги от наступающих джунглей.

Вдоль берега реки показался открытый участок земли, и Дэйн, сойдя с дороги, стал рассматривать ил: нет ли там следов. Поскольку никто из отряда ничего не понимал в следопытстве, он добровольно взвалил на себя обязанность научиться разбираться в различных отпечатках, оставляемых местными животными. Помогали земные аналогии; но и введенные гипнотическим путем знания о местной природе немало способствовали обучению, оживляя работу памяти. Ну а чем больше занимаешься каким-либо делом, тем больше растет мастерство.

Он понимал, что даже на Земле над следопытом-недоучкой могли посмеяться опытные люди, которые сразу видели бы ясную картину там, где он различал лишь бесформенные черточки. Но некоторые отпечатки в грязи были и ему понятны. Так, например, вот этот трехпалый перепончатый след принадлежал апорре, и для него не составило труда разобрать, что рядом — следы рашас, и прочитать историю, которую поведали отпечатки. Хищник вышел из джунглей, остановился попить на берегу и вскоре выбрался на дорогу. Дэйн разглядел едва заметные капли влаги на камнях, где зверь, — а может, это была и самка, столь же тяжелая у данного вида и еще более опасная, — стряхивал воду с морды. Слабый след уходил через дорогу к джунглям. Теперь хищник мог поджидать их впереди, и от этой неприятной мысли рука землянина потянулась проверить, свободно ли вытаскивается меч из ножен. Он открыл рот, чтобы предупредить остальных — ведь они теперь, шагая по дороге, созданной цивилизацией, могли полагать, что выбрались из джунглей, — когда Райэнна остановилась и повернулась к нему.

— Послушай, — сказала она, — что это за шум?

Дэйн прислушался; издалека доносились какие-то мелодичные звуки, словно звучали колокольчики. «Вот идет Санта-Клаус…» Под этим палящим солнцем, от которого катился пот со лба, звук казался нелепым; отраженные от камней солнечные лучи направляли жар волнами вверх, и Марш ощущал себя стоящим на поверхности раскаленной сковородки.

Те щели, что служили ящерам ушами, были не столь чутки; прошло несколько минут, прежде чем Драваш поднял голову, прислушиваясь к странному позвякиванию.

— Колокольчики ганджиров, — сказал он. — Должно быть, караван идет. Вы, люди, предоставьте мне разговаривать с ними. — Он переключился с местного арго карамского языка, на котором они общались, на «высокий стиль» — древний язык ящероподобных, несколько модифицированный изменением некоторых трудных для них звуков, и этот язык — как припомнил Дэйн из полученных уроков — был, подобно латыни в средние века, языком торгового общения между самыми различными культурами.

Звон становился все громче, и за ближайшим поворотом Марш уже различал за деревьями неясные высокие силуэты. Аратак положил огромную лапу на плечо Райэнны и что-то сказал, она засмеялась.

Все четверо стояли на середине дороги. Пытаясь получше разглядеть группу сквозь деревья, Дэйн машинально сделал шаг вбок, поближе к джунглям, затем опомнился и бросил быстрый взгляд через плечо. Нет, ничего; пелена листвы висела неподвижно.

«Черт, да этот кот уже наверняка убрался на несколько миль отсюда. Кошачьи — нервные животные. Вряд ли он будет прыгать, когда с таким шумом приближается караван». Неужели они действительно едут с колокольчиками? Впрочем, шума как раз достаточно, чтобы распугать всех животных в джунглях…

Обжигающая духота, звон колокольчиков, пропотевшая одежда и веселая рождественская песенка — все смешалось у него в голове. «…Чудесное царство зимы! Ну и чушь!»

Сделав еще шаг, он смог различить высокие фигуры, черные, серые и коричневые. Колокольчики звучали все громче. Внезапно караван появился из-за поворота, и он ясно смог разглядеть крупных черно-белых крапчатых животных, длинноногих, как верблюды, но безгорбых, покачивающихся под тюками, обернутыми в грубую плотную ткань. Крошечные колокольчики позванивали на кожаной упряжи. Рядом шли люди — протообезьяны — в серых плащах, с головными уборами, украшенными перьями, и с массой цепочек и амулетов на шеях, таких же украшений, как и у Дэйна с Райэнной. Животные шли, привязанные недоуздками к общей веревке, соединяющей скорбные, слегка похожие на бычьи, морды ганджиров; длинные мощные раскачивающиеся шеи венчали выпирающие холки. Дэйн смутно припомнил, что у дикого ганджира были рога наподобие американского лося, у этих же, одомашненных, остались лишь короткие тупые выступы; а может быть, им просто отпиливали рога, как коровам.

