Призрачный свет

Ничего лишнего, только кровать, стул и шкаф, в котором висели несколько костюмов, рубашки и галстуки. Труф узнала их, стало быть, она действительно находится в комнате Майкла. Труф увидела плоский кожаный саквояж, но какой-то странной формы — под два метра длиной, сантиметров шестьдесят глубиной, а шириной не больше десяти сантиметров. Очень похоже на футляр от электрогитары. Или от винтовки с оптическим прицелом. Труф не стала открывать замки, маловероятно, что Майкл станет прятать «Страдающую Венеру» в шкафу, на самом виду.

Получалось, что никто из жильцов книги не брал.

Труф почувствовала, что от напряжения голова у нее начинает побаливать. И повсюду Труф слышала непонятный, очень сильный запах, от которого першило в горле и слезились глаза. Труф почувствовала дрожь, казалось, что сам дом пульсирует, бьется в такт ритму ритуала, выполняемого в самом его сердце. Труф зажмурила глаза и увидела крут, уходящее вверх пламя свечей и силу, обволакивающую Лайт. Неподалеку стоял Джулиан. На голове его была корона с изображениями луны и солнца. Светящийся нимб вокруг его головы свидетельствовал о том, что он унаследовал право продолжать работу Блэкберна и его силу.

И ее было достаточно на все, что было предписано, — открыть врата навстречу потустороннему миру.

Упавшая со свечи горячая восковая капля вернула Труф в чувство. Она открыла глаза и удивленно посмотрела вокруг. Что это было? Сон? Конечно, сон. На мгновение Труф просто заснула. Она поправила свечу в подсвечнике и пошла дальше по коридору.

Голова продолжала болеть. Свободной рукой Труф потерла виски и вдруг услышала тихое пение. Перед ней была дверь в комнату Джулиана. Труф решила осмотреть ее в последнюю очередь, потому что не хотела обнаруживать у него свою книгу и таким образом получить подтверждение своим подозрениям. Да нет, не подозрениям, Труф была почти полностью уверена, что исчезновение «Страдающей Венеры» — дело рук Джулиана.

Она осторожно открыла дверь. В комнате никого не было. Неудивительно, сейчас все находятся в храме. Труф никак не могла избавиться от навязчивой картинки происходящего в храме. Как ни старалась, она физически ощущала, как на нее волнами накатывает неведомая сила. Труф даже начала чувствовать окутывающий храм запах.

Невероятным усилием воли Труф стряхнула наваждение, уверяя себя, что это еще не галлюцинации. Комната Джулиана, казалось, насквозь пропахла ладаном, да это и неудивительно. Странно, почему его костюмы еще не пропитались им насквозь? Труф принялась обследовать комнату. Пачки исписанных листов бумаги она не трогала, строго говоря, все, что не напоминало по форме ее «Страдающую Венеру», Труф не интересовало.

В одном из ящиков Труф обнаружила конверт, а на нем измятый клочок фотографии с рваными краями. Расправив, Труф посмотрела на него и увидела одетого в длинную футболку маленького мальчика, худого, с угрюмым, недовольным лицом. Его длинные темные волосы были зачесаны назад. Что-то в хмуром мальчугане показалось Труф знакомым, она чувствовала, что где-то уже видела его. Оставалось только вспомнить где. Труф взяла конверт и высыпала из него пачку старых, пожелтевших снимков. На всех них был изображен тот же мальчишка, задумчивый и хрупкий.

При свете свечи Труф быстро просмотрела все фотографии и на одной из них рядом с мальчишкой увидела Торна Блэкберна. Следовательно, на всех фотографиях был изображен его сын, Пилгрим.

Теперь она поняла, почему все снимки показались ей такими знакомыми. Клочок, на который Труф наткнулась в самом начале, был оторван от одной из фотографий, находившегося в пакете группового снимка круга истины Торна Блэкберна. Сделан он был здесь, во Вратах Тени. Ее интересовало, кто так аккуратно оторвал кусок с Пил гримом от основного снимка? Это было сделано с таким тщанием, будто человек хотел отделить мальчика от всех остальных.

Но почему эти фотографии здесь, а не в альбоме?

Раздумывать было некогда, нужно было торопиться. Труф вытащила из кармана будильник, он продолжал работать. Уже три часа ночи, а впереди куча дел. Засунув снимки в ящик, Труф продолжила обыск.

«Страдающей Венеры» не было и здесь, но результат поисков не ошеломил Труф, оставался еще кабинет Джулиана.

Труф спустилась вниз, рассекая волны излучаемой ритуалом силы, и вошла в кабинет. Увидев на столе свечи, Труф зажгла их все, поразившись собственной беспечности. Исходящая из храма сила валила Труф, но, шатаясь, она раскрывала ящики и переворачивала бумаги, совершенно не заботясь о том, что Джулиан может заметить следы обыска.

Труф перерыла весь кабинет, напоследок обшарила все углы, поднялась с пола и подошла к столу. Книги не было.

Руки Труф тряслись, она еле сдерживалась, чтобы не вскрикнуть от охватившего ее отчаяния. Она задула все свечи, кроме своей. Труф устала, едва держалась на ногах. Она была уверена, что книга у Джулиана, только он заинтересован в том, чтобы обладать ею. Сейчас, не найдя «Венеру», Труф просто не знала, что делать дальше.

Пламя свечи метнулось и осветило резной ящик для вин. Труф направилась к нему, оставив свечу одиноко гореть на столе. Она взяла бокал, наполненный какой-то темной жидкостью. А может быть, не темной, просто Труф так показалось. Она понюхала ее и отпила глоток. Это было одно из тех восхитительных вин, которые Джулиан так любил.

«Надеюсь, это амонтильядо? За любовь к Господу, Монтрезор? Да, Фортунато, за любовь к Господу». Труф залпом выпила и налила еще. Второй бокал она пила медленно, наслаждаясь вином. Не допив его, она почувствовала действие первого бокала. Спала застилающая глаза пелена, и Труф снова увидела мир как и прежде, исчезла доводящая до безумия гипертрофированная чувствительность к ритуалу. Что там говорил Джулиан, когда поил Лайт бренди? О каких-то чакрах, которые алкоголь блокирует? Замечательно.

«Неудивительно, что Эллис пьет. То есть пил. Прекрасная штука — раз, и никаких тебе чакров, — она захихикала. — Все это Джулиан называет оккультной чувствительностью, а Дилан — проявлением наследственных экстрасенсорных способностей». Труф было, впрочем, все равно, как кто называет ее состояние, она хотела побыстрее выйти из него.

Вино разгорячило и расслабило Труф, но не лишило желания что-нибудь сделать.

Но все, что могла, Труф уже сделала. Оставалось только пойти завтра утром к Джулиану и посмотреть, что он будет делать после ее исповеди — смеяться над Труф или жалеть ее. Труф села в кресло и задумчиво уставилась на свечу.

Это было запоздалое прозрение, Труф увидела все, что ей следовало бы сделать, но чего она по слепоте своей не сделала.

Почему она не рассказала все Дилану, когда он приезжал сюда? Ведь она же хотела отправить ему свой дневник. Даже собиралась скопировать и послать копию «Страдающей Венеры». Почему Труф этого не сделала? Нужно было хотя бы сказать Дилану, что у нее есть эта книга.

Нужно было…

Хватит думать о том, что следовало бы сделать, уже четыре часа. Сейчас нужно уходить. Труф допила вино, поставила бокал и потянулась к телефону.

Сняв трубку, Труф с удивлением обнаружила, что связь есть, и по памяти набрала домашний номер Дилана.

Гудки, длинные гудки. Труф долго держала трубку, но к телефону никто не подходил. Значит, Дилана дома нет. Труф нажала на рычаг и набрала номер лаборатории. Ответили довольно быстро, но это был не Дилан, и Труф положила трубку.

Она снова подняла ее и набрала прямой телефон Дилана в лаборатории. Опять кто-то ответил, и опять не Дилан. Труф нажала на рычаг. Ей нужен Дилан, ни с кем другим она разговаривать не собиралась. А что она собиралась сказать Дилану?

«Что я схожу с ума? Что старые добрые законы во Вратах Тени не действуют? Или я собираюсь поведать ему, что в двадцатом веке я никак не могу понять, верить ли мне в магию или нет, а если да, то в какую — черную или белую? Я ничего в этом не понимаю!»

Труф оставила мысль связаться с Диланом и положила трубку. Пора признаться, что тебя обманули, как дитя, переиграли еще до того, как ты поняла правила игры. Труф налила еще вина, выпила, взяла свечу и вышла из комнаты.

— Ничего не понимаю. Может быть, у тебя есть склонность к самоубийству? Или ты плохо слышишь? Сколько раз я уже приходил к тебе, а это совсем непросто. Согласись уехать отсюда хотя бы из сочувствия. После стольких знаков, которые я подал, чувство самосохранения разыгралось бы даже у последнего идиота, а ты еще здесь. Почему? Ты что, ничего не понимаешь?

Сквозь сон Труф слышала, как на нее сыплются упреки, произносимые голосом, уже давно ставшим знакомым. Труф поднялась и села на кровати, стряхивая тяжелый сон. Чувствовала она себя неважно, еще не совсем проспавшаяся, с больной головой. Она посмотрела в окно и увидела серое предрассветное утро и фигуру Торна Блэкберна. Труф в испуге отшатнулась.

— Торн, — произнесла она, сомневаясь в реальности своего пробуждения.

— Да, это я, — ответил он, и Труф сразу успокоилась. За время общения с Блэкберном у нее выработалась своеобразная уверенность в том, что если она слышит его, то, значит, еще спит.

Труф уселась поудобнее и внимательно посмотрела на Торна. Хотя было еще темно, Труф заметила на нем ожерелье, а на пальце знакомый перстень.

— Ты нашел свои драгоценности, — заметила она.

— Пока дочь пьет, отцу приходится работать, — саркастически заметил Торн. — Очень своевременно, хотя у тебя всегда было сильно развито это чувство. Вставай, одевайся и уматывай.

— Я не могу сделать этого без Лайт, — возразила Труф в замешательстве. — И потом… — Она помолчала. — Разве ты не хочешь, чтобы врата были открыты? Если я увезу Лайт сейчас, они не смогут продолжить свои ритуалы. Джулиан тратит столько сил, я не хочу подводить его. Он чувствует, что… — Она не успела договорить.

— Он? Чувствует? — взорвался Торн. Он встал с кресла, подошел к кровати и взглянул на Труф. «Совсем как настоящий», — мелькнула у нее мысль. Труф затряслась всем телом. — Ты думаешь, что он чего-то там чувствует? — ревел Торн. — Проснись, дорогуша, здесь нет никакого Джулиана! Внизу, в храме, находится твой сводный брат Пилгрим. Не разыгрывай из себя героя, для этого у тебя недостаточно мозгов, — сокрушенно вздохнул он.

«Кровь взывает». Труф опустила голову. Как просто и как очевидно. Ей следовало бы догадаться об этом давным-давно. Сами чувства подсказывали ей. Неспроста же она инстинктивно избегала многозначительных предложений Джулиана. Ею владело двойственное отношение к нему — с одной стороны, мысль поддаться ему казалась соблазнительной и в то же время вызывала отвращение. Труф содрогнулась оттого, что так близко подошла к запретной черте.

Близость с братом…

— Но он любит… — не сдавалась она.

— Только себя, — закончил Торн. — Все остальное для него — очередная ступенька к достижению своей цели.

— А ты? — Труф устремила на отца пристальный взгляд. — Ты любил кого-нибудь в своей жизни? — требовательно спросила она, но не услышала ответа. Торн исчез. Труф бросила свой вопрос в пустоту.

Труф протерла глаза и глубоко вздохнула. Кроме нее, в комнате никого нет. Да и не было. Никто к ней не приходил, это был сон, результат нервного стресса, переутомления и чрезмерного употребления шерри.

Разве? Может быть, хватит лгать себе, отрицать свои собственные ощущения и считать явления Торна сном? Уж слишком все реально и правдоподобно.

Был Торн или нет — уже несущественно, главное, что нет никакого Джулиана, и это все меняло. Торн сказал, что Джулиан — это его сын Пилгрим. Кто из них двоих врет? Живой или мертвый?

Только не Торн.

Но зачем врать Джулиану?

«Значит, для героя у меня недостаточно мозгов? Посмотрим».

Труф быстро оделась и в доказательство своей решимости и целеустремленности положила в карман ключи от машины. Она немедленно должна встретиться с Джулианом и узнать у него всю правду.

Когда она подошла к дверям храма, участники круга как раз выходили из него. Горел свет, Труф посмотрела внутрь и вдруг почувствовала фальшь всего антуража. Ей показалось, что она попала в здание третьеразрядного театра, тщетно пытающегося удивить зрителя постановкой великой трагедии, но где ничто не соответствует размаху — ни бездарные актеры, ни аляповатые декорации. Есть только апломб, ничем не подтвержденная самоуверенность. Измотанные исполнители еле держались на ногах, они двигались автоматически, погруженные в свои мысли. Ими двигало только желание побыстрее добраться до кроватей и заснуть. Труф вошла в храм.

Запах горящих свечей примешивался к сильному запаху ладана. К потолку поднималось легкое облачко дыма. В центре стоял великолепный алтарь на маленьких колесиках, на котором лежали звериные шкуры.

Услышав звук шагов, некоторые подняли головы и посмотрели на нее, но большинство, казалось, ничего не замечая, продолжали убирать сцену. На Айрин и мужчинах были зеленые мантии, на Лайт — красная, Фиона вырядилась японкой — Труф увидела на ней никак не вязавшееся с магией голубое кимоно. Держа в руках зажженную сигарету, девица сидела на деревянной скамье, уставившись куда-то вдаль. Джулиана не было.

Красная мантия делала Лайт еще более бледной, девушка индифферентно смотрела на Труф полузакрытыми глазами, очевидно не видя ее.

Стоящий рядом с Лайт Хиауорд положил руку на ее плечо. Он выглядел страшно усталым — серое лицо, синие круги под глазами. Он что-то тихо сказал Лайт, и девушка согласно кивнула. Хиауорд повел ее к двери. Он не удивился появлению Труф, проходя мимо нее, он даже пробормотал какую-то фразу, смысл которой Труф не поняла.

Наверное, какое-нибудь приветствие. Или извинение? Труф не расслышала.

Начали выходить и остальные. Они шли молчаливой толпой, Труф посторонилась, давая им пройти.

Она осталась одна.

— Джулиан! — позвала Труф дрожащим голосом. Она уже начала сомневаться, правильно ли сделала, спустившись сюда.

Колыхнулась одна из тяжелых штор, и появился Джулиан. Как и на Фионе, на нем не было мантии. Джулиан был одет в тончайшую шелковую пижаму, под которой, очевидно, не было никакой другой одежды. В отличие от остальных Труф не увидела на его лице никаких следов усталости. Даже наоборот, оно было красным, а глаза горели диким весельем. От его блестящей кожи шел сильный волнующий запах, напомаженные волосы ниспадали на лоб острыми прядями. От всей фигуры Джулиана веяло желанием, и Труф внезапно почувствовала, как по телу ее пробежали мурашки. Труф начала охватывать животная страсть. Еще вчера она бы не задумываясь бросилась к нему и ответила на его зов, но за сутки она прошла долгий путь.

— Я должна поговорить с тобой. Прямо сейчас, — произнесла Труф.

— Пожалуйста, — ответил Джулиан. — В уголках его губ мелькнула слабая улыбка. Словно он догадывался, о чем пойдет разговор, и знал, чем он закончится. — Подожди минуту, сейчас я выйду, — сказал Джулиан, повернулся и исчез за шторой.

Труф стояла в дверях храма, не решаясь войти внутрь. Храм начал внушать ей тревогу и неприязнь. Она посмотрела на все еще стоящий посредине алтарь со звериными шкурами. Джулиан вышел, и, подойдя к алтарю, достал из-под одной из шкур какой-то сверток, завернутый в шелковую ткань.

— Я готов, — произнес он. — Может быть, пройдем ко мне?

— Джулиан, — начала Труф, но он уже повернулся и зашагал вперед.

Труф ничего не оставалось делать, как только последовать за ним.

— Ну, вот мы и дома. — Джулиан сел на обитую голубым бархатом софу и набросил на шею полотенце. — Должен сказать, что сегодня ты поднялась довольно рано. Он вытер с лица остатки ритуального масла, но даже без него продолжал выглядеть как сверкающий, полудикий бог варваров. — Что подняло тебя? — спросил он, положив полотенце на стол рядом с принесенным свертком.

Труф молчала. Здесь в тусклом свете холодного утра все ее догадки и сновидения начали казаться ей смешными. Голова продолжала болеть, и больше всего Труф хотелось поскорее уйти и завалиться спать.

— Немного вина? — предложил Джулиан. — Хотя для тебя еще рано, для меня — поздно. Ничего, назовем это поздним обедом. — Джулиан поднялся, подошел к бару, достал два длинных, на тонких ножках хрустальных бокала и наполнил их рубиновой жидкостью. Казалось, что она, как и бокалы, тоже отражают свет. — Портвейн, — пояснил он. — Когда-то давно считалось, что он насыщает кровь, — улыбнулся Джулиан. — Но как бы там ни думали раньше, сейчас это одно из маленьких житейских удовольствий, которые мы можем себе позволить. — Джулиан поставил бокалы на стол. — Присаживайся, — сказал он и сел на софу. — Я не собираюсь тебя торопить, дорогая, но сегодняшняя ночь у нас решающая, и мне хотелось бы подготовиться к ней. Прости, но много времени тебе я уделить не могу, нужно выспаться. Мои планы на сейчас — душ и постель, — произнес Джулиан. — Правда, если ты наконец-то решила присоединиться ко мне, тогда… — Он улыбнулся.

Труф поняла довольно прозрачный намек и кивнула.

«Скажи ему, — твердила она себе. — Скажи сейчас».

— Ты — сын Торна, Пилгрим Блэкберн. — Труф сама не поняла, как у нее это вырвалось.

Маска треснула и упала. Улыбка мгновенно слетела с лица Джулиана. Изменилось даже само лицо, оно стало совсем другим, хмурым и жестоким. Прежним оставался только пронизывающий, тяжелый, змеиный взгляд.

В затянувшемся молчании голос Джулиана прозвучал неожиданно. Но это говорил уже не тот Джулиан. От прежнего осталась только оболочка, кожа, внутри которой находился сейчас другой человек.

— Совершенно верно, — ответил он и широко улыбнулся. — Как ты догадалась?

До последнего момента Труф надеялась, что это неправда, что Торн — это видение, обманчивое и обманывающее. Но, вглядываясь в лицо Джулиана, точнее, Пилгрима, она видела черты лица Торна.

Перед ней сидел ее брат, который даже сейчас пытается с ней заигрывать и флиртовать. Ему совершенно не важно, что в их жилах течет одна и та же кровь. К своему стыду, и сама Труф еще чувствовала страсть к нему.

— Мне сказал Торн, — наконец ответила она на вопрос Пилгрима.

— Значит, он здесь. — Пилгрим смотрел на Труф сквозь полуопущенные ресницы. Труф заметила, что он нисколько не удивился ее заявлению. — Я так и знал, — продолжал он. — Подумать только, какое счастливое воссоединение семейства. И живые, и мертвые собираются по эту сторону судного дня, намереваясь рука об руку, с радостным пением пройти сквозь врата жизни. Хотя, должен заметить, что завтра песенка Торна будет спета.

— Пилгрим, о чем ты говоришь?

— Да, я — Пилгрим, твой потерянный братец. Почему ты не бросишься в мои объятия, сестрица? Или не рада обрести меня? — Пилгрим наклонился и стал похож на ощерившегося, выгнувшего спину дикого кота. — Ведь все эти годы я следил за тобой, знал каждый твой шаг. В конце концов я бросил это занятие, когда окончательно понял, что ты не захочешь работать со мной над приближением нового зона. И теперь представь мою радость, когда ты заявилась сюда сама и начала делать робкие попытки изучить свою наследственность. Так не отрекайся от нее, сестра моя. Ты наследница сидхе, в твоих жилах, как и в жилах моих и Блэкберна, течет кровь светлых богов, владык человечества. Торн струсил, он отказался от того, что принадлежит ему по праву, — шипел Пилгрим. — Или давай сохраним некоторую почтительность к папаше и скажем, что тогда еще не пришло время для властителя. Но сейчас уже не розовые шестидесятые годы, а девяностые. Мир готов встретить… новых героев. — Пилгрим откинулся назад и взял в руки бокал.

Его монолог показался Труф отвратительным и непонятным, у нее появилось желание немедленно оставить Врата Тени. Она попытается убедить Айрин и Лайт поехать с ней. Но если они не согласятся, Труф уедет одна. Дилан был прав, нельзя жить за других. Но как бы там ни случилось, Труф все равно когда-нибудь вытащит отсюда и спасет Лайт.

Оставаться здесь больше нельзя.

— Почему ты мне сразу не сказал, что ты мой брат? Я бы… — начала говорить Труф, но Пилгрим прервал ее.

— Ты бы читала мне нравоучительные лекции о морали и рационализме. Ну сама подумай, разве ты была бы со мной такой милашкой, если бы я тебе открылся сразу? Нет, дорогая сестричка. А ты такая красивая и соблазнительная, даже очень, — ворковал Пилгрим. Значение его слов Труф определила безошибочно.

— Ты же мой брат, — возмущенно произнесла она. Желание близости с ним исчезло, вместо него Труф наполнял ужас перед сидящим напротив нее незнакомым жестоким человеком. Как она только могла думать, что знает Джулиана?! Но какого Джулиана? Где он? Торн прав — это демон, улыбающийся, с холодными как сталь глазами.

— Ну и что? — ответил зловещим голосом Пилгрим. — Да будет тебе известно, сестрица, что сидхе не считают кровосмешение преступлением. Даже наоборот, приветствуют его. В древних храмах Египта и Атлантиды процветали традиции светлых богов. Но я вижу, что тебя это страшит. Значит, я был прав — ты еще не готова жить в новом зоне. Ты даже не давала мне книгу, хотя я неоднократно и очень ласково просил тебя об этом.

— И это ты знаешь? — Труф не удивилась, словно какой-то части ее сознания скрытые тайны Врат Тени с самого начала были известны.

— Я всегда говорил тебе, что если будешь пользоваться не только пятью известными чувствами, а подключишь и другие, то получишь лавину дополнительной информации. Я терпеливо ждал, давая тебе возможность самой отдать книгу. Правда, не поздно сделать это и сейчас. В голосе его прозвучала надежда.

«Он победил и наслаждается моим унижением». Труф начинала охватывать злость к этому наглому, самодовольному мерзавцу. Вместо того чтобы признать свою вину, он смеялся над ней.

— Где «Страдающая Венера»? — прервала его Труф.

— Прямо перед тобой, — невозмутимо ответил Пилгрим. — Я снял с нее копию пару дней назад. Помнишь, я сказал тебе, что у меня есть копировальная машина? Забыла? А сделав копию, я положил книгу на место. Несколько часов «Страдающей Венеры» в твоем тайнике не было, а ты даже ничего не заметила. Признаться, обнаружив книгу под бельем, я сначала подумал, что ты хочешь в ближайшее время уничтожить ее. Это было бы справедливо, книга не принадлежит тебе. Ты не пользовалась ею из скромности, у меня же этого качества нет. Врата должны быть открыты, и не только потому, что так хотел наш отец, а потому, что я хочу возглавить дикую охоту на тех, кто не признает себя рабами сидхе.

— Торн хотел не этого, — выкрикнула Труф.

— Что я слышу? — усмехнулся Пилгрим. — Наша сестричка вспомнила своего милого папочку. Кровь взывает? Жаль, что ты унаследовала от него всю его застенчивость. Надежды оправдал только я, его сын.

— Ну, допустим, ты унаследовал его работу, — возразила Труф. — Ты даже похож на него. Проводить свои идиотские ритуалы ты можешь сколько угодно, но результат у тебя будет нулевой, — крикнула Труф. Полмесяца этот подонок делал из нее дуру, играл с ней, как кошка с мышью. Эта мысль была Труф невыносима.

— Ты желаешь зла своему ближайшему родственнику, — покачал головой Пилгрим. — Прискорбно видеть такое негуманное отношение среди почтенного семейства Блэкбернов. Нет, дорогуша, все сработает, и ты это прекрасно знаешь. Ты чувствовала это, и ты, любовь моя, будешь тем ключом, который мне так необходим. Не моя, а твоя сила поможет приоткрыть завесу.

Труф испуганно уставилась на Пилгрима.

— Ты сошел с ума, — прошептала она.

Пилгрим вздохнул.

— Мне, может быть, не стоило бы так откровенничать, но я устал и хочу спать. Ты все время забываешь, моя дорогая свихнувшаяся на рационализме сестренка, что магия — это наука. Так говорил Торн, говорю я, и, Господи помилуй, в этом даже Майкл уверен, и только ты остаешься тверда как камень. Ну нельзя же быть такой твердолобой, — с сожалением произнес Пилгрим.

Он замолчал, потянулся и посмотрел на Труф невинными глазами. В этот момент Труф почти ненавидела его. Она внезапно заметила, что Пилгрим на глазах молодеет, превращаясь в озорного, задиристого мальчишку. Таких превращений она не видела в Джулиане.

Но Пилгрим и Джулиан — одно и то же лицо, разве не так?

— Как гласит наука, — продолжил Пилгрим, — ни одно действие не остается без последствий. Какова методика, таков и результат. Говоря проще, врата можно открыть только при трех условиях. Первое — проведение ритуала в его мельчайших деталях, а он у меня есть. Второе условие — знание места, где находятся врата. Судя по твоим увлекательным записям, ты, как и я, знаешь это место. Старый Элкана Шейдоу только слегка, самую малость, приоткрыл врата. Мы же вышибем их с петель. И третье условие — врата открываются по зову стража врат.

— А этим человеком был Эллис, — вставила Труф. — В вашем круге истины роль стража врат исполнял Эллис, он сам говорил мне это в первый день, когда я сюда приехала.

— Нет, милая моя, не Эллис, — улыбнулся Пилгрим, и Труф совершенно неожиданно почувствовала, куда он клонит. Хотя Пилгрим и сумасшедший, он прав. Только она может открыть врата, между ней и блуждающей по Вратам Тени магией установилась некая связь, которую Труф почувствовала с первого дня пребывания в поместье. Но она была еще слепа, по собственной глупости и упрямству не прислушивалась к своим чувствам.

Она поверила им только сейчас, когда стало поздно.

— Если бы ты взяла на себя труд прочитать кое-что из моих записей, когда обшаривала мою комнату, — пояснил Пилгрим, — ты бы сразу обо всем догадалась. Неужели ты всерьез подумала, что мне нужна твоя дилетантская биография Торна Блэкберна? Да стоило мне только захотеть, я бы нанял лучших частных детективов и раскопал о Торне все. Правда, я и сейчас знаю о нем несравненно больше, чем ты можешь предположить. И давно уже знал. Уловив в глазах Труф сомнение, Пилгрим продолжил: — Очень маловероятно, дорогая моя, что ты знаешь самые важные факты из биографии Блэкберна. Известно ли тебе, что Торн был двоюродным братом Катрин? А как ты отреагируешь, если я скажу тебе по секрету, что и Джордмэйны, и Блэкберны были потомками Шейдоу? Следовательно, и мы с тобой тоже ими являемся. Торн приехал сюда потому, что знал, где находятся врата. Он искал и нашел твою мать, потому что знал — его сила, сила сидхе, должна смешаться с силой человека, только тогда врата откроются. Торн не был сыном Эдварда Блэкберна, последний только усыновил его. Мать Торна была известной колдуньей, а дед его — магом. Интересно? — спросил Пилгрим. — А вот еще интересней — в некоторых кругах до сих пор считают, что только колдовство матери Торна избавило Англию от немецкого вторжения. Говорят, что после того, как Гитлер решил оккупировать Англию, на него напал беспричинный страх и он отказался от своей затеи. Еще будучи малышом, Торн участвовал в ритуалах, которые проводила его мать. Она была человеком, причем таким, который может требовать к себе почтения, а отцом Торна был сидхе, один из светлых богов.

— Зачем ты все это мне рассказываешь? — спросила Труф.

— Просто потребность перед кем-нибудь высказаться. Пей вино, — сказал Пилгрим. — Иными словами, с наследственностью у Торна было все в порядке, но подвел пол — врата поддаются только женщине, так было с начала сотворения мира. Например, невесте старого Элканы Шейдоу, девушке из индейского племени тагхана. Эта земля — ее наследство. Поэтому Торн нашел Катрин и привез сюда, во Врата Тени. И он знал, что по всей логике его дочь будет стражем врат. Торн был нетерпелив, он попытался открыть врата и сразу обнаружил свою ошибку — в отсутствие стража врат выходящая из них сила убивает. И она убила твою мать, а ты осталась сиротой. Вторично экспериментировать Торн не стал, он испугался. Я же не боюсь. — Пилгрим допил вино.

Абсолютная связность и логичность повествования Пилгрима позволяла поставить ему безошибочный диагноз — параноидальный бред. Но кого и зачем Пилгрим пытается ввести в заблуждение?

— Откуда такая самоуверенность? — спросила Труф, с усилием сохраняя остатки вежливости.

Пилгрим встал и заходил по комнате.

— Потому что завтра на алтаре будешь лежать ты, — ответил он. — Ты будешь моим иеролатором, и вдвоем мы откроем врата, разделяющие миры.

— Нет! — выкрикнула Труф, внутренне содрогаясь. — У тебя есть Фиона, — попыталась она смягчить тон.

— Эта ворюга? — ответил Пилгрим ровным, бесстрастным голосом. — Омерзительная девка. Меня от нее трясет. К тому же она не дает мне столько сил, сколько нужно. И это сделаешь ты.

— Нет, Пилгрим, не буду.

«Пора уходить». Потом она поразмышляет, был ли Пилгрим сумасшедшим всегда или таким его делали Врата Тени, а сейчас нужно бежать отсюда. И немедленно идти в полицию. Они поверят рассказу Труф, они еще помнят оккультные выкрутасы Блэкберна.

Пилгрим посмотрел на Труф, глаза его сверкали яростью.

— Что? — внезапно крикнул он. — Что ты сказала?! — Он подошел к двери, загородив Труф путь к отступлению.

Повернув ключ, он запер дверь.

— Ах ты, стерва! — Голос его дрожал от злости. — Да знаешь ли ты, что я испытал, пока ты мирно жила со своей тетушкой? Меня истязали эти скоты моралисты и били, били, старясь превратить в такое же жалкое подобие человека, каковым являются сами. Ты никогда не задумывалась, через что проходит ребенок, лишившийся родителей? Если ему повезет, его отправляют в детский дом, а если нет — в психушку, и везде его ожидают садисты и извращенцы, место которым в аду, в борделе! Я могу тебе показать такие шрамы, что ты в обморок упадешь, сестричка. — Пилгрима трясло. Труф почувствовала, что он уже не контролирует себя, и ей стало страшно. — Или увидев их, ты захочешь отдаться мне хотя бы из жалости? Хочешь, я разденусь?

Труф была беззащитна перед сумасшедшим, озлобленным маньяком.

«Отец, я вижу, что ты прав. Помоги мне».

— Я попробую, — попыталась соврать Труф и не смогла.

Пилгрим рассмеялся, его настроение резко поменялось, так случается у людей, страдающих помутнением рассудка.

— Не сомневайся, милая сестра, — сказал он неожиданно мягким голосом. — Ты сделаешь все, что я прикажу. Мне и раньше приходилось иметь дело с людьми, которые не любят повиноваться. И что же? Я легко с ними справлялся, точнее, меня даже можно назвать своего рода укротителем строптивых. Возьмем, к примеру, Эллиса. Он, видите ли, понял, кто я, и это поставило меня в затруднительное положение. Как? Да очень просто. Откуда у бывшего сироты многомиллионное состояние? Да еще в таком юном возрасте? Долгая и довольно скучная история. Он махнул рукой. — Но главное не в этом, а в том, что Эллис теперь нас уже не побеспокоит. После незапланированного полета лошадиная доза инсулина будет ему как нельзя кстати.