Совершенно неожиданно для себя Труф заснула, а когда открыла глаза, был уже день. Она спала не раздеваясь, поэтому, проснувшись, почувствовала себя разбитой и чумазой. Помогла холодная вода. Труф энергично умылась, и неприятное ощущение исчезло вместе с остатками паутины сна. Почувствовав себя готовой к продолжению работы во Вратах Тени и решению поставленных задач, Труф решила сегодня засесть в библиотеке и снова взяться за коллекцию. Блэкберниана оказывалась прекрасным источником для биографии Торна.

Если он и в самом деле англичанин, то в этом случае без помощи Дилана Труф не обойтись. У него в Англии много друзей, и он может попросить их поискать какие-нибудь сведения о жизни Блэкберна. Начать можно с министерства иностранных дел, оттуда, где Торн получал паспорт.

Кстати, о паспорте. Если англичане аннулировали паспорт Айрин, как она говорит, а американцы лишили ее визы на въезд в Штаты, как Джулиану удалось вернуть ей и то, и другое?

«Может быть, Айрин неправильно информировали?» — засомневалась Труф.

Раздумывая о возможных подходах к решению своих задач, Труф переоделась. К темным брюкам и белой хлопковой блузке она добавила недавно купленный вызывающе красивый пиджак, так не понравившийся Фионе. Уж если Труф не шарахается в страхе от призраков, то от нахальной девицы она тем более не собирается убегать. Джулиан, конечно, молодец, здорово он щелкнул по носу эту паскуду. Немного, правда, жестковато.

«Но поняла ли она? Вот в чем вопрос», — размышляла Труф.

Урчание в желудке напомнило Труф, что завтрак она пропустила. Экспериментировать со здоровьем не следовало бы, в случае недосыпания нужно много есть. Это Труф знала хорошо еще со времени окончания университета, когда хроническое недосыпание она в значительной степени компенсировала пиццей и шоколадными батончиками. Сейчас до такого она, разумеется, не дойдет, поэтому ленч будет как нельзя кстати. Она вышла из комнаты и направилась в столовую.

Ленч во Вратах Тени походил на шведский стол в гостинице. На столах у стены были расставлены тарелки с супами, бульонами и салатами из овощей и мяса. Как и завтрак, ленч проходил в неформальной обстановке, все вели себя достаточно раскованно, уходили и приходили когда кому вздумается.

Войдя в зал, Труф увидела Эллиса, Хиауорда и Лайт. Девушка меланхолично помешивала ложкой суп и радостно поглядывала на горку из конфет и шоколада. Увидев Труф, она улыбнулась.

— Как хорошо. — Она замолчала и наклонила голову, словно к чему-то прислушиваясь. Продолжая пристально смотреть на Труф, Лайт, казалось, уже не видела ее. — Ты чувствуешь себя лучше, — наконец произнесла она.

— Зато ты почувствуешь себя плохо, если будешь есть столько сладкого на голодный желудок, — задумчиво ответила Труф.

Эллис пробурчал что-то очень невразумительное, но, как показалась Труф, весьма похожее на комплимент. Перед отставным музыкантом стоял высокий стакан, наполненный какой-то янтарной жидкостью. Труф могла смело поклясться, что это не чай.

Лайт поежилась и демонстративно бросила ложку. С легким всплеском она исчезла в супе.

— Ну ладно, — торопливо сказала Труф. — В конце концов, не важно, в каком порядке ты будешь есть, главное — есть не только конфеты и шоколад.

— Дети, — заметил Хиауорд, не обращаясь ни к кому конкретно, — не могут жить ни со сладким, ни без него.

Лайт тут же показала ему язык. Она отставила от себя тарелку, схватила батончик шоколада и, торжествуя, впилась в него.

— Бутерброды и салаты вон там, а суп и бульон найдешь у окна. За кофе и десертом мы ходим на кухню, ленч — единственное время, когда Хоскинс дозволяет нам входить в его святилище, и то только потому, что его нет. Он отправляется за покупками, — пояснил Хиауорд.

Труф выдвинула стул рядом с Лайт, принесла себе салат и отправилась на кухню. Когда она вернулась с чашкой кофе в одной руке и завернутыми в салфетку еще горячими булочками в другой, то увидела, что ее тарелка наполовину пуста. Зато на лице Лайт играла предательская, слишком невинная улыбка.

Труф хмыкнула.

— Ничего, я знаю фокус получше, — произнесла она и добавила к остаткам салата несколько кусков холодного ростбифа. Лайт наморщила нос и продолжила поглощать десерт.

Труф попробовала ростбиф. Как и все, что готовилось во Вратах Тени, он был великолепен. Труф взяла салфетку и вытерла со щеки Лайт майонез. Внезапно она почувствовала, что ее покровительство и забота о вновь обретенной сестре становится пугающей в своей назойливости.

— Итак, что мы делаем сегодня? — весело спросила она. Вспомнился ее разговор с Карадоком. Неужели он происходил только вчера? Карадок сказал, что суть магии состоит в искусстве перевоплощаться, что она — инструмент, данный рассудку человека, и ни церковь, ни государство не имеют право отнимать его. Очень благородно и вполне сентиментально, но как все происходит в реальности?

— На сегодня храм закрыт, и мы остались без работы, — ответил Хиауорд. — Но большинству придется разучивать партии для завтрашнего ритуала. Хотя мы не новички и знаем, что будем делать, плохо, когда в священном театре вдруг возникает заминка.

Слова Хиауорда вызвали у Труф давно забытые воспоминания.

— Ты был актером? До того, как ты очутился здесь? — спросила его Труф.

— Я в любом месте «здесь», — усмехнулся Хиауорд. — Ты права, но я не буду спрашивать тебя, в каком спектакле ты меня видела, это было бы напрасной затеей. Но как ты догадалась?

— Когда я заканчивала университет, у меня был приятель, цыган, он работал на Бродвее. Он что-то рассказывал мне про театр, который ставил пьесы в темноте. Подозреваю, у них были какие-то нелады с оплатой электричества.

Хиауорд засмеялся.

— Да нет, не поэтому. Да, разговаривать с тобой нужно крайне осмотрительно. Ты слишком наблюдательна. — Серые, волчьи глаза внимательно смотрели на Труф, и она поняла, что в его словах кроется какой-то тайный смысл.

— Не знаю, какие уж там у тебя актерские данные, мой почтенный хранитель, но ты бы поменьше таскался со своим чертовым мечом, — нетвердым голосом проговорил Эллис. — Еще немного, и Джулиан проткнул бы меня насквозь. — Он взял свой стакан и допил его.

«Это шерри», — сделала вывод Труф.

— Да ты просто выронил его, запутался в одежде, — парировал Хиауорд, продолжая рассматривать Труф. — Вот почему так важно учить роль, уважаемый страж врат. Кстати об одежде. Труф, что такое ты сказала нашей маленькой Фи, ангелу сострадания в стиле Тициана? Я впервые видел, чтобы она так плохо справлялась со своей ролью.

Раз Хиауорд говорил об одежде, значит, он прекрасно знал, что произошло. А больше, решила Труф, ему знать и не следует.

— Сколько времени ты ее знаешь? — вместо ответа спросила она и, задав вопрос, поняла, что ей в самом деле это очень интересно.

— Наш круг работает около года. Мы с Эллисом занимались работой Блэкберна и раньше. Айрин и Док, так мы зовем Карадока, конечно, тоже. Фиона до встречи с Джулианом не знала ни аирт, ни эпопта.

Галльское слово «аирт» обозначает «направление», но, как некогда и Фиона, Труф представления не имела, что такое «эпопт». Кажется, она слышала это слово на одной из пленок, но не была уверена. Труф вопросительно посмотрела на Эллиса, но тот сидел, отвернувшись, не желая увеличивать познания Труф.

— Я иногда удивляюсь, — заговорил он, — почему Блэкберн не изобрел магическую систему, в которой женщинам отводилась бы менее важная роль?

— Ну, ты даешь, Эллис, — с притворной суровостью сказал Хиауорд. — Ты у нас случаем не женоненавистник?

Эллис криво усмехнулся.

— Да нет. Я просто хочу сказать, что вся работа Блэкберна во многом зависит от иеролатора и иерофекса, а ими являются женщины.

— Но есть и ритуал Анубиса, — подбросил идею Хиауорд.

— Есть, — охотно согласился Эллис. — Увидев устремленный на него взгляд Труф, он замолчал, еще раз приложился к стакану и снова заговорил: — Поскольку ты занимаешься какими-то исследованиями, я тебе скажу. Ритуал Анубиса был разработан Блэкберном для прокладывания пути, и в нем роль женщин выполняют мужчины. Он был признан в «круге огня», так называлась блэкберновская ложа в Сан-Франциско.

— Неудивительно, что там этот ритуал встретили с восторгом.

— Но я не думаю, что он когда-либо выполнялся. Потому что в этом случае можно было бы легко отыскать могилу Блэкберна и вызвать его оттуда.

Эллис был здорово пьян, но то, что он говорил, показалось Труф слишком даже для пьяного. А еще Труф почувствовала, что оккультисты напоминают академиков больше, чем она предполагала. И те, и другие круги очень замкнуты, хорошо знают, кто чем занимается, и относятся к своим конкурентам с такой же неприязнью.

— Дело в другом — найти медиума-мужчину значительно сложнее, почти все известные медиумы были женщинами. Я прав? — Хиауорд посмотрел на Труф.

Труф была благодарна Хиауорду за то, что он пригласил ее поучаствовать в разговоре. Эту тему она знала неплохо и, вероятно, Хиауорду это было известно. Но откуда?

— Самые знаменитые медиумы как раз мужчины. Возьмите Лии, он жил в восемнадцатом веке в Лондоне и принимал участие в раскрытии дела печально известного лондонского потрошителя. Не меньше известен и другой медиум-мужчина, Даниэль Хоум. Гудини хвалился, что раскроет его трюки, но потерпел фиаско. Женщин-медиумов больше количественно, их соотношение составляет приблизительно три к одному. Не знаю, почему так. Возможно, женщину легче убедить в том, что окружающий мир не всегда поддается логическому анализу.

— Скорее всего, это так, — с горечью произнес Эллис.

— Если бы мир представлял собой упорядоченное место, которое можно осмыслить логически, то мы все были бы унитарианцами, — сказал Хиауорд. — Исчезли бы войны и конфликты. Зачем и за что драться? Ну да ладно. Я должен бежать, Джулиан попросил меня съездить за кое-какими покупками в Нью-Йорк.

Хиауорд встал.

— Если ты направляешься в Нью-Йорк, я еду с тобой. Остановишься около моего дома, я там кое-что возьму. — Эллис поднялся. Стоял он очень нетвердо и, чтобы не упасть, придерживался рукой за край стола.

Хиауорд изумленно посмотрел на него.

— Не волнуйся, все, что говорил Джулиан, я хорошо помню, — пробормотал Эллис, как бы отвечая на невысказанное возражение Хиауорда. — Но позволь тебе заметить, что я не собираюсь сегодня появиться в вечернем шоу на телевидении, как это делал наш основатель. Я просто хочу посмотреть, поливает ли Дориан цветы, и взять кое-какие вещи. Становится прохладно, а у меня здесь ничего нет.

Хиауорд устремил взгляд в потолок, ища небесной защиты, затем посмотрел на Эллиса.

— Пусть гнев Джулиана падет на твою, а не на мою голову, дражайший страж врат, — произнес он. — И предупреждаю, что насчет тебя я врать не буду. — К удовольствию Труф, он взял свою тарелку, подхватил тарелку Эллиса и понес их на кухню.

«В слаженном ансамбле имени гармонии нового зона произошел маленький раскол», — подумала Труф, когда оба мужчины ушли.

Беседа прошла вполне дружески, юмор был естественным, на за всем этим осталось очень много невысказанного, и Труф хотелось бы знать, что именно не договорили Хиауорд и Эллис.

Лайт тоже собрала свои тарелки и поднялась.

— А ты что собираешься делать? — спросила ее Труф.

— Останусь с тобой, — ответила девушка.

Труф ничего не имела против этого, хотя Лайт ввиду своей неразговорчивости в качестве собеседника и товарища была не очень-то приемлема. Они прошли в библиотеку. Труф села за стол. Лайт высмотрела себе кресло, на которое падал яркий солнечный свет, удобно устроилась в нем, поджала под себя ноги и стала похожа на теплую домашнюю кошечку. Через минуту взгляд ее стал отсутствующим, и, когда Труф окликнула ее, она уже ничего не слышала.

Труф посмотрела в ее широко раскрытые серебристые глаза и удивленно покачала головой. Казалось, что сознание Лайт витало где-то далеко. Труф не стала вторично звать ее. «Пусть бедная девочка побудет одна, возможно, ей удастся забыть все то зло, что причинили ей люди, пытаясь изменить ее».

Труф удивилась, что продолжает относиться к Лайт, как к шаловливому ребенку, тогда как она совсем немногим моложе самой Труф. Сколько ей лет? Она дочь Торна Блэкберна, в этом не может быть никаких сомнений, следовательно, ей никак не меньше двадцати семи. Ведь ее мать Дебора Уинвуд, значит, она родилась не позже тридцатого апреля шестьдесят девятого года. Труф вспомнила о самоубийстве матери Лайт и поежилась. Смерть матери, какое страшное начало жизни ребенка. А что у нее было потом? Темнота и тени.

Но тут в ее жизнь вошел Джулиан. Всякий раз, когда Труф пыталась посмотреть на него как на Наполеона современного преступного мира, в ее памяти немедленно всплывало все то добро, которое он сделал для Лайт, и криминальный образ тут же увядал. Джулиан, конечно, был далеко не ангел, но то, что он сделал для бедной девушки, перевешивало его недостатки с лихвой.

Труф вздохнула и неохотно направилась к ящикам с папками. Дело Торна Блэкберна требовало изучения. В настоящее время это стало для Труф целью жизни, только она уже не могла считать его дьяволом во плоти. Мошенником, жуликом, фарисеем, кем угодно, но не хладнокровным убийцей, каким Труф считала его раньше.

И оттого, что Торн восстал из мертвых, недостатков у него не уменьшилось. Он может сменить облик, но не изменить свою прошлую жизнь. Так думала Труф, в очередной раз приступая к жизнеописанию Блэкберна.

Она начала читать письма, собранные и аккуратно, в хронологическом порядке разложенные Джулианом. Как оказалось, переписку Торн вел весьма обширную, причем не печатал письма, а только писал от руки. Почерк у него в ранних письмах — а Труф читала сейчас переписку 1959 года, — был очень плохой, неразборчивый. Разобрать некоторые письма было порой почти невозможно. К тому же и сам текст не слишком отличался от почерка. Вот какие проклятия посылал Торн из Нового Орлеана в адрес «туристического варианта» вуду и его исполнителей:

«Иногда мне так хочется открыть врата смерти и вызвать в этот падший мир Мари Лаво. Но одного я боюсь, что не эти обожравшиеся кукурузными хлопьями „втиралы“ отшатнутся от королевы ведьм, а она сама затрясется от страха, увидев этих подонков. С тех пор, как я был здесь в последний раз, тут столько переменилось…»

Дальше Торн писал о том, что, когда он приезжал в Новый Орлеан раньше, город все еще продолжал находиться под французским влиянием. Сейчас же все неприятно переменилось. Письмо заканчивалось довольно вежливой, но настойчивой просьбой прислать денег. Был и постскриптум, написанный по-гречески.

Не мудрствуя лукаво, Труф взялась за перевод.

— «То не мертво, что может вечно лгать», — бормотала она. — А дальше-то что? Ага. «И с чем-то что-то, даже смерть может умереть». Ничего себе. Ай да я, — восторженно оценила свои переводческие попытки Труф.

В 1959 году Блэкберн находился под очевидным влиянием магического искусства Говарда Лавкрафта, Жозефа Бальзамо и, несомненно, графа Калиостро, ведь Блэкберн утверждал, что ему уже более ста лет.

— А папа мой — вампир Лестат, — произнесла Труф едким тоном.

С течением времени письма становились все длиннее и длиннее. Лучше становился и почерк Торна. Труф внимательно читала написанные ровные строки детальных объяснений и описаний оккультных теорий, которые она совсем не понимала. Одно было ей ясно вполне, и это она усвоила с первых писем Блэкберна — между миром богов и миром людей есть некие врата, и открыть их можно с помощью магии.

Позже в письмах стал появляться новый титул Блэкберна, он начал называть себя «старой кровью», потомком сидхе, будто бы он избран богами еще раз попробовать открыть заветные врата. Очень часто в своих письмах Торн упоминал войну. Сначала Труф подумала, что он имеет в виду Вьетнам, но после убедилась, что Торн говорит о второй мировой войне.

Если Торну в момент смерти было лет тридцать, тогда выходило, что родился он где-то году в тридцать девятом и детство у него прошло в войну. Однако в письмах ссылки на его детство были не только очень туманны и расплывчаты, но и редки, как, например, вот эта:

»…уже в самом начале войны всем тем, кто чувствовал пульсацию высшего порядка, стало ясно — мы приближаемся к концу эры. Кроули полагал, что установление нового зона завещано в 1904 году, но он не понял Айвасса. Он был просто провозвестником, который взывал: «В пустыне проложите путь!»

«К счастью, великий зверь уже умер, — подумала Труф, глядя на дату. — Он бы не пережил такого понижения в должности. Потерять лавры Люцифера и опуститься до простого Иоанна Предтечи, вот так лишают людей земной славы». Но Кроули умер в 1947 году, то есть если его подпись на подаренной книге подлинна, то, значит, Торн знал его, еще будучи ребенком.

Труф сделал себе еще одну пометку — проверить связь между Блэкберном и Кроули, что было сделать очень трудно. Последователи Кроули были ребята замкнутые и напуганные, да и было отчего. За все время их существования на них вылили достаточно грязи.

Ну что ж, делать все равно надо…

Корреспонденция Торна подходила к концу, папок оставалось совсем немного, и все они были тоненькими. После того как письма кончились, Труф принялась за ту самую подпольную газету. Очень странно, но, получив в руки газету, Торн стал и меньше писать писем. Газетку ему оплатил один из его последователей. Как, впрочем, и все другое: дом в Хайт-Эшбери, «таинственный школьный автобус» и, конечно, Врата Тени. Торн опустошал кошельки своих поклонников очень умело, он как бы ненароком говорил им: «Я не хочу жить на милостыню и не могу позволить себе зависеть от чьих-либо прихотей».

В процессе своего исследования Труф натолкнулась на странную картину. Она выяснила, что Торн получал большие пожертвования, и решила узнать откуда. И тут она все поняла: последователями Торна Блэкберна были не просто молодые люди, а богатые и очень богатые, то есть те, кто умеет обращаться с деньгами и неохотно отдает их мошенникам.

У Торна на таких богатеньких был отточенный нюх, он чуял их издалека и, нацелившись, разорял дотла. Ибо кроме нюха у него был и некий шарм, обезоруживающий человека и делающий его покорным. Полиция прекратила расследование дела о смерти Катрин и отпустила тех, кто в 1969 году проживал во Вратах Тени, совсем не из милосердия и не от избытка либерализма. Хиппи оказались на свободе потому, что они все были богаты. Вот на эту интересную деталь Труф и наткнулась.

— Среди них не было никого беднее биржевого маклера, — сказала Труф вполголоса. — Торн явно не принадлежал к тем, кто считает, что рай может быть и в шалаше. На этот счет у него взгляды были несколько иные.

Но еще неожиданней было другое. Нигде Труф не нашла и намека на то, что Торн, выманивая у своих поклонников деньги, клал их себе в карман. Стройная теория Труф, в которой ее отец стойко занимал место мошенника и вымогателя, набивающего собственную мошну, начала рушиться. Собственно говоря, она уже рухнула. Если Торн не наживался на полученных деньгах, какой же он, к черту, мошенник?

Торн получал и наследства, хотя и не свои, но тратил все деньги на то, что называл работой. Было и несколько экстравагантных проектов, в частности отделка пола храма чистым серебром. Да, Блэкберн, оказывается, мог не только добывать деньги, но и расточать их.

— Но несмотря ни на что, его намерения были чисты, — констатировала Труф со вздохом. — Да, папа, что же мне с тобой делать? Сейчас, в начале девяностых, когда все знают цену деньгам и ненавидят алчность, стоит Труф только сообщить о финансовых делах Торна Блэкберна, и его репутация будет сразу подмочена.

Но хочет ли она делать это? Действительно, хочет? Все еще хочет?

— Джулиан идет, — провозгласила Лайт.

Услышав голос сестры, Труф чуть не подпрыгнула от неожиданности. Джулиан, одетый в тонкий свитер из шелка и твидовые слаксы, был похож на карточного шулера высокого пошиба, находящегося в отпуске. Он закрыл дверь и направился к Труф.

— Я перебил тебя? — спросил он, заглядывая в бумаги. — Составление биографической справки в самом разгаре? Извини, я не знал. — Он взял одно из писем Торна.

Внезапно Труф подумала о том, сколько же стоят все эти бесценные, невосполнимые и незаменимые письма?

— Джулиан, а как… — Она замялась. — Прости, пожалуйста, но каким образом…

Джулиан улыбнулся.

— Ты хочешь спросить, сколько квартир я обокрал? Не стесняйся, я охотно отвечу — ни одной.

Сегодня веселье Джулиана граничило с эйфорией. Таким беспечным Труф его еще не видела.

— Вижу, что я разочаровал тебя, — сказал он со смехом, — но все значительно прозаичнее. Я давал объявления во все журналы, касающиеся магии, и мне приходили предложения. Так или иначе, но все здесь находящееся я купил. Одно плохо — Торн не хранил писем, написанных ему, так что в большинстве случаев это односторонняя переписка.

Труф уже заметила это, только несколько самых тоненьких папочек содержали письма Торну. Конечно, это не значило, что писем не существовало вовсе. Где-то, может быть, они и были, но, если их не достал Джулиан, Труф могла бы попробовать сделать это. Если не деньги, то источники у нее были.

— Ты вынуждаешь меня сказать, что есть вещи, которые нельзя купить, — сказала Труф.

— Согласен, есть, но их очень-очень немного, — певучим голосом ответил Джулиан. Он едва сдерживал свою кипучую энергию и игривое настроение. — И как я успел заметить, эти вещи — самые главные в жизни. Ну а что у тебя? Удалось узнать что-нибудь интересное о Торне Блэкберне?

— Не так много. Грошовые сведения о его магических турне, чуть больше о финансовых делах. — Труф не удержалась и спросила: — Джулиан, ты знаешь о Блэкберне больше всех. Где он родился? Как получилось, что он… ну, стал заниматься оккультизмом?

— Отдаю должное вашему такту, мисс Джордмэйн. Я, право слово, ожидал, что вы скажете иначе. К примеру, «как это его угораздило заняться этим идиотизмом?». — Он выдвинул кресло и сел рядом с Труф. — Попытаюсь, насколько возможно, ответить на твой вопрос. — Он вытянул руки и стал внимательно разглядывать кончики своих пальцев, будто то, что он собирался сказать, было написано на них.

— Насколько мне известно, Торн был англичанином или по крайней мере много времени провел в Англии. Прошлое его похоже на неоконченную историю, вначале которой лежит убийство. В ней много загадок и мало ответов. Рассказывать тебе легенды, а не конкретные факты мне не хочется, — говорил Джулиан, продолжая разглядывать ладони и хорошо отполированные овалы ногтей.

Труф непроизвольно следила за ним.

— По одной из версий, англичанкой была его мать. В конце войны, в сороковых годах, она вышла замуж за американца, тогда многие так делали. А возможно, что она переехала со своим мужем в Соединенные Штаты, что говорит о том, что Торн мог родиться и здесь, — рассказывал Джулиан. — Поговаривают также, что его родители умерли очень рано, и после их смерти Торн вернулся в Англию, к родителям своей матери. В свое время ФБР завело досье на него, и часть материалов мне удалось увидеть. Проделал я это с помощью мощной магической атаки — обратился к властям и намекнул на то, что свобода доступа к любой информации гражданам США гарантирована конституцией. — Улыбаясь, Джулиан посмотрел на Труф, и она увидела его глаза, яркие и прозрачные, как Карибское море. Только взгляд их оставался по-прежнему пристальным, змеиным.

— А больше они о нем ничего не знают? — спросила она. Труф чувствовала, что стоит ей заговорить, и невидимая паутина, которой продолжал опутывать ее Джулиан, тут же рвется.

— Их больше интересовало, не с кем он ходил в школу, а с кем он встречался тогда, — задумчиво ответил Джулиан. — Очень недальновидно с их стороны, я считаю. Они не очень много насобирали, Торн был человеком крайне осторожным и подозрительным. Что касается меня, то я не старался выяснить его жизнь, мои интересы лежали совсем в другой плоскости. Подозреваю, и имею на это основания, что Торн не настоящее имя, а несколько измененная девичья фамилия его матери. Если бы я хотел выяснить его биографию, я бы начал с фамилии Торне. Настоящее его имя было Дуглас, а полностью — Дуглас Торне Блэкберн.

— Как-то странно называть его Дуг, — заметила Труф. — Полагаю, что будет нелегко, но я попытаюсь найти какие-нибудь записи о браках американских военнослужащих. И начну я с северной части Англии.

— Почему именно оттуда? — спросил Джулиан, и Труф не раздумывая ответила:

— Он говорит с акцентом, ливерпульским или бирмингемским. — Она не сразу поняла, что проговорилась. А поняв, прикусила язык, но было уже поздно. Она попыталась увести разговор. — У жителей Южной Англии произношение другое. Если Торн жил со своими дедом и бабкой, он, конечно же, многое перенял от них в произношении, — неуверенно говорила Труф.

— Акцент в голосе? — переспросил Джулиан.

Труф ожидала продолжения. «А где же ты его слышала?» — должен был спросить он.

Он действительно говорил с акцентом, но услышать его было очень непросто. Торн старательно избегал его, и только когда беседовал с друзьями, можно было услышать его. Во время концертов и выступлений уловить акцент было практически невозможно. На пленках речь звучит без акцента, а вот когда он говорил во Вратах Тени со своей дочерью, она его слышала отчетливо. Труф понимала свою оплошность, щеки ее покраснели, она опустила голову.

Джулиан молча смотрел на нее, словно обо всем догадываясь. Или Труф казалось, что у него такой понимающий взгляд?

— Я слушала записи и смотрела пленки, — произнесла она. — Отчетливо слышно, если прислушиваться. — Ее бесцветный голос звучал неубедительно. А что, если она расскажет все, что произошло, это прозвучит правдоподобней?

Джулиан продолжал внимательно разглядывать Труф.

— Да, — наконец произнес он. — Если Торн к кому-то из нас и придет, то только к тебе.

Что Труф оставалось делать? Признаваться, что она, человек, который не верит в привидения, разговаривала со своим отцом? И это после того, как она шантажом заставила Джулиана согласиться на установку в доме различного оборудования для разгона духов? Прекрасно! Труф отвернулась и заметила, что Лайт куда-то исчезла.

— Лайт, — сказала Труф.

Она встала и оглядела комнату — девушки нигде не было.

— Она была здесь, когда я входил, — безразличным голосом произнес Джулиан. — Должно быть, наши разговоры ей надоели, и она ушла. Не волнуйся, Труф, ты еще заметишь, что на своих мягких, как у кошки, лапках Лайт способна появляться так же неожиданно и незаметно, как и исчезать. Она уже не маленькая, ничего ей тут не грозит, пусть гуляет. Я нисколько не сомневаюсь, что к обеду она вернется.

— Но… — попыталась протестовать Труф.

— Не переживай, — твердо произнес Джулиан и положил свою руку на ладонь Труф.

Она неохотно опустилась в кресло. Прикосновение теплой руки Джулиана вызвало в ней легкий трепет. Нравилось ей или нет, но в словах Джулиана была определенная правда — Лайт вполне самостоятельная, дееспособная девушка, и Труф должна либо признать это, либо отправлять Лайт в больницу. В такую, из которой ее вытащил Джулиан и последствия пребывания в которой она уже видела.

— Да, ты прав, — ответила она, хотя все ее естество восставало против этих слов. Но не говорила ли в ней просто уязвленная гордость? Самоуверенность, чувство, которое Труф воспитывала в себе все эти годы, тоже может быть своего рода ловушкой?

Труф никогда еще не чувствовала себя такой неуверенной. Она понимала, что ей нужно защищать Лайт, но не знала как.

— Ну что ты так переживаешь? — тихим, почти интимным голосом произнес Джулиан. — Моя работа идет великолепно, твоя, судя по всему, тоже обещает принести некоторые плоды. Что еще нужно? Если ты считаешь, что поездка в Англию будет тебе полезной, я буду счастлив взять на себя все расходы. У меня достаточно широкие связи в определенных сферах. Тебе нужны рекомендации? Что тебя так тревожит?

— Ты очень добр ко мне, Джулиан, — протянула Труф.

— Моя цель в этом тоже просматривается, — поправил ее Джулиан. — Я не меньше тебя заинтересован в раскрытии некоторых тайн из прошлого Торна Блэкберна. Прежде всего, я хотел бы узнать, правда ли, что крестником Торна является Элайстер Кроули? Я слышал также, что дед Торна был членом ордена Золотого рассвета. Тоже было бы неплохо узнать. — Слова и манящая улыбка Джулиана возбудили интерес Труф. И не только научный.

— И когда вообще Торн родился? Пока мы считаем, что в тридцать девятом году, но никаких фактов на этот счет нет, — прибавила Труф. — Война, по крайней мере для американцев, длилась с сорок первого по сорок пятый год. Если твоя теория верна, то Торн родился не раньше сорок второго года.

— Это не исключено, — ответил Джулиан. — Тогда в шестьдесят девятом ему было двадцать семь лет.

— Когда он умер, — бросила Труф.

— Точнее, когда он исчез, — мягко поправил ее Джулиан. — И несмотря на то, что поисками Торна занимались лучшие сыщики полиции округа и штата Нью-Йорк, а также и ФБР, Торна они не нашли.

Труф покачала головой, обдумывая сказанное. У нее не было ответов даже на самые простые вопросы о Торне Блэкберне, казалось, что не только вся его жизнь, но и смерть окутаны завесой мистики и самоуверенности.

— А что, Труф, почему бы тебе не съездить в Англию? — Ей вдруг показалось, что он уговаривает ее. — Или поедем вместе. Как ты смотришь на то, чтобы провести Рождество в Париже?

— Уж не соблазнить ли ты меня решил? — Труф всегда подводила манера сначала говорить, а потом уже думать. Она снова вспыхнула. — Извини, Джулиан, я совсем не то хотела сказать, — начала она оправдываться.

— Ничего страшного не случилось. Но я действительно сделал робкую и очень галантную попытку к этому, а ты меня сразу раскусила. — Он засмеялся и, взяв руку Труф, посмотрел на ее ладонь. — Труф, ты очень восприимчива и совсем не наивна. Уверен, ты знаешь, что человек с такими возможностями, как у меня, почти ни в чем не нуждается. Я хочу попросить тебя, не согласишься ли ты пообедать со мной, но не во Вратах Тени, а в другом месте?

Труф посмотрела ему в глаза и улыбнулась. Она была так взволнованна, что не сразу сообразила, что он просит, а когда поняла, то оставалось только согласиться. Труф кивнула, как ей снова показалось, по чьей-то подсказке.