Возглавляющий караван человек, увидев их, что-то сказал своему ганджиру и, потянув животное в сторону, перекрыл путь каравану. Он что-то прокричал. Драваш, шедший впереди, раздраженно повернулся к Дэйну.

«И что он хочет? — подумал Марш. — Чтобы я переводил?»

Драваш, предупреждающе подняв руку, внезапно застыл, и Дэйн увидел, как глаза его метнулись к лесу. Среди звуков колокольчиков слышался хруст пробирающегося между деревьев существа.

Марш отпрыгнул, выхватывая меч, как ему показалось, с мучительной медлительностью. Еще до предупреждающего крика Драваша он различил знакомый хруст листьев; разворачиваясь и занося клинок над головой, неуклюже, как железный лом, он увидел, как прижавшийся к земле рашас прыгнул. Клинок со свистом обрушился вниз, круша кости, и огромная когтистая лапа разжалась и сжалась на расстоянии менее чем в ладонь от его лица. Меч чуть не вырвался из рук, когда громадный кот рухнул на землю с раскроенным черепом.

Крики заглушил звон колокольчиков.

Дэйн поднял меч, наступив на голову еще дергающегося рашаса. Появились всадники на животных, похожих не на ганджиров, а скорее на лошадей, только рогатых и с обрезанными хвостами. Предводитель на красном животном остановился рядом с Аратаком и Дравашем, которые остались посреди дороги. Привстав в стременах, он свистнул, подавая пронзительный сложный сигнал; двое из подъехавших всадников пришпорили животных и, съехав с дороги, устремились в джунгли. Дэйн, вытиравший меч о мех рашаса, с изумлением смотрел, как всадники и животные скрывались в этих джунглях, которые представлялись ему непроходимыми из-за переплетения ветвей кустарника и лиан. С полдюжины пеших людей, держа копья наготове, двинулись вслед за двумя всадниками.

Предводитель, поерзав в седле, сверху поглядел на четверку вполне дружелюбно. У него была кожа цвета мореного красного дерева, а черные волосы местами тронула седина. Подбородок порос редкой седой щетиной. На головном уборе высился зеленый плюмаж.

Драваш, ожидавший, пока предводитель распорядится насчет поиска рашасов, наконец заговорил высоким стилем:

— Безопасной дороги и доброй торговли тебе, господин; да охранят твой путь святые и угодники. Мы — путешественники из Райфа, торгуем с теми, кто готов обменять свои прекрасные продукты этой благословенной земли на наши жалкие украшения. Мы отстали от нашего каравана во время стычки с грабителями и блуждали несколько дней в лесу, пока не вышли на эту дорогу. Я — Травааш Эффюим из Борчана, а это мой любимый старший родственник Ааратака из того же города и клана.

Дэйн внимательно прислушивался, стараясь точно запомнить произношение имен Драваша и Аратака в высоком стиле. Вот тут-то, как он понимал, и начиналась подлинная проверка их маскировки. Эти торговцы как раз и были теми людьми, которые заходили на запад дальше других, и вполне возможно, им доводилось встречаться с настоящими выходцами из Райфа, например общаясь на рынках в западных провинциях. И уж они-то могли больше знать о тех полулегендарных землях, чем оседлые жители Раналора.

У Марша напряглись мышцы, когда предводитель каравана устремил на них пристальный взгляд.

— Значит, из Райфа, — сказал он наконец. — Далеко же вас занесло, почтенный, но мы найдем вам место среди нас, и вам, и вашим слугам. И разумеется, — добавил он, переводя взгляд на Дэйна, — мы будем рады иметь в своих рядах вашего телохранителя; он разделался с этим ужасным рашасом с проворством, которое не часто увидишь. Но до нас не доходили слухи о нападении на караван. Где это произошло?

— Увы… — Драваш неопределенно указал куда-то в сторону густых зарослей, через которые они прошли. — Я не могу сказать, поскольку эти места для меня неведомы и все кажутся одинаковыми! Еще ни разу не доводилось мне бывать восточнее Тивилиша! А последний город, через который мы проходили, насколько я помню, назывался Виш… или что-то в этом роде. Не выговорю точно, — закончил он, закатывая глаза. — И в лесах мы блуждаем уже восемь или девять закатов, и я понятия не имею, где мы находимся!

Предводитель каравана задумался.

— Мы уже семь или восемь дней шагаем на запад от Вашилора и двадцать дней на север от Кишлора, — сказал он. — Возможно…

Он замолчал, когда из леса выскочил человек, одетый в короткую голубую накидку, с длинным копьем. За ним вышли еще трое, на которых поверх коротких кожаных юбок были серые куртки, выглядели они наподобие дзюдоистов, как решил Дэйн.

— Впереди бандиты, хозяин, — сказал первый и быстро добавил: — Они никак не связаны с этими людьми. Я думаю, что они нас не заметили; я оставил Одаи и Джандра наблюдать за их лагерем.

Марш услышал позади стук копыт и быстро обернулся, ожидая увидеть банду головорезов, но это был лишь один из всадников, спешащий с докладом.

— Это Джандр, — сказал хозяин каравана, вновь обращаясь к Дравашу. — Вам и вашим людям, господин, лучше присоединиться к остальным. Похоже, впереди нас ожидают неприятности. Мой сын покажет вам… — Он привстал в стременах, огляделся и проревел: — Джода! Джода! Ну куда это проклятое звездами отродье опять подевалось? Ну, если он… Джода! — вновь заревел он разгневанно, и тогда заговорил человек в голубой тунике:

— Сочту за честь, хозяин, позаботиться об этих путешественниках.

— Что-что? — Хозяин каравана заморгал, и гнев его перешел в рык неудовольствия. — О… Спасибо тебе, Копьеносец. Ну вот, почтенные, тогда, значит, отправляйтесь с господином Ромдой, а он разместит вас в безопасности со своими людьми. Ну а когда я доберусь до этого выродка… — Он отвернулся, раздраженно дернув головой, чтобы поговорить со всадником, а человек в голубом водрузил копье на плечо привычным движением, что и оценил Дэйн. Мужчина был темнокож и мускулист, и короткая голубая туника выделяла его среди людей, одетых в основном в обычные серые накидки; на ногах у него были низкие сапоги из сыромятной кожи, а голые ноги от колючек и ядовитых укусов предохраняли щитки. Был он уже не молод — очевидно, что он многими командует, — но черные волосы еще не тронула седина, а двигался он как хорошо тренированный молодой человек.

— Не соблаговолят ли почтенные последовать за мной, — сказал он и повел маленький отряд к череде ганджиров. Дэйн отметил, как взгляд Ромды задержался на его мече, затем он осмотрел и копье Райэнны. Но в основном все свое внимание он сосредоточил на Драваше и Аратаке, как на истинных предводителях четверки.

«Итак, Райэнна и я лишь слуги. Телохранители».

Где-то в глубине памяти Дэйна, забитой информацией, которую приходилось запоминать слишком быстро, отложилось нечто тревожащее, связанное с голубой туникой. Но точно в чем дело он не помнил.

Люди, которые носили такие голубые туники… Нет, Марш не мог вспомнить. Ну что ж, будем считать, что господин Ромда командует охраной каравана и что он — важная персона. Именно так он и выглядел.

«С ним надо поосторожнее! Если кто и способен разглядеть истину за нашими россказнями, так это он!»

7

Вблизи ганджиры пахли как овцы, издавая густой запах шерсти и ланолина. Их длинные носы на самом деле представляли собой хватательные приспособления, как у тапира; когда они нюхали воздух, кончики носов выступали, подрагивая, на четыре или пять дюймов надо ртом. Как и люди, ведущие их, животные нервничали. Мужчины, обступившие Ромду, засыпали его вопросами:

— Что случилось, Копьеносец?

— В чем дело? На нас напали бандиты?

— Кто эти незнакомцы? Ты поймал бандитов?

— Не будь дураком. Если бы они были бандитами, господин Ромда не оставил бы им оружие! Эй, а среди них одна девушка, вон, с длинным копьем!

— А это не рашас вопил?

— Господин Копьеносец, господин Копьеносец, скажите нам, что происходит!

— Подождите, подождите, — сказал Ромда, добродушно отмахиваясь от окруживших его людей. — Не все сразу.

Сквозь толпу протолкался юноша, почти мальчик, лет четырнадцати. На лице его был написан испуг. На смуглой коже выделялся толстый белый шрам, тянувшийся через лоб вверх и исчезавший в волосах. Человек в голубой тунике поманил его к себе.

— Отец ищет тебя, Джода. И боюсь, что он сердит.

Паренек вызывающе пожал плечами.

— В этом нет ничего нового. На нас напали, Копьеносец? А кто эти незнакомцы?

— Путешественники из Райфа, — сказал господин Копьеносец, и Дэйн услышал взволнованные восклицания в толпе, которая становилась все гуще. — Твой отец хотел, чтобы ты позаботился о них. А впереди действительно бандитская засада, — продолжил он добродушно, — но наши всадники выяснили, где они находятся, и вряд ли на такую большую группу они осмелятся напасть; в любом случае, врасплох они нас уже не застанут.

Успокоенные его уверенностью, большинство собравшихся вокруг Копьеносца двинулись назад к своим ганджирам. Но не все.

— Подойди, милашка, давай потолкуем, — услышал Марш чей-то вкрадчивый голос позади, где стояла Райэнна. — У меня для тебя кое-что есть… — Голос оборвался вскриком. Дэйн резко развернулся и увидел, как человек с вкрадчивым голосом упал на землю. Райэнна все еще держала его за руку. Когда он начал вставать, она вывернула ему руку и он вновь вскрикнул.

— Я не желаю, чтобы меня лапали, — сказала Райэнна. Она слегка сдавила его пальцы, так что хрустнули кости запястья, усиливая давление на болевую точку. — Я хочу, чтобы это было понято. Итак?

— У меня и мыслей таких не было! — Мужчина, корчась, задохнулся от боли. — Отпусти меня! Я больше не буду!

Кое-кто из людей вновь оставил своих ганджиров и подошел посмотреть. Кто-то засмеялся. Но один стоявший недалеко от Марша пробормотал:

— Надо бы ее проучить. Как думаешь, преподнесем ей урок?

— Хм-м, — усмехнулся его приятель. — Разве что вчетвером или впятером удастся с ней справиться.

Рука Дэйна опустилась на рукоять меча, но послышался тихий голос Ромды:

— Значит, четверо или пятеро мертвых дураков. Ты видел в действии ее приятеля, Дандо? Того, что с мечом?

Один из погонщиков, мощный здоровяк с переломанным носом и изуродованными ушами, натянуто ухмыльнулся.

— Но ведь ты же защитишь нас, Копьеносец, не так ли?

— Я? — Ромда, улыбаясь, покачал головой. — Мне слишком дорого мое здоровье, чтобы я лез заступаться за дурака, сующегося к чужой бабе. А за караваном следует полно маркитанток — почему бы не заняться той, которая желает найти себе покровителя?

Райэнна отпустила неблагоразумно попавшегося ей под руку погонщика ганджира; тот так и остался сидеть на земле, держась за пострадавшую руку. Она же подняла копье и присоединилась к остальным. Драваш наблюдал за происходящим раздраженно, и складки вокруг его глаз подергивались. Дэйн словно читал его мысли: опять эти протообезьяны! Аратак посматривал с озадаченным видом. Паренек Джода после всего происшедшего не спускал с Райэнны глаз.

— Следуйте за мной, — коротко сказал Ромда; инцидент был исчерпан.

Дэйн широким шагом двинулся рядом с Копьеносцем, пытаясь разобраться в сложившейся ситуации. Взять, к примеру, этого Копьеносца. Но ведь все вооружены копьями, даже Райэнна; да и у погонщиков вон к недоуздкам животных приторочены копья. Почему же этим особенным титулом величают только человека в голубой тунике?

Райэнна перехватила его взгляд, и он спросил вполголоса:

— Все в порядке, любимая?

Она кивнула с усмешкой:

— Я справлялась с такими ситуациями, когда мне еще и десяти лет не было. — Она сделала жест, призывающий к молчанию. — Тихо. Вдруг это и есть настоящий предводитель каравана, а тот, которого называют хозяином, — лишь командир охраны.

Они приближались к четырем ганджирам, на которых не было груза, запряженным в большую раковинообразную повозку на деревянных колесах, ярко и аляповато раскрашенную. Дэйн уставился на слуг, собравшихся у повозки. Те были, конечно, людьми, но не той расы, что он и Райэнна, и вообще ему не приходилось еще встречаться с существами подобного типа. И наверняка они не принадлежали к той расе, из которой происходили погонщики, Ромда и мальчик Джода. Без подбородков, с маленькими головами и тяжелыми надбровными дугами, они напоминали Маршу воссозданных из останков питекантропов Явы и Пекина. Гривы рыжих волос покрывали их головы, опускаясь на плечи и спины.

На Земле эволюционирующий человек уничтожал всех своих ближайших сородичей; здесь же доминирующая раса ящерообразных сохранила, по крайней мере, два вида разумных существ — обезьяноподобных.

В повозке восседала богато разодетая шелковисто-черная ящерица — по перепончатому гребню на голове Дэйн понял, что это женская особь, а по поведению Ромды стало ясно, что это и весьма важная персона, — господин Копьеносец поклонился чуть не до земли.

— О благороднейшая, позволь представить тебе путешественников из Райфа, — сказал он, а затем обратился к Дравашу: — Это повозка благороднейшей матери Ооа-ниши из Дома Тефраша из Раналора. — С глубоким поклоном он отступил назад, позволяя Дравашу и Аратаку приблизиться к повозке.

— Счастливы познакомиться, благородная мать, — сказал Драваш, представившись. Госпожа ящерица поклонилась, обращаясь к Аратаку, как к «почтеннейшему», видимо из-за его размеров, и по ее приглашению два громадных ящера забрались в повозку, небрежно махнув своим «слугам». Благородная мать тоже слегка им махнула, как бы позволяя существовать в ее присутствии, и Дэйн почувствовал, как кто-то тронул его за руку